Текст книги "После полуночи"
Автор книги: Лиз Карлайл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
– Oui, я слышала кое-что из них, – ответила она. – Но большую часть из них мне не нужно было слышать. Ты – хороший и благородный человек, Джастин. Ничто из того, что ты сказал, не изменит этого.
Его взгляд потеплел от надежды.
– Мартиника, – прошептал он. – О, Мартиника, я знаю, что у меня недостойное прошлое. Но прошу тебя поверить, что я заплатил за свои грехи. И теперь это соглашение между нами – оно беспокоит меня. Я хочу… нет, мне нужно сделать нашу помолвку настоящей.
– Почему?
– Сейчас она кажется совершенно неправильной, – ответил он. – В моей жизни и так было слишком много обмана. И да, я знаком с тобой всего лишь две недели, но я уже понял, Мартиника, что… что я люблю тебя. Ты – словно луч надежды для моего разрушенного будущего. Сделаешь ли ты это? Поступишь ли ты ужасно неблагоразумно и выйдешь за меня замуж, несмотря на то, кем я являюсь?
Мартиника покачала головой.
– Я не могу, Джастин, и это не имеет к тебе никакого отношения, – прошептала она. – Неужели ты думаешь, что меня волнуют женщины в твоем прошлом? Все дело во мне. Что, если ты однажды проснешься, Джастин, и обнаружишь, что я – камень на твоей шее, каким оказалась твоя мачеха?
– Мартиника! – воскликнул он, крепко обнимая ее. – У нас с тобой никогда не будет ничего подобного. Ты – не Джорджина. Ты сильная и рассудительная. И верна себе. А я больше не глупый мальчишка. Я знаю, Мартиника, что такое любовь – потому что довольно тщательно изучил все то, что не является ею.
– Но ты не знаешь меня, – глухо прошептала она. – Думаю, люди меняются. Или… меняются обстоятельства. Что-то изменится. Ты устанешь от меня.
– Нет, не устану, – возразил Джастин. – Я люблю тебя. И я понял это так быстро и с такой уверенностью, что у меня закружилась голова. Веришь ли ты, Мартиника, в любовь с первого взгляда?
Девушка открыла рот, чтобы запротестовать, но он накрыл ее губы своими, и снова зацеловал ее до бесчувствия. Где-то в глубине дома часы пробили четыре раза. Джастин неохотно отодвинулся на дюйм от нее.
– Сейчас мне лучше уйти, – тихо проговорил он. – Но я собираюсь вернуться и принести тебе подарок. Попозже ускользни ото всех, любимая, и приходи на встречу со мной во фруктовом саду. И не давай окончательного ответа до этого. Я тебя прошу.
Каким-то образом Мартиника сумела кивнуть.
– Да, хорошо, – наконец согласилась она. – Во фруктовом саду. Я… я приду туда.
5
Начало
Мартиника без сна пролежала оставшуюся часть утра, а затем отослала обратно поднос с завтраком, не приподняв даже крышки. Вместо этого она поглубже заползла обратно в постель и натянула шерстяное покрывало до подбородка. Девушка представила, что может вдыхать запах Джастина на льняных простынях, и это ненадолго утешило ее в момент ужасной нерешительности.
Джастин любит ее. Он полюбил ее практически с первого взгляда. И она любит его; не только потому, что у нее быстрее бьется сердце и перехватывает дыхание рядом с ним, но со спокойной уверенностью. Он сильный, широкоплечий мужчина, как в прямом, так и в переносном смысле. Джастин станет мужем, с которым можно как посмеяться, так и положиться на него во время неизбежных радостей и трудностей жизни. Мартинике на самом деле повезло, что она так быстро нашла его. И теперь она готова отказаться от него? По правде говоря, должно быть, она сошла с ума. Мартиника отбросила покрывало и начала ходить по комнате.
Будь уверена в своей ценности, и все остальные последуют твоему примеру, сказала миссис Харрис.
