Текст книги "В пути"

Автор книги: Лоис Буджолд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Ну, пока что я сделал все, что мог. Отросток освободился от гноя, отек идет на убыль. – Даг свел брови к переносице. – Думаю, Кресс, ее сестре и Марку лучше провести ночь здесь, на барже. Воспаление все еще сильное, новое подкрепление Дара утром будет не лишним. Стражи Озера, когда лечат таких больных, дают им пить кипяченую воду с капелькой сахара и соли, а потом чай, только пару дней никакой еды – внутренностям нужен отдых, пока они заживают. И нужно Кресс хорошо укутать на ночь.

– Только я же не видел, чтобы ты что-то делал, – неуверенно сказал хозяин Вейн; его голос теперь уже ничем не напоминал воинственный рев.

– Ты можешь верить мне или не верить, как пожелаешь, – ответил Даг. Он посмотрел на Кресс, и слабая улыбка тронула его губы. – Будь ты Стражем Озера, ты многое бы увидел.

Даг дрожал, и Фаун решительно вмешалась:

– Пора тебе уйти в каюту и согреться, целитель ты мой. Думаю, кружка горячего питья будет тебе на пользу.

Даг склонил голову и улыбнулся жене, потом обхватил ее левой рукой и крепко поцеловал. Его губы были холодными, как глина, но глаза горели огнем.

«Печь для обжига нуждается в глине и в огне, – озадаченно подумала Фаун. – Какой новый сосуд мы слепили тут и обжигаем?»

* * *

Несмотря на все события, посетители баржи были так измучены, что немедленно уснули на шкурах, постеленных у очага. Даг, словно сраженный наповал, упал на одеяла в их закутке и скоро начал похрапывать, уткнувшись лицом в кудри Фаун. Утром после завтрака он еще раз занялся Кресс, потом отправил супружескую пару и их сопровождающих домой. Непроспавшиеся, страдающие от похмелья матросы в сером утреннем тумане были совсем не такими угрожающими, как пьяная возбужденная толпа накануне; впрочем, они с похвальным усердием повторили свое доброе дело: без жалоб потащили дверь, на которой лежала Кресс, в обратном направлении.

Как только шествие скрылось из вида, Даг сказал Фаун:

– Собери-ка нам корзинку для пикника, Искорка. Мы с тобой отправляемся на прогулку.

– Ох, сегодня такой пасмурный холодный день, – возразила Фаун, удивленная внезапным намерением мужа.

– Тогда захвати с собой побольше одеял. – Даг понизил голос. – Стражи Озера из Жемчужной Стремнины вчера ясно дали мне понять, что не желают, чтобы я раскачивал их лодку. Думаю, мне стоит затаиться. Не сомневаюсь, что командир дозорных услышит обо всем за завтраком, если не раньше. Не знаю, видела ли ты когда-нибудь Массап, жену Громовержца, в настоящем гневе, только Амма сильно мне ее напоминает. К тому времени, когда она переправится на пароме на этот берег, я намерен оказаться где-нибудь в другом месте. – Когда Фаун запротестовала, он только добавил: – Поговорим по дороге, – и отправился седлать Копперхеда.

Когда Фаун удобно устроилась на седельных сумках и обхватила Дага за талию, он пустил коня рысью; они проскакали добрых две мили на юг по большаку. Это очень бодрило, но разговаривать не позволяло. Несмотря на двойную ношу, Копперхед явно был рад размяться после двух дней безделья. Только свернув налево в холмы и проделав извилистый путь в лес – чтобы сбить со следа возможную погоню – Даг рассказал Фаун о своем бесплодном посещении штаба дозорных и о том, как сплетни в таверне и их опасные для лагерного целителя последствия заставили явиться к нему делегацию недовольных Стражей Озера. Фаун начала горячо возмущаться, но Даг только покачал головой.

