Текст книги "В мире звезд"

Автор книги: Лора Брантуэйт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Поздороваться... Вести себя непринужденно, но слегка отстраненно... показывать, что получаешь удовольствие от общения с ним... – вспоминала она напутствия Саймона.

Когда двери наконец раскрылись и нога Дженнифер ступила на удивительно мягкое ковровое покрытие песочного цвета, она поняла, что этот холл вполне сошел бы за гостиную в доме уважающих себя инженеров. Все было отделано в светлых оттенках коричневого, стояли два кожаных дивана, несколько высоких ваз с цветами – не живыми, правда, но каждый цветок мог бы называться произведением искусства. Одна из стен была стеклянной, и Дженнифер ахнула от открывшегося ей вида.

– Счастливо, мисс. Вам направо. – Робин сверкнул улыбкой. Он выглядел польщенным, будто бы все, что вызвало у Дженнифер восхищение, принадлежало лично ему.

– Спасибо. Встретимся через час, – отозвалась она.

Последние шаги показались ей самыми трудными. В голове звенела пустота, и Дженнифер не удавалось найти в этой пустоте ни одной мысли.

Гладкая светлая дверь. На двери – золоченые цифры «118». Звонка нет. Дженнифер удивилась и осмотрелась повнимательнее. Действительно нет.

Тук-тук-тук. Она постаралась, чтобы этот стук не прозвучал ни робко, ни нахально.

Щелчок замка. Дженнифер набрала в грудь побольше воздуха. Ой, мамочка... – пронеслось в голове.

Он стоял на пороге. Он мог бы показаться просто симпатичным парнем в шелковой серой рубашке и летних брюках. Парнем, с которым здорово было бы ехать куда-нибудь в одном купе или болтать за стойкой бара, – голубоглазым темно-русым парнем, улыбчивым, со странно печальными глазами. Мог бы. Если бы не был звездой, высоко стоящей на голливудском небосводе – Эдвардом Нешем.

– Здравствуйте, мисс... Кингстон? – прозвучало почти как вопрос: он явно не был уверен в ее фамилии.

– Здравствуйте, – деревянно ответила Дженнифер и запоздало улыбнулась. – Я из «ТВ ньюс», – вспомнила она.

– Да, я так и думал. Вы проходите, пожалуйста. А то через порог как-то неудобно общаться.

– Да, спасибо. – Дженнифер молилась, чтобы ее волнение не бросилось ему в глаза.

Он протянул ей руку. Ладонь у него оказалась узкой, как у аристократа, может быть, слишком узкой и теплой. Быстрее молнии мелькнула мысль: ему, наверное, неприятно прикосновение ее ледяных пальцев. Она никогда не видела такой большой квартиры. Дженнифер подозревала, что то, что в ее представлениях вполне соответствовало понятию «студия», было на самом деле только гостиной. Сколько же у него спален?! – мелькнула мысль. Одна стена была полностью застеклена. Казалось, там открывается дверь в небо.

– Там искусственное озеро. – Неш проследил за направлением ее взгляда.

– Купаетесь? – машинально спросила Дженнифер.

– Да нет, климат не позволяет. – Он усмехнулся ее вопросу, как тонкой шутке. – Я рад, что вы без фотографа. Наконец-то кто-то прислушался к моим пожеланиям.

– Да, редактор, Саймон, предупредил, что вы не любите фотографов, но попросил по возможности сделать несколько снимков. – Дженнифер пошла ва-банк. – Понимаете, это же иллюстрированный журнал, и читателям будет любопытно узнать, как вы живете. И увидеть, – стушевалась она.

Он смотрел на нее с сомнением. Еще бы, прискакала какая-то непонятная барышня, да еще сразу чего-то от него требует! Дженнифер запоздало подумала, что можно было об этом завести разговор и в процессе беседы.

– Можете сделать фотографии квартиры. У меня там еще есть зимний сад, – неожиданно произнес он.

– Спасибо! – Дженнифер расцвела в такой искренней улыбке, будто он сделал лично ей какой-то замечательный подарок.

– Хотите чаю, мисс Кингстон? Или кофе?

– Чаю. – Дженнифер решила, что чашка кофе ее сейчас вполне может привести к сердечному приступу.

