Текст книги "Колючая звезда"
Автор книги: Лиз Филдинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 10
Что-то разбудило Габриела Макинтайра, и он в один миг насторожился, перебирая в уме все варианты надвигающейся опасности. Чужая кровать. Чужая комната. Клаудия! Он вскочил с постели, его тело действовало автоматически, мысли опережали его по пути к спальне Клаудии.
Но вдруг он столкнулся с ней самой. Нежная, теплая, овеянная легким сказочным ароматом, в чем-то шелковом, соблазнительном, тонком.
– Мак! – Его имя прозвучало сдавленно, поскольку с налету он всей тяжестью тела прижал ее к стене. – Мак, отпустите меня!
Она замерла, распластанная по стене, с прижатыми к бокам руками, не в силах от него освободиться. А ему меньше всего на свете хотелось отпускать ее. Напротив, он сейчас с удовольствием бросился бы с ней на кровать, обняв ее в этом теплом коконе ночной рубашки, задрал бы этот шелк, чтобы сотворить с ней любовь. Справиться с собою оказалось далеко не просто.
Но он справился, правда не сразу.
– Габриел, – напомнил он ей.
– Перестаньте, Мак, это же смешно, – сказала она, безуспешно пытаясь выкарабкаться.
Смешно, не смешно, но что довольно глупо, с этим он еще мог согласиться. А она вообще не находила в своей ситуации ничего хорошего.
– Ради всего святого… – Потом, видя, что его не переупрямишь, сварливо пробормотала: – Ладно, пусть будет Габриел.
– Попытайтесь сказать это тверже, Клаудия. Запах ее кожи отметал все его благие намерения, а близость кровати все еще манила и дразнила его.
Клаудия подняла глаза. Его улыбка под ее взглядом испарилась, и в полутьме он увидел, что именно в этот момент она разгадала его мысли, тем более что близость их тел не оставляла сомнений в степени его возбуждения.
Глаза ее расширились, соски отвердели, а губы слегка раскрылись, как будто она раздвинула их кончиком языка.
Довольно долго комнату наполняла такая абсолютная тишина, что собственное дыхание начало отдаваться в его ушах барабанным боем.
– Пожалуйста, Габриел, – еле слышно взмолилась она.
Очень медленно он убрал руки и выпрямился, отпустив ее. И очень медленно – так, во всяком случае, ему показалось – она, спиной прижимаясь к стене, отодвинулась от него настолько, что они больше не соприкасались. И только тогда она перевела дыхание и взглянула на него, мельком успев заметить его внушительных размеров восставшую плоть.
– Скажите, Габриел, вы что, забыли упаковать свою пижаму? Или всегда спите голым?
– Вы чего-то хотели, Клаудия, – спросил он странным замогильным голосом, – или просто осматривали достопримечательности?
– Достопримечательности? – Она заморгала, потом наконец сообразила, что это шутка, и постаралась сосредоточить взгляд на его лице. – Я хотела разбудить вас, только и всего. В шесть тридцать мне надо быть на телестудии. Для интервью. Вчера я забыла сказать вам…
– Что? И когда вы это вспомнили?
Он, будто очнувшись, схватил с постели простыню и обмотал ее вокруг пояса.
– Когда уже легла. – Она проснулась, приготовила чашку чая и пошла будить его. Но, войдя в гостевую спальню, вдруг занервничала. Не хотелось, чтобы он подумал… ну, что в таких случаях может подумать мужчина. – Но почему вы проснулись, все было тихо, я еще только собиралась разбудить вас.
– Леди, от вашего взгляда проснулся бы и ленивец, свисающий с дерева на трех лапах.
– От моего взгляда? – Не желая показаться смешной, она указала ему на ночной столик, куда до его пробуждения поставила чашку, и начала отступать из комнаты. – Я… ну… я просто принесла вам чай.
– Хорошо, благодарю вас, мисс Бьюмонт. Я ценю вашу заботливость.
– У нас не так много времени. Я пойду и быстренько приму душ.
Мак оперся рукой о стену, перекрыв ей выход.
– Мы можем сэкономить немного времени, совершив это совместно.