Мудрые слова, вне всякого сомнения. Но как применить их к собственной жизни? Может быть, настоять на том, чтобы получить то, что она заслуживает? Мартиника считала, что она – хороший человек. Разве она не заслуживает любить, и быть любимой в ответ? Но, может быть, важнее этого, она заслуживает того, чтобы с ней обращались честно и с уважением?
Девушка поняла, что она должна сделать. И, догадавшись об этом, что-то в ее сердце, кажется, встало на место. Страх был подавлен, и ему на смену пришла твердая решимость. Мартиника позвонила горничной, а затем подошла к гардеробу и вытащила свое лучшее прогулочное платье.
Она нашла его в одиночестве в библиотеке, на столе был разложен экземпляр «Таймс» вместе с вездесущими кипами папок и бухгалтерских книг, аккуратно сложенных слева от него, и чашкой кофе у его локтя. Девушка слегка постучала по дверному косяку, но не стала ожидать его разрешения, вошла и закрыла за собой дверь.
Ротуэлл услышал, немедленно поднял голову, его быстрый, темный взгляд изучил ее лицо и руки, которые она как-то опасливо сжала перед собой. Вспомнив совет миссис Харрис, Мартиника опустила руки по бокам и решительно расправила плечи.
– Мартиника, – прошептал он. – Доброе утро.
– Доброе утро, милорд. – Она твердо выдержала взгляд опекуна. – Я хотела бы отнять у вас немного времени.
Тот окинул девушку оценивающим взглядом и лениво указал на одно из кресел перед столом.
– Разумеется, – ответил он. – Но если ты здесь, чтобы протестовать против твоей помолв…
– Я здесь не для того, чтобы протестовать, – прервала его Мартиника, усаживаясь в предложенное кресло. – С должным уважением, сэр, дни, когда я спорила с вами, прошли.
В его глазах промелькнул отблеск какой-то невыразимой эмоции.
– Я и в самом деле рад слышать это.
– Я решила, что буду принимать собственные решения, – мягко проговорила она. – И что я приму решение насчет этой помолвки, помимо всего прочего.
– Мартиника, я твой опекун, – холодно заявил Ротуэлл. – Я несу ответственность за твои решения.
– Да, милорд, но мне девятнадцать лет, – возразила она. – Меньше чем через шесть лет я вступлю в права наследства. Я стану совладельцем «Невилл Шиппинг», со всеми сопутствующими правами и ответственностью. Но и сейчас я уже достаточно взрослая, чтобы стать независимой и делать собственный выбор, хорошо это или плохо.
– Говоря о плохом выборе, Мартиника, две недели назад ты сделала самый прискорбный из них, – глухо произнес Ротуэлл. – Но даже если оставить без внимания это ошибочное суждение, факт остается фактом: ты женщина. Тебе нужен муж.
– У Ксантии нет мужа, – парировала Мартиника. – Она принимает собственные решения – и к тому же многие из них касаются бизнеса.
– Это едва ли одно и то же, – проговорил он. – Ситуация Ксантии… необычна.
Мартиника приподняла одно плечо.
– Я не стану оспаривать это, – ответила она. – Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться из-за Ксантии.
– Тогда из-за чего, умоляю тебя, ты пришла ссориться? – спокойно спросил Ротуэлл.
Мартиника внимательно наблюдала за ним; ей не хотелось ни на одно мгновение недооценить его решимость или его безжалостность.
– Я хочу знать, милорд, почему вы отослали меня прочь, – заявила она ясным, тихим голосом. – Более того, я желаю знать, почему я не могу теперь вернуться домой. И будьте любезны не приукрашивать свои ответы пустыми словами вроде «долг» и «ответственность». Я давным-давно оставила любую надежду на то, чтобы угодить вам, или на то, что вы полюбите меня. Теперь мне нужна от вас только правда.
К его чести, Ротуэлл не стал ни уклоняться, ни колебаться.
