Текст книги "Соблазненные луной"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Рис пожал плечами.

– А я чем могу помочь?

– Надень халат и сверкни своим роскошным телом, если он заупрямится. Если ты сумеешь не реагировать на его слова, что бы он ни говорил, твое присутствие его отвлечет. Не по сексуальным мотивам, а просто потому, что всем гоблинам нравится вкус мяса сидхе. Самое худшее в мире между нами и гоблинами, по их мнению, – это что они больше не могут нас есть.

– Ты требуешь слишком многого, – сказал Холод.

Я посмотрела в его красивое высокомерное лицо и опять покачала головой:

– От тебя я ничего не требую, Холод.

– Как ты можешь требовать, чтобы Рис сидел и позволял гоблину думать о себе как о еде? Мы ложимся под гоблинов!

– Чтобы Кураг согласился продлить союз, я лягу под десяток гоблинов – буквально. – Мне надоело быть вежливой. Сколько можно слушать, как им не нравится мой план?..

Лицо Холода выразило все испытываемое им отвращение.

– Оскорбительна сама мысль о том, что кто-то из женщин-сидхе отдастся гоблинам. Мысль о принцессе крови и будущей королеве, возлежащей с ними, переходит все пределы. Даже королева Андаис никогда не опускалась так низко, чтобы приобрести расположение гоблинов.

– Китто наполовину гоблин и наполовину сидхе, и к добру это или к худу, но я привела его в силу, в силу настоящего сидхе, через секс. Никто не ожидал, что полукровка-гоблин может стать настоящим сидхе.

– Их кровь недостаточно чиста, – не унимался Холод.

– Пусть мне это не по вкусу, – вмешался Рис, – но магия Китто – это магия нашей крови. Я видел, как он сияет ею. – Он вдруг показался усталым. – О Китто не подумаешь, что он и наполовину гоблин. Он много лучше.

– Мерри, – сказал Холод, приближаясь ко мне. – Пожалуйста, Мерри, не делай этого. Не обещай привести в силу новых полукровок-гоблинов. Ты их не видела. Мало кто из них так симпатичен, как Китто. Большинство гораздо больше походят на гоблинов, чем на сидхе.

– Я знаю.

– Как тогда ты можешь на это соглашаться?

– Во-первых, я хочу продлить наш союз почти любой ценой. Во-вторых, сидхе веками вымирают, а если Китто смог стать полноценным сидхе, то и другие полукровки, возможно, сумеют пополнить наши ряды. А значит, Неблагой Двор станет сильнее, может быть, чем когда-либо был.

– Королева в восторге от того, что Мерри инициировала Китто, – напомнил Рис. – Она желает, чтобы Мерри испытала в постели других полукровок.

– А что, если Мерри забеременеет от одного из них? – поинтересовался Холод. – Сидхе не примут полукровку-гоблина в качестве короля.

– Об этом я стану думать, когда забеременею. Я делю постель с вами уже четыре месяца, а беременности нет. Мне стоит побеспокоиться о том, как бы не опоздать в этой гонке. А беспокоиться о том, кто сядет рядом со мной на трон, я буду после.

– Сидхе не примут короля-гоблина, – заявил он, словно ставя точку в разговоре.

– Мне этот план нравится не больше, чем Холоду, – сказал Рис, – но не мою лилейную задницу выставляют на торги.

Он глубоко вздохнул, словно попытался заполнить воздухом все тело от макушки до пяток. А потом сказал таким ровным голосом, что эмоций в нем вообще не осталось:

– Если ты соглашаешься с ними спать, то я уж как-нибудь могу показаться голым их царю.

– Рис! – Единственное короткое слово полностью выразило шок, испытанный Холодом.

Рис ответил ему пристальным взглядом.

– Нет, Холод. Довольно. Мерри права. – Он посмотрел на меня, и на губах мелькнула тень его привычной ухмылки. – И сильно Кураг отвлечется, увидев меня почти голым?

– Примерно так. – Я провела руками по грудям, едва помещавшимся в лифе красного купальника. Потом руки скользнули ниже, по грудной клетке, по талии, охватили бедра. Голодный взгляд Риса неотрывно следовал за моими руками. Совершенно нагой страж не мог скрыть, как подействовало на него мое шоу.

