Текст книги "Невинность и страсть"
Автор книги: Лиза Рене Джонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Как кофе, мисс Макмиллан?
Заставляю себя оторваться от фрески и посмотреть на Марка. Интересно, как ему удается превратить в команду даже самый простой вопрос? «Не играйте в чужие игры, Сара, и тогда никто не сможет одержать над вами верх». Предупреждение Криса звучит в голове и отзывается в сознании, однако чувствую, что попала в ловушку. Не могу позволить, чтобы меня уволили прежде, чем выясню, что случилось с Ребеккой.
– Кофе замечательный. Спасибо за вторую чашку. Она помогла рассеять винный туман и скрасила недостаток времени.
– Присядьте и расскажите, что успели прочитать и что узнали. – Комптон показывает на ряд коричневых кожаных кресел перед столом, давая понять, что желает видеть меня справа. Тут же возникает стремление сесть слева, тем самым неизбежно вызвав его раздражение. Не могу себя понять: хочу ему угодить? Или нет? В итоге побеждает опыт общения с властными мужчинами, и я выбираю бездействие, потому что знаю: от моей реакции зависит его будущее обращение со мной.
Стою неподвижно, и начальник недоуменно вскидывает брови.
– Неужели я настолько страшен, мисс Макмиллан, что даже не хотите сесть?
Подбородок сам собой поднимается; твердо смотрю в ледяные серо-голубые глаза.
– Не до такой степени, как вам бы хотелось, мистер Комптон. Но вот тесты ваши действительно пугают. Предпочла бы готовиться до тех пор, пока смогу произвести на вас по-настоящему сильное впечатление. Но в то же время надеюсь недолго ждать допуска к работе с покупателями.
– Далеко не всегда удается получить желаемое, мисс Макмиллан. – Лицо Марка остается бесстрастным, однако голос звучит приглушенно, мягко; уже не в первый раз за сегодняшний день мне мерещится, что говорим мы вовсе не о работе. – Каждое мое действие просчитано на много ходов вперед и имеет определенную цель. Скоро вы это поймете. В пятницу вечером состоится дегустация вин. Поверьте, гостями будут отнюдь не школьники, а богатые утонченные знатоки с изысканным вкусом. Вам предстоит соответствовать обстановке, а потому настоятельно рекомендую сосредоточиться на подготовке.
Утонченные. Слово звучит оскорбительно; не знаю, так ли это на самом деле или подводит воображение, но воспринимаю удар как удар, а вызов как вызов. Давний враг – сознание собственной неполноценности – угрожает поставить на колени. Гнев поднимает свою безобразную голову, но с этим чудовищем справиться проще.
– В таком случае мне лучше немедленно отправиться домой и продолжить занятия. – Каким-то чудесным образом голос звучит твердо.
Серые глаза темнеют, сужаются: противник определенно нащупал уязвимую точку. Впредь необходимо следить за своими словами и сохранять хотя бы внешнее спокойствие.
– Известно ли вам, что аукционный дом «Риптайд» регулярно устраивает дегустации совместно с крупнейшими мировыми производителями вин?
Растерянно моргаю.
– Нет, неизвестно.
– Известно ли вам, что мы ежегодно проводим благотворительный концерт в сотрудничестве с лучшими симфоническими оркестрами?
В груди образуется жуткая пустота. Почему же я ничего не выяснила заранее?
– Нет. Нет, неизвестно.
– В таком случае, мисс Макмиллан, теперь вам скорее всего ясно, что я хочу помочь, – заключает он. – Вижу для вас перспективы, далеко выходящие за рамки летнего сезона. Если вас это прельщает, то завтра же можете продавать картины, сколько душе угодно.
Гнев уступает место легкой панике.
– Нет, этого я не хочу. Хочу большего. Знаю, что способна на большее.
– В таком случае доверьтесь мне.
Обескураженная неожиданным поворотом, с трудом нахожу ответ:
– Да. Я… хорошо. Выучу все, что вы задали.
В глазах светится одобрение.
– Умница. На сегодня даю вам отсрочку. Поезжайте домой и занимайтесь. Завтра утром первым делом проверю, насколько мы далеки от цели.
Показывая, что разговор окончен, Комптон тянется к телефону.