– Не имеет большого значения, угождаешь ли ты мне или люблю ли я тебя, Мартиника. – Его голос был угрожающе спокойным. – Точно так же мало значит то, что ты думаешь обо мне. Любовь не имеет ни малейшего отношения к жизни. Мне выпала задача обеспечить твою безопасность, и я сделал все, что было в моих силах.
Ее безопасность? Такой странный выбор слов.
– Но почему меня отослали прочь, милорд? – снова спросила девушка. – Неужели вы настолько сильно ненавидели меня, что не смогли выносить моего вида? Умоляю, говорите прямо, сэр, потому что эти слова уже не ранят меня. Если я собираюсь продолжать жить, что сначала должна попытаться понять прошлое.
При этих словах его лицо, казалось, смягчилось, но не до доброты или хотя бы до симпатии, а до почти неоценимой усталости. И в первый раз Мартиника задумалась, чего это опекунство стоило ему.
– Никто не хотел бы понять прошлое больше меня, Мартиника, – тихо проговорил Ротуэлл. – После смерти твоего отчима мне выпало разобраться с делами и делать то, что я считал лучшим. И я сделал именно это. Я нашел тебе место в одной из самых знаменитых школ в мире. Я внимательно следил за твоими академическими успехами и твоим благополучием. Я оплачивал все твои расходы до последнего пенни и обеспечивал тебя всевозможной роскошью. Что сверх этого ты хотела от меня?
– Но почему вы заставили меня уехать из единственного дома, который я когда-либо знала, милорд? – настаивала девушка. – Зачем отсылать меня за тысячу миль, когда я могла бы остаться с вами и Ксантией? И почему в Англию? Неужели вы не понимали, что для меня это чужая страна? Это не мой дом, Ротуэлл. Это ваш дом. Но не мой.
– Не могло быть и речи о том, чтобы тебе остаться на Барбадосе. – Эти слова казались категоричными и холодными. – И эта ситуация не изменилась.
Мартиника была непоколебима.
– Почему, сэр? Я требую объяснений.
Она наблюдала, как побелели костяшки его пальцев, и поняла, что перо в его руке вот-вот сломается.
– Ты требуешь? – Его губы искривились в презрительной усмешке. – Ради Бога, Мартиника, ты ведь не имеешь понятия, на что похож Барбадос сейчас? Там небезопасно для любого белого рабовладельца – и тем более для кого-то вроде тебя.
– Кого-то… вроде меня, – эхом откликнулась Мартиника. – Вы имеете в виду, смешанной крови?
– Именно это я и имею в виду, – отрезал Ротуэлл. – Со времени мятежа в воздухе носится закипающее недовольство, и ситуация становится только хуже. Плантаторы подозревают своих рабов, и совершенно обоснованно. Рабы не доверяют хозяевам – и по еще более разумной причине. А такие люди, как ты, оказываются между двух огней. Мартиника, ты красивая юная женщина – очень, очень богатая и красивая юная женщина смешанной крови и неясного происхождения. Неужели ты полагаешь, что ярые сторонники приличий среди белой аристократии будут этому рады? А рабы, как ты считаешь, неужели они будут довольны больше? Твоя мать никогда не делала секрета из своего происхождения, хотя теперь я считаю, что ей следовало это сделать, ради всех нас.
– Но… но ее смерть – это несчастный случай, не так ли? – прошептала Мартиника. – Мятежники подожгли тростниковые поля. Не так ли?
Ротуэлл заметно помрачнел.
– В свое время мы считали, что это маловероятно, – ответил он. – Этот экипаж, который попал в ловушку, словно крыса, посреди горящего тростникового поля – и при этом никаких подобных пожаров не было в радиусе нескольких миль. Мятеж мог стать всего лишь удобным предлогом.
На некоторое время в комнате воцарилась тишина.
– Вы… вы думаете, что это был кто-то другой, – тихо произнесла девушка. – И что это не было несчастным случаем.