Он был из тех мужчин, что кажутся маленькими, пока не возбудятся, а потом вдруг обнаруживается, что ничего маленького в них нет. Смешок Риса заставил меня оторваться от созерцания.

– Благодарение Консорту, как же мне нравится такой взгляд у женщины!

Люди краснеют, если их ловят на том, что они на кого-то глазеют, но у меня на щеках не было румянца, когда я подняла глаза навстречу смеху Риса. Если б я не засмотрелась на его изумительное тело, это было бы понято так, что оно не стоит внимания. Весь жар, который вспыхнул бы на щеках, будь я чуть более человеком и чуть менее фейри, отразился в моих глазах. Этот жар заставил стража посерьезнеть, трехцветный глаз зажегся ответным жаром.

Ему пришлось откашляться, прежде чем сказать:

– Настолько отвлечется, значит. Ну-ну... – По его лицу пробежала улыбка. – Так, значит, твои булочки и моя задница?

Я невольно рассмеялась.

– Можно и так сказать.

Он шагнул ко мне, посмотрев так, что взгляд показался едва ли не более интимным, чем прикосновение. От этого взгляда кожа у меня мягко засветилась, словно под нею взошла луна. Волоски на теле встали дыбом, дыхание перехватило. И все от одного взгляда.

Я пыталась прийти в себя, когда он улыбнулся:

– Видеть, как твое тело реагирует на мой взгляд... – Он удовлетворенно вздохнул. – Я бы вышел к тысяче глазеющих гоблинов, лишь бы смотреть на игру света у тебя под кожей.

Мой голос подрагивал, точно как у ранней Мэрилин Монро, но я ничего не могла с этим поделать.

– Почему только ты можешь сотворить со мной такое одним взглядом?

Улыбка Риса превратилась в широченную ухмылку, взгляд метнулся к Холоду, угрюмо наблюдавшему за нами.

– Я мог бы сказать: потому, что я лучший любовник, какой у тебя был. – Он выставил ладонь навстречу подавшемуся вперед Холоду. – Но не хочу рисковать вызовом на дуэль.

– Тогда почему же? – выдохнула я.

Насмешка исчезла, сменившись глубиной чувств, интеллектом – всем, что Рису веками удавалось прятать от взглядов. Месяц назад, скорее случайно, чем по плану, Рис заново обрел способности, которых был лишен несколько столетий назад. Все мои стражи вернули часть потерянной ранее магии, но Рис получил больше всех – потому что в свое время больше всех потерял. Платой за переселение фейри в Соединенные Штаты явился отказ от более или менее крупных войн. Нас изгнали бы, начни мы воевать между собой на американской земле, а уходить нам было некуда. Решением стало создание Безымянного: существа, которому отдали самую жуткую магию обоих дворов сидхе. Но как всегда, когда имеешь дело с сырой магией, ее поведение было непредсказуемо. Кто-то из сидхе не потерял практически ничего, а кто-то – едва ли не все. Создание Безымянного не было первым случаем отказа от магии. Первый был, когда фейри хотели остаться в Европе после великой войны с людьми. Цели мы не достигли, но Рис уже тогда лишился большей части своих сил.

Безымянное отняло почти все оставшиеся. Рис из божества верховного пантеона превратился в одного из самых слабых сидхе. Он потерял так много, что не захотел больше зваться прежним именем и всем запретил его произносить. Из уважения к его желанию, а также из-за того, что сами боялись подобной судьбы, все сидхе подчинились. Его стали звать Рисом, а прошлое забыли.

Месяц назад он заново обрел себя. Он стал чем-то большим. Он сумел сейчас заставить мою кожу светиться, всего лишь посмотрев на меня. Я не могла решить, в чем здесь дело – в природе его магии или только в ее силе. Наверное, последнее, потому что он был богом смерти, а не плодородия. Мое тело явно реагировало бы сильнее на магию жизни, а не смерти.

Он проговорил тихо и низко:

– Что мне нужно делать?

Пару секунд я не могла понять, о чем он спрашивает. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не рухнуть на колени.

– Что? – переспросила я.

Холод угрюмо фыркнул.

