Текст книги "В долине горячих источников"
Автор книги: Лора Вальден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Роторуа, апрель 1899
Абигайль вдруг оборвала свою исповедь и погрузилась в мрачные размышления.
Аннабель не осмеливалась требовать от нее продолжения истории. Конечно же, ей очень хотелось узнать, когда в игру вступил этот незнакомец. В конце концов, должна же она узнать, ради чего принесет в жертву мечту Гордона.
Абигайль вела себя отрешенно, а потом вдруг спросила:
– А, кстати, чем занимается Патрик О’Доннел?
Аннабель ничего не боялась так, как момента, когда однажды сестра спросит о нем. Его судьба потрясла всех в Роторуа.
– У него все хорошо, – солгала она.
– Ах, Аннабель, актриса у нас в семье одна, и это я. Ты никогда не умела притворяться. В твоих глазах написано, что ты лжешь, чтобы защитить меня от неприятной правды. Что с ним? Он… – Абигайль не договорила, не осмеливаясь произнести страшных слов.
– Нет, он жив. Но его жена, она… Она умерла, и он остался один с ребенком на руках.
– У него есть ребенок?
– Да, девочка. Милая малышка. Единственное его утешение, хоть… – Аннабель запнулась.
– Аннабель, скажи мне правду! Что случилось с его женой? Ты ведь явно пытаешься отвлечь меня от чего-то.
Аннабель смущенно уставилась в пол. Абигайль не обманешь. Женщина колебалась. Со дня внезапной смерти Джун О’Доннел по Роторуа бродили самые невероятные слухи. Однажды Абигайль все равно узнает.
– Его жена убила себя! – наконец ответила Абигайль.
– Боже мой. Кто она вообще была?
– Джун Фуллер, дочь нашего доктора. Он женился на ней, когда со времени твоего исчезновения прошел год. Она была моей подругой. Вечером накануне свадьбы она пришла ко мне и попросила совета. Излила мне душу и высказала предположение, что он все еще любит тебя, но не может простить тебе побега. И еще сказала, что Патрик просто хочет иметь семью и только потому собирается жениться на ней, милой Джун. Если бы я знала, что она сойдет с ума от этой неразделенной любви, я никогда не стала бы советовать ей выходить за него замуж.
– Ты думаешь, он не любил ее?
– Он никогда не переставал любить тебя. Джун до последнего надеялась, что однажды он забудет о тебе, но все эти годы ее надежды были напрасны. Патрик всегда был с ней мил, но Джун чувствовала, что место в его сердце занято, несмотря на все годы брака и общую дочь. И не смогла больше жить с этим. Хуже всего было то, что тело матери нашла маленькая Эмили. Джун бросилась в воду неподалеку от нашего отеля.
– Это все я виновата, – измученным голосом произнесла Абигайль.
– Нет, ты ни при чем. Она с самого начала знала, что он никого и никогда больше не любил. Если ты и должна сожалеть, то только о том, что бросила тогда его и нас так внезапно. Отец часто говорил о тебе, мать не проронила ни слова. Было жутко. Она даже от нас пыталась требовать, чтобы мы не произносили твоего имени. Но мы не слушались.
«Она прогнала меня из дома, словно шелудивую дворнягу», – с горечью думала Абигайль. На мгновение ей захотелось рассказать Аннабель всю правду о том страшном дне, но затем мысли ее снова вернулись к Патрику О’Доннелу.
– Может быть, мне навестить его? – спросила Абигайль, обращаясь больше к самой себе.
– Лучше не надо! О семье сейчас заботится сестра Джун, Гвендолин. Она вдова, и мы все надеемся, что она сможет стать матерью девочке и что все снова будет хорошо, – словно выстрелила Аннабель.
От такого ответа Абигайль стало больно, хотя в глубине души она знала, что Аннабель права. Своим визитом к Патрику она лишь разбередит старые раны.
Полный страдания взгляд сестры не ускользнул от внимания Аннабель.
– Аби, прошу, пойми меня. Патрик О’Доннел заслужил свое счастье. Сестра Джун отлично приспособлена к жизни, за все берется с присущей ей практичностью. Ему это наверняка поможет наладить жизнь. А если ты снова напомнишь о себе, кто знает, сумеет ли он пережить это…
– Я знаю, ты хочешь как лучше, – простонала Абигайль. – Я не гожусь ему в жены. Я из другого мира и совершила много ошибок… – Запнувшись, она погрузилась в задумчивое молчание.