– Я не знаю, – резко ответил Ротуэлл. – Я, черт возьми, сделал все, что в пределах возможного, чтобы узнать правду, но мало что выяснил. И когда я понял, что не могу быть уверенным, Мартиника, я отослал тебя прочь.
– Это правда, что многие плантаторы никогда не любили маман. – Голос Мартиники сделался хриплым. – Их жены никогда не приглашали ее в свое общество. Всем казалось, что она вышла замуж намного выше, чем позволяло ее социальное положение и происхождение. Я чувствовала это.
– Среди высшего слоя плантаторов многое не одобряется, – признал Ротуэлл. – В обществе очень много ограниченных людей, Мартиника, и тебе стоит хорошо запомнить это. Мы боялись за твою безопасность. Тебе предстояло унаследовать все богатство Люка, за исключением титула барона здесь, в Англии.
– MonDieu! – Эта мысль ужаснула ее.
Ротуэлл бросил перо на стол, словно оно внушало ему отвращение.
– С другой стороны, точно так же вероятно, что кто-то хотел видеть мертвым меня.
– Вас, милорд? Почему?
Он криво улыбнулся ей.
– Я умею заводить себе врагов, – ответил барон. – И предполагалось, что той ночью в экипаже буду я, а не мой брат. Но – что ж, скажем коротко, я был не в состоянии посещать званый обед. Впрочем, возможно, это на самом деле были мятежники. Может быть, они завидовали твоей матери и не желали ей добра. Или, может быть, они даже не хотели, чтобы экипаж попал в ловушку или кто-то погиб. Мы никогда не узнаем. Вот почему я не хочу, чтобы ты возвращалась на остров.
– Я… я понимаю.
Но Ротуэлл уже ушел в себя и его подбородок приобрел знакомые суровые очертания. Мартиника могла ощущать, что опекун сожалеет о своей откровенности. Он всегда держал свои мысли при себе, и маловероятно, что это когда-либо изменится. Тем не менее, она узнала правду – или часть ее. Девушка не была настолько глупой, чтобы поверить в то, что когда-нибудь она полностью узнает историю Ротуэлла.
Мартиника оставила его задумчиво смотреть в холодный кофе, и не закрыла за собой дверь библиотеки, когда вышла. Она даже не была уверена, понял ли опекун, что она ушла.
Однако Ксантия узнала о подносе для завтрака, который остался нетронутым, и ворвалась в спальню Мартиника почти сразу же, как девушка вернулась туда.
– Дороти сказала, что ты не стала есть, – обеспокоенно воскликнула она. – Что случилось, моя дорогая? Тебе нехорошо?
Мартиника села в кресло рядом с кроватью и ее плечи снова опустились.
– Со мной все хорошо, – ответила она. – Достаточно хорошо для девушки, которая умудрилась за две недели испортить всю свою жизнь.
Ксантия устроилась на краю матраса и стиснула руки на коленях.
– Неужели мы с Кираном поступили неправильно? – спросила она, словно обращаясь к самой себе. – Видишь ли, мы не знали всю правду о прошлом Сент-Врейна. Я могу поговорить с Кираном. Я могу заставить его выслушать меня.
Мартиника покачала головой.
– Я уже поговорила с ним, – ответила она. – Кроме того, меня беспокоит вовсе не прошлое Джастина.
Ксантия потянулась и сжала ладонь Мартиники в своих теплых и умелых руках.
– Ты не можешь научиться любить его, моя дорогая? Это совершенно исключено?
При этих словах Мартиника почувствовала, как к ее глазам подступают горячие слезы.
– О, Зи! – воскликнула она. – Я люблю его. Неужели ты не видишь? В этом-то и проблема.
– В самом деле? – Ксантия выглядела сбитой с толку. – Неужели Сент-Врейн полагает, что не может любить тебя? Большинство мужчин женятся ради намного меньшего, ты же знаешь.
Мартиника горько рассмеялась.