– Спасибо, – бормочу едва слышно и в безысходном смятении выхожу в коридор. Непонятно, как я позволила временной работе превратиться в залог новой жизни, но так случилось, и обратного пути нет. Сотрудничество с аукционом «Риптайд», пусть даже в стенах этой галереи, стало бы воплощением самой сокровенной мечты, и я желаю этого больше всего на свете.
Прохожу мимо своей двери и ощущаю запах роз. Вспоминаю, что забыла погасить ароматическую свечу – горит уже несколько часов подряд. Хочу как можно быстрее выйти на воздух, вернуться домой и попытаться понять, что же со мной случилось – и сегодня, и в последнее время, начиная с того момента, как впервые открыла дневник Ребекки Мэйсон.
Торопливо задуваю свечу и замечаю на столе конверт, на котором написано мое имя. Сразу узнаю почерк: много раз видела его в углу картин. Хватаю конверт и бросаюсь к выходу, чтобы не вскрывать его здесь. Прежде чем заглянуть внутрь, необходимо остаться одной.
И вот в машине, заперев дверь и включив двигатель, с волнением смотрю на загадочное послание и сама не понимаю, чего жду. Судорожно отклеиваю клапан, вытаскиваю листок чертежной бумаги, разворачиваю и потрясенно замираю.
Передо мной рисунок, на котором я изображена сидящей за столиком кафе с отрешенным, сосредоточенным видом. В углу, как и положено, стоит подпись художника.
Итак, я вошла в историю в качестве модели Криса Мерита.
Глава 10
Нельзя думать о каждой вещи, что она принадлежит Ребекке, – так и с ума недолго сойти, внушаю себе, садясь за стол во второй день работы в галерее. К этому выводу я пришла нелегким путем: полночи лежала без сна и смотрела в темноту. В результате с утра чувствую себя изможденной, но по крайней мере больше не стесняюсь назвать этот кабинет своим. Позиция вынужденная и крайне необходимая: иного способа соответствовать суровым требованиям начальника не существует в природе. А главное, после долгих лет неуверенности и трусости не существует другого пути к осуществлению мечты об успешной карьере в искусстве.
Даю себе слово во что бы то ни стало обрести в галерее собственное «я» и основательнее устраиваюсь на рабочем месте. На столе передо мной лежит купленная в душевном порыве толстая тетрадь в богато инкрустированном переплете из красной кожи – несколько минут назад увидела ее в кофейне Авы и не смогла устоять. Надеюсь, что, записывая собственные наблюдения и мысли, наконец-то перестану навязчиво думать о Ребекке и ее дневниках или хотя бы пойму, почему и в душе, и в сознании царит хаос.
Достаю красную перьевую ручку, которую тоже только что купила, открываю первую страницу и старательно вывожу: «21 августа, второй день работы в галерее».
Чувство вины теснит грудь. Кладу ручку и говорю себе, что не стремлюсь забыть Ребекку, – напротив, расчищаю к ней путь.
Вздыхаю, снова беру ручку и смотрю на прекрасную кремовую бумагу, однако не вижу ничего, кроме вчерашнего рисунка Криса. Изображенная на нем девушка очень на меня похожа, но все-таки это не я. Трудно поверить, что я способна вдохновить знаменитого художника, и в то же время портрет свидетельствует об обратном.
Глубокую задумчивость прерывает телефонный звонок. Снимаю трубку и механически произношу:
– Сара Макмиллан слушает.
– Доброе утро, мисс Макмиллан. – По голосу начальника становится ясно, что он улыбается. Напряжение если и не спадает окончательно, то, во всяком случае, заметно отступает.
– Доброе утро, мистер Комптон.
– Через час я улетаю в Нью-Йорк по делам аукционного дома. Вернусь в четверг.
Вот теперь можно вздохнуть спокойно. Свобода! Да. Да. Да.
– Однако это не означает, что вы получаете право весь день болтаться в торговых залах, – дразнит Комптон, словно услышав мою крамольную мысль прежде, чем та успела прокрасться в сознание. Пока не успела, но наверняка бы вскоре явилась – можно не сомневаться. – Не забывайте о пятнице, мисс Макмиллан. Ваша задача – произвести на меня максимально благоприятное впечатление. Надеюсь, вчера вечером вы добросовестно позанимались?
