Текст книги "Пес по имени Бу"

Автор книги: Лиза Эдвардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

* * *

Мне не пришлось вырезать фотографии Аттикуса, Данте и Бу, чтобы составить из них изображение счастливой семьи. Я установила время совместных игр для всех троих. После обеда каждый из них получал косточку, которой мог наслаждаться в свое удовольствие в компании братьев. В остальное время мы с Данте служили буфером в отношениях Аттикуса и Бу, пока между ними не установилось гармоничное равновесие.

Самый большой комплимент, который я могу сделать своему брату, это сказать, что он был таким же замечательным братом мне, каким Данте стал для Бу.

Он всегда покрывал меня перед мамой и папой, помогая избегать незаслуженных наказаний. Ему также приходилось отводить меня на различные мероприятия вроде моего единственного фортепианного концерта. Чак ожидал моего выступления в углу учительской гостиной, заполненной гордыми родителями, и, наверное, так же сильно, как и я, мечтал о том, чтобы все это окончилось поскорее. Я выучила пьесу наизусть, потому что читать ноты мне было так же трудно, как и слова. Мы с Чаком знали, что я исполняю ее идеально, не считая одной ноты, которую абсолютный слух моего брата улавливал во время каждого исполнения. Даже если Чак смотрел телевизор в гостиной, он кричал мне оттуда:

– Си-бемоль! Лиза, это си-бемоль!

Эта фальшь приводила его в исступление, но я никак не могла ее исправить. Мышечная память намертво зафиксировала ошибку.

Когда подошла моя очередь и учитель положил передо мной лист с нотами, мои кисти свело судорогой. Я слышала, как нетерпеливо ерзают на стульях родители других детей. Мои пальцы отказывались расслабляться, поэтому я попыталась играть на фортепиано кулаками. Учитель вскочил с места и вытащил меня из-за инструмента, избавив потрясенную публику от моей постмодернистской выходки.

Чак молча помог мне собраться, и мы медленно пошли домой, как будто эта неторопливость могла рассеять мой стыд и облегчить объяснение с родителями. В последующие годы воспоминание о том, как Чак вел меня домой после поражения, нанесенного мне музыкальным инструментом, напоминало мне эпизод из «Убить пересмешника», когда Джим ведет домой грустную и пристыженную Скаут, одетую лишь в нижнее белье и гигантский костюм ветчины. Я уверена, что Чак выгородил меня перед родителями (которые, разумеется, не удосужились прийти на концерт лично), сообщив, что я играла прекрасно. Он знал, что любое упоминание о неудаче или конфузе способно в мгновение ока запустить маховик маминой ярости.

Сколько я себя помню, Чак всегда меня защищал и спасал, но особенно в память врезался один случай, который произошел в жаркий июльский день, когда мне было почти три года. Мы гостили у приятелей, где-то на полпути из Иллинойса во Флориду. Моя семья собралась вокруг стола на краю бассейна. Никто не заметил, что в глубоком конце бассейна, захлебываясь, барахтается малышка. Плавать я не умела, и надежды выбраться из воды у меня не было. То есть она была, но только в лице моего восьмилетнего брата Чака.

Я помню свой ужас. Со всех сторон меня окружала вода. Мне казалось, она давит на меня и пытается задушить. Мне не удавалось закричать, потому что я уже захлебывалась в этом пахнущем хлоркой море. Помню, как я подумала, что меня никто не слышит. Что было дальше, в моей памяти сохранилось плохо.

Как мне потом рассказывали, Чак увидел меня в бассейне и позвал взрослых. Но все были заняты подготовкой к заплыву и отмахнулись в полной уверенности, что он просто пытается привлечь к себе внимание. Тогда мой брат перешел к действиям и смело нырнул в воду, чтобы спасти тонущую сестренку. Плеск воды, потревоженной его прыжком и попытками вытащить меня из бассейна, наконец обратил на себя внимание, породив хаос. В качестве награды за смелость и доблесть, проявленные во время спасения сестры, Чаку за обедом вручили награду – шоколадный коктейль. Я, в свою очередь, была «вознаграждена» пожизненной боязнью воды и чувством неоплатного долга перед братом.

