Текст книги "Топ и Гарри (Художник А. Громов)"

Автор книги: Лизелотта Вельскопф-Генрих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Где же мустанги рода Медведицы? – спросил Джо.

– Когда мы подъехали, мустангов было не видно. Конечно, можно найти следы… Индейцы успели вывезти женщин и детей, шкуры, имущество. Видимо, они увезли часть палаток. Словом, им было известно, что готовится нападение.

– Среди индейцев рода Медведицы живет один сбежавший раб, его зовут Чужая Раковина, – сказал Матотаупа. – С ним его сын – Чернокожий Курчавый. Оба хорошо понимают язык белых. Если один из них был в разведке, – удивляться нечему.

– Проклятые негры! Всех их пора уничтожить! Им положено быть рабами!

– Вы, видно, из конфедератов? – спросил Джо.

– Да, я был с ними, отпираться не буду! – вызывающе сказал предводитель.

– Итак, род Медведицы потерял троих, а вы – четверых, – заключил инженер. – Вот итог нашей карательной экспедиции.

– Не забудьте, что разрушены палатки.

– Переломано несколько жердей, – заметил Матотаупа.

– Я уже говорил, Топ, что твои предостережения были справедливы. Но все равно наша миссия выполнена.

– Я посмотрю следы, – сказал Матотаупа, поднялся и кивнул Харке, чтобы тот шел с ним.

Отец с сыном прошли к тому месту, где был индейский лагерь. Матотаупа осмотрел убитых. Каратели выместили на них всю злобу и растерзали трупы так, что Матотаупа не смог их опознать.

Харка не впервые видел истерзанные тела. Год тому назад он видел погибшего отца Четана – Солнечного Дождя, который упал во время охоты на бизонов и был растоптан копытами. Видел своего дядю – брата Матотаупы, разорванного гризли. Харка не раз слышал, что от неудачных охотников часто находили только куски мяса да кости. Звери оставались зверьми, и можно было объяснить их слепую злобу к врагу – человеку. Но здесь были белые люди, и они знали, что делали. Они сняли с мертвых одежду, амулеты, забрали оружие и лишь после того раскрошили их. Таковы были белые люди, которые называли индейцев дикарями.

Харка тоже не мог никого узнать в этих изрубленных и растоптанных трупах. Может быть, среди них Шонка, может быть – Четан, а может быть, и младший брат Харки – Харбстена, потому что один труп значительно меньше других… Харка хотел завернуть останки, как это делалось по обычаю рода при захоронении, в кожаные одеяла, но он не посмел спросить на это разрешения у отца. Он только отогнал собак.

Обход показал, что еще до нападения белых были разобраны палатки жреца, совета, Матотаупы, а также палатка погибшего во время охоты Солнечного Дождя – отца Четана.

По следам было видно, что люди рода Медведицы ушли не вместе, а разошлись небольшими группами и, вероятно, встретились где-то в условленном месте, в лесу.

Когда Матотаупа и Харка возвращались к белым, они еще раз прошли мимо маленького исковерканного трупа, и Харка снова подумал о Харбстене. Раньше он мало внимания обращал на своего маленького брата. После перенесенного в детстве тяжелого заболевания тот был очень слабеньким, и не было надежды, что из него получится когда-нибудь хороший воин и охотник.

Оба перешли ручей. Матотаупа направился к Джо. Харка еще раз попытался остаться у коней, но Матотаупа опять взглядом приказал идти за ним. Мальчик и отец уселись среди белых рядом с Джо. Люди разогревали на костре какую-то еду и болтали, но Матотаупа оставался молчаливым и мрачным. Джо не участвовал в общей болтовне. Инженер даже немного отодвинулся в сторону и спросил у Матотаупы:

– Что ты скажешь теперь?

– Белые люди делали все неверно.

– Согласен с тобой. Да, все это было глупо… Чего мы добились? Хорошо вооруженный отряд скачет через прерии, тратит боеприпасы, жрет консервы, убивает трех индейцев, ломает несколько жердей от палаток и теперь празднует победу. Род Медведицы с небольшими потерями уходит в леса и теперь, вполне естественно, будет мстить, хотя бы за то, что так надругались над трупами…

– Что ты будешь теперь делать, Джо?