– Он говорит, что это любовь с первого взгляда, – ответила она. – Говорит, что едва ли заслуживает меня, и что я дала ему надежду на счастливое будущее.
– Тогда я не в силах понять проблему, моя дорогая, – быстро проговорила Ксантия. – Без сомнения, ты же не станешь отказываться от этого брака только для того, чтобы досадить Ротуэллу?
Мартиника опустила глаза и покачала головой.
– Все не так, – прошептала она. – Дело не в том, чтобы досадить. Просто это… что ж, Ксантия, что есть во мне такого неправильного? Почему Ротуэлл так ненавидит меня? Почему он не хочет общаться со мной? Мне… мне нужно понять это.
– О, Мартиника! – Теперь ее голос звучал устало. – Это такие сложные вопросы.
– Но как я могу двигаться дальше по жизни, если не знаю, что я неправильно сделала в прошлом? – воскликнула девушка. – Что, если Джастин тоже устанет от меня и захочет отослать подальше? Это из-за моего происхождения? Из-за моей крови? Я пошла к Ротуэллу и задала ему те же вопросы, но все, что он рассказал мне – это то, что он не уверен в том, кто убил моих родителей. Но здесь скрывается что-то еще, и это отравляет все, что было между нами. Я чувствую это. Я всегда это чувствовала.
Ксантия поднялась и прошла по комнате к череде окон, выходящих на озеро. Одним пальцем она отодвинула штору, словно поглощенная видом, но Мартиника понимала, что Ксантия вглядывается не в настоящее, в прошлое.
– Киран никогда не уставал от тебя, Мартиника, – наконец произнесла она, отпуская штору и оборачиваясь. – Он отослал тебя прочь, моя дорогая, потому что был вынужден это сделать.
– О да! – язвительно ответила Мартиника. – Он боялся за мою безопасность.
Взгляд Ксантии снова обратился в прошлое.
– Во многом это правда, – тихо сказала она. – Мятеж едва был подавлен и мы все боялись. Боялись все время и всего. Многие мужчины отправляли прочь жен и детей. Если и есть в этой истории что-то большее, то об этом должен рассказывать Киран. А не я. Но ты должна верить мне, когда я говорю, что он не ненавидит тебя. Теперь ты – член нашей семьи, а для Кирана это значит все на свете.
– Но он держит меня на таком расстоянии, Ксантия, – прошептала Мартиника. – В прямом и переносном смысле. Я думаю, что все дело, должно быть, в моем наследии. Думаю, что он стыдится меня.
– О нет, – твердо ответила Ксантия. – О нет, моя дорогая. Это просто неправда. Откуда у тебя взялась такая идея?
– Я не знаю, – призналась Мартиника.
Ксантия несколько минут молчала. В коридоре рядом с комнатой скрипнула дверь и на подносе звякнула посуда. На подоконнике за окном ворковал голубь, а внизу садовники с лязгом разбирали лопаты и грабли. А Ксантия все еще колебалась.
– Кирана сложно понять, – наконец произнесла она. – В его прошлом… осмелюсь сказать, слишком много разочарований.
– Потому что вы остались сиротами? – спросила Мартиника. – Поэтому?
Ксантия медленно кивнула.
– Да, отчасти, – признала она. – И, как и многие из нас, Киран несколько раз сделал неудачный выбор – и с этим он теперь должен жить.
Мартиника опустила голову.
– Ротуэлл сказал мне, что это он должен был быть в экипаже в ту ночь, когда погибли мои родители, – призналась она. – Ты имеешь в виду именно такие вещи?
Ксантия снова помедлила.
– Да, полагаю, что такие, – сказала она, все еще не отходя от окна. – Тем не менее, его проблемы – не твои, моя дорогая. Ты не можешь позволить себе перемешивать его чувства со своими. Ты должна жить собственной жизнью. Обещай мне, Мартиника, ты сделаешь это? В противном случае ты выставишь на посмешище все то, над чем работал Люк, что он старался дать тебе.