– Думайте, что говорите!
Клаудия сказала это тихо, почти безжизненно, ибо его слова возбудили ее. Но, перехватив взгляд удивленных и таких опасных синих глаз, она будто опомнилась.
– Пропустите меня.
Она проскользнула под его рукой и обратилась в бегство.
Хорошо, пусть знает, как вторгаться в спальню к мужчине, божественно благоухая и сияя солнечной красотой, когда он не готов к этому и может истолковать ее приход превратно, думал Мак, стараясь успокоиться. Но сердился он скорее на себя.
Он подробно и томительно восстанавливал в памяти ее образ, близость свежих полураскрытых губ, позволявших увидеть ровные белые зубы, лучистость огромных глаз, неуверенно поднимающихся к его лицу. Такая расплавляющая близость, что все это могло взорваться в любую секунду. Взорваться как динамит.
А потом она выскочила от него, как перепуганный котенок. Да, для леди с репутацией вольной дикарки Клаудия Бьюмонт казалась странно сдержанной. А может, она просто притворяется? Или ему все это только кажется? Может, все дело в нем самом? Он отошел от стены и закрыл дверь, чувствуя, что огорчен гораздо сильнее, чем думал. Потому что он солгал насчет душа. Никакого времени на этом сэкономить было бы невозможно. Зато это могло оказаться чертовски веселым, гораздо веселее, чем сломя голову мчаться утром на телестудию.
Мысль его прервалась. Веселее. Весело. Он не мог припомнить, чтобы в последнее время даже мысленно употреблял это слово, когда речь шла о серьезных переживаниях.
Он повсюду, думала Клаудия, с излишней тщательностью обтираясь после душа полотенцем и чуть не с отвращением глядя на бритву Габриела Макинтайра, лежавшую на столике в ванной. Этого человека стало слишком много. Он заполнил собою все пространство, он и в ее квартире, и в театре, и во всей ее жизни. Куда ни повернись, везде этот Габриел Макинтайр. Она и теперь слышала, как он возится в кухне, чувствуя себя как дома.
И он все время хватает ее своими граблями. Целует при малейшей возможности… Ее губы до сих пор вспыхивали при воспоминании о том поцелуе, которым он наградил ее в гримерной. Подумать только, смеет целовать ее как любовник! Она взглянула на себя в зеркало – откуда эта влажность глаз, весь этот идиотизм, ради всего святого! Ведь не настолько же она поглупела, чтобы так раскваситься… Или поглупела?
Ее никогда особенно не смущали влюбленные мужчины, ей это даже нравилось. Она относила это явление к своей прерогативе. Но она никогда не одобряла их плотских намерений и тем более не разделяла их.
Взять хотя бы Тони, думала она с недобрым чувством, всплывшим теперь из подсознания. Она так наивно повела себя с ним. Ей казалось, что он влюблен в нее, но он просто искал сексуальных радостей на стороне. А зачем бы еще женатому мужчине так суетиться?
А зачем суетиться вокруг нее этому Маку?
Разве она дала ему повод так себя вести? Совсем наоборот. Большинство мужчин, публично получив пощечину, скрылись бы с ваших глаз с такой скоростью, что только пятки бы сверкнули. Но этот Мак – нет, Габриел, аккуратно поправила она себя, – этот Габриел поступил не так, как большинство мужчин. Он слишком расчетлив и высокомерен, чтобы поступать, как все. Для большинства мужчин, думала Клаудия, важнее всего, что скажут о них другие, они страшатся прослыть оскорбленными ухажерами, если не еще чем-нибудь похуже. И меньше всего их волнует, что чувствуете вы.
Клаудия вышла из ванной и, направляясь к спальне, бросила в пространство:
– Ванная свободна.
Он показался в дверях кухни, все еще по пояс обернутый в простыню. Нет, это просто возмутительно!
– Вы что-то сказали? – спросил он с таким простодушием, что у нее мелькнула мысль о явной провокации.
Черт побери! – думала она, торопливо закрывая дверь спальни. Дай ему только пальчик, и он всю руку сожрет. Надо быть с ним настороже, иначе живо окажешься одной из брошенных дурочек с разбитым сердцем.
