Текст книги "Ангел севера"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Мисс Биллингз, – вдруг спросила Эмма, прервав чтение параграфа о римской военной стратегии, – Нэн собирается родить ребенка? Ведь так?
Растерянная Тася удивилась, откуда девочка успела так быстро все узнать.
– Это неподходящий предмет для обсуждения, Эмма.
– Ну почему мне никто ничего не объяснит? Разве для меня не более важно знать о реальной жизни, а не о всякой замшелой истории?
– Возможно, когда ты станешь постарше, кто-нибудь объяснит тебе все эти вещи, но пока…
– Это случается, когда мужчина и женщина спят в одной постели? Правда? – Глаза у Эммы были понятливые. – Ведь это происходит так? Нэн и Джонни спали вместе. А теперь должен родиться ребенок. Мисс Биллингз, зачем же Нэн разрешила мужчине спать с ней в одной постели, если знала, что потом у нее будет ребенок?
– Эмма, – мягко произнесла Тася, – ты не должна задавать мне такие вопросы. Мне не положено отвечать на них.
У меня нет на это разрешения твоего отца…
– Но как же тогда я узнаю об этом? Или это какой-то ужасный секрет, который могут понять только взрослые?
– Нет, не ужасный. – Тася нахмурилась и потерла пальцами виски. – Просто это…, очень личное. На такие вопросы тебе ответит женщина, которую ты любишь, которой доверяешь… Возможно, твоя бабушка…
– Я доверяю вам, мисс Биллингз. И я очень беспокоюсь, когда думаю о вещах, про которые ничего не знаю толком. Когда мне было восемь лет, моя тетя увидела, что я целуюсь с одним из деревенских мальчишек, и очень рассердилась. Она сказала, что из-за этого может быть ребенок.
Это правда?
Тася заколебалась:
– Нет, Эмма.
– Зачем же она говорила мне не правду? Я плохо поступила, когда поцеловалась с этим мальчиком?
– Я уверена, что она считала тебя слишком юной, чтобы знать правду. Нет, это не было плохо. Ты просто проявила любопытство. Ничего страшного не произошло.
– А если бы я теперь поцеловала какого-нибудь мальчика? Это было бы плохо?
– Не то чтобы плохо, но… – Тася смущенно улыбнулась. – Эмма, может быть, ты скажешь отцу, что хотела бы обсудить…, некоторые вещи с какой-либо женщиной? Он найдет кого-нибудь подходящего. Сомневаюсь, что он одобрит, чтобы на твои вопросы отвечала я.
– Из-за того, что вы утром спорили с ним насчет Нэн? Не глядя Тасе в глаза, Эмма накручивала на палец огненно-рыжий локон.
– Эмма, ты что, подслушивала? – укоризненно спросила Тася.
– Все же говорят об этом. С папой никто никогда не спорит. Все слуги поражены. Одни считают вас очень храброй, а другие – очень глупой И все говорят, что вас, наверное, уволят. Но на этот счет не тревожьтесь, мисс Биллингз: я не позволю папе отослать вас.
Тася улыбнулась, тронутая наивными утешениями Эммы. Она была такой милой девочкой. Так легко было полюбить ее.
– Спасибо, Эмма, но мы должны подчиняться решениям твоего отца, какими бы они ни были. Сегодня утром я допустила ошибку, навязывая ему свое мнение. Я была неблагодарной и невежливой. Если лорд Стоукхерст решит меня прогнать, это будет то, чего я заслуживаю.
Эмма насупилась, став вдруг похожей на своего отца. Она опять ткнула Самсона ногой. Он тихонько открыл пасть и осторожно пожевал ее пятку.
– Папа оставит вас, если я его попрошу. Он винит себя в том, что у меня нет матери. Бабушка говорит, что именно поэтому он меня вечно балует и портит. Она хочет, чтобы он женился на леди Харкорт, но я надеюсь, что он этого не сделает.
– Почему? – негромко поинтересовалась Тася.
– Леди Харкорт хочет отобрать у меня папу, чтобы он был только с ней.