– Очень добросовестно. – Я действительно хочу использовать неожиданный шанс и не собираюсь позволить невежеству преградить и без того тернистый путь к цели.
– Прекрасно. В таком случае зайдите в электронную почту и ответьте на вопросы теста, который я прислал. Проверять и оценивать не собираюсь, по крайней мере сейчас. Это тренировочное задание, чтобы вы могли самостоятельно себя испытать.
Еще одна отличная новость. Радостно улыбаюсь и понимаю, что мое настроение выдает голос.
– Звучит многообещающе.
– Мисс Макмиллан, – строго произносит босс, возвращая к реальности.
– Да, мистер Комптон?
– Желаю хорошего дня.
Раздается щелчок, и трубка умолкает.
* * *
Два часа спустя, около полудня, чувствую, что если посижу над учебником еще немного, то непременно сойду с ума. Марки вин, названия виноградных плантаций, фамилии производителей сплетаются в один огромный пугающий клубок. Помочь способно лишь верное средство против всех и всяческих жизненных неурядиц. Кофе. Это мой единственный способ исцеления, так почему бы не отдаться во власть божественной силы? К тому же Ава приглашала на ленч. Утром, когда я покупала дневник, хозяйки в кафе не было, да и позвонить она до сих пор так и не собралась. Почему бы не попытаться встретиться прямо сейчас, тем более что не терпится услышать, что она знает о том странном новом мире, где я теперь обитаю… временно? Несмотря на неоднократные попытки самовнушения, все равно не могу поверить, что и кабинет, и работа по праву принадлежат мне. И не смогу до тех пор, пока не выясню наверняка, куда исчезла Ребекка и что с ней происходит.
Выхожу в вестибюль, перекидываюсь несколькими дежурными фразами с Амандой и другими коллегами и с трудом сдерживаю порыв помочь очередному покупателю. Аманда останавливает напоминанием о неминуемом гневе Марка, и я послушно иду своей дорогой – в кофейню. Окидываю беглым взглядом небольшой зал и не могу скрыть разочарования: Криса не видно.
Не задумываясь, сажусь за тот самый стол, где работала вчера. Привычные, хорошо знакомые предметы и действия – в них я найду опору, так же как и в кофе, который собираюсь заказать.
Сижу до двух часов, и за это время не появляются ни Ава, ни Крис. Жадно выпиваю два мокко со сливками и перехожу на черный кофе, однако чувство голода дает себя знать все настойчивее. Надежда на ленч в обществе Авы слабеет с каждой минутой. Единственное, что поддерживает волю в насыщенном кофеином тумане, – это неуклонно растущие познания относительно тех вин, которые в пятницу вечером будут представлены на дегустации.
Парнишка-бармен выходит из-за прилавка, подливает кофе и с улыбкой поясняет:
– Мистер Комптон велел регулярно наполнять вашу чашку.
Понятно.
Мистер Комптон велел. Изображаю подобие улыбки и благодарю, однако не могу отделаться от неприятного ощущения, что начальник следит даже за тем, что и в каких количествах я пью. Как будто пытается… хм, что? Ответ не заставляет себя ждать: пытается контролировать мои действия. В душе зарождается и стремительно набирает силу опасный смерч. Пристальное внимание такого шикарного мужчины, как Марк Комптон, невероятно привлекательно и сексуально, однако, будь то сексуально или нет, крайне неудобно по целому ряду причин, о которых я предпочла бы умолчать.
Преувеличиваешь значение удобства, кричит откуда-то из глубины знакомый голос. Понимаю, что этот внутренний судья – мое собственное подсознание, которое я упорно игнорирую. Правда же заключается в том, что дни мои с момента окончания колледжа проходят в стопроцентной предсказуемости. За исключением времени, проведенного с Майклом. Вот только лучше бы этого времени не было вообще.
Напоминаю себе, что есть в мире иные пути и тропинки, далекие от накатанных дорог. На них не встречаются люди, подобные Майклу… или Марку. Да, действительно. Существуют и другие способы избавиться от надоевшей рутины. Чтобы ощутить остроту жизни, мне потребовалось прочитать чужие слова, проникнуть в душу и сознание незнакомой девушки. До чего же низко, убого, жалко! Закрываю глаза и внушаю себе, что это не ее жизнь. Эта жизнь по праву принадлежит мне.
