Текст книги "Час убийства"

Автор книги: Лиза Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Глава 22

Парк «Шенандоа», штат Виргиния

13 часов 44 минуты. Температура 36 градусов

Кэти Левайн, невысокая серьезная женщина с коротко остриженными волосами и веснушками на носу, оживленно поздоровалась с Маком и Кимберли, когда те вошли в просторный коттедж из бревен и стекла, и сразу же пригласила их в одну из задних комнат.

– Рей сказал, у вас есть изображение листа. Не настоящий лист, заметьте, а изображение.

– Да, мэм.

Мак достал нужную бумагу. Кэти положила ее на письменный стол и включила яркое верхнее освещение. Это ничего не изменило в комнате, залитой солнечным светом.

– Возможно, это серая береза, – сказала наконец Кэти. – Жаль, что у вас нет настоящего листа.

– Вы дендролог? – с любопытством спросила Кимберли.

– Нет, но знаю, что растет у меня в парке. – Кэти выключила свет и посмотрела на обоих. – Знаете, что такое рефугия?

– Рефугия? – переспросил Мак.

– Я так и думала. Этим термином обозначают растения, суствующие как ледниковый реликт в чуждом им климате. Миллионы лет назад вся эта местность была покрыта льдом. Впоследствии лед растаял, и некоторые растения сохранились. В большинстве случаев они поднялись в горы в поисках холода, необходимого им для выживания. Бальзамическая пихта и виргинский можжевельник представляют собой растущие в парке образцы рефугии. Серая береза тоже.

– Рей сказал, она растет только в одном месте парка, —заметил Мак.

– Да. Прямо за этой дверью. Сейчас принесу карту. – Кэти поднялась из кресла и пошарила по висящей на стене книжной полке. Потом развернула самую большую карту, какую только видела Кимберли. Называлась она «Геологическая карта округа Шенандоа». На ней было неимоверное количество ярко-фиолетовых, темно-красных и светло-оранжевых полос.

– Эта геологическая карта включает в себя и данную часть парка. Мы находимся здесь. – Левайн положила массивную карту на заставленный стол и постучала по светло-зеленому пятну возле ее основания. – Серая береза гуще всего растет на болотистом плато напротив лагеря «Большие поляны», но ее можно найти кое-где еще в радиусе одной мили. Собственно, если вы ищете единственную популяцию серых берез в Виргинии, то стоите посередине ее.

– Отлично, – пробормотал Мак. – Знать бы только наверняка, что мы ищем серую березу. В это время года здесь много людей?

– Вы имеете в виду людей, живущих в палатках? Сейчас регистрировано около тридцати человек. Обычно бывает больше, но многих прогнала жара. Кроме того, у нас немало однодневных туристов. Конечно, в такую погоду преимущественно автомобилистов – люди приезжают в парк, но не кидают машин с кондиционерами.

– Гости должны регистрироваться?

– Нет.

– Есть у вас объездчики или какие-нибудь наблюдатели, работающие в этом районе?

– На случай возникновения нештатных ситуаций персонала у нас достаточно, но сами мы никого не ищем, если вы это имеете в виду.

– Значит, человек может приехать, уехать, и вы не будете знать, что он посетил эти места?

– Думаю, большинство людей приезжают, уезжают, и мы не ведаем, что они были здесь.

– Черт!

– Вы скажете наконец, в чем дело? – Левайн указала на Кимберли. – Я уже догадалась, что она вооружена. Продолжайте.

Мак задумчиво взглянул на Кимберли, но она не знала что ответить. Он, хоть и не имел здесь полномочий, все-таки был особым агентом. А она в шесть утра потеряла официальный статус.

– Мы ведем розыск, – с жаром ответил Мак. – У нас есть основания считать, что этот лист связан с исчезновением местной девушки. Скажите, откуда лист, и мы отыщем ее.

– Полагаете, эта девушка находится в моем парке? Заблудилась? В такую жару?

– Не исключено.