– Она опьянена магией. Мог бы быть поосторожней, Рис.

– Прошло семь столетий с тех пор, как я владел такой силой. Прости, слегка заржавел.

– Тебе понравилось, как ты на нее подействовал, – обвиняюще заявил Холод. Он подошел ко мне совсем близко, но повернуть голову и посмотреть на него казалось мне слишком большим трудом.

– А тебе не понравилось бы? – спросил Рис. Холод осекся.

– Может быть, – сказал он чуть погодя. – Но сейчас не время.

Я почувствовала сильные руки Холода на своих плечах; он мягко развернул меня лицом к себе.

– Отыщи халаты для себя и для принцессы, а я попробую это исправить.

Кажется, я слышала, как ушел Рис, но не помню наверняка. Все мое внимание поглощала грудь Холода. Круглый воротничок его белой рубашки был застегнут наглухо. Но я помнила, что находится под этой на все пуговицы застегнутой рубашкой. Я знала все выпуклости и впадинки его груди словно свои пять пальцев. По телу разлилась тяжесть – не только голова была тяжелой, но и рука, которую я подняла к Холоду, была много тяжелей, чем должна бы.

Он перехватил мою руку, прежде чем я дотронулась до рубашки. Ярко-красный лак моих ногтей казался еще ярче на фоне его белой кожи, будто капли крови.

– Было бы времени побольше... – он сказал это очень тихо, почти прошептал, – я бы пробудил тебя поцелуем, но не стоит сменять одно колдовство другим. – Он наклонился ниже, шепча мне прямо в лицо: – А если мой поцелуй не в силах околдовать тебя, я не хочу об этом знать.

Я начала бормотать что-то романтическое и глупое про то, что его поцелуи всегда были волшебными, но его ладонь на моем запястье вдруг похолодела. Стала холодной как лед. Настоящий лед! Если б мои мысли не были так затуманены, я бы отдернулась в самом начале процесса, но, конечно, если бы не туман в моей голове, Холоду и не пришлось бы этого делать. Меня будто прострелило холодом – холодом, способным заморозить кожу и заледенить кровь. Холодом таким, что у меня перехватило дыхание, а когда я все же смогла дышать, из губ вырвалось облачко морозного пара. Я отпрыгнула, и Холод не стал меня удерживать. Колдовство прошло. Голова была совершенно ясная, зато меня всю трясло от холода.

С трудом прекратив стучать зубами, я сказала:

– Черт возьми, не стоило превращать меня в ледышку!

– Прошу прощения, принцесса, но я, как и Рис, утратил большую часть силы века назад. И еще учусь снова использовать ее преимущества.

В его серых глазах будто шел снегопад: радужки напоминали стеклянные игрушки-шары, в которых летают снежинки, если встряхнуть шар. Почти все сидхе, кого я знала, светились, когда применяли свою силу, и Холод не был исключением, но когда он призывал холод – его глаза наполнялись снегом. Порой, глядя в эти серые заснеженные глаза, я думала, что если я буду смотреть достаточно долго, то увижу пейзаж в миниатюре, увижу место, где началась его жизнь, увижу время, ушедшее задолго до моего рождения.

Я отвела взгляд. Мне никогда не хватало духу, потому что я не знала, куда могут меня завести эти зимние глаза и какие секреты могут мне открыться. Что-то там, в снегу, меня пугало. Без особых оснований. Без логики. Но мне не нравился этот снег.

Была в я человеком, чуждость зрелища могла бы оправдать мое беспокойство, но я настолько человеком не была и, Богиня мне свидетель, повидала и более странные вещи, чем снегопад в чьих-то глазах.

Я уже почти согрелась. Такой холод никогда не был долгим, но мне все равно это не нравилось. Холод как-то использовал его во время секса, и хоть опыт был интересным, я никогда не просила повторения. Пытаясь скрыть, что магия Холода нервирует меня в совершенно неподобающей сидхе степени, я спросила:

– Но почему только магия Риса смогла так меня околдовать?

Я не смотрела ему в глаза. Когда-нибудь они все же вернутся к их нормальному серому цвету...

– Никто из нас не потерял так много, как Рис, а он был когда-то божеством – не чета многим.