Постепенно уверенность возвращается; зреет решимость не терять время попусту, а сделать нынешний день шагом к новой, яркой карьере. Открываю глаза, тянусь за книгой, а между делом ловко опрокидываю чашку. Великолепно. Гениально! Кофе растекается по столу, льется на пол и, разумеется, попадает на единственную пару черных туфель, гармонирующих с черной, до колен, юбкой. Щеки мгновенно покрываются стыдливым румянцем и становятся такими же розовыми, как шелковая блузка.
Хватаю сразу несколько салфеток и пытаюсь вытереть стол, чтобы жидкость не проникла в компьютер и не превратила его в жертву неуклюжих, а теперь еще и трясущихся рук. Успешно справляюсь с задачей и опускаюсь на корточки, чтобы привести в порядок туфли и, по возможности, пол.
– Наверное, вот это пригодится.
Знакомый голос рвет на куски мои и без того взбудораженные нервы, а щеки горят так, что из розовых, должно быть, превращаются в пунцовые. Нет, только не это! Господи, не допусти! Он садится на корточки рядом, так что в поле зрения оказываются крепкие бедра и сильные артистичные руки: каждая сжимает по изрядной стопке салфеток. Медленно поднимаю голову и натыкаюсь на прямой взгляд ярко-зеленых глаз. Этот талантливый, знаменитый, роскошный мужчина снова сидит рядом со мной на корточках и пытается помочь в очередной нелепой ситуации.
– Просто удивительно, как вам удается появляться как раз в те минуты, когда со мной случается что-нибудь постыдное, – сетую я.
Уголки губ приподнимаются, а в глазах появляются желтые точки. Нет, это мерцают золотые искры.
– Считайте это удивительной способностью вовремя приходить на помощь, – негромко уточняет Мерит, подмигивает и принимается невозмутимо наводить порядок. Милостивый Боже! Превратила знаменитого художника в своего уборщика! А он еще и веселится!
Наконец Крис встает и идет к мусорной корзине. Уверенные, по-мужски грациозные движения мгновенно очаровывают. Застываю и восхищенно смотрю вслед, пока не прихожу в себя и не начинаю соображать, что сидеть на корточках в юбке неприлично.
Торопливо вскакиваю и поднимаю ногу, чтобы стереть с туфли оставшуюся каплю. Успеваю засунуть грязные салфетки в пустую чашку, и он возвращается. Останавливается рядом – близко, очень близко. Уже знакомый пряно-земляной запах волнует и опасно будоражит. Понимаю, что уже люблю характерный аромат этого мужчины и стремительно проникаюсь горячей симпатией к потертым джинсам и громоздким байкерским ботинкам. Сознаю, что при всем желании не смогу забыть, как он придерживал на моих плечах кожаный пиджак, который и сейчас на нем.
– Да, спасибо, – благодарю, хотя почти не слышу собственных слов. – Мне очень неловко.
– Не надо смущаться. – Ласковые глаза напоминают об изумрудной траве, а голос звучит мягко и искренне. – По-моему, вы просто восхитительны.
– Восхитительна, – повторяю механически. – Это совсем не то слово, которое хочет услышать в свой адрес девушка. – Так мужчина называет младшую сестренку или ее подружку, с которой и не думает встречаться. Нет, я, конечно, вовсе не рассчитываю, что он когда-нибудь захочет встречаться со мной. Сама не знаю, на что рассчитываю…
– В таком случае какое же слово хочет услышать девушка? – Вопрос звучит насмешливо, а в глазах загораются лукавые огоньки.
Красивая. Сексапильная. Хочу, чтобы он считал меня такой, но никогда не осмелюсь произнести вслух ничего подобного, а потому ограничиваюсь малым:
– Не очень неуклюжая.
– Вы не очень неуклюжая. И очень интересная.
– Интересная? – переспрашиваю удивленно.
Какой же смысл вкладывают в это понятие и он, и мистер Комптон? Должно быть, что-нибудь из далекого, недостижимого мира искусства.