Левайн, сложив руки на груди, пристально посмотрела на обоих.

– Знаете, – промолвила она, – я бы хотела видеть какие-то удостоверения.

Мак достал из заднего кармана документы. Кимберли нечего было предъявлять, нечего говорить. И она впервые осознала чудовищность своего поступка. Всю жизнь стремилась к одной профессии. А теперь что?

Льющийся в окна солнечный свет резал Кимберли глаза.

Она зажмурилась, сосредоточившись на мысли о том, как жарко снаружи. Где-то там девушка. Она нуждается в ней. А матери не вернуть, сестры не вернуть. Мак, в сущности,прав. Все ее усилия ничего не изменят. Так что же она, собственно, пытается доказать? Что может так же махнуть на все рукой, как Мэнди?

Или что хоть раз хочет что-то исправить: найти эту девушку и спасти положение. Все, что угодно, лучше этой шестилетней боли.

– Здесь написано – Бюро расследований Джорджии, – сказала Левайн Маку.

– Да, мэм.

– Если память мне не изменяет, мы находимся в Виргинии.

– Да, мэм.

– Рей вас ни о чем не расспрашивал?

– Рей всеми силами старался помочь нам в розыске. Мы благодарны ему за его усилия и очень рады, что вы поговорили с нами.

Левайн это не обмануло. Она перевела взгляд на Кимберли.

– У вас, как я понимаю, документов нет.

Кимберли взглянула на нее.

– Да, никаких.

– Сейчас в тени, наверно, под сорок градусов, и хотя я не особенно люблю заниматься полевой работой в такую жарищу, это моя обязанность. Так что начинайте говорить немедля, у меня нет желания отрываться от насущных дел ради двух ретивых полицейских, действующих не на своей территории.

– Я веду расследование, – решительно начал Мак. – Маньяк-убийца появился в Джорджии. Совершил нападение на десятерых девушек. Если хотите взглянуть на фотографии, могу показать вам сколько душе угодно. У нас есть основания полагать, что сейчас он действует в Виргинии. ФБР привлекли к расследованию, но пока они выяснят, кто что кому сделал, возможно, хищники будут неделю питаться этой девушкой. Я же работаю над этим делом уже пять лет. Я изучил этого человека. И теперь думаю, что он похитил девушку и бросил ее одну посреди вашего парка. Да, там жарища. Да, она заблудилась. И я не собираюсь бездельничать, пока федералы завершат всю положенную писанину. Я хочу найти эту девушку, мисс Левайн, а мисс Куинси согласилась мне помочь. Вот почему мы здесь и вот чем занимаемся. Если это бывает у вас раздражение, очень жаль, потому что эта девушка, может быть, находится в вашем парке и отчаянно нуждается в помощи.

Кэти Левайн колебалась.

– Кто-нибудь может поручиться за вас? – спросила она

– Могу назвать вам фамилию моего куратора в Джорджии.

– Он знает об этом деле?

– Он отправил меня сюда заниматься этим.

– Ну и как же нам быть?

– Мэм, у меня здесь нет полномочий. Официально я не могу просить вас ни о чем.

– Но полагаете, что эта девушка находится здесь. Давно?

– Очевидно, он бросил ее вчера.

– Вчера было под сорок градусов, – промолвила Левайн.

– Знаю.

– У нее есть одежда?

– Он похищает девушек из баров. В лучшем случае у нее выходное платье и сумочка.

– Господи! Он совершал такое и раньше? – изумилась Левайн.

– Похитил восемь девушек. Пока уцелела одна. Сегодня я хотел быувеличить это число до двух.

– За нашим парком закреплена поисково-спасательная группа, – оживилась Левайн. – Если… если у вас есть веские причины полагать, что, скажем, в районе «Больших полян» заблудилась туристка, и если вы сообщаете об этой туристке, у меня появляются основания вызвать эту группу.

