Текст книги "Сердце в пустыне"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Амир сел и пристально посмотрел на нее.
– Я должен отчитываться?
– Ты делаешь не то, что должен делать человек в твоем положении! Ты не думаешь о будущем! Тебя отправляют в ссылку, а ты ведешь себя так, будто тебе все равно! – запальчиво произнесла она.
Амир пожал плечами.
– Просто я не знаю, что можно сделать. Разве что отец одумается и изменит решение.
– Он никогда его не изменит, – сказала Зухра. – Хасан решил отделаться от нас с тобой и начать новую жизнь. Ты знаешь о том, что твой отец женится?
Молодой человек вскинул брови.
– Женится? Нет. Он мне не говорил. Полагаю, это его личное дело.
– Ты на стороне отца?!
Амир вздохнул.
– Пророк разрешил нам иметь четыре жены, мама.
Зухра презрительно скривила губы.
– Ах да, я забыла, ты ведь тоже мужчина!
– Я всего лишь напомнил тебе о Коране.
– Я знаю Коран. И знаю людей. Никому из смертных не удавалось начать жизнь заново!
– Кто она? – спросил Амир.
– Дочь какого-то судьи. Говорят, молода и очень красива.
– Вот как? В таком случае я понимаю отца.
Женщина усмехнулась.
– Ты считаешь меня старухой?
– Вовсе нет. – Амир приблизился к Зухре и нежно взял ее руки в свои. – Не стоит огорчаться! Все равно ты остаешься первой и старшей женой и не дашь спуску этой юной красавице.
Зухра нахмурилась.
– Хасан сказал, что не позволит приближаться к ней. Он угрожал, он унизил меня. Заявил, что, если я посмею раскрыть рот и промолвить хоть слово, он запрет меня в комнате и будет держать как пленницу. Похоже, он не на шутку влюбился в эту девчонку!
– Да, это скверно. И глупо. Когда свадьба?
– Не знаю. Ты должен этому помешать.
От неожиданности Амир вскочил с места.
– Я?! Каким образом? При чем тут я! Я не смогу.
– Сможешь.
– Как?
– Пока не знаю. Придумаю. Хасан никогда не ляжет в постель с этой девчонкой. Уж лучше я умру, или…
Она не договорила.
Амир с изумлением смотрел на мать. В ее лихорадочно блестящих глазах не было и тени смирения или мольбы. В этот миг у Зухры был вид грешницы, которая бесстрашно, более того, с упоением спешит навстречу аду.
– Хорошо, мама, – промолвил молодой человек, – я тебе помогу, если только ты скажешь, как это сделать.
Зюлейка усердно подметала двор, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Нужно поскорее закончить работу, иначе Надия опять обзовет ее ленивой ослицей. Стоял полдень, воздух раскалился, все вокруг казалось безжизненным, поникшим; создавалось впечатление, будто свет заслоняет тонкая дымовая завеса.
По телу сбегали ручейки пота, в глазах плясали зеленые и красные пятна. Девушка остановилась, поправила растрепавшиеся волосы, вытерла лоб. Хорошо, что Амир не видит ее такой – в убогом дворике, с метлой в руках. Впрочем, он не раз говорил о том, что его не волнует ее бедность. Амир пытался подарить девушке украшения и одежду, но Зюлейка отказывалась: она не смогла бы объяснить дяде, откуда взялись наряды.
Зюлейка испытывала легкое приятное возбуждение, какое чувствовала всегда, когда думала об Амире. Нынешней ночью они не встретятся. Сегодня полнолуние, и она ждала обычного женского недомогания. Амир понял ее намек и сказал, что будет лучше, если они оба немного отдохнут. Он придет через три дня. Зюлейка надеялась, что эти дни пролетят быстро.