Серый туман после восхода солнца не рассеялся, а скорее сгустился. В животе у Фаун уже начало бурчать, когда Даг высмотрел ствол огромного вывороченного из земли тополя; под его смотрящие в небо корни нанесло сухих листьев. Расстелив в этом углублении одеяла, Фаун и Даг устроили что-то вроде уютной лисьей норы и принялись за поздний холодный завтрак: разводить костер Даг не захотел, чтобы дым не выдал их убежище. Вспышка энергии в нем погасла так же быстро, как и возникла, и Даг погрузился в усталую дрему. К счастью, отдых освежил его, и остаток сумрачного дня они провели в неспешных ласках – такого уединения им не выпадало уже давно. Туман превратился в изморось, но в их гнездышко сырость не проникала. Свернувшись в клубочек под боком Дага, Фаун подумала, что они напоминают впавших в спячку белок.

В следующий раз Даг проснулся со счастливым смехом. Фаун уже и не помнила, когда видела его таким веселым. Приподнявшись на локте, она ткнула его пальцем в бок.

– Что это ты?

Даг притянул ее к себе и поцеловал в улыбающиеся губы.

– Я ведь и в самом деле спас жизнь той женщине!

– Как, ты только сейчас это заметил? – Фаун поцеловала его в ответ. – Тебе нравится целительство, верно ведь? Мне кажется, оно тебе очень подходит. – После короткой паузы она добавила: – Я так тобой горжусь!

Лицо Дага стало серьезным.

– Мой народ всегда предостерегает от подобного. Не то чтобы Стражи Озера считали, что лечить крестьян невозможно, да и не в околдовывании дело, – о нем и не говорят почти. Беда в том, что фермеры считают умения Стражей Озера магией, а магия всегда должна действовать без осечки. Мне удалось с Хогом, мне удалось с Кресс, но только потому, что мне повезло и у нее оказалось что-то, с чем я мог справиться. Я знаю множество болезней, за которые мне браться не следует.

Фаун потеребила волосы у Дага на груди и прижалась губами к его шее.

– Что бы ты делал в таком случае?

– И не начинал бы ничего, наверное. Вел себя паинькой, как и желала Амма Оспри. Просто смотрел бы, как бедняжка умирает. – Даг задумчиво свел брови. – Некоторые молодые целители очень переживают, когда теряют своего первого пациента, но я уже давно миновал эту стадию. Да помогут мне отсутствующие боги… я ведь не раз убивал людей. Только в чем Стражи Озера видят самую большую опасность, так это в неудачной попытке помочь: тогда фермеры на них накидываются. Так уже случалось, знаешь ли. Я не первый, кто уступил подобному искушению. И я не знаю, как тут быть. Полечить и бежать? Жалобы Аммы Оспри не из пальца высосаны.

– А может быть, – медленно проговорила Фаун, – если бы ты долго жил на одном месте, люди узнали бы тебя и стали бы доверять. И тогда было бы безопасно иногда терпеть неудачу.

– Безопасно терпеть неудачу… – Даг словно пробовал эти слова на вкус. – Для дозорного это очень странная идея. – После долгого молчания он добавил: – Никогда не бывает безопасно терпеть неудачу в охоте на Злого. Нужно добиваться успеха каждый раз. И даже не любой ценой, потому что нужно сохранить силы на то, чтобы добиться успеха и завтра тоже.

– Для Злых такая система хороша, – согласилась Фаун. – Не уверена только, что она хороша и для людей.

– Хм-м… – Даг перекатился на спину и стал смотреть на пятнышки света, проникающего через дырочки в одеяле, которое они накинули на растопыренные корни тополя. – Да, ты здорово умеешь взбаламутить мои мозги, Искорка.

– Ты хочешь сказать, что я путаю твои мысли?

– Скорее что тебе удается добраться до таких глубин, которые слишком долго оставались непотревоженными.

Фаун усмехнулась.

– И кто это у нас говорит такие глупости о глубинах?

– Я всегда бываю готов вызваться добровольцем, – ответил Даг, покрывая поцелуями ее нагое тело. И действительно, последовали очень милые глупости, и щекотка, и смех, и еще один час пролетел незаметно.

* * *

Они добрались до «Надежды», когда уже совсем стемнело; холодная морось явно очень разочаровала речников – ее было совсем недостаточно для того, чтобы перекаты могло преодолеть судно большее, чем бочонок. Вит доложил о четырех посещениях мрачных Стражей Озера, искавших Дага: дважды являлась командир дозорных, один раз – хозяйка парома и один раз тайком проскользнул целитель; Даг пожалел, что с ним не встретился. Судя по настороженности, которую он проявлял, Фаун решила, что Даг держит свой Дар открытым, но ничего не случилось, никто больше не появился, и ночь прошла спокойно.