Мак замер. Предложение было неожиданным и необходимым. Поисково-спасательная группа. Много людей. Все они профессионалы. То есть первая надежда на успех за целый день.

– Вы не боитесь? – спросил Мак. – Это может оказаться пустой тратой сил. Не исключено, что я ошибаюсь.

– Часто вы ошибаетесь?

– В подобных делах – нет.

– Что ж, в таком случае…

– Я хочу сделать сообщение о заблудившейся туристке. – проговорил Мак.

И Кэти Левайн сказала:

– Звоню.

Глава 23

Квонтико, штат Виргиния

14 часов 23 минуты. Температура 37 градусов

Кэплан назначил на половину третьего встречу с доктором Эннунцио, чтобы разобраться в разговорах Мака с экспертом-лингвистом. Рейни сомневалась, что Кэплан верит, будто доктор Эннунцио может вывести на Экокиллера. Скорее Кэплан хотел расспросить нового человека о различных делах особого агента Маккормака.

Однако она и Куинси охотно пошли на эту встречу. Кэплан задает свои вопросы, они – свои. Кроме того, в кабинетах отдела поведенческих наук, видимо, всего двадцать пять-двадцать шесть градусов, то есть гораздо прохладнее, чем в тех местах, где они были до сих пор.

Кабинеты ОПН расположены в подвале здания тира. Рейни была там всего один раз, но находила это несколько странным. Не из-за стрельбы в двух этажах над головой, что заставит кого угодно прекратить работу, а потому, что лифты, опускающиеся в этот весьма солидный отдел, находились в углу рядом с прачечной. Приходилось то и дело шагать мимо кладовок с грязным бельем и бронежилетами.

Спустившись в подвал, они вышли из лифта в обшитый деревянными панелями холл, от него во все стороны шли коридоры. Здесь посетители могли, сев на кожаный диван, почитать объявления, рекламирующие программы ОПН. «Насилие в семьях полицейских», – возвещало одно, раскрывая тему предстоящего семинара. «Самоубийства и правоприменяющие органы», – гласило другое. «Футурология и силовые органы. Конференция тысячелетия», – возглашало третье.

Семь лет назад, когда Рейни познакомилась с Куинси, он вел работу для ОПН по особой теме – разработка программы колективного составления психологических портретов несовершеннолетних убийц. Пусть никто не говорит, что в отделе не занимаются серьезными делами. И дабы никому не пришло в голову, что сотрудники лишены чувства юмора, к рядам украшающих стену фотографий агентов сделали прибавление. Последней в среднем ряду была любовно вставленная в рамку фотография инопланнина. С конической головой и большими черными глазам право, она была самой привлекательной из всех.

Кэплан пошел по центральному коридору, Рейни и Kуинси последовали за ним.

– Соскучился по этому отделу? – спросила Рейни у Kуинси.

– Ничуть.

– Он не такой мрачный, как я ожидала.

– Поработала бы целую неделю без дневного света.

– Нытик.

– Не обзывайся, а то запру в этом бомбоубежище.

– Угрозы, угрозы, – пробормотала Рейни. Куинси стиснул ей руку, это было их первое соприкосновение за весь день

Насколько Рейни могла судить, подвал представлял собой большой квадрат, рассеченный тремя коридорами с выходящими в них дверями тесных кабинетов. Кэплан дошел до последней двери, дважды постучал, и владелец кабинета тут же открыл дверь, словно поджидал их.

– Особый агент Кэплан? – спросил он.

Рейни прикусила губу. Надо же, подумала она. Подобие Куинси.

На докторе Эннунцио прекрасно сидел темно-синий костюм с форменным красным галстуком. В сорок с лишним лет он отличался поджаростью заядлого бегуна и острым взглядом ученого, постоянно берущего работу домой на вечер. Коротко остриженные темные волосы начинали седеть на висках. Держался он уверенно, выражение лица было чуть раздраженным, и Рейни сразу поняла, что эта встреча кажется ему пустой тратой драгоценного времени.