Но вскоре этот словесный хлам стал ей смешон. Все это к нему не относится. Какого черта она бесконечно ворчит и бормочет себе под нос всякие глупости? Будто обрывки монологов из чужих ролей. Она подняла лицо. В конце концов, еще не поздно. Иначе все было бы по-другому. Однажды она потеряла роль в мыльной опере, потому что исполнитель главной роли захотел сниматься со своей последней подружкой. Но в этом отчасти была и ее вина. Если бы ее агент и отец не проявили излишнего ханжества, если бы она, подписывая контракт, получше всматривалась во все его пункты, вместо того чтобы витать в облаках, им не удалось бы так просто избавиться от нее в последнюю минуту.
Она говорила Маку, что приложила руку к постановке «Частной жизни» из-за Люка. Но, по правде говоря, в то время она и сама была рада этой работе. А потом ей в руки свалился телесериал. Наполовину натянув широкие шоколадного цвета брюки, она остановилась, вспоминая, как это было. Она заменила Джоанну Грей в последний момент, потому что, когда съемки должны были вот-вот начаться, Джой сломала себе руку. Должно быть, она затаила обиду.
Клаудия замерла, ужаснувшись направлению своих мыслей. Джоанна – давнишняя ее приятельница еще со времен учебы в Королевской академии драматического искусства; они работали вместе, играли вместе, флиртовали с одними и теми же мужчинами. Джоанна профессиональная актриса. Ей ли не знать, что съемочная группа не может ждать, пока ее кость срастется. И вряд ли она способна за собственное невезение возненавидеть ту, которая ее заменила. Они встречались за ленчем незадолго до последнего уик-энда, и Джой, проявив беспокойство, пыталась отговорить ее от прыжка с парашютом, тогда-то Клаудия и пообещала Джоанне, что отдаст ей свою роль в «Частной жизни», если переломает себе ноги или с ней случится что-нибудь похуже.
Клаудия вышла из задумчивости, натянула брюки, поверх бледно-персиковой шелковой рубашки надела прямого покроя жакет без ворота, выпустив наружу воротник рубашки, так что он немного приподнялся. Потом зачесала волосы назад и на затылке сколола их гребнем. Скромно, но элегантно, подумала она, любуясь полученным результатом. В самый раз для выпуска новостей, который люди просматривают за завтраком.
Склонившись к зеркалу, она еще раз придирчиво осмотрела свой макияж и увидела, что синяк полностью скрыть все-таки не удалось. Ну да ладно. Ведь предметом разговора скорее всего будет парашютный прыжок, сойдет и еле заметный след синяка. Лишь бы только не спрашивали ее о Маке… о Габриеле. Надо привыкнуть и больше не оговариваться. Но почему, черт возьми, она так боится его рассердить?
Да и вообще, на каком основании он сделал целую историю из того, как ей его называть? Лапает ее, где захочет, целует, как… как любовник. Да что она, черт возьми, зациклилась на этом слове? Стук в дверь спас ее от необходимости отвечать себе на этот дурацкий вопрос.
– Господи спаси! – воскликнул Габриел, когда она открыла дверь.
– Что за страсти?
– Вы просто сказочно прекрасны. Пятнадцати минут не прошло. Как вам удалось это сделать?
Она не сразу нашлась, принять ли ей этот комплимент с чувством удовлетворения или сказать ему что-нибудь резкое, вроде того, что на это настоящей женщине не требуется много времени. Решила ограничиться нейтральным ответом.
– Это, Габриел, дается годами практики. – Потом решила, что ответ слишком краток и нелюбезен, и добавила: – Как ни крути, а умение преображаться – часть моей работы. Да и некогда особенно долго возиться с гримом и костюмом, когда спектакль вот-вот начнется.
Он нахмурился.
– Я как-то не подумал об этом.
Она быстро окинула взглядом его экипировку: узкие джинсы и рубашка тонкого полотна. Ничего, выглядит сносно. И что заставило ее думать о нем как о нео тесанном мужлане?
– Итак, вы готовы?
– Может, вы прежде позавтракаете?