После долгого дня в лесу ни одному из них не хотелось чем-то еще заниматься в постели – только спать, в чем Даг, по мнению Фаун, все еще нуждался. Они проспали примерно час, когда Даг сел, разбудив жену.

– Что там? – сонно пробормотала Фаун.

– Думаю, что у нас посетитель.

Фаун не слышала ни шагов на палубе, ни недовольных жалоб козы и кур.

– Берри разве на ночь не убрала сходни?

– Он не по тропе идет – приближается со стороны реки. Отсутствующие боги, думаю, что он плывет!

– В такой холодной воде? Кто?

– Если не ошибаюсь, это молодой Ремо. Что он задумал? – Даг нашарил штаны, натянул их, поднялся со шкур и выглянул из-за занавески.

– А мне что делать? – прошептала Фаун.

– Оставайся здесь, пока я не выясню, в чем там дело.

Даг бесшумно прошел мимо груд товаров, стараясь не разбудить похрапывающих соседей. Фаун едва расслышала, как люк открылся и закрылся.

10

Еле горевший масляный фонарь на кухонном столе был искусным изделием мастеров из Трипойнта: стеклянный корпус защищала проволочная сетка, масло наливалось в специальный резервуар, и всю конструкцию венчала металлическая крышка с проволочной ручкой. Проходя мимо, Даг прихватил его с собой. Осторожно открыв люк, ведущий на заднюю палубу, он выскользнул наружу, закрыл его за собой, потом повесил фонарь на кривой гвоздь и открутил фитиль, чтобы сделать пламя ярче. Луна и звезды скрывались за тучами, и по чернильно-черной воде зазмеились оранжевые отблески света фонаря.

Через несколько секунд мелкие волны ударили в борт, разбив отражение фонаря, и из воды вынырнула темная фигура. Даг разглядел сначала мокрые волосы Ремо, потом его бледное лицо; пловец развернулся и подплыл к корме «Надежды». Левой рукой, на которой все еще были заметны швы, он тащил за собой плотик из плавника, кое-как связанного лианами. На плотике виднелись седельные сумки, а поверх них – свернутая одежда. Ремо проплыл под рулевым веслом баржи и выдохнул:

– Будь добр… не возьмешь ли ты все это?

Если парень в такую погоду приплыл с другого берега, он должен был окоченеть и быть совсем без сил, какие бы преимущества ни давала ему юность. Даг поднял брови, но все же наклонился, схватил узел и вытащил его на палубу. Ах, конечно: сапоги и одежда Ремо… Затем последовали седельные сумки, содержавшие, судя по их весу, все остальные сокровища парня. Даг крякнул и опустил их на палубу рядом с узлом. Когда он обернулся, Ремо пытался вскарабкаться по рулевому веслу, но его трясущиеся руки все время соскальзывали. Даг вздохнул, наклонился, протянул руку и втащил дрожащего молодого дозорного на палубу. Брошенный плотик стукнулся о борт и поплыл прочь.

Ремо благодарно кивнул и принялся онемевшими пальцами распутывать узел с одеждой. Вытершись полотенцем, в которую она была завернута, он натянул штаны и рубашку.

– С-спасибо.

– Внутри все спят, – тихо предупредил его Даг. Он колебался: следует ли ему отвести парня в каюту и посадить у очага или же выкинуть за борт. Ну, это, несомненно, скоро выяснится…

– Ага, понял, – прошептал Ремо. Его губа снова приняла нормальный вид, но синяк вокруг глаза, начинавший зеленеть по краям, приобрел живописный лиловый оттенок. Застегнув наконец рубашку, Ремо стоял перед Дагом, сжимая и разжимая кулаки, и молчал, словно слова застряли у него в горле.

Ради этого разговора наедине, подумал Даг, парень преодолел нешуточные трудности, и вот теперь не может выдавить ни слова. Осторожность возобладала над любопытством, и вместо того чтобы спросить: «Чем я могу тебе помочь?», Даг просто вопросительно поднял бровь. Впрочем, этого оказалось достаточно.

