Текст книги "После полуночи"

Автор книги: Лиз Карлайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Сент-Врейн мог только смотреть на нее и недоумевать, во что, черт возьми, он вляпался.

– Ну, это так?

– Что так?

– Вы на самом деле предлагаете?

Он сжал руки в кулаки и вознес Богу молитву, прося у него сил.

– Абсолютно исключено, – решительно заявил он. – Сейчас мы пойдем к вашему дяде и объявим о помолвке. И если мы решим, что подходим друг другу, то мы поженимся. А затем, моя дорогая, мы сможем обсудить эти уроки.

– Но говорят же, Сент-Врейн, что во время ухаживания мужчина должен выставить вперед свою лучшую ногу[15]15
  Английская пословица «put your best foot forward» переведена здесь дословно; ее значение – «пытаться произвести хорошее впечатление».


[Закрыть], – прошептала девушка, с насмешливой скромностью опуская подбородок.

– Но ведь сейчас мы обсуждаем не мою ногу, не так ли?

Она улыбнулась.

– Нет, определенно, нет.

Его терпение – не упоминая уже о сопротивляемости – подходило к концу. Он взял ее за руку и решительно притянул к себе.

– Сейчас мы зайдем в дом, – сумел проговорить он. – И мы пойдем прямо в библиотеку, где мы скажем Ротуэллу, что собираемся пожениться.

– О, если мы собираемся притворяться, будто помолвлены, moncher, то тогда вы должны научиться не запугивать, а убеждать. – Ее голос снова сделался хриплым. – А теперь, тот ключ все еще у вас?

Господи Боже. У него нет никаких шансов.

– Да. У меня есть ключ.

Она положила ладонь на его руку и медленно провела ею вниз.

– Тогда могу я увидеть вас? Как можно быстрее? – Девушка была так близко, что ее шепот коснулся его щеки. – Я уже хочу снова быть с вами. Жажду удовольствия, которое только вы, moncher, можете дать мне. Я тоскую по теплу и силе вашего крепкого, мужественного тела, и по возможности коснуться и ласкать ваш…

– Господь всемогущий! – Сент-Врейн с трудом сглотнул.

Выражение страстного желания на ее лице внезапно сменилось ухмылкой.

– А вот это, Сент-Врейн, и есть разница между запугиванием и убеждением, – заявила Мартиника. – А теперь вы убеждены.

– Да, будьте вы неладны, – сумел произнести молодой человек. – Теперь мы помолвлены?

– Maisoui, мой любимый, – с притворной скромностью ответила она. Однако они прошли еще всего пять шагов, когда девушка замедлила шаг. – Но вы кое-что забыли, не так ли, Сент-Врейн?

– Джастин, – немного уныло поправил он. – Вы будете звать меня Джастин. И что, умоляю вас, я забыл?

Мартиника выпятила нижнюю губу, в ее глазах светилось веселье.

– У нас только что произошла помолвка, – проговорила она. – Полагаю, теперь вам позволено поцеловать меня.

– Распутница! – воскликнул он.

Но все-таки поцеловал ее. Сент-Врейн целовал ее до тех пор, пока у нее не перехватило дыхание, почти с отчаянием обхватив ее руками, запрокинув ее голову так, что капюшон плаща свалился с нее. Пока гибкое, теплое тело девушки полностью не прижалось к его телу, и ее рот взволнованно не приоткрылся под его губами. Снова и снова он погружался в сводящее с ума искушение ее рта, одна его рука настойчиво блуждала под ее плащом, поглаживая то ее полную грудь, то элегантный изгиб талии, то спускаясь еще ниже к изящно очерченному бедру. А затем, каким-то образом, реальность того, где они находятся, вернулась к нему, и Сент-Врейн сумел отстранить девушку от себя.

Они разошлись разочарованные, неудовлетворенные и задыхающиеся.

– Mon Dieu! – воскликнула она со странной смесью вожделения и смеха в глазах. – Полагаю, moncher, что эта помолвка и в самом деле окажется очень интересной.

4
Предупреждение

Обед в Хайвуде этим вечером оказался напряженным и прошел практически в молчании. Отсутствие Джастина было ощутимо, а на красивом и бледном лице миссис Эмброуз застыло выражение, которое можно было описать только как озлобленное удовлетворение. Ротуэлл не говорил ничего, кроме того, что мрачно объявил о помолвке Мартиники и предложил тост за ее счастье. Все остальные услужливо подняли бокалы, но резкий звон хрусталя прозвучал неискренне в тишине комнаты.