С тех пор как она рассталась со своей последней нянькой, никто не интересовался, будет она завтракать или нет. Да уж, он знает, чем задеть ее за живое, но, впрочем, на такие пустяки она не купится.
– Завтракать? Опять этим вашим бутербродом с ветчиной?
– Не капризничайте, завтрак самая значительная еда за весь день.
– Зависит от того, что вам на завтрак подают.
Проговорить эти слова она постаралась без вызова, но, отойдя на достаточно безопасное расстояние от него, почувствовала спазм в горле. Не смущай меня, молча взмолилась она. Лучше ругай меня, только не надо обо мне заботиться.
Он стиснул челюсти.
– Но я приготовил несколько тостов.
– Теперь еще и кухарничать принялись? А у меня вот никогда не доходят руки до тостера, – безразлично бросила она. – Да и в студии нам подадут завтрак. Если, конечно, мы не опоздаем.
Он взглянул на часы.
– У нас еще уйма времени. А по пути я хотел заехать в театр. Вчера вечером я забыл там портфель, и, если мне придется до полудня вас ждать, я мог бы в это время заняться кое-какими своими делами.
– До полудня? – Она натянуто улыбнулась. – Обещаю, мой милый, что вам не придется ждать ни минуты.
– Ого! Это опять что-то из того, что вы забыли сказать накануне?
– Ничего я не забыла. Разве я не говорила вам, что сегодня, после вечернего спектакля, у меня еще участие в ночном ток-шоу?
– Да? Интересно. И что из того?
– А то! Мне понадобится новое платье, так что после телестудии я отправлюсь его покупать.
– Ну нет, – возмущенно сказал он. – Ничего подобного. Я запрещаю подобные мероприятия.
– Запрещаете? – переспросила она опасно понизившимся голосом.
Он, должно быть, сообразил, что применил неверную тактику, а потому тотчас принялся исправлять положение.
– Поймите же, Клаудия. – Он старался говорить как можно более твердо. – Я не смогу гарантировать вам безопасности, если вы начнете шастать по магазинам.
Шастать по магазинам, подумать только!
– Мне нужно новое платье, Габриел, а не связка сельдей.
– Ради бога, разве у вас нечего надеть? – Не дожидаясь ответа, он подошел к гардеробу и распахнул его створки, так что она и глазом моргнуть не успела.
– Вот, смотрите, – сказал он как бы в подтверждение своих слов. – Тут все забито платьями.
Какая самонадеянность! Да, тут все забито платьями, и даже есть несколько вечерних, но все это не то.
– Мне нужно новое платье.
Не долго думая и не утруждая себя возражениями, он вытащил первое попавшееся красное платье, осмотрел его и выругался, правда очень тихо. В принципе это, конечно, платье, но по сути скорее красный футляр из плотной лоснящейся ткани, в который по идее должно быть упаковано женское тело от груди до колен. Красное платье могло подойти, и Клаудия даже хотела остановить на нем выбор, но вчера вечером, осмотрев его, решила, что будет чувствовать себя в нем не слишком комфортно. Мак, судя по всему, и сам быстро понял это, а потому быстренько запихнул нарядную упаковку обратно, взамен выхватив маленькое черное платье.
– Ну уж нет, – сказала Клаудия, бесстрастно взглянув на когда-то любимое платье. – Этот фасон не в моде.
Он кивнул, повесил платье на место и несколько растерянно забормотал:
– Да, трудно выбрать в таком множестве всякого… всего… Я не специалист в подобного рода делах, но, может, вы сами еще посмотрели бы.
– Я уже смотрела.
Она видела его смущение, он понял, что забрался в чужой огород, не зная толком, где что посажено. Так что в конце концов вынужден был сказать:
– Вы правы, вам действительно позарез нужно новое платье.
– Я знала, Габриел, что вы это поймете. Но не ходите со мной. Я договорюсь с Мелани, она составит мне компанию.
– Сознаюсь, Клаудия, я вряд ли помогу вам советом в столь ответственном деле. Но боюсь, мне все же придется пойти с вами. Я обещал.
