Текст книги "Ангел севера"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Мне все равно, – будь ты хоть дочерью дровосека. Пожалуй, я даже предпочел бы именно это.
– Я тоже, – откликнулась она, помолчав мгновение.
Они не смотрели друг на друга. Наступило молчание, им надо было привести в порядок мысли. Каждый обдумывал свой следующий шаг. В середине их разговора он сделал ей предложение, а она отказалась. Но скорее всего это было не последнее слово.
Тасе хотелось плакать, но она не смела поддаться этой слабости. Тогда он начнет ее утешать. А какой смысл было льнуть друг к другу, если им предстояло вскоре расстаться?
И она еще крепче прижала к груди простыню.
– Люк, – мягко произнесла она, впервые произнося вслух его имя. Он удивленно посмотрел на нее. – Если ты готов снова полюбить и жениться, ты ведь можешь найти кого-то гораздо более подходящего, чем я. Тебе будет гораздо лучше с женщиной, похожей на Мэри.
Эти слова были ее благословением и добрым советом, но он в ответ только пронзительно взглянул на нее.
– Разве я говорил об этом? Если бы мне нужно было подобие Мэри, я нашел бы его давным-давно. Но я вовсе не хочу, чтобы мой второй брак стал подделкой под первый.
Нельзя желать одного и того же всю жизнь.
Тася безразлично пожала плечами:
– Ты говоришь это сейчас, но если женишься на мне, то потом разочаруешься. Возможно, не сразу, а через какое-то время…
– Разочаруюсь? – повторил за ней Люк. – Чего ради?
Нет, ничего не говори. Дай мне минутку, я объясню тебе все сам.
Когда она еще раз попыталась заговорить, он жестом попросил ее замолчать. Было очень важно, чтобы между ними не оставалось никаких недоразумений. Он искал такие слова, которые помогут объяснить ей то, что произошло в его жизни, но задача оказалась очень трудной. Она была еще слишком молода и воспринимала жизнь и мир как нечто неизменное, данное раз и навсегда, совершенно не представляя, какие перемены несет все изменяющее время.
Наконец он заговорил, осторожно подбирая слова:
– Когда я женился на Мэри, я был еще мальчишкой. Я просто не представлял себе жизни без нее. Дружба, родившаяся в детских играх, перешла в юношескую влюбленность.
Мы сначала стали друзьями, а потом мужем и женой. Мы никогда не влюблялись друг в друга, мы тихо и спокойно… вплыли в любовь. Я не стану унижать ее память, притворяясь, что чувство не было настоящим. Мы с ней были очень привязаны друг к другу, и нам было чертовски хорошо вместе… Она подарила мне дочь, которую я обожаю. Но с тех пор как она умерла, я стал другим человеком. И теперь мне нужно другое. Ты же, – он взял Тасину руку и крепко стиснул в своей, глядя на ее склоненную голову, – внесла в мою жизнь страсть и волшебство, которых я раньше не знал. Мы принадлежим друг другу, мы половинки одного целого. Сколько, по-твоему, на свете людей, которым удается найти вторую половину своей души? Большинство проводит в поисках всю жизнь, и безуспешно. Но слава Богу, мы с тобой встретились именно здесь и именно сейчас. – Он замолчал и закончил вдруг осипшим голосом:
– Нам дан шанс. Ты знаешь, чего хочу я. Заставить тебя остаться со мной я не могу Выбор за тобой.
– У меня нет выбора! – воскликнула Тася, глаза ее слепили слезы. – Именно потому, что я привязалась к вам с Эммой, я обязана вас покинуть.
– Ты обманываешь сама себя. Ты используешь любой предлог, выдуманный или действительный, лишь бы никто не смог причинить тебе боль. Ты боишься полюбить кого-то, – А что, если причина не во мне? – резко возразила она. – Что, если она в тебе? Может быть, ты настолько высокомерен, эгоистичен и лжив, что я не хочу твоей любви!
Люк вспыхнул от негодования:
– Так это и есть твоя причина?