– Да, я тоже больше люблю чай. – Он двигался и говорил очень текуче. Это завораживало. Или Дженнифер просто была в таком взвинченном состоянии, что ее могло загипнотизировать даже движение стрелки на часах? – Кстати, мне называть вас мисс Кингстон или?..

– Дженнифер.

– Очень приятно, Дженнифер. Тогда зовите меня Эдвардом, договорились?

– Хорошо... Эдвард.

С ума сойти, я называю Эдварда Неша по имени... И буду пить с ним чай. Эх, Мэри Энн, что по сравнению с этим твой Таиланд?!

– Знаете, Дженнифер, я держу приходящую прислугу, потому что люблю быть один, так что чай мне придется заваривать самому. Вам ведь горячий? Или со льдом?

– Горячий.

– Располагайтесь, я скоро. – Он кивнул на белый диван, обитый кожей, и скрылся.

Никогда Дженнифер не видела настолько утонченной и сдержанной обстановки: все выдержано в серебристо-сером, оливковом и белом тонах. На стенах – не абстрактная живопись с претензией, как можно было бы ожидать, а какие-то фантастические рисунки в карандаше. И при этом уютно. Невероятно, чтобы холостой мужчина сам так обустроил свой дом. Или у него невероятно талантливый дизайнер. Конечно, все именно так. Нужно будет уточнить, решила Дженнифер.

Обычно экзаменационный мандраж – самый страшный из всех – заканчивается, как только получаешь в руки билет. Для Дженнифер ситуация не стала менее гнетущей. Эдвард вел себя весьма вежливо и даже, можно сказать, дружелюбно. Никаких надменных взглядов и оттенка самолюбования в голосе. Не сноб. Но Дженнифер и не думала расслабляться. Она чувствовала, что внутри нее – сжатая до предела тугая пружина, которая не расправится, пока он не закроет за ней дверь.

Он вернулся с двумя чашками и чайником на подносе, поставил его на низенький журнальный столик и сел в кресло. Чашки были белоснежными, из тончайшего фарфора, почти прозрачного. Аромат крепкого чая вернул Дженнифер к реальности.

– Я включу диктофон, если вы не возражаете, – спохватилась она.

– Конечно, это же ваша работа.

Он не отводил от нее глаз. Во взгляде не было враждебности, только пристальное внимание, но Дженнифер почувствовала, как в ней вскипает раздражение. И чего он пялится? Давно не видел ненакрашенных девиц в одежде, которую сшили где-то на маленькой безвестной фабричке не меньше трех лет назад?

– С чего начнем?

Дженнифер вытащила из сумки свой исчерканный блокнот и торопливо пролистала его.

– Ах, вот – хотела спросить: кто занимался дизайном вашей квартиры? Мне очень нравится, – сделала она бесхитростный комплимент.

– В основном – я сам. Моя сестра – профессиональный художник по интерьеру, и она помогла мне с эргономичным размещением предметов мебели и с подбором отделки, но в целом я считаю это своим детищем.

– Шутите?

– Отнюдь нет. Хотя больше я горжусь зимним садом и своей спальней. Если захотите, я потом покажу. – Он взял с подноса чашку и откинулся на спинку кресла.

Дженнифер кивнула. Она чувствовала себя так, будто ей в позвоночник вогнали кол. Он не то чтобы причинял боль, скорее замедлял движения – тела и мысли – и мешал реагировать естественно. Она уже знала, что, чувствуй она себя поувереннее, Эдвард мог бы ей понравиться. Даже очень. Если бы она была актрисой его класса или дочерью какого-нибудь бизнесмена... Он ведь не только симпатичный парень, он еще и талантливый актер, обаятельный спокойный человек. Дженнифер именно это ценила в мужчинах – одаренность, обаяние и выдержку. Но сейчас она думала только о том, как бы получше сделать свою работу и поскорее избавиться от этого тягостного положения.

– Конечно. А что это за рисунки? Ваши? – Дженнифер пробегала глазами свои записи: «...про разорванную помолвку с певицей из «Класс А»... про сплетни о гомосексуальной связи с продюсером «Лунной радуги»... про политические предпочтения» – и уже понимала, что не станет задавать этих глупых и грубых вопросов.

