Текст книги "Рождественская история"

Автор книги: Лора Брантуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Лора Брантуэйт
Рождественская история

1

– Интересно, каким он будет?

Патриция Дин задумчиво провела по губам колпачком «паркера»: вечное напоминание о детской привычке грызть карандаши и ручки.

– Что? – раздраженно отозвалась Миранда, которая в этот момент стояла на цыпочках перед шкафом и пыталась выудить какую-то папку с верхней полки.

– Ничего, дорогая, занимайтесь своим делом, – отрезала Патриция. Не стоит обсуждать подобные вопросы с секретарем.

И все-таки – каким? Высоким? Или не очень? Обаятельным? Судя по голосу, да. А носит он светлые или темные костюмы? Брюнет или блондин? Может быть, даже с усами или с испанской бородкой…

– И, пожалуйста, двойной эспрессо без сахара.

Миранда красноречиво вздохнула и вышла из кабинета, унося с собой три внушительные папки, из-за которых ее почти перестало быть видно.

– И почему я все еще ее держу, с такими-то манерами? – обратилась к потолку Патриция.

Наверное, потому что это лучшая секретарша, которую ты со своими манерами и характером можешь себе позволить, услужливо отозвался внутренний голос.

Патриция не удостоила его реплику вниманием.

Нужно было сделать еще кучу дел: подготовить бумаги для Гуверов, продумать, что показать Лебманам, и переоформить дом по Восемнадцатой улице (семь спален, шесть ванных), в фонд агентства. И позвонить маникюрше. Ведь на вечер назначена встреча с мистером Карлайлом. Возможно, судьба наконец решила озаботиться счастьем своей непутевой дочери?

Миранда принесла кофе. Патриция поблагодарила ее сдержанным кивком.

Патриция Дин не назначала свидания вслепую. И даже не регистрировалась на сайте знакомств. И вообще, мечты о прекрасном принце для нее были синонимом личной несостоятельности. Но у нее, вернее у ее риелторского агентства, появился новый клиент. И о нем было известно немногое: что его зовут Джозеф Карлайл и он интересуется историческими особняками, но из этого при наличии некоторого опыта можно было сделать массу интересных выводов.

Вывод первый: он богат. Вывод второй: скорее всего, одинок. По крайней мере, в отличие от всех этих семейных, которые непременно начинают разговор с «мы» и, как правило, перепоручают все дела с арендой-покупкой-продажей недвижимости своим благоверным, он употреблял только местоимение «я». Это могло говорить о его выигрышном семейном положении или же о дисгармонии в отношениях с женой, об отсутствии духовной и эмоциональной близости… Во всяком случае, плюс один балл.

Потому что у Патриции на руках оказывались все козыри.

Патриция не была охотницей на мужчин. Она справедливо полагала, что это они должны за ней гоняться. И если до сих пор двери ее дома и офиса не осаждают толпы обезумевших от вожделения поклонников, то наверняка по какой-то нелепой случайности. Например, они еще не раздобыли адрес. Или все как один страдают стеснительностью. Или придумывают какие-нибудь более изощренные планы по завоеванию дамы сердца. Не важно. Ибо не в количестве поклонников дело, а в качестве.

У Патриции Дин были очень высокие требования к жизни.

Это позволило ей добиться многого. В свои тридцать она возглавляла небольшое, но успешное риелторское агентство. Разумеется, оно так и называлось: «Патриция Дин. Операции с недвижимостью».

Патриция была из тех женщин, которые всегда знают, чего хотят. В нашем мире это – залог успеха. Все проблемы современного человека – от противоречивости желаний или их расплывчатости. Ведь стоит только захотеть по-настоящему…

Патриция свято верила, что сила ее желаний способна сокрушить любые преграды и воздвигнуть нужные мосты. Впрочем, это одна из немногих вещей, в которые она верила. Многие мифы современного общества не коснулись ее сознания.

Например, Патриция не верила в любовь, как не верят в нее те, кто исследует кровь влюбленных на гормоны и выводит формулу любви, или те, кто объясняет все движение в этом мире действием либидо. Любая теория есть отрицание веры. У Патриции тоже была одна, но она не со всеми ею делилась.