В последующие дни Джастин возобновил свои визиты, но только на время обеда. Он с приводящей в замешательство легкостью разыгрывал преданного поклонника, но к, разочарованию Мартиники, они никогда не оставались одни. Она не могла поделиться с ним ничем значительным; определенно, не могла напомнить ему про их сделку. Что еще хуже, его близость приводила к тому, что ее физическое желание доходило почти до крайней степени. Когда они вместе прогуливались по гостиной, его ладонь с длинными, элегантными пальцами покровительственно лежала поверх ее, а его глаза смотрели почти с обожанием.

Не одна Мартиника заметила это. Через несколько дней злое удовлетворение миссис Эмброуз медленно потускнело, превратившись в нечто менее великодушное. Одним вечером после обеда они как обычно перешли в гостиную, но никто не предложил сыграть в карты. Вместо этого леди Шарп направилась к фортепиано и начала выбивать одну веселую мелодию за другой, словно это могло рассеять завесу, которая нависла над семьей. Двоюродная бабушка Оливия вытащила сумочку с вещами, нуждающимися в штопке, и сунула несколько пар чулок Ксантии. В конце концов, лорд Шарп пригласил джентльменов на террасу, чтобы выкурить по сигаре.

Слишком взволнованная, чтобы сидеть на месте, Мартиника поднялась и начала изучать стены. В этой комнате они были увешаны пейзажами, но картины снова не смогли удержать ее интерес. Она становилась просто одержима Джастином. И не только потому, что его прикосновение воспламеняло ее, хотя это определенно было так. Нет, было в этом мужчине нечто большее, что-то скрытое и почти непостижимое за легкой насмешливостью в его глазах с тяжелыми веками.

Внезапно девушка почувствовала тепло поблизости от своего локтя. Мартиника обернулась и увидела рядом с собой Кристину Эмброуз. На мгновение к ней вернулось прежнее унижение, но она расправила плечи и отогнала его прочь.

– Bonsoir[16]16
  Добрый вечер! (фр.)


[Закрыть], миссис Эмброуз.

– Мои поздравления, мисс Невилл, – прошептала та. – Вам на самом деле удалось заполучить одного из самых богатых холостяков Линкольншира. Признаюсь, я не верила, что он с такой готовностью наденет на себя брачные узы. – Ее глаза потемнели от чего-то похожего на ненависть.

– Merci, madame, – чопорно ответила Мартиника. – Я уверена, что все это закончится наилучшим образом.

Миссис Эмброуз сверкнула натянутой улыбкой.

– Да, что ж, едва ли вы первая, кто надеется на это.

– Pardon? Первая, кто надеется на что?

– Первая женщина, которая надеется, что соблазнение ее Сент-Врейном закончится наилучшим образом, – прошептала она.

– В самом деле? – холодно отозвалась Мартиника. – Но, в конце концов, он же мужчина. А мужчины всегда играют в азартные игры. Думаю, что каждому следует попытать счастья.

Глаза миссис Эмброуз опасно заблестели.

– Как это по-французски – рассуждать подобным образом, – промурлыкала она. – Не думаю, что последняя юная леди, которую он соблазнил, осталась с такими же оптимистическими чувствами после их романа.

– Он оставил целый шлейф их, насколько я понимаю? – Мартиника заставила себя улыбнуться. – Что ж, если страсть ослабеет, то, по крайней мере, я всегда смогу утешиться его огромным состоянием.

Миссис Эмброуз с презрением скривила губы.

– Вы так молоды и неопытны, моя дорогая, – проговорила она, в ее голосе безошибочно звучала злоба. – Надеюсь, что вы сможете удовлетворить такого мужчину. Если же нет – что ж, он всегда сможет навестить свою маленькую шлюху в деревне.

– Çaalors[17]17
  Ну и ну! (фр.)


[Закрыть]! – Мартиника прижала кончики пальцев к груди. – У него есть еще одна?

Сарказм не затронул миссис Эмброуз.

– И потом, конечно же, есть его мачеха.

– Mon Dieu! – Мартиника подчеркнуто приподняла брови. – И его мачеха тоже?