Тася посмотрела на него с мольбой. Он вынудил ее сказать то, что ранило их обоих. Если бы он просто принял ее решение… Если бы не был так упрям…
– Пожалуйста, не делай наше расставание таким трудным.
– Будь ты проклята! Я сделаю его невозможным. – Он подмял ее под себя и заглушил растерянный вскрик требовательным поцелуем. Затем, подняв голову, посмотрел ей в лицо и проговорил, задыхаясь:
– Ты мне нужна. – Дрожащей рукой он нежно погладил ее маленькую грудь. – Ты мне необходима во всем. Я не хочу потерять тебя, Тася.
Прежде чем она смогла ответить, он снова стал целовать ее. Все ее мысли разбежались, кровь быстрее помчалась по жилам, переполняя ее радостью и жаждой страсти. Она задвигалась под ним в пылком приглашении. Мягкие завитки терлись о его набухшую плоть, вызывая сладострастную дрожь.
Он легко проник в ее скользкий вход и нашел его влажным, готовым к его вторжению. Она ахнула и сжала вокруг него мышцы своего лона, ее маленькие руки вцепились ему в плечи с отчаянной силой. Она жарко дышала, обжигая своим дыханием его кожу, и так сильно прижалась лицом к его груди, что он почувствовал острый край ее зубов.
Люк держал ее крепко и застонал, ощутив судороги ее оргазма, заколыхавшегося вокруг него, затягивавшего его все глубже, пока и его не настигло такое же восхитительное освобождение.
Как только дыхание Таси выровнялось, она откатилась в сторону и встала с кровати. Ноги ее подгибались. Она подхватила с пола шелковый мужской халат. Он был ей слишком велик, и ей пришлось завернуться в него. Тася посмотрела на Люка. Лицо его было непроницаемым:
– Я сделал тебе больно? – тихо спросил он.
Она растерянно покачала головой:
– Нет, но… Я хочу побыть одна. Мне надо подумать.
– Тася…
– Пожалуйста, не ходи за мной.
Покидая комнату, она услышала, как он выругался себе под нос. Выйдя на воздух, она подобрала полы халата, чтобы они не волочились по земле.
Была середина ночи, и бархатное черное небо нависало над землей, усыпанное звездами. Тихий пруд походил на стекло и отражал небо, так что вода его тоже казалась полной звезд. Тася неторопливо подошла к берегу. Несколько камышинок закачалось. Это пара лягушек запрыгала прочь при ее приближении, очевидно, решив, что благоразумнее будет поменять место. Тася шумно ступала босыми ногами по песку, стараясь, чтобы остальные лесные и луговые существа, услышав ее, разбежались и разлетелись. Подоткнув халат, она уселась прямо на сырую землю и погрузила ноги в прохладную воду. Лишь затем она позволила себе начать свои размышления.
Человек страстей, настоящий мужчина, лорд Стоукхерст оказался во власти своих чувств в гораздо большей степени, чем хотел это обнаружить. Он был груб в своей настойчивости, но не причинил ей боли. Вытащив ноги из воды, Тася подтянула колени к груди и оперлась на них подбородком.
Больше всего на свете она хотела, чтобы кто-то сказал ей, что делать.
Она перебирала в памяти подробности их разговора, слово за словом. Правду ли он говорил? Действительно ли она так боится будущей боли, что не может никому отдать свое сердце? Она вспомнила тех, кого любила в своей жизни: мать, отца, дядю Кирилла, няньку. Всех их она потеряла… Да, она боится… Слишком мало дорогого ее сердцу осталось в жизни у Таси, чтобы не бояться потерь.
Ей вспомнилось детство, какой потерянной и одинокой была она, когда умер отец. Мать всегда была с ней ласкова, но главной заботой Марии Петровны была забота о себе. В ее характере было что-то детское, вернее, инфантильное, что мешало ей любить других всей душой. Когда Тася была маленькой девочкой, она не могла этого понять и считала, что просто не заслуживает любви матери. Вся ее досада и мятежность обратились внутрь, на себя. Церковь тоже призывала людей принимать страдания как должное, поощряла мученичество… Но и это не принесло блага. Очень неприятное ощущение быть мучеником. И как доказала жизнь, это очень мало кому нужно.