– Все этот Люк! – возмутилась она. – Я как чувствовала, что не должна была оставлять вас вдвоем! Поленилась тогда спуститься с лестницы. Вот и расплата. Теперь он навесил вас на меня как липучку.
– Смею заверить, что ваше присутствие при моем с ним разговоре ничего бы не изменило.
– Неужели вы в это верите?
– Клаудия, вы настолько привыкли к самостоятельности, что вам кажется, будто вы можете распоряжаться и другими людьми. Но с этим бывают осечки. Я обещал Люку охранять вас, и я это сделаю, хотите вы того или нет.
Он помолчал, дав ей возможность возразить, но она ничего не сказала. Просто поняла, что здесь ей его не переспорить. А он, явно довольный тем, что настоял на своем, повесил черное платье в шкаф и закрыл дверцы.
Где надо, решила Клаудия, она проявит твердость, а сейчас, по пустякам, когда речь идет всего-навсего о покупке платья, не стоит затевать баталий, можно даже позволить себе мягкое с ним обращение. И она великодушно снизошла до пояснений.
– Там, куда я пойду, будет не очень многолюдно, я точно знаю. Несколько небольших салонов и все. И если вы будете себя хорошо вести и не лезть за мной в примерочную, я обещаю пригласить вас разделить со мной ленч.
Он что-то пробурчал себе под нос, но обсуждения ее дальнейших планов не предпринял. Пока не предпринял. А Клаудия, довольная одержанной, пусть хоть и местного значения победой, скромно улыбнулась, тактично стараясь не слишком выдать ликование.
Пока Клаудия трудилась перед телекамерами, умело обходя вопросы, касающиеся слухов о ее романе, и распространяясь перед зрителями на тему, как она пошла по стопам матери и даже сыграла роль, которую мать считала своей собственностью, Габриел Макинтайр прослушивал записи, тайно сделанные им в театре.
Как он и предвидел, здесь не оказалось ничего хоть сколько-нибудь интересного. По телефону никто Клаудии не угрожал, хотя это ровным счетом ничего не значило. Разве что подтверждало простую мысль, что, если кто-то внутри театра и затеет недоброе против примы, он не станет болтать об этом с кем бы то ни было, тем более по телефону. И Филлип Рэдмонд, как это ни огорчительно, звонил только по делам.
Пленку с записью телефонных разговоров Клаудии Мак оставил напоследок. Его в немалое смущение приводила мысль о необходимости прослушивать ее личные разговоры, ведь там могло оказаться что угодно, вплоть до разговоров интимного характера, но если он взялся защищать ее от неизвестной пока опасности, то должен будет претерпеть и это неудобство.
Однако и в записях разговоров Клаудии он не обнаружил никаких угроз тайного недоброжелателя, правда услышал там нечто, что вызвало у него невольную улыбку. Клаудия, к примеру, предложила своему отцу встретиться с Дианой и познакомиться с ней, потому что ее паб и вся эта зеленая мирная деревушка показались ей идеальным местом для новой телепрограммы, которую тот задумал. Кроме того, она просила его посмотреть на Хэзер и решить, нельзя ли ей дать для начала какую-нибудь небольшую роль, хотя своенравная девчонка вряд ли этого заслуживает.
Покупка нового платья превратилась в кошмар. В шикарном салоне неподалеку от Уинтерборнменор, ожидая Клаудию, Мак размышлял о том, что, если бы он знал, при каких обстоятельствах ему придется охранять свояченицу Люка, он бы несколько раз подумал, прежде чем обещать подобные вещи.
С другой стороны, у него имелись личные причины выяснить, кто и как сумел добраться до ее парашюта; в конце концов, пока это дело не разъяснится, он не может полагаться на надежность охранных мероприятий в собственном бизнесе.
И охрана Клаудии тоже еще не вполне им обеспечена. В дополнение к прослушиванию телефонных разговоров и просмотру почты следует установить камеры внутреннего наблюдения, и к концу недели это наверняка сработает.
Мак вспомнил, как объяснял ей, что им в целях безопасности стоит для окружающих и прессы разыграть из себя любовников, чтобы обескуражить анонимного сочинителя писем и заставить его действовать.