– Ах, неужели никто не предупредил вас? – Глаза миссис Эмброуз злорадно потемнели. – Он соблазнил ее прямо под носом своего отца. И все еще отчаянно влюблен в нее, осмелюсь сказать.

– Миссис Эмброуз, боюсь, что я выучила уроки любовных трудностей еще на коленях у матери, – ответила девушка. – Женщина не может позволить, чтобы небольшое соперничество испортило ей жизнь, или она ничего не стоит.

– Все это очень хорошо, мисс Невилл, но довольно трудно соперничать с мертвой женщиной.

С мертвой женщиной?

– Я сумею неплохо справиться, – заявила она, изображая уверенность. – В конце концов, toujours de l’audace[18]18
  Слова из речи Жоржа Дантона, французского якобинца, в Законодательном собрании 2 сент. 1792 г. Полностью фраза звучит как «…De l’audace, l’audace, toujours de l’audace» (в переводе «…Для победы нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость…»).


[Закрыть]!

– Прошу прощения? – миссис Эмброз уставилась на нее. – Toujours de l’audace?

– Дерзость всегда вознаграждается. – Мартиника сделала паузу, чтобы подмигнуть.

Миссис Эмброуз выглядела так, словно ей стало слегка не по себе.

Мартиника успокаивающе похлопала женщину по плечу.

– Полагаю, кузина Памела закончила играть на фортепьяно, – сказала она. – Почему бы теперь не попробовать вам? Я буду переворачивать для вас ноты.

Кажется, миссис Эмброуз была не в силах отвечать. Она вышла из комнаты и при этом намного меньше походила на охотящуюся кошку, скорее напоминая униженную женщину. Мартиника с мрачным удовлетворением наблюдала за ней, но это чувство долго не продлилось. Она отлично скрыла это, но замечания миссис Эмброуз ранили ее. Так не должно было быть. Она сама говорила, что Сент-Врейн выглядит как мужчина с прошлым. Едва ли Мартиника может винить его за то, что это прошлое швырнули ей в лицо.

Что еще хуже, она позволила своей гордости загнать себя в дьявольский угол. Она не собиралась выходить замуж за Сент-Врейна! Тогда почему с такой основательностью бросила вызов? Миссис Эмброуз – с выражением притворной жалости на лице – будет смеяться последней, когда Мартиника объявит, что намерена разорвать помолвку. В самом деле, toujours de l’audace!

Мартиника неосознанно подошла к окну и теперь стояла, глядя на собственное отражение в стекле. Перед ней от оконных стекол исходил вечерний холод; точно таким же станет и ее сердце, когда придет день, чтобы освободить Сент-Врейна от его обещания. Потому что, по правде говоря, она внезапно осознала, что не желает освобождать его. Ее дерзкие слова ничего не значили по сравнению с его прикосновением.

Возможно, Мартинике следует просто сдаться перед дрожащими коленями и переворачивающимся желудком. Возможно, ей стоит просто признать, что она позволила себе влюбиться. Да, она боялась, что уже слишком поздно для предупреждений миссис Эмброуз. Но сможет ли Джастин полюбить ее в ответ? Или его часть сделки превратится в такую же, как у Ротуэлла? Станет ли она для него всего лишь обязанностью, как всегда была для своего отца, дяди, и, возможно, даже отчима? Господи Боже, этого она не сможет вынести.

С ней что-то не так. Что-то делало ее нелюбимой. Какая-то недостаточность, которую она не могла постичь. Особенно остро Мартиника ощутила это во время тех первых ужасных месяцев после смерти родителей. Свои недостатки. Собственную неполноценность. Полнейший провал, когда она пыталась заставить Ротуэлла полюбить ее, или хотя бы убедить его провести час в ее компании. То же самое было и с ее родным отцом. Она была всего лишь неудобством.

Мартиника опустила взгляд на холодное стекло, но в этот момент почувствовала нежное прикосновение к локтю.

– Мартиника, с тобой все в порядке? – прошептала тетя Ксантия.

– Вроде бы неплохо. – Она как-то неуверенно улыбнулась. – Просто… сожаления, вот и все. Я так сожалею, что причинила все эти неприятности.

– Думаю, что ты берешь на себя слишком много ответственности за это.

– Нет, – твердо ответила девушка. – Нет, Ксантия. Это не так. И это самое худшее.

Тетя Ксантия слегка покраснела.