* * *

По собственному опыту я знала, как важны ранние стадии развития для формирования счастливой и гармоничной личности. И учла это при воспитании всех трех моих собак, особенно Бу.

История моего рождения стала таким испытанием для моего отца, что мне пришлось выслушать ее бессчетное количество раз. Я была зачата как раз тогда, когда его собственному отцу диагностировали рак желудка и дали от силы полгода жизни. Обычно сообщение о предстоящем рождении ребенка становится счастливым моментом для родителей. Но в моем случае оно было омрачено ожиданием смерти дедушки Чарли-старшего и вызвало досаду моей матери. Беременность была совершенно неожиданной и нежеланной.

Когда мы вернулись домой из больницы, меня поприветствовал Чарли-старший. Измученный и истощенный раком, он провел весь день, лежа на кушетке с новой крохотной жизнью на старческой груди. Мне было всего два дня от роду, поэтому мы были вполне довольны друг другом, проспав эти мучительные для нас обоих часы. В конце дня Чарли сообщил жене, что у него просто нет сил, чтобы остаться под крышей сыновнего дома на ночь, как они первоначально планировали.

Вечером они уехали, а на следующий день он умер.

Таким образом, мое появление на этой планете произошло в весьма неудачный момент. Для моей матери не было времени хуже, а для папы я была обречена ассоциироваться с утратой его собственного отца. Ни один из моих родителей не был в состоянии надлежащим образом порадоваться появлению дочери или хотя бы просто как следует позаботиться о ней. Это не могло не отразиться на раннем формировании моих взглядов на жизнь. Сейчас уже известно, что младенцы, за которыми ухаживают люди, страдающие депрессией, обычно не получают необходимого неврологического стимулирования, как познавательного, так и эмоционального, хотя это совершенно необходимо для ранних стадий развития мозга.

Все создания нуждаются в том, чтобы их касались и обнимали любящие руки. Без этого они лишены ощущения безопасности. Это является важной составляющей общения с окружающим миром. Исследования убеждают в том, что касания и объятия важны как для людей, так и для животных. Когда в послевоенной Европе медработники намеренно избегали касаться осиротевших детей, опасаясь распространения инфекций, малыши развивались неправильно. В их мозгу не формировались необходимые пути прохождения нейронов, что в дальнейшем вело к неприемлемому в обществе поведению. Подобные исследования показали также, что маленькие щенки, получающие раннее неврологическое стимулирование и имеющие положительный опыт взаимодействия с людьми и другими собаками, во взрослом возрасте более уверены в себе и лучше адаптируются к жизни с людьми. Они также оказываются крепче физически и имеют повышенную устойчивость к стрессовым факторам, сопряженным с жизнью в мире людей.

Даже когда у Бу возникали трудности, я изо всех сил старалась помочь ему наладить отношения с другими собаками и адаптироваться к различным ситуациям. К тому времени, как мы взяли Бу, его ранняя матрица уже была по большей части сформирована. У меня оставалось около восьми недель, чтобы помочь щенку научиться владеть своим телом и предоставить ему хорошее неврологическое стимулирование посредством разнообразных событий. Все это выработало бы в нем уверенность в своих силах и способность к обучению. Я уверена в том, что ранний опыт общения, предоставленный мною Бу, помог вырастить из него того удивительного пса, которым он со временем стал.

Все трое – Аттикус, Данте и Бу – скорее всего, имели весьма плачевный ранний опыт контакта с окружающим миром. Тем не менее все они развивались по-разному. Аттикус всегда был очень осторожен и обретал уверенность лишь рядом со мной. Он любил только свой круг постоянного общения. Бу медленно учился, не обладал уверенностью в себе, но одинаково страстно любил всех людей. Данте же остался для меня загадкой. Несмотря на ужасное состояние, в котором я увидела его впервые, он оказался одной из редчайших собак, сохранивших общительность и уверенность в себе вопреки дурному обращению.