– Возьми меня с собой, – выпалил Ремо.

– И с какой стати мне это делать?

Ответный взгляд огорчительно напомнил Дагу Хога.

– Ты хоть знаешь, куда я направляюсь? – попытался прояснить ситуацию Даг.

– Вниз по реке. Прочь отсюда. Куда угодно, только прочь отсюда.

Это был тот самый дозорный, напомнил себе Даг, которому пришлось представить своей семье сломанный, пропавший даром разделяющий нож, стоивший жизни его прапрабабушке. Нетрудно было представить себе, какой тяжелой была сцена, хотя и имелся широкий выбор между «плохо», «ужасно» и «невыносимо». Из двоих бесшабашных напарников Ремо был более совестливым, он хотя бы пытался вести себя как положено. Да только вышло все у них нескладно…

«Ну уж ты-то знаешь, как такое бывает, старый дозорный».

Даг потер лоб и опустился на скамью у стены каюты. Поскольку протез на ночь он снял, левую руку он старался не показывать, а правую положил на колено.

Ремо поспешно уселся на палубе, скрестив ноги, возможно, почувствовав, что не стоит обращаться с просьбой, нависая над собеседником.

– Туда направляются десять других судов, – сказал Даг. – Почему тебе нужна именно «Надежда»?

Ремо поджал губы и раздраженно посмотрел на Дага.

– Потому что они полны крестьян!

Даг не очень понял, как воспринимать такой тон. У него возник соблазн задать Ремо взбучку, чтобы тот сбавил гонор, но было поздно, а Даг устал. Ну, со взбучкой еще успеется…

– Это судно тоже их полно.

Вторую стрелу Ремо выпустил ближе к цели.

– Ты же уезжаешь!

– Я не…

– Если тебя и не изгнали, то выжили! Сделали так, что ты не мог оставаться. Я думал, ты меня поймешь. – Горький смех подчеркнул и юность Ремо, и то, что он дошел до крайности.

«Ох, понимать-то я понимаю…»

– Ты отбросил их старые правила. Ты восстал. Ты выбрал собственный путь и вступил на него в одиночку. И никто не скажет тебе, что все это только потому, что ты глупый мальчишка!

«Мы видим мир не таким, каков он есть, а похожим на нас».

– Это не совсем то, к чему я стремлюсь. Вот что должен тебе сказать: что бы ни происходило между тобой и твоей семьей, все это пройдет. Так всегда случается с великими горестями, хотя бы потому, что ни у кого не хватит сил выносить их долго.

«По крайней мере не больше, чем двадцать лет».

Ремо только покачал головой. Может быть, он слишком погружен в свое горе, чтобы слушать? Чтобы услышать?

Даг с печалью вспомнил собственную семью и решил, что его мудрый совет нуждается в уточнении.

– А пока ты ждешь перемен к лучшему, всегда есть возможность отправиться в дозор.

Ремо еще сильнее затряс головой.

– Отряд из Жемчужной Стремнины кишит моими родичами – в нем почти все мои братья и сестры… и кузены тоже, и дяди с тетками. И все они уверены, что нож прапрабабушки должен был достаться им, а не мне… и они правы! – Ремо сглотнул и добавил: – Я вчера зашел к мастеру, чтобы он сделал нож для меня, а он даже на это не согласился!

«При твоем-то настроении?»

Даг мысленно похвалил осмотрительного мастера, а вслух терпеливо проговорил:

– Каковы бы ни были твои трудности, ты не разрешишь их тем, что убежишь. Моя дорога не для тебя. Вот что я тебе скажу: лучшее, что ты можешь сделать и для себя, и для лагеря, – это вернуться и притвориться, что реку ты не переплывал.

Губы Ремо задрожали.

– Я могу проплыть обратно до середины реки. Это разрешит мои трудности.

Даг вздохнул, но прежде чем он успел привести следующий довод, люк бесшумно открылся, и на палубу проскользнула Фаун. Она закуталась поверх ночной рубашки в одеяло, как в шаль, а в руке держала объемистый сверток. Глянув на Дага, Фаун вскинула голову.

– Может быть, мне стоит вставить словечко – как-никак я тут главный специалист по побегам из дому. – Она развернула сверток. – Вот, возьмите-ка по куску яблочного пирога. Я сделала начинку сладкой.