Закончив подметать двор, девушка поставила метлу на место и собралась идти в дом, как вдруг ей стало плохо. Тело охватила неприятная липкая дрожь, руки и ноги похолодели. Зюлейка схватилась за горло, заметалась по двору, подбежала к забору и быстро наклонилась над чахлой травой. Ее стошнило. Выпрямившись, она заслонила глаза от нестерпимо сверкавшего солнца. Что это с ней? Она никогда еще не испытывала такой слабости и дурноты. И прилечь нельзя: в доме столько дел! Надия ушла на рынок вместе с дочерьми, а перед этим приказала племяннице переделать кучу работы.
В конце концов, Зюлейка выполнила все поручения, но без особой старательности, кое-как и в результате заработала пощечину.
– В последнее время ты даром ешь хлеб, – прошипела Надия. – Еле двигаешься, лентяйка!
Зюлейка заплакала, что случалось нечасто. Плакала она и ночью, когда, сжавшись в комочек, лежала на крыше под огромной луной. Впервые в душе девушки шевельнулась обида на Амира. Почему он не заберет ее отсюда, зачем заставляет вести двойную жизнь? Как-то раз она осмелилась спросить, когда он на ней женится, но Амир ушел от ответа. Нужно поговорить с ним еще раз, напомнить о том, как тяжело ей живется в доме дяди.
К концу третьего дня Зюлейка была сама не своя от желания увидеть возлюбленного. К прежним переживаниям прибавились другие, куда более серьезные и мучительные. Три ночи прошли напрасно. На сей раз луна не оказала на ее тело никакого воздействия. Зюлейка была достаточной взрослой для того, чтобы понимать, что это означает. У нее будет ребенок.
Глава IV
Рассвет был лимонно-зеленым, прозрачным и нежным, как утренний сон. На горизонте таяли слоистые облака. Каменные стены домов были расцвечены пятнами солнечных бликов. Все обещало прекрасный, яркий, полный событий день.
Именно в этот день, день, когда должно было состояться сватовство, Хасан обнаружил, что не может подняться на ноги. В глазах потемнело, тело сковала слабость, в висках будто стучали сотни крошечных молоточков. Спешно вызванный хаким озабоченно покачал головой и пустил больному кровь, строго-настрого наказав не вставать с постели.
Хасану чудилось, будто его окутывает пелена вязкого, непроницаемого тумана. Ему было страшно осознавать, что есть нечто такое, что царит над людьми, властвует над их судьбами, может в любой миг провести роковую черту, означающую конец земной жизни.
За окном раскинулись ярко-зеленые кусты жасмина, их пряный запах проникал в комнату. Густая, узорчатая завеса виноградных листьев оплела наружные стены дома, гибкие лозы свисали с оконных переплетов. Звенела веселая птичья разноголосица, ровно гудели пчелы. В тишине комнаты даже далекие звуки слышались удивительно отчетливо.
Казалось, всюду бурлила жизнь, и только его одного внезапно покинули силы. Хасан подозревал, что ему подсыпали яд, – при дворе случается всякое, у начальника главного почтового ведомства Багдада могли найтись недоброжелатели и завистники. А может, виной переутомление, жара, «кровь ударила в голову», как сказал хаким.
Вошла Зухра с освежающим напитком. Поставила чашку на столик, села у изголовья мужа и положила руку ему на лоб. Рука была дивно легка, нежна и прохладна. Она молча сидела рядом, и Хасан смотрел в обрамленное блестящими, черными, как вороново крыло волосами лицо жены, с гладким безмятежным челом и глазами, темными и огромными, как ночное небо. Она была не просто красива – в ее красоте таилось нечто такое, что действовало на людей. Притягивало подобно магниту и одновременно отталкивало, пугало.
Прошло много времени, прежде чем Хасан решился заговорить с Зухрой о том, что его волновало.
– Ты знаешь, какой сегодня день?
Женщина кивнула.
– Я во что бы то ни стало должен быть у Ахмеда.
– Мой господин серьезно болен, – озабоченно произнесла Зухра. – Придется подождать, пока он сможет вставать с постели. Пошли людей, пусть передадут, что ты не сможешь приехать.