Тася ничего не сказала в ответ. Она начинала понимать, почему так яростно привязаны Стоукхерсты друг к другу после смерти женщины, которую оба любили. Утрата Мэри Стоукхерст была незаживающей раной для обоих. Казалось, и отец, и дочь использовали друг друга как предлог, чтобы отгородиться от других людей и тем избежать риска снова испытать сердечную боль потери. Может быть, Эмме стоит поехать туда, где она сможет дружить с девочками своего возраста и найти выход своей энергии. Это будет гораздо лучше, чем проводить время, шатаясь по поместью и шпионя за слугами.
Таинственно улыбнувшись, Тася обратилась к Эмме:
– Может быть, мы закончим эту главу и пойдем погуляем? Свежий воздух прояснит нам головы.
– Вы ничего не объяснили мне про Нэн, – огорченно вздохнула Эмма и послушно вернулась к римской истории.
***
Весь день Тася ожидала от лорда Стоукхерста распоряжения о своем увольнении. Но он оставался в библиотеке, туда вереницей шли арендаторы и жители деревни.
– Это все фермерские дела, – туманно ответил Сеймур, когда Тася поинтересовалась, о чем собираются говорить с лордом посетители. – Хозяин решил провести в поместье кое-какие изменения, чтобы арендаторы лучше работали. Некоторые из них вели хозяйство как в средние века. Милорд дает им советы, как и что изменить в их хозяйстве. И они в случае необходимости могут пожаловаться на управляющего.
– Это очень хорошо с его стороны, – проговорила Тася. В России помещики были далеки от подобных идей.
Они нанимали человека и перекладывали на него все свои заботы. И уж точно она никогда не слыхала, чтобы владелец имения непосредственно сам давал советы или помогал крестьянам.
– Это очень разумная политика, – заметил Сеймур. – Чем больше его милость вкладывает в хозяйство, тем больше дохода оно приносит и ему, и арендаторам.
Тася подумала, что лорд Стоукхерст очень расчетлив и предусмотрителен.
– Хорошо, что его милость не слишком высокомерен и сам разговаривает с крестьянами. Там, откуда я приехала, человек, занимающий определенное положение, не общается с ними, а все распоряжения отдает только через управляющего.
В глазах Сеймура неожиданно блеснуло лукавство.
– В Англии они не любят, чтобы их называли крестьянами. Лучше говорить «арендаторы».
– Арендаторы, – послушно повторила она. – Спасибо, Сеймур, Дворецкий, как всегда, скупо улыбнулся ей и кивнул, когда она попрощалась, чтобы уйти в свою комнату.
Близился вечер, а лорд Стоукхерст все молчал. Тася ре, шила, что он намеренно заставляет ее ждать, чтобы она как следует помучилась, думая об увольнении. Впервые со времени приезда она поужинала в своей комнате, чтобы избежать вопросов и любопытных взглядов слуг. Она ела медленно, устремив невидящий взгляд на темное небо за окном. Ее не оставляла мысль о том, что ей делать дальше.
Вскоре она будет изгнана из Саутгейт-Холла. Ей надо что-то придумать. Наверное, придется вернуться к Чарльзу и Алисии. Конечно, это не радовало. Скорее всего они не удивятся тому, что она не удержалась на своем первом месте.
Каптеревы никогда не отличались смирением. Тася мысленно поклялась, что отныне подавится своими суждениями, но ни слова не проронит о них новым хозяевам.
В дверь постучали.
– Мисс Биллингз! Мисс Биллингз!
– Нэн? – удивленно спросила Тася, узнав ее голос. – Войди.
Служанка ворвалась в комнату, глаза ее сверкали, щеки раскраснелись. Она была не похожа сама на себя.
– Мисс Биллингз, внизу, у слуг, сказали, что вы у себя в комнате. Я должна была прибежать прямо к вам… – Она замолчала, чтобы перевести дух.
– Я думала, ты уже уехала, Нэн. Ты, должно быть, бежала по лестнице? Тебе этого нельзя.
– Да, но я хотела рассказать вам… – Нэн возбужденно засмеялась. – Я выхожу замуж.
Тася широко раскрыла глаза от удивления:
– Замуж? За кого?
– За Джонни! Десять минут назад он сделал мне предложение и попросил простить за все. Сказал, что постарается быть хорошим мужем, насколько сумеет. А я ответила, что этого мне довольно! Теперь у моего ребенка будет имя, а у меня законный муж! – Нэн обхватила себя руками в радостном порыве.