Ремо автоматически взял угощение, но воззрился на него в полной растерянности. Фаун протянула кусок Дагу, а сама взяла последний. Даг принялся жевать, жестом предложив Ремо последовать его примеру. Фаун прислонилась к стене каюты и толкнула Дага в колено босой ногой.

– Это и есть твой Ремо, верно? Или это Барр?

Даг слизнул с ладони крошки и представил Фаун и Ремо друг другу:

– Да, это Ремо. Ремо, это моя жена, Фаун Блуфилд.

Ремо, держа в руке кусок пирога, смущенно сделал попытку встать, но Фаун махнула рукой, так что он ограничился тем, что только кивнул.

– Ты и есть жена-крестьянка? Я думал, что ты окажешься… выше.

Даг с любопытством подумал о том, какое прилагательное Ремо проглотил вместе с пирогом, и решил, что это наверняка было «старше».

– А теперь, – весело сказала Фаун, – вот в чем я совершенно уверена, когда дело касается побега из дома: план, придуманный в середине ночи, не всегда самый удачный. Утром, после завтрака, обычно удается придумать гораздо лучший план. – Она обменялась с Дагом многозначительным взглядом и продолжала: – Сейчас как раз середина ночи, и ты вытащил Дага из моей постели. Я разложила для тебя меха и одеяла у очага, где прошлой ночью спала больная; они теперь уже не только нагрелись, но стали прямо-таки горячими.

Ремо бил озноб, холодный туман лип к мокрой коже. Пряди, выбившиеся из намокшей косы, свешивались на лоб.

– Если ты согреешься, держу пари: ты тут же уснешь, несмотря на все свои горести. Ты выглядишь ужасно усталым – переплыть реку не шутка. Да и болит еще у тебя все, наверное.

Болело у бедняги многое, не только ушибы, подумал Даг. Он не позволил себе улыбнуться при виде того, как Ремо, открыв рот, вытаращил глаза на Фаун: как ему было не поддаться на первые добрые слова, услышанные за последние дни… Милая молодая женщина, накормившая его, мягкая постель, симпатия и сочувствие – этому противиться он не мог, пусть женщина и была крестьянкой.

– Умница Искорка, – похвалил жену Даг. – Воспользуйся предложением, Ремо: лучшего тебе никто не посоветует. – Ему едва хватило мудрости не добавить вслух: «Это много лучше, чем доплыть до середины реки». Не стоит сыпать соль на раны, даже если их нанес себе сам страдалец.

Ремо с удивлением взглянул на собственную руку, в которой уже не оставалось пирога, потом посмотрел на баржу и темную реку. Только немногие оранжевые огоньки светились между голыми деревьями в лагере на противоположном берегу.

– Эта баржа сегодня ночью все равно никуда не поплывет, – сказала Фаун.

Ремо покачал мокрой головой.

– Нет, но высокая вода близка. Это хорошо чувствуется там, на середине реки. Поэтому-то я и приплыл сейчас – к утру такое стало бы слишком опасным, а завтра к вечеру здесь уже не останется ни одной баржи.

Ремо всю жизнь прожил на переправе, и Даг предположил, что он хорошо разбирается в настроениях реки. И еще: преодолев реку вплавь, он не оставлял свидетельств того, куда направился. Пропажа коня говорила бы о том, что он поскакал на север, свидетели переправы на пароме могли бы предположить, что он выбрал южное направление. Как только Ремо выбрался бы за пределы чувствительности Дара Стражей Озера из лагеря, никто не мог бы сказать, направился ли он на север, на юг, на запад или на восток… или до середины реки.

Легкое дуновение ветра заставило посиневшую кожу молодого дозорного покрыться мурашками, и он отрывисто бросил:

– Хорошо.

– Только тихо, – прошептала Фаун, кладя руку на ручку двери. – Там все по большей части спят.

– Берри? – вопросительно пробормотал Даг.

– Я сказала ей, что ты все объяснишь утром, и она перевернулась на другой бок.

– Угу…

Укутав Ремо в одеяла, как большого и ужасно измученного младенца, Даг и Фаун наконец смогли вернуться в свой закуток. Их постель успела остыть; они растерли друг друга, как могли, и улеглись, тесно прижавшись друг к другу.