– Я не могу отправить туда слуг. Это… это будет невежливо. Ахмед наверняка заподозрит, что я передумал.
Тихий голос женщины звенел от напряжения.
– Поручи это Амиру, – сказала она. – Он твой старший сын и доверенное лицо. Не сомневаюсь, что он сумеет найти нужные слова. Отец… твоей будущей жены все поймет и не обидится.
Хасан поразился ее самообладанию. Стало быть, он очень дорог Зухре, если ради него она сумела подавить ревность собственницы!
– Позови сына.
Амир вошел, поклонился, справился о самочувствии отца и внимательно выслушал его. Затем согласно кивнул. Да, конечно, он передаст Ахмеду ибн Кабир аль-Халиди, что Хасан ибн Акбар аль-Бархи заболел, потому сватовство состоится в другой день, и в изысканных выражениях произнесет извинения от его имени.
Когда Амир вышел за дверь, Хасан облегченно вздохнул и устало смежил веки.
Зухра выскользнула следом за сыном и сжала его руку.
– Ты обещал!
– Я не знаю, как это сделать! – в смятении произнес Амир.
– Придумай! Скажи, что отец заболел, тяжело и надолго, и сватовство откладывается на неопределенный срок! Главное – выиграть время! – жарко прошептала женщина.
– Отец и впрямь серьезно болен? – спросил Амир, не сводя с матери недоверчивого, подозрительного взгляда.
– Откуда мне знать, – уклончиво сказала Зухра и с горячей настойчивостью добавила: – То, о чем я прошу, очень важно. Это вопрос жизни и смерти. В судьбе каждого человека существует нечто такое, что требует отдавать кровь и плоть. И душу. Все, без остатка. Для меня этим «нечто» всегда была любовь к твоему отцу. Я не могу уступить Хасана другой женщине!
Амир не знал, что ответить. Он подумал о том, что, будь его мать мужчиной, она бы многого добилась: правила бы людьми, вершила бы судьбы. Аллах наказал ее, вселив столь неистребимый, изобретательный дух в тело женщины! Неужели именно она устроила внезапную болезнь отца и – визит его, Амира, к неведомому Ахмеду? Если так, то ее возможности воистину безграничны, а власть кажется страшной! Что ж, если он постарается ей помочь, то, возможно, Зухра сумеет решить его проблему?
Молодой человек вспомнил вчерашний разговор с Зюлейкой. Она сказала, что ждет ребенка. В тихом голосе девушки сквозило отчаяние, но Амир не поддался жалости. Не успокоил и не утешил. Между ними воцарилось тяжелое молчание. Потом он ответил, что постарается что-нибудь придумать. Его голос звучал отчужденно и холодно. Зюлейка закрыла лицо руками и заплакала. Амира снедала тревога. Он не желал жениться на Зюлейке, да и отец ни за что не допустит, чтобы его сын взял в жены племянницу мелкого торговца! С другой стороны, помешанный на честности, слепо повинующийся законам Корана, Хасан может заставить его признать ребенка.
Вчера Амир внезапно увидел, как бедно одета Зюлейка, заметил, что ее волосы причесаны небрежно, ногти обрезаны кое-как, загорелые ноги покрыты пылью. Ее речь была неграмотна, простонародна. Заметил и поразился: чем могла привлечь его эта девушка? Тем, что самозабвенно и отчаянно дарила ему себя, с радостью предавалась непристойным играм? Но это скорее свидетельствовало о ее бесстыдстве. Ни один разумный мужчина не возьмет такую женщину в жены. Амир брезгливо поморщился и решил, что больше никогда не дотронется до Зюлейки.
Поглощенный своими мыслями, он не заметил, как доехал до дома кади Ахмеда ибн Кабир аль-Халиди. Сопровождавшие Амира слуги знали дорогу, ему оставалось лишь следовать за ними на своем породистом гнедом жеребце.