– Но как? Почему?
– Джонни сказал, что лорд Стоукхерст разговаривал с ним сегодня днем.
– Лорд Стоукхерст? – ошеломленно повторила Тася.
– Хозяин сказал Джонни, что ни один мужчина, если он в своем уме, не хочет жениться, но рано или поздно все женятся, и что мужчина должен отвечать за свои поступки. Так что если Джонни наградил девушку ребенком, то должен дать обоим свое имя. Его милость даже дает нам немного денег на обзаведение. Мы сможем взять в аренду участок земли.
Около деревни. Разве это не чудо? Как может все так быстро перемениться?
– Не знаю, – проговорила Тася, улыбаясь. – Это замечательно. Я очень за тебя рада, Нэн.
– Я пришла вернуть вам вот это. – Она сунула Тасе узелок из носового платка, тяжелый от веса перстня. – Я не сказала о нем Джонни. Он мог велеть мне не отдавать его.
Но вам он нужнее, мисс Биллингз. Вы добры сами себе во вред.
– Ты уверена, что он тебе не нужен?
– С нами теперь все в порядке. Со мной и с ребенком, Теперь о нас есть кому позаботиться. Заберите его, мисс, пожалуйста.
Тася протянула руку, и перстень упал ей на ладонь. Она зажала его в кулаке, крепко обняла Нэн и прошептала:
– Да поможет тебе Бог!
– И вам, мисс Биллингз.
Когда Нэн ушла, Тася опустилась на постель. Голова у нее шла кругом. Больше всего ее удивили действия лорда Стоукхерста! Она предположить не могла, что он так резко изменит свое решение. Что вызвало эту перемену? Почему он стал уговаривать Джонни жениться на Нэн и даже подсластил эту горькую для него пилюлю чем-то вроде маленького приданого? Она думала и то, и это, но была не в силах понять мотивы его поступков.
Было уже поздно. Тася поняла, что не сможет уснуть сейчас, когда голова полна вопросов, на которые она не может найти ответ. Вздохнув, она выставила за дверь поднос, на котором ей принесли ужин, и решила пойти в библиотеку. Длинная скучная книжка ей сейчас очень пригодится.
Спустившись по черной лестнице, Тася, как тень, скользнула по коридору. Дом затих на пороге ночи. Все было как обычно. К этому часу посуда должна быть вымыта, а нужные кастрюльки и другие кухонные принадлежности приготовлены на завтра для миссис Планкет. Биддл уже начистил хозяйские сапоги и ботинки. Миссис Наггз сидит за своей штопкой или, возможно, составляет список припасов, которые надо купить. Большинство ламп в коридорах притушено. Дом погрузился во тьму.
Зайдя в библиотеку, Тася зажгла лампу и сделала пламя поярче. Свет заиграл на красном дереве шкафов и полок, мягко озарил обитые кожей стены. Тася наслаждалась запахом книг и кожи, к которому примешивался аромат бренди и табачного дыма. Библиотека была прибежищем мужчин, здесь они обсуждали дела, политические проблемы и разные мужские вопросы. Эта комната была словно пропитана духом семейной истории. Тася переходила от полки к полке в поисках чего-то усыпляющего. Наконец она отобрала охапку книг и стала перебирать их, чтобы выбрать что-то самое скучное.
– «Аспекты прогресса», – прочла она вслух одно заглавие и сморщила носик. – «Революция и реформы в современной Европе. Чудо британского экспансионизма». Что ж, подойдет любая…
Насмешливый голос, неожиданно прозвучавший в полумраке, заставил ее вздрогнуть:
– Пришли на второй раунд?
Глава 3
Книги выпали у нее из рук на пол. Тася охнула и обернулась на голос.
С огромного кресла у камина поднялся лорд Стоукхерст. Он сидел в темноте, держа в руке рюмку и глядя на прогоревшие угли. Поставив рюмку с недопитым бренди на бронзовый столик, он направился к ней.
Сердце сильнее забилось у Таси в груди.
– Почему вы не дали мне знать, что вы здесь?
– Я только что сделал это.