Зато она верила в недвижимость и в браки по расчету. Дома – это стабильность. Это навсегда. Или почти навсегда. Ей нравились дома старые, которым не меньше полувека. И нравились простые и ясные отношения, деловые – те, которые основаны на деньгах. Гораздо лучше, считала Патриция, чем мыльные оперы и прочая сентиментальная чушь, которую многие люди стремятся привнести в свою жизнь.

У Патриции были самые понятные мечты и желания: она хотела большую усадьбу, где можно было бы разводить лошадей и собак, к которым с детства питала самую нежную привязанность; Патриция хотела богатого мужа и троих здоровых красивых детей. При этом нужно отметить, что она вовсе не была глупа или неразвита. Но в результате долгих и мучительных поисков смысла жизни она пришла к выводу, что чем все проще… тем проще.

Пока, правда, простые мечты оставались только мечтами. И было этому незамысловатое объяснение: работа. Работа, это вечное добывание средств на красивую жизнь, отнимала все время Патриции. Она буквально жила в офисе, и в этом были свои плюсы и свои минусы. Так, работа никогда не позволяла Патриции скучать и предаваться унынию по поводу каких-то там проблем. Более того, за то время, которое отдавала ей Патриция, работа ей щедро платила. Многие ее ровесницы позавидовали бы уровню жизни, которого Патриция добилась сама.

С другой стороны, времени на жизнь-вне-работы почти не оставалось. У Патриции не было закадычных подруг, потому что это требует времени: встречаться, плакаться друг другу в жилетку, печь пироги или ходить по магазинам… За исключением полудюжины человек, круг ее знакомых так или иначе был связан с работой: клиенты, партнеры, друзья клиентов и партнеров и прочая, и прочая.

Разумеется, Патриция не унывала по этому поводу: среди них было предостаточно состоятельных джентльменов, один из которых в перспективе мог бы стать ее мужем, постоянно появлялись и новые лица, подчас весьма интересные. Но подавляющее большинство мужчин имело страшный недостаток: они были женаты.

Любопытно, а как все-таки с семейным положением у мистера Карлайла?

Патриция в конце концов дозвонилась до маникюрши и пригласила ее прямо в офис. Нельзя терять драгоценное время. И пускай эта маленькая фурия Миранда думает, что хочет!

Телефон в приемной, погребенный под ворохом самых разных важных бумаг, взорвался писклявой трелью. Ее удивительное свойство заключалось в том, что Патриция слышала ее даже в кабинете за закрытой дверью.

– «Патриция Дин. Операции с недвижимостью». – Все реплики Миранды также были отлично слышны Патриции. – Добрый день. А кто ее спрашивает? Минуточку… Звонит мистер Карлайл. Будете разговаривать? – обратилась к ней через коммутатор Миранда.

– Разумеется, соединяйте скорее!

– Здравствуйте, мисс Дин, – послышался в трубке долгожданный голос.

– Добрый день, мистер Карлайл. – Патриция нашла золотую середину между деловитой официальностью и приветливостью.

– Мисс Дин, у нас назначена встреча на пять…

– Совершенно верно.

– Мне очень жаль, но сегодня в пять я не смогу.

– Перенесем? – Патриция готова была взорваться от злости и разочарования.

– Я понимаю, что доставил вам неудобство, поэтому в качестве извинений хочу пригласить вас на деловой ужин. Можно?

– Пожалуй, да, – расцвела Патриция.

– Сегодня в семь тридцать вы свободны?

– Дайте подумать… – Патриция для приличия выдержала паузу и пошуршала страницами настольного ежедневника. – Да, – объявила она в конце концов.

– Хорошо. Тогда я чуть позже сообщу вашему секретарю название ресторана. И… – Карлайл взял тон несколько ниже, – спасибо за понимание.

– Рада помочь. До встречи, мистер Карлайл.

– До встречи, – многообещающе произнес он.

Не обольщайся! – велела себе Патриция, повесив трубку. Но не обольщаться было сложно. Жизнь слишком долго не давала ей шанса, чтобы и на этот раз сыграть злую шутку. Наверняка брюнет. И носит усы. Может быть, когда-то учил французский, судя по интонациям. Предположительно – выдающийся типаж. И нужно встретить его во всеоружии.