– Нет. Я купил их в Берлине на аукционе. Чешский художник-график, который живет в Германии, рисует в этом стиле. Я даже не знаю, как он называется. Что вы о них думаете?

– Что это какой-то космический романтизм. Или романтический космизм. – Дженнифер пригляделась к изображению звездного неба над крышами домов, будто отраженного в кривом зеркале: неровные линии, какие-то звезды непозволительно крупные, шпили вырастают под углом к горизонту... И зачем я это болтаю?! У меня же всего-навсего час...

– Здорово сказано.

– Но речь все же не обо мне. Знаете, у меня есть список вопросов, ответы на которые желательно получить, но мне самой они не нравятся. – Дженнифер, как всегда, когда чувствовала безвыходность ситуации, шла на максимально возможную откровенность. – Поэтому у меня предложение. Чтобы не показаться бестактной, я не полезу в вашу жизнь, а вы мне сами что-нибудь про себя расскажете. И мы посчитаем, что интервью состоялось. Как вам такая идея? – Дженнифер почудилось, что к концу этой речи отчаяния у нее из легких выкачали весь воздух.

– Идея мне нравится. Я не так часто даю интервью, и обычно меня пытают вопросами о личной жизни и последних сплетнях в шоу-бизнесе. – Эдвард сделал глоток чая. – Но это не то, чего бы мне хотелось. Хотя, признаюсь, просто изливать душу незнакомой девушке – это сложнее, чем хитрить и изворачиваться, оберегая свою душу, когда отвечаешь на самые похабные вопросы.

А он еще и умный, с непонятной тоской подумала Дженнифер. Ей, возможно, было бы проще, если бы он двух слов связать не мог. Но нет. Говорит, как выпускник Гарварда. С дипломом по сравнительному языкознанию.

– С чего мне начать? – Эдвард улыбался, будто предвкушая что-то приятное. Тем не менее улыбка все равно у него была немного печальная.

Дженнифер долго вглядывалась в его лицо, пока не поняла: внешние уголки его глаз чуть опущены, поэтому создается впечатление грустного взгляда. А еще у него были длинные-предлинные ресницы – и зачем природа наделила мужчину таким украшением? – и он сидел под таким углом к свету, что от них ложилась длинная тень до скулы.

– Может быть, с юности? – предложила Дженнифер.

– О, юность. Пожалуй, вы правы. Принято считать, что самое беззаботное время в жизни – это детство. Мне так не показалось. Мои родители воспитывали меня в строгости: хотели вырастить железного человека с шелковыми манерами. И часто наделяли меня той мерой ответственности, которая маленькому ребенку не только не полезна, но даже вредна. Ну да ладно. Вы не о том меня спросили.

– Не о том, – эхом отозвалась Дженнифер.

Она, словно зачарованная, смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти сразу все: поворот головы, горьковатую усмешку в уголке губ, то, как он двумя руками обнимает чашку. Это казалось очень важным. Перед ней будто открывалась волшебная книга в чудесном тисненом переплете. Она прекрасна снаружи, как солнечное весеннее утро, но самые ценные сокровища сокрыты внутри, запечатаны с помощью слов.

Он мог бы быть героем моей книги, внезапно подумала Дженнифер. Эта мысль поразила ее и испугала, тем самым встряхнув затуманенное сознание.

– ...И тогда я ответил, что, если стану играть на сцене, смогу прожить не одну жизнь, а несколько десятков. Может быть, этого мне будет довольно.

Дженнифер поняла, что прослушала что-то существенное, и порадовалась, что цивилизация уже изобрела диктофон. Покосилась на маленький черный параллелепипед на столе: все в порядке, ровно горит зеленый огонек.