Слова заставили меня взглянуть ему в лицо. В глазах еще улавливалось движение, но серый цвет уже вернулся.

– Никто из вас не вспоминает о тех временах.

– Говорить о том, что было утрачено и никогда не вернется, – нелегко.

– Ты хочешь сказать, что Рис был сильнее любого из вас?

– Он был Властелином Смерти. Смерть шла за ним по пятам, если он того желал. Когда он в полной силе был среди нас, никто не мог устоять перед нами.

– Но почему тогда неблагие не уничтожили Благой Двор?

– Рис не всегда принадлежал к нашему двору.

Это было для меня новостью.

– Он был благим?

Холод качнул головой и нахмурился. Он хмурился так часто, что если б у него могли появиться морщины, то на лбу и у губ пролегли бы глубокие складки – но его лицо оставалось безупречно гладким и останется таким всегда.

– Рис был самостоятельной силой. Он правил страной мертвых, и она не входила ни в землю неблагих, ни благих. Его радушно встречали при сияющем дворе, но он был сам по себе, как и многие из нас. Деление сидхе на два двора сравнительно недавнее. Когда-то дворов было много. Люди решили называть фейри, которые казались им красивыми и не причиняли им зла, благими. Тех же, кто казался уродливым или причинял им вред, они называли неблагими. Но четкой границы не существовало.

– То есть его двор был как гоблины или слуа в наше время?

– Скорее как гоблины. Царь слуа Шолто – аристократ Неблагого Двора. Они уже не являются вполне самостоятельными. У царя Курага нет титула среди нас, и ни один сидхе не имеет титула при его дворе.

Рис вернулся в белом махровом халате, подпоясанном на талии. Халат доходил ему до щиколоток, на мне он подметал бы пол. Белые кудри казались темнее на белой ткани, различие как между слоновой костью и свежевыпавшим снегом. Огтенки белого.

В руках Рис держал красный халат, подходивший к моему бикини. Халат предназначался скорее чтобы украшать, чем прикрывать тело, так что был он большей частью прозрачным, будто на кожу смотришь через огненную вуаль.

Рис переводил взгляд с меня на Холода.

– Что это вы такие серьезные? Пока меня не было, тут никто не помер случайно?

Я качнула головой.

– Насколько мне известно, нет.

Я взяла халат и скользнула в его перемежающиеся лоскутки гладкого шелка и колючей прозрачной ткани. В следующий раз куплю халат просто шелковый или атласный, без всяких вставок, которые цепляются за кожу при движении.

– Так что мне делать во время разговора с Курагом? – спросил Рис.

– Просто покажись ему. Может, задом сверкни или бедром. Помнится, филейные части они вырезают из тел в первую очередь.

Рис задумчиво склонил голову.

– А точно его расстроит – видеть мясо, которое ему не по зубам?

– Это как маленькая пытка, и имей в виду – я это слово просто так не говорю. Худшее, что можно сделать гоблину, – это показать ему что-то желанное и не дать. Показать Курагу то, чего он дико жаждет, притом что он точно знает, что ничего не получит, – это его с ума сведет.

– Или разозлит настолько, что он откажется от переговоров, – заметил Холод.

– О нет, если мы доведем Курага до такой потери самоконтроля, он никуда не уйдет. Он признает, что мы побили его в этом раунде. На следующий раз он попытается найти что-то столь же отвлекающее для нас, но обиды не затаит. Гоблины любят равное состязание. Ему польстит, что мы дали себе труд включиться в эту игру.

– Не понимаю гоблинов, – сказал Холод.

– Тебе и не надо, – сказала я. – Мой отец позаботился, чтобы я их понимала.

Холод посмотрел на меня с выражением, которое я не смогла расшифровать.

– Принц Эссус растил тебя так, словно готовил к правлению, хотя знал, что наследник – Кел, а не ты. Если б у Кела появился хоть какой-то ребенок, королева никогда не дала бы тебе шанса.

– В этом ты прав.

– Почему, ты полагаешь, принц воспитывал тебя для трона, хотя знал, что тебе не придется его занять?

– Мой отец сам был вторым ребенком, и править ему не пришлось, но его отец тоже воспитывал его как будущего монарха. Наверное, он воспитывал меня тем единственным способом, какой был ему известен.