Когда для общения с другими собаками я выводила из дома Бу, он всегда чувствовал себя лучше в присутствии Данте. Наверное, Бу ощущал поддержку и заботу старшего брата так же, как я, будучи рядом с Чаком. Когда Аттикус пытался давить на Бу, Данте неизменно проходил или пробегал между ними, заставляя их разойтись в разные стороны. Собаки поступают так, когда хотят подать собратьям сигнал о необходимости отойти друг от друга. Это снижает напряжение в отношениях между людьми и собаками. Именно такую цель, скорее всего, преследует ваш питомец, когда пытается влезть между вами и тем, кого вы обнимаете. Дело не в том, что он хочет, чтобы приласкали и его тоже. Просто по какой-то причине большинство собак беспокоится, когда кто-то обнимается.

Таким расталкиванием часто занимаются и люди. Бабушка Джей, мама моей матери, переселившаяся к нам, когда мне было почти пять лет, являлась единственным, кроме Чака, человеком в моей семье, на чью эмоциональную поддержку я могла рассчитывать. Время от времени мы с ней превращались в своего рода заговорщиков, и она часто становилась между мной и родителями. Мы с бабушкой тайком перекусывали после ужина, она подписывала мои тетради по музыке, даже если я не позанималась, а еще мы вместе осуществили семейный дворцовый переворот по Делу Китти.

Возможно, бабушка знала, что я нуждаюсь в собственном питомце, а может быть, она просто тоже хотела завести кошку. Принцесса обнаружила во дворе раненого котенка и начала его выхаживать. Оказалось, что у папы и Сью аллергия, поэтому нам запретили взять котенка в дом. Мы с бабушкой помогали Принцессе тем, что кормили малютку, нарушая жесточайший запрет. Прошло немного времени, и кошка поселилась в гараже, затем в подвале, а вскоре и в доме в качестве моего официального питомца. Я делилась своим статусом только с бабушкой Джей и Принцессой, которая любила Китти, как своего собственного щенка. Китти спала рядом со мной, позволяла напяливать на себя дурацкие банданы и дарила мне ощущение безопасного физического контакта, в котором я отчаянно нуждалась.

Исследования, проводившиеся в центре для лечения детей, подвергшихся сексуальному насилию, показали, что присутствие на сеансе терапии ласковой собачонки неизменно снижает уровень тревожности детей и помогает им впервые рассказать о том, что с ними произошло. Собаки настолько утешают их, что на следующем сеансе они уже сами просят привести собаку и безошибочно называют ее кличку, хотя мало кто помнит, как зовут психотерапевта. Моя подруга Сьюз Брукс, кандидат наук и бывший клинический директор в Грин Чимнис, любит рассказывать о способности животных помогать детям, пережившим физическую и сексуальную жестокость, научиться вступать в физический контакт, касаться других существ и позволять касаться себя, не опасаясь, что за этим последует насилие. Выходит, Принцесса и Китти были моими первыми психотерапевтами.

* * *

В конце концов под моим руководством и с помощью Данте Бу начал завоевывать сердца и остальных членов своей новой семьи. Кошачьи ее представители, похоже, восприняли его спокойно. Тара его игнорировала, и ее это полностью устраивало, да и Мерлин, хотя и не научился одобрительно относиться к попыткам Бу по примеру Данте ущипнуть его за шею, похоже, тоже был готов смириться с новым положением дел. Бу изо всех сил старался быть нежным, щипая Мерлина за шерстку на шее. Но дело заканчивалось тем, что вся голова кота оказывалась в неуклюжей пасти Бу. Мы знали, что это произошло, когда у Мерлина бывал брезгливый вид, а на его голове торчком стояла мокрая шерсть. Бу во всем старался подражать Данте, но чаще всего он уступал старшему брату в ловкости. Во всяком случае, к Бу более терпимо начал относиться Аттикус, а иногда он даже пытался с ним играть. Аттикус обожал догонялки, но Бу никак не удавалось освоить эту игру. Он начинал гнаться за «старичком», но каким-то образом снова и снова оказывался на террасе. Завывая, как койот, он метался там, не сводя глаз с Аттикуса, который бегал по двору в ожидании своего преследователя, пока до него не доходило, что малыш опять ничего не понял.