Ее он, очевидно, убедил. И сам был убежден, что действует правильно. Но в ту минуту, когда они входили в небольшой салон вблизи Найтсбриджа, он почувствовал всю фальшь этой затеи. Уж одно то, что раньше он ни за что не вошел бы со своим клиентом в магазин одежды. Он мог, конечно, призвать на помощь кого-то из женской части своего ополчения, а сам удалился бы на безопасное расстояние. А у него, кстати, было немало хорошо тренированных женщин, и некоторые по его приказу могли бы и без парашюта прыгнуть, лишь бы показать, на что они способны, когда им доверяют важное дело.
Но он обнаружил, что не готов доверить защиту Клаудии кому-то другому, а все должен сделать сам, даже если придется сидеть на эфемерном стульчике до тех пор, пока Клаудии не удастся объяснить интересной элегантного возраста владелице бутика, чего именно ей хочется.
– Это совсем не ваш стиль, Клаудия.
– Я знаю, Люси. Но телезрители могут этого не знать. А если и знают, то полезно иногда немного шокировать их, нравится им это или нет. В конце концов, слишком долго стараясь выдерживать стиль своей матери, я рискую им просто надоесть, чего не хотелось бы.
– Но многие находят ее стиль совершенным. Помните, как все восхищались вашей фотографией, той самой? Я, правда, не совсем уверена, что вам следовало перенимать и ее коронные позы, хотя в них вы эффектны.
Но все же, что ни говори, вы не обязаны быть точной копией Элен Френч, тем более что в чем-то на нее совсем не похожи.
– Правда?
– Ну, я имею в виду не внешне, а по характеру, вы согласны? Вам, Клаудия, следует сконцентрироваться на создании собственного образа.
– Вот потому-то я и хочу остановиться на этом платье.
– Зависит от того, в какой степени имеет смысл в вашем возрасте останавливаться на имидже enfante terrible. [9]9
Зд.: капризное дитя (фр.).
[Закрыть]
Клаудия вовсе не обиделась на эго замечание. Она сразу же доверилась суждению Люси и согласилась, что двадцать семь лет слишком почтенный возраст, чтобы нацепить на себя белое платьице broderie anglaise [10]10
С английской вышивкой (фр.).
[Закрыть]да еще с оборочками.
– Вот потому-то я и пришла именно к вам, Люси. Хочется как-то обновить свой имидж, а вашему вкусу я вполне доверяю.
– На обновление имиджа требуется время. Некоторые предпочитают сделать это одним махом и тем чересчур шокируют публику, она просто обижается и может даже от вас отвернуться. Тут надо действовать постепенно, я бы сказала, вкрадчиво. Впрочем, можно и сразу, но тогда требуется какое-то крупное событие, например вы вдруг выходите замуж или ожидаете наследника. – При этих словах Люси бросила взгляд на крупную фигуру Габриела, нескладно приютившуюся на хрупком дамском стульчике в дальнем конце салона. – Вы же знаете, таблоиды обожают давать снимки беременных звезд.
– Господи, Люси, куда вас занесло?
– Нет? А жаль. На этот случай у нас есть просто восхитительные вещицы. Имейте в виду. Ну, хорошо, Клаудия, пройдемте в примерочную. – Она вновь метнула взгляд в сторону Мака и уже чуть громче заметила: – Надеюсь, с ним ничего не случится, если на несколько минут вы исчезнете из его поля зрения? Впрочем, если он будет слишком нервничать, не лучше ли захватить его с собой, как вы считаете?
Клаудия, стараясь избегать напряженного взгляда Габриела, сказала:
– Между нами говоря, я думаю, что мы и без него управимся.
– Хорошо. Но на это уйдет какое-то время, так что ваш провожатый может пока заняться своими делами. – Люси обвела хозяйским взором свои владения, в которых порхало множество прелестных созданий, и, многозначительно улыбнувшись Клаудии, сказала: – Сомневаюсь, что он высидит целый час, не выходя наружу.
– Мистер Макинтайр – свободный человек. С какой стати мне думать о том, как он проведет этот час?
Она, понимая, что Мак ее слышит, надеялась, что он не слишком обидится.