– Я… что ж, полагаю, «интересная» – в любом случае лучше, чем «неуклюжая». – Не уверена, впрочем, что лучше, чем «восхитительная». Не знаю.
– Кажется, это слово вам тоже не нравится.
– Нет-нет. Прекрасное слово.
– Вы вдохновили меня на рисунок.
– Восхитительно интересное и неуклюжее вдохновение, – смущенно комментирую я, однако тут же жалею о собственной бестактности и пытаюсь исправиться: – Большое спасибо. Польщена неожиданным вниманием; открыла конверт и не поверила своим глазам. – Не могу сдержать глупую улыбку. – Теперь у меня есть собственный оригинал Криса Мерита… конечно, если не потребуете рисунок обратно.
Он смеется.
– Разумеется, не потребую. – На миг замолкает, а потом спрашивает: – Вам понравилось?
В голосе и во взгляде промелькнула неуверенность… или мне показалось? Конечно, показалось. Своим творчеством Мерит заработал миллионы; откуда же взяться сомнениям в собственной безупречности, тем более при такой-то красоте?
Прижимаю ладонь к гулко бьющемуся сердцу.
– Я в восторге.
К сожалению, тут же выясняется, что сердце – не единственный активно действующий орган. Желудок урчит, причем отнюдь не тихо. А если называть вещи своими именами, то попросту громко. Очень громко. В ужасе зажмуриваюсь и снова краснею.
Крис тихо, дружелюбно смеется.
– Проголодались?
Открываю глаза и смотрю с притворным недоумением.
– С чего вы взяли?
– Так, просто предположил. Страшно хочу есть и мечтаю о приятной компании.
Он улыбается, и теплая улыбка согревает душу. Как же ему удается заполнить собой все окружающее пространство, но в то же время оставить уютное местечко и для меня?
В животе снова урчит, и теперь уже смеюсь я.
– Да, придется признать, что действительно голодна. – Качаю головой. – Вам удалось выведать все мои слабости.
– Если еду считать слабостью, то мне она тоже свойственна. Что скажете о мексиканской кухне? В нескольких кварталах отсюда есть ресторанчик под названием «Диего Мария» – крохотный, но кормят там отменно. Люблю сидеть в патио и делать наброски.
– А вино там подают? – интересуюсь я.
– Скорее пиво и текилу.
– Хорошо. Не хочу видеть названия вин даже в меню – хотя бы в течение часа.
– Марк все еще пытается сделать из вас профессионального сомелье?
– Если вы имеете в виду мистера Комптона, то да.
Крис закатывает глаза.
– Мистер Комптон… тоже мне, важная птица. – Смотрит вопросительно. – Идете в «Диего Мария»?
С улыбкой киваю. Неужели он рад моему обществу? Нет, это глупо. Отметаю нелепые фантазии и стараюсь сдерживаться, чтобы не сиять, как школьница. Еще бы! Собираюсь на ленч вместе с великим Меритом! Возможно, даже смогу расспросить художника о работе. Крис подходит к столу – тому самому, за которым сидел вчера, – и привычным движением вешает на плечо рюкзак; открыть его он так и не успел. С облегчением вздыхаю. Не хотелось бы убедиться, что он снова за мной наблюдал, а я этого даже не заметила.
Быстро складываю вещи в красную кожаную сумку, но взять ее со стола не успеваю. Крис берется за ручку.
– Я понесу.
С сомнением качаю головой:
– Нет, лучше не надо. Боюсь, яркая девчачья сумка испортит богемный образ художника. К тому же она совсем легкая, справлюсь. Но спасибо за заботу.
Крис неохотно убирает руку.
– Если передумаете, с радостью рискну своим богемным образом, о котором до сих пор даже не подозревал.
– Что ж, тогда обязательно сфотографирую вас на сотовый. – Убираю сумку в портфель.
Он коротко смеется, и этот живой, мужественный звук вызывает неожиданно острый отклик и в груди, и… да, во всем теле.
Выходим на улицу. С океана дует свежий, прохладный ветер, и я радуюсь, что утром выбрала блузку с длинным рукавом. Стараюсь сдержать озноб, чтобы Крису снова не пришло в голову предложить свой пиджак, хотя сама по себе идея неприязни не вызывает. Просто не понимаю, что между нами происходит, и опасаюсь, что если опять почувствую тепло его рук, не смогу сохранить ясность мысли.