Кроме того, перед Бу высилось еще одно препятствие – Лоренс. Хотя отношение моего мужа к Бу несколько потеплело и уже не напоминало стоящую на дворе ненастную декабрьскую погоду, ему пока не удалось полюбить малыша. Лоренсу не нравилось то, как медленно он учится. Супруг отказался помогать мне приучать Бу проситься в туалет и выводил его во двор, только если я уходила гулять со старшими мальчиками. Тем не менее Бу удавалось насмешить Лоренса своими играми в снегу, особенно когда его стало много. Мы постоянно расчищали подъездную дорожку во дворе, и в итоге там образовался огромный сугроб. Аттикус и Данте обожали карабкаться на эту «гору» и съезжать оттуда. Разумеется, малышу Бу хотелось делать все то, что делали его братья. Однажды воскресным утром он залез на сугроб и скатился вниз. Поскольку он так и не вылез оттуда, я пошла его искать и застряла в глубоком снегу с обратной стороны снежной кучи. Когда Данте и Аттикус вернулись в дом без меня и Бу, забеспокоился уже Лоренс. Он отправился на поиски и долго смеялся, увидев нас застрявшими в снегу. Он, конечно, вытащил нас, но еще несколько недель посмеивался, вспоминая это происшествие.

Хотя Лоренс держался от Бу в стороне, он всегда был внимательным наблюдателем и время от времени делал заявления вроде:

– Меня беспокоит этот парень. С ним что-то не так.

Я отмахивалась от этих замечаний, рассматривая их как попытки Лоренса сломать барьеры, которые он сам же и воздвиг между собой и Бу Я радовалась малейшим проявлениям его интереса к малышу. Мой оптимизм подпитывался тем, что иногда, возвращаясь домой, я находила Лоренса, который еще не вполне оправился от последствий тяжелой болезни, спящим на диване рядом с Бу. Мой муж лежал на боку, а за его согнутыми коленями спал, уютно свернувшись калачиком, маленький черный песик. Это Бу жался к Лоренсу? Или наоборот?

– Признайся, ты привязываешься к Бу, – приставала я к мужу, на что он отвечал, что другого способа отдохнуть в полной уверенности, что Бу не набедокурит, у него не было.

* * *

Всем вокруг Лоренс рассказывал, что, если бы не я, он бы ни за что не стал заводить собак. Я знаю, что это не так, потому что именно он привел в наш дом Данте. Кроме того, он не сможет отрицать непреложный факт: мы познакомились благодаря тому, что когда-то он начал играть с Аттикусом. Лоренс до сих пор утверждает, что моими первыми обращенными к нему словами были: «Какого черта ты делаешь с моей собакой?» Он клянется, что именно в этот момент понял, что я – его судьба.