Заслуживает ли она счастья? Возможности счастья? Должна ли она думать о себе? Она не знала правильного ответа. А как быть с Люком? Что она должна ему ответить? Он ведь человек умный и достойный, он сознательно делает свой выбор, и его не пугают последствия этого выбора. Он хочет жениться на ней, ибо верит, что так будет лучше им обоим.
Если в нем столько веры, то ей следует подумать, почему это случилось.
Он сказал, что любит ее. Тася была одновременно обрадована и подавлена этими словами. Она не понимала, за что он мог полюбить ее: она пришла к нему с пустыми руками, нуждаясь во всем. Но если он получал хоть долю того счастья, которое давал ей, то, может, этого и достаточно.
Она сложила руки перед собой и, крепко зажмурившись, начала молиться: «Господи Боже, я не заслуживаю этого… Я боюсь надеяться…, но ничего не могу поделать. Я хочу остаться здесь».
– Я хочу здесь остаться, – громко произнесла она и поняла, что это и есть ее ответ.
Люк спал на спине, повернув голову набок. Из глубокого сна его вывело нежное поглаживание по голому плечу и шепот в ухо:
– Просыпайтесь, милорд.
Думая, что сон продолжается, он отвернулся, что-то буркнув.
– Пойдем со мной, – настаивала Тася, стягивая с него простыню.
Зевнув, он раздраженно спросил:
– Куда?
– На улицу.
– Зачем? Что мы там будем делать?
Ее быстрый смешок пощекотал ему шею, когда она пыталась посадить его на постели.
– Тебе надо одеться.
Все еще скорее сонный, чем проснувшийся, Люк набросил на себя какую-то одежду, но обуваться не стал.
Он иронически сдвинул брови, когда Тася старательно помогала ему надеть рубашку, и, хотя она не смотрела ему в лицо. Люк почувствовал в ней какое-то напряженное ожидание. Взяв за руку, она потянула его из дома. Подол длинного шелкового халата волочился за ней по земле, как шлейф королевской мантии. Прохладный ветерок помог Люку окончательно пробудиться.
Тася сунула ладошку ему в руку.
– Пойдем, – повторила она, изо всех сил таща его за собой.
Он хотел поинтересоваться, какого черта ей понадобилось, но она так рьяно тянула его вперед, что он промолчал и послушно двинулся следом. Они обошли пруд и направились в лес по ковру опавших листьев и смолистых колких иголок.
Люк поморщился, наступив на острый камешек.
– Скоро придем? – поинтересовался он.
– Почти пришли.
Они остановились уже довольно далеко в лесу. Воздух был напоен сладким ароматом мха, сосен и земли. Сквозь переплетенные ветви мерцали звезды, пронзая дрожащим сиянием мрак леса. Люк был удивлен…, нет, изумлен…, когда Тася повернулась к нему и обвила руками его талию. Прислонившись к нему, она замерла.
– Тася, в чем, собственно…
– Ш-ш-ш… – Она прижалась губами к его груди. – Слушай.
Теперь они оба затихли. Постепенно до Люка стали доходить лесные звуки: уханье сов, мелкое хлопанье крыльев, тихое посвистывание ночных птиц, стрекотание сверчков, скрипы и стоны стволов качающихся под ветром деревьев.
И, перекрывая все шумы и шорохи, нескончаемо вздыхал ветер в листве. Спутанные ветви деревьев делали их похожими на прихожан в церкви, взявшихся за руки во время пения торжественного гимна. Мелодии леса возносились к небу, сливаясь в вышине с вечной музыкой сфер.
Люк обнял ее и погрузил подбородок в ее волосы. Он ощутил кожей груди ее улыбку, и внезапно любовь переполнила его, опьяняя сладким дурманом. Тася пыталась немного отодвинуться, но он противился этому, нуждаясь в ее близости.