Идем в сторону ресторана, и я остро ощущаю близость Криса, вижу, какой он большой и сильный. Нервы натянуты, как струны, но вот что удивительно: несмотря на предельное волнение, рядом с Меритом я чувствую себя легко и естественно. И все же не могу избавиться от тени тревоги: почему-то кажется, что за внешней простотой и легкими, обаятельными манерами скрывается секрет, разгадать который пока не удается, но очень хочется.
Крис бросает быстрый взгляд.
– Ну и как после школы работается в галерее?
– Отважась на это приключение, меньше всего ожидала, что из учительницы вдруг превращусь в ученицу.
– Настолько уверены в глубине собственных знаний о живописи?
– Да, уверена. В колледже занималась самозабвенно, так что действительно знаю и живопись, и художников. Правда, порой случаются казусы. Вот вас, например, представляла в образе вашего отца.
На губах появляется хитрая усмешка; Крис смотрит с таким выражением, словно в эту минуту его забавляет тайная шутка.
– А сейчас разобрались? – уточняет он и показывает вход в вымощенный черной плиткой дворик ресторана. – Можем сесть здесь, официант подойдет и примет заказ.
Сейчас середина дня, народу немного, и ничто не мешает выбирать между всеми шестью столиками огражденного стальными перилами патио. Сразу направляюсь туда, откуда можно беспрепятственно смотреть на мост «Золотые Ворота», изящно парящий над бесконечным голубым простором. Любоваться сказочным пейзажем не надоедает никогда, но даже в таком компактном городе, как Сан-Франциско, увидеть его удается нечасто.
Сажусь и сразу оказываюсь во власти немилосердного бриза. Теперь уже дрожь не скроешь. Поднимаю голову и вижу Криса: он стоит – нет, точнее, возвышается рядом.
– Вам холодно. – Слова звучат как утверждение.
– Нет, ничуть, – настаиваю я. – Мне нравится этот вид. Здесь…
Увы, резкий порыв ветра заставляет умолкнуть.
– Хорошо. – Поднимаю руки, показывая, что сдаюсь. – Признаюсь честно: и в самом деле холодно.
Крис снова удивляет: бережно берет меня за запястье и заставляет подняться. Мы стоим близко друг к другу, почти вплотную, и я теряю способность дышать. Несмотря на холод, под его ладонью вспыхивает пожар и стремительно поднимается по руке, заливая грудь, шею и плечи. Крис не отводит взгляда, и хотя лицо его остается спокойным, между нами натягивается невидимая нить.
Ветер швыряет мне в глаза прядь волос; Мерит отпускает мою руку, бережно поправляет локон и не спешит убирать пальцы со щеки.
– Пойдемте внутрь, там теплее. – Голос Криса так же нежен, как его прикосновение.
Он открывает дверь. Вхожу, стараясь не встретиться с ним глазами и заставить сердце биться в нормальном ритме. В зале приглушенно звучит мексиканская музыка, а из десятка столов занят лишь один.
Крис кивает в сторону эркера, где уютно притаился маленький столик на двоих. Ветер туда не попадет, но можно будет смотреть на океан и в то же время чувствовать себя в изоляции: уголок довольно укромный – во всяком случае, на первый взгляд.
– Люблю это место, – замечает он. – По-моему, лучший стол в ресторане. Что скажете?
С готовностью киваю:
– Если принесут несколько острых перцев, чтобы согреться, то ничего прекраснее и придумать невозможно.
– Не осторожничаете в еде? – спрашивает Мерит, ведя меня в эркер.
– Могу с уверенностью сказать, что еда – единственная сфера жизни, где я начисто лишена комплексов.
Он отодвигает для меня стул и озорно улыбается.
– А я могу с уверенностью сказать, что еда – одна из многих сфер жизни, где я начисто лишен комплексов.
Глаза мои округляются прежде, чем удается осознать это, и Крис со смехом добавляет:
– Не беспокойтесь, не собираюсь перечислять другие, если вы хорошенько об этом не попросите.
Прежде чем осмелиться уточнить, что же он имеет в виду, сажусь и с удивлением понимаю, что готова без сопротивления проглотить наживку.