Стоукхерст сегодня весь день просидел за письменным столом. Отложной воротник его рубашки был запачкан чернилами, верхние пуговицы расстегнуты, открывая загорелую кожу пониже ключицы. Несколько черных локонов упало на лоб, смягчая суровые черты худощавого лица.
В сине– голубых глазах светилось искреннее любопытство, от которого у Таси мурашки побежали по спине. Сама не желая, она вспомнила то, что весь день пыталась выбросить из головы… Тот миг в их споре, когда он в ярости вцепился в платье у нее на груди. Его агрессивная мужественность ужасно ее пугала. Однако она испугалась не столько его ярости, сколько своего возникшего внезапно возбуждения. И сейчас она со страхом почувствовала, что задыхается, вспоминая тот миг. Она постаралась сосредоточить свое внимание на груде книжек у ног, надеясь, что он не заметит, как она покраснела.
– Кажется, вам изменило самообладание? – произнес он.
– Любому изменило бы, если б на него вдруг выпрыгнул из темноты человек. – Тася глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Она была обязана извиниться перед ним. – Милорд, ко мне приходила Нэн.
– Я не хочу говорить об этом, – резко прервал он.
– Но я не правильно судила о вас…
– Нет, правильно.
– Я преступила рамки…
На этот счет Стоукхерст спорить не стал, только смотрел на нее в упор, насмешливо подняв брови. Он вынуждал ее нервничать. Даже то, что он стоял рядом, лишало ее душевного равновесия… Он был весь темнота и дьявольская сила, отлившаяся в форму мужчины.
– . Тася заставила себя продолжать:
– Вы были очень добры, когда помогли Нэн, милорд. Теперь ей и ребенку будет гораздо лучше.
– Только если вы считаете, что иметь мужа, который не хочет жениться, лучше, чем не иметь никакого. Он ведь неохотно женится.
– Но вы убедили его поступить правильно.
– Это не значит, что он не заставит Нэн расплачиваться за это сотней разных способов. – Люк передернул плечами. – По крайней мере ребенок не родится ублюдком.
Тася настороженно посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц:
– Сэр…, вы собираетесь меня уволить?
– Я размышлял над этим. – Намеренно выдержав долгую паузу, он продолжал:
– Но решил подождать.
– Значит, я остаюсь?
– Пока да.
Тася почувствовала такое облегчение, что у нее задрожали колени.
– Спасибо, – прошептала она и присела на корточки, чтобы собрать рассыпавшиеся книги.
К ее смущению, Стоукхерст пришел ей на помощь. Он нагнулся и, подхватив парочку тяжелых томов, сунул их себе под левую руку. За следующей книгой они потянулись одновременно и соприкоснулись пальцами. Вздрогнув от тепла его руки, Тася резко отшатнулась и, потеряв равновесие, неловко растянулась на полу. Она была так смущена… Никогда в жизни не была она такой неуклюжей. От тихого смеха Стоукхерста ее бросило в жар.
Выпрямившись, Стоукхерст поставил книги на полку и протянул ей руку. Без малейшего усилия он поднял ее, в его сильной большой руке ее маленькая утонула выше запястья.
Хотя держал он ее очень бережно, но в его хватке была какая-то пугающая мощь. Он бы мог легко сломать ее кости, будто спички. Тася быстро попятилась от него, поправляя юбки и одергивая лиф.
– Какую книгу вы хотите взять? – осведомился Стоукхерст. Глаза его сверкали весельем.
Тася потянула какую-то книгу с полки, даже не потрудившись взглянуть на ее название. Прижав ее крепко к груди, словно щит от его насмешки, она пролепетала:
– Это подойдет.
– Прекрасно. Спокойной ночи, мисс Биллингз.
Хотя ее отпустили, Тася не двинулась с места.
– Сэр, – нерешительно сказала она, – если у вас есть немного времени…, мне бы хотелось кое о чем поговорить с вами.
– Еще одна забытая служанка? – произнес он с издевкой.
– Нет, милорд. Это насчет Эммы. Она узнала о положении Нэн. Естественно, сэр, она стала задавать вопросы. Мне пришло в голову… Это напомнило мне… Я спросила Эмму, говорил ли кто-нибудь с ней об этом… Видите ли, она уже достаточно взрослая, чтобы начать… Она в том возрасте, когда девочки… Вы меня понимаете?