На все время их странствия по модным салонам Мак нанял такси, поскольку в этом районе города могли возникнуть серьезные проблемы с парковкой, но, когда Клаудия, так и не взглянув на него, удалилась в загадочную примерочную, он вздохнул и пожалел, что при нем нет его «лендкрузера».
– Не смотрите на меня так сердито, – сказала она, когда они уже выходили из салона. – Я нашла то, что мне нужно, но там надо кое-что подогнать. Люси пришлет мне платье, когда оно будет готово. Ну а теперь, – сказала она, ступив на залитый солнцем тротуар, – настало время ленча.
– Мы можем вернуться в вашу квартиру, и я приготовлю омлет, – предложил он, ужасаясь мысли, что она задумала потащить его в очередное людное место.
– Ничего не выйдет. – Ее улыбка носила явно победный характер. – Я уже заказала столик в своем любимом ресторане, а это такое место, что никакому врагу, будь он даже последний дурак, не придет в голову доставать меня именно там.
Ее аргумент не показался ему достаточно сильным, но все же он решил, что она, должно быть, права. Соображения тактики вряд ли заставят выползти недруга на люди среди бела дня, похоже, он предпочитает делать свои грязные делишки под покровом ночи. А фешенебельный ресторан – Мак не сомневался, что ресторан фешенебельный, – вряд ли покажется злодею тем местом, где он решится совершить свое черное дело.
Большое светлое пространство помещения успокоило его, столики стояли довольно далеко друг от друга, и обзор был хороший, так что можно было видеть всех входящих.
– Расслабьтесь, милый мой, – шепнула ему Клаудия, когда их провели к столику у окна.
Нет, столик у окна совсем ему не понравился.
– Кто-нибудь может увидеть нас здесь, – пояснил он.
Надо, по его мнению, расположиться где-то в центре, затерявшись среди публики, а еще лучше – в углу, где никто не сможет подкрасться сзади.
– Да пусть видят, – с задорной улыбкой проговорила Клаудия. – Устроим народу бесплатное развлечение. Неужели вы не способны получить удовольствие от того, что все обращают на вас внимание?
– Не понимаю, что за удовольствие такое, когда люди вкушают свой честно заработанный по дамским салонам ленч, а какие-то разини на них пялятся, – ворчал Мак. – Все решат, что мы специально выставились в окно, как манекены в витрину, лишь бы привлечь к своим персонам внимание. Интересно, что вы наметили на послеполуденное время? Может, вам захочется прыгнуть с Тауэрского моста? [11]11
Одна из главных достопримечательностей Лондона.
[Закрыть]Или устроим заплыв голышом через Серпантин? [12]12
Узкое искусственное озеро в Гайд-парке с лодочной станцией и пляжем.
[Закрыть]Только бы нам не забыть позвонить рекламщикам, а то… Она дотронулась до его руки.
– Что это вы так раскипятились, дорогой? Успокойтесь. А не то я подумаю, что единственное место, где вы себя комфортно чувствуете, половичок в моей прихожей. Давайте лучше обсудим меню. Какую пищу вы предпочитаете вкушать во время ленча? А заодно, в каком углу ресторана вы предпочитаете это делать?
Сказав это, она встала из-за столика у окна.
Мак был просто опрокинут ее покорностью, уж этого он никак не ожидал. У него даже челюсть отвисла. Следуя ее примеру, он встал из-за стола, намеренно задав совершенно идиотский вопрос:
– Куда вы хотите сесть?
– Да куда попало, лишь бы не оставаться за этим клятым столиком у окна, который поверг вас в такую панику. Лучше сами скажите, откуда вам удобнее будет вести слежку.
– Это смешно, Клаудия.
– Смешно? Смейтесь!
– Не старайтесь поддеть меня по поводу исполнения мною служебных обязанностей. Я настоятельно требую…
– Успокойтесь, дорогой. Люди смотрят.
– Ах, так вам это, как выяснилось, все-таки не нравится?
– Многие из тех, кто наблюдает за нами, могут подумать, что мой приятель вот-вот нападет на меня. Вы об этом не подумали? Что они видят? Что какой-то здоровенный мужик настырно загоняет Клаудию Бьюмонт в угол. Посмотрите же, в конце концов, на себя со стороны, может, это вас охладит.