– Интересно, почему ты появилась именно в тот момент? – прошептал Даг, зарывшись лицом в кудри Фаун. – Решила, что он серьезно говорит насчет середины реки?

– Посреди ночи о таком думаешь всерьез. К тому же Ремо настолько ослаб, а река такая широкая, что все могло закончиться само собой до того, как он добрался бы до того берега. Грейс гораздо больше реки, протекающей через Вест-Блю, – задумчиво продолжала Фаун, – чтобы утопиться там, потребовалось бы гораздо больше решительности. Здесь достаточно просто зазеваться…

Даг крепко прижал ее к себе.

– Никакой середины реки!

– И еще я не верю в твой совет не убегать от неприятностей – уж больно ты жуликоват, любитель пикников.

Грудь Дага дрогнула от беззвучного смеха.

– Но я не бегу прочь от неприятностей – я бегу к ним. – Он вздохнул. – И на случай, если я с какими-то разминусь, они бегут следом. Эта баржа будет переполнена, Искорка.

* * *

Утром Фаун с волнением обнаружила, что потрескавшаяся глина, окаймлявшая берега, исчезла под прибывающей водой. Однако Берри сказала, что подъем воды еще недостаточен для того, чтобы «Надежда» могла преодолеть пороги. Фаун предположила, что на движущейся барже будет не очень безопасно заниматься готовкой на очаге, и дала себе волю – ведь такой шанс мог оказаться последним – приготовила завтрак в фермерском стиле.

В результате, когда все собрались за столом, некоторое время никто не разговаривал – все только жевали, хотя и бросали любопытные взгляды на Ремо. Берри была любезна с незваным гостем, Бо то ли страдал от похмелья, то ли был безразличен, Хог выглядел смущенным и только поглядывал на Дага в поисках одобрения. Вит вел себя настороженно – Ремо был и старше его, и выше, не говоря уже о том, что входил в отряд дозорных. Только Готорн ни на что не обращал внимания: на одну из заработанных монеток он купил детеныша енота и теперь только им и интересовался.

Зверюшка, не могла не признать Фаун, была занятной. Готорн пытался держать ее за пазухой, но без особого успеха. Вит выразил сожаление, что мальчик не купил себе опоссума вместо енота, а Бо, считавший енотов шкодливыми, пообещал сделать из приобретения Готорна шапку, если парнишка не будет следить за своим питомцем.

– Ладно тебе, Бо, – прервала Берри жаркие протесты родича. – Могло быть и хуже. Помнишь медвежонка Бакторна?

Бо рассмеялся и перестал донимать Готорна. Вит и Хог принялись спорить о том, как назвать малыша. Даг помалкивал, но Фаун заметила, как он скормил любопытному зверьку кусочек хлеба.

Ремо не пытался принять участие в разговоре. Даг раньше назвал его мальчишкой, но Фаун он казался вполне взрослым мужчиной – хоть и не особенно высоким, но широкоплечим и сильным. Его нельзя было назвать красавцем, но лицо Ремо было достаточно приятным, и если бы не последствия побоев, он, должно быть, выглядел бы привлекательным здоровяком. Его волосы, высохшие и расчесанные, были заплетены в косу, спускавшуюся до середины спины. Выскребя дочиста тарелку, Ремо наконец поднял глаза и обратился к Дагу:

– Так что ты решил? Можно мне отправиться с тобой?

Даг перестал подкармливать детеныша енота и посмотрел на Ремо.

– Не знаю. А сам ты как думаешь?

Ремо неуверенно пожал плечами.

– Я не твой командир, – продолжал Даг. – Более того, это не моя баржа, я только на ней работаю. Если ты хочешь плыть, ты, как и все, должен договариваться с хозяйкой. – Он кивнул на Берри; Ремо повернулся к девушке, встретил ее насмешливый взгляд и смутился окончательно.

Ответ Дага показался Фаун несколько чересчур безразличным, но она решила, что у мужа, должно быть, имеются для того основания, и стала ждать, что будет дальше.

– Так как, мне можно было бы плыть с вами? – наконец обратился Ремо к Берри.