Ради такого случая Патриция даже ушла домой небывало рано: в шесть. Посчитала, что строгий, песочного цвета костюм хорош для работы, но не подойдет для ужина в ресторане. Дома – она снимала квартиру с тремя спальнями в районе застройки полувековой давности – она приняла душ и успела сделать прическу и макияж. Женственна, ухожена, знает себе цену – но ни тени вульгарности. Патриция надела голубое платье, жемчужное ожерелье и серьги, накинула пушистое манто – идеальный образ современной красивой женщины. Слишком сложно не влюбиться!

Мистер Карлайл выбрал вполне фешенебельный ресторан «Рандеву»: стильное место, отделанное в цветах морской гаммы и с гигантским аквариумом в одной из стен. Патриция не без удовольствия отметила, что ее голубое платье придется очень кстати.

Она приехала в семь тридцать пять и лихо припарковалась. Может быть, какой-нибудь полицейский посчитал бы, что слишком лихо… но полицейских поблизости не было.

Патриция вошла в зал ресторана и замерла на несколько секунд, пока глаза привыкали к приглушенному «подводному» свету. В эти мгновения она осваивала пространство, в каком-то смысле подчиняла его себе. Будто тонкие ниточки потянулись во все углы… Патриция чувствовала себя центром этого зала. Этого маленького мира. Все взгляды сейчас прикованы к ней: стройной женщине с притягательно-грациозной осанкой и пышным облаком светлых волос. Хорошо. Она уже чувствует направление, из которого исходит особое напряжение…

Подплыл метрдотель:

– Добрый вечер, мисс. Изволите столик?

– Меня ждут. У меня назначена встреча с мистером Карлайлом.

– Позвольте вас проводить!

Патриция не без удовольствия отметила, что не ошиблась: метрдотель повел ее туда, куда она и предполагала. Еще одна победа интуиции.

Даже две: брюнет. Усов нет.

Он ждал ее за уютным столиком в углу. Приподнялся навстречу – хорошие манеры. В глазах мистера Карлайла горело неподдельное восхищение. Глаза были черные и глубоко посаженные – взгляд страстного мужчины. Ему, наверное, чуть-чуть за сорок, и он уже начал полнеть, но сохранял еще некоторую спортивность.

– Мисс Дин… Патриция… Я очарован. То есть добрый вечер, – изрек Карлайл.

– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать. – Патриция послала ему очаровательную, но сдержанную улыбку. Нужно, чтобы он видел в ней обворожительную, но пока недоступную женщину.

Он издал звук, который, видимо, должен был обозначать отрицание.

– Мне тоже нравится «Рандеву». – У Патриции получился почти каламбур.

Мистер Карлайл торопливо осклабился, поддерживая ее шутку.

Готов. Слишком легко, с тоской подумала Патриция, но потом отогнала от себя предательскую мысль. За ее плечом беззвучно возник официант и положил на стол меню в черной папке с голубым тиснением. Патриция проследила за взглядом Карлайла: взгляд впился в ее холеные длинные пальцы с французским маникюром, которые легли на меню.

– Давайте сделаем заказ, а потом обсудим детали. – Карлайл откровенно пытался заполнить паузу.

– Конечно. Я подготовила список домов, которые могли бы вас заинтересовать.

Патриция заказала салат с мидиями и тунца. Выбор вина взял на себя ее спутник. Вкус у него оказался отменный. Кроме того, Карлайл, как выяснилось, вполне сносно разбирался в архитектуре, что в глазах Патриции прибавило ему полдюжины очков.

Кольцо на левой руке тоже отсутствовало.

Патриция предложила ему шесть особняков постройки тридцатых – семидесятых годов. Каждый в своем роде жемчужина.