– Мартиника, а ты… – Она откашлялась, и начала заново. – Не будет ли это для тебя слишком ужасно? Ты думаешь, что будешь не в силах выносить… кхм, супружеские обязанности?

Мартиника сдержала улыбку.

– Это никогда не может быть ужасным, Зи, – ответила она. – Только не с правильным мужчиной. – Но она ошибается. Это может стать ужасным – если правильный мужчина не будет желать ее.

– Мне жаль, что твоя матушка покинула нас, – тихо проговорила Ксантия. – Боюсь, что я не лучший советчик в сердечных делах.

– Но это не сердечные дела. – Мартиника попыталась не выглядеть озлобленной. – Это дело целесообразности. Ротуэлл искал способ избавиться от меня, а я по глупости подсказала его ему.

Ладонь Ксантии обхватила ее предплечье.

– Все далеко не так, Мартиника, – прошептала она. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Киран очень серьезно относится к своим обязанностям – а к тебе более серьезно, чем к другим.

В этот раз улыбка Мартиники вышла горькой.

– Но именно в этом и смысл, Ксантия, – негромко произнесла она. – Это все, чем я являюсь для него. Просто обязанностью.

– Мартиника, жаль, что я не могу объяснить тебе…

Девушка снова покачала головой.

– Едва ли это имеет значение. – Она быстро переменила тему. – Говорят, что Сент-Врейн завел роман со своей мачехой. Это правда? В самом деле?

Румянец на лице ее тети стал гуще.

– Помимо всего прочего, я полагаю, – призналась она. – Они сбежали вместе. Кажется, разразился ужасный скандал. Мы узнали всю правду только недавно.

– Неужели никто не собирался рассказать мне?

Ксантия кивнула.

– Киран обдумывал это, – признала она.

Мартиника расправила плечи.

– Жаль, что он этого не сделал, – тихо заявила она. – Миссис Эмброуз наслаждалась тем, что застала меня врасплох.

– О! – негромко воскликнула Ксантия. – О, как отвратительно!

Мартиника повернулась, чтобы уйти, но практически натолкнулась на Джастина, который возвращался с террасы. Он легко поймал ее за локти, пристальный взгляд его голубых глаз вгляделся в ее лицо.

– Мартиника, моя дорогая, что такое? Кто-то тебя расстроил?

Мартиника поджала губы и покачала головой.

– Приходи ко мне сегодня, Джастин, – прошептала она. – Я не могу выносить это… это ужасное расстояние между нами. Я… я нуждаюсь в тебе. Пожалуйста.

И, не дожидаясь его ответа, она выскользнула из его рук и направилась наверх, в свою постель.

Он пришел в темноте, спустя много времени после того, как все в доме замерло. Джастин проскользнул в ее комнату, словно едва слышный вздох, и немедленно подошел к кровати. Она ощутила его присутствие с уверенностью любовницы и проснулась, хотя уже давно перестала ждать его.

– Джастин? – прошептала девушка, садясь и убирая волосы с лица. – О, Джастин, я так рада видеть тебя.

Сегодня ночью она намеренно не задернула портьеры, впустив лунный свет. В сумраке она наблюдала, как Сент-Врейн усаживается на кровать. Он обнял ее и прижался щекой к ее щеке.

– Боже мой, должно быть, я сошел с ума, – проговорил он. – Что насчет твоей тети? Она спит?

– Довольно крепко, как и всегда, – ответила Мартиника. – Она ничего бы не узнала и в прошлый раз, если бы не вмешательство миссис Эмброуз.

Теперь голова Джастина лежала на ее плече, его дыхание обдавало теплом изгиб ее шеи.

– Мне нужно было увидеть тебя, Мартиника, – прошептал он. – Я… я собирался держаться от тебя подальше. Но, признаюсь, я не смог.

– И ты дал обещание, – напомнила она ему. – Ты не похож на человека, который отступает от своего слова.

– Никогда, – тихо согласился он. – Даже в тех случаях, когда мне, возможно, следовало это сделать.

Несмотря на сумрак, Мартиника закрыла глаза и повернулась к нему лицом. Он поцеловал ее, на что она и рассчитывала, долгим и томным поцелуем, одной ладонью обхватив изгиб ее лица.

– Сними свою одежду, – задыхаясь проговорила она, когда они прервали поцелуй. – Пожалуйста, Джастин.

Сент-Врейн колебался.