– Может быть, – сказал Холод. – А может, принц Эссус не утратил провидческих способностей в отличие от всех нас.

Я пожала плечами:

– Не знаю, и времени размышлять на эту тему у меня нет.

Дойл показался из коридора:

– Кураг выразил желание поговорить с тобой, Мередит, но особого удовольствия он не испытывает.

– Я этого и не ждала.

– Он боится твоих врагов, – сказал Холод.

– Значит, нас таких двое, – ответила я.

– Трое, – поправил Рис.

– Четверо, – откликнулся Дойл.

Холод качнул головой, волосы засияли новогодней канителью.

– Пятеро. Я боюсь за твою жизнь. Если за нами не будут стоять гоблины, сторонники Кела снова начнут атаки.

– Тогда мы пришли к согласию, – сказала я.

Дойл обвел нас взглядом:

– И на что мы согласились?

– Я изображаю закуску для царя гоблинов, – хмыкнул Рис.

Черные на черном брови Дойла взлетели чуть не под самые волосы.

– Я что-то пропустил?

– Рис поможет мне торговаться с Курагом, – объяснила я.

– Как? – спросил Дойл.

Рис спустил халат с бледного плеча, на миг обнажив маленький твердый сосок, и снова завернулся в халат, широко улыбнувшись.

Дойл поднял брови.

– Не пойми меня неверно, но до сих пор ты был камнем преткновения в наших отношениях с Курагом. Он говорил тебе сальности, когда ты был полностью одет, а ты пеной исходил от бешенства. Почему ты решил, что сумеешь... – Он пару мгновений подыскивал слова. – Почему ты думаешь, что сможешь сегодня противостоять подначкам Курага?

– Сегодня я сам намерен его дразнить. Мерри сказала, что Кураг похож на школьного задиру, и была права. Кроме того, если Мерри может это делать, то и я могу. – Ярость вдруг снова вспыхнула у него на лице, вытеснив всю иронию. – Хотя я с гораздо большим удовольствием перебил бы всех гоблинов, чем торговался с ними.

– Забавно, – сказал Дойл. – Пару минут назад Кураг точно так же выразился о сидхе.

– Замечательно, – подытожила я. – Ну, идемте, подействуем друг другу на нервы.

Дойл пошел впереди. Со спины он казался до ужаса голым. Я поняла, что глазеть Курагу можно будет не только на меня и Риса. И подумала, как позиционирует себя Дойл – как потенциального полового партнера или как еду? Наверное, все зависело от Курага. От того, что он чувствует к мужчинам-сидхе, а еще от того, какое мясо он предпочитает – темное или белое.

Глава 3

Я услышала голос Китто из коридора, еще не дойдя до спальни. Слов было не разобрать, но голос звучал жалобно, а собеседником Китто оказался не Кураг. Это была царица гоблинов Крида, жена Курага. За последний месяц я ее по-настоящему невзлюбила.

Китто стоял перед туалетным столиком, вытянувшись во все свои четыре фута до последнего дюйма. Единственный из побывавших в моей постели мужчин, с кем я чувствовала себя высокой. Обращенная к нам голая спина была безошибочно мужская – широкие плечи и грудная клетка, узкая талия, – только уменьшенная в размере. Спереди Китто выглядел совсем как человек, а вот сзади, да еще без рубашки, видны были чешуйки. Яркие, переливающиеся – сияющая разноцветная радуга, сбегающая по спине с двух сторон от позвоночника. Я знала, что дорожки чешуек изгибаются в стороны чуть ниже, по верхнему краю ягодиц. Вся остальная кожа была перламутровым совершенством. Мать Китто, благую сидхе, во время последней большой войны изнасиловал змеегоблин.

Я отметила, что черные кудри Китто отросли до того места на шее, где начинались чешуйки. Если он хочет поддерживать гоблинский обычай выставлять напоказ свои уродства, ему вскоре придется подстричь волосы.

Когда мы вошли, он умолял Криду:

– Царица гоблинов, не вели мне это делать, пожалуйста.