«Может быть, стоит сейчас спросить о незнакомце? – вдруг подумала Аннабель. – Я обязательно должна узнать, чем он ее шантажирует. Иначе я не смогу взять деньги Гордона». Додумав эту мысль до конца, она вдруг устыдилась собственной жадности. Что бы ни скрывала от нее Абигайль, она остается ее младшей сестренкой, которая, без сомнения, попала в большую беду. Аннабель должна помочь ей, причем без всяких условий. Так, как поступала всегда. Но нельзя говорить ей, откуда эти деньги. Зная Абигайль, женщина предполагала, что сестра откажется принять их.
– Слушай, Абигайль, я достану деньги, чтобы ты могла оплатить свой долг этому парню.
– Но я ему ничего не должна, – вдруг взволнованно возразила Абигайль. – Он просто дешевый вымогатель, начисто лишенный совести!
– Я кое-что скопила, пусть забирает, – солгала Аннабель, доставая из серванта шкатулку Гордона. Выложила деньги на стол, пересчитала. Там было ровно триста двадцать фунтов. Значит, достаточно, чтобы прогнать этого типа из Роторуа, пока он не наделал беды.
Абигайль с грустью смотрела на сестру.
– Нет, я не могу это принять, во всей этой истории виновата я одна. Ты и раньше всегда помогала мне, но тогда я была ребенком. Сейчас я уже взрослая. И если ты хочешь помочь мне, то лучше выслушай сначала то, что знает обо мне он.
Аннабель страстно возразила ей.
– Что бы ты ни натворила, ты моя сестра! – воскликнула Аннабель. – И я не хочу, чтобы этот человек давил на тебя.
– Я лучше уйду, чем лишу тебя сбережений, – вздохнула Абигайль.
– Аби, я знаю, что у тебя доброе сердце. Что бы ни собирался сделать против тебя этот тип, не может быть, чтобы тебе пришлось стыдиться.
– Не говори так, дорогая сестра! Я совершила нечто непростительное, хотя, если честно, меня вынудили это сделать. И я стала именно той, кем пророчила мне стать мама: падшей женщиной!
Веллингтон, февраль 1899
Ароха бросила сердитый взгляд на опустевшую наполовину бутылку виски, стоявшую на ночном столике, а затем стала будить Абигайль. Та заворчала и перевернулась на другой бок.
– Мисси, вы велели разбудить вас. Вы забыли, что собирались давать представление в этом цирке? – Судя по тому, как Ароха произносила слово «цирк», она считала эту разновидность театра не очень серьезной.
Постаревшая маори не упускала ни единой возможности продемонстрировать Абигайль, что работала в гораздо более изысканном доме и не уважает жизнь Абигайль в роли любовницы богатого человека. Не упускала она возможности подчеркнуть и то, что предпочла бы работать в доме мистера Джеймса и его супруги Мэри.
Тем не менее у маори, категорически не принимавшей образ жизни мисс Брэдли, было золотое сердце. Она окружала Абигайль вниманием и заботой, хотя управляла домом сурово: заставляла молодую женщину есть три раза в день и постоянно напоминала удобно устроившейся актрисе о других ее обязанностях.
– Мисси, уже пора! – повторила Ароха и потянула за одеяло.
Абигайль постепенно стала приходить в себя и первым делом схватилась за гудевшую с похмелья голову.
– Сами виноваты! – ругалась Ароха. – Это дьявольское зелье однажды убьет вас. Что только ни делали ваши белые сестры, чтобы мужчины не поддавались пьянству, а теперь вот и женщины начали пить!
– Я выпила всего бокал, – возмутилась Абигайль, но Ароха только рукой махнула.
– Вы всегда так говорите. А я вам вот что скажу: если мистер Морган заметит, он будет очень зол.
– Пусть своей жене замечания делает, не мне. Я свободна, милая моя, – упрямо заявила Абигайль и стала медленно сползать с кровати.
Ароха энергично покачала головой.