– Я хочу подарить тебе кое-что, – проговорила она, мягко вырываясь, и он должен был отпустить ее. Ощупью она нашла его руку, он почувствовал, что она держит что-то в руке. – Вот. – Она слегка задыхалась от волнения. Пальцы ее разжались, и он увидел яркий золотой отблеск золота на ее ладони. Это был тяжелый мужской перстень с какой-то неясной надписью на печатке. – Он принадлежал моему отцу. Это все, что осталось у меня от него, кроме воспоминаний. – И, так как Люк стоял неподвижно, надела перстень ему на мизинец. Он подошел идеально. – Отец всегда носил его на указательном пальце, но он не был таким крупным, как ты.
Люк поднес руку ближе к глазам и залюбовался простым, но изысканным рисунком, затем перевел взгляд на ее обращенное к нему лицо и, стараясь скрыть подступающий страх, хрипло осведомился:
– Это твой способ сказать «прощай»?.
– Нет… – Ее голос дрожал, глаза светились, как лунные камни, но взгляда она не отвела. – Это мой способ сказать, что я твоя. Во всех смыслах…, до конца моих дней.
На долю секунды он замер, но тут же ожил и крепко ее поцеловал, прижав к себе так сильно, что у нее буквально затрещали кости. Однако она не стала жаловаться, лишь смеялась от непривычной неистовой радости, пока в груди не осталось воздуха.
– Ты станешь моей женой, – проговорил он восторженно.
– Это будет нелегко, – предостерегла она, продолжая улыбаться. – Возможно, ты потом захочешь развестись со мной.
– Ты всегда ждешь худшего, – обвиняюще сказал Люк, снова притягивая ее к себе.
– В противном случае я не была бы русской. – Она гладила его по спине, словно ее руки не могли оставаться спокойными.
Люк захохотал:
– Да, именно этого я заслуживаю – женщины, еще большей пессимистки, чем я.
– Нет, ты заслуживаешь кого-то, кто лучше меня…, гораздо лучше.
Он зажал ее рот яростным поцелуем.
– Никогда больше не смей говорить так, – предупредил он ее, едва их губы разошлись. – Я слишком люблю тебя, чтобы спокойно выслушивать чушь.
– Да, сэр, – кротко отозвалась она.
– Так-то лучше. – Он снова осмотрел кольцо, которое она ему подарила. – На нем что-то написано. Что?
Тася пожала плечами:
– Ничего особенного, просто одно изречение, которое любил отец…
– Скажи.
Она заколебалась:
– Там написано: «Любовь – чаша золотая, погнешь, но не сломаешь».
Люк замер. Затем снова поцеловал ее, на этот раз бережно и нежно, прошептав:
– У нас с тобой все будет в порядке. Обещаю.
***
Они не спешили сразу вернуться в обычную жизнь, решив украсть для себя еще один день. Тася была благодарна за эту отсрочку. Обещание было дано, но ощущение новизны и, пожалуй, некоторой неловкости все еще существовало между ними.
Тася никогда раньше не беседовала с мужчиной, не выбирая слов. Люк знал ее прошлое, самые темные ее тайны.
Однако, вместо того чтобы осуждать, он стал защищать ее от себя самой, от собственных сомнений и самообвинений Он потребовал, чтобы она предалась ему душой и телом, и сам отдал ей то же самое. Тасе было трудно привыкнуть к их новым отношениям. «Трудно, но не неприятно», – решила она, просыпаясь в его объятиях. Они лежали, залитые солнечным светом полудня. Открыв глаза, Тася увидела, что Люк наблюдает за ней. Сколько времени он так лежал без сна, охраняя ее покой?
– Поверить не могу, что это я лежу в постели с тобой, – проговорила она. – Может, я вижу сон? Неужели я действительно оказалась так далеко от дома?
– Нет, это не сон. Но теперь ты дома. – Люк потихоньку стянул с нее простыню до талии и положил большую руку на ее грудь. Золотой перстень, теплый от его тела, легко вдавился в нежную округлость.
– Мой дядя Кирилл тебя не одобрит. Он не любит англичан.