– Ты уверена? – спросил он. Мы можем просто поговорить. Я… я не стану возражать, Мартиника. Просто лежать рядом и разговаривать с тобой.

Ее рука скользнула под отворот его сюртука и мягко стянула этот предмет одежды с плеча.

– Я буду возражать, – ответила девушка. – Займись со мной любовью, Джастин. А потом – да, мы поговорим. Нам нужно поговорить.

Через считанные минуты Сент-Врейн скользнул под простыни, притягивая ее к своему обнаженному тело. Его вес прижал ее к мягкой пуховой перине и теплый, сладкий виток желания промчался по ее телу.

Он снова поцеловал ее с широко открытыми глазами, на этот раз с большей нежностью.

– Ты как-то упоминала об уроках, любовь моя, – прошептал Джастин, касаясь губами ее левой брови. – Чему именно ты хочешь научиться?

Мартиника задумалась.

– Я хочу научиться, как доставить тебе удовольствие – и себе тоже.

Он коротко рассмеялся.

– Ах, милая, это одно и то же.

– Тогда научи меня… научи меня самой эротической ласке, которую ты знаешь.

– Женщина, которая знает, чего хочет – это само по себе определение эротики, любовь моя, – ответил Джастин. – И есть множество способов найти удовольствие.

– Кроме… кроме того, что мы делали прежде?

Она почувствовала, как в полумраке его глаза вглядываются в ее.

– Да, кроме этого. Ты не знала?

Мартиника ощутила, как краска заливает ее лицо.

– Я не была уверена, – призналась она. – Покажи мне.

Он снова поцеловал ее, с новой интенсивностью глубоко погружаясь в ее рот. Когда его рот наконец-то оторвался от ее, Джастин чуть перекатился на бок и провел рукой вверх по ее гладкому бедру. – Раздвинь для меня ноги, любимая.

Девушка с готовностью сделала это, резко втянув воздух, когда он проник пальцами в ее гнездышко темных кудряшек. Он еще раз погладил ее, на этот раз глубже, пока кончик его пальца не отыскал ее потайное местечко и не заставил Мартинику задрожать.

– Ооо. – Ее левая нога безвольно упала на кровать, а голова на подушке запрокинулась назад.

– Прекрасно, – со стоном проговорил он. – Неужели ты никогда не касалась себя подобным образом?

На мгновение Мартиника смутилась.

– Не… не совсем так, – прошептала она.

– Ты – чувственная женщина, Мартиника, – произнес Джастин, нежно дразня ее кончиками пальцев. – В желании нет ничего постыдного.

– Что ж, это не… – Она замолчала, чтобы с трудом сглотнуть. – Это ощущалось совсем не так, как сейчас.

Он тихо усмехнулся.

– Вот, позволь мне показать тебе. – К ее потрясению, Джастин мягко взял ее за руку и направил между ее ног. Она ощутила твердый узелок собственного возбуждения и охнула от удовольствия. – Да, назад и вперед, любимая. Как раз вот так.

Мартиника сделала так, как он сказал, и закрыла глаза, ощутив, как под кончиками ее пальцев растет собственная влажность. Джастин издал низкий, гортанный звук одобрения.

– Господи Боже, как ты красива, – задыхаясь, проговорил он.

Его слова еще больше подбодрили ее, и она быстро затерялась в собственном возбуждении. Мартиника уже задыхалась, когда его рука легла поверх ее ладони и остановила ее. Не говоря ни слова, он широко раздвинул ее бедра и поместился между ними. Она снова охнула, когда Джастин прижался губами к ее животу, а затем растянул ее плоть длинными элегантными пальцами. Но когда он поместил рот туда, где были ее пальцы, девушка тихо вскрикнула.

Вместо того чтобы предупредить ее о том, что надо молчать, Джастин глубоко погрузил язык в складки ее плоти, легко коснувшись центра ее возбуждения. Дрожь превратилась в трепет, проникший до самых костей, который заставил девушку схватить его за плечи.

Джастин издал горловой звук удовлетворения.

– Тебе нравится это, любимая?

– Я… я… я не знаю, – солгала она. – Думаю… что это может быть довольно опасно.

– Опасно? – прошептал он, перед тем, как снова одарить ее лаской.

Мартиника не смогла обрести дыхание.

– Боюсь, что женщина может умереть от такого удовольствия.