Потом она потеряла счет времени. Судьба, кажется, была милосерднее к ней, чем она думала. Эдвард оказался удивительным рассказчиком. Он, может быть, немного красовался перед ней, по крайней мере, иначе все было бы уж слишком сказочно хорошо. Но он говорил откровенно о таких вещах... О первой влюбленности в одноклассницу, о том, как хотел поступать в колледж искусств, а его не взяли, и он угодил на отделение английского языка и литературы в Пенсильванском университете, как развалился их студенческий театр, как он провалил первые пробы, потому что пытался сыграть персонажа-гангстера с шекспировским пафосом... О съемках последнего фильма о Первой мировой, где ему пришлось сыграть очень жестокого офицера, – трудная роль, которая вымотала его и что-то в нем перевернула. О планах на следующий год. О многом говорил. И даже о том, что расстался с невестой несвоевременно и тяжело.

– А зачем тогда? – Этот вопрос мог бы быть относительно уместным в разговоре двух близких друзей, но, как ни странно, даже сейчас он не покоробил Дженнифер.

И Эдварда, похоже, не смутил тоже.

– Потому что разрыв помолвки – это меньшая боль, чем развод. Мы с Кейт все равно слишком разные, и наш брак дал трещину, еще даже не начавшись. Мы бы все равно расстались, так зачем тянуть?

– Иногда стоит наслаждаться моментом. – Дженнифер задумчиво опустила глаза. – Настоящее слишком скоротечно. Если все время жить прошлом или будущим, то и двадцати жизней будет мало, потому что свою, самую главную, не проживешь во всей полноте. Ой... – Она поняла, что находится не в то время и не в том месте, чтобы позволять себе пространные рассуждения, отвечая на вопрос, который ответа не требует. – Извините... меня просто задела эта тема.

– Не стоит просить прощения за очень зрелые и стоящие мысли. Мне было интересно услышать это от вас. – Он опять улыбался, и опять, казалось, немного печально, но на этот раз с каким-то другим оттенком. – Может быть, вы хотите еще о чем-то спросить? Я, пожалуй, уже готов отвечать на нескромные репортерские вопросы.

Дженнифер заглянула в блокнот и поняла, что не хватит у нее бесцеремонности спрашивать, спал он со своим продюсером или нет. Да и какая разница, ответ на этот вопрос у Эдварда Неша может быть только один.

– Может, я лучше сделаю несколько снимков? – попросила она.

– Конечно, раз уж я обещал. – Он поднялся легким движением, которое не опозорило бы профессионального гимнаста, и предложил ей руку.

Как странно. Я думала, эта галантность давно ушла в прошлое и продолжает существовать только на великосветских приемах, удивилась Дженнифер.

Рука у него, кстати, была мускулистая и твердая.

Дженнифер никогда раньше не имела дела с профессиональным фотоаппаратом и теперь судорожно пыталась справиться с функцией наведения. Ну почему ей всучили эту машину, пригодную больше для работы в открытом космосе, а не позволили взять свой старый цифровик?

– Помочь? – заботливо поинтересовался Эдвард.

Дженнифер чуть не упала от смущения.

– Это мое первое интервью, – сказала она, не отдавая себе отчета зачем.

– Я догадался, – усмехнулся Эдвард.

Дженнифер чувствовала, как неумолимо разливается краска по щекам и шее – до самых ушей.

– Правда, давайте помогу. Это ведь в моих интересах, чтобы снимки моего жилища выглядели получше.

Он, похоже, с такой техникой управлялся без труда. Дженнифер не знала, как это произошло, но несколько минут она только отдавала указания, что снять, а потом и вовсе предоставила это дело Эдварду.

Зимний сад с искусственным ручейком ее действительно впечатлил. Она не представляла, что такое можно устроить в нью-йоркской квартире. В этом помещении стеклянным был потолок.

– Чтобы наслаждаться звездными ночами в маленьком тропическом лесу, – пояснил Эдвард.

В спальне Дженнифер неприятно поразили размеры кровати. На ней без особого неудобства могли разместиться человек пять. Сексодром, сказала себе Дженнифер, но не стала развивать эту тему в разговоре. Неужели кому-то станет легче, если она спросит, с кем он сейчас делит это ложе? Наверняка охотниц достаточно.

Дженнифер вздрогнула, как от сигнала «любимого» будильника, когда где-то рядом с ней разразилось веселенькой трелью невидимое электронное устройство. Собственно говоря, это и был будильник – на сотовом Эдварда.

