Текст книги "Я хочу быть твоей единственной (СИ)"

Автор книги: Лия Султан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4. Сочная ягода

Фархат

Две недели спустя

–Не знаю, все-таки производство небольшое, убыточное. Поэтому владелец хочет избавиться от него, как от ненужного балласта, – разрезая ножом стейк, говорю своему армейскому другу, а ныне успешному предпринимателю Мише.

–Но ты все равно посмотрел.

–А что не посмотреть? – отправляю кусок мраморной говядины в рот, разжевываю, тихо вздыхаю, понимая, что действительно очень вкусно. – Убил двух зайцев сразу: в министерство сгонял, ну и на молочный завод.

–И что думаешь делать?

–Пока только почву прощупываю, нужно больше аналитики. Предприятие в упадке. Понадобится реконструкция, переоснащение, возможно, новые корпуса. Да много всего.

–Но ты заинтересовался, – хмыкнул Миша, взяв со стола бокал красного вина. – Тебя же сюда под дулом пистолета загонишь?

–Это столица. И как бы я ее не любил, но здесь перспективный рынок. А моя молочка – лучшая в регионе. Я не думаю, я это знаю.

Миша усмехнулся, покачал головой и посмотрел на меня с фирменным прищуром.

–Фара Татарин всегда был хитрым лисом.

–Теперь я старый, мудрый лис. Семь раз отмерь, один отрежь, – вновь скользнул острым лезвием по мясу, которое, надо отдать должное заведению, превзошло все мои ожидания. – Интересное место. И готовят вкусно.

–Да, многие хотели открыть ресторан в этой гостинице. Более серьезные игроки, чем дочь Дулатова.

–Серьезно? – вскидываю брови от удивления, тянусь за бокалом. – Не знал, что это его ресторан. Это же не сфера Дулатова.

–Так он им не занимается. Дулатов открыл его для старшей дочери, – объясняет Миша, который как столичный житель, в курсе многих бизнес-процессов в городе. – Она его раскрутила, вывела на хороший уровень, хотя все относились к ней скептически. Все–таки баба. Еще и дочь Ансара. Не представляешь, как местные акулы пытались вытеснить эту выскочку. Выбила себе это помещение на 25 этаже гостиницы. Слышал, характер тяжёлый, отцовский. Вон кстати ходит туда-сюда, всё контролирует, хотя здесь директор есть. Говорят, помешана на контроле. Посмотри, в светлом платье, – друг указывает взглядом на хозяйку.

Сажусь в полоборота, оперевшись рукой о спинку стула и мне с какой-то невидимой зоны прилетает хук в солнечное сплетение. Да это же она – та самая девчонка, о которой я и думать забыл. Точнее – приказал себе о ней не думать. Сначала она чуть не разбила мою машину, потом увела коня, а после, когда я пожал ей руку, то у меня мгновенно мозги растеклись по черепушке и я строго-настрого запретил своей дурной натуре любые шутки, выпады и прочую ерунду в ее адрес. Когда она, наконец, уехала из моего клуба, я вздохнул с облегчением.

И что я сейчас вижу? Вновь ее тонкую, женственную фигуру в облегающем, строгом, бежевом платье. Скольжу взглядом по изящным изгибам, высокой груди и длинной шее. Густые каштановые волосы собраны в низкий хвост на затылке. Кожа светлая, молочная. Я помню, какая она мягкая и бархатистая по тому единственному рукопожатию. Сая Дулатова стоит ко мне боком и с кем-то увлеченно разговаривает, улыбается, шевелит бледно-розовыми губами. Не надо мне на нее смотреть – не к добру.

–Молоденькая совсем, – поворачиваюсь и говорю о ней как бы между прочим.

–Кажется, тридцать, – сообщает Михаил, а я все-таки пытаюсь поесть. – Но это что! Знаешь, как ее называют за глаза? Женщиной с яйцами.

Давлюсь куском мяса, начинаю кашлять и бить кулаком по груди. Миша быстро протягивает мне второй бокал с водой и после нескольких глотков меня отпускает.

–Чего? – переспрашиваю я, вытирая рот салфеткой.