– Тогда ты можешь умереть тысячу раз, любовь моя, – ответил он. – Lepetitmort[19]19
  Маленькая смерть (фр.). Иносказательное название оргазма.


[Закрыть]. И пусть сегодня ночью случится первая из них.

О, она точно умрет от этого! Джастин ласкал ее деликатными, дразнящими прикосновениями до тех пор, пока она не стала беспомощной. Он наблюдал за каждым ее движением, пока мучил ее, его взгляд впивался в нее, несмотря на сумрак. Мартиника ощутила, как влага выделяется из ее тела, и почувствовала, что приближается к краю наслаждения. Через несколько мгновений ее бедра высоко выгнулись, и все тело начало дрожать.

– Ооо, ооо, – повторяла она. А затем ее мир задрожал, треснул и взорвался.

Девушка пришла в себя и обнаружила, что Джастин бережно обнимает ее.

– Ох, Мартиника, – прошептал он ей в волосы. – Ты так совершенна. Так прелестна.

Он продвинулся вверх по ее телу, и она ощутила, как его возбужденный член обжигает ее. Мартиника неуверенно облизала губы.

– Я хочу тебя, – сумела выговорить она. – Я все еще хочу тебя. Джастин, пожалуйста?

Он всем телом навалился на нее, вжав ее в матрас.

– Это то, чего ты жаждешь, любимая? – прошептал он. Одна его рука легла на ее талию, а другая скользнула ниже, чтобы обхватить изгиб одной из ягодиц. – Ты хочешь, чтобы я был в тебе?

Мартиника запрокинула голову на мягкую пуховую подушку.

– Да, – простонала она. Ее руки легли на его широкие плечи, и ее тело непроизвольно выгнулось к нему. – Да, Джастин. Немедленно.

Что-то проворчав, Джастин поднял ее бедра и теплая тяжесть его члена скользнула в разгоряченную плоть между ее ног. Она уже была влажной от желания. Осторожно разведя ее бедра, он проник в ее тело, раздвигая горячие складки ее плоти, а затем медленными, но настойчивыми толчками подгружаясь все глубже и глубже.

Слишком медленными. Не достаточно быстрыми. Мартиника настоятельно потянулась к нему, вонзив ногти в его плечи.

– О, Джастин! Пожалуйста!

В ответ Джастин перенес свой вес на руки и проник вглубь еще на один дюйм. Она могла ощущать, как он пытается смягчить свои движения. Но ей не хотелось мягкости. Она хотела его. Целиком и полностью. Инстинктивно Мартиника забросила ногу ему на талию и притянула его к себе, так, что они теперь лежали живот к животу, грудь к груди. Ее голова закружилась от знакомого запаха, а бедра тянулись за этим последним сладким дюймом.

– Джастин, пожалуйста, – снова проговорила она.

– Тише, любимая, – нежно прошептал он. – Пусть твое тело привыкнет ко мне. Я не хочу причинить тебе боль.

– Ты и не причиняешь, – выдохнула она. – Ты никогда не смог бы причинить мне боль, Джастин.

В темноте девушка почувствовала, как его рот двигается по ее щеке, вниз по всей длине ее шеи, легко дразня кожу, пока Джастин, раздувая ноздри, вдыхал ее запах. До тех пор, пока снова не нашел ее грудь. Его губы втянули твердую вершинку в горячий рот, медленно посасывая ее, когда он начал двигаться внутри Мартиники.

Она все еще дрожала от предвкушения в его объятиях, ее руки взметнулись вверх, запутавшись в великолепной гриве его волос.

– О, Джастин, – умоляла девушка. – Да. Да. Не останавливайся.

Сент-Врейн снова поцеловал ее, глубоко и страстно, и она смогла почувствовать вкус соли на его коже.

– Я не остановлюсь, – тихо ответил он. – Я хочу заставить тебя дрожать подо мной, Мартиника. Всегда. Вечно. Просто отдай мне себя.

Она очень сильно опасалась, что это уже произошло. Ее голова беспокойно двигалась по подушке, когда девушка приподнялась, чтобы встретить его толчки, становившиеся теперь все сильнее и интенсивнее.

Они вместе двигались в мягком свете луны, и ничего не нарушало тишину в комнате, кроме звуков их вздохов и тихого скрипа кровати под ними. Мартиника, жадно вдыхая запах пота и возбуждения ощутила, как ее тело увеличило темп. Ей нужно больше. Она желала… чего-то. Этой дрожи, которая начиналась в ее костях и толкала ее на грань безумия.