– О, прошу прощения, Дженнифер! – Он нахмурился, а потом – как проблеск солнца на укрытом грозовыми облаками небе – улыбнулся. – Я увлекся. А у меня через двадцать минут встреча в районе музея Метрополитен.

Дженнифер, не веря своим глазам, смотрела на часы. Два тридцать пять! Интервью должно было закончиться в два... Они заболтались?! Он подарил ей полчаса своего времени? А она совсем забыла о времени, о работе, о Джерри и Саймоне... Как невежливо.

– Боже, Эдвард, простите меня... Я совсем забыла об этом. – Она коснулась пальцами циферблата часов, которые носила на правой руке: совсем забыла, что не стоит демонстрировать такую простенькую и дешевую вещь.

– Я тоже, так что мы квиты! Я бы не стал так грубо прерывать наше... интервью, если бы у меня не был запланирован обед. Вас подвезти? – Он выглядел озабоченным и даже немного расстроенным.

– Нет-нет, спасибо, – заторопилась Дженнифер. – Меня водитель ждет. Я и так отняла у вас уже достаточно минут.

Уже у дверей он пожал ей руку:

– Это было самое интересное для меня самого интервью в моей жизни.

– По-моему, это откровенная лесть. – Дженнифер чувствовала, что никакими силами не может стереть с лица улыбку, которая из вежливой уже, наверное, превратилась у дурацкую. – Но все равно спасибо. Огромное спасибо.

– «Спасибо» недостаточно. С вас фотографии. Я все-таки старался.

– Конечно! – вспыхнула Дженнифер и на всякий случай проверила, в сумке ли фотоаппарат: в минуты волнения она часто забывала где-нибудь вещи.

Они прощались еще минуты две, будто бы некая неодолимая сила не позволяла им расстаться, а потом у Эдварда зазвонил телефон, Дженнифер спохватилась и спешно ретировалась. Не очень элегантно, но по-другому она сейчас и не могла.

Она едва не наткнулась на угол, задела-таки напольную вазу в холле и из последних сил, спотыкаясь на ровном месте, дотащилась до лифта. Ее будто бы враз оставили силы, ловкость и вообще элементарная координация движений.

Робин осмелился подмигнуть ей. Боже, на кого я похожа? Красная, взъерошенная, еле стою на ногах... Что бедный мальчик подумает обо мне и Эдварде? – ужаснулась Дженнифер. Она ехала, вцепившись в поручни, и ее мутило: спуск казался ей слишком быстрым. В голове, как белка в колесе, крутилась единственная мысль: неужели все? неужели справилась?

И вправду все. И вправду справилась. Откуда только это ощущение тоскливой пустоты, будто у тебя что-то отняли, а ты еще не понимаешь, что?

– Солнце мое, что с тобой стряслось? На тебя напали? Изнасиловали? – Джерри накинулся на нее с вопросами, которые не давали никакой возможности понять, волнуется он за нее или издевается. – Я звонил на твой мобильник сто пятьдесят раз! Саймон звонил мне двести! Ты должна была вернуться сорок минут назад! Я уже места себе не находил.

– Все в порядке. Поезжай в редакцию, только не очень быстро. Я, пожалуй, успею подремать, – пробормотала она. Сил на то, чтобы лезть в сумку, включать сотовый и проверять, правда ли у нее больше сотни неотвеченных вызовов, не было.

На Дженнифер, как обычно после стресса или серьезного потрясения, навалилась нечеловеческая усталость. Если она сейчас же не закроет глаза и не поспит хотя бы пятнадцать минут, она умрет. Непременно.

– Скажи только, как все прошло?

– Прекрасно. Подробности в следующем номере.

Сквозь некрепкий, как паутина, сон Дженнифер слышала, как Джерри что-то радостно объяснял Саймону по телефону.

5

Эдвард варил кофе. Ему нравилось самому делать многие вещи, но варка кофе всегда была излюбленным ритуалом. Кофеварки он не признавал как явление. Чашка кофе – это едва ли половина удовольствия, которое можно получить от всего процесса. Он всегда помогает отвлечься от проблем или привести мысли в порядок. Медно поблескивает на плите джезва, слышится шелест медленно нагреваемой воды, божественно пахнет молотыми кофейными зернами. Самый этот запах уже бодрит.