– Не думайте о себе слишком много! Вы так же зависимы от него, как и бедная миссис Мэри. Она очень добрая женщина. Если бы она знала, что ее муж каждый четверг проводит у вас… Ах, бедняжка! Это наверняка он виноват, что у них нет детей. Это наказание за то, что он ее обманывает!
Абигайль невольно вздрогнула, когда простодушная Ароха заговорила о детях. Несмотря на гудящую голову, воспоминания о кошмаре встали перед глазами так, словно это было вчера. Тогда, пять лет назад, Джеймс заставил ее избавиться от ребенка. В то время он еще думал, что Мэри подарит ему необходимых наследников. И ни в коем случае не хотел иметь бастарда. С тех пор Абигайль не забеременела ни разу. Тогда же она потеряла работу у мистера Мура, поскольку несколько недель провалялась в постели.
– Да, да, милая и добрая миссис Мэри Морган, – усмехнулась Абигайль. – Настоящая леди!
Ее ужасно злило, что Ароха с таким благоговением относится к жене Джеймса. Сам он никогда о жене не упоминал. Этого потребовала от него Абигайль, чтобы защитить свою и без того израненную душу. Для нее миссис Морган просто не существовала. Однако иногда эта женщина прокрадывалась в ее сны и молча стояла над душой с немым укором в глазах: зачем ты так со мной поступаешь?
Один-единственный раз Абигайль видела эту утонченную леди со сцены. Это было на ее первом спектакле, когда она, исполняя роль Джульетты, должна была принять сонное зелье из рук Лоренцо. Она бросила еще один, последний страстный взгляд на публику, уже сжимая в руках бутылочку, когда заметила рядом с Джеймсом его супругу. Она не могла сказать, что эта женщина со светло-русыми, как и у Абигайль, волосами некрасива, но в ее внешности не было ничего особенного. Однако это же можно было сказать и об Абигайль, когда она рухнула на сцене, делая вид, что лишилась чувств.
Актриса вздохнула. Ей не хотелось больше вспоминать о том вечере, да и о потерянных годах в роли любовницы женатого мужчины. Она не хотела этого, но делала. Ее мысли и чувства жили сами по себе, пока она одевалась на прослушивание. Она перестала питать ненависть к Джеймсу, как это было пять лет назад. Нет, теперь он стал ей безразличен. А ведь когда-то она даже полюбила этого человека – узнав, что в ней растет его ребенок. И любила до того самого дня, когда он вынудил ее избавиться от плода. При воспоминании о случившемся Абигайль стало настолько дурно, что ей пришлось опереться на стол. «Только бы не стошнило!» – испугалась она. Однако ей было тяжело удержаться, потому что перед глазами пронеслись картинки, похожие на кошмарный сон. Грязный моряк, которому Джеймс хорошо заплатил, чтобы он отвел ее в тот жуткий дом, его железная хватка, угрозы, вылетавшие из грязного рта, заскорузлая грязь у той отвратительной старухи, внезапная боль, много крови…
Абигайль постепенно пришла в себя, поднялась и глубоко вздохнула, однако прошлое не отпускало ее, и она все больше и больше погружалась в болото воспоминаний. Ей казалось, что все это было только вчера. День, когда она хотела убить Джеймса… Мужество все-таки оставило ее, и она в конце концов открыла для себя виски и его целительное воздействие. Когда спустя много месяцев Джеймс впервые снова влез к ней в постель, она отбивалась руками и ногами. Тогда он взял ее силой. Поначалу она пила только по четвергам. Понемногу, чтобы он не заметил, но достаточно, чтобы можно было переносить его близость. Однако постепенно она стала пить каждый день, и ей уже было все равно, заметит ли это Джеймс.
После той ночи он, видимо терзаясь угрызениями совести, заказал для нее постройку дома побольше. На самой вершине холма, с видом на гавань и огромным садом. Вот только зачем ей вся эта роскошь, если у нее больше не было возможности принимать гостей? К ней давно перестали заходить коллеги по театру. Друзей у нее не было, потому что Джеймс Морган опасался, что она может подружиться с кем-то, кто знаком с ним или его семьей. А с тех пор как Джеймс стал депутатом парламента, опасения, что его отношения станут предметом для сплетен, усилились. И его попытки сохранить тайну, судя по всему, увенчались успехом. Даже у портнихи, в этой веллингтонской кухне слухов, замолкали разговоры, когда туда врывалась Абигайль, чтобы заказать себе новое платье. А это что-то да значило. В салоне мод Абигайль знали как «молчаливую актрису», имевшую склонность к самым дорогим моделям, а не как любовницу мистера Джеймса. В своих роскошных нарядах она прогуливалась потом в саду, попивая шампанское. И только когда шампанского уже не хотелось, женщина принималась за виски.
– Вам нужно еще что-нибудь? – спросила Ароха, отрывая Абигайль от размышлений. И, бросив взгляд на опухшее лицо молодой женщины, добавила: – Мисси, мисси, если вы не перестанете делать это, то разрушите всю свою красоту!
Абигайль предпочла пропустить это предупреждение мимо ушей и ответила с вызовом:
– Да, закажите карету и пошлите ее, пожалуйста, к зданию парламента!
Ароха, уловив в голосе Абигайль опасные нотки, посмотрела на нее вопросительно:
– Вы ведь не собираетесь ехать в парламент, чтобы скомпрометировать мистера Джеймса?
– Хорошая идея! Не смотрите на меня с таким ужасом! Это я приберегу на потом. А пока я всего лишь хочу передать господину депутату письмо с кучером…
– Не делайте этого, – поспешно перебила ее Ароха.
– Ну почему же? Сегодня четверг, – упрямо возразила ей Абигайль. – В письме будет написано, что ему следует отказаться от визита ко мне. Я не хочу принимать гостей. Особенно его. Было бы смешно, если бы у меня была зависимость от него. Ее нет. Я одна буду решать, хочу я его принимать или нет! А мне слишком плохо, чтобы встречаться с ним. Думаю, если он придет, меня просто стошнит!
– Мисси, пожалуйста! Я бы поняла, если бы вы попросили его о том, чтобы он вообще больше не приходил. То, что он делает с вами, просто недостойно.
Абигайль удивленно уставилась на Ароху. Никогда прежде маори не говорила, что сочувствует ей из-за ситуации, в которой она оказалась.
– Деточка, если хотите спастись, уходите. Подальше от него. Вы же хороший человек. У вас большое сердце, мисси, но вы позволили ему соблазнить вас и посадить в золотую клетку. Неужели у вас нет семьи? Неужели вы не можете вернуться домой? Уходите, пока еще молоды, пока это дьявольское зелье не погубило вас. Но ваша задумка с письмом не поможет. Вы не должны так поступить! Если письмо попадет в чужие руки, мистеру Джеймсу, как депутату, придет конец.
– Я его не выбирала! – возмущенно ответила Абигайль, не желая признавать, что маори во всем права. Ей не хотелось смиряться с неудобной правдой.
– Женщинам вообще нельзя давать право голоса, – упорствовала Ароха.
– Вы будете делать то, что я скажу! Я не хочу его сегодня видеть. Ясно? – Абигайль упрямо села за письменный стол и написала записку, которую вручила Арохе со строгим лицом. – И велите кучеру передать его только лично в руки мистеру Джеймсу!
– А я повторю, что вы совершаете большую глупость! Это ничего не изменит! – прорычала Ароха и неохотно взяла письмо.
– И закажите мне вторую карету, Ароха. Мне нужно быть на прослушивании в мюзик-холле!
– О, о! – заметила маори, окинув критическим взглядом сизо-голубое платье, опасно обтягивавшее бедра Абигайль.
– Я же говорила вам, что есть три раза в день для меня слишком много!
– А я думаю, что это трех бокалов виски слишком много, – проворчала Ароха, но у Абигайль был хороший слух.
– Вы хуже Джеймса!
– Надеюсь, что скоро он уничтожит ваши бутылки!
Абигайль решительно открыла початую бутылку, стоявшую на ночном столике, сделала большой глоток, потом еще один и спрятала виски под кроватью.
В мюзик-холле было полно людей, когда Абигайль в своем броском платье приехала туда и спросила об американце, проводившем прослушивание.
Мистер Миллер сидел в темном зрительном зале и как раз вызвал на сцену следующую певицу. Когда та запела, все вздрогнули – она не могла взять правильно ни единой ноты. Абигайль воспользовалась моментом и села рядом с мистером Миллером.
– Я Абигайль Брэдли, я пришла на прослушивание, – прощебетала она и по взгляду мужчины, повернувшегося к ней, сразу поняла, что шансы у нее достаточно велики. Несмотря на то что она уже не могла играть Душистый Горошек, ее привлекательность для мужчин была огромной. Она улыбнулась, и он с готовностью улыбнулся ей в ответ.
– Хотите попытать счастья? – прошептал он и заговорщическим тоном добавил: – Если вы поете лучше этой леди, я найму вас немедленно.
– Хотите меня обидеть? – кокетливо поинтересовалась она.
– Следующая мисс Брэдли! – крикнул через весь зал мистер Миллер.
Абигайль с гордо поднятой головой прошествовала на сцену. Зная, что мистер Миллер смотрит ей вслед, она покачивала бедрами чуть больше, чем это было необходимо.
Это был первый водевиль, в котором она решила пройти прослушивание. До сих пор она морщила нос при виде таких развлекательных представлений, во время которых на сцене было слишком много всего такого, что, на ее взгляд, между собой не сочеталось: акробаты, укротители, маги, певцы и чревовещатели.
Однако, несмотря на все свое нежелание, приходилось все же попробовать, поскольку ей хотелось наконец снова заняться делом, а не сидеть погребенной заживо в собственном доме. Труппа мистера Миллера прибыла из Америки в рамках большого турне. И именно в Новой Зеландии от них ушли певица и чревовещатель. Если это не приключение… По крайней мере так убеждала себя Абигайль, пытаясь преодолеть отвращение к такой разновидности театра, когда готовилась к выступлению. В этот миг она вдруг ужасно испугалась, потому что у нее не было песни, которую она могла бы спеть. Кроме старых мелодий, полюбившихся ей, когда она пела еще вместе с Патриком. Давно она о нем не думала… Но сейчас все взгляды были устремлены на нее, и она негромко, но страстно начала петь «Red Is The Rose». Внезапно ей показалось, что она поет для него одного.
Закончив, она услышала кричавшего ей снизу мистера Миллера:
– Петь вы умеете, мисс Брэдли, но «Red Is The Rose» слишком печальна для нашей программы! Мы хотим послушать, можете ли вы спеть песню так, чтобы заставить публику подпевать вам. Итак, спойте нам веселую песню, леди!
Внезапно Абигайль показалось, что ее парализовало. Давало о себе знать выпитое утром виски. Она вдруг почувствовала, что не может даже улыбнуться, не говоря уже о том, чтобы издать хотя бы звук. В голову не приходило ничего, что она могла бы спеть, но, даже если бы пришло, наверное, она все равно стояла бы растерянная и молчаливая, как сейчас. Она смущенно откашлялась, чтобы выиграть время, но мистер Миллер уже кричал:
– Мисс Маккин, пожалуйста!
Абигайль едва успела сойти со сцены, когда молодая брюнетка с жаром запела американскую песню. Опустив голову, она вышла из зала. И только когда с ней заговорил незнакомый мужчина, она заметила, что кто-то идет за ней.
– Подождите, мисс! Меня он тоже не взял, хотя я – лучший чревовещатель Новой Зеландии. – И в доказательство незнакомец продемонстрировал свое искусство изумленной Абигайль. Та невольно улыбнулась, но только потому, что получилось у него плохо.
– Что же нам делать с этим так неудачно начавшимся днем? – спросил он.
Абигайль пожала плечами.
– Лично я пойду домой и выпью виски, – после паузы измученным голосом ответила она.
– Чудесная идея. Я мог бы проводить вас.
– Нет, ни в коем случае, – резко ответила женщина.
– Но я бы с удовольствием поболтал с вами, – не отставал мужчина.
Абигайль задумалась. Стоял теплый летний день. Улегся даже обычно дующий ветер, едва не стоивший ей жизни. Она почти скучала по нему и чувствовала, как в душе поднимается просто невыносимое раздражение. Сейчас ей не хотелось быть одной. Несмотря на то что общество этого человека претило ей, это было все же лучше, чем выносить одиночество в столь неудачный день. Кроме того, ей было больно от воспоминаний о Патрике, который прокрался в ее мысли после злополучного прослушивания. Нужно отвлечься, иначе она сойдет с ума. «Еще один-единственный раз утоплю горе в виски, – уговаривала она себя, оправдывая тягу к ужасному на вкус коричневому пойлу, – еще один последний раз – и никогда больше!»
– У меня к вам предложение. Вы назовете мне свой адрес, я куплю что-нибудь выпить и приду к вам в гости, – заявила Абигайль.
– Но я хотел бы проводить вас до дома.
– Нет, у вас есть только один шанс составить мне компанию. Я приеду к вам, иначе вы не увидите меня вообще! – пролаяла Абигайль.
Чревовещатель усмехнулся.
– Ладно, ладно, я сделаю все, что вы скажете. Если только вы придете.
– И не питайте ложных надежд. Я не из тех, кто идет со всяким. Советую вам не прикасаться ко мне!
Он снова усмехнулся.
– Не беспокойтесь, мисс! Вы не та леди, которую я стал бы соблазнять.
После этого он назвал ей свой адрес и, насвистывая, пошел прочь. По крайней мере Абигайль так показалось.
Она была рада, что не встретила Ароху, когда взяла одну початую бутылку виски, а вторую полную, которую прятала в камине, положила их в сумку, вышла из дома и пошла по направлению к гавани. Придя по указанному адресу, она замерла. Дом не казался особенно уютным. Он не шел ни в какое сравнение с красивыми деревянными домами на горе. Абигайль хотела уже повернуться и уйти, когда раздался голос чревовещателя, который льстивым тоном произнес где-то рядом:
– Здесь наверх!
Ей показалось странным, что он еще не дома, но в подвыпившем состоянии размышлять об этом больше не стала – как и не обратила внимания на другие предательские признаки в последующие минуты.
От страха перед одиночеством Абигайль напрочь забыла об осторожности. Иначе заметила бы, что, когда они уже находились в плохо обставленной комнате, незнакомец хоть и налил себе бокал, но не притронулся к нему, в то время как сама она поспешно опрокинула выпивку в себя. Ей хотелось забыть обо всем. О своей жалкой жизни в роли пленницы Джеймса Моргана, о Патрике, которого она бросила когда-то, о безнадежности. Мечта о турне развеялась. Единственное, что Абигайль чувствовала по-настоящему, так это злорадство, оттого что она наконец перестанет быть служанкой Джеймса Моргана. Да, сегодня он не воспользуется ею как своей собственностью, чтобы потом бросить и вернуться в свою чистенькую и упорядоченную жизнь. По крайней мере у него есть жизнь. Он уже стал одним из самых влиятельных людей в городе. Иногда Ароха рассказывала о чудесных праздниках, которые устраивают в доме Морганов. Абигайль не раз пыталась надеть одно из своих красивых платьев и пробраться на какой-нибудь бал.
– Кстати, как вас зовут? – спросил чревовещатель. Он как раз налил ей третий бокал, который она выпила, словно воду.
– Я миссис… – Абигайль помедлила и сама взяла бутылку. Четвертый бокал она налила себе до краев. «Нельзя столько пить, а то сболтнешь лишнее», – напомнил ей внутренний голос. Имя нельзя называть ни в коем случае. – Миссис О’Доннел. – Она покраснела. Не потому, что солгала ему, а потому, что ей снова вспомнилось имя Патрика. – А вас? – спросила она, пытаясь скрыть свое смущение.
– Меня зовут Герберт Хантер, – заявил он и пристально посмотрел на нее. Затем его глаза внезапно сузились, превратившись в щелочки. – Мисс Брэдли, зачем вы мне лжете?
Абигайль пришла в ужас. Ей хотелось вскочить с потертого кресла и немедленно уйти, но она не смогла подняться. Вместо этого она откинулась на спинку и внезапно ощутила, что тело перестало ей повиноваться.
– Что вы подсыпали мне в виски?
– Абсолютно ничего! Вы пьяны, милая моя! Четыре бокала кого хочешь свалят. – И он нахально улыбнулся.
– Чего вы хотите от меня? – Абигайль почувствовала, что из каждой поры от страха выступил пот.
– Денег!
– Денег? У меня нет денег, – пробормотала она, надеясь обмануть.
– Мисс Брэдли, у вас самый красивый дом на всей Хилл-стрит. Ваш покровитель наверняка вас балует. Украшения, деньги…
– Нет никакого покровителя! – в отчаянии солгала она. От страха ее голос дрожал.
– А ваша служанка рассказала мне совсем иное. Я случайно встретил вашу маори вскоре после того, как вы вышли из дома. Я спросил ее, не хочет ли его владелец, мистер Брэдли, – ваше имя, кстати, я узнал еще в театре, когда вас вызвал мистер Миллер, – продать этот чудесный дом. Она мне как на духу и рассказала, что нет никакого мистера Брэдли. «Могу ли я в таком случае поговорить с миссис Брэдли?» – спросил я ее. Она рассмеялась и сказала мне, что никакой миссис Брэдли тоже нет, но мисс Брэдли никогда его не продаст. Этого достаточно или вы собираетесь лгать мне дальше?
– Но у меня действительно нет денег.
В тот же миг он вскочил со стула и взмахнул рукой, в которой держал сигару в опасной близости от носа Абигайль.
– Для начала мне нужно имя!
– Какое имя?
Он театрально застонал.
– Ну, не служанки же твоей. Кто тот человек, который тебя содержит? Чья ты шлюха?
По спине Абигайль побежали мурашки, но она молчала. Даже когда этот мужчина задрал рукав ее платья.
– Ты мне сейчас все расскажешь! – прошипел он и поднес сигару угрожающе близко к ее руке. В нос ей ударил отвратительный запах, она закашлялась. – Мне нужно имя! – с перекошенным от злости лицом заорал он.
Абигайль молчала, но, почувствовав адскую боль на руке, успела прохрипеть:
– Джеймс Морган! – А затем, откинув голову в сторону, она потеряла сознание.
Пробуждение было кошмарным. Руку словно жгло огнем, а по злорадной ухмылке мужчины она поняла, что выдала имя Джеймса.
– Какая жирная рыбка! – ликовал он.
– Я отдам вам все, если вы будете молчать! – хриплым голосом пообещала она и негромко добавила: – Пойдемте со мной! – Абигайль не знала, что делать, оставалось лишь заманить его на Хилл-стрит. Здесь, в этой дыре, он еще, чего доброго, убьет ее. «Может быть, Джеймс все же проигнорировал мое послание и ждет меня на Хилл-стрит, – думала она, – тогда мы вместе подумаем, за какую сумму сможем купить его молчание».
– Если вы не заплатите мне, то сначала я напишу письмо его жене, потом его родителям, а потом всем депутатам, – пригрозил чревовещатель, снова взмахнув перед ее лицом горящей сигарой.
– Вы получите все, что у меня есть. – С этими словами Абигайль застонала и поднялась. Взгляд ее упал на кочергу. Еще чуть-чуть, и она ударила бы его по голове тяжелым железным предметом, но в последний момент испугалась, подумав, что ей не хватит сил нанести удар как следует.
Когда они свернули на Хилл-стрит, Абигайль отчаянно надеялась, что Джеймс уже с нетерпением ждет ее возвращения. Ноги женщины подкашивались, когда они вошли в дом.
– Идите за мной! И ни звука! Делайте только то, что я вам скажу. Если Ароха увидит в доме такого человека, как вы, она тут же позовет на помощь. Она разбирается в людях гораздо лучше меня, – втолковывала шантажисту Абигайль.
Открывая дверь в салон, она задержала дыхание. Если бы Джеймс сидел в кресле! Никого не увидев, Абигайль была ужасно разочарована.
– Вы останетесь здесь! – рявкнула она.
Но шантажист вел себя с поразительным спокойствием.
«Он чует крупные деньги и не хочет спугнуть добычу неосторожным поведением, – решила она. – Наверное, он чувствует себя в безопасности.
Абигайль бросилась в кухню, подгоняемая одной лишь мыслью: Ароха должна немедленно пойти к Джеймсу и заманить его сюда под любым предлогом. «Я не могу решить эту проблему сама. Получив мои сбережения, он не преминет разделаться и с Джеймсом Морганом, чтобы разрушить его жизнь», – лихорадочно думала она.
Ароха сидела за кухонным столом, задумчиво подперев голову руками. Перед ней лежал листок бумаги. Сначала Абигайль понадеялась, что Ароха не выполнила ее указаний и не отдала Джеймсу записку, а значит, его можно сегодня ждать. Но странный взгляд, брошенный на нее Арохой, когда она передавала ей бумагу, не предвещал ничего хорошего.
Абигайль склонилась над листком, пробежала глазами строчки: «Мама упала и с тех пор прикована к постели. Судя по всему, дело плохо. Пожалуйста, приезжай немедленно!» – и побледнела. В голове все спуталось. Она ни за что не вернется домой, особенно теперь, когда от ее жизни осталась такая же вонючая дыра, как та, что булькает в саду в Роторуа.
– Дитя, все не так уж плохо, воспользуйтесь этой возможностью! Поезжайте домой. Бросьте все это! Цена слишком высока, мисси!
Абигайль затаила дыхание. Может быть, Ароха права? Может быть, несчастный случай с матерью – это действительно хороший повод для того, чтобы вернуться в Роторуа? Только теперь до нее дошло, что именно случилось. С мамой произошло несчастье!
Абигайль почувствовала, что ноги отказываются служить ей, и рухнула на стул. Как же давно она не вспоминала о матери! А если и бывало, то только в гневе. Да, в самые черные часы она даже винила ее в том, что случилось с ней, Абигайль. Как часто она задавалась вопросом, что сказала бы мать, если бы узнала, что сделал с ее дочерью утонченный Джеймс Морган. Может быть, она пожалела бы, что когда-то прогнала младшую дочь, и попросила бы прощения…
Чувствуя, как маори касается ее руки, пытаясь утешить, она приняла решение. Это последний шанс!
– Я поеду завтра же утром. Пожалуйста, передай мистеру Моргану, когда он придет в следующий раз.
Ароха бросила на нее ободряющий взгляд.
В этот миг обе женщины поняли, что никогда больше не встретятся. В порыве благодарности Абигайль поцеловала Ароху в щеку, заставив ту удивиться.
– Спасибо за все! И, пожалуйста, пойди сейчас погуляй или сходи за покупками. Иначе я еще расплáчусь, если буду продолжать смотреть на тебя. – И она бросилась в спальню. Там дождалась, пока за ней захлопнулась дверь.
Теперь она осталась наедине с вымогателем, перед которым нужно было разыграть хороший спектакль. Это будет самая важная из сыгранных ею ролей.
Сбережения ее лежали под матрасом. Дрожащими пальцами она выудила оттуда бóльшую часть банкнот, оставив себе на дорогу до Роторуа. Она едва успела сложить деньги, когда вымогатель на цыпочках прокрался в спальню, но у Абигайль был отличный слух.
– Это все, что у меня есть! – прошипела она, вкладывая ему в руку банкноты, которые в спешке даже не успела пересчитать. Зато он принялся пересчитывать и, закончив, грязно усмехнулся.
– Мисс Брэдли, вы хотите меня одурачить? Этой суммой вы мне рот не заткнете. Смотрите! Я уйду из вашего дома, чтобы меня никто не видел, а вы позаботитесь о том, чтобы взять у своего любовника втрое больше этой суммы. Триста фунтов! И придете с ними в мою квартиру не позднее завтрашнего вечера. Если явитесь не одна или решите как-то меня обмануть, я позабочусь о том, чтобы миссис Морган незамедлительно получила мое письмо. Понятно?
– Хорошо. А сейчас уходите, завтра я буду у вас! И принесу вам триста фунтов, – с излишней, как ей показалось, поспешностью пообещала Абигайль. Она надеялась, что тем самым не выдала себя, хотя у нее подкашивались колени.
– Ладно! – прорычал вымогатель и покинул ее дом, не забыв, впрочем, еще раз пригрозить, что не стоит его недооценивать.
Абигайль вздохнула с облегчением, но, несмотря на отступившее напряжение, из глаз ее хлынули слезы. Рана на руке болела, больно было и при мысли о том, что она не сумеет защитить Джеймса Моргана от возможных сплетен. То, что она наконец-то набралась смелости и решила сбежать из своей золотой клетки, было довольно слабым утешением. Она все время задавалась вопросом, как ее встретит мать. И только когда слезы высохли, Абигайль испытала радость от осознания, что она возвращается. «Милая, добрая Аннабель, скоро я увижу тебя, – думала она. – Теперь мне не придется писать тебе письма».