– Ну, ты должен или оплатить свой проезд, или отработать. Все остальные пассажиры решили расплачиваться работой.

– И сколько ты берешь с пассажира?

– Зависит от того, докуда ты хочешь доплыть.

– Я… я не знаю. – Ремо взглянул на Дага. – До Греймаута, наверное.

Берри назвала сумму, которая заставила Ремо приуныть. Похоже, кошелек его был тощим. Это Фаун не удивило.

– А если отработать?

– Ну, не знаю… Что ты умеешь делать? Я слышала, как вы, парни, вытащили с порогов тех угольщиков, – так что с лодкой ты управляться умеешь. А вот как насчет большого весла на барже?

– Я однажды греб целый день – на спор с Барром… – Ремо замолк.

– Хм-м… – Берри взглянула на Дага, но тот только пожал плечами. – Никак не думала, что у меня в команде появится один Страж Озера – не говоря уже о двух. Так что… как ты посмотришь на такой вариант: я возьму тебя на пробу до Серебряных Перекатов – это моя следующая стоянка. Папу и Элдера там прошлой осенью видели одни наши друзья, так что дотуда они добрались наверняка.

Ремо вопросительно хмыкнул, и Вит сурово принялся объяснять ему, какая у Берри цель. Судя по выражению лица Ремо, ему не приходило в голову, что не только у него, но и у других людей могут быть большие неприятности; парень посмотрел на Берри так, словно увидел ее впервые. Фаун подумала о том, что на мир сквозь пелену собственных бед Ремо смотрит все еще рассеянно.

– Имей в виду, – с намеком на вызов сказал Даг, – что если ты решишь работать на барже, то с момента, когда ты ступишь на борт «Надежды», и до Серебряных Перекатов хозяйка Берри будет твоим командиром.

Ремо пожал плечами.

– Это же всего только баржа. Насколько тяжело может оказаться на ней работать?

Вит нахмурился и собрался уже вместо Берри отчитать дозорного, но прежде чем он успел открыть рот, с кормы донесся удар, и все головы повернулись в том направлении.

– Бревно, – сказал Бо.

– Течение ускоряется, – кивнула Берри. «Надежда» покачнулась, и удерживающие ее веревки натянулись и загудели.

Готорн выбежал на заднюю палубу и, вернувшись, доложил:

– Вода в реке сделалась коричневой. Теперь уже недолго!

Мытье посуды было поручено Виту, Готорну и Хогу. Дома Вит бессовестно увиливал от этой обязанности, сваливая ее на Фаун, но теперь у него под началом оказались Готорн и Хог, да к тому же и Берри наблюдала, так что он неожиданно проявил удивительное старание. Фаун уже собралась вытащить свое веретено и заняться прядением, когда кто-то пробежал по дорожке вдоль берега и прокричал:

– Эй, Берри! Выше по течению лодки тянут на бечеве!

Берри ухмыльнулась и поднялась на ноги.

– Пойдем, Фаун! Ты должна это увидеть!

Берри вытащила из-под своей койки странной формы кожаную сумку, Фаун накинула жакет, и они направились к сходням. Вит потащился следом.

Утро было пасмурным и холодным, но туман разошелся. С деревьев ветер срывал последние листья, и они лежали мокрыми желтыми грудами на земле; обнажившиеся стволы, такие же серые, как и воздух, призрачными рядами взбегали по склону холма. Берри свернула на дорожку, которая вела мимо пристани и причала парома. Как заметила Фаун, проходя мимо, паром Стражей Озера находился у другого берега, и канат, прикрепленный к вороту, был свернут в бухту. Значит, никто не сможет пока переправиться через реку, даже если за Ремо была бы погоня.

Немного выше по течению от того места, где они собирали уголь, Берри влезла на высокую скалу, откуда открывался прекрасный вид на перекаты. Там, где начинались камни, которые уже потихоньку скрывала вода, вдоль противоположных берегов двигались вверх по реке две лодки. У дальнего берега суденышко против течения тянула восьмерка быков, которых погоняли двое местных фермеров. Лодку вдоль ближнего берега за толстый канат волокли человек двадцать бурлаков. Фаун наконец поняла, почему все деревья вдоль идущей по берегу дорожки были вырублены. По палубе обеих лодок туда-сюда бегали матросы с длинными шестами и отталкивали свои суда от камней и коряг. Обе команды перекликались через реку, выкрикивая оскорбления и подначки, смысл которых сводился к одному: «Мы будем в Трипойнте раньше вас!»