Я познакомилась с Лоренсом за шесть лет до того, как в нашей жизни появился Бу. Я тогда работала в небольшом издательстве в Нижнем Манхэттене. Мне повезло: я могла приводить с собой в офис Аттикуса. Дорога на работу и обратно была единственной возможностью пса выбраться из дому. Дело в том, что меня уже много лет беспокоила боль в коленях, при этом никто не мог понять, в чем именно заключается моя проблема и что с этим делать. К тому моменту колени болели почти беспрестанно, в результате чего моя двигательная активность была жестко ограничена. В придачу все мое тело временами обсыпало очень болезненной сыпью, причины появления которой установить также не удавалось. Я тогда жила на Пятой стрит, и мы с Аттикусом каждый день ходили с работы и на работу. Необходимость в конце каждого дня преодолевать пять лестничных маршей, ведущих к моей квартире, приводила мои колени в такое состояние, что все, что я могла делать, это плакать и лежать, подняв ноги с приложенным к ним льдом. Зачастую я даже не была способна вывести Аттикуса пописать перед сном, и он никогда не жаловался и не обижался, а просто терпел до утра. Мне хочется верить в то, что он знал – если бы я могла, то обязательно вывела бы его. Поиск способа выводить Аттикуса на улицу днем привел к тому, что он стал полноправным обитателем моего офиса. Мой босс Нейл был категорически против присутствия в офисе собаки, но в число почитателей Аттикуса входили почти все наши сотрудники, включая Энн, менеджера по продажам нашего дистрибьютора. Всякий раз, когда Нейл поднимал вопрос о необходимости освободить офис от Аттикуса, его голос оказывался в абсолютном меньшинстве. Хорошо, что босс не узнал о том, что однажды Аттикус написал целое озеро прямо перед бывшим генпрокурором Рэмси Кларком, когда тот приезжал на одну из встреч в наш офис. Если бы это вскрылось, Аттикус был бы с треском изгнан, несмотря на все протесты. Когда он не лежал в моем кабинете, его обычно можно было найти в комнатке Энн. Она часто играла с ним во время обеденного перерыва, поглаживая его пушистую шерсть и таким образом сбрасывая накопившееся напряжение. Глядя на это, я начала понимать, что собака способна повлиять на состояние духа, нервной системы и общее благополучие других людей, а не только своих хозяев. Почти все сотрудники офиса в течение дня заглядывали к Аттикусу, чтобы получить свои уроки собачьего дзен и снять стресс. Это было моим первым наглядным опытом психотерапевтического воздействия животного на людей.

В дополнение к демонстрации возможностей союза между человеком и животным Аттикус выбрал мне мужа. Всегда настороженно относящийся к посторонним людям, пес тем не менее с самого первого момента нашел с Лоренсом общий язык. Однажды днем я отправилась на поиски своего любимца и обнаружила его в кабинете Энн. Пес увлеченно играл с незнакомым мужчиной. Я так опешила, что изрекла те самыеслова.

Я думаю, что наиболее замечательной чертой внешности Лоренса являются его светло-карие глаза. Их мягкий зеленоватый оттенок резко контрастирует с его ядовитым чувством юмора и острым умом. Он плотного телосложения и со своими пятью футами десятью дюймами роста лишь немного выше меня. Когда я с ним познакомилась, Лоренс отчаянно пытался отрицать неумолимо наступающее облысение, собирая немногие оставшиеся у него пряди волос в хвостик на затылке. Теперь он то отращивает аккуратную бородку, чтобы та уравновешивала сохранившийся у него на макушке пушок, то сбривает все начисто, становясь похожим на Юла Бриннера.

В углу моего кабинета стоял большой плетеный стул, как будто привезенный сюда с какой-то южной плантации. Вскоре Лоренс буквально поселился на этом стуле, заходя ко мне в перерывах между приступами трудолюбия и перебирая разбросанные по всей комнате игрушки, включавшие йо-йо, заводных божьих коровок, всевозможные автомобильчики и плюшевых зверей. Пытаясь проникнуть в мой внутренний мир, он разглядывал безделушки на моем рабочем столе с видом археолога, расшифровывающего диковинные иероглифы.

В течение целого года Лоренс все свободное от работы время проводил в моем кабинете, одновременно демонстрируя полное равнодушие как ко мне, так и к моей собаке. Наше общение состояло из обмена саркастическими замечаниями, колкостями и похабными шуточками. Однажды он так разошелся, что, для того чтобы заставить его замолчать, мне пришлось прилепить к его волосам жвачку. Мы очень грамотно подошли к реализации стремления ни в коем случае не стать парой.