– Я? Ничего. Надо только отоспаться за прошлую ночь. А потом мы вместе отправимся к нашим людям. У меня договор с железнодорожной компанией. И так много времени потеряно зря с этой затеей.

Матотаупа погрузился в мрачное молчание.

Наступил вечер. Солнце закатилось за вершины Скалистых гор. Глухо журчали воды ручья. Вдалеке послышался вой волков.

– Белые люди хотят провести ночь здесь? – вдруг спросил Матотаупа; в вопросе звучала озабоченность.

– У тебя есть какие-то опасения? – поинтересовался инженер, встревоженный тоном индейца.

– Да. Если бы я был вождем белых людей, я бы приказал сейчас же сниматься.

– Уж не думаешь ли ты, что ночью на нас могут напасть?

– А почему бы и нет. Если мы останемся, нужно усилить дозоры или продолжить преследование!

– Ну, поднять наших людей на новое выступление и прочесать лес нам не удастся. Они выполнили свое и теперь будут болтать о том, что разрушили поселок и уничтожили индейцев. Они хотят того же, что и я, – вернуться к работе. А преследование рода Медведицы потребует не одну ночь.

– Да, и будут еще убитые.

– Ну вот видишь. А нам это ни к чему. Сумеешь выставить дозоры?

– Я не могу приказывать здесь белым людям.

– Я скажу, чтобы они слушались тебя.

Джо направился на другую сторону большого круга переговорить с вожаком. Матотаупе было доверено расставить посты.

Он решил прежде всего выслать дозорных на западную и восточную высотки – туда, где ручей делал поворот, то есть расставить посты так, как делал это, будучи военным вождем рода Медведицы. Он предложил также установить пост и там, где когда-то стояли палатки. Коней он перевел на восточный берег, где обычно находились мустанги индейцев.

Наступила ночь. Растерзанные трупы белые люди собрали в кучу на берегу. Выли собаки, чуя приближение койотов. Вожак собрал людей и показал, кому куда идти в дозор.

Матотаупа сообщил все это Джо и сказал, что сам будет проверять дозоры вместе с Харкой.

Джо молчал. Матотаупа спросил:

– Что еще?

– М-да… Тебе очень нужен Харка? Может быть, дать ему поспать, он ведь чертовски устал, со вчерашнего вечера на ногах.

Матотаупа задумался. Потом повернулся к Джо.

– Он жаловался?.. Да… лучше пусть он останется с тобой и поспит.

Харка действительно еле стоял на ногах, и не только оттого, что не спал. Отец должен был знать – отчего. Инженер был рад, что его заботы достигли цели. Работа надолго отрывала Джо Брауна от семьи, к тому же у жены был прескверный характер, а дети были от него далеки. Он всем сердцем привязался к Генри, из которого хотел сделать хорошего инженера. Но Генри был сейчас далеко – и объектом забот Брауна стал Харка.

Харка решил устроиться на ночлег у своих коней, которые были привязаны отдельно от других в восточной части поселка. Отец воспротивился было, но Джо Браун не стал возражать. Инженер поступил совершенно неожиданно.

Едва Харка отправился к коням и улегся у своего Серого, тот тоже прихватил кусок кожаного полотнища от палатки, пошел за мальчиком и улегся неподалеку, у своего коня: Брауну были неприятны эти люди, которые проявили низменный интерес к обстоятельствам гибели его спутников.

Заснуть Харка не мог. И дело было не столько в усталости, сколько в огромном нервном напряжении. Сквозь полуприкрытые веки он смотрел на небо. Он вспоминал Уинону, Унчиду, их прощальные взгляды. Впервые он задумался и о младшем брате. Чего только, наверное, не пережил Харбстена в родной палатке за последние два года! Харбстена остался без отца и, что еще хуже, был сыном изгнанника и братом того, кто пошел за изгнанником. У Харбстены не было еще сил, чтобы постоять за себя, если мальчишки задевали его. Не было у него и старшего брата, который бы мог защитить…

Джо кого-то окликнул, и Харка даже вздрогнул, так неожиданно это было. Он приоткрыл глаза.

– Хэлло! – крикнул Джо. – Кто ты?

Мальчик лет десяти, узкогрудый, хрупкий, остановился шагах в пяти от Джо. На нем были мокасины, легины, кожаная куртка внакидку. Одежда была необычна. В это время года дети индейцев не носили курток, а на нем была прекрасно вышитая праздничная куртка, это Харка хорошо разглядел. При свете луны он узнал своего брата.

Харбстена подошел к Харке.

– Это ты? – спросил он на языке дакота.

– Да, это я.

– Я пришел сюда, – продолжал Харбстена своим детским голоском, – потому что от наших разведчиков узнал, что вы здесь.

– Тебя видел отец?

– Да. Я его спросил, где ты, и он мне сказал: «Иди туда, где спят, там найдешь его». Вот я и нашел тебя.

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Харка.

– Харка – Твердый Как Камень, мы оба – сыновья предателя.

– Молчи, если ты любишь жизнь.

– Я не люблю ее больше. – Эти слова Харбстена произнес своим звонким голосом, но это были не просто слова, они вырвались, как вопль души.

– Существует много способов умереть, если кто-нибудь хочет умереть, – с горечью ответил старший брат.

– Я выбрал свой путь, Харка. Воины могут говорить, что я – сын предателя, которого в наших палатках, словно ребенка, связал Тачунка Витко и который девочкой Уиноной был освобожден. Но я покажу, что у меня есть воля и мужество. И это так.

– Доказательством твоего мужества служит то, что ты пришел ко мне?

Подошел Матотаупа и остановился около своих детей.

– Нет, – ответил Харбстена в присутствии отца. – Это не то, в чем я проявляю мужество. Я пришел сюда открыто, я сказал, кто я, и никто не препятствовал мне, когда я шел к тебе. Я проявлю мужество в другом.

Харка поднялся со своего ложа. Он чувствовал, что отец ждет, чем кончится этот разговор. Мелькнула мысль, что и Джо Браун свидетель этой сцены, правда, он не понимает ни слова.

– Как хочешь ты доказать свое мужество, Харбстена? – спокойно спросил Харка, преодолевая жалость к младшему брату.

Харке было трудно владеть собой еще и потому, что только сейчас, в присутствии отца, он услышал от Харбстены о том, что произошло с Матотаупой в палатках рода Медведицы…

– Как я докажу свое мужество? Вы сейчас узнаете. Он – который стоит здесь – мой отец. Ты – мой старший брат. Вы должны знать: я надел праздничные одежды, чтобы умереть в них, после того как…

При этих словах Харбстена сбросил куртку и, выхватив нож, бросился к Джо, который стоял неподалеку и не ожидал такого поворота…

Острие ножа даже не коснулось куртки инженера, пальцы Харбстены разжались – и он упал…

Джо Браун отскочил, с ужасом посмотрел на неподвижно стоящего Матотаупу.

Харка воткнул острие своего ножа в землю, обтер его и спокойно вложил в ножны.

– Бог мой! Что это? – скорее прошептал, чем сказал Джо. – Перед нами говорил ребенок. Я никогда бы не подумал, что такой мальчик способен на убийство… Гарри! Ты спас мне жизнь!..

Харка не обращал внимания на эти слова и даже не смотрел на Джо. Он молча взял кусок кожи, на котором лежал Джо, положил на него убитого и прикрыл его праздничной курткой, которая была сшита Уиноной. Еще раз посмотрел на лицо, которое освещала луна – исхудалое лицо мальчика-старичка, – и стал заворачивать тело в кожу, как когда-то он и Харбстена заворачивали убитую мать. Этот маленький мертвец принадлежал Харке. Никто не должен его касаться. Никто! В праздничном платье со своим оружием должен быть похоронен Харбстена. Он убит как воин! Харка отошел, чтобы найти жерди и кожаные ремни. Он принес их. Установил жерди крест-накрест по две. Крепко связал их концы и подвесил завернутое в кожу тело к этим жердям так, чтобы оно не касалось земли. Это было обычным способом захоронения индейцев дакота, чтобы хищные звери не могли разорвать мертвеца.

Белые, спящие в палатках и несущие дозор, вряд ли видели, что произошло: не было ни выстрела, ни крика. И только те, что были в дозоре у лошадей, обратили внимание на эту группу. Но так как ни Матотаупа, ни Джо никого из них не окликнули, они продолжали нести дозор. Джо Браун хотел принести новую шкуру, но потом передумал и направился к одной из палаток. Внутри было совершенно темно, и, когда Джо вошел туда, кто-то крикнул: «Хе!»– так как Джо наступил на спящего. Джо остался спать в палатке. Ему было жутко с этими двумя непонятными разведчиками-индейцами.

С наступлением рассвета все поднялись. Мужчины направились к ручью, чтобы освежиться. То же сделали Матотаупа и Харка. Они не смотрели друг на друга и не делали попыток заговорить.

Пока белые завтракали и готовились к переходу, Матотаупа объезжал лагерь. Его щеки провалились, а спутанные волосы в лучах солнца казались еще более поседевшими.

Отряд двинулся в обратный путь. Инженер решил выехать позже, а утром немного отдохнуть в тишине. Весеннее небо над далекими, еще заснеженными вершинами Скалистых гор, над зеленеющей прерией было светло-голубым. Харка повел лошадей на водопой к ручью.

Когда он вернулся, Матотаупа, нахмурив лоб, пристально смотрел на запад, в том же направлении посмотрел и Харка, повернул голову и инженер. По прерии быстрыми шагами, не прячась шел одинокий человек. Оба индейца уже определили, что это женщина. Харка стал позади Серого и наблюдал поверх его спины. В приближающейся фигуре отец и сын узнали Унчиду. Губы Матотаупы злобно сжались при мысли, что она потребует от него скальп Рэда Джима и станет обвинять в разгроме стойбища. Харка вообще ничего не думал и не чувствовал – он был в таком нервном состоянии, которое гасило всякие раздумья. Скоро женщина приблизилась к ним и Джо смог увидеть ее седые волосы.

Женщина знала ручей и, когда достигла западного берега, подошла к мелкому месту и смело вступила в воду, не обращая внимания на то, что ее одежда мокнет. Она достигла восточного берега, на какое-то мгновение остановилась, затем пошла к середине бывшего поселка и дальше – к захоронению. У детской могилы испустила она один-единственный громкий жалобный стон. Затем она подняла одно из кожаных полотнищ и быстрыми шагами направилась к тому месту, где лежали непогребенные тела. Она завернула их все вместе.

Когда это было проделано, Унчида направилась обратно. При этом она не отклонилась от находящихся теперь на ее пути мужчин. Она повернула лицо к Харке и Матотаупе, она смотрела им в глаза. Матотаупа опустил веки, но Харка выдержал взгляд и не скрыл от Унчиды того, что выражали его глаза. В его глазах была скорбь, которая была ответом на скорбь…

Унчида прошла мимо. Она опять перешла ручей и пошла на запад через прерию к лесам, в которых, наверное, скрывались люди рода и где ее ждала Уинона.

Когда она исчезла из глаз, Джо повернулся.

– Это удивительная страна, с удивительными людьми, – сказал он. – Что за лицо! Не искала ли она своего сына?

– Она его не нашла, – ответил Матотаупа.

ЛАГЕРЬ СТРОИТЕЛЕЙ

Матотаупа вскочил на своего мустанга и поехал в направлении, указанном Джо. Инженер опять был вторым, а Харка замыкал цепочку. Во рту у Харки пересохло от жажды, хотя он и напился в дорогу. Глаза его горели, виски были горячими, голова болела. Прерия плыла и крутилась перед его глазами так, что он не мог временами различить, где земля, а где небо.

Когда остановились на отдых у реки, Харке стало совсем плохо, и мужчины обратили внимание на его состояние.

– У него жестокая нервная лихорадка, – сказал Джо. – Что вы, индейцы, делаете в таких случаях?..

– Я поеду дальше, – с трудом сказал Харка; он лег на траву, повернулся к Джо и отцу спиной. Потом он хлебнул немного воды и спокойно лежал с закрытыми глазами, пока не наступила пора ехать.

Порядок движения изменили. Последним теперь ехал отец, который мог следить за сыном. Харка держался до самого вечера. Ночью он свалился в лихорадочном бреду, говорил что-то непонятное, а потом совершенно недвижимо лежал до утра на бизоньей шкуре. Отец укутал его в одеяло и взял к себе на коня. Джо повел Серого в поводу.

Солнце уже садилось, когда Матотаупа, Харка и Джо прибыли к месту назначения. Посреди прерии было разбросано несколько деревянных бараков, две большие палатки. Несмотря на позднее время, в лагере было оживленно и шумно. Почти никто не обратил внимания ни на инженера Джо, ни на обоих индейцев.

Прибывшие направились к одной из палаток. Перед входом в нее стоял стол, за ним сидел мужчина и перелистывал списки. Увидев инженера, мужчина поднялся и почтительно поздоровался Джо Браун был начальником лагеря. Матотаупу и Харку мужчина отметил в списке, озаглавленном «Группа разведчиков Рэда Джима».

Джо хотел помочь находящемуся в беспамятстве мальчику. Он нашел двух санитаров, но тут же убедился, что они умеют лишь перевязывать раны, и стал продолжать поиски. Он увидел Рэда Джима Этот верзила сидел с какими-то двумя субъектами и пил пиво.

Джо Браун произнес что-то вроде приветствия и спросил, не видели ли они Генри. У Джима не было желания отвлекаться от выпивки, но, заметив, что инженер очень озабочен, он на всякий случай спросил:

– Что случилось?

– Нужно найти кого-то, кто хоть что-нибудь понимает в болезнях, иначе Гарри умрет у нас на руках.

Джим вскочил, на миг задумался и сказал:

– Об индсмене лучше всего позаботятся индсмены. В моей группе два пауни. Я с ними поговорю.

Джо был не в восторге от такого оборота дела, он не очень-то доверял искусству индейцев исцелять. Но Джим проявил такое усердие, что даже оставил пиво и побежал разыскивать пауни.

Джим привел двух пауни, и Браун вместе с ними пошел к большой палатке, возле которой сидел Матотаупа. Харка лежал на земле, завернутый в кожаное одеяло. У него резко обозначились скулы, красные пятна покрывали щеки и лоб.

– Ему нужен хороший уход, – решительно сказал Джим. – Как далеко отсюда ваши женщины и ваши палатки? – повернулся он к пауни.

– Полдня пути.

– Берите его и несите туда, иначе он тут сдохнет. А тебе, Матотаупа, я даю отпуск, ты сам доставишь мальчишку к пауни. Пока обойдемся без тебя.

Индеец бросил благодарный взгляд на Джима.

Еще до наступления ночи Матотаупа и оба пауни направились с больным в поселок.

Харка не понимал, что с ним происходит. Кровь стучала в жилах, сердце неистово колотилось. Перед глазами все плыло, а голова болела так, точно вот-вот расколется череп. Он судорожно раскрывал рот и хватал холодный ночной воздух. Он все время делал попытки сбросить одеяло. Его все сердило, и страшно хотелось пить.

Приходилось только удивляться, что его живым довезли до палаток. Харку положили на мягкое ложе, раздели, однако нож, в рукоятку которого он вцепился в беспамятстве, у него так и не смогли отнять. Лоб и губы стали смачивать холодной водой. Когда он стал различать окружающие предметы, то увидел, что лежит в большой палатке. Много военных и охотничьих трофеев висело на жердях. Пол был покрыт одеялами и шкурами. В лихорадочном бреду Харке представилось, что находится в родной палатке, и он невольно вскрикнул.

Тотчас к нему подошла женщина и стала шептать что-то непонятное. У Харки снова потемнело в глазах. Его укутали в одеяло и вынесли из палатки. Там его раскрыли, чтобы холодный ночной воздух овевал тело. Харку затрясло, у него застучали зубы. И снова вернулось зрение. Он видел над собой усыпанное звездами небо, а вокруг него танцевал человек, увешанный шкурами змей и черепами животных. Человек бил в барабан и подпрыгивал. Это был жрец. Он должен был изгнать из Харки злого духа – болезнь. Оборвав танец, жрец набросился на Харку и принялся растирать тело; при этом он выкрикивал непонятные заклинания. Харке представилось, что это Хавандшита, жрец его рода, тот, кто оскорбил и изгнал отца – Матотаупу.

Харка не хотел больше слышать барабана и заклинаний. Покоя, только покоя хотел он. Как и Харбстена, он хотел смерти и чтобы его в одежде подвесили над землей. У мальчика уже не было больше сил. Он по-прежнему держался за рукоятку ножа и, когда жрец на миг отпрянул, вытащил неверной рукой нож и хотел убить себя. Не сумел! Острие ножа вонзилось в левую руку.

Он почувствовал, как потекла кровь. И жар тоже словно потек из него. Постепенно прошла головная боль, медленнее стало биться сердце и какой-то необыкновенный покой охватил его. Он закрыл глаза. Почувствовал, как кто-то взял его, и словно уже не его, холодеющую руку. Ему представилось, что и его уже раскачивает над землей ветер, как раскачивал когда-то тело матери, как раскачивал тело младшего брата Харбстены…

Когда он открыл глаза, над ним снова были кожаные полотнища палатки. Было светло. Харка повел глазами и увидел незнакомую женщину.

Женщина заметила, что он открыл глаза. Она сразу же принесла воды, а когда Харка жадно выпил, дала ему две ложки мозга бизона, который он с жадностью съел. Но он быстро устал и снова улегся.

На следующее утро Харка проснулся очень рано. Он поднялся, сам пошел к ручью, хотя чувствовал себя еще слабым, как следует помылся, вернулся в палатку и полностью оделся. Харка нашел все свое оружие. Во время завтрака он сел рядом с женщиной и поел так, как если бы был совершенно здоров. Он был тощ, как бизон в феврале.

Когда в палатку пришел отец, он улыбнулся Харке. Харка сказал:

– Я не хочу здесь оставаться. Я хочу сейчас же ехать с тобой обратно к белому человеку Джо.

– Хорошо, хорошо. Завтра мы отправимся. В лагере неспокойно, мы, может быть, будем нужны Джиму и Джо…

На следующий день, вечером Матотаупа и Харка подъехали к лагерю строителей с его двумя большими палатками и деревянными бараками. Харка сразу заметил, что отец слишком мягко выразился, будто в лагере неспокойно. В лагере все было в движении. Тут царила невероятная суматоха.

Харка с недоумением смотрел на возбужденных, собирающихся кучками людей. Мужчины громко разговаривали, пели. Кто-то забрался на бочку, и к нему стягивалось все больше и больше народу. В окружающем шуме Харка не мог разобрать слов, и смысл речей остался ему непонятным.

Джо Браун, его помощник – молодой инженер Генри, Рэд Джим, два разведчика пауни и еще несколько вооруженных людей прошли через лагерь и исчезли за большим бараком. Матотаупа позвал Харку, и они направились туда же.

Там вместе с Джо и Рэдом Джимом собралось не менее тридцати человек. У всех в кобурах револьверы, а в руках – винтовки. Джо поднял руку, заговорил. Голос его был резок и отчетлив.

– Люди, – сказал инженер, – рабочие забастовали. Они не хотят строить дорогу, они хотят домой. Они говорят, что мало еды. Это верно. Не хватает воды. И тут они правы. Вовремя не выплачивается жалованье… Я не могу их успокоить. А тут еще дакота ночью убили трех человек. Это ваша забота, разведчики! Вы должны обеспечить спокойствие рабочих!

– О'кей! – громко ответил Джим. – Мы с Топом, моим лучшим разведчиком, это сделаем. Но одного спокойствия недостаточно.

– Согласен, что недостаточно, – кивнул Джо. – Прежде всего нужно наладить регулярный подвоз продовольствия. Нужно вырыть еще несколько колодцев. Нельзя задерживать выплату денег. Этим займусь я. Но прежде всего – работа! Нам нельзя терять ни одного часа!

Харка не мог понять: почему нельзя людям сначала дать хорошую еду и деньги и тогда приняться за работу? Зачем так спешить с постройкой дороги? И раз уж рабочим нечего есть, так надо пойти на охоту, ведь Матотаупа и Харка обеспечивают себя охотничьей добычей…

– А если они не приступят к работе, пока не получат денег и продовольствия? – крикнул долговязый Билл.

– Тогда будем стрелять!

– Ого! Но ведь и у них есть кое-какое оружие.

– Так нам надо стрелять первыми. Один залп в толпу может сотворить чудо.

– Когда? – деловито осведомился Джим.

– Утром. Если они вздумают отлынивать от работы.

Ночь разведчики и вооруженные сторонники Брауна решили провести вместе здесь же за бараком. Джим пошел потолкаться по лагерю, выведать настроения.

Харка очень устал, ему было холодно. Джима, обманывающего его отца, он презирал, а Джо Брауна не мог понять. Почему этот инженер, который совершенно справедливо говорил, что рабочие во многом правы, вдруг решил стрелять?

Харка завернулся в одеяло и попробовал заснуть. Настоящего покоя не было, так как в лагере продолжался шум. Вернулся Джим и что-то шепнул Джо. Долговязый Билл перед кем-то хвастался своим искусством бросать нож. В лагере где-то пели. Оратор на площадке между бараками все еще продолжал говорить. И Харка теперь даже понимал, что он говорит. Он обвинял белых, которые заставляют других белых голодать, заставляют их работать и подвергают их жизнь опасности. Он обвинял белых, которые живут в роскоши и довольстве и не заботятся, чтобы снабдить своих рабочих всем необходимым. Он называл таких белых кровопийцами, угнетателями, говорил, что они ничуть не лучше рабовладельцев. Харка был согласен, что такие белые люди – плохие люди. Но ведь все белые одинаково плохо относятся к краснокожим и готовы отобрать у них землю и еду!.. Да, трудно понять белых…

С наступлением рассвета Матотаупа разбудил сына. В палатках и бараках было еще тихо. Фыркали лошади.

Джо Браун раскурил трубку.

– Генри, подойди ко мне, – позвал он молодого инженера. – Я с теми, кто порешительнее, пройду по лагерю и постараюсь сразу же после подъема направить людей на работу. Завтракают они пусть на месте. А если опять соберутся здесь и примутся за свои разговоры, то наше дело наполовину пропало. Ты, Джим, отвечаешь за то, что оружие будет применено только в случае необходимости. Только в этом случае! Но тогда уж – решительно, до конца!

Джо и Генри обошли барак и исчезли. Матотаупа, Харка и другие разведчики и трапперы, которые по договору должны были охранять лагерь от нападений индейцев, сидели, прислонившись спинами к стенке барака.

Взошло солнце. Лагерь оживал. Но не было смеха, шуток, громких разговоров, торопливых шагов – всего того, чем обычно сопровождалось рабочее утро. Люди угрюмо выходили из бараков и собирались небольшими группами. Они держались на почтительном расстоянии от разведчиков и посматривали в их сторону. От палатки доносился решительный голос Джо: он объявлял, какие партии рабочих куда должны направиться. Но все больше и больше людей собиралось здесь, позади барака. У некоторых были ружья.

– Проклятье! – пробормотал Рэд Джим и дал знак разведчикам приготовиться.

Матотаупа и Харка вместе с другими взяли оружие в руки.

– В чем дело? – крикнул в толпу Джим. – Отправляйтесь на работу!

– Делайте свое дело! – послышался ответ. – Вы только шатаетесь вокруг лагеря и пьянствуете, а нас бьют, как куропаток.

– Заткнись! Это вы только пьянствуете, а не работаете! – заорал Джим. – Убирайтесь, убирайтесь из лагеря!

Джим выхватил два револьвера и взвел курки. Это послужило сигналом для остальных. Матотаупа и Харка тоже вскочили на ноги, подняли ружья и так, спинами к бараку, стояли против толпы.

– Разведчики! Будьте же людьми! – послышался голос, который Харка слышал накануне вечером. – Разве вы не такие же рабочие, как мы? Разве вы не получаете такое же нищенское жалованье? Неужели ради каких-то грошей вы готовы каждый день ставить на карту свою жизнь?

– Замолчи! – рявкнул Джим.

От палаток донесся голос Джо Брауна:

– Отправляйтесь на работу! Кто будет сегодня работать, получит и деньги сполна, и еду! Это говорю я, Джо Браун. Кто не выйдет на работу – будет уволен!

А позади барака появился еще один – небольшого роста человек.