– Я… я полагаю, что ты права. – И это верно подмечено, допустила Мартиника.
Внезапно Ксантия обернулась.
– И ты… ты, Мартиника, просто вылитая Аннамари, – ни с того ни с сего заявила она. – Ты понимаешь это, дорогая? Киран не может смотреть на тебя и не вспоминать в следующую секунду, что это он должен был быть в том экипаже, а не твоя мать. И не наш брат. Это такое суровое напоминание.
– Я… я никогда не думала об этом в таком смысле.
Ротуэлл чувствовал себя виноватым? Возможно, отчасти в этом все дело. Из всех людей, у Ксантии нет причин лгать. Отчим Мартиники нежно любил ее. Может быть, именно за это – и за то, что он принял ее – ей и следует цепляться.
Ротуэлл не ненавидел ее.
Он отослал ее прочь не потому, что испытывал к ней отвращение, а из-за того, что хотел обезопасить ее. Неужели это правда? Возможно. Отчасти да. Противоречивый и запутавшийся, так сказала Ксантия. Но правда лежала еще глубже, как подозревала Мартиника. Ротуэлл – глубоко несчастный человек. Неужели его несчастье должно омрачить ее будущее? Должна ли она отказаться от этого шанса – от единственного идеального шанса на любовь – просто потому, что озлобленный человек не смог разобраться в собственных чувствах? И должна ли она наказывать за это другого человека?
Нет. Нет, она не должна этого делать.
Мартиника в одно движение соскочила с кровати.
Она увидела Джастина в тот момент, когда он поднялся на холм, и наблюдала за ним, пока он спускался вниз, прищурив глаза из-за утреннего солнца. Сегодня Джастин был одет для охоты в поле – в желто-коричневый плащ и высокие коричневые сапоги, на сгибе его руки небрежно лежало легкое дробовое ружье. Когда он шагал к ней через высокую траву, плащ обвивался вокруг его ног, а белый спаниель с шоколадно-коричневыми пятнами бешено скакал вокруг него.
На краю фруктового сада он поднял шляпу, приветствуя ее.
– Вот как, мисс Невилл, какой приятный сюрприз! – проговорил граф. – Кажется, вы поймали меня на браконьерстве в саду Шарпа.
Мартиника подобрала юбки и поспешила ему навстречу.
– А на что именно вы охотитесь, сэр? – чопорно спросила она.
Джастин оглядел ее с головы до ног, а затем поймал девушку свободной рукой и притянул к себе.
– На райскую птицу с грудью цвета слоновой кости, – прошептал он, прижав губы к ее уху. – И я только что поймал свою.
Она отодвинулась назад ровно настолько, чтобы видеть его глаза, в которых плясали смешинки, и все же в них светилась надежда.
– Думаю, что, возможно, вам это удалось, – ответила она.
Джастин нежными темными глазами удержал ее взгляд, а затем позволил ружью соскользнуть на траву. Он полностью прижал ее к себе и глубоко поцеловал, его руки тщательно блуждали под ее плащом.
Наконец они оторвались друг от друга, их дыхание в неподвижном утреннем воздухе казалось особенно шумным.
– О, Джастин! – наконец произнесла она. – Что, если все, что ты считаешь правдой, не является ею? Или… или что, если это только полуправда? Или это не вся правда?
Джастин запрокинул голову и рассмеялся.
– О, Мартиника, мы никогда не узнаем всей правды о чем-либо, – ответил он. – И по большей части, мы не знаем и правды. Но ты говорила о чем-то определенном, я полагаю? – Он сделал паузу и поцеловал ее в нос. – Скажи мне, что привело тебя в такое волнение?
Девушка положила руки на его широкую грудь и обхватила пальцами шерстяные лацканы. От него пахло цитрусом и мылом, а также тем замечательным запахом, который он оставил на ее простынях прошлой ночью.