Ее ногти глубже впились в его плоть, пока Джастин снова и снова совершал толчки в этом сладостном, вечном ритме. Она подгоняла себя подняться выше. Побуждала его входить глубже.

– Моя жадная девочка, – прохрипел он. – Двигайся медленно и снова доведи меня до сумасшествия.

– Слишком поздно, Джастин, – выдохнула она. – Я… я чувствую…

– Что ты чувствуешь, любимая? – проворковал он. – Скажи мне.

– Нас, Джастин, – задыхаясь, выговорила она. – Я… я чувствую нас. Вместе. И это совершенство.

Теперь она находилась на грани отчаяния, его толчки стали сладкой пыткой. Этот прекрасный момент теперь находился как раз в пределах досягаемости, когда огонь вспыхнул и разрастался, поглотив их как единое целое. А затем серебристая грань стала ближе. Мартиника приняла еще один, более сильный, идеальный толчок – и бросилась в огонь, на встречу этому почти недостижимому удовольствию, и, всхлипывая, затерялась в нем.

Джастин проснулся от кошмара; одного из старых, хорошо знакомых, которые обычно заставляли его хвататься за бутылку бренди. Он перекатился на один локоть, его глаза привыкали к косому лучу лунного света, пересекавшему кровать. Снова Париж. Унылый маленький домик на рю де Бираг. Но когда он пробрался через туман, то обнаружил, что его обнимает пара теплых, изящных рук и снова упал на кровать.

Мартиника. Слава Богу. Новые приятные воспоминания стремительным потоком вернулись к нему, вытеснив старые. Он скорее почувствовал, чем увидел, что ее глаза открыты. Ее рука ободряюще легла на его щеку.

– Как ее зовут, moncher?

Он отвел взгляд.

– Это так очевидно, да?

– Oui, для меня, – ответила она.

Долгое время Джастин колебался.

– Джорджина, – наконец ответил он. – Ее звали Джорджина.

Мартиника прикоснулась губами к изгибу его плеча.

– Звали?

– Она умерла.

– Ах. – В этом звуке скрывалось огромное значение. – Мачеха. Я понимаю.

Он снова повернулся, чтобы посмотреть на нее.

– В самом деле? – ответил он. – Как бы мне хотелось тоже понять.

Мартиника начала играть с прядью его волос, которые слишком сильно отросли.

– Неужели она была причиной, по которой ты так долго оставался во Франции?

– Да, я отвез ее туда, – признался Джастин. – У нас был небольшой дом в Марэ, где мы прожили два года.

– Только два года, moncher? А потом она умерла. Как печально. Почему ты не вернулся домой?

Он покачал головой, и ощутил, как его волосы коснулись подушки Мартиники.

– Мне было слишком стыдно, – признался он. – Знаешь, она умерла во время родов. Я иногда думаю, что это было справедливое наказание для нас обоих. Но я уже знал, что никогда не смогу вернуться домой. Не смогу, пока жив мой отец.

– Джастин, как это произошло? – спросила девушка, словно изо всех сил пыталась понять.

Он грустно улыбнулся.

– О, так, как обычно происходят вещи подобного рода, – произнес он. – Несвоевременное чувство романтизма. Я ошибочно принял своего отца за дракона, а мачеху – за девицу, попавшую в беду. К несчастью, правда – как в большинстве случаев в жизни – оказалась не столь прямолинейной.

– Она… она любила тебя?

Джастин забросил одну руку за голову и с трудом сглотнул.

– Она определенно была влюблена в идею, – ответил он. – И очень романтична. Отец женился на ней, когда ей было всего семнадцать лет. Мне исполнилось шестнадцать, и я все еще учился в Оксфорде. Мы… мы стали друзьями, я полагаю, потому что были одного возраста, и я часто бывал дома. Но когда я закончил учебу два года спустя, то осознал, насколько она несчастна.

– Ах, – проговорила Мартиника. – Это был брак по расчету?

Он кивнул.

– Джорджина была красавицей, но у нее не было ни гроша, – пояснил молодой человек. – Отец чувствовал себя одиноко, и поэтому отправился на Сезон в Лондон, чтобы найти жену. Но не думаю, что затворник средних лет был тем, за кого она хотела выйти замуж.