Крида сидела за зеркалом. Мы видели ее так же ясно, как если бы она сидела прямо перед нами, не как в стекле. Она была не намного выше Китто, и волосы у нее тоже были черные и длинные, но у Китто кудри вились мягким шелком, а у нее даже на взгляд казались жесткими, как проволока. Глаз у нее на лице было столько, что я не могла их сосчитать. Множество глаз и множество рук, что росли у нее от плеч, придавали ей сходство с огромным пауком. Улыбка растянула ее безгубый рот и обнажила клыки, которым любой паук позавидовал бы. Ног у нее было только две, и грудей – тоже. Если бы и они имелись в большем числе, ее считали бы идеалом гоблинской красоты.

Каждый раз, когда я видела женщин-гоблинов, я недоумевала, чем гоблинов-мужчин могут привлекать сидхе. Может, дело было не столько в сексе, сколько в упоении властью и превосходством – как почти всегда при изнасиловании.

Крида наклонилась к своему зеркалу, заполнив наше дюжинами глаз и странным, не по центру расположенным ртом. Где-то среди всего этого находился нос, но все остальное впечатляло настолько, что нос приходилось разыскивать.

– Делай, что тебе говорят, – приказала гоблинка, в ее голосе появилось подвывающее рычание, которого все мы начинали уже побаиваться.

Маленькие руки Китто поднялись к поясу шорт и потащили одежку вниз.

– Китто, стоп! – скомандовала я, постаравшись вложить в голос побольше шутливости и не выдать невольной гримасой, насколько мне отвратительна Крида.

Китто вернул шорты на место и обернулся ко мне с такой откровенной благодарностью на лице, что я поторопилась притянуть его к себе, пока он снова не повернулся к зеркалу. Я нежно прижала его лицом к впадинке между плечом и шеей, погладила мягкие кудри. Он не должен был поворачиваться к Криде. Если гоблинка догадается, как он на самом деле ее боится, она горы свернет, лишь бы заполучить его в свои лапы.

– Ты мне помешала! – взвыла она.

Я улыбнулась, зная, что лицо у меня любезное и радостное, даже сияющее. Я снова обретала навык вежливой лжи, которая сохраняла мне жизнь при дворах фейри, когда я была ребенком. Нужно уметь лгать лицом, глазами, всем телом, чтобы проложить себе путь сквозь дворцовые интриги. Мне это не всегда удавалось, но гоблины тоже не очень искушены во вранье. Главным моим экзаменатором всегда была тетушка, Королева Воздуха и Тьмы, – она замечала все.

– Привет тебе, царица гоблинов! Прошу прощения, что заставила себя ждать.

Она зарычала на меня, оскалив жуткое количество клыков. Кажется, их тоже было больше положенного, как и глаз. Интересно, как она обходится без коренных зубов? Я точно знала, что зубы у нее ядовитые. У Китто ядовитые зубы – два клыка – тоже имелись, но были втяжными. Клыки Криды – нет.

Она пробормотала приветствие с выражением, больше всего походившим на скрытое бешенство:

– Приветствую Мередит, принцессу сидхе. Я не успела соскучиться. По правде, если у тебя есть чем заняться, мы с Китто поиграли бы подольше. – Она в алчной гримасе скосила на Китто большую часть глаз – но не все, их было слишком много, и размещались они слишком хаотично. Несколько глаз так и прилипли к входящим в комнату Рису и Дойлу.

Моя улыбка стала жестче.

– О чем это ты говоришь?

– Если он и вправду сидхе, как ты заявила, я хочу посмотреть, как он сияет. И чтоб он был нагишом!

За камерой – то есть из-за зеркальной рамы – прозвучал низкий голос:

– У нас тут все болтают о том, что Китто стал сидхе. Не все фейри светятся от магии или секса. Гоблины, к примеру, не светятся.

Кураг вдвинулся в поле зрения. Не такой высокий, как большинство сидхе, зато заметно шире – плечи у него шириной были чуть ли не в рост Дойла. Кое-кто из крупных гоблинов мог побороться за звание лучшего тяжелоатлета волшебной страны. Три глаза Курага, после того, что творилось на лице его жены, оставляли впечатление некоторой... незавершенности. Кожа у него была болезненно-желтая, цвета старых струпьев – или, может, пожелтевшей бумаги, хрупкой настолько, что рассыпается в руках. И вся покрыта шишками, буграми и выростами, что среди гоблинов считалось очень красивым.