Кэплан представил ему своих спутников. Эннунцио обменялся быстрыми рукопожатиями с Рейни и с неподдельной почтительностью задержал руку Куинси в своей. Очевидно, он был знаком с работой бывшего агента.

Рейни переводила взгляд с лингвиста на Куинси и обратно. «Может, в ФБР такие условия приема на работу, – подумала она. – Нужно носить такие костюмы и обладать таким гипнотичным взглядом, чтобы принадлежать к этому сообществу, иначе исключено».

Эннунцио указал на свои маленький кабинет, слишком тесный для четверых, и повел их по коридору к пустующему заседаний.

– Раньше здесь был кабинет директора, – объяснил он и обратился к Куинси. – В ваше время. Теперь это зал заседаний важные шишки сидят напротив. Найти их новые кабинеты нетрудно. На дверях висят афиши фильма «Молчание ягнят».

– Голливуд нравится всем, – заметил Куинси.

– Итак, – сказал Эннунцио, сев и положив перед собой папку, – у вас есть вопросы об особом агенте Маккормаке из БРД.

– Да, – ответил Кэплан. – Насколько нам известно, вы должны были встретиться с ним.

– Во вторник, во второй половине дня. Встреча не состоялась. Меня задержали на конференции в Институте судебной лингвистики в Вашингтоне.

– Конференция лингвистов, – промолвила Рейни. – Должно быть, нечто потрясающее.

– Да, было очень интересно, – обратился к ней Эннунцио. – Состоялось специальное представление конвертов, в которых сенаторам Тому Дэшлу и Тому Брокоу были присланы возбудители сибирской язвы. Какой у отправителя родной язык – английский или арабский? Весьма любопытный анализ.

– И какой же? – оживилась Рейни.

– Писал наверняка носитель английского языка, пытавшийся выдать себя за араба. Когда отправитель письма использует определенные уловки, чтобы ввести в заблуждение получателя, мы называем это «хитрой корреспонденцией». В данном случае несомненной уликой служит якобы случайная путаница с прописными и строчными буквами в надписях на конверте, а также с начертанием прописных и строчных букв. Хотя писавший хотел показаться малограмотным – плохо владеющим английским правописанием человеком, – текст все-таки свидетельствует о том, что он прекрасно знаком с латинским алфавитом и манипулирует буквами как ему вздумается. Иначе было бы трудно создать такие разнообразные комбинации начертания букв. Письма в обоих конвертах кратки и полны орфографических ошибок, но это тоже попытка обмануть. Краткие послания отличаются очень точным употреблением английских слов что говорит о хорошем, а не о скверном образовании. В общем, представление было первоклассным.

– Понятно. – Рейни беспомощно поглядела на Кэплана.

– Значит, во вторник вы не виделись с особым агентом Маккормаком? – спросил Кэплан.

– Нет.

– Но вы разговаривали с ним раньше?

– Особый агент Маккормак, приехав в Национальную академию, заглянул ко мне, спросил, не найду ли я времени для консультации по давнему делу об убийстве. У него были копии нескольких писем редактору газеты, и он хотел получить любые сведения о них.

– Отдал он вам эти копии? – спросил Куинси.

– Отдал все, что у него было. К сожалению, БРД нашло оригинал только последнего письма, и признаться, я мало что могу поделать с опубликованными версиями. В газетах слишком многое правят.

– Хотели увидеть, путает ли этот человек начертания прописных и строчных букв? – осведомилась Рейни,

– Что-то в этом роде. Послушайте, я скажу вам то же, что и особому агенту Маккормаку. Судебная лингвистика – очень широкая сфера деятельности. Как эксперт я анализирую язык, синтаксис, правописание, грамматику. Не почерк – для этого нужен графолог, – но то, как документ составлен и изложен, позволяет мне провести собственный анализ, поскольку это существенно. Притом в данной сфере у всех нас свои области. Некоторые лингвисты гордятся своего рода психологическим портретированием – по документу они могут предположительно определить расу, пол, возраст, образование и район проживания писавшего. В какой-то мере на это способен и я, но моя специальность – авторство. Дайте мне два разных текста, и я установлю, писал ли записку с угрозами тот же человек, что и письмо матери.