Не сводя с нее глаз, Стоукхерст покачал головой.
Тася откашлялась.
– Я имею в виду то время каждого месяца, когда у женщин… – Она снова замолчала. От смущения она готова была провалиться. До сих пор она никогда не говорила с мужчиной на такую интимную тему.
– Понимаю. – Голос его звучал странно. Когда Тася рискнула посмотреть на него, она увидела на его лице забавную смесь удивления и огорчения. – Я об этом не думал, – пробормотал Люк. – Она ведь еще маленькая.
– Ей двенадцать. – Тася переплела пальцы. – Сэр, я не хотела… Моя мать не стала мне объяснять… И однажды…
Я…, я очень испугалась. Мне бы не хотелось, чтобы Эмма оказалась такой же неподготовленной.
Стоукхерст подошел к бронзовому столику, взял бокал с недопитым бренди и одним глотком опорожнил его.
– Мне тоже.
– Тогда вы разрешаете мне поговорить с ней?
Люк покачал головой, крепко сжимая в руке бокал:
– Не знаю.
Он не хотел замечать признаки того, что Эмма взрослеет. Пока он отгонял от себя мысль о том, что у его дочери могут в любой момент начаться месячные, что ее тело развивается и скоро его маленькая Эмма станет женщиной со всеми женскими эмоциями и желаниями… Это случилось слишком быстро. Он встревожился: до сих пор он не позволял себе думать об этом. Конечно, кто-то должен был подготовить Эмму к переменам, сопровождающим ее взросление. Но кто? Сестра его была слишком далеко, а его мать скорее всего расскажет Эмме какую-нибудь чушь вместо правды. Герцогиня была женщиной весьма щепетильной и чувствительной. Она не одобряла французский стиль убранства Саутгейт-Холла, считая, что все эти завитушки и изгибы рококо, эти волнистые драпировки могут навести на неприличные мысли. Она не могла видеть ножки стульев, не прикрытые оборками. Конечно, она явно не была таким человеком, который смог бы объяснить его дочери, что ее ожидает.
– Насколько подробно вы собираетесь объяснить ей это? – без обиняков спросил он.
Гувернантка смутилась, но постаралась ответить обыденным тоном:
– Только то, что необходимо знать молодой девушке.
Милорд, если вы не хотите, чтобы об этом говорила с ней я, то, думаю, надо найти кого-то еще.
Люк пристально посмотрел на Тасю. Ее тревога за Эмму казалась вполне искренней. Иначе она не стала бы говорить на такую тему, которая, как он видел, ее очень смущала. К тому же Эмма полюбила ее. Почему бы не предоставить ей это дело?
– Можете поговорить с ней сами, – решившись, объявил он. – Но не начинайте с первородного греха. Эмме только не хватает заполучить в душу многотысячелетний груз изначальной библейской вины.
Тася поджала губы и колючим тоном пробормотала:
– Разумеется, милорд.
– Я полагаю, что ваши знания об этом достаточно корректны?
Она коротко кивнула и снова залилась краской. Люк внезапно улыбнулся. Она выглядела такой юной в своем смущении, вся пылающая и старательно пытающаяся скрыть, как ей неловко. Он просто наслаждался этим зрелищем.
– Почему вы так уверены в этом? – поинтересовался он, чтобы продлить ее муки.
Но она не поймалась на крючок.
– С вашего разрешения, я хотела бы уйти.
– Погодите. – Люк понимал, что ведет себя как надменный хозяин, но ему было все равно. Он хотел, чтобы она осталась. Прошедший день был тягостным, и он решил немного поговорить с гувернанткой, чтобы отвлечься от дневных забот. – Выпьете, мисс Биллингз? Может быть, вина?
– Нет, спасибо.
– Тогда останьтесь, пока выпью я.
Она покачала головой:
– Я должна отклонить ваше приглашение, сэр.
– Это не приглашение. – Люк жестом указал ей на кресло перед камином:
– Садитесь.
На мгновение она застыла, затем тихо сказала:
– Уже очень поздно. – После этих слов она подошла к одному из кресел и-, сев на краешек, положила книгу на ближайший столик и сплела руки на коленях.