Шесть лет спустя, когда я лелеяла надежду на то, что Лоренс полюбит Бу так же страстно, как и я, меня несколько приободряли воспоминания о том, как ухаживал за мной мой будущий муж. Ему потребовалось определенное время, чтобы сознаться себе в том, что он меня любит. Таким образом, не все было потеряно, и у Бу сохранялись шансы быть принятым всеми до единого мальчиками, обитающими в нашем доме.

3
Трудности обучения

Все указывало на то, что для завоевания места в сердце Лоренса Бу было достаточно обрести привычку облегчаться за пределами дома. Его первая зима в нашем захудалом бревенчатом домишке оказалась просто ужасной. Мало того, что она была невероятно холодной, – к этому добавились мучения с вырабатыванием у щенка навыка проситься на улицу и делать там все свои дела. Когда снег начал сменяться льдом, он хотел выходить во двор не больше моего. А когда в январе я на две недели слегла с гриппом, то просто не смогла выводить Бу так часто, как это было необходимо. Все остальные проблемы, связанные с жизнью в человеческом жилище, например жевание туфель или коврика в спальне, а также попытка Бу совершить самоубийство (он собирался перегрызть провод включенного в розетку пылесоса), еще больше усиливали раздражение Лоренса.

– Это твоя собака, – напоминал он мне всякий раз, когда я пыталась привлечь его к урокам гигиены на морозе. Смешные проделки Бу и его забавные погони за кошаками были не в состоянии перевесить проблемы с туалетом. Пришло время, когда Лоренс начал намекать на то, что, если этот постоянно писающий и какающий щенок вскоре не усвоит, что в доме этого делать нельзя, с ним придется расстаться. Несмотря на мой несгибаемый оптимизм, Лоренс продолжал функционировать в режиме «Бу мне не нужен».

Чтобы помочь Бу освоить необходимый навык, я из кожи вон лезла. Один раз его уже предали, и я не могла допустить, чтобы это произошло снова. Более того, Бу не должен был жить в своей собственной семье, ощущая себя лишним, как это было со мной.

Упрямство Лоренса обусловливалось тем, что его выздоровление было таким же медленным, как и обучение Бу. У него просто не оставалось сил на то, чтобы дать малышу хоть что-то, не считая жалких крох своего внимания. Врачи до сих пор не подобрали подходящую комбинацию лекарств, чтобы стабилизировать состояние Лоренса и предотвратить регулярные обострения болезни, в результате которых он ощущал постоянную слабость и усталость. Порой эти обострения были достаточно неприятны, но некоторые представляли непосредственную угрозу для его жизни. Однажды, когда он был на работе, у него открылось кровотечение. Врач, которому он позвонил, настоял на том, чтобы он как можно скорее приехал на осмотр. Кабинет врача находился в часе езды от офиса Лоренса. Я в этот день тоже была на работе, поэтому мужу пришлось самому сесть за руль. К тому времени, как Лоренс вошел в кабинет врача, он был жутко бледен и едва держался на ногах. Врачам хватило одного взгляда на него, чтобы понять – он потерял много крови. Лоренса немедленно положили в больницу, где он провел три дня.

Таким образом, вопрос о том, когда ему в следующий раз станет настолько плохо, что он очутится в больнице, оставался открытым. Из-за этого Лоренсу было трудно сосредоточиться на маленьком чудовище и связанных с ним проблемах. Кроме того, болезнь создавала определенные эмоциональные сложности. Лоренс начал с недоверием относиться к сближению любого рода, особенно когда речь шла об этом маленьком комочке, Бу. Так близко столкнувшись со смертью и постоянно опасаясь возможности скоро перед ней предстать, Лоренс начал испытывать мощнейший страх потери близких. Его реакцией на этот страх стало решение как можно сильнее отдалиться от всех и вся. Мне и на себе пришлось ощутить последствия этих попыток, но на склонного к созданию луж малыша Бу они обрушились в полную силу. С точки зрения моего супруга, Бу просто отказывался усваивать то, что ему предлагалось.