– Как вы это делаете? – полюбопытствовала Рейни.

– Отчасти по характеру документа. Однако больше всего я обращаю внимание на выбор слов, структуру предложения повторяющиеся ошибки или фразы, видели комедийный мультсериал Симпсоны?

Рейни кивнула.

– Отлично, если бы вы были начальником полиции в Спрингфилде и получили письмо с требованием выкупа, где повторялось бы выражение «Черт побери!», то, очевидно начали бы расследование с Гомера Симпсона, а если в письме оказалась фраза «Съешь мои шорты», то стали бы искать младшего, Барта. У всех людей есть свои излюбленные обороты речи. В письменном тексте они встречаются чаще. То же самое с грамматическими и орфографическими ошибками.

– А в случае с Экокиллером? – спросил Куинси.

– Недостаточно данных. Особый агент Маккормак дал мне три копии и один оригинал. Располагая единственным оригиналом, я не могу сравнить почерк, выбор чернил или бумаги. Что касается содержания, во всех четырех письмах одно и то же сообщение: «Часы тикают… планета гибнет… животные плачут… реки вопят. Неужели не слышите? Жара убивает…» Чтобы установить авторство, мне нужен дополнительный материал, к примеру другое письмо, предположительно написанное подозреваемым, или более длинный документ. Вам известен Тед Качинский?

– Посылочник? Конечно.

– Дело раскрыто в значительной степени благодаря писаниям мистера Качинского. В нашем распоряжении были не только надписи на посылках, в которых он отправлял свои бомбы, но и несколько вложенных в посылки записок, много писем, отправленных в редакции, и, наконец, манифест – тот, что он требовал опубликовать в газетах. Но все же эта догадка принадлежит не судебному лингвисту, а брату Качинского. С частью манифеста он ознакомился из писем брата к нему. Кто знает, удалось бы нам без такого обилия материалов установить личность Посылочника.

– Но Экокиллер почти не дал полиции материала для работы, – заметила Рейни. – Разве не странно? Судя по вашему примеру, когда убийцы начинают говорить, то говорят многое. Однако этот человек намекает, что беспокоится об окружающей среде, а с другой стороны, не затрагивает данные темы.

– Именно это и бросилось мне в глаза. – Эннунцио перевел взгляд на Куинси. – Это уже скорее ваша область,чем моя, но четыре кратких, одинаковых письма – случай необычный. Когда убийца устанавливает контакт с пресса или с властями, общение становится обширнее. Я слегку удивился, что последнее письмо редактору не содержить ничего больше.

Куинси кивнул.

– Общение убийцы с прессой или возглавляющим расследование полицейским почти всегда продиктовано стремлением к могуществу. Отправление писем и наблюдение за тем, как читают их по телевидению, дает иным субъектам ощущение такой же силы, как другим возвращение на место преступления или прикосновение к сувениру, взятому у одной из жертв. Обычно убийцы начинают скромно – с записки или телефонного звонка, – но узнав, что оказались в центре внимания, проявляют заносчивость, хвастливость и постоянно утверждаются в том, что имеют власть над людьми. Они стремятся к самовозвеличению. Данный же текст… – Куинси нахмурился, – совсем другой.

– Этот человек дистанцируется от убийства, – сказал Эннунцио. – Обратите внимание на фразу: «Жара убивает». Не он, жара. Он словно совершенно ни при чем.

– Да, письмо состоит из кратких фраз, что, как вы сказали, указывает на высокий уровень умственного развития.

– Он умен, но виновен, – заметил Эннунцио. – Этот человек не хочет убивать, но считает, что вынужден делать это, поэтому стремится возложить вину на кого-то или что-то. Может быть, поэтому он больше не пишет. Для него письма не утверждение своего могущества, а поиски оправдания.