Он неторопливо вновь наполнил свой бокал.
– Расскажите мне, что значит жить в России.
Она невольно напряглась.
– Право, я…
– Вы уже признались, что приехали оттуда. – Люк уселся, не выпуская бокала из руки, и вытянул к огню длинные ноги. – Вы наверняка сумеете рассказать мне что-нибудь, не раскрывая своих драгоценных секретов. Опишите мне жизнь в России.
Она нерешительно посмотрела на него, словно подозревая, что он хочет ее как-то подловить.
– В России вы почувствуете себя очень маленьким, потому что просторы ее бесконечны. Солнце там не такое яркое, как здесь, в Англии… Поэтому все кажется слегка выцветшим. Сейчас в Санкт-Петербурге начинаются белые ночи… Ночи становятся все короче и короче, и наконец солнце не садится круглые сутки. Но только небо не белое, а розовато-сиреневое. С полуночи до утра. Это необыкновенно красиво – черные силуэты зданий на фоне бледного неба.
Главы церквей округлы. Вот так. – Ее тонкие руки очертили в воздухе форму купола-луковицы. – В церквах нет статуй.
Не положено. Вместо них у нас иконы…, религиозные картины. Образы Христа, апостолов. Девы Марии, святых. Их лица узкие и длинные…, и печальные. У них очень одухотворенный вид. В английских церквах у святых вид очень гордый.
Люк не мог не признать ее правоту, вспомнив с усмешкой, что статуи и барельефы в его собственной часовне также выглядят несколько самодовольно.
– А еще в русских церквах нет скамей, – продолжала она. – У нас считают, что стоять более уважительно по отношению к Творцу. Даже если служба длится часами. Для русских очень важно проявить смирение. Простые люди скромны и трудолюбивы. Если зима длится дольше обычного, они затягивают пояса, собираются у очага, шутят, рассказывают сказки и истории, чтобы отвлечься от пустых желудков. Русская церковь учит, что Бог всегда с нами и все, плохое и хорошее, случается с нами по Его воле.
Люк был заворожен переменой в выражении ее лица.
Впервые она утратила свою скованность в его присутствии.
Голос ее звучал мягко, глаза светились в полумраке, еще больше походя на кошачьи. Она продолжала говорить, но он не слушал. Он размышлял о том, как было бы хорошо распустить ее шелковистые черные волосы и обвить вокруг запястья, чтобы удержать ее на месте, пока он станет ее целовать.
Она такая легкая, что он не почувствует ее веса, когда посадит на колени. Но все же, несмотря на всю свою хрупкость, она обладала железной волей и бесстрашием, которыми он не мог не восхищаться. Даже Мэри не осмеливалась перечить ему, когда он гневался.
– Когда дела идут совсем плохо, – продолжала она рассказывать, – русские говорят, что все перемелется, то есть все пройдет. Мой отец любил так говорить… – Она резко вдохнула и замолчала.
По выражению ее глаз Люк понял, что упоминание об отце для нее тема слишком болезненная, и тихо попросил:
– Расскажите мне о нем.
Глаза ее блестели от слез.
– Он умер несколько лет назад. Он был добрым и честным человеком, такому люди доверяют быть третейским судьей в спорах. Он умел понять разные точки зрения. После его смерти все изменилось. – Горькая и милая улыбка тронула ее губы. – Иногда мне отчаянно хочется поговорить с ним. Я не могу поверить, что больше никогда его не увижу. Поэтому мне еще больнее находиться вдали от дома: все, что у меня связано с ним, – там, в России.
Люк с беспокойством наблюдал за ней. Какое-то чувство рвалось из самой глубины его души, кипело, скрытое внешним спокойствием. Оно было слишком опасно, чтобы его анализировать. После смерти Мэри он сосредоточился лишь на том, чтобы выжить. Конечно, при этом некоторые потребности приходилось удовлетворять. Однако желание никогда не грозило разрушить крепость, вернее, склеп его одиночества. Так было до сих пор. Ему следовало отослать эту гувернантку прочь, навсегда, до того как дело зайдет далеко. Спор насчет беременной служанки был прекрасным предлогом для того, чтобы ее уволить, и провались эти Эшборны ко всем чертям! Но почему-то он не смог сделать это.