– Вы должны быть с нами вместе! Разведчики, трапперы, одумайтесь! Неужели вы станете вместе с индейцами расстреливать своих братьев! Переходите с оружием на нашу сторону!

В этот момент Матотаупа приложился щекой к ружью. Нет, он еще не стрелял, он не собирался стрелять, пока Джим не подаст знак. Но его движение было замечено.

– Чертов индсмен стреляет в нас! – вскрикнули в толпе, и со стороны рабочих раздался выстрел.

– Стойте! Стойте! – раздался голос вчерашнего оратора. – Братья рабочие! Краснокожие и белые!..

Рэд Джим спустил курок. Оратор схватился за грудь и растянулся на земле.

Грянул залп.

Харка тоже стрелял. Маленький человек, который вышел было вперед, упал, словно споткнулся: две пули попали ему почти в одно место – между глаз.

Трапперы и индейцы перезарядили оружие.

Толпа молчала. Люди словно оцепенели. Такого они не ждали. Они, собственно, не знали, что будут делать, они не успели ни о чем договориться, не успели ничего решить. Они просто думали, что вооруженные разведчики или примут их сторону, или выйдут из игры. Теперь они остались без вожака. Десять трупов лежало на земле.

– Люди, люди… – произнес кто-то.

Рабочие продолжали молча стоять против направленных на них ружей.

– Одумайтесь и идите! – крикнул Джим. – У нас нет желания расстреливать вас, как бизонов, но, если вы вынудите нас, мы это сделаем. Слышите! Другие уже пошли на работу, и вы отправляйтесь. Тогда никто не скажет, что вас видели здесь с оружием.

Последние слова Джима произвели действие. Один из тех, кто явился с оружием, повернулся и пошел. За ним – другой, третий. Толпа расползалась. Осталось человек пять, которые с мрачными лицами стояли над сраженными товарищами. Двое из упавших еще стонали.

– И вы – прочь отсюда! Прочь! – орал Джим. – Или я буду стрелять!

Один из оставшихся вышел вперед. Он был еще совсем юн, на вид лет шестнадцати. Лицо его было бледно, босые ноги – забрызганы кровью павших товарищей. Вся одежда – рабочие штаны. Ребра отчетливо выступали сквозь кожу.

– Стреляйте, бандиты! – сказал он твердо и опустился на колени перед стонущим раненым.

Рэд Джим спустил курок, но в тот же момент кто-то снизу подтолкнул его руку, и три револьверные пули полетели в воздух. Джим повернулся и увидел Харку.

– Свиненыш! – прошипел Джим. – Подожди, я рассчитаюсь с тобой!

– Да, я думаю, мы с тобой рассчитаемся, – спокойно ответил Харка; в руках у него было уже не ружье, а револьвер, и палец лежал на спусковом крючке.

Пока Джим бросал яростные взгляды то на молодого рабочего, то на стоящего рядом индейца, остальные опустили оружие.

Напряжение разрядилось. Двое вышли из-за барака посмотреть на главную площадку лагеря.

– Все отправляются на работу, – тут же сообщили они. – Кончайте со стрельбой. Это будет только на радость дакота.

Джим почувствовал, что события поворачиваются не в его пользу, и сразу же перестроился:

– Вот это правильно! Нам не стоит больше ссориться. – Он заткнул за пояс револьвер и рысью побежал к Брауну доложить, как он со своими людьми ликвидировал опаснейший взрыв, как застрелил главного подстрекателя и как недисциплинированно вел себя Харка.

– … Он молод и горяч. Он не нужен нам. Мы его отошлем…

Браун вытер со лба пот, повернулся и молча пошел прочь.

Харка вместе с молодым рабочим стоял перед раненым, минуты которого уже были сочтены.

– Почему ты так поступил? – спросил босоногий юноша. – Я хочу сказать: почему ты не дал убить меня?

Харка даже с удивлением посмотрел в глаза рабочего и сказал:

– Ты ведь тоже не побоялся.

Матотаупа с разведчиками оттащил убитых от барака. Потом он подошел к сыну. Молодой рабочий только взглядом простился с Харкой и пошел со своими товарищами. Они принесли лопаты и начали рыть в стороне от барака могилу.