– О, прямо сейчас не стоит обращать на этом внимания! – воскликнула она. – Это подождет, не так ли? Это может ждать вечно. А теперь, ты же собирался принести мне подарок?
Джастин снова рассмеялся и сунул руку в карман сюртука. Смех, осознала Мартиника, заставлял его выглядеть совершенно другим человеком. Не невинным, нет. Такого никогда не будет. Но беспечным; возможно, человеком, с плеч которого только что упала тяжкая ноша.
– Ага! – произнес он, вытаскивая потертый бархатный мешочек. С предельной осторожностью он ослабил завязки и вытряхнул содержимое. Это было кольцо. Огромный овальный сапфир в золотой оправе с витиеватой гравировкой, по обеим сторонам от которого располагались два бриллианта почти такого же размера.
– MonDieu! – воскликнула девушка. – Джастин, оно стоит целого состояния.
– Да, – тихо проговорил он. – Так и есть.
Он взял ее за руку и надел кольцо ей на палец. Мартиника протянула руку к солнцу и грани кольца, казалось, засияли огнем.
– О, – выдохнула она. – О, Джастин. Я не могу носить его.
– Боюсь, моя дорогая, что я вынужден настаивать, – ответил Сент-Врейн, улыбаясь. – Это – обручальное кольцо бабушки со стороны матери, и ее бабушки перед этим, и… О, Боже, я не знаю, на сколько пальцев одевалось это кольцо, Мартиника, перед тем, как оно попало к тебе. Но оно попало к тебе, и говорят, что оно приносит огромное счастье каждой жене, которая носит его, и я не смогу простить себя, любовь моя, если принесу тебе что-то меньшее, чем огромное счастье.
Долгое время Мартиника рассматривала кольцо, изумляясь той огромной сумме, которую оно, вероятно, стоило. Затем она медленно сжала пальцы в кулак и подняла на него взгляд.
– Ты сохранил его, – тихо произнесла она. – Та единственная вещь, которую ты не продал, даже тогда, когда вы были практически без гроша.
Его улыбка вышла немного горькой.
– Одно это кольцо помогло бы мне купить мой маленький дом в Марэ. Но я не осмелился продать его. Оно предназначено для моей жены. И в конечном счете оно стало… чем-то вроде символа надежды.
– Твоей надежды?
– Моей единственной надежды на то, что когда-то я найду ту самую женщину и позабочусь о ее счастье.
– О, Джастин, – произнесла Мартиника, смотря ему в глаза. – Мне не нужно кольцо, любовь моя. Мне не нужно ничего, кроме тебя самого, чтобы стать счастливой.
Последняя грусть исчезла с его лица.
– Значит, ты сделаешь это? – спросил он. – Ты выйдешь за меня замуж, Мартиника?
Она снова вытянула руку с кольцом и застенчиво посмотрела на сапфир.
– Думаю, мы устроим свадьбу на Рождество, – мечтательно проговорила девушка. – А затем мы начнем новый год – и новую жизнь – в Париже.
Джастин рассмеялся, и его глаза расширились.
– В Париже?
Мартиника улыбнулась ему.
– У нас с тобой есть старые страхи и воспоминания, от которых нужно избавиться, – пояснила она. – Есть ли для нас лучшее место начать это, кроме Парижа?
– Почему бы нет? – Он медленно кивнул. – В самом деле, разве это не лучшее место?
Мартиника обвила руками его шею.
– И, в конце концов, – сказала она, – ты когда-то обещал одолжить мне свой маленький домик в Марэ для моего свадебного путешествия, если припоминаешь. А ты из тех мужчин, которые никогда не отступают от своих слов.
Джастин тихо усмехнулся и наклонился к ней.
– Что ж, хорошо, будущая леди Сент-Врейн, – ответил он, касаясь носом ее носа. – Вот еще три слова, от которых я не намерен отступать: я люблю тебя. И если я не ошибаюсь, то ключ от этого дома лежит у меня в другом кармане.