Эдвард варил кофе и не прятал улыбку, которая играла на губах. И правда, почему бы человеку не улыбаться самому себе? Особенно когда такой занимательный выдался день.

На кухонном столе за его спиной лежал диктофон. Он принес его сюда, как если бы собирался поразмыслить над дальнейшей судьбой верного орудия журналистов и шпионов. Эта чудаковатая милая девушка умудрилась забыть самое важное. Черт, ну и влетит же ей от босса, наверное!

Эдвард покачал головой. Кофе начал уже подниматься. Этот момент немного напоминал ему извержение какого-нибудь африканского вулкана. Эдвард доподлинно не знал, точнее не помнил, есть ли в Африке действующие вулканы, но наверняка должны быть.

Он снял джезву с огня и долил холодной воды.

Что-то в ней такое есть... Дженнифер.

– Дженнифер, – повторил Эдвард вслух, будто пробуя ее имя на вкус.

Оно было теплым, как дыхание южного ветра – терпкого, вечернего ветра пустыни. Красивое имя, хотя и довольно распространенное. Странно, что оно никогда не вызывало у него таких приятных ассоциаций раньше. Кажется, оно просто играет на образе этой девушки, как играет драгоценное колье на высокой смуглой шее. Под третьим подбородком какой-нибудь престарелой богачки ему делать нечего.

– Дженнифер, что же в тебе такое таится?

Эдвард имел привычку разговаривать с самим собой в минуты хорошего настроения. Сейчас оно у него как раз таковым и было, даже более того. Он чувствовал себя... взбаламученным. Ему казалось, что он ощущал ускорившийся ток крови по жилам и легкое покалывание в кончиках пальцев. Эдвард недоумевал, в чем причина такого странного состояния. Обед со сценаристом его будущего фильма прошел действительно хорошо, но ничего нового по сути Джеймс ему о роли не сказал. Радость от ее получения Эдвард пережил две недели назад. Неужели это интервью так взволновало его? Можно было бы ожидать, что оно вызовет досаду и раздражение – Эдвард не любил общаться с назойливыми и зачастую абсолютно бестактными журналистами. Но нет же! Дженнифер вовсе не произвела на него того впечатления, что обычно производили ее коллеги – цепкой стервы, жадной до сплетен и готовой на все ради сенсации. Она сказала, что это ее первое интервью. Что ж, возможно, через несколько месяцев она растеряет свой шарм и непосредственность... Хорошо, что они встретились раньше, чем это произошло.

Кофе был готов, Эдвард наполнил крохотную кофейную чашку, привезенную из Венеции, и сел за стол. Сиротливый диктофон приковал его взгляд. Милое, очаровательное ходячее несчастье, что ты будешь теперь делать?

Будь сегодня на месте Дженнифер кто-то другой, Эдвард забыл бы об этой вещице, а то и отправил бы ее в мусорную корзину. Но совесть – или какое-то другое чувство – не позволяла ему так поступить. Вместо этого он сходил в комнату за телефоном и набрал по памяти номер своего агента.

– Бен, привет, это Эдвард.

– А, здорово, старина! – обрадовался Бен. Его голос звучал всегда так, словно он души не чаял в своем собеседнике, тосковал без него страшно и не мог нарадоваться возможности перекинуться с ним хотя бы парой слов. – Как жизнь? Ты уже встретился с Джеймсом Бартли?

– Да, как раз обедал с ним сегодня. Все хорошо, но ничего особенного он мне не сообщил. Я тебе, правда, не поэтому звоню. Помнишь, «ТВ ньюс» просил тебя устроить интервью с моей звездной персоной?

– Ну конечно! Что-то не так? – насторожился Бен.

– Все так, но я кое-что упустил и хотел уточнить. Может быть, у тебя остался телефон кого-нибудь из редакции?

– Да, тот тип, с которым я разговаривал... В одной из моих записных книжек наверняка остался его номер.

– Отлично. Будь добр, найди его для меня.

– Хорошо, я перезвоню тебе или пришлю сообщение.

– О'кей.

Все ли я правильно делаю? – спросил себя Эдвард. Легкая дрожь в области солнечного сплетения и желание распрямить плечи подсказывали, что да.