Молодой человек знал, что опоздал к назначенному часу, но это не имело значения. Его больше беспокоило то, что он до сих пор не придумал ничего подходящего. Сказать, что отец заболел и не смог приехать? Что даст Зухре эта отсрочка?
Амир спешился возле ворот дома кади и тихо вошел в незапертую калитку. Слугам велел ждать на улице.
Молодой человек очутился в маленьком дворике: земля была выложена широкими, потрескавшимися от жары и времени известковыми плитами, ветви высоких деревьев приятно затеняли небольшое пространство, посреди которого бил фонтан в виде простой каменной чаши. Амиру нравились такие дворики: в них с неиссякаемой волшебной силой царила память о древних временах.
Возле фонтана стояла девушка с кувшином в руках. Шум воды приглушил шаги Амира, потому она не заметила нежданного гостя. На ней была светло-вишневая, с золотой вышивкой рубашка – легкость воздушной ткани создавала вокруг тела девушки полупрозрачный колышущийся ореол. Четкая линия бровей подчеркивала сияние глаз, смуглая шея была изящной и длинной, заплетенные в косы волосы покрывала унизанная золотыми цехинами шаль. Движения незнакомки, набирающей воду, были отточенными, гибкими, полными дивной грации и тайного огня.
Прекрасная женщина с кувшином возле источника – идеал, живущий в сердце каждого истинного араба! Амир был поражен. Никогда прежде ему не приходилось переживать момент осознания чувственной красоты в сочетании с неким духовным взлетом.
Внезапно сердце сжалось от неприятной мысли. Вероятно, это и есть дочь кади, на которой хочет жениться отец! При виде красивой женщины Амир всегда вспыхивал подобно сухому труту. Но сейчас он почувствовал нечто более сильное и глубокое, чем вожделение, более острое, чем зависть к тому, кому достанется эта девушка.
Темные письмена Книги судеб не ведомы никому, и никто не в силах избежать предначертанного. Увидев незнакомку, Амир понял, что именно эта женщина должна стать его первой и любимой женой.
В этот миг Джамиля повернулась и встретила взгляд гостя. От неожиданности она едва не выронила кувшин и замерла, не зная, убегать или нет. Перед ней стоял оживший герой ее тайных грез – как раз таким Джамиля представляла себе своего будущего мужа.
Молодой человек сделал шаг вперед и отвесил легкий, изящный поклон.
– Я пришел к Ахмеду ибн Кабир аль-Халиди. Он дома?
– Да, – прошептала девушка.
Амир почувствовал, что у него пересохло в горле.
– Как тебя зовут? – выдавил ой.
– Джамиля, – все так же тихо ответила девушка.
Утром они ждали Хасана ибн Акбар аль-Бархи, но он не пришел. На всякий случай отец велел Джамиле не снимать праздничную одежду. Хасан не способен обмануть, сказал он. Стало быть, что-то случилось, ему помешало нечто важное. Возможно, он придет позже.
Девушка была охвачена противоречивыми чувствами. На сегодняшний день отец отменил все дела и встречи. К Джамиле сватались много раз, но, похоже, отец впервые был готов дать согласие на брак.
Ахмед несказанно удивился, когда начальник барида заявил о желании посвататься к его дочери. Но размышлял недолго. Хасан был его близким другом, который, как и сам Ахмед, видел правду жизни такой, какова она есть – не затуманенная высокими словами, жаждой денег или слепого преклонения перед властью. Его друг сказал, что полюбил Джамилю, а Ахмед знал, какими благами способен окружить женщину по-настоящему влюбленный мужчина! Хасан занимал хорошую должность при дворе правителя правоверных, он состоялся как личность, как мужчина, отец; его положение прочно, с ним Джамиля не будет знать ни забот, ни горя. Конечно, Хасан был много старше дочери Ахмеда, но это не имело значения. Мужчина молод, пока может держать в руках саблю, ездить верхом, ублажать жен и иметь потомство.