Мартиника понимающе посмотрела на него.

– А, все дело в глубоких карманах твоего отца!

– Именно так, – согласился Джастин. – И он поговорил с ее семьей, бедной, словно церковные мыши, и все было улажено. Джорджина утешала себя тем, что будет графиней. Но я думаю, она не осознавала, что отец на самом деле не любит Лондон, и ненавидит принимать гостей. Или то, что он живет только ради своего табака, лошадей и гончих. И она определенно не понимала, насколько он на всем экономит.

– И поэтому она развила чувство драматизма? – предположила Мартиника. – Рискну предположить, что твой отец превратился в страшного людоеда. Он не понимал ее потребностей. Стал жестоким и оскорблял ее до тех пор, пока она не оказалась на грани безумия? Даже на грани самоубийства, n’est-cepas[20]20
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть]? И только ты, Джастин, мог спасти ее.

Он в изумлении уставился на девушку.

– Откуда ты знаешь?

Мартиника приподняла одно плечо.

– Я француженка, – напомнила она ему. – Никто не понимает laproductiondramatique[21]21
  Драматическая постановка (фр.)


[Закрыть] лучше, чем мы. И я женщина, moncher. Даже в смерти, нам редко удается одурачить друг друга.

Джастин почувствовал, как часть напряжения покидает его.

– Я был единственным дураком, – прошептал он. – Мой отец был суровым человеком. Я знал это. Возможно… да, возможно он вел себя жестоко. Но мне не следовало вмешиваться.

– Нет, вмешаться следовало отцу Джорджины, – заявила Мартиника. – Если худшие из ее утверждений были правдой.

– И все же я ни разу даже не подумал об этом, – признался Джастин. – Я был молодым парнем, нетерпеливым и полным гнева, одурманенным ее хрупкой красотой и убежденный в том, что мой отец – чудовищный зверь. Каждую ночь она плакала так, что ей становилось плохо. Джорджиана умоляла меня спасти ее, увезти ее прочь. И я так и сделал.

– Да. Ты сразил ее дракона.

Он горько улыбнулся ей.

– Я жалок, не так ли? – прошептал Джастин. – Я предал своего отца, даже не дав ему шанса защитить себя. По сей день я не знаю, нанес ли я ему глубокую рану, или он просто возненавидел меня. Я даже не прикасался к Кристине, пока не прошло несколько недель, и не стало ясно, что нас окончательно отвергли; что теперь мы остались только вдвоем против остального мира.

– Mon Dieu, были ли у вас какие-то деньги? – спросила Мартиника. – На что вы жили?

Джастин фыркнул.

– Поначалу мы кое-как изворачивались, – ответил он. – Но вскоре я стал вполне joueur invétéré[22]22
  Азартный игрок (фр.)


[Закрыть] в игорных салонах Парижа – настоящим хищником. И у меня оставалось немного драгоценностей матери, которые должны были достаться моей жене. Я продал все вещицы, кроме одной, чтобы купить дом в Марэ. Как я уже говорил тебе, я все еще владею им, хотя сейчас это место кажется мне унылым.

– В самом деле?

– Нет, это очень старый и довольно красивый дом, – признал он. – В действительности, даже изысканный. Но у меня нет желания жить в нем, и все же я не могу заставить себя продать его.

Мартиника, как показалось, долго обдумывала его слова.

– Думаю, moncher, что я понимаю тебя.

Он уронил голову на руки.

– Господи Боже, как ты можешь понимать? – проскрипел Джастин. – То, что я сделал – это грех, нарушение Божьего закона, Мартиника. Это непростительно.

Она одной рукой погладила его по волосам.

– Нет, не для меня, – ответила девушка. – Я слишком хорошо знаю, как расплывчата граница между правильным и неправильным; между добродетельным и безнравственным. Иногда мы делаем то, что, как нам кажется, должны сделать, чтобы выжить – или помочь выжить кому-то другому.

Он поднял голову и посмотрел на нее, его глаза были наполнены болью – и надеждой.

– Если ты понимаешь эту ужасную правду, Мартиника, то тогда я – самый везучий из людей. – Рискну предположить, что тебя предупреждали насчет меня – и к тому же сопровождали это большим количеством деталей. Старые слухи всегда бегут впереди меня. Я не могу избегать этого.