Он с трудом выдавил из пересохшего горла:
– Вы собираетесь когда-нибудь вернуться?
– Я… – Она посмотрела на него такими несчастными и потерянными глазами, что у него перехватило дыхание, и прошептала:
– Я не могу.
В следующую секунду она исчезла, рванувшись мимо него, вон из библиотеки, не взяв с собой книжку, за которой приходила.
Люк побоялся последовать за ней. Он остался сидеть в каком-то оцепенении от нахлынувших одновременно сострадания и желания. Почти лежа в кресле, он яростно смотрел в потолок. Бог свидетель: в том, что касалось женщин, дураком он не был. И менее всего он походил на человека, которого может поймать в свои сети таинственное воздушное создание. Она была слишком молода, слишком…, иностранка…, слишком не похожа на Мэри…, во всем.
При мысли о жене Люк встал, напряжение в мышцах стало ослабевать. Как мог он предать Мэри? И таким образом! Он вспомнил, какую радость и удовольствие он получал с женой в постели, как ее теплое тело уютно прижималось ночью к нему, как она целовала его по утрам, стараясь разбудить. И всегда им было так хорошо вместе. После того как она покинула этот мир, физическая потребность вынуждала его находить других женщин, но это было совсем иное.
Он и думать не мог, что в его жизнь войдет кто-то еще.
Не то чтобы сейчас рушилось самообладание и бурлили все чувства. Но эта гувернантка становилась наваждением, и он ничего не мог сделать, чтобы этому помешать.
Он даже не знал ее настоящего имени. Усмехнувшись с издевкой над собой, он потянулся к бокалу с бренди.
– За вас, – пробормотал он, салютуя бокалом пустому креслу напротив. – Кто бы вы ни были, черт бы вас побрал!
***
Тася добежала до своей комнаты и захлопнула за собой дверь. Она пробежала без передышки три лестничных пролета. У нее кололо в боку, и теперь, держась за него и задыхаясь, она без сил прислонилась к стене.
Ей не надо было так убегать из библиотеки, но если бы она осталась, то, вероятнее всего, разразилась бы слезами от жалости к себе. Рассказ о России вызвал в ней неистовую тоску по родине. Ей до боли захотелось поговорить с матерью, увидеть знакомые лица и места, снова услышать родной язык и чтобы кто-то назвал ее настоящим, собственным именем…
– Тася, – послышалось ей.
Сердце замерло. Она ошеломленно оглядела пустую комнату: может быть, кто-то прошептал ее имя? Краем глаза она увидела тень, мелькнувшую в зеркале шкафа. Ее охватил страх. В полной панике она хотела бежать, но какая-то непонятная, страшная сила заставила ее сделать сначала один шаг вперед, потом другой… Она не могла оторвать глаз от зеркала.
– – Тася, – снова почудилось ей, и она в ужасе отшатнулась. Рука ее потянулась ко рту, сдерживая рвущийся крик ужаса.
Князь Михаил Ангеловский с залитым кровью лицом в упор смотрел на нее из зеркала темными провалами глаз.
Синеватые губы его раздвинулись в издевательской ухмылке.
– Убийца.
Тася не могла оторвать глаз от жуткого видения.
В ушах слышалось странное жужжание. Она понимала, что этого на самом деле нет… Это лишь видение, порожденное ее виной и воображением. Она закрыла на миг глаза, желая, чтобы видение исчезло, но, когда снова открыла их, видение все еще было на месте. Она отняла руку ото рта и онемевшими губами запинаясь выговорила:
– Миша, я не собиралась убивать тебя…
– Кровь на твоих руках.
Дрожащая Тася посмотрела на свои руки и увидела, что они в крови. Сдавленный крик раздался в комнате.
Она сжала кулаки и крепко зажмурилась.
– Оставь меня в покое! – прорыдала она. – Я не буду тебя слушать. Оставь меня в покое!
Слишком испуганная, чтобы бежать и вообще что-то делать, она стояла как соляной столп. Жужжание в ушах медленно затихало. Она вновь открыла глаза и посмотрела на свои руки. Они были чистыми и белыми. В зеркале было пусто. Кое-как она добралась до постели и опустилась на нее, не вытирая струившихся по щекам слез.