– И представьте: утром вы с чашечкой кофе выходите на балкон, ласково касаетесь мраморных перил и смотрите на Рок-крик-парк. Ветер доносит до вас запах свежей утренней зелени…

О домах Патриция умела и любила говорить. Мистер Карлайл оказался благодарным слушателем. Через пятнадцать минут беседы он смотрел на нее влюбленными глазами и явно готов был пойти за ней хоть на край света… смотреть двухэтажный с мансардой особняк на семь спален, шесть ванных по К-стрит.

И хорошо: деловые отношения – они самые крепкие.

– Может быть, потанцуем? – не сдержался Карлайл.

Патриция сделала глоток вина, удивленно посмотрела на него, будто не понимая, с чего он решил так резко сменить тему.

– Что ж… – милостиво согласилась она.

Музыка была томной и текучей, как теплая вода. От Карлайла пахло дорогим одеколоном. Патриция закрыла глаза и позволила себе вдохнуть запах глубже: она так давно не ощущала мужчину настолько близко… Ее правая рука легла на его широкое плечо. Левая – в его слегка влажную ладонь.

– Вы чудесный собеседник, мисс Дин. И чудесный партнер… в танцах.

– Я – чудесный риелтор, – рассмеялась она.

– Безусловно. От Бога.

Патриция сделала заметочку где-то на полях своей памяти: поминает всуе имя Божье. Танцевал Карлайл неплохо, но немного напряженно. От звонка мобильного телефона в нагрудном кармане пиджака он вздрогнул так, что Патриция даже испугалась.

– Что-то случилось? – уточнила она на всякий случай.

– Нет-нет. – Карлайл отключил сотовый.

Потом они вернулись за столик и выпили еще вина. Патриция наметила маршрут, по которому нужно «пройтись», и предложила Карлайлу выбрать время. Он уткнулся в электронный ежедневник.

И в этот момент в зале что-то неуловимо изменилось. Патриция оглянулась, пытаясь выяснить, что именно произошло.

Она стояла у дверей, и взор ее пылал. За ее спиной маячил еще кто-то, может быть, даже несколько. Но Патриция поняла, что дело в первую очередь в ней – молоденькой завитой блондинке с силиконовой грудью.

Патриция болезненно поморщилась. Господи, ну за что? Почему опять – так?! И ты, Брут… Она окинула презрительным взглядом Карлайла, который все еще ничего не замечал.

А она уже приближалась. Чтобы это понять, не требовалось даже тонкое чутье. Достаточно было слуха: каблуки звонко и яростно цокали по плиткам пола.

Та, что пришла по душу Джозефа Карлайла, встала сбоку от их столика в позе богини возмездия. Патриция посмотрела на нее почти сочувственно. Карлайл наконец-то догадался оторвать взгляд от ежедневника и оглядеться. Патриция не без злорадства смотрела, как вытягивается его лицо.

– Котик… – пролепетал Карлайл.

Котик молчала.

– А что ты здесь делаешь? – непонятно для чего спросил Карлайл. – То есть…

Котик взяла со стола недопитую бутылку вина и трахнула ее об пол. Патриция инстинктивно зажмурилась, чтобы осколок ненароком не попал в глаз.

– Милая, прошу тебя! – испугался Карлайл. Патриция заметила, что он уже не выглядит тем солидным и достойным господином, с которым она встретилась около получаса назад. Удивительная метаморфоза… – Это не то, что ты думаешь! – выдал Карлайл самую бесполезную фразу всех времен и народов. – У нас деловой ужин!

Котик вывернула ему на голову остатки гарнира.

Любопытно, как часто она ему устраивает сцены в общественных местах, почему он это терпит и останутся ли они вместе после этих спагетти?

– Я готовил тебе сюрприз! Мисс Дин… Да объясните вы ей, в конце концов!

Патриция критически осмотрела сначала его, потом ее. Прикинула: каковы шансы, что после этого инцидента они что-нибудь у нее купят? Слишком мало…

– Котик, не верь ему. Это именно то. Это похотливое чудовище, – она обвиняющее ткнула пальцем в побледневшего Карлайла, – пытается соблюсти ритуал, прежде чем затащить меня в постель. Держу пари, он делает что-то подобное минимум раз в неделю. Следи за ним получше. А то уведут ведь, дуры. – Патриция поднялась и взяла сумочку. – Счастливо оставаться, голубки.