– Твой дядя Кирилл не выходит за меня замуж. И потом, несомненно, он одобрит меня от всей души, когда узнает, как хорошо я о тебе забочусь. – Он медленно поглаживал ее грудь, обводя пальцем ее контуры, отчего жемчужно-белая кожа разгоралась розовым заревом. – Может, у меня и нет дворца, миледи, но от голода и непогоды ты будешь защищена. И еще я займусь тем, чтобы у тебя не было времени обращать внимание на наше жалкое жилище.
– Саутгейт-Холл никто не назовет жалким, – усмехнулась Тася. – Но я была бы счастлива жить в любом доме, лишь бы ты был рядом со мной.
– А больше тебе ничего не требуется?
– Ну-у… – Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц и призналась:
– Я бы хотела иметь несколько красивых платьев.
– Сколько хочешь. – Он рассмеялся. – Полные комнаты платьев, драгоценностей. – Ему наконец удалось совсем стянуть с нее простыню, и он залюбовался ее стройными белыми ногами. – Туфли из кожи страуса, шелковые чулки, жемчужные нити на талию и веер из павлиньих перьев, чтобы висел на запястье.
– И все? – спросила она, умирая со смеху при мысли о крикливом наряде, который он описал.
– И белые орхидеи, приколотые к волосам, – дополнил он, на секунду задумавшись, этот волшебный образ.
– В таком наряде я буду похожа на циркового клоуна!
– Но лично я предпочитаю видеть тебя вот такой…, не прикрытой ни единым лоскутком.
– Я тоже предпочитаю это. – Тася перекатилась на него, изумив их обоих своей дерзостью. – С тобой очень приятно делить постель, – сообщила она, ставя оба локтя ему на грудь, и, помолчав, смущенно заметила:
– Я не ждала, что мне это так понравится.
Рука Люка прошлась по плавному изгибу ее бедер.
– А чего ты ждала? – с усмешкой осведомился он.
– Я думала, что это будет для мужчины приятнее, чем для женщины. И уж наверняка я не ждала, что ты будешь трогать меня так, как ты трогал, и… – Она перевела глаза на его грудь, и краска яркой волной залила ее лицо. – Еще я не думала, что при этом будет столько…, движения.
– Движения, – мягко повторил Люк. – Ты имеешь в виду, когда я нахожусь в тебе? – Она чуть кивнула и почувствовала, как расширилась и напряглась его грудь от еле сдерживаемого смеха. – Неужели тебе никто ничего не объяснял?
– После моего обручения мама сообщила мне, что мужчина и женщина «соединяются», но она не упоминала о том, что случается потом… Знаешь, все это движение и…
– Оргазм? – серьезно подсказал он, когда она, растерявшись, смолкла, не находя слов.
Тася залилась алым румянцем и кивнула.
– Что ж, можно попробовать не двигаться так энергично, – задумчиво произнес он.
– Нет!
Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Значит, ты довольна тем, как мы все это делали до сих пор?
– О да, – с тихой серьезностью ответила она и опять покраснела, когда он засмеялся, обрадовавшись ее ответу.
Перекатившись на нее, Люк поймал ее локтями и опустился на нее всем весом.
– Я тоже. – Он захватил ее рот долгим поцелуем. – Больше, чем когда-либо в своей жизни.
Тася обвила руками его шею, чувствуя, как ускоряется бег ее крови.
– Я не хочу и не буду никогда ни с кем другим делить постель, – сказала она, когда Люк поднял голову. – Когда я была обручена с Михаилом, я только и думала о том, как бы избежать его прикосновений.
Выражение лица Люка изменилось, стало задумчивым и нежным.
– Ты боялась?
Она расстроенно взглянула на него, вспоминая, как это было.
– Когда я его видела, у меня в желудке появлялся какой-то ком. Большую часть времени Михаил казался равнодушным ко мне, как и вообще к женщинам. Но иногда…, он смотрел на меня в упор своими странными желтыми глазами и задавал вопросы, на которые у меня не было ответов. Он говорил, что я напоминаю ему оранжерейный цветок, что я ничего не знаю о жизни и мужчинах. Однажды он сказал, что ему доставит удовольствие поэкспериментировать со мной.
Я довольно хорошо представляла себе Михаила, чтобы прийти в ужас от этих слов. – Она замолчала при виде гнева, появившегося на лице Люка. – Мне не надо говорить о нем?