– Есть другая возможность, – проговорил Куинси. – Берковиц тоже много писал в редакции, пытаясь объяснить свои преступления. Однако он страдал душевной болезнью; это не та категория, что организованный убийца. Люди, страдающие от таких умственных расстройств, как галлюцинации или шизофрения…

– Зачастую повторяют какую-то фразу, – досказал за него Эннунцио. – То же самое наблюдается у людей, перенесших удар или с опухолью мозга. Они повторяют вновь и вновь что угодно, от одного слова до целой мантры.

– По-твоему, этот человек душевнобольной? – спросила Рейна.

– Вполне возможно.

– Но если он сумасшедший, то как же обвел вокруг пальца полицию, похитив и убив восемь женщин?

– Я не считаю его глупым, – возразил Куинси. – Возможно, во многих отношениях он нормален. Близкие, однако должны знать, что с ним что-то неладно. Не исключено, что он живет один и неловко чувствует себя с другими. Это объясняет, почему он проводит так много времени вне дома и почему устраивает нападения внезапно. Убийца типа Теда Банди полагается на то, что своим красноречием расположит к себе жертву. Этот человек знает, что ему это не удастся.

– Этот человек задает нам изощренные загадки, – вставила Рейни. – Делает своей мишенью незнакомых девушек, общается с прессой и ведет игры с полицией. Мне он кажется добрым, старомодным, организованным психопатом.

Кэплан поднял руку.

– Ладно, ладно. Мы слегка отклоняемся от темы. Этот так называемый Экокиллер – проблема Джорджии. Нас же интересует особый агент Маккормак.

– Чем? – спросил лингвист.

– Как думаете, Маккормак мог написать эти письма?

– Не знаю. Вам нужно дать мне что-то еще, написанное им. Почему он интересует вас?

– Вы не слышали?

– О чем? Я был в Вашингтоне, на конференции. Не успел еще прослушать автоответчик.

– Вчера был обнаружен труп, – сообщил Кэплан. – Юной девушки. Возле беговой дорожки морских пехотинцев. У нас есть основания полагать, что Маккормак причастен к этому убийству.

– В этом деле есть кое-что, напоминающее Экокиллера, – Добавила Рейни, не обращая внимания на мрачный взгляд Кэплана. – Особый агент Маккормак полагает, что это дело рук Экокиллера, взявшегося снова за свое в Виргинии. Особый агент Кэплан подозревает, что, может быть, Маккормак и есть убийца, обставивший преступление по образцу давнего дела.

– Труп был обнаружен здесь? В Квонтико? Вчера? – изумился Эннунцио.

– Нужно время от времени выбираться из этого бомбоубежища, – напомнила ему Рейни.

– Это ужасно!

– Думаю, девушке тоже не понравилось.

– Нет, вы не поняли. – Эннунцио растерянно уставился в свои записи. – У меня была версия, я хотел изложить ее особому агенту Маккормаку. Маловероятно, однако…

– Какая? – решительно спросил Куинси. – Скажите нам

– Особый агент Маккормак упомянул о том, что стал получать телефонные звонки по поводу того дела. Он предполагал, что звонит кто-то близкий к убийце, родственник или жена. У меня появилась другая мысль. Поскольку те письма к редактору были очень краткими, а большинство убийц со временем становятся многословнее…

– О нет! – Куинси закрыл глаза, обдумывая эту мысль. – Если «несуб» чувствует вину, если дистанцируется от убийства…

– Я хотел, чтобы особый агент Маккормак либо попытался записать на пленку эти звонки, либо слово в слово записывал эти разговоры на бумаге, как только отключит телефон, – продолжил Эннунцио. – Тогда я мог бы сравнить язык звонившего с текстом писем. Видите ли, я не думаю, что с ним разговаривает какой-то родственник. Возможно… особому агенту Маккормаку звонит сам убийца.