Казалось, даже музыка перестала играть. Она вышла из ресторана в немой тишине. Изумленные взгляды провожали ее, она чувствовала спиной. И хорошо. Можно будет вычеркнуть «Рандеву» из списка «своих» мест, но сцена удалась. Отличный спектакль. Этот индюк, в конце концов, должен был как-то ответить за ее очередную неудачу?!

И поделом. Супружеская неверность наказуема.

Патриция вернулась домой без приключений, хотя и вела машину слишком нервно. Она чувствовала себя опустошенной, веселой и злой. Конечно, Карлайл ничего ей не должен, он ничего не обещал. Но все-таки… Кажется, жизнь уже явственно на что-то намекает.

Она поднялась к себе. Дверь, как назло, долго не поддавалась: ключ застрял в замке. С трудом справившись с ним, Патриция ворвалась в квартиру, сыпля проклятиями. Споткнулась об антикварный пуфик, обтянутый гобеленом. Бессильно уронила сумку. День не задался. Точнее вечер. Точнее личная жизнь.

Патриция прошла в свою спальню и разделась. Нужно смыть с себя эту глупую раскраску. На этот раз она опять оказалась бесполезной. Она небрежно бросила в шкатулку с драгоценностями серьги, ожерелье. Они тихонько и жалобно брякнули. Швырнула платье на кровать. Отбросила ногой туфли в сторону шкафа. Все потом. После будем наводить порядок.

Патриция в нижнем белье стояла перед большим трюмо. Так ее прическа и макияж выглядели совсем нелепо. Накрашенная полунагая женщина хорошо смотрится, если в постели ее ждет мужчина. Ну, если не любимый, то хотя бы сексуально привлекательный. В пустой спальне, на фоне неразобранной постели, в немой квартире она смотрится плохо. Патриция никогда не плакала от жалости к себе: считала ниже своего достоинства. Она могла только быть недовольной – собой или положением вещей. Сейчас она даже не знала, что является первопричиной ее мрачного настроения. Это и не важно. Тишину можно разогнать.

Она схватила с полки пульт телевизора и наобум включила какой-то канал. Неизвестная журналистка что-то прочувствованно тараторила про детей какой-то развивающейся страны.

А косметику можно смыть.

Патриция пошла в ванную комнату и открыла на полную мощность оба крана над своей любимой ванной под розовый мрамор. Она не любила чересчур горячей воды. Она бросила под струю шипучую «бомбочку» ручной работы. Во влажном воздухе растекался аромат розы и ванили. Патриция разделась донага и опустилась в ванну.

Даже если все плохо, пускай топятся другие – дуры и неудачницы. А у нее почти все хорошо. Дела в агентстве идут отлично. Настолько отлично, что она может себе позволить потерять клиента… который ей насолил. Не понравился. Или слишком понравился. Симпатичный мужчина, что и говорить. Если бы не одно маленькое «но», с ним могло бы что-то получиться.

Однако нельзя в наше время возлагать столько надежд на другого человека. Только на себя можно полагаться, и то не во всем, главное – здраво оценивать свои возможности.

Что ж. В новом году придется зарабатывать еще больше денег. Подналечь на поиск и привлечение клиентов. Дать больше рекламных объявлений. И все станет только лучше. И ближе окажутся усадьба, лошади и псы.

Только держать себя в руках. И больше никогда, ни-ког-да не полагаться на милость судьбы.

Судьба не торопится никого облагодетельствовать. Факт, подтвержденный многолетним опытом.

Патриция плеснула на лицо теплой водой. Сейчас потечет тушь, расплывутся тени и румяна, будет некрасиво… но легко поправимо.

У меня есть только я. Отлично. Это моя лучшая армия. И когда я захочу, у меня будет самый лучший мужчина. Которого я выберу сама. Все.

Патриция поднялась из воды и пены с чувством твердой решимости и уверенности в будущем. Теперь самое важное – в течение трех часов не допускать в голову предательские мысли, подозрения и сопливые настроения. Тогда уверенность укрепится, и сеанс самовосстановления даст наилучшие результаты.