– Нет-нет, – успокаивал он ее, покрывая поцелуями лоб и переносицу, пока не исчезли морщинки между бровями. – Я хочу разделить с тобой все твои воспоминания, даже плохие.
Тася протянула тонкую руку к его лицу и погладила по худой щеке.
– Иногда ты меня удивляешь. Ты такой добрый и понимающий… А потом я вспоминаю, каким ты был с Нэн Питфилд.
– Беременной горничной? – Люк горько усмехнулся. – Да, временами я веду себя как осел. Тогда ты не колеблясь сказала мне об этом. У большинства людей не хватает духа так поступить. Когда ты пришла ко мне в библиотеку и стала ругать меня за Нэн, я готов был тебя придушить.
Тася улыбнулась, вспоминая его ярость:
– Я думала, ты так и сделаешь.
Он уткнулся в ее ладонь, целуя в самую середину.
– Но когда я увидел, как храбро ты бросаешь мне вызов, почувствовал, как бьется твое сердце у меня под рукой, то захотел тебя невыносимо.
– Неужели? – Она удивленно засмеялась. – Я и не догадывалась.
– А потом я задумался над твоими словами и понял, что ты была права, хоть мне было досадно в этом признаться. – Его голос зазвучал иронически. – Нелегко держать в узде свои порочные наклонности. Иногда мне надо, чтобы кто-то указывал на них…, когда я поступаю как упрямый болван.
– Это я могу, – участливо кивнула Тася.
– Ну и хорошо. – Он повернулся, крепче притягивая ее к себе. – Наверное, у нас будут и другие споры. Я иногда бываю надменным и непробиваемо тупым, так что тебе придется меня ругать. Наверняка у нас будут ссоры, но никогда не сомневайся в том, что я тебя люблю.
***
Их идиллическое пребывание вдвоем вдали от всех подошло к концу, и им надо было подумать о возвращении в Саутгейт-Холл.
– Мы никак не можем побыть здесь еще денек? – мечтательно поинтересовалась Тася, когда они прогуливались по лугу.
Люк покачал головой:
– Хотелось бы мне, чтобы у нас была такая возможность, но мы и так здесь слишком задержались. У меня ведь есть обязанности… В том числе организация нашей свадьбы.
Что касается меня, перед Богом мы уже муж и жена. Но я хотел бы стать женатым еще и перед лицом закона.
Тася нахмурилась:
– Я собираюсь замуж, а моя семья этого не знает. Им теперь известно, что я жива, но они понятия не имел, где я.
Хотелось бы мне каким-то образом успокоить их, сообщить, что я жива и здорова.
– Нет, это облегчит Николаю Ангеловскому его поиски.
– Я вовсе не спрашивала у тебя разрешения, – вспыхнула Тася, раздосадованная его отказом. – Я сказала это просто так.
– Что ж, выкинь эту мысль из головы, – коротко произнес он. – Я не собираюсь провести остаток жизни, ожидая появления Ангеловского у себя на пороге… И пока я не придумаю чего-то лучшего, ты будешь держать в секрете, кто ты, и не будешь общаться со своей семьей.
Тася вырвала у него руку.
– Не стоит тебе разговаривать со мной как со своей служанкой. Или в Англии мужья именно так говорят со своими женами?
– Я всего лишь беспокоюсь о твоей безопасности, – мягко ответил Люк. Все его высокомерие сразу же исчезло.
Вид у него стал кроткий-кроткий, как у ягненка, но Тася не поддалась на обман. Он может сколько угодно стараться скрыть свои властные наклонности, но только лишь они поженятся, она станет принадлежать ему по закону…, как лошадь. И тогда управляться с ним будет нелегко. Впрочем, она была готова принять этот вызов.
Первым делом по возвращении в Саутгейт-Холл Тася и Люк решили сообщить Эмме, что они женятся, но Эмма мгновенно догадалась обо всем сама, едва увидев их вместе, стоящих бок о бок.