– Хм. Как интересно разворачивается сюжет. Вот только что это будет? Драма, романтическая комедия или тривиальное документальное кино?

– Где интервью?

Дженнифер молчала.

– Где интервью, Дженнифер? Запись? На худой конец – пометки в блокноте?

Вот и все, с тоской подумала Дженнифер. Теперь меня с позором изгонят из газеты и депортируют из страны как нелегального иммигранта. Точно.

– Я сейчас еще раз посмотрю в сумке, Саймон, – без особой уверенности в полезности этого действия сказала она.

– Посмотри, – едва ли не с угрозой согласился Саймон.

Если бы Дженнифер знала его чуть получше, она бы догадалась, что его суровость – это плод страха. Саймон страсть как не любил самолично улаживать проблемы с «жителями небосвода», как он их называл.

Дженнифер едва ли не спотыкаясь дошла до своего стола. Ну почему она не удосужилась поискать этот диктофон раньше, пока Саймон продолжительно обедал где-то? Может, удалось бы что-нибудь придумать. Дженнифер чувствовала, как буравит ее между лопатками взгляд Саймона. Ну почему, почему, Господи? Ведь все так хорошо шло! Она усердно копалась в своей большой сумке, и где-то еще теплилась надежда, что диктофон просто завалился в потайной кармашек, в складку подкладочной ткани... Однако все ее усилия были тщетны. Диктофон исчез.

Теперь придется унижаться, снова ехать к Нешу и, если он смилостивится с ней переговорить, объяснять ему ситуацию, выставлять себя еще большей дурой... Но, может быть, диктофон найдется и удастся все-таки сохранить место?

Дженнифер спросила себя, а стоит ли место в этом бульварном издании таких унижений. Ответ остался неясен.

Она подняла глаза. Саймон даже не делал вид, что занят каким-то своим делом. Он неотрывно смотрел на Дженнифер, и взгляд его не отражал ни капли сочувствия.

Дженнифер собралась с духом и на деревянных ногах прошагала к нему в кабинет.

– Саймон, я и вправду забыла диктофон у Неша. Я к нему съезжу. Консьерж меня уже знает, охранники тоже. И Неш, я думаю, не откажет мне в паре минут, – выпалила Дженнифер на одном дыхании.

– Голубушка, ты о чем говоришь? Ты? Съездишь? Домой? К Нешу? – Саймон чеканил каждое слово, и Дженнифер чувствовала себя гвоздем, который методичными ударами вколачивают в стену.

Саймон, видимо, собирался многое еще ей сказать, и непременно сказал бы, если бы на столе у него пронзительной трелью не разразился телефон. Саймон взглядом велел Дженнифер никуда не уходить. Неужели и вправду боится, что я сбегу? – спросила себя Дженнифер.

– «ТВ ньюс», отдел светской хроники, Саймон Брауни слушает, – деловито-сладким голосом проговорил Саймон.

Дженнифер ужаснулась: и как ему удается держать такие интонации, когда он в бешенстве?

– Здравствуйте. Здравствуйте... мистер Неш, – вот тут Саймону понадобилось видимое усилие, чтобы сохранить самообладание и не выдать крайнего изумления. Его взгляд, устремленный на Дженнифер, выражал немой вопрос.

Дженнифер и сама бы рада была узнать, что такое там произошло у Неша, что он решил позвонить в малопримечательный журнал телепрограмм и киносплетен. И еще ей очень хотелось сделать вид, будто она-то в курсе, зачем звонит Неш... Но она была слишком подавлена осознанием своей безалаберности, чтобы решиться на это.

– Да, конечно. Вы правы, талантливые сотрудники – это соль успеха... – Саймон побледнел. – Да, Дженнифер Кингстон... – Дженнифер разглядела у него на лбу бисеринки пота. – Хорошее? Мм... Не сомневаюсь. Да. Да, разумеется. Завтра вечером?! Уверен, что это возможно. Обязательно. Передам. Мистер Неш, я так рад... – Саймон осекся: по-видимому, его изъявления радости и благоговения не пожелали слушать. – Понимаю. Конечно. До свидания.

Саймон посидел немного, невидяще таращась в пустоту и держа трубку в обессилевшей руке, и лишь потом положил ее на рычаг.