Она завернулась в махровый халат и пошла выпить снотворного. Это будет ее гарантией. Патриция слишком хорошо себя знала, чтобы полностью себе довериться в этом вопросе.

2

Праздник, как всегда для Патриции, подкрался незаметно. То есть нужно было быть Патрицией Дин, чтобы до последнего игнорировать рекламу рождественских распродаж, гирлянды, елки и расплодившихся в сезон Санта-Клаусов. И ей это благополучно удалось. Воистину прав был дедушка Фрейд: бессознательное правит нашими жизнями. А чтобы догадаться, что для Патриции Рождество – событие болезненное, не нужен диплом психоаналитика.

Только девятнадцатого декабря Патриция поняла, что что-то грядет. И почти сразу вспомнила что. Ей в этом сильно помогла Миранда, которая полдня подписывала рождественские открытки. В делах образовался естественный вакуум: в преддверии самого главного праздника в году людей заботят покупка подарков, яркая оберточная бумага и банты, а не покупка и сдача домов и квартир.

Патриция приуныла. Раз уж вспомнила, деваться некуда – придется включиться в общую предпраздничную суету. От совести и родственников не спрячешься. Рождество – праздник семейный. Патриция перестала его любить, точнее не совсем разлюбила, а стала тяготиться, лет в семнадцать, когда поняла, что либо будет жить отдельно от родителей, либо умрет от тоски в самое ближайшее время. Рождество – это символ детства, семьи и любви ко всему человечеству. И всех волшебных небылиц и прочих сказок, которые никогда не становятся реальностью. Всего того, что Патриция так не любила и во что не верила.

Вечером этого же дня позвонила мама.

К маме Патриция относилась с огромной нежностью. За исключением некоторых старомодных взглядов, мама была что надо. Отец, впрочем, тоже. Отец Патриции содержал в Нью-Йорке средних размеров книжный магазин, мама всю жизнь была у него бессменным бухгалтером. Им всегда было о чем поговорить. Отец играл в гольф и в теннис и следил за своим здоровьем. Мама ходила на массаж и в бассейн и очень следила за своей внешностью. Они до сих пор иногда казались влюбленными друг в друга. И Патриция не любила к ним ездить только по двум причинам: отец постоянно учил ее, как вести дела, а мать постоянно допрашивала, что с личной жизнью.

Патриция считала, что это слишком большое нарушение личных границ самостоятельной, преуспевающей женщины тридцати лет от роду.

Тем не менее разговор был неизбежен, и Патриция знала даже, что за ним последует.

– Дорогая, мы ждем тебя! – торжественно объявила мама. – Когда ты прилетаешь? Папа хочет встретить тебя в аэропорту.

Патриция чуть не взвыла: она, естественно, забыла заказать билет, а в преддверии Рождества это может оказаться почти невыполнимой задачей. Как бы не пришлось ехать на автобусе…

– Патриция? – деликатно напомнила мама о своем существовании.

– Да, мам. Извини, у меня столько дел, совсем замоталась, я посмотрю и потом тебе перезвоню. Во всяком случае, завтра меня ждать не стоит…

– Ну вот, ты всегда откладываешь семейные дела в долгий ящик. А я очень надеялась, что мы с тобой пообщаемся, посекретничаем по-женски, пока не прилетит твой брат.

– А когда прилетает Алекс? – Патриция не сдержала улыбки. Старшего брата она просто обожала. То, что они жили в разных городах (она – в Вашингтоне, он – в Филадельфии) и виделись обычно только на Пасху, на мамин день рождения и на Рождество, никак не уменьшало ее любви, скорее даже наоборот.

– Он такой же, как и ты, – в последний момент. Почти. Двадцать второго.

– Отлично! – Патриция добыла ценную информацию и решила, что не стоит торопиться попасть домой до этого срока. Если у мамы будет двое птенцов под боком, на каждого придется куда меньше бесцеремонных расспросов.

– Но я жду тебя как можно раньше! – строго напомнила мама.

– Конечно! Я тебе перезвоню. Целую, мам.

– Пока, дорогая.