– Такие вопросы задают исключительно со стаканом текилы в руках, вот только в моем случае номер все равно не пройдет: опьянею и не запомню ответ.
Он вешает мой портфель, в который спрятана та самая красная сумка, на спинку стула и словно невзначай проводит пальцами по моей руке. Шелк не в состоянии оградить от сладостного прикосновения. Судорожно вздыхаю и на несколько мгновений тону в зеленых глазах.
– В таком случае никакой текилы, – негромко заключает Крис, садится на свое место и подает мне пластиковое меню.
С радостью хватаю карту и, преодолевая легкое головокружение от откровенного мужского напора, пытаюсь сделать разумный выбор.
– Если вы действительно отважны, могу порекомендовать фахита такос с курицей и огненным соусом.
– Пожалуй, осмелюсь дерзнуть, – соглашаюсь с готовностью.
К столу подходит официантка лет пятидесяти и приветствует Криса по-испански. Недостаточно свободно владея языком, по радостной улыбке на круглом симпатичном лице я без особого труда понимаю, что она обожает моего спутника. Ясно также и то, что Крис любит ее ничуть не меньше, а по-испански говорит свободно и даже лихо.
Несколько секунд они беседуют; между делом Крис снимает пиджак. Разглядываю татуировку, но рукав мешает разобрать подробности, хотя стиль и яркие краски вызывают любопытство. Кажется… неужели?.. Да. По-моему, это дракон.
– Сара! – Крис переходит на английский и прерывает увлекательный процесс познания. – Это Мария, чье имя носит ресторан. А ее сын Диего здесь главный шеф.
Мария смеется дружелюбно и заразительно. Мне уже нравится и само заведение, и его хозяйка.
– Шеф? – шутливо возмущается она. – Ха! Да парень просто работает у меня поваром. Ни к чему раздувать самомнение. Вообразит невесть что и начнет расширять бизнес по всей стране. А мне и дома хорошо. – Она склоняет голову. – Приятно познакомиться, Сара.
– Взаимно, Мария.
Крис берет меню, повторяющее то, которое я так и не успела прочитать.
– Ну что, согласны попробовать фахита такос?
Я энергично киваю:
– Si, dame el fuego, что означает «Да, дайте мне огонь».
Оба смеются.
– Сеньора говорит по-испански? – с надеждой осведомляется Мария.
– Очень плохо, – признаюсь я, и она улыбается.
– Заходите почаще, и мы быстро исправим недостаток.
– С удовольствием, – соглашаюсь искренне, потому что чувствую симпатию к этой женщине. Она ко всем относится по-матерински, так же, как моя мама.
– Мне «Корону», – заказывает Крис и вопросительно смотрит на меня. – Присоединитесь?
– О нет, – торопливо отказываюсь я. – Чревато нежелательными последствиями. Мне еще работать. – Смотрю на Марию. – Чай. Нет, подождите. Я сейчас и так под кофеиновым кайфом, пора бы спуститься на землю. Лучше воду.
– «Корона» как раз и поможет прийти в себя, – настаивает Крис.
– Сейчас я всего-навсего опрокидываю чашки, а после пива и сама начну падать, – сопротивляюсь я. – Нет, нет, для меня это слишком опасно, лучше даже не смотреть в ту сторону.
Мария уходит выполнять заказ, а вместо нее появляется официант: ставит на стол чипсы и сальсу, наливает в стаканы воду.
Жажду узнать о Крисе больше – как о человеке и художнике. Едва остаемся вдвоем, пользуюсь удобным случаем:
– Значит, говорите на трех языках? Если часть года проводите в Париже, то должны знать и французский.
– Je parle espagnol, français, italien, et j’aimerait beaucoup dessinez-vous a nouveau. Modele pour moi, Sara.
Французские слова льются с неподражаемой легкостью и звучат так изящно и сексуально, что в горле застревает комок, а по спине бегут мурашки.
– Понятия не имею, что вы сказали.
– Сказал, что говорю по-испански, по-французски и по-итальянски. – Мерит склоняется над столом и пристально смотрит в глаза. – А потом сказал, что очень хочу снова вас писать. Станьте моей моделью, Сара!