Тася надеялась, что Эмма будет довольна этой новостью…
Даже, по правде говоря, была совершенно уверена, что Эмма обрадуется, но неистовый восторг девочки превзошел все ожидания Таси. С радостными криками Эмма металась по большому холлу, тиская с любовью всех, кто попадался ей на пути. Самсона тоже захватило это безумное счастье, и он, бегая по пятам за Эммой, разразился басистым лаем.
– Я знала, что вы вернетесь! – кричала Эмма, чуть не сбивая Тасю с ног. – Я знала, что вы ответите папе «да»! Он был у меня утром того дня, когда вы оба уехали, сказал мне, что вы выйдете за него замуж, хотя сами еще этого не знаете.
– Так и сказал? – Тася испепелила Люка укоризненным взглядом, ее темные брови сурово сошлись над светлыми глазами.
Люк притворился, что не замечает этого безмолвного упрека, и сосредоточил собственный гнев на Самсоне. Пес восторженно катался по полу, пачкая шерстью обюссонский ковер.
– Почему каждый раз, возвращаясь в свой дом, я застаю это проклятое животное?
– Самсон – не животное, он – член семьи, – обороняясь, возразила Эмма и, не утерпев, радостно добавила:
– И мисс Биллингз теперь тоже! Нам придется искать новую гувернантку? Но никто мне так не понравится.
– Да, надо будет поискать новую. Мисс Биллингз не сможет быть одновременно и леди Стоукхерст, и твоей гувернанткой. – Он посмотрел на Тасю, как бы прикидывая, сколько хлопот она сможет вынести. – Она через неделю упадет в изнеможении.
Хотя в его словах не было никакого намека, Тася залилась краской, припомнив, какой усталой почувствовала себя после двух любовных ночей с ним. Люк улыбнулся, словно догадавшись, о чем она подумала.
– Теперь, мисс Биллингз, раз вы больше у меня не на службе, следует сказать миссис Наггз, чтобы она показала вам, в какой из комнат для гостей вы будете жить.
– Моя старая комната вполне меня устраивает, – пробормотала Тася.
– Моей невесте она не подходит.
– Но я не хочу…
– Эмма, – прервал ее Люк, – выбери комнату для мисс Биллингз и скажи Сеймуру, чтобы он перенес туда ее вещи.
И сообщи домоправительнице, чтобы вечером накрыли стол на три прибора. Отныне мисс Биллингз будет есть с нами.
– Да, папа! – И Эмма, сопровождаемая Самсоном, выбежала из холла.
Оставшись наедине с Люком, Тася, насупившись, взглянула на него.
– Надеюсь, ты не собираешься навестить меня сегодня ночью, – тихо сказала она, прекрасно понимая, что именно это он и намеревается сделать.
Глаза его весело блеснули, по лицу расплылась улыбка.
– Я говорил тебе, что не люблю спать в одиночестве.
– Никогда не слышала о таком непристойном поведении! – Она увернулась, когда он обнял ее и попытался прижать к себе. – Милорд! Кто-нибудь из слуг увидит.
– Даже если мы будем спать в разных постелях, все равно слуги будут считать, что мы спим вместе. Так что мы можем спокойно наслаждаться нашей любовью. Если мы не будем вести себя нагло, о нас никто не скажет и не подумает ничего плохого.
– Я сама так подумаю. – Искренне возмущенная, Тася выпрямилась и натянуто проговорила:
– Я…, я не стану заниматься блудом с тобой под одной крышей с твоей невинной дочерью! Величайшим лицемерием с моей стороны было бы после этого давать ей моральные наставления.
– Лошадь уже увели, Тася. Поздно теперь закрывать дверь конюшни.
– Пусть. Но дверь моей спальни будет закрыта. – Голос ее звучал строю и решительно. – До тех пор, пока мы не поженимся.
Когда Люк понял, что она не изменит своего решения, лицо его стало каменным. Они обменялись яростными взглядами. Затем Люк круто повернулся и зашагал прочь.
– Куда ты направился? – осведомилась Тася, побаиваясь, что он передумает и ничего не будет.
– Устраивать свадьбу, – проговорил он сдавленно. – И как можно скорее.