Патриция подумала, а не отложить ли на завтра бронирование билета: пусть Миранда займется, да и можно будет позже отбыть. Но в этом случае возрастают шансы ехать на автобусе. Пришлось звонить в аэропорт самой.

Повезло: достался билет на двадцать второе декабря. Есть еще время пробежаться по магазинам.

А в магазинах в эти дни не протолкнуться. Их наводняют желающие осчастливить своих родных и близких или просто отдариться. Последнее грустно. Патриция позволила себе оставить работу на полдня и отправилась в гигантский торговый центр. Она тут же поняла, что не сделала соответствующих приготовлений: нужно было переписать всех родственников и знакомых, которых предстоит увидеть в ближайшие дни, и подумать, что бы такое им вручить. Пришлось выполнять эту нелегкую задачу прямо на месте: Патриция устроилась на диванчике, который стоял в конце зала – видимо, для особенно ярых и утомившихся покупателей.

Толпа, текущая мимо, мешала сосредоточиться. Однако в конце концов у Патриции получился список из пятнадцати пунктов плюс пять в резерве плюс десять сувениров на самый крайний случай. Если родители по каким-то неведомым причинам пренебрегут своими правилами и позовут на праздник всех-всех-всех, то она будет во всеоружии. Прецедентов не было, но с некоторых пор Патриция перестала полагаться на судьбу.

Следующие пять часов Патриция делала покупки. Присущее ей стремление к совершенству не позволяло купить первую попавшуюся вещь, ей нужно было все самое лучшее. Качественное. Красивое. Оригинальное.

К семи часам вечера Патриция чувствовала себя так, будто весь год работала без выходных.

– Ну, пусть они теперь только попробуют не прийти в восторг! – приговаривала она, выгружая свои трофеи на заднее сиденье машины.

Следующий день ушел на сборы: посещение салона красоты, чтобы предстать перед мамой во всем блеске и не вызвать упреков в неухоженности; укладывание вещей. Выбрать в гардеробе, что взять с собой, оказалось труднее обычного: за последний год Патриция «обросла» платьями, джемперами, юбками, блузками и брюками. Джинсами и костюмами, конечно, тоже.

В итоге пришлось сделать еще один рейд по магазинам и купить чемодан побольше.

Когда в одиннадцать двадцать три по местному времени Патриция стояла в аэропорту Нью-Йорка и выглядывала в толпе встречающих своего отца, по двум огромным чемоданам на колесах и средних размеров дорожной сумке через плечо смело можно было предположить, что она приехала на год, никак не меньше, и уже отсюда, не заезжая домой, отправится в Швецию на нобелевский банкет.

Ее отец, мистер Роберт Дин, увидев дочурку, сильно растрогался. В ее возрасте он собирал по мелким лавочкам букинистические редкости и развозил на своем фургончике книги из издательств по магазинам. Патриция же в несколько лет сумела добиться всего, о чем только мог мечтать бизнесмен. Его радость и гордость. Такая сильная, такая независимая и успешная. Такая в душе хрупкая и наверняка одинокая…

Патриция не дала ему развивать эти мысли, забросав вопросами о здоровье, о маме, о перестановках в гольф-клубе и о ближайших родственниках.

Мистер и миссис Дин, точнее Роберт и Аманда Дин, жили в трехэтажном доме в спальном районе в Гринвич-Виллидж. Патриция вопреки собственным ожиданиям искренне обрадовалась, когда машина отца выехала на знакомую с детства улицу. По сердцу прошла волна чего-то теплого и щемящего.

– Пап…

– Да, солнышко? – отозвался отец.

– Я соскучилась, – прошептала Патриция. – И очень рада, что вы с мамой у меня есть.

Роберт остановился напротив дома, выключил мотор, повернулся к дочери и неловко притянул ее к себе, чмокнул в лоб.

– Я тоже, солнышко, каждый день благодарю Бога за то, что ты у нас есть.

Миссис Аманда Майер Дин уже мчалась по дорожке – ей не терпелось увидеть Патрицию.

– Мама, не надо, ты же простудишься! – завопила она, выскакивая из машины, чтобы ускорить процесс счастливого обретения друг друга и предотвратить мамину простуду.