И она, будто зная, чего ему хочется, направилась к столику, уютно расположенному в углу ресторанного зала, по пути здороваясь со знакомыми.
– Но вот Мак уселся и был вполне удовлетворен местоположением и обзором. Клаудия вела себя безукоризненно. Она, видно, поняла, что он перенервничал, и решила любыми путями успокоить его. Отчасти ей это удалось. Но только отчасти. Он ворчливо спросил, кто кого тут охраняет, и пустился разъяснять ей необходимость все время держать ситуацию под контролем.
Мак посмотрел в сторону окна. Хорошо, что они вовремя пересели, там они смотрелись бы селедками на селедочнице, а с улицы, как он успел заметить, в окно уже заглядывали несколько папарацци. Двоих он даже узнал, вчера видел их возле театра. Да, видно, мисс Клаудия Бьюмонт особа и в самом деле весьма популярная. Ну хорошо, что бы там ни было, а ему удалось уволочь ее в безопасное место.
– Вы, надеюсь, не испугались? Нет? – спросил он, продолжая разыгрывать из себя придурка.
Клаудия посмотрела на него и ничего не сказала.
Да здравствует идиотизм! Бывают, оказывается, ситуации, когда ты ничего не сможешь сделать, не прикинувшись идиотом.
– Я сейчас вернусь, пойду, как говорится, припудрить носик.
Тут Мак вновь забеспокоился и стал зорко смотреть ей вслед. Не слишком ли я, спросил он себя, вошел в роль идиота?
Клаудия, появившись из дамской комнаты, остановилась и заговорила с какой-то девушкой, стоя спиной к дверям ресторанного зала. Он не выпускал ее из виду, любуясь легкой грацией, плавными движениями руки, тем, как невероятно грациозно она поднимала и поворачивала голову, отчего ее великолепные волосы, живущие своей особой жизнью, перетекали от плеча на спину. Он улыбнулся. Она, бесспорно, самая невыносимая женщина из всех, которых он знал, но и самая прекрасная.
Любуясь ею, Мак краешком глаза заметил какое-то движение. Он перевел взгляд в сторону подозрительного перемещения и увидел высокого, стройного мужчину с длинными ухоженными волосами, медленно приближающегося к Клаудии. Сначала он чуть не принял его за Тони, и волна чего-то схожего с ревностью ослепила его. Но это был не Тони. Поняв свою ошибку, он немного успокоился и стал смотреть, как неизвестный приближается к Клаудии.
И вдруг рот его мгновенно пересох.
Что-то во всем облике этого человека, особенно в том, как он двигается, насторожило его, точнее сказать, резко ему не понравилось. Мак напрягся и, почти уже не соображая, забыв, где он и что его окружает, опрометью бросился через ресторанный зал, настиг подозрительного типа, вцепился ему в глотку, отбросил от Клаудии и прижал к стене. В следующий миг, прежде чем атакованный смог сказать хоть слово, Мак уже вывернул его руку, прижав к спине. Атакованный застонал от боли, да так громко, что на этот тревожный звук обернулись многие посетители ресторана.
– Объяснитесь, мистер!
Слова Мака так резко прозвучали в наступившей тишине, что даже те, что не заметили до сих пор инцидента, замерли, не донеся пищи до рта, и включились в общую тревогу. А что касается поверженного противника, то, хотя губы его шевелились, он не произвел ни одного членораздельного звука. Мак еще малость поднажал, не сильно, просто чтобы враг до конца уяснил серьезность положения, но тот издал лишь сдавленный стон.
– Клаудия, – заговорил Мак. – Вы знаете этого ничтожного таракана?
Клаудия, когда он обратился к ней, ничего не ответила. Потрясенная и испуганная, она уставилась на него, совершенно не понимая, что происходит.
Боже, она знает его! – в свою очередь ужаснулся Мак, чувствуя всю нелепость своего поступка и осознавая, что его дикая выходка всего лишь очередная глупость влюбленного сторожа. Он смотрел на нее и видел одно презрительное недоумение.