– Дженнифер, как тебе это удалось? – спросил он бесцветным голосом человека, у которого земля ускользнула из-под ног.

– А что конкретно ты имеешь в виду? – насторожилась она.

– Я семь лет работаю в этой... редакции, – Саймон опустил вполне восстановимый эпитет, – и ни разу за семь лет мне этого не удалось.

– Чего? выдохнула Дженнифер.

– Он сказал, что вы не все обсудили. Что нужно продолжить интервью.

Дженнифер постаралась не показать виду, что она слышит это впервые в жизни.

– Он попросил тебя быть завтра в семь тридцать вечера в «Ле серк».

– В «Ле серк»? – уточнила Дженнифер.

– Это французский ресторан. В самом сердце Манхэттена. Очень дорогой, – вздохнул Саймон.

Последнее заявление едва не убило Дженнифер. Ей совершенно не верилось. Все происходящее казалось сном, даже не претендующим на близость к реальности.

– И диктофон у него заберу, – сказала она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Не надо. Я тебе новый куплю, – пообещал Саймон.

Дженнифер развернулась и пошла прочь, но даже спина ее излучала торжество победительницы.

Плохо только, что сама она себя победительницей не чувствовала. Она, пожалуй, затруднилась бы ответить на вопрос, а чувствует ли она себя вообще. События чередовались с ошеломительной скоростью. Неожиданное задание – великолепно прошедшая встреча – потеря диктофона – а теперь еще это! Ну зачем? Зачем?

Этот вопрос волновал Дженнифер больше всего. Даже если Эдвард нашел ее диктофон, то самая большая любезность, которой можно было бы от него ожидать, – это чтобы он выслал его ей по почте.

Она дошла до своего стола и немного посидела там, старательно перетаскивая значки на рабочем столе компьютера из одного угла в другой. В ушах шумело. Хотелось пить и спать. Дженнифер решила, что чашка кофе или банка колы и умывание холодной водой – единственное, что спасет ее от медленной, мучительной смерти.

В дамской комнате она столкнулась с двумя особами из отдела новостей. По недоверчивым взглядам, которыми они ее смерили, Дженнифер догадалась, что они уже в курсе. Саймон что, ведет прямую трансляцию по какому-то тайному радио? Или передает сообщения на расстояние силой мысли?

Особы не разговаривали даже друг с другом и были, казалось, полностью поглощены подкрашиванием ресниц и губ. Боже, почему они знают обо мне такие подробности, а я даже не представляю, как их зовут! – возмутилась Дженнифер.

Холодная вода немного освежила. Дженнифер вытерла лицо бумажным полотенцем и, не глядя на девиц, вышла. За дверью она отчетливо расслышала фырканье.

У лифта ее нагнала Виктория. Глаза у нее были немножко злые, но улыбалась она широко.

– Эй, Дженни! Ты не на обед?

Дженнифер подумала: какой такой обед в четыре часа дня?

– Нет, я за кофе.

– Ах, – улыбка Виктории расцвела еще ярче. – Надеюсь, ты не собираешься пользоваться тем ужасным кофе-автоматом? Он вечно работает только наполовину: или не принимает деньги, или не выдает сдачу, или недоливает кофе. К тому же капучино и кофе без кофеина он перестал выдавать еще две недели назад. А эспрессо – просто жуть. Поэтому давай сходим в бар и выпьем по чашке хорошего кофе, а?

– Ну... почему бы и нет? – кивнула Дженнифер. Она, к сожалению, не была знакома с одной из основных техник гипноза по Эриксону: говори много и быстро, чтобы собеседник не успевал обдумывать твои слова.

Викторию нервно барабанила длинными ухоженными ногтями по краешку чашки. Она была в нетерпении, и не требовалось большой прозорливости, чтобы это понять. И чтобы понять, чего она ждет, – тоже.

Виктория ждала свежую сплетню.

Стоп. Сплетню. В журнальном мире не бывает просто сплетен. Бывают сплетни со второй – более-менее правдоподобные – и с предпоследней страницы – самые откровенные. Это значит, что... Боже, чего они только не напишут теперь про Эдварда?!