За этим последовали долгие объятия, поцелуи, комплименты и даже слезы радости. Патриция приехала все же раньше брата, и в доме было пока что тихо. Аманда тут же усадила дочь за стол. Она всегда считала, что именно во время вкусного, с любовью приготовленного обеда общение происходит лучше всего. Для обеда было рановато, но для ланча – в самый раз. Патриция уплетала говядину в гранатовом соке и слушала мамино воркование. Наговорившись о кулинарии, Аманда приступила к самому главному. Именно к тому, чего давно ожидала ее дочь.

– А ты опять приехала одна, Пат, – с расстановкой произнесла она.

– Нетрудно заметить, – прокомментировала Патриция. Она изо всех сил старалась держать себя в руках.

В глазах Аманды застыло сострадание.

– Все по-прежнему? – трагически спросила она.

– Нет, мам, все по-новому. Дела идут в гору, работы невпроворот, но я все успеваю. – Патриция ненавязчиво продемонстрировала кольцо с крупным аметистом.

– Кто же он? – Глаза Аманды загорелись надеждой.

– Кто – он, мам? – Патриция начинала терять терпение.

– Тот, кто это подарил…

– Я сама купила. Я хотела сказать, что занята сейчас карьерой, я зарабатываю деньги, довольно много, это очень важно и почти безотлагательно!

– Пат, ты прости меня, конечно, но тебе уже не двадцать и даже не двадцать пять…

– Аманда, ты говоришь так, будто наша девочка уже старуха! Она отлично выглядит, – вмешался Роберт.

– Па, ты неправильно сказал. Нужно говорить «отлично сохранилась». – Патриция не сдержала нервного смеха.

– Я вовсе не это имел в виду! – обиделся отец.

– Я знаю. Вы все имели в виду, что мне уже тридцать, я уже давно старая дева и положение мое становится критическим. Так? – перешла в наступление Патриция.

– Ну… – многозначительно замялась Аманда.

– Однако ввиду того, что мне именно тридцать, а не двадцать и не пятнадцать, попрошу вас не вмешиваться в мои личные дела и априори принять, что я сама в состоянии решать свои проблемы! И не стоит портить мне первый день рождественских каникул!

После своей гневной тирады Патриция закашлялась.

– Ну вот, еще и простыла в дороге, – совсем расстроилась Аманда. – Я заварю тебе чай по бабушкиному рецепту.

– Ма, я в порядке, – с тоской протянула Патриция. Очень сложно сохранять бодрость и душевное равновесие, когда к тебе относятся, как к школьнице.

– Не сомневаюсь. Но нужно полечиться. Ты же не хочешь праздновать Рождество с ангиной.

– И откуда у некоторых людей такая тяга к преувеличению? – Патриция театрально бросила реплику «в сторону». – Слово «гипербола» тебе что-нибудь говорит?

Аманда обиженно хмыкнула.

– Не сомневаюсь, что это твоя любимая фигура речи, – закончила Патриция. – Когда прилетит Алекс?

Роберт бросил взгляд на часы:

– Через два с половиной часа. Соскучилась по брату?

– Да. Мы же совсем мало общаемся.

К великому счастью Патриции, мама больше не заводила разговоров о ее личной жизни. По крайней мере, за столом. Но потом, когда Патриция поднялась в свою комнату и только-только вознамерилась разобрать чемоданы и втайне от всех предаться ностальгии, перебирая свои детские сувениры, раздался деликатный стук в дверь.

– Войдите!

Конечно, это была мама. Спасибо хоть постучала. Пятнадцать лет назад Патриция одержала настоящую победу в настоящей войне за право запирать дверь и впускать других в комнату только после стука.

– Пат, тебе помочь? Кстати, я принесла травяного чаю…

– Спасибо, он придется кстати.

Патриция смотрела на мать и не переставала удивляться: Аманда не менялась. Течение времени будто огибало ее. По крайней мере, за последние десять лет в лице ее не изменилось ничего: та же моложавая, подтянутая женщина, которая когда-то собирала дочку в школу. Патриция украдкой заглянула в зеркало – а насколько лицо выдает ее возраст?