В наросте на его правом плече торчал еще один глаз. Бродячий глаз, как говорили гоблины, потому что он убрел с лица. Прочие глаза Курага были желто-оранжевые, а глаз на плече – фиалковый, с черными загнутыми ресницами. На груди, немного сбоку, улыбался рот – вполне подходивший к этому глазу, с красивыми губами и ровными, почти человеческими на вид зубами. Мне приветственно помахали две ручки с бока Курага, по соседству с этими глазом и ртом. Я помахала в ответ и сказала:

– Привет тебе, Кураг, царь гоблинов. Привет и тебе, близнец Курага, плоть царя гоблинов.

Эти отдельные части принадлежали близнецу-паразиту, заключенному в теле большого гоблина. Рот мог дышать, но говорить – уже нет. Глаз и руки Курагу не подчинялись. Когда я была ребенком, я играла в карты с этими ручками, пока мой отец с Курагом занимались делами. Мне стукнуло шестнадцать, когда я сообразила, что в теле Курага заключен еще один мужчина, еще одна самостоятельная личность.

;Тогда же Кураг продемонстрировал мне собственное мужское достоинство и достоинство своего близнеца. Он думал, что два пениса меня впечатлят. Ошибался.

После этого случая я никогда не чувствовала себя с Курагом вполне комфортно. Одна мысль о том, что кто-то может быть пойман в ловушку чужого тела, не способный говорить, или идти куда хочется, или даже выбирать сексуальных партнеров себе по вкусу, наполняла меня ужасом как никакой другой генетический каприз в щедром на такие причуды мире фейри.

С того времени, как я поняла, что лишние части тела Курага – это отдельная личность, я здоровалась с ними обоими. Насколько мне известно, так больше никто не поступал.

– Привет тебе, Мерри, принцесса сидхе. – Кураг бросил взгляд на свою царицу, и она скатилась с большого кресла. Живенько, чтобы ему не пришлось намекать еще раз. Кураг не постеснялся бы залепить ей затрещину, если бы она промедлила. Собственно, он никогда не стеснялся залепить затрещину кому угодно, если тот имел несчастье ему не угодить. Гоблины его боялись, а их напугать не так уж легко.

Он умостился в кресле, крякнувшем под его коренастой мощью. Я не хочу сказать, что Кураг был толстым, – совсем нет. Он был просто крепко сбит.

– Мы целый месяц все судили да рядили, но додумалась первой Крида. Если Китто – не сидхе, то нам с тобой и говорить не о чем.

– Мы сказали тебе, что он – сидхе. Сидхе могут играть словами, но лгать впрямую нам запрещено.

– Скажем так: нам хотелось бы увидеть своими глазами.

На лице у него появилось выражение, свидетельствовавшее, что он был много умнее, чем прикидывался, и желания управляли им в гораздо меньшей степени, чем казалось. В мощном теле прятался изощренный ум. Обычно он это скрывал, но сегодня выглядел странно серьезным и очень деловым. Мне стало интересно, что же вынудило Курага отказаться от заигрываний.

Я чуть не спросила вслух, но поняла, что это было бы ошибкой. Фейри не показывают собеседнику, что того легко прочитать. В особенности если собеседник – царь. Весьма неразумно давать понять монарху – любому монарху, – что ты его видишь почти насквозь.

– Что это у тебя на уме, Кураг?

Его взгляд переместился с меня на Риса, который встал рядом со мной.

– Вижу здесь нашего белого рыцаря.

На этом месте Рис обычно включался, словно кнопку нажали: "Я не твой белый рыцарь!" Сейчас он только улыбнулся.

Кураг нахмурился. Похоже, ему не нравилось, чтобы его маленькие оскорбления пропускали мимо ушей. Он протянул в сторону большую желтую руку, и Крида подошла на зов. Кураг сгреб ее одной левой, словно она весила не больше котенка, и усадил себе на колени.

– Крида страдает по вкусу плоти сидхе. Ей не довелось трахнуть белого рыцаря, пока он был у нас.