–Ну это не я сказал. Так говорят, – разводит руками друг. – Знал бы ты, что эта деваха сделала недавно. Пьяного мажора – сына одного замминистра выставила из-за того, что он ущипнул ее официантку за попу и повалил к себе на колени. Я сам видел. Зал был битком, а он на Дулатову матом за то, что пыталась его выгнать. У девочки ни один мускул на лице не дрогнул. Привела охрану, словесно ткнула его мордой в дерьмо, как котенка.

–Не удивлюсь, если потом начались проблемы.

–А как же? СЭС, пожарные, налоговая. Выкрутилась.

–Здравствуйте.

Поворачиваем головы на мелодичный женский голос. Перед нами стоит сама хозяйка. Встретившись взглядами, замечаю что она немного смутилась, но тут же собралась. Пару секунд мы смотрим друг на друга, а потом она спрашивает:

–У вас все в порядке? Мне показалось, вы сильно кашляли? – сгибает руки в локтях, слегка скрещивает пальцы – длинные, точеные, со светлым лаком на ногтях. На тонком запястье болтается золотой браслет

–Все хорошо, – киваю сухо. – Просто поперхнулся. Здравствуйте, Сая.

–Здравствуйте, Фархат, – спокойно здоровается, держит субординацию. Она – на работе. Я – в обществе друга.

–Надеюсь, вам всё понравилось? – обращается к Мише, потом смотрит на меня.

–Более чем, – отвечает друг и на меня поглядывает. Я только хмурюсь.

–Все отлично. Нам понравилось.

–Я очень рада, – она дежурно улыбается мне и Михаилу, как рядовым гостям. Не более. И я думаю: “Так вот о каком папе она тогда говорила. А я ей стал чесать про то, что папочка купил дочке игрушку, но не научил пользоваться”. Узнал бы Дулатов, закатал бы меня в асфальт, наверное. Хотя, слышал, он мужик умный, ровный и не по беспределу.

–Приходите к нам еще, – добавляет Сая и, дежурно улыбнувшись, уходит.

Друг буравит меня многозначительным взглядом, но при этом молчит, как партизан.

–Что? – спрашиваю сердито.

–Нет, ничего, – вновь усмехается он. – Ты не говорил, что знаешь ее.

–Приезжала в КСК недавно. Увела моего коня.

–Говорил же, женщина с…

–Не начинай, – обрываю его жестом. Нет, никак у меня с ней не вяжутся эти слова. Она девушка. Невероятно красивая, притягательная, сложная и слишком молодая. Та самая сочная ягодка, которую страстно хочется сорвать, но на нее можно только смотреть.

Глава 5. Я думаю о нем

Сая

Больше всего я люблю, когда в зале полная посадка. Люблю смотреть на довольные, расслабленные лица гостей, на то, как слаженно работает кухня, официанты, хостесс и бар. Мне нравятся ароматы, музыка и шикарный вид на город из окна. Особенно вечером. Сегодня в семь у нас банкет в ВИП-зале – кудалык, то есть национальный обряд сватовства. Две очень уважаемые и богатые семьи хотят породниться, и сегодня в моем ресторане соберутся сливки столичного общества. Так как я помешана на контроле, то с утра приезжаю в “Sense”, чтобы еще раз все проверить и обговорить с управляющим.

К часу меня ждут в другом моем кафе – семейном, тихом и уютном, с детским уголком и разнообразным меню для самых маленьких. Раньше я не рассматривала такую концепцию, но младшая сестра Данелия – мама дочки и сыночка – подсказала мне правильное направление. И действительно, как много пар хотят просто прийти в выходной день в кафе, сдать ребенка в игровую зону и просто посидеть наедине в тишине. Даже если это десять – пятнадцать минут покоя.

Пока жду лифт на двадцать пятом этаже пишу директору “Маленького принца”, что скоро приеду. В кабине еду одна, слава Богам. Не люблю попутчиков. От Ирины приходит сообщение по поставкам, я быстро отвечаю, не особо замечая, что лифт остановился на двадцатом. Двери медленно открываются, я отрываю глаза от дисплея и врезаюсь в удивлённый, