Текст книги "Я один, ты одна…"

Автор книги: Лора Патрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Лора Патрик
Я один, ты одна…

1

Самое бестолковое животное на свете – это корова, подумал Николас Лэндж, мрачно оглядывая пустой луг. Вот уже несколько часов он безуспешно рыскал на лошади в поисках полдюжины черных ангусов, которых Эдвард Гросс видел вчера за этим травянистым склоном. У Николаса ныли все кости и урчало в животе. Он заехал слишком далеко и не успевал вернуться к обеду, а пара сандвичей и содержимое термоса с кофе давно были уничтожены. Но Николас знал, что если он не отыщет этих скотин сегодня, то ему придется сделать это завтра.

Вдали что-то ярко блеснуло – это в окнах постройки отразилось огненно-красное заходящее солнце.

– Как бриллиант, – усмехнулся Николас.

Вот только эти холодные блестящие камешки были далекими и нереальными, не похожими на ранчо. А Горное Ранчо было настоящим. Оно занимало почти четыре тысячи акров: все это – горы и долины, луга, осиновые и хвойные леса – принадлежало честному и неисправимо упрямому Юлиусу Хэмфри, у которого работал Николас. Здесь содержались полдюжины лошадей, пара собак и чуть больше трех сотен голов бестолковых черных ангусов.

Это был и его дом.

На Горном Ранчо Николас был правой рукой Юлиуса уже в течение почти трех лет. Тридцатичетырехлетний ковбой никогда и нигде не задерживался так долго и, тем более, никогда не думал о каком-либо месте как о доме. Теперь все было иначе: в этом простом двухэтажном бревенчатом строении было что-то особенное, что тянуло Николаса обратно всякий раз, когда он ездил на аукционы мясного скота или даже когда проводил субботнюю ночь в городе. Если раньше его не беспокоило, где он заснет или проснется, то теперь ковбой хотел быть именно здесь, на Горном Ранчо. Он даже стал надеяться, что со временем эта земля перейдет к нему. Юлиус, пожалуй, поймет его.

– Человек должен мечтать, – сказал он Николасу в тот день, когда нанимал его на работу, пристально глядя на ковбоя ясными голубыми глазами. Они стояли в небольшой кофейной палатке на аукционе крупного рогатого скота – пожилой человек и сорвиголова в расцвете сил. – Человек не живет, если не мечтает, – повторил Юлиус.

Николас в это не верил. Мечты не довели до добра его отца. Лесс Лэндж вбил себе в голову, что он должен стать чемпионом родео, и в погоне за этой мечтой разрушил три брака и свою жизнь. Судьба отца отбила у Николаса охоту мечтать.

– Ведь чего-то ты хочешь? – настаивал Юлиус.

– Да, – начиная злиться, огрызнулся Николас. – Несколько голов скота и место, где я мог бы его пасти!

– Тогда иди работать ко мне, и ты это получишь.

Николас остолбенел. Это невозможно, подумал он. Кому нужен ковбой, у которого после неудачного родео были сломаны ребра и повреждена нога?!

Но Юлиус Хэмфри не бросал слов на ветер.

– В чем дело? Ты боишься, что не потянешь? – подзадорил он парня.

И Николас, обычно не принимавший вызова, ответил:

– Черт возьми, конечно потяну!

Теперь, по прошествии трех лет, он решил рискнуть.

– Выкупить ранчо?

Николас боялся, что старик рассмеется и заявит, что парень слишком размечтался.

– Не сразу, конечно, – быстро заговорил ковбой. – Я знаю, что тебе оно стоило большого труда.

Юлиус задумался и наконец кивнул.

– Почему бы и нет?

Благослови бог старого Юлиуса Хэмфри, подумал Николас.

– Мое, – тихо, как бы пробуя на слух это слово, произнес он. – Мое ранчо. И я найду этих проклятых коров!

В желудке вновь заурчало. Николас мечтал перекусить и надеялся, что у Юлиуса найдется что-нибудь вкусное к его возвращению: старик, когда хотел, был отличным поваром.

– Ну как? – спросил он, в первый раз угощая Николаса своей стряпней. – Хороший ученик у твоей бабушки?

До самой своей смерти его бабушка, Элла, готовила для Юлиуса и следила за его домом.

– Проклятье, глупые скотины!

Пять коров топтались возле изгороди, тупо уставившись на шестую, голова которой застряла в колючей проволоке.

– Красивая, но глупая, – пробормотал Николас, растягивая колючую проволоку у животного за ушами. – Думаешь, там трава зеленее?

Это было уже не в первый раз. Конечно, он мог продать ее, но корова была чертовски симпатичной – упитанной, с лоснящейся шерстью. В этом году ее телята были лучшими.

Освободившись, животное потрясло годовой, повернулось и направилось к ручью, остальные коровы последовали за ней.

– Не туда! – завопил Николас и поскакал за ними. Минут через сорок он пригнал отбившихся животных к стаду. Солнце уже зашло. Похолодало. Николас закрыл ворота загона и немного помедлил, наслаждаясь спокойствием, которое он испытывал теперь всякий раз, направляясь к дому.

Там тепло, ужин и Юлиус.

Обычно после ужина они играли в шахматы, и старик рассказывал Николасу о своей большой семье, разбросанной по свету. Его единственный сын был на дипломатической службе на Дальнем Востоке, внуки жили в Лондоне, во Флориде и в Лос-Анджелесе, а внучка работала библиотекарем в Нью-Йорке. Юлиус рассказывал о каждом из них так часто, что Николас стал чувствовать себя частью его семьи.

В июле Хэмфри ездил проведать внучку.

– Разве она не может приехать сама? – спросил его Николас, отвозя старика в аэропорт.

– Почему? Может, но она занята. А я – нет.

– Она ведь приезжала, когда была помладше, – настаивал ковбой.

– Значит, ты ее помнишь? – старик приподнял седую бровь.

Николас безразлично пожал плечами.

– Видел раз или два.

– Прелестное создание, правда?

– Вполне возможно, – буркнул Николас.

Конечно, он помнил Хэлен Хэмфри, она и впрямь была прехорошенькой: с длинными блестящими темными волосами, очаровательной улыбкой и серьезными голубыми глазами. Когда он видел Хэлен, ей было не больше пятнадцати, но, несмотря на это, ковбой иногда позволял себе помечтать об этой дерзкой девчонке. Однако, даже если бы не было такой разницы в возрасте, Николас никогда бы к ней не приблизился: что общего могло быть с ковбоями у дочери дипломата? Чем он может привлечь внимание интеллигентной городской девушки? Да и сам Николас никогда не относился к женщинам серьезно, в детстве вдоволь насмотревшись на прелести семейной жизни своих родителей.

И все-таки ему было интересно, помнит ли его девушка и упоминал ли старик о нем в своих разговорах с внучкой. Лэндж надеялся, что нет. При воспоминании об их последней встрече он до сих пор чувствовал себя неловко.

– Хорошо провели время? – спросил Николас Юлиуса после его возвращения из Нью-Йорка.

– С пользой, – ответил тот. – Провернул неплохое дельце.

Николас ждал, что старик продолжит, но тот перевел разговор на коров. Ковбой вздохнул и больше ни о чем не спрашивал: он не привык совать нос в чужие дела. Внучка Юлиуса его совсем не интересовала.

Николас погладил Доджера, засыпал его кормушку и направился к дому. На кухне горел свет, и ковбой заторопился: у него текли слюнки в предвкушении тушеного мяса или рубленого бифштекса с картошкой. Он вошел на веранду, пустил горячую воду и сунул голову под струю. Нащупав полотенце, Николас энергично вытер лицо и волосы, недовольно разглядывая свое отражение в запыленном старом зеркале.

Оброс, как бродяга, подумал он. Обычно Николас стригся регулярно. Выступая на родео, парень старался поддерживать свой имидж ковбоя, чтобы произвести впечатление на дам. Теперь ковбой жил с Юлиусом, а старик – не дама.

Николас переобулся, причесался и, тихонько насвистывая, открыл дверь на кухню и втянул в себя воздух, пытаясь угадать, что будет на обед, но ничего не унюхал.

– Юлиус!

В гостиной работал телевизор. Старик терпеть его не мог и заявлял, что никогда не смотрит этот дурацкий ящик, но Николас не был в этом уверен. Он тихо прокрался в гостиную и ухмыльнулся, увидев голову Юлиуса с поредевшими седыми волосами над спинкой кресла-качалки, которое было повернуто к телевизору. Николас покачал головой. Ага, попался! Он на цыпочках подошел к креслу.

– Ну, давай, Юлиус, сдавайся! Я поймал тебя!

Старик ничего не ответил.

Ковбой нахмурился.

– Юлиус!

Но тот не двигался.

Николас обошел кресло, тронув старика за плечо.

– Юлиус!

Старик не слышал. Он не видел ни Николаса, ни рекламы по телевизору, не чувствовал, как холодный влажный нос Скаута настойчиво тычется в его руку, как дрожащие пальцы ковбоя касаются его щеки, а потом лихорадочно ищут пульс на запястье.

Юлиус Хэмфри был мертв.

Николас Лэндж мог лучше всех связать молодого бычка, заклеймить теленка, объездить лошадь, но ему было неимоверно трудно позвонить кому-нибудь из семьи Юлиуса и сообщить о его смерти. Только через несколько часов ковбой набрался мужества и позвонил сыну старика.

Дэвид Хэмфри был потрясен.

– Приеду, как только смогу, – сказал он дрожащим от боли голосом. – Все необходимое сделает Хэлен. Бедная девочка! Ей будет очень тяжело. Никто не любил его так, как она…

Я любил, подумал Николас, но промолчал.

– Вы ведь присмотрите за ранчо? – с беспокойством спросил Дэвид.

Ранчо.

Николас старался не думать о ранчо. Это казалось эгоистичным, отвратительным. Его мечты не имели теперь никакого значения. Значение имел Юлиус, заменивший ему сразу отца и деда, Юлиус, который в течение последних трех лет был, в сущности, всей семьей Николаса.

Ковбой, сдерживая свои эмоции, попытался ответить как можно спокойнее:

– Не волнуйтесь, мистер Хэмфри. Я позабочусь о ранчо.

Я не могу вернуться домой.

Хэлен Хэмфри считала домом Горное Ранчо, хотя провела там лишь несколько летних каникул. Ее отец был бы удивлен, узнав, что свою душу дочь подарила куску земли на юго-западе Колорадо, что этим горам она отдала свое сердце.

Как глупо, думала Хэлен, поворачивая взятую напрокат машину на узкую, посыпанную гравием дорогу, ведущую к ранчо ее деда. Глупые поступки глупого ребенка, покачала она головой, вспоминая свои капризы в юности. В детстве она прочитала слишком много сказок и еще больше вестернов.

Любовь к книгам помогла ей выбрать профессию. Хэлен окончила школу библиотекарей. Она хотела привить детям любовь к чтению, к познанию, к пониманию и волшебству, которые сама черпала из книг.

Хэлен стала хорошим библиотекарем. Ее жизнь не была такой, какой она видела ее в своих мечтах в пять, десять или пятнадцать лет. Что ж, не все мечты сбываются!

Все складывалось удачно. У Хэлен прекрасная работа, надежный друг и кот-неврастеник. Теперь она стала взрослой и изо всех сил старалась не забывать об этом, возвращаясь к месту своих девичьих грез. Но девушка никогда не представляла себе, что вернется на ранчо вот так.

Всего два месяца назад Хэлен видела деда. Юлиус казался крепким и бодрым. Как обычно, всем интересовался, свысока посматривал на ее приятеля Гэри, играл с котом. Они часто разговаривали о ранчо – не о том, каким оно стало сейчас, а о том, каким оно было. Дед уговаривал ее приехать, но она не хотела: ни к чему было смешивать мечты с реальностью.

Но реальность, несмотря ни на что, вторглась в ее жизнь. Смерть деда потрясла Хэлен.

Все распоряжения насчет похорон она сделала по телефону. Владелец похоронного бюро попросил ее сообщить о времени прилета.

– Лэндж заедет за вами в аэропорт.

– Лэндж? – На мгновение у Хэлен перехватило дыхание.

– Да, Николас Лэндж. Он работал у вашего деда.

Молчание затянулось.

– Нет, спасибо. Я возьму машину.

Хэлен повесила трубку и невидящими глазами посмотрела в окно. Николас Лэндж.

Нет. Это не ее Николас Лэндж. Этого не может быть. Конечно, не может. На Западе, наверное, дюжина Николасов Лэнджов, а может, и больше. Юлиус ведь никогда не упоминал о нем. Если бы это был тот самый ковбой, дед сказал бы.

Нет, думала Хэлен, направляясь по узкой проселочной дороге к ранчо. Это не может быть тот самый Николас Лэндж.

Но оказалось, что может.

2

Она была выше, чем он ее помнил, стройнее и, черт побери, еще красивее.

Конечно же, ковбой видел фотографии, которые Юлиус привез в июле. Смеющаяся Хэлен в кафе на открытом воздухе. Хэлен, готовящая дома спагетти. Хэлен, держащая на руках большого серого кота.

Объектив запечатлел красные отблески в ее длинных, темных волосах, растрепавшихся от легкого бриза, ее небрежную грацию, ее изящную фигуру.

Теперь Николас из конюшни наблюдал, как Хэлен, стоя во дворе и откинув со лба волосы, медленно осматривается вокруг. На ней были темные очки, поэтому он мог только догадываться, в какой момент ее пристальный взгляд задержался на конюшие. Ковбой был уверен, что Хэлен не видит его, но тем не менее почувствовал легкую неловкость.

Хэлен повернулась к дому, распрямила плечи и направилась к крыльцу. Николас не собирался следовать за ней. Он еще не был готов к встрече с Хэлен Хэмфри.

Но это была лишь отсрочка неизбежного.

Скорее всего, она даже не вспомнит его. А если вспомнит, ну так что ж? Лэндж провел рукой по волосам и надел шляпу, надвинув поля вниз чуть больше, чем обычно. Потом, набрав в легкие побольше воздуха и волнуясь так, словно собирался объезжать дикую лошадь, зашагал к дому.

Хэлен стояла у стола, одной рукой опираясь на красную клетчатую клеенку. В другой руке она держала фотографию, которую Юлиус приколол к стене: он и Николас, улыбающиеся после окончания весеннего клеймения скота.

Дощатый пол под ногами Николаса заскрипел, заставив его остановиться у порога. Конечно, Хэлен услышала, как он вошел: она медленно подняла голову и обернулась. Хэлен все еще была в солнечных очках, и Николас не видел ее глаз. Пол начал уходить у него из-под ног.

– Николас Лэндж, – наконец произнесла Хэлен.

Он понял, что она помнит его. Чувствуя, как к щекам медленно приливает, кровь, ковбой надеялся, что она не заметит его смущения. Голос Хэлен стал глубже, сильнее. Ну разумеется, подумал Николас. Так и должно быть. Тогда она была девочкой. Теперь она стала взрослой.

Лэндж наклонил голову в подтверждение того, что они знакомы.

– Мэм! Я хотел сказать… что… по-настоящему сожалею о Юлиусе!

Хэлен с трудом перевела дыхание, потом заставила себя улыбнуться.

– Спасибо. Я тоже…

Воцарилось молчание.

Наверху, на плоскогорье, раздавалось мычание скота. Сойка надрывалась в ветвях сосны прямо напротив окна. Было слышно даже гудение холодильника. Николас переступил с ноги на ногу.

– Я… принесу ваши вещи, мэм? – наконец спросил он.

– Я сама.

– Спальня…

– Я всегда пользовалась одной и той же… Если она в порядке…

– Конечно.

Это была его спальня, накануне вечером Лэндж перенес свои вещи в ветхую сторожку, которой не пользовались с тех пор, как умерла его бабушка. С самого начала Юлиус предложил ему жить в доме, и Николас сразу согласился. Может быть, именно это заставило ковбоя почувствовать, что ранчо – его дом.

Вряд ли члены семьи Юлиуса поймут это, подумал Николас, ведь он всего лишь наемный работник.

– Тогда устраивайтесь, мэм. Я должен вернуться к работе. В это время года всегда много дел. – Он повернулся к двери. – Если вам что-нибудь будет нужно, дайте мне знать.

– Николас?

Лэндж обернулся. Хэлен сняла солнечные очки, и он утонул в море сияющей голубизны ее пристального взгляда.

– Мэм!

Ее губы дрогнули.

– Я, конечно, стала старше, но не настолько же! – Он прищурился. – Вам придется называть меня Хэлен.

Николас пожал плечами, чувствуя себя глупо. Он и не думал подчеркивать ее возраст, имея в виду лишь разделявшее их положение. Но ковбой видел, что Хэлен не поняла.

– Извините, Хэлен!.. – пробормотал он.

– Спасибо. – Но когда он снова повернулся к двери, девушка остановила его. – Вы давно работаете здесь?

– Около трех лет.

Хэлен подняла изумленный взгляд и недоверчиво покачала головой.

– Юлиус мне ничего не говорил. Дед никогда не упоминал о вас.

Господи, благослови Юлиуса Хэмфри, подумал Николас.

– Наверное, он не думал, что это так важно… Это все, мэм?

Хэлен пристально смотрела на него, приподняв одну бровь.

– Хэлен, – хмуро поправился он.

Она улыбнулась.

– Теперь все. Мой отец и братья приедут к ужину, к семи. Это не поздно?

– Вы не обязаны приглашать меня на ужин, мэ… Хэлен.

– Нам было бы приятно, если бы вы пришли.

– Нет, спасибо. Я поем у себя. – И прежде чем Хэлен успела что-либо ответить, Николас спустился по ступенькам и зашагал к конюшне.

Он привык сидеть за столом с Юлиусом, слушая его планы и мечты. Но ужинать с дипломатом Дэвидом Хэмфри и его утонченными отпрысками и при этом говорить о Юлиусе, том общем, что их объединяло, было выше его сил. Тем более, сердито думал Николас, выводя лошадь из конюшни, у него нет времени на болтовню.

Он должен осмотреть ранчо.

Оно было болью Николаса и его опасением. Ковбой старался не думать о нем, как о своем, не думать, есть ли у него сейчас шанс выкупить его. Но… лучше работать, – тем более что забот много, – чем сидеть и жалеть себя.

Да, Юлиус выбрал не лучшее время для смерти. Обычно в октябре он оценивал положение дел на ранчо и принимал решение о продаже скота. Через две недели, думал Николас, сюда прибудут большие грузовики за сотней голов скота, отобранных для продажи на аукционе. В этом году решения придется принимать ему.

Если, конечно, Дэвид не продаст ранчо. А если продаст?

Хэлен почувствовала, что может свободно дышать, только когда услышала удаляющийся звук шагов Николаса, Это шок, сказала она себе. Шок от неожиданной встречи лицом к лицу с Николасом Лэнджем.

Подростком Хэлен каждую ночь мечтала о нем. Именно он стал героем ее девичьих грез.

Шести футов роста, загорелый, с крепкими руками, темными взъерошенными волосами и бездонными карими глазами, Николас Лэндж притягивал ее с того самого момента, как она впервые увидела его. Чем он обратил на себя ее внимание? Может быть, своей манерой садиться на лошадь, носить широкополую шляпу, умением держаться в седле, а может, делающей его немного неуклюжим застенчивостью… Как бы то ни было, Николас Лэндж был единственным, о ком думала Хэлен, читая о рыцарях в блестящих доспехах. Ни один романтический герой не волновал ее так, как молодой ковбой с ранчо ее деда. Каждый раз, когда Хэлен смотрела на него, ее пульс учащался, а ладони становились влажными.

Двенадцать лет прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, но Хэлен так и не смогла забыть ковбоя.

Это было за день до ее возвращения в Мехико, Хэлен каталась верхом в надежде встретить Николаса. Она хотела дать ему еще один, последний, шанс сказать ей все то, о чем она мечтала, сказать, что она ему нравится, попросить се написать ему, пообещать, что он будет писать ей. Прошло около двух часов, и Хэлен потеряла надежду найти ковбоя. Девочка скакала вниз по склону, через рощицу, к лугу, когда вдруг услышала голоса, грубые и резкие, и шум драки.

Николас?!!

Он упал на землю, изо всех сил защищаясь от трех мужчин, которые били его, лежачего.

Хэлен не раздумывала ни секунды. Она ударила пятками в бока лошади и понеслась прямо туда, пронзительно крича:

– Прекратите! Что вы делаете? Оставьте его!

Парни отпрянули от Николаса, увидели Хэлен, несущуюся прямо на них, и отступили. Один из них попытался схватить поводья, но она ускользнула от него, проскакав мимо и благодаря Бога, что Николас не оказался у нее на пути.

– Убирайтесь отсюда! Оставьте его в покое! – Описав крут, Хэлен вновь мчалась на них.

– Еще одна твоя баба? – Самый высокий мужчина размахнулся и в последний раз ударил Николаса, распростертого на земле, его лицо было все в крови.

– Пошли, Джек, – сказал парень что постарше. – Мы все ему растолковали.

Джек обратился к Николасу:

– Если ты не понял, нам придется повторить. – Он ухмыльнулся. – Это будет неплохим развлечением.

– Убирайтесь! – закричала Хэлен, направляя на него лошадь.

Парень напоследок еще раз пнул Николаса, потом натянул шляпу и последовал за своими приятелями к стоящему у обочины дороги грузовику, мотор заурчал, и машина покатилась по пыльному проселку.

Хэлен соскочила с лошади и подбежала к Николасу.

– Как вы? Что случилось?

Ковбой, сплевывая, вытирал с лица кровь.

– Ничего. Все в порядке…

– Ничего?! Почему они?.. – Хэлен не могла найти подходящее слово, чтобы выразить ужас, который она испытывала. Девочка вытащила носовой платок и попыталась остановить кровь, текущую тонкой струйкой из носа Николаса.

Он попробовал подняться и поморщился от боли.

– Может быть, вам что-нибудь сломали? – Хэлен скользнула рукой по его спине, помогая ему встать на ноги. – Вы уверены, что вам можно вставать?

– Все нормально!..

Николас хмуро огляделся:

– Черт, моя лошадь убежала.

– Возьмите мою. Мы можем поехать вдвоем, – быстро предложила Хэлен. – Вам надо показаться врачу!

– Мне не нужен врач.

– Но…

– Все нормально! – Николас с перекошенным от боли лицом проковылял к упавшему дереву и осторожно опустился на него. Хэлен присела рядом. Он выглядел жутко: правый глаз почти не виден, на подбородке – огромная ссадина.

– Дайте мне вашу рубашку. Я намочу ее в ручье, и вы сможете стереть кровь!

Ковбой было запротестовал, но потом осторожно стянул рубашку. Хэлен увидела огромные синяки на его теле. Она быстро побежала к ручью.

– Я сама. Мне лучше видно, – сказала девочка, не отдавая мокрую рубашку.

– А мне что, нет? – сердито спросил Николас.

Хэлен улыбнулась, убирая прядь волос с подбитого глаза.

– Не так хорошо, как мне.

Она опустилась на колени у ног ковбоя и стала осторожно прикладывать мокрую ткань к ранам на его лице. Николас напрягся, но сдержался и не застонал. Хэлен действовала медленно, удивляясь тому, что ее руки не дрожат.

В другой ситуации девочку била бы дрожь, но сейчас она стояла на коленях всего в дюйме от обнаженной груди своего ковбоя и нежно обмывала его окровавленное лицо. Хэлен сглотнула слюну, стараясь думать о парне только как о своем пациенте, но, несмотря на это, постоянно ощущала рядом с собой реального Николаса Лэнджа.

Он сидел, стоически ожидая, когда Хэлен закончит промывать его раны, но вот она все сделала, и глаза их встретились. У девочки перехватило дыхание, и она нервно облизнула губы.

Может быть, он ее поцелует?

Эта непрошеная мысль заставила Хэлен почти бессознательно потянуться к Николасу.

– Пошли, – сказал ковбой, с трудом поднимаясь. – Уже поздно. Нам надо возвращаться. – Стряхивая пыль со своих джинсов, Николас проковылял к лошади Хэлен.

– Подождите! – поспешила за ним девочка. – За что они вас избили?

Ковбой пожал плечами, протягивая ей поводья. Хэлен не взяла их.

– Что вы собираетесь делать? Дед будет спрашивать.

– Юлиусу незачем об этом знать, – резко сказал Николас.

– Он будет огорчен, – ведь вы выглядите так, словно по вам проскакал табун!

– Я скажу ему, что упал с лошади.

– Вы думаете, он поверит?

– Какая разница, поверит или нет. Это не его проблемы. – Лэндж бросил поводья и зашагал к роще.

Хэлен последовала за ним.

– Что случилось, Николас?! Скажите мне, или… или я расскажу деду о том, что видела.

Он повернулся и свирепо посмотрел на нее.

– Зачем?

– Потому что они должны быть за это наказаны!

Николас криво усмехнулся:

– В этом нет необходимости.

– Почему?!

– Черт бы тебя побрал, любопытная девчонка!

– Я не любопытная. И я не девчонка, – запротестовала Хэлен, уперев руки в бока, что заставило рубашку натянуться на ее груди.

Ковбой сердито посмотрел на подростка и пожал плечами.

– Может, и так, – пробормотал он, разглядывая ее.

– Тогда скажите мне!

– А почему я должен тебе рассказывать?

– Потому… потому, что я беспокоюсь за вас!

– Не стоит. Я этого не заслуживаю. Спроси у Синди Бринкмиллер. – Николас снова хотел повернуться, но Хэлен схватила его за руку.

– Кто такая Синди Бринкмиллер?

Он освободил свою руку.

– Проклятье, забудь о ней. Слышишь? Это та девчонка, чей брат и кузены только что избили меня.

У него есть женщина?! Хэлен не могла даже представить себе, что Николас может быть с другой женщиной. Он принадлежал только ей.

– За что? – Ее голос прозвучал глухо.

– За то, что она беременна, черт возьми! Она сказала им, что ребенок – мой.

Хэлен была ошеломлена. То, что сказал Ник, было недоступно ее пониманию. Секс притягивал и искушал ее. Но дети… дети были частью другого мира. И Николас в ее мечтах о нем никогда не был связан с детьми.

– Это правда? – прошептала Хэлен. – Он ваш?

Ковбой насмешливо посмотрел на нее.

– Да у нас, кроме поцелуев, ничего не было. Ничего.

Хэлен облегченно вздохнула и просияла.

– Слава богу.

Николас бросил на нее недоумевающий взгляд.

– Что это значит?

– Я просто имела в виду… имела в виду… Что вы еще молоды для того, чтобы иметь детей.

– У меня нет детей, – сердито оборвал ее Николас. – Понятно?

– Но когда вы женитесь…

– Я не женюсь.

– Но когда вы, когда вы… – «Когда вы узнаете, как сильно я люблю вас», – собиралась сказать она, но запнулась. – Но когда вы встретите подходящую женщину… – нерешительно пробормотала Хэлен.

Николас молча взял у нее поводья.

– Давай-ка, Хэлен, поезжай. А то старик пошлет за тобой вооруженный отряд.

– А вы?..

– Я должен найти свою проклятую лошадь.

– Я помогу вам.

– Нет. – Он резко кивнул головой в сторону ранчо. – Уезжай. И когда доберешься до дома – забудь все, что здесь произошло.

Хэлен хотела было поспорить с ним, но по его нетерпеливому взгляду поняла, что это ни к чему хорошему не приведет. Она нежно прикоснулась пальцами к руке ковбоя и почувствовала, как напряглись его мускулы.

– Николас? – Это был вопрос, но Хэлен сама не знала, о чем именно она его спрашивает.

Парень закрыл глаза, стиснув зубы. Когда он снова посмотрел на нее, девочка прочла в его глазах муку. Хэлен ждала, и наконец он потерял самообладание. Рука Николаса коснулась ее волос, погладила щеку. А потом его губы прикоснулись к ее. Поцелуй продолжался всего несколько секунд, затем Лэндж резко отшатнулся.

– Я не должен был этого делать. Извини.

Но Хэлен не рассердилась. Она так долго мечтала об этих губах, мягко прикасающихся к ее, – каждую ночь, каждый день, каждую минуту. Она мечтала об этих чуть шершавых пальцах, ласкающих ее кожу, о взгляде, полном тайной любви. Девочка перевела дыхание, нежно и преданно глядя на него.

– Спасибо, Николас, – прошептала она и нежно прикоснулась рукой сначала к своим губам, потом к его.

О своих чувствах Хэлен никому не рассказывала – ни отцу, ни братьям.

А потом Николас надолго и неизвестно куда уехал. Хэлен почувствовала себя преданной. И глупой.

Она и сейчас чувствовала себя глупой, хотя ей двадцать семь лет. Было время повзрослеть.

Пару недель назад неожиданно приехал ее брат Питер из Лос-Анджелеса, он познакомил ее со своими тремя друзьями адвокатами.

– Ты, как всегда, не упускаешь шанс просватать меня, а? – подколола его Хэлен, озорно блеснув глазами.

В ответ Питер ухмыльнулся:

– Я лишь немного способствую естественному процессу.

– Вот только на этот раз ты подсунул мне каких-то пожилых женихов, – посетовала Хэлен.

– Они не пожилые, – обиделся за друзей Питер. – Ты всегда так! По-моему, Хэлен, ты слишком высоко поднимаешь планку. С такими запросами ты не выйдешь замуж лет до восьмидесяти, пребывая в ожидании Прекрасного Принца.

– Да не жду я никакого Прекрасного Принца, – запротестовала Хэлен. Действительно, она серьезно подумывала о замужестве с Гэри. Он пока еще не просил ее руки, но она подозревала, что рано или поздно сделает ей предложение.

Гэри ей нравился. Он был надежным, неизменно доброжелательным. Конечно, он не был мужчиной ее мечты, но Хэлен уже начала серьезно подумывать, что такого мужчины и не существует в действительности. Она хотела иметь дом и семью. Хотела растить и воспитывать детей рядом с любимым человеком. Но единственный мужчина, которого она когда-либо любила, – это Николас Лэндж.

И что же? – печально подвела она итог. Ей следовало давно забыть его! Но это было так трудно! Вернее, невозможно, думала Хэлен, поднимаясь с чемоданом, взятым из багажника, по лестнице. Тем не менее хорошо, что они снова встретились. Это полезно – встретиться, будучи уже взрослой, со своими детскими мечтами.

Она увидит Николаса Лэнджа глазами взрослого человека… и вылечится.

Спальня осталась в точности такой же, какой Хэлен помнила ее. Та же узкая кровать, тот же платяной шкаф из клена, тот же письменный стол и книжная полка над ним. Странно, но комната казалась обжитой, словно она спала здесь и прошлой и позапрошлой ночью.

Хэлен стояла, слушая, как братья и отец устраиваются на ночь. Вот отец открыл дверь в комнату Юлиуса, где собирался спать, вот Питер и Крис поднялись на чердак. Внизу, в холле, послышался ритмичный скрип, который означал, что Дуглас делает свою ежедневную гимнастику на старом деревянном полу. А затем – тишина.

Хэлен надела ночную рубашку, почистила зубы и скользнула под одеяло. Но, как ни старалась, заснуть она не смогла. Хэлен металась и ворочалась, взбивала подушку, считала про себя, все было напрасно. Наконец, отчаявшись, она встала, вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице.

Внезапно она услышала тихий скрип внизу. Застыв на мгновение, Хэлен двинулась дальше. Наверное, Дугласа тоже мучает бессонница. На кухне мерцал слабый свет. Брат, должно быть, захотел теплого молока. Хэлен толкнула приоткрытую дверь.

– А мне можно немножко? – начала она и осеклась. – Ой, это вы?

Это был вовсе не Дуглас, а Николас стоявший посреди кухни.

Хэлен вдруг остро осознала, как тонка ее ночная сорочка, и покраснела.

– Я увидела свет и подумала, что это брат. Я не знала…

– Извините, что я побеспокоил вас. Просто я пришел, чтобы забрать… это. – Николас прошел мимо нее к табуретке в углу, на которой лежало потертое шерстяное одеяло.

– Вам следует остаться в доме, – заявила Хэлен. – Вы, должно быть, замерзли там, в сторожке. А здесь пустует так много комнат.

– Нет. Это не для меня. Это одеяло для Скаута, собаки Юлиуса. Он… беспокоится, не находит себе места. – Хэлен показалось, что ковбой тоже покраснел.

– Скаут тоже может жить здесь.

– Нет. С ним все нормально, – резко ответил Николас. – С нами обоими все в порядке.

Когда он прошел мимо Хэлен, чтобы взять одеяло, его рукав коснулся ее обнаженной руки, она вздрогнула.

– Простите, – пробормотал Николас, беря одеяло и осторожно пробираясь мимо нее. – Спокойной ночи!

И вышел, не сказав больше ни слова.

Стоя босыми ногами на холодном полу, Хэлен обхватила свое дрожащее тело руками и молча следила за Ником, пока его узкобедрый, широкоплечий силуэт не растворился в темноте.

В этот момент она ясно осознала, что ее надежды освободиться от любви к Николасу Лэнджу не оправдались. Это сильнее ее. И она уже никогда не будет свободна.