Я скорее ощутила, чем увидела, как напрягся Рис. Пропустить мимо ушей такое он не был готов. Я слишком многого от него потребовала. Проклятие.

Но я недооценила Риса.

Он сел на кровать. Я оглянулась и увидела, что он наклонился вперед, из-за чего халат распахнулся на белой груди – белое, окруженное белым: словно отполированная слоновая кость, завернутая в облачко. Ноги он поставил на раму кровати, так что полы халата тоже слегка разошлись, открывая немного, но дразня обещанием: вот еще одно коротенькое движение – и откроются ноги, бедра, все.

Тихий звук привлек мое внимание к зеркалу. Крида постанывала на высокой ноте. Звук, видимо, задумывался как соблазнительный, но получился совершенно животным. Причем животное это было не из тех, что носят мех. Явно слышалось что-то от насекомых.

– Хочешь нам чего-то показать? – спросил Кураг.

Рис только улыбнулся.

Кураг сузил глаза. Я увидела, как по лицу пробежала первая вспышка гнева. И поняла, что поддразнивание со стороны Риса может нам дорого обойтись. Очень дорого.

Дойл сделал шаг в звенящую тишину, оттолкнувшись от столбика кровати, к которому прислонился, наблюдая представление, и встал ближе к Рису, хотя рядом со мной места было предостаточно. Он был гораздо менее одет, чем Рис, да чуть ли не гол, но ни царица, ни сам Кураг его дразнить не решались. Дойл по-прежнему оставался Мраком Королевы – или просто Мраком. Гоблины могут говорить что хотят, но тьмы они боятся, точно как все.

– Подходит время для нашего визита, Кураг, царь гоблинов, и нам нужно знать, можем ли мы посетить твой ситхен. Украсит ли принцесса Мередит собою двор гоблинов, или вы обойдетесь без украшения? – Дойл прислонился к темному дереву кроватного столбика всем своим длинным черным телом. Обычно он держался прямо, почти по стойке "смирно", но сейчас, видимо, играл на публику, как и Рис. Руки он скрестил на груди, и кольцо в соске блистало серебром. Он даже ноги скрестил в лодыжках. Плавки настолько совпадали по тону с кожей, что он казался голым. Я-то знала, как потрясающе он выглядит на самом деле без этого последнего клочка материи, но гоблины не знали.

Крида снова издала свой горловой стон. Она вытянула вперед сразу три руки, словно надеялась дотянуться до Дойла.

Кураг отдернул ее руки назад и прижал Криду к себе. Ее руки принялись ласкать Курага. Может, это был нервный жест, а может, она так возбудилась от зрелища, что должна была ласкать хоть кого-то. В культуре гоблинов, если тебе хочется секса, ты им занимаешься, где бы ты ни был или чем бы ни был занят до того. В результате деловые встречи с гоблинами проходят иногда... интересно.

– Докажите, что Китто теперь сидхе. Докажите, чтоб не осталось сомнений.

– А если докажем, – спросила я, – ты согласишься на мое предложение?

Он покачал огромной головой.

– Нет, но если он – не сидхе, то разговора вообще не будет.

Я позволила себе легкое неудовольствие:

– Так что, Китто станет устраивать для вас спектакль, а мы ничего за это не получим? Ну нет!

Руки царицы добрались до паха Курага, правда, поверх штанов. Кураг на это не обратил внимания, как будто ничего и не происходило.

– Думается, все наши разговоры – впустую. У принцессы кишка тонка сделать то, к чему ты ее подталкиваешь, Мрак.

– Я ни к чему ее не подталкиваю, Кураг. Принцесса Мередит сама вырабатывает свои планы.

Кураг покачал головой.

– Впрямую ты не солжешь, знаю, только знаю еще, что влюбленная женщина каждый намек станет ловить. Ей и приказывать не придется. Словечко там, словечко здесь... – Его глаза на миг затуманились, и он оттолкнул руки царицы. Она воспротивилась. Кураг сжал ее тонкие руки своей лапищей, словно пучок цветочных стеблей. Она уступила, только когда все ее лицо перекосило от боли. Он сохранял хватку еще с секунду, словно решил переломать ей руки, но потом отпустил.