Что такое любовь ветреных молодых людей? Она похожа на изменчивый поток; пронесется, как ветер, оборвет лепестки цветка, высушит его сладкие соки и оставит увядать на пыльной обочине!
Едва девушка успела сообщить о приходе гостя, как Амир переступил порог дома. Джамиля скромно удалилась. Навстречу молодому человеку вышел ее отец.
Амир поклонился и, назвав себя, добавил:
– Меня прислал отец.
– Что с Хасаном? – взволнованно спросил Ахмед.
– Он заболел. Велел сказать, что не сможет прийти.
– Что с ним? – повторил Ахмед.
– Не знаю. Должно быть, виной волнение, переутомление или жара. Врач пустил ему кровь и предупредил, чтобы он не вставал с постели. Полагаю, отец скоро поправится.
На лице Ахмеда появилось выражение облегчения, его взгляд потеплел.
– Прошу, передай Хасану, пусть не переживает. Да пошлет ему Аллах много здоровья и долгих лет жизни!
Хозяин дома предложил Амиру сесть, и тот опустился на диван. Слуга принес шербет и фрукты. Ахмед зажег серебряную курильницу, и помещение наполнилось запахом лаванды.
Молодой человек молчал. Он забыл, что пришел сюда, повинуясь воле матери. Сейчас он думал о себе, о своих желаниях. Он жаждал сполна отдаться внезапно вспыхнувшему чувству и не думать о последствиях. Амиру казалось, что он обрел редкую ясность мыслей и неведомые ранее душевные силы.
– Отец поручил сказать еще кое-что. Его сватовство к твоей дочери не состоится.
Ахмед вздрогнул. У него был немного печальный, добрый, удивительно прямой взгляд.
– Он передумал?
Амир набрал в грудь побольше воздуха.
– Да. Отец решил уступить первенство мне. Я, Амир ибн Хасан аль-Бархи, намерен просить у тебя руки Джамили.
Ахмед замер. Он мог ожидать чего угодно, только не этого! На свете найдется немало людей, которые следуют своим собственным законам, подчиняются непостижимым велениям сердца и разума. Хасан был не из их числа. В то же время этот юноша выглядит здравомыслящим и серьезным… Воистину, Аллах творит то, что желает!
– Вскоре я покину Багдад, – продолжал Амир, – отправлюсь в Хорасан в свите правителя правоверных, великого Харун аль-Рашида, и принца Абдаллаха аль-Мамуна. Если ты дашь согласие на брак, мы ускорим свадьбу и я смогу взять Джамилю с собой. Мы поселимся в Мерве, я окружу твою дочь уважением и любовью, каких она, без сомнения, заслуживает!
Ахмед постарался взять себя в руки.
– Благодарю за оказанную честь. Все это весьма неожиданно для меня, – осторожно промолвил он. – Я должен подумать. Джамиля – моя единственная дочь, и я намерен устроить ее судьбу наилучшим образом.
Амир поднялся с дивана, хозяин дома – тоже.
– Если позволишь, я зайду через несколько дней, чтобы узнать твое решение.
Ахмед выдержал паузу, после чего сказал:
– Будет лучше, если это сделает Хасан. Свадьба – серьезное дело. Я намерен с ним поговорить.
Молодой человек изменился в лице. Он должен был понимать, что ему не на что рассчитывать. Если отец Джамили и поверил его словам, то наверняка счел себя оскорбленным «двойным» сватовством и решил, что в семействе аль-Бархи царят сомнительные нравы.
Амир покинул дом судьи и отправился домой, не видя ни дороги, ни людей. О Джамиля! Впервые в жизни его интересовало не только тело женщины, но и ее душа. Какие мечты, какие воспоминания живут в ее сердце? Какой свет озаряет и какие тени омрачают ее мысли? Один взгляд этой девушки был подобен целому миру, доброй сотне несказанных слов, череде сладких снов, которые снятся на рассвете!