Ей потребовалось много времени, чтобы успокоиться.
Когда паника прошла, она оказалась совсем обессиленной.
Лежа на постели, она смотрела в потолок и вытирала рукавом глаза. Пусть она не помнит само убийство Михаила, но ощущение вины давило ее с каждым днем все больше. Наверное, будут появляться еще другие видения и, возможно, кошмары. Ее совесть не позволяла ей забыть то, что она сделала. Это убийство навсегда останется с ней. Внутри все ныло, она застонала от тихой тоски.
Прекрати, яростно приказала она сама себе. Надо перестать мучить себя мыслями о Михаиле Ангеловском, или она сойдет с ума.
***
Первый день мая был ясным и солнечным. Воздух был насыщен запахом молодой зелени. Эмма лежала, распластавшись на ковре в комнате для занятий, и накручивала одну за одной свои рыжие кудряшки на пальцы, пока они не встали дикой копной. Она была неприятно поражена спокойным объяснением гувернантки насчет менструального цикла, – Как противно! – бормотала Эмма. – Почему у женщин столько неприятностей и хлопот со всем? Кровавые тряпки, живот сводит от боли, еще каждый месяц считать дни.
Почему у мужчин не бывает ничего такого?
Тася улыбнулась:
– Думаю, у них свои трудности. И ничего в этом нет противного, Эмма. Так создал нас Господь. А за эти неприятности, как ты их назвала, он благословил нас способностью родить человека.
– А что в этом хорошего? – кисло заметила Эмма. – Тоже мне благословение – родовыми муками!
– Когда-нибудь ты захочешь иметь своих детей, и тогда все остальное будет не важно.
Задумчивая складка перерезала лоб Эммы.
– Значит, с того момента, как у меня начнутся месячные кровотечения, я стану достаточно взрослой, чтобы иметь ребенка?
– Да, если ты делишь постель с мужчиной.
– Просто делишь, и все?
– Конечно, все более сложно. Но остальное ты узнаешь попозже.
– Я предпочла бы узнать все теперь, мисс Биллингз. А то я навоображаю себе всякие ужасы.
– То, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, не ужасно. Мне говорили, что это может быть даже приятно.
– Должно быть, так, – задумчиво сказала Эмма. – Иначе все эти женщины не зазывали бы папу в свои постели. – Глаза ее вдруг тревожно расширились. – Ой, мисс Биллингз, вы не думаете, что благодаря папе у кого-нибудь из них появился ребенок?
Тасе кровь бросилась в лицо.
– Не думаю. Есть способы предотвращать это, если проявлять осторожность.
– Осторожность? В чем?
Тася раздумывала, каким образом обойти этот вопрос, но, к счастью, их разговор прервало появление служанки.
Это была Молли, крепкая темноволосая девушка с широкой белозубой улыбкой.
– Мисс Эмма, – сказала она. – Хозяин послал меня сообщить вам, что приехали сквайр и леди Пендлтон. Он говорит, чтобы вы сейчас же спустились к ним.
– Пропади все пропадом! – воскликнула Эмма, кидаясь к окну, из которого была видна подъездная аллея. – Они уже вылезают из кареты. – Обернувшись к Тасе, она закатила глаза. – Каждый год они приезжают сюда, чтобы посмотреть на майский праздник с папой и мной. Леди Пендлтон говорит, что очень забавно наблюдать за тем, как празднуют «селяне». Брюзгливая и чванная старая карга.
Тася присоединилась к ней и тоже стала разглядывать в окно полную пожилую женщину, одетую в парчу. Леди Пендлтон оглядывалась вокруг с высокомерным хмурым видом.
– Она действительно выглядит надменно, – согласилась Тася.
– Вы должны пойти с нами в деревню, мисс Биллингз.
Я умру со скуки, если вас с нами не будет.
– Это не полагается, Эмма.
Меньше всего Тасе хотелось принимать участие в шумном деревенском празднике. Не подобало гувернантке, которая всегда должна вести себя с достоинством, появляться в такой обстановке. Кроме того, сама мысль присутствовать на таком большом сборище заставляла ее нервничать. Ее еще мучили воспоминания о кровожадной толпе на суде, об обвиняющих лицах в зале судебных заседаний.