– Так это гонка? – зачарованно спросила Фаун.

– Ага, – кивнула Берри. Наклонившись, она вытащила из сумки полированную ореховую скрипку, проверила, как та настроена, подкрутила колки, встала на самый высокий камень и извлекла долгий звук – сначала низкий, но потом взвившийся так высоко, что, казалось, вовсе улетел со струн. – Я играла бурлакам на всех порогах и Грейс, и Серой. Работа идет легче, если задается ритм. Когда хозяин лодки хотел, чтобы ее перетащили побыстрее, он платил мне за более быструю игру, а бурлаки платили, чтобы я играла помедленнее, – дельце получалось прибыльным.

Фаун заметила, что на пристани собралось много народа; речники кричали, подбадривая соперников.

– Уж не заключила ли ты пари насчет исхода гонки? – спросила Фаун Берри.

Хозяйка баржи ухмыльнулась.

– Угу. – Берри взмахнула смычком, и по речной долине разнеслись удивительно громкие звуки. Бурлаки на ближнем берегу взбодрились и стали налегать на канат в такт музыке Берри. Фаун предположила, что та играет знакомую речникам мелодию – со знакомыми и скорее всего грубыми словами; впрочем, на то, чтобы подпевать, дыхания бурлакам не хватало. Быки на противоположном берегу остались безразличны к музыке.

Повторив несколько раз одну мелодию, Берри переключилась на другую, потом на третью. Некоторые хозяева других барж, включая Вейна с «Кусачей черепахи», тоже вышли на берег, чтобы видеть представление. Лодка с бурлаками приближалась, и Берри слезла с камня, перешла на другую сторону дорожки и заиграла еще более быструю мелодию, резко взмахивая рукой. Зрители двинулись за ней следом. Пряди светлых волос, выбившиеся из прически Берри, упали ей на лицо, и девушка то сдувала их, то начинала сосредоточенно жевать. Ее пальцы двигались так быстро, что за ними трудно было уследить. Все речники смотрели на лодки, а Вит блестящими глазами смотрел на Берри, приоткрыв рот.

Проходя мимо, бурлаки ухнули, потом снова согнулись и потопали дальше. Берри заставила свою скрипку ответить им почти человеческим голосом. Лодка речников явно обгоняла ту, которую тащили быки. Берри продолжала играть, пока бурлаки не достигли пристани; там их лодка пристала к берегу, и победители, бросив канат, разразились радостными воплями. Скрипка Берри откликнулась таким же ликующим звуком; только теперь девушка, тяжело дыша, опустила смычок.

Деревенские жители и матросы, наблюдавшие за гонкой, собрались у паромного причала; проигравшие расплачивались, выигравшие на радостях пропускали по рюмочке, однако ни Берри, ни другие хозяева барж к ним не присоединились. Они пристально смотрели вверх по течению: там одна из барж снялась с якоря и медленно двигалась к середине реки.

– Вон пошла «Лилия Олеаны», – пробормотал кто-то. Фаун поняла, что все следят за смельчаками: пройдет ли их судно через пороги, не повредив корпус о камни.

– Если им удастся, мы тоже отправимся? – спросила она Берри.

– Еще нет, – ответила Берри, следя из-под руки за баржей, которая набирала скорость. – «Лилия» имела меньшую осадку, чем «Надежда», даже до того как я взяла на борт еще людей, тонну стекла и скандальную лошадь. Вон видишь, из воды ниже пристани торчит длинный шест?

Фаун посмотрела, куда показывала Берри, и увидела что-то вроде тонкого ствола дерева, очищенного от веток, с верхушки которого футах в тридцати от поверхности воды свисал красный флаг. Через каждые полфута на стволе виднелась зарубка, выкрашенная красной краской; в нескольких футах над водой метка была черной.

– По нему видно, как высоко стоит вода, верно? Безопасно плыть через пороги, когда она дойдет до черной метки? – Воде, похоже, предстояло подняться еще на несколько футов.