Амир грезил о Джамиле с глубокой нежностью, тогда как о Зюлейке вспоминал только в тот момент, когда его обуревали страсть и ненасытное, грубое желание.
После того как молодой человек ушел, Ахмед позвал дочь и рассказал ей о том, что услышал. Смятенное выражение на лице Джамили внушило ему тревогу, и он тут же раскаялся в том, что посвятил дочь в подробности случившегося.
– Все это кажется мне очень странным, – заметил Ахмед. – Хасан так горячо убеждал меня в том, что хочет жениться на тебе, и вдруг.
Джамиля не слушала отца. Она была воспитана на книгах, выдуманных историях, пылких стихах, и собственное воображение всегда имело над ней куда большую власть, чем правда жизни.
– Отец! – Девушка взяла его за руки. – Ты всегда говорил о том, что хочешь моего счастья, что не желаешь меня неволить. Умоляю, выдай меня за этого юношу!
Ахмед нахмурился. Он догадывался о том, что происходит. Джамиля увидела красивого молодого человека (а он и правда был очень красив!), мгновенно влюбилась и теперь мечтала о счастье – о лихорадочном, пылком, горячем счастье. Дочь не подозревала о том, что оно может быть и другим – неторопливым, спокойным, надежным. Когда-то Ахмед тоже был молод и представлял мир совсем не таким, каким он оказался в действительности. Теперь по роду занятий ему приходилось сталкиваться с самими разными проявлениями мошенничества, обмана и подлости. Окружающий мир был пропитан лицемерием, фальшью, жаждой сиюминутных удовольствий и – денег. На долю мечтателей оставалось бессилие и отчаяние.
Хотя повидавший жизнь кади не сомневался в Хасане, поскольку тот разделял его стремления, был его другом, он все же по-настоящему доверял только небу, земле, воде и хлебу, то есть тому, что не способно меняться, а главное – изменять.
Ахмед не стал объяснять это дочери и ограничился тем, что повторил ту же фразу, какой ответил Амиру:
– Успокойся. Я ничего не решил. Сначала я должен поговорить с Хасаном.
Вернувшись домой, Амир перво-наперво направился к Зухре. Она нетерпеливо поднялась навстречу и положила руки на плечи сына. Взволнованный, полный страстной силы взгляд женщины был устремлен в глаза Амира. Она коснулась ладонями его лица и выдохнула:
– Ну… как?
Молодой человек отстранился от матери. Сел. Придвинул к себе кувшин с холодной водой, налил в чашу и залпом выпил. По лицу пробегали быстрые тени, во взгляде затаилось смешанное чувство растерянности, решимости, упрямства и испуга.
– Я все уладил.
– Каким образом? Что ты сказал?
– Сказал, что отец отменил сватовство. И… я заявил, что сам женюсь на Джамиле!
Зухра ахнула и задрожала всем телом.
– Глупый мальчик! Зачем ты это сделал? Отец никогда тебя не простит! Он может выгнать тебя из дому, лишить наследства!
Амир смотрел прямо перед собой. Он сжал кулаки и не двигался.
– Ну и пусть. Он и без того отправляет меня в ссылку. Он не получит эту девушку. Я уговорю ее убежать, увезу с собой, украду!
– Тебя схватят!
Амир упрямо тряхнул головой.
– Главное – успеть отъехать подальше от города, а потом я попрошу защиты у принца аль-Мамуна. Он наверняка обижен на халифа за то, что тот высылает его из Багдада, и будет рад обзавестись человеком, который поклянется служить ему верой и правдой.
– Харун аль-Рашид тоже едет в Хорасан. Он чтит законы веры. Тебя жестоко накажут, могут даже казнить! Амир! Пока не поздно, упади в ноги отцу, скажи, что ошибся, сошлись на временное помутнение разума, на что угодно! Главное, попроси прощения!
– Чтобы он беспрепятственно женился на Джамиле? Ни за что!