Несмотря на это, Бу делал все, что мог, чтобы продемонстрировать Лоренсу свою к нему привязанность. Каждый вечер, когда муж возвращался с работы, Бу мчался к нему, вывалив язык, хлопая ушами и с головокружительной скоростью вращая своим коротким толстым хвостом. Всем своим видом он сообщал ему: «Я тебя люблю!» Вместе с тем ему никак не удавалось удержаться от того, чтобы не намочить ботинки и брюки Лоренса. Это немедленно сводило на нет всю магию его радостного приветствия. Вместо того чтобы заслужить одобрение, Бу в очередной раз плелся прочь с репутацией, подмоченной в буквальном смысле. Лоренс так устал от того, что на него каждый вечер писают, и от того, что в доме ведется бесконечная уборка прочих «ошибок» Бу, что перестал ходить вокруг да около и прямо предложил найти для Бу других хозяев.

В эти месяцы в нашем доме каждый вечер разыгрывалась одна и та же сцена.

– Черт побери, это мои рабочие штаны! – начинал Лоренс. Затем неизменно следовало продолжение: – Он не в состоянии себя контролировать. Какого черта, он даже не знает, где находится дверь. Он просто слоняется по дому.

Видя огорчение и гнев Лоренса, Бу съеживался и исчезал, пытаясь спрятаться до тех пор, пока тот не остынет.

Но тирада Лоренса на этом не оканчивалась.

– Этого никто не потерпел бы. Другие на нашем месте давно отдали бы его в приют. Я не понимаю, чего мы ждем.

Я пыталась объяснить мужу, чего мы ждем.

– Он пока учится. Все собаки осваивают это в своем темпе. Мы должны его поддержать.

Тем не менее все мои уговоры ничуть не помогали Лоренсу набраться сил и терпения, чтобы проявить по отношению к Бу заинтересованность и помочь мне с обучением щенка туалетным навыкам. Каждый вечер оканчивался заявлением Лоренса:

– Если это в ближайшее время не закончится, нам придется подыскать ему других хозяев.

Я без конца плакала, обвиняя себя в том, что принесла этого несчастного несмышленыша в дом, где ему не рады, и мне приходится оказывать на него давление, заставляя учиться быстрее. От мысли о том, что я могу потерять Бу, у меня разрывалось сердце, и я начинала злиться на Лоренса за то, что малыш ему не нужен.

Я не могла заставить мужа полюбить щенка. Только сам Бу мог заставить Лоренса полюбить Бу. Но для этого он должен был обрести уверенность в себе и научиться жить в мире, очерченном требованиями людей. У меняна освоение рудиментарных навыков существования в обществе ушли годы. У Бу этого времени не было.

* * *

Когда в семнадцать лет, покинув дом, я поступила в Университет Западного Иллинойса, выбора у меня не было. На тот момент я была помолвлена с одним из студентов, который настаивал на том, чтобы я поступила в один колледж с ним. Вот я и пошла в тот же самый колледж. В один из редких моментов прояснения, и даже альтруизма, мама записала меня на курс обучения за границей, пришедшийся на второй семестр учебы. Потом оказалось, что тем самым она хотела разлучить меня с женихом. Это сработало. Трансатлантическая разлука вернула мне свободу, и я последовала уже за другим мужчиной в Иллинойский университет в Урбана-Шампейн. В Западном университете я изучала право, возможно, подсознательно стремясь исправить все изъяны своей жизни с помощью юридической системы (я все еще думала, что нарушенную справедливость можно восстановить, как это неизменно происходило в фильмах Фрэнка Капры). Курс юриспруденции в Урбана-Шампейн был гораздо труднее, чем в Западном университете, и бесконечное чтение меня просто убивало. После нескольких неудачных попыток обратиться за помощью, мне в конце концов удалось попасть на прием к нужному специалисту.

