Текст книги "Огонь Свечи. (CANDLELIGHT)"

Автор книги: Лобсанг Рампа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Необходим возврат к Природе, ко всему природному. Люди должны вернуться в деревни, вместо того чтобы стадами скапливаться в городах. Обширные земельные угодья пустуют зря, потому что люди не желают возделывать землю, предпочитая этому работу на вонючих фабриках, выпускающих отраву для населения. Все это необходимо изменить. В социальной структуре у фермеров не Бог весть какой статус, и его надлежит решительно повысить, чтобы привлечь работников на фермы.

Много-много лет назад, когда Земля была очень молода, ее атмосфера была совсем не такая, как теперь. Человек в его нынешнем виде не смог бы в ней выжить, ибо она была перенасыщена серными парами от действующих вулканов, а гигантские грязевые гейзеры выбрасывали потоки метана и прочих газов. Да и сама атмосфера было гораздо более плотной, чем теперь.

Со временем атмосфера становилась все чище. По мере распространения растительности воздух все больше насыщался кислородом, и развитие человека началось в полном соответствии с насыщенной кислородом атмосферой.

Но теперь кислорода все меньше, его место занимает газообразная отрава, повсюду ширятся легочные заболевания, здоровье людей слабеет, и если мы не вернемся к простому образу жизни, поставив вне закона нефтепродукты и кое-какие синтетические материалы, то к 2000 году человек может исчезнуть с лица Земли.

Однако все страны стараются перещеголять друг друга в том, кто больше выбросит в воздух всякой дряни. И это они называют социальным прогрессом. Идет настоящее соревнование: кто изведет больше лесов на бумагу, чтобы напечатать на ней никчемные газеты.

Я давно говорю и твердо верю, что нет худшего зла на Земле, чем Пресса, и одним из проявлений этого зла всегда было использование ею гигантского количества бумаги. Газетная бумага делается из деревьев – из их живой плоти, и чем больше спрос на газеты, на их сенсационные новости, тем больше гибнет деревьев. И вот люди все дальше вгрызаются в лесные массивы, вырубая то, чего не должна касаться рука человека.

Забираясь все дальше в заповедные уголки, лесорубы оставляют за собой настоящую пустошь, лунный пейзаж с огромными кратерами от вывороченных корней, голыми камнями там, где прежде была плодородная земля. Вот почему если не повернуть обратно, если не начать высаживать деревья вместо беспощадной их вырубки, – то можно распрощаться не только с жизнью человека как биологического вида, но и со всякой жизнью на Земле, пока не возникнет некое новое существо, приспособленное к жизни среди всей этой вони и грязи.

Речь идет уже не о выживании человека, но о жизни в целом. Рыба в морях и реках вымирает от загрязнения вод, птицы вымирают, поедая отравленную рыбу. Все возвращается на круги своя – как необходим и возврат к религии, к земле.

Люди нашего времени сломя голову несутся на работу, пытаясь скопить немного денег. Их дети, будущее поколение, в большей или меньшей степени остаются без присмотра на улицах и, предоставленные самим себе, подпадают под влияние сильных личностей, нередко оказывающихся носителями зла.

Времена становятся все хуже и хуже. Желая обзавестись прекрасным садом, человек занимается селекцией, обрезкой, скрещиванием растений. Желая улучшить породу – коров, лошадей, чего угодно – человек берет под контроль их разведение. Особям, не удовлетворяющим требованиям породы, не дают размножаться, то есть воспроизводить себе подобных ущербных существ.

Зато у людей, этих «Повелителей Природы», обратный уклад жизни. Чем немощнее человек, чем низменнее его нравственность и слабее умственные способности, тем больше он плодит детей и тем больше эти дети остаются без присмотра, ибо их родители всецело заняты накоплением денег. И такое положение вещей искусственно поддерживает большой бизнес.

Коль скоро есть массовое производство, то должно быть и много денег, чтобы покупать вещи. А если в семье работает только мужчина, то либо он не зарабатывает достаточно денег, чтобы купить все необходимое для дома, либо на заводах недостаточно дешевых рабочих мест, и тогда женщина так или иначе приучается к мысли о том, что им не хватает денег на жизнь. И вот отец и мать, муж и жена работают на заводе, а дети оставлены в небрежении, и раса постепенно вырождается, все равно что породистый скот, размножающийся как попало.

Единственное решение проблемы в том, что главы государств должны создать нечто вроде всемирного правительства. Главы религиозных течений во всем мире должны прекратить внутренние распри и попытаться сделать что-нибудь на благо человечества. Они должны учить тому, что спасение людей не в заводах, а в земле, и если человек не обратится к религии, то Земля будет обречена на гибель.

В: Что вы думаете о студенческих акциях протеста, о всевозможных мятежах в университетах и т. д.?

О: Не могу отделаться от мысли, что все эти студенты слишком высоко о себе возомнили. Рассмотрим эту проблему в истинном свете. Если люди ходят в школу – а университет та же школа, – то значит, они чего-то не знают, иначе они бы туда не ходили.

Не могу взять в толк, как эти студенты – в сущности, те же дети – осмеливаются думать, будто лишь они одни способны навести в мире должный порядок. На мой взгляд, лучше бы им заниматься учебой, и, только завершив ее и успешно сдав экзамены, браться за переустройство мира. К тому времени они побольше о нем узнают, свыкнутся с ним и примолкнут!

Я нисколько не симпатизирую всем этим школярам-недоучкам, возомнившим, будто они способны «перехитрить Черчилля» и людей его масштаба.

В; А что вы скажете вообще о забастовках и профсоюзах?

О: На мой взгляд, забастовок вообще быть не должно. Забастовки – это особо злостная форма шантажа. Эту книгу я пишу в Монреале, городе, пораженном тяжким недугом в столь же недужной провинции, где забастовки и насилие стали повседневным образом жизни.

Насколько я могу судить, от забастовок теряют деньги как рабочие, так и хозяева. Для разрешения спорных вопросов должен существовать арбитраж, какие-нибудь промышленные или другие суды. Но мне приходилось в жизни встречаться с несколькими профсоюзными функционерами, которых не могу назвать иначе, как мерзкими подонками. Мне кажется, что рядовой член профсоюза до смерти запуган своим же лидером, и если бы кто-нибудь из этих негодяев попытался ко мне приставать, я бы тотчас обратился в полицию.

У меня впечатление, что профсоюзы существуют ради блага их лидеров, ибо, как я слышал, чем большего эти лидеры добиваются для рядовых членов профсоюза, тем большего они требуют для себя лично. Мы знаем случаи махинаций с присяжными, знаем случаи, когда ни в чем не повинных рабочих избивали железными прутьями. Так чем же оправдано существование профсоюзов? Полагаю, их следует запретить законом, как, впрочем, и забастовки.

Много лет назад у английских рабочих была гораздо лучшая система. У них были гильдии, оказывавшие им помощь, и на мой взгляд, все рабочие должны иметь свои профессиональные гильдии, а не профсоюзы. Иначе говоря, я решительно против профсоюзов.

Совсем недавно состоялась забастовка медицинских работников, и один мой знакомый медик сказал: «Да, мы знаем, что многие умерли за то время, пока не работали больницы. Но что поделаешь? Все мы это знаем, но если бы мы возбудили дело в суде, профсоюзы снова подняли бы людей на забастовку, и было бы еще хуже».

Как раз в это время мне надо было лечь в больницу, но из-за забастовки я не смог этого сделать, так что никакой приязни к забастовщикам я не испытываю. Однако когда-нибудь такая же забастовка больно ударит по самим забастовщикам или их семьям.

В: Насилие в мире – что вы о нем думаете? Как с ним бороться?

О: Насилие объясняется просто. Людям навязали ложные ценности. Религия снесена до основания. Люди не верят более в простые жизненные истины. Они слушают радио, видят ужасные вещи по телевидению, читают описания кровавых сцен в газетах. Их воспитывает радио, воспитывает телевидение и, конечно же, «подогревает» Пресса, смакующая кровопролитие.

Люди видят по телевидению какой-нибудь шикарный дом из очередной голливудской сказки и думают: «А почему это у них есть такой дом, а у меня нет? И я хочу такой же. Хочу кадиллак, хочу яхту, хочу самолет». Недовольство нарастает. А недовольство порождает недовольство, сколачиваются преступные банды, совершаются ограбления, похищения ради выкупа, в судах возбуждаются дела из-за любого пустяка.

Вот сейчас некая спортсменка требует через суд, чтобы клуб выплатил ей несколько миллионов долларов – несколько миллионов! Больше, чем она бы заработала за несколько жизней. Но у людей непомерно раздутое представление о собственной ценности. В наши дни миллион долларов обращается в сущую мелочь, когда дело доходит до судебных исков.

Ну и здесь, разумеется, приложила руку Пресса. Именно она подстрекает людей на все эти дурацкие поступки, ибо, не приходи им в голову безумные идеи, Прессе не о чем было бы писать. Много лет назад мне было сказано, что Прессе не нужна правда, ибо она желает публиковать то, что охотно читается обывателем. Им требуется сенсация, и мне сказали, что дам я интервью или нет, его все равно «выдумают».

Вот небольшой пример: на прошлой неделе местные газеты много писали об одной женщине из Тибета. Она якобы дала интервью, во время которого говорила совершенно несусветные вещи. Но сама эта женщина заявила, что не видела этого репортера в глаза! Ни один газетчик и близко к ней не подходил. И интервью тоже никакого не было, разве что в воображении репортера. Сам порядком натерпевшись от Прессы, я охотно готов ей поверить, зато Прессе не верю ни на грош.

Но насилие порождается и недостатком родительского присмотра. Отцы и матери работают на заводах, а после работы толпятся в кабаках, убивают время за игрой в бинго или еще где-нибудь. А дети – законные или нет – предоставлены самим себе на улицах, где попадают под тлетворное воздействие озлобленных юнцов, порожденных тем же водоворотом.

Повторяю, спасение мира только в религии. Человеческое существо разлагается, постепенно теряя способность отличать добро от зла. Современные служители религии стоят на глиняных ногах, ибо неспособны учить добру, и вместо этого суют нос в политику, стараясь сколотить на этом побольше денег. Духовные пастыри должны быть духовными пастырями. Им надлежит заботиться о человеческой душе, но никак не вмешиваться в политику.

Вот так. Вы задали вопрос, и я говорю, что если не будет возврата к религии и суровой цензуры прессы, то для приходящего во все больший упадок человечества не останется никакой надежды.

В: Что вы думаете о войне во Вьетнаме?

О: Ну, я бы от всего сердца хотел бы поздравить вьетнамцев! По-моему, чрезвычайно забавно, что «бедные невежественные цветные людишки», какими их изображают американцы, вначале выстояли под напором могущественной Франции, а теперь противостоят всей военной мощи Америки. Америка не сможет победить во Вьетнаме, пока жив боевой дух ее народа.

Что толку в сбрасывании сотен тысяч тонн бомб на болота? Разве что получится огромный грязевой пузырь, вот и все. Настоящую войну ведут вьетнамцы – партизанскую. И будь вьетнамцы так свирепы, какими их представляют, они бы, поверьте, давно выгнали американцев из Вьетнама, которые, по-моему, крепко нечисты на руку. Но вьетнамцы просто выполняют свою задачу – добиться, чтобы их страна шла своим путем, а не тем, куда их толкают американцы.

Глава 7

Слова Старого человека «Ну, вот и все. Я ответил на все вопросы» заставили мистера Телли слегка вздрогнуть.

М-р Телли немного помялся, пошаркал ногами, нарисовал еще парочку завитушек и, наконец, сказал: «Послушайте! Почему бы вам не постелить на пол ковры? Здесь чертовски холодно. Ковры можно купить и по дешевке. Я даже могу указать местечко, где их продают совсем недорого».

Старый человек, фыркнув, ответил: «Но я же вам все время толкую, что не привык к роскоши и потому ковры меня не интересуют».

Еще немного помявшись, мистер Телли сказал: «Нам бы еще надо привезти сюда бригаду телевизионщиков и сделать о вас небольшой фильм. Все хотят увидеть вас на экранах».

Старый человек чуть не подпрыгнул в постели от гнева. «Ну, нет, никакого телевидения. Меня не интересует ни этот дурацкий ящик, ни те болваны, которые его смотрят. По-моему, худшим из зол нашего времени после Прессы является телевидение. Показывая красоты шикарной жизни, оно не вызывает у людей ничего, кроме глухого раздражения».

Мистер Телли предложил: «Ну, тогда я бы принес свою кинокамеру, подсветку и магнитофон, а вы скажете несколько слов – всего несколько. Даже эта малость очень мне пригодится, а вам не доставит никаких неудобств».

Старый человек призадумался, – вся эта затея стала нравиться ему еще меньше. Классический случай, когда дай человеку палец, а он отхватит всю руку. Но наконец он сказал: «Ладно, при условии, что вы придете один, можете принести кинокамеру и магнитофон, но имейте в виду: если вы приведете с собой компанию телевизионщиков, вам даже дверь не откроют».

На другой день, со свистом вспарывая воздух, к дому лихо подкатил мощный автомобиль мистера Телли. Пару минут спустя в бетонном коридоре послышались его торопливые шаги и наконец явился он сам с раскрасневшейся физиономией, с ног до головы увешанный видео и кинокамерами, осветительными приборами и с магнитофоном в руках. «Вот и я, вот и я», – воскликнул он, подчеркивая и без того печальную очевидность.

С завидным умением и ловкостью он разместил свет, установил съемочную аппаратуру и включил магнитофон, походя не то на мифического человека-оркестр, не то на однорукого жонглера. Едва вспыхнула яркая подсветка, как тотчас явилась мисс Клеопатра и уселась рядом со Старым человеком, чтобы тоже попасть в кадр. После успешного кинодебюта мисс Клеопатры в комнату внесли Толстушку Тадди, ибо Толстушка Тадди не любит ни съемок, ни вообще каких-либо нарушений привычного распорядка, состоящего из чередования еды и отдыха. Однако и ей пришлось явиться, чтобы поучаствовать в съемках.

Старый человек произнес несколько слов по-английски, мистер Телли, наконец, столь же стремительно бросился прочь – он вообще всегда носился, словно реактивный самолет, – и после недолгой сумятицы в доме воцарился долгожданный покой.

Впоследствии этот фильм был показан по франкоязычному телевидению. И снова ничтожная кучка людей не поскупилась на злые слова. На имя мистера Телли и Старого человека потоками хлынула почта, которая на 99,9 % состояла из доброжелательных, заинтересованных писем. И только один или двое узколобых типов попытались мутить воду, ибо Старый человек выступал по-английски. Если он не говорит по-французски, заявили они, то и по французскому телевидению его незачем показывать.

Какая жалость, что все эти французские канадцы так цепляются за свой язык. Даже занимаясь бизнесом и пытаясь вести дела с Соединенными Штатами и другими странами, они непременно требуют, чтобы американские и другие иностранные фирмы общались с ними только по-французски. По моему личному мнению, французский язык в Канаде должен быть исключен из сферы бизнеса и сохраняться только ради удовольствия тех немногих, кто предпочитает говорить по-французски. На мой взгляд, всякий канадец должен быть прежде и превыше всего канадцем и общаться на основном языке этой страны, то есть английском, а не играть игры с псевдолингвистикой. Говорю без обиняков, что не испытываю никакой симпатии к французским канадцам, к их чрезвычайно агрессивным взглядам и постоянному выпячиванию себя вперед без оглядки на права и чувства других людей.

А обстановка все усложнялась. Всякий раз при выходе из дома Старому человеку казалось, что за каждым столбом притаился в засаде репортер. Число непрошеных визитеров под самыми невероятными предлогами все возрастало, и каждый во что бы то ни стало жаждал лицезреть Лобсанга Рампу.

Несколько ночей подряд двое типов, словно куры на насесте, проторчали на гребне невысокой стены напротив окна спальни Старого человека. Однажды они даже принялись постукивать по стеклу длинным шестом в надежде, что он подойдет к окну и выглянет. У одного из них всегда была наготове фотокамера со вспышкой.

Не добившись успеха, один направил на окно свет нескольких вспышек, а другой нацелился туда же телеобъективом в надежде сделать снимок. Но и здесь у них ничего не вышло.

Впрочем, у этих репортеров был наготове целый запас всевозможных – хотя и безуспешных – трюков, лишь бы подманить Старого человека к окну хотя бы в пижаме. Иногда в стекло бросали горсти камешков. Поначалу раздавался легкий шорох нескольких песчинок, затем чуть больше, и наконец, кто-то в крайнем раздражении швырял в окно пригоршню песка и камней. Но – нет, шторы никогда не раздвигались на эти приманки, ибо этим людям просто невдомек, что помимо заглядывания в окна есть другие способы смотреть на людей. Они с таким рвением вели свою слежку, что начисто забыли о других окнах, о том, что в других квартирах тоже есть люди, которые могут заявить в полицию! Но ситуация складывалась все более невыносимая. Появляться на людях – просто выходить в город – стало крайне неловко из-за вечных приставаний зевак, кивков и смешков. Столь же неудобно стало и выезжать куда-либо в такси, так как усилиями французской прессы и телевидения сугубо личные дела человека превратились в достояние досужей публики. Ни с английскими газетами, ни с английским телевидением проблем не было – только с французскими.

Прохожие тыкали пальцами, кивали, улыбались – далеко не все с дурными чувствами. Действительно враждебно настроенных людей было не больше одной десятой доли процента, но уж они-то шумели больше всех. А ведь каждый имеет право на частную жизнь, каждый вправе отрешиться от окружения, если сочтет это нужным. Но в Монреале нет и речи о частной жизни. Словом, настоящая деревня. Не успеет кто-нибудь чихнуть в одном конце города, как репортаж об этом тотчас появляется в другом.

В конце концов было принято решение. Семья уедет из Монреаля, уедет из провинции Квебек, французская часть которой оказалась столь негостеприимной и щедрой на неприятности. Похоже, французские канадцы превратили ненависть в хобби настолько, что даже сами ненавидят друг друга больше, чем кого-либо другого!

Итак, маленькая семья, состоящая из двух женщин, двух сиамских кошек и одного немощного духом и телом Старого человека, собралась и стала обсуждать, что делать дальше, куда ехать и не только куда ехать, но и как добираться, ибо не так-то просто путешествовать со всей мебелью, сиамскими кошками и прикованным к креслу инвалидом.

Обсуждение было долгим и с перерывами длилось несколько дней. Не обошлось без изучения карт и консультаций с дальними знакомыми. В конце концов решено было перебраться в Британскую Колумбию, которая как нельзя более далеко расположена от провинции Квебек и от ее французских канадцев, этих весьма неприятных людей. Среди них, разумеется, есть и по-настоящему хорошие люди, наделенные умом и талантом. Тот же мэр Монреаля Драпо – замечательный, гуманный человек с большим чувством юмора. Мэра Драпо можно, пожалуй, назвать лучшим из всех французских канадцев. Затем, конечно, премьер-министр Трюдо. Но есть, по-видимому, французские канадцы и французские канадцы. Одни не блещут достоинствами, а другие – вполне порядочные и культурные люди.

И полетели письма в Викторию и Ванкувер, что в Британской Колумбии. Целые пачки писем отправились в агентства по найму жилья и продаже недвижимости, но ни единого ответа получено не было!

Семья терялась в догадках, в чем дело. Все адреса этих агентств были взяты с желтых страниц новейшего телефонного справочника, все письма были снабжены конвертами с марками для ответа, и все же – ни звука в ответ. Причину мы узнали, лишь когда приехали в Британскую Колумбию!

Тогда был составлен другой план. Семья отправится в Ванкувер и поживет немного в отеле или пансионе, пока не подищется постоянное жилье. Созвонились с несколькими ванкуверскими гостиницами и, наконец, одна из них предложила неплохие условия за умеренную плату. Примерно в то же время пришла вырезка из ванкуверской газеты без всякого сопроводительного письма. Это была небольшая заметка о том, что писатель Лобсанг Рампа, автор Третьего глаза, намерен поселиться в Китсилано, Ванкувер, излюбленном районе местных хиппи. Семья, посовещавшись, решила, что если Пресса приписывает нам это место жительства, то мы ни в коем случае не поселимся в Китсилано, тем более что в то время семья понятия не имела, где это находится!

Мало-помалу стали готовиться к переезду. Отказавшись от аренды прежнего жилья, семья перебралась в Гостевую квартиру, а тем временем была упакована и отправлена мебель, которой предстоял путь в три тысячи миль через Онтарио, Виннипег, через все прерии, по ту сторону Скалистых гор в Ванкувер, где, как все надеялись, можно будет начать жизнь сначала.

Была начата и эта книга – Свет свечи. Но ее пришлось на время отложить, так как в Гостевой квартире ничем нельзя было заниматься, – шла подготовка к отъезду, а будущее было окутано мраком неизвестности.

Старый человек повсюду разъезжал в своем инвалидном кресле, прощаясь то с тем человеком, то с этим, прощаясь с жильцами других квартир, – с порядочными людьми, кто не совал нос в чужие дела, кто сумел доказать, что даже в Монреале встречаются добрые люди. Одного-двух французских канадцев даже пригласили приехать в Ванкувер, где они всегда были бы желанными гостями.

В последний раз Старый человек проехался в инвалидном кресле по окрестностям, – вверх вдоль Лабиринта и через мост к выставке «Человек и его мир», но и в этот последний раз не обошлось без неприятностей. Рядом с визгом притормозила машина, пассажиры которой узнали Старого человека. Резко застрекотали камеры, и в погоне за крупным планом неуемные зеваки просто загородили Старому человеку путь. Но инвалидное кресло с электромотором гораздо увертливее большого автомобиля, и крупных планов у них так и не вышло. Развернувшись, Старый человек въехал на территорию жилого комплекса, прокатил по пандусу на Плаза и последние несколько футов до Гостевой квартиры.

«Больше я в этой дыре шагу из дома не сделаю, – объявил Старый человек встревоженным домочадцам. – Ни минуты покоя от этих зевак». Тут Старому человеку вспомнилась минувшая зима, когда снег замел все дороги и проезды. В тот редкий случай Старый человек в одиночку пытался въехать по покрытому резиной пандусу на Плаза. Но пандус обледенел, и кресло, отчаянно скользя, все время скатывалось в сугроб.

На площадке перед домом четверо франкоязычных юнцов вовсю потешались над Старым человеком, с огромным удовольствием следя за тем, как тот пытается жить своей жизнью, просто немного побыть на воздухе, и веселились до упаду, созерцая его попытки въехать на обледеневший пандус. В конце концов, наскучив этой забавой, вся компания уселась в машину и покатила прочь, взметнув колесами тучи снежной пыли. Все они принадлежали к известной семье французских канадцев.

И вот пришла пора, когда уже не было причин оставаться ни в Гостевой квартире, ни в Монреале, и ранним утром две женщины, две сиамские кошки и Старый человек уселись в подъехавшее такси. Их чемоданы и инвалидное кресло были погружены в другое такси, и все отправились прямиком в монреальский аэропорт. После долгих бюрократических проволочек они наконец поднялись на борт самолета и вылетели в Ванкувер. По пути они сделали короткую посадку в Виннипеге, походившем на забытого часового, стоящего на посту среди пустынного безмолвия, и преодолели Скалистые горы, которые после Гималаев казались лишь небольшими бугорками. Перевалив через Скалистые горы, самолет начал снижаться. Вскоре с глухим ударом были выпущены шасси, и вот показался Си Айленд, аэропорт Ванкувера. Сделав крутой вираж, самолет пошел на посадку, двигатели сменили тон, и вот уже шасси с визгом коснулись посадочной полосы. Недолгий пробег по рулежной дорожке и, наконец, самолет развернулся бортом к зданиям терминала.

Разминая затекшие ноги, семья поднялась с мест, вышла из самолета и отправилась на такси в ближайший отель.

Попутно замечу, что на долю инвалида в кресле на колесах выпадает немало испытаний. Бывает, что авиакомпания предоставляет специальный подъемник, чтобы погрузить пассажира с креслом прямо в салон. Бывает, что компания заявляет, что не располагает такой техникой, и тогда инвалид должен сам как-то сползать по ступеням трапа, что отнюдь не просто для полупарализованного человека. Но одним из самых приятных воспоминаний у меня надолго останется Сент-Джон в провинции Нью-Брансуик, куда я приехал поездом и должен был добраться с вокзала в отель «Адмирал Битти». Так вот, там не нашлось ничего лучше, как перевезти меня на грузовике – рыбовозе. Подручный водителя был отменно вежлив и заботлив, словно я был его богатым дядюшкой. Я подкатил в кресле к подъемнику в задней части машины, а подручный позаботился о том, чтобы надежно закрепить кресло на месте. И пока подъемник шел вверх, он что есть силы держал мое кресло, так что подъем оказался самым безопасным в моей жизни. Этот человек – жаль, так и не знаю его имени – был настоящим джентльменом.

Переезд в отель, расположенный неподалеку от аэропорта, оказался довольно приятным. Это был новый отель – настолько новый, что все еще достраивался! Пройдя вдоль длинного коридора, семья в лифте поднялась наверх. Мисс Клео без умолку вставляла свои громкие замечания о том, как ей здесь нравится и с какой бы радостью она изучила все здешние звуки и запахи. Она вообще большая любительница гостиничной жизни и перебывала на своем веку в отелях Форт-Эри, что в Онтарио, Прескотта в той же Онтарио и довольно долго прожила в таком замечательном месте, как Сент-Джон в Нью-Брансуике. Так что мисс Клеопатра и мисс Тадалинка имеют изрядный опыт жизни в гостиницах, а Клео отличается особой добродетелью, несвойственной многим людям: если она знает, что то или иное действие людям не нравится, она его больше не делает. Она никогда не станет точить когти о мебель и воспользуется для этого своей специальной дощечкой, так что от гостиничной обслуги никогда не было жалоб на этот счет. Наших кошек всегда приглашали приезжать еще и оставаться подольше.

Замедлив ход, лифт остановился, и мы наконец добрались до нашего номера – это был крупный отель с большим числом номеров, – и мисс Клео и мисс Тадалинка тотчас отправились обследовать все уголки, громко обмениваясь впечатлениями. В номере было три комнаты, и все три были тщательно изучены, включая меблировку и дальние закоулки под кроватями – такая дотошность сделала бы честь самому Шерлоку Холмсу!

Еда тоже оказалась для них целым приключением. Новый коридорный, новые порядки, поскольку прикованный к инвалидному креслу Старый человек не мог обедать в многолюдной столовой. Там вечно кто-нибудь спотыкается о его кресло, такое бывало уже не раз.

Вспыхнули вечерние огни, и в окруженной Скалистыми горами глубокой долине начали сгущаться сумерки. Но над горными вершинами небо все еще было ясным, лишь слегка подернутым вечерним разноцветьем красок. А внизу, в долине Ванкувера, нарастала темнота, вернее ночной сумрак. За окном вдоль шоссе тускло вспыхнули зеленоватые огоньки натриевых фонарей и, постепенно разогреваясь, засияли ослепительно ярким светом. Потоки машин стремительно неслись к центру города.

Но перелет все же был утомителен. Три тысячи миль с не Бог весть какими удобствами и великим множеством мелких проблем и хлопот не слишком способствуют улучшению здоровья и душевному покою. Вскоре семья улеглась отдыхать, – впрочем нет, не вся. Мисс Клео и мисс Тадалинка еще долго бродили по комнатам, принюхиваясь к запахам и вслушиваясь в звуки отельной жизни и неровные шаги подгулявших запоздалых гостей.

Наутро рассвело рано. Был прекрасный солнечный день, на небе ни облачка, и, разумеется, никакого снега. Климат оказался чудесный. Усевшись в кровати, Старый человек выглянул в окно на шоссе. Увидев огромное скопище машин и полицию, Старый человек взял бинокль, чтобы хорошенько все разглядеть. Вскоре все стало ясно – полиция опять отлавливала тех, кто превышает скорость! Лет двенадцать назад Старый человек уже бывал в Ванкувере и решил не оставаться здесь на житье из-за непомерной суровости здешней полиции. В те времена он останавливался в отеле «Ванкувер» и, глядя в окно, постоянно видел полицейские патрули, развешивающие штрафные квитанции на припаркованные автомобили, гоняя водителей, словно зайцев. Двух-трех дней с лихвой хватило, чтобы убедиться в необычайной свирепости здешней полиции. Вот почему целых двенадцать лет он был против переезда в Британскую Колумбию. Теперь же, глядя в окно на полицейских, которые нисколько не изменились, – а они делали свое дело изо дня в день – он припоминал все письма, где говорилось о крутых нравах ванкуверской полиции. Одна женщина писала: «Вы говорите, что монреальская полиция не дает вам даже выйти на улицу. Подождите – в Ванкувере полиция не даст вам даже дышать!»

Но пора было завтракать. Мисс Клео носилась по комнатам, проверяя, все ли в порядке, ибо это была сиамская кошка, которой присуща высокая дисциплина и ответственное отношение к своим обязанностям. Прежде чем приняться за завтрак, она должна убедиться, что все живы – здоровы. Ну а Толстушка Тадди, которая весит чуть не вдвое больше мисс Клео, думает первым делом о еде!

После завтрака Старый человек с одной из женщин отправился в вестибюль за свежей газетой. Его тотчас узнали, и несмотря на все попытки отвязаться, женщина от них не отставала. За ней последовал другой, третий, и Старый человек заторопился обратно в номер, досадуя, что и здесь ему нет покоя. Улегшись на кровать, он принялся читать газеты, а женщины отправились на поиски жилья. Одна решила объездить все адреса, по которым отправлялись письма, а другая двинулась наугад в надежде на счастливый случай.

Старый человек, мисс Клео и мисс Тадди, собравшись в гостиной, коротали долгие утренние часы. За окном стоял неумолчный гул транспорта, двумя потоками ползущего в город и из города. Рабочие ночных смен разъезжались по домам в различных уголках провинции. Те, кто работает днем, толпой валили в город, ибо расстояния здесь не помеха. Один таксист ежедневно за сорок миль ездит на работу и считает, что это выгодно!

Наступила и прошла обеденная пора, и вот с небольшим разрывом во времени вернулись из города обе женщины, каждая со своей невеселой историей.