Зухра бессильно опустила руки.
– Зачем тебе эта девушка? Она не принцесса, всего лишь дочь судьи!
– Она прекраснее всех на свете.
Пока Зухра думала, как убедить сына отступить от безумной затеи, Амир сказал:
– Мне нужна твоя помощь в одном деле, мама.
Зухра смотрела суровым, немигающим, как у змеи, взглядом.
– Что еще ты наговорил?
Молодой человек собрался с духом и промолвил:
– Одна девушка ждет от меня ребенка.
Женщина приложила руки к пылающим щекам.
– О нет! Кто она? Как это произошло?
– Ее дядя торгует башмаками. Она мне понравилась, и мы встречались по ночам. Я не думал на ней жениться, просто… развлекался. Но недавно она объявила, что беременна.
– Дядя? А ее отец?
– Она сирота.
Зухра помолчала.
– Ты уверен, что ребенок твой?
– Да. Кроме меня, у нее никого не было.
– Как думаешь, она способна рассказать о случившемся своим родным, прийти сюда и пожаловаться Хасану?
Амир пожал плечами.
– Я называл ей свое имя. Она довольно сумасбродна, так что все может быть… Я намерен сказать, что уезжаю. Если помочь ей избавиться от ребенка, думаю, она будет молчать. Зюлейка боится своей тетки: если та узнает правду, может запросто выгнать ее из дому.
– Зюлейка?
– Да, так ее зовут.
Зухра прошла к нише в глубине комнаты, отодвинула занавеску, сняла с полки ларчик слоновой кости, открыла его и вынула маленький флакон из матового стекла.
– Возьми. Скажи, чтобы смешала с водой и выпила.
Амир кивнул и поцеловал ей руки.
– Что бы я делал без тебя, мама!
– А что буду делать без тебя я! – прошептала Зухра и горестно покачала головой.
Ночью Амир встретился с Зюлейкой. На сей раз не он, а она ждала его возле стены своего сада, дрожащая, поникшая и жалкая. Молодой человек подошел к девушке и коротко произнес, не глядя на нее, не прикасаясь к ней:
– Пойдем.
Луна разливала вокруг мерцающий млечный свет, омывая им деревья, темно-зеленую бахрому листвы, стены домов, и все это сияло, как в сказке. Дорога тоже сверкала, напоминая Млечный Путь.
Зюлейка обняла обнаженные плечи и зябко поежилась. На душе лежало тяжкое бремя страха и неуверенности в будущем. Амир шел чуть впереди и молчал. Еще недавно он бы осыпал ее поцелуями, согрел в объятиях, нетерпеливо и пылко овладел ею и они вместе взмыли бы на вершину блаженства. А теперь… Что-то подсказывало Зюлейке, что мужчина, которому она столь бездумно доверила свою судьбу, больше никогда не дотронется до нее, не произнесет ласковых слов, не посмотрит с нежностью и любовью.
Они пришли в пальмовую рощу, где провели столько сладких, безумных минут. Над головой порывисто шумели деревья. Шелковистая трава приятно холодила ноги.
Зюлейка протянула руки.
– Амир!
Он резко отстранился.
– У меня мало времени. Я уезжаю. Далеко. Навсегда. Я не могу взять тебя с собой. Я пришел, чтобы помочь тебе. Вот средство: примешь его – и ребенка не будет. Выпей завтра с утра, не тяни. Будь осторожна, чтобы никто не догадался.
Каждое слово ранило, как удар ножа. Зюлейка молча корчилась от нестерпимой душевной боли.
– Амир! – прошептала она. – Разве ты не можешь жениться на мне?
– Жениться? – Он скривил губы. – На такой, как ты? Вспомни, как ты лежала на кошме, задрав рубашку, и умоляла взять тебя! Танцевала голой! Отдавалась бесстыдно, как последняя потаскушка!
Зюлейка закрыла лицо руками.
– Ты сам просил меня проделывать такие вещи! Тебе нравилось на меня смотреть! Ты хотел, чтобы я стала твоей. Я не потаскуха, я была только с тобой! Что будет, если дядя надумает выдать меня замуж и супруг поймет, что я уже не девушка?
Амир презрительно усмехнулся.
– Вы, женщины, знаете много уловок, как обмануть нас, мужчин.
Зюлейка зарыдала и скользнула вниз, в траву, к его ногам. Обвила руками, прижалась лицом. Ей казалось, что, если она схватит его крепко-крепко, станет умолять и просить, он не уйдет. Не оставит. Не бросит.
– Амир! Я никогда не смогу выйти за другого! Я люблю только тебя! Почему ты больше не хочешь видеть меня?
Молодой человек безжалостно произнес:
– Я встретил девушку, на которой решил жениться. Равную мне по рождению, умную и прекрасную, как небесная дева. Все, что случилось в моей жизни прежде, забыто. Любовь – это небесный огонь, а то, что было у нас с тобой, просто развратная игра.
Он наклонился, схватил Зюлейку и рывком поставил на ноги. Взгляд девушки застыл, губы раскрылись, голова моталась из стороны в сторону. Казалось, она вот-вот лишится и чувств, и рассудка. Амир усадил ее на землю и прислонил к стволу дерева.
Спустя некоторое время Зюлейка заметила, что осталась одна. Одна в роще, в Багдаде, в целом мире! Она знала это, но не могла постичь ни сердцем, ни умом. Она просто была не в силах понять, что значит жить в пустоте, видеть пустоту, хватать ее руками, ощущать в себе.
Зюлейка вернулась домой, влезла на крышу, забралась под кошму и до утра лежала неподвижно, сжимая в руке флакон, который дал ей Амир. Мысли были тяжелыми; мрачными, как грозовые тучи, а в сердце будто шевелились щупальца каких-то гадких, липких тварей.
На рассвете пришлось подняться. Ноги были как ватные, руки дрожали. Девушка привычно молилась Аллаху, не понимая, что говорит. Губы шевелились, шептали слова, а разум замер, скованный невидимым льдом. Воля Амира была страшна, но она, Зюлейка, должна ее выполнить, чтобы спасти, свою жизнь. Если дядя и тетя узнают о том, что произошло, они вышвырнут ее из дому и ей некуда будет пойти. Любой мужчина получит право сделать с ней все, что захочет. Ей придется вести жизнь отверженной, падшей, опозоренной женщины. В Багдаде было немало людей, влачивших убогое существование в поисках пристанища и пропитания, перебивающихся случайными заработками. Их жизнь была более жалкой, чем жизнь бесправных рабов.
Девушка уединилась в одной из комнат, тайком достала флакон, плеснула содержимое в чашку с водой и осторожно понюхала жидкость. Нужно решиться и выпить. Через какое-то время новая жизнь навсегда покинет ее тело. Зюлейка представляла, как это должно произойти. Наверное, будет больно. Но разве может стать больнее, чем* сейчас, когда каждая мысль, каждый удар сердца причиняет нестерпимые муки!
– Где ты, ослица? – послышался голос Надии. – Что ты там делаешь? Отлыниваешь от работы! Ты что, забыла? Пора нести дяде обед!
– Я здесь! Не забыла! Сейчас приду! – отозвалась Зюлейка.
Она с трудом узнала собственный голос.
Надо принять средство, а потом идти к дяде. Когда оно подействует, нужно где-нибудь спрятаться и переждать, пока все не закончится. Потом придется что-то соврать.
Внезапно у девушки закружилась голова. Рука дрогнула, и часть жидкости пролилась на глиняный пол. Мгновение Зюлейка смотрела на темный ручеек, после чего медленно вылила содержимое чашки и обратилась к ребенку, который был в ней песчинкой, крохотным зернышком, сокрытой во мраке звездой.
– Я только что уничтожила твою смерть.