Проведя все необходимые тесты, доктор Маглионе объяснил, что я страдаю дислексией, которая и является причиной моих затруднений во время чтения. В свои девятнадцать лет я слышала этот термин впервые. Он сказал, что я весьма умна (я успешно прошла тесты на определение уровня интеллекта), но дислексия всегда будет мне мешать. Он предположил, что мне удастся добиться успеха на творческом поприще. К примеру, я могла бы стать дизайнером. Для улучшения навыков письма мне стоило обратиться к одной из новейших компьютерных программ. Доктор Маглионе также объяснил, что чтение будет всегда вызывать у меня затруднения. На это указывали мои списки покупок (свикла, брокали и т. д.). Тем не менее со временем я стала писать несколько грамотнее. В этом я недалеко ушла от Аттикуса, который освоил команду «Лежать!» только в возрасте девяти лет. Старую собаку можнообучить новым трюкам. Она не будет выполнять их идеально, но это все равно обогатит собачью жизнь.

Смешнее всего было то, что, как оказалось, доктор Маглионе учился в университете вместе с моим отцом.

– Вы как две капли воды похожи на свою мать, – заявил он мне, как только я переступила порог его кабинета.

Я подозреваю, что, получив результаты теста, доктор и не думал звонить отцам тестируемых студентов и упрекать их в том, что, будучи специалистами в области образования, они столько лет оставляли своих детей без необходимой помощи. Пытаясь оправдать отца, мама объяснила мне, что папу очень волновало, как его начальство отнесется к тому, что дочь старшего инспектора сочтут «отсталой». Чтобы не испортить картину, родители решили никому не говорить о моих затруднениях. Я была дислексиком, а они надеялись, что я это «перерасту».

* * *

Сразу после тестирования я уехала в Нью-Йорк, где со временем стала художником и специалистом по фотомонтажу. Я организовала пару показов, и людям мои работы, похоже, понравились. Но у меня не хватало уверенности в себе, чтобы атаковать выставочные галереи. Тем не менее по счастливой случайности мне удалось устроиться на должность фотографа, освещающего государственную политику. Это дало мне стабильность, источник постоянного дохода, счет на представительские расходы и возможность подвергнуться ухаживаниям со стороны Хантера С. Томпсона [6]6
  Хантер Стактон Томпсон (1937–2005) – американский писатель и журналист, основатель гонзожурналистики, наиболее известен как автор романа «Страх и отвращение в Лас-Вегасе».


[Закрыть], с которым я познакомилась на Национальном съезде демократической партии. Моему бойфренду даже удалось в качестве примирительного жеста заполучить у Томпсона автограф. Я бывала на государственных, благотворительных и политических мероприятиях, а потом возвращалась в свою крохотную квартирку в Ист-Виллидж (события происходили задолго до того, как этот район вошел в моду), в которой обитала вместе со своей кошкой Клоссу.

Подобно Бу, я старалась всегда быть на высоте, чтобы как можно лучше зарекомендовать себя в своей новой роли. И, опять же подобно Бу, я повсюду демонстрировала свою прирожденную склонность аккумулировать вокруг себя неприятности, ведущие к неожиданным и комическим последствиям. К примеру, однажды мне дали тридцать секунд на то, чтобы я сфотографировала губернатора штата Нью-Йорк с кандидатом в сенаторы. Поджидая упомянутых государственных мужей в Сити-Холл-парке, я расположилась на трибуне, с которой и спрыгнула на дорожку, очутившись непосредственно перед губернатором. Махнув рукой кандидату, чтобы он к нам присоединился, я заметила, как телохранители губернатора потянулись к оружию.

– Господин губернатор, – заторопилась я, – вы помните Энди? Он баллотируется на выборах в Сенат. Нам всего лишь нужна фотография, на которой вы будете запечатлены вместе.

Никакого отклика. По лицу замершего рядом с Энди губернатора было видно – он сожалеет, что его охрана до сих пор меня не прикончила.