Текст книги "Девадаси. Верность любви"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)
Начало
На широких, вымощенных каменными плитами улицах Калькутты не смолкали гомон и шум; отовсюду доносились крики торговцев, погонщиков буйволов и слонов, заклинателей змей и бродячих музыкантов. Прилавки многочисленных рынков были завалены переливающимися штуками тканей; здесь же пестрели цветочные гирлянды, продавались мука, молоко и рис, различные пряности, овощи и фрукты.
Двигались запряженные волами, тяжело нагруженные повозки. Проплывали паланкины – целые комнаты! – на могучих плечах носильщиков. Крыши дворцов и храмов золотились на солнце. Раскидистые кроны огромных деревьев смыкались, образуя тенистый полог.
Под руку с разряженными дамами прогуливались английские джентльмены в суконных камзолах с серебряным шитьем на груди, парчовых жилетах, треугольных шляпах и напудренных париках. Важно шествовали представители индийской знати в ярких шарфах и тюрбанах, сопровождаемые изрядным количеством воинов; красивые женщины в сари из тончайшего шелка со златотканой каймой прятались в тени зонтов, которые держали служанки.
Чаще встречались такие, как Раму, – худые, жилистые мужчины в застиранных дхоти [6], с коричневым лицом и вечно склоненной головой, небрежно повязанной грязной тряпкой.
Ошеломленный суетой и мощью большого города, Раму не стал задерживаться в Калькутте. Разузнав, как попасть в Бишнупур, он нашел человека, который вез туда свой товар. Скрепя сердце Раму отдал ему последние рупии, усадил смертельно уставшую Амриту в повозку, а сам побрел рядом.
На следующий день они прибыли в Бишнупур, где им сразу показали дорогу к храму Шивы, куда устремлялись толпы паломников. Святилище стояло на холме, и издали казалось, будто по склону ползут сотни разноцветных муравьев.
Амрита навсегда запомнила, как шла к храму, – маленькая босоногая девочка в выцветшем сари, крепко державшаяся за руку отца.
Край неба нежно розовел, облака были обведены золотистой каймой. Обрамлявшая дорогу зелень источала сладкий аромат. Здесь росло много яблонь, священных растений Шивы. Над головой стремительно проносились ласточки.
Построенный из гранита и светлого песчаника храм мерцал в свете зари как волшебное видение, как обещание неземного счастья. Раму и Амрита затаили дыхание, потому что никогда не видели ничего подобного. Храм был украшен рядами рельефных изображений: издали казалось, будто стены покрыты тончайшим кружевом.
Поклонившись каменным статуям у входа и войдя в ворота, Раму долго бродил в толпе паломников, пока не столкнулся с двумя служителями храма.
Раму выпустил руку Амриты и упал на колени, тогда как девочка стала с любопытством разглядывать незнакомых людей. Один из них был мужчина средних лет с отрешенным взглядом небольших темных глаз. Желтая шелковая ткань изящно обвивала его худощавое тело. Другой – юноша лет четырнадцати в расшитом золотом дхоти, очень гибкий и стройный, с искусно накрашенным лицом и широко распахнутыми, яркими и чистыми глазами. Его длинные черные волосы были собраны в прическу верховных божеств, на обнаженной груди поблескивали многочисленные цепочки и бусы, руки были украшены литыми браслетами.
Амрита встретилась с ним взглядом, и он приветливо улыбнулся, обнажив ряд жемчужных зубов. Улыбка была такой обаятельной и теплой, что девочка едва не заплакала от счастья.
– Что тебе нужно? – неприветливо спросил старший у Раму, который не осмеливался подняться и что-то униженно бормотал. – Говори, мы спешим, нам надо готовиться к празднику.
Амрита не сомневалась в том, что жизнь этих людей и есть сплошной праздник, а прекрасный юноша – великий и бессмертный Шива, точнее Натараджа [7].
Раму собрался с духом и, запинаясь, проговорил:
– Я привел свою дочь, чтобы… чтобы посвятить ее богу.
Мужчина пожал плечами. Он не был расположен заниматься судьбой Амриты. Тем не менее жрец приподнял голову девочки за подбородок, заглянул ей в лицо и с сомнением произнес:
– Не знаю, получится ли из нее храмовая танцовщица. Разве что показать ее Иле?
– Девочка подходит для обучения, – вдруг сказал юноша.
– Почему ты так думаешь, Камал?
Тот вновь улыбнулся и произнес одно-единственное слово:
– Глаза!
– Что ж, тебе лучше знать.
Раму понял, что не нужно задавать никаких вопросов. Если Амриту берут в храм, не стоит противиться судьбе.
– Отведи свою дочь вон туда! – Мужчина показал в сторону каких-то невысоких строений. – Спросишь Илу и отдашь ей девочку.
Раму поднялся на ноги, взял Амриту за руку и поклонился. Ему очень хотелось узнать о деньгах, но он не осмеливался задать вопрос. Вдруг служители храма сочтут это оскорбительным и прогонят его прочь!
Если бы Раму приблизился к храму, он бы смог разглядеть, что наружные стены божественного сооружения украшены не только изображениями многорукого Натараджи, но и скульптурами полногрудых красавиц, слившихся в страстном объятии пар. И если бы он немного разбирался в символах, сумел бы понять, что изображают татуировки на груди и плечах жреца: лингам в йони [8], означающий любовное соединение мужчины и женщины. И быть может, догадался, каким образом служат храму «жены бога».
Ила оказалась невысокой стройной женщиной лет двадцати пяти, вся в блестящих золотых украшениях и голубом сари с широкой каймой и расходящимися от талии веерообразными складками.
Раму с поклоном передал ей слова жреца.
Женщина велела Амрите снять одежду и внимательно осмотрела ее тело. Потом заставила девочку поворачиваться в разные стороны, поднимать руки и ноги, выгибаться и наклоняться к полу.
– Ее тело не имеет изъянов. Движения недостаточно свободны, но это можно исправить. Пусть остается, – сказала она и прибавила: – Попрощайся с дочерью, а потом подойди к жрецам – они отблагодарят тебя за то, что ты посвятил своего ребенка богу.
– Не уходи, отец! – воскликнула Амрита, когда они остались одни. Тонкий голосок девочки срывался и дрожал.
У Раму защемило сердце.
– Тебе будет хорошо в храме, лучше, чем дома, – пробормотал он. – Если ты откажешься, Шива может разгневаться. Посмотри, как здесь красиво, как богато одеты люди! А я… мы с Гитой приедем тебя навестить.
Он знал, что это ложь, но ему нужно было уговорить Амриту остаться.
– Вы скоро приедете?
– Да. Очень скоро. Если тебе не понравится в храме, мы заберем тебя домой.
Согретая призрачной надеждой, Амрита глубоко вздохнула и расправила худенькие плечи.
– Обещай!
– Обещаю.
Появилась Ила; она взяла девочку за руку и повела за собой, а Раму поспешно покинул территорию храма. Перед тем как уйти, он отыскал жреца, и тот заплатил ему сто рупий: огромную сумму, на которую их семья могла прожить несколько месяцев. Мужчина облегченно вздохнул: эти деньги окупали любые жертвы!
Ила привела девочку в большое, чистое и светлое помещение с гладким глиняным полом, на котором были расстелены цветные циновки, а на них лежали шерстяные подушки и полотняные покрывала.
– Здесь ты будешь жить, – сказала она. – А сейчас тебе надо помыться и надеть другую одежду.
Она отвела Амриту в купальню и помогла девочке вымыть тело и волосы. Хотя ее прикосновения были мягкими и осторожными, Амрита, даже закрыв глаза, могла сказать, что ее трогают чужие равнодушные руки.
Гита никогда не улыбалась, ласкала редко и мимоходом, и все-таки девочка знала, что мать способна понять и утешить, что она никогда не оставит ее в беде. Дома у Амриты не было ощущения, будто ее бросили в океан пустоты, где она беспомощно барахтается, не зная, как выбраться на берег.
Ила дала новой воспитаннице чистое сари, после чего принесла кувшин молока, вкусные лепешки, чашку хорошо проваренного белоснежного риса и целую гору фруктов. Амрита наелась до отвала, и все же ей не стало радостнее и легче.
Она прилегла на циновку и хотела заснуть, как вдруг в помещение гурьбой вбежали возбужденные нарядные девочки с цветами в искусно убранных волосах и звенящими украшениями. Они остановились как вкопанные, с любопытством глядя на новенькую.
Потом одна из них, красивая светлокожая девочка примерно одного с Амритой возраста, подошла к обомлевшей новенькой и властно произнесла:
– Кто ты?
Девочка встала и посмотрела ей в глаза.
– Амрита.
– Откуда ты взялась? Зачем ты здесь?
Чувствуя враждебность и незнакомки, и возглавляемой ею толпы, Амрита мучительно размышляла, что бы ответить, и вдруг вспомнила слова «прекрасного Натараджи».
– Камал сказал, что я смогу научиться танцевать.
Лицо незнакомки просветлело, словно она внезапно услышала волшебное заклинание.
– Камал? – с улыбкой повторила она и спросила: – Ты еще не решила, где будешь спать? Если хочешь, можешь лечь рядом со мной.
– Как тебя зовут? – осмелилась спросить Амрита.
– Тара. Пойдем!
Тара взяла новенькую за руку и показала на одну из циновок.
– Здесь.
– Из какой ты касты? – на всякий случай осведомилась Амрита. Она очень боялась, что девочка заявит, что она брахманка или вайшья [9]. Тогда им вряд ли удастся подружиться!
Однако Тара спокойно произнесла:
– Я не знаю. Мне неизвестно, кем были мои родители. Они оставили меня на пороге храма.
Амрита растерялась. Она впервые очутилась в обществе, где кастовая принадлежность не имела значения. Она никогда не предполагала, что такое возможно, и не знала, хорошо это или плохо.
– А остальные?
– Из разных каст. И будь ты брахманка, а я – неприкасаемая, – Тара жестко улыбнулась, – если я научусь танцевать лучше, чем ты, я буду выше тебя!
– Кто учит вас танцам?
– Ила. Другие девадаси. А еще – Камал.
– Он – Натараджа? – В голосе Амриты звучали наивность и надежда.
– Он – храмовый танцовщик. Такой же, как и я, – ответила Тара и, поймав изумленный взгляд собеседницы, пояснила: – Его тоже подкинули в храм. Он необычайно красив и талантлив и потому исполняет роль Шивы на всех праздниках.
– А девадаси?
– Они тоже танцуют.
– Ты – девадаси? – спросила сбитая с толку Амрита.
– Пока еще нет, – терпеливо произнесла Тара и в нескольких фразах поведала новенькой ее дальнейшую судьбу: – Для начала ты обязана запомнить сто восемь танцевальных движений, которые придумал Шива, и научиться их сочетать. Если выдержишь испытание, то после того, как на твоем сари впервые появится кровь, ты пройдешь обряд посвящения, станешь женой бога и начнешь служение в храме.
– Кровь? – с тревогой повторила Амрита.
– Да. Обычно это происходит, когда девочка превращается в девушку: бутон раскрывается и становится цветком.
– Это страшно? – на всякий случай спросила Амрита, и Тара ответила:
– Это – начало новой жизни.
– Ты хочешь сделаться девадаси?
– Это моя самая большая мечта.
Амрита решила держаться поближе к новой подруге. Девочка чувствовала: рядом с Тарой она обретет поддержку и защиту.
Утомленная дорогой и множеством впечатлений, Амрита рано легла спать – в тот час, когда девочки еще вовсю обсуждали храмовый праздник.
Ей показалось, будто она едва закрыла глаза, как вдруг кто-то резко потряс ее за плечо. Это была Тара.
– Вставай!
Ошеломленная Амрита вскочила с постели и захлопала глазами.
Кругом было холодно и темно, и в этой прохладной, неуютной тьме шевелилось множество фигур. Сонные девочки поднимались с циновок, одевались, поправляли сари, наспех причесывались и устремлялись к выходу, спеша и натыкаясь друг на друга.
Душа и тело Амриты бурно протестовали против столь раннего пробуждения, но делать было нечего, и она отправилась следом за остальными.
Ей очень хотелось заплакать, но плакать было нельзя, и она молча страдала, изнывая от желания чудесным образом перенестись домой, сделать так, чтобы все, что произошло с ней за последние сутки, превратилось в сон.
Девочка пристроилась в хвост большой очереди и ждала, когда можно будет плеснуть в лицо холодной водой. После умывания им выдали по горстке риса и глотку молока: едва проглотив скудный завтрак, Амрита вновь захотела есть, потому что давно недоедала.
Удрученная девочка побрела следом за остальными на большую, ровную каменную площадку, где им предстояло заниматься до полудня. К тому времени восток начал светлеть и кружевная листва деревьев четко выделялась на фоне розовато-серого неба. Тающие звезды походили на изящную вышивку серебром по шелковой ткани. Легкие облака напоминали лепестки цветов. Ползущие по земле тени казались длинными и прозрачными.
Храм возвышался на горизонте как огромная глыба, как обещание чего-то грозного и неумолимого.
Ила велела им построиться и повторять ее движения. Амрита не могла уследить за бесконечными поворотами тела танцовщицы и разнообразными жестами. Больше всего на свете ей хотелось вернуться в домик с циновками, лечь и забыться сном. А еще – очутиться дома. Отец был не прав, когда говорил, что главное – не голодать. Главное – не быть одинокой.
Зачем она здесь? К чему этот танец во тьме? Что означает все это? Амрита пыталась следовать за процессией девочек и повторять то, что они делают, но безнадежно отставала и ошибалась.
Ила подошла к ней и поправила спину. Она сделала это не грубо, но повелительно, требовательно и жестко. Амриту несказанно обидело прикосновение неласковых рук, и она едва удержалась, чтобы не разреветься в голос.
К восходу солнца девочка чувствовала себя совершенно измученной, измотанной бесплодными попытками уловить суть того, чему ее пытались учить. Слова и движения Илы не вызывали в ее душе никакого отклика. Тара двигалась во главе шеренги; если она и догадывалась о страданиях новенькой, у нее не было возможности подойти к ней, пожалеть и помочь.
К тому времени как солнце начало припекать, губы девочки пересохли от жажды, а тело болело и ныло, будто пораженное страшным недугом.
Внезапно Амрита села на землю и разрыдалась. Ей почудилось, что внутри лопнула туго натянутая струна или прорвалась невидимая плотина.
Растерянные девочки остановились, потом нерешительно столпились вокруг. Амрита не смела поднять глаза, потому что ожидала увидеть в их взглядах презрение и насмешку.
Ила приблизилась к ней с явным намерением обругать и наказать, как вдруг раздался голос:
– Что случилось?
К ним подошел юноша по имени Камал, которого Амрита вчера по наивности приняла за спустившегося с небес Натараджу.
Шальвары из тонкой струящейся ткани были туго стянуты на талии и перехвачены у щиколоток звенящими серебряными кольцами. Черные волосы небрежно разметались по плечам. Ненакрашенные глаза и лицо озарял нежный внутренний свет.
– Эта девочка бестолкова. Она не может повторить ни одного движения и только путает остальных, – с досадой произнесла Ила.
– Возможно, она просто не понимает, чему ее учат, – заметил юноша и обратился к Амрите: – Пойдем.
Девочка покорно встала. Все самое плохое уже случилось. Хуже могла быть только смерть.
Камал отвел ее на край площадки и усадил на большой плоский камень.
– Как тебя зовут?
– Амрита.
– Что с тобой? – мягко промолвил он, заглянув в ее грустные, потускневшие глаза.
Этого тона и этого взгляда было достаточно для того, чтобы слезы полились с новой силой.
– Я… я хочу домой! – всхлипывая и запинаясь, произнесла девочка.
– Домой? – Он кивнул. – Понимаю. У меня не было родителей и другого дома, кроме храма, и в детстве я тоже часто плакал оттого, что хотел «домой», хотел попасть в другое место, где нет окриков, утомительных занятий, ударов бамбуковых палок. Через это проходит каждый, и ты не можешь представить, какими ничтожными покажутся тебе страдания, когда ты получишь награду! Когда впервые почувствуешь, что твое тело повинуется тебе. Твои ноги будут касаться земли, но у тебя будет такое ощущение, будто ты летаешь! Для того чтобы научиться летать, птицам достаточно нескольких часов, тогда как человек вынужден посвящать этому годы изнурительных упражнений. Но… не жалей, Амрита! Когда ты поймешь, для чего рождена, и получишь возможность выполнять свое предназначение, ты обретешь свободу, ибо истинная свобода существует только в человеческой душе.
– Я боюсь, – прошептала Амрита и покосилась на Илу, которая продолжала заниматься с девочками.
– Людей? Их не стоит бояться. Злых людей нет, просто человек тоже имеет несколько ипостасей и так же противоречив, как и бог Шива: он может быть гневным и добрым, разрушающим и создающим жизнь. Впадать в неистовую ярость и становиться доброжелательным и милосердным. Ты должна слушаться своих учителей. А еще – поверить в свои силы. Бери пример с Тары: она захотела стать лучшей и стала.
Амрита вытерла слезы. В присутствии этого человека она не чувствовала себя одинокой. Он умел и утешить, и вселить надежду.
– Почему ты сказал про… мои глаза?
– Потому что каждое движение тела сопровождается движением глаз. Танцовщица должна уметь передать взглядом любые оттенки чувств. Мне кажется, в этом ты способна превзойти остальных.
– Мне придется выучить сто восемь танцевальных движений? – обреченно произнесла девочка.
Камал улыбнулся.
– Дело не в этом. Мало держать в руках нити, надо уметь соткать из них нечто особенное, неповторимое, свое.
Глубоко вздохнув, Амрита задала последний вопрос:
– Ты знаешь, что такое счастье?
– Да, знаю. Счастье – это понять свое предназначение, уверовать в него и следовать ему.
Когда Амрита вернулась на площадку, занятие окончилось. Ила отпустила девочек, и они побежали обедать. Обед был намного сытнее завтрака, но из-за пережитого волнения Амрита почти не могла есть.
– О чем с тобой говорил Камал? – ревниво спросила Тара, отщипывая от лепешки по маленькому кусочку и один за другим отправляя в рот.
– Он сказал, что у меня все получится, и велел брать пример с тебя, потому что ты – лучшая.
Тара счастливо улыбнулась и покровительственно пообещала:
– Не бойся! Ты справишься! Я тебе помогу.
Они вместе прошли под большой навес и уселись на тростниковые циновки. Здесь было прохладно; по земле разметались причудливые зеленые тени.
Вошел жрец, высокий пожилой мужчина в белоснежном одеянии, и принялся нараспев читать священные тексты, время от времени останавливаясь и делая пояснения, в которых Амрита ничего не понимала. Девочка закрыла глаза, расслабилась и задремала. Дул свежий ветерок, монотонные звуки то отдалялись, то приближались, как волны прибоя.
Она резко вскочила, когда жрец протянул бамбуковую палку и больно ударил ее по плечу. Из глаз брызнули слезы, а сердце будто упало к ногам.
Все уставились на нее. Амрита мучительно покраснела и села, стараясь неотрывно смотреть на жреца, который со строгим видом продолжал чтение.
Когда урок закончился, воспитанницы храма получили возможность привести себя в порядок. Они гурьбой побежали в дом. Услышав веселые крики и громкий смех, Амрита догадалась, что их ждет что-то увлекательное и интересное. Потом кто-то обмолвился, что следующий урок будет вести Камал.
Тара, внезапно утратившая свою всегдашнюю невозмутимость, возбужденно прихорашивалась: заплетала волосы, надевала украшения, расправляла сари, покусывала губы, чтобы они заалели, похлопывала себя по щекам и придирчиво разглядывала собственное отражение в небольшое серебряное зеркало. В эти мгновения она напоминала маленькую женщину.
Тогда Амрита еще не поняла, что в сердце Тары живет глубокая, уже недетская любовь. Все девочки любили Камала, но скорее как старшего брата и доброго друга. И только для Тары эта любовь была звездой, что освещает жизненный путь, и призрачной целью, к которой она ежесекундно стремилась, не замечая и не видя ничего вокруг.
Если Камал воплощал в своих танцах любовь к Шиве, то для Тары танец был проявлением любви к Камалу.
Юноша ждал девочек на площадке. Когда они окружили его веселой толпой, он хлопнул в ладоши и сказал:
– Вспомните миф о гибели Сати, супруги Шивы, и ее возрождении в образе Парвати. Изобразим эту историю в танце. Роль Сати будет исполнять Тара, а Парвати – Амрита.
Лицо Тары озарила полная благодарности и благоговения улыбка. Прямая как струна, гордая, окрыленная девочка с готовностью вышла на середину площадки, тогда как Амрита сгорбилась, сжалась и задрожала от страха.
Однако Камал взял ее за руку и поставил рядом с собой.
– Не бойся, – мягко произнес он. – Я покажу, что нужно делать.
Так началась ее жизнь в храме. Первые дни, недели и месяцы были мучительны – Амрита плакала от боли в негнущихся руках и ногах, от того, что тело ныло, ступни горели, а голова отказывалась запоминать и понимать священные тексты.
Она тяжело привыкала к новой жизни и все еще не могла понять, зачем ее посвятили богу.
Девочки попадали в храм по-разному. Иных приводили родители, других попросту подкидывали на порог храма. Некоторые были дочерьми танцовщиц.
Порой девадаси становилась соблазненная девушка или та, что прежде была наложницей состоятельного человека. Из последних редко получались преданные «жены бога» и хорошие танцовщицы. Лучшими были такие, как Тара, с раннего детства воспитанные в атмосфере поклонения Шиве, не знавшие другого мира и других людей.
Тара сдержала слово и во всем помогала новой подруге. Она не боялась ни соперничества, ни зависти, потому что такой танцовщицей, как она, можно только родиться. Тара начала постигать искусство танца раньше, чем остальные; ей не приходилось сожалеть о родителях, вспоминать о потерянном доме, она не задавалась вопросом о том, где ее место и что она делает в храме. Храм был ее миром и домом, она отдавала любимому делу и душу, и сердце.
Будучи детьми, Амрита и Тара увлеченно предавались ребяческим забавам. Они устроили тайник в ямке под стеной дома и прятали там цветные стеклышки, бусины, камешки, лоскутки, яркие перья. В свободные часы девочки извлекали свои сокровища, раскладывали на земле и играли с ними. Порой они воображали себя принцессами, женами раджей и небесными девами и разыгрывали целые представления.
Храм был богат: пытаясь заручиться благосклонностью бога, сотни состоятельных людей делали немалые пожертвования; тысячи паломников были готовы расстаться со звонкой монетой, дабы лицезреть прелести девадаси, насладиться их танцем и познать их любовь. Несмотря на свирепствующий в стране голод, храм продолжал жить своей жизнью, благо колониальные власти не смели вторгаться в святая святых фанатично религиозных индусов.
Жизнь храма, всецело подчиненная предписаниям и правилам, тем не менее была насыщенна и интересна. Жрецы поливали статую Шивы душистой водой, посыпали цветами, окуривали благовониями, предлагали ей бананы и кокосовые орехи. Возили на прогулку в запряженной быками колеснице.
Чувства благоговения и восторга вызывали праздники, оглашенные пением священных текстов, звонкой барабанной дробью, сопровождаемые яркими торжественными процессиями жрецов, танцовщиц и паломников, наполненные благоуханием цветов, ароматами фимиама и камфарных палочек.
И все же Амрита сильно скучала по дому.
Тяжелее всего были ночи, ибо проходил еще один день, и девочка говорила себе, что родители вновь не приехали. Однажды, будучи не в силах сдержаться, она поделилась переживаниями с подругой.
Тучи унесло ветром, и в окно светила похожая на огромный серебряный диск луна. Девочки спали, и только Амрита задумчиво и горестно смотрела на сверкающее звездами небо.
– Тара! – прошептала она, не смея коснуться лежащей рядом подруги.
Та спала чутко и сразу проснулась.
– Что?
– Прости, что разбудила, – виновато произнесла Амрита и прибавила: – Я не могу понять, почему ни отец, ни мать ни разу меня не навестили! Они обещали забрать меня домой, если мне не понравится в храме. Что-то случилось или… они меня обманули?!
Тара долго молчала, потом промолвила, повернув к Амрите залитое лунным светом лицо:
– Я ни разу не видела, чтобы чьи-то родители приезжали в храм и тем более забирали своих детей обратно! По-моему, это невозможно.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что… такова жизнь. Отец посвятил тебя богу – твоя судьба решена, обратного пути нет.
– Значит, мне не на что надеяться?
– Ты должна надеяться… на что-то другое. Думать о том, что станешь хорошей танцовщицей, а как только придет срок, пройдешь посвящение в девадаси.
Когда наступило утро, Тара сказала Амрите:
– Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Она привела подругу в дальний угол храмовой территории, подошла к стене и принялась терпеливо отодвигать наваленные друг на друга камни. Вскоре Амрита увидела в стене пролом, через который вполне могла пролезть взрослая женщина.
Отсюда открывался вид на город, тонувший в похожем на цветочную пыльцу золотистом тумане: нагромождение больших и малых строений, толпы людей.
– Что это? – спросила Амрита.
– Свобода.
– Ты думаешь?
Тара пожала плечами.
– Не знаю. Когда ты здесь, кажется, что свобода – там, и наоборот. Возможно, когда-нибудь я попробую убежать. Я случайно нашла эту дыру и закрыла камнями так, чтобы никто ничего не заподозрил и не стал ее заделывать.
– Убежать? Зачем? – прошептала потрясенная Амрита. – Ты так любишь Шиву и храм! И желаешь стать девадаси!
– Да, люблю, – жестко произнесла Тара, – но если мне придется разочароваться в том, о чем я мечтаю, я уйду навсегда. Я тебя обманула. На самом деле мне вовсе не хочется думать, что для нас существует только один выход!
Она в волнении сжала тонкие пальцы, и ее глаза потемнели. Недетский взгляд Тары был властен и непоколебим.
– А я хочу вернуться домой, – с грустью промолвила Амрита.
Тара промолчала. Ей казалось странным думать о возвращении. Можно дважды увидеть один и тот же сон, но в реальной жизни нельзя повернуть время вспять. Невозможно из бабочки вновь превратиться в куколку, из растения – в семя, как невозможно отказаться от того, к чему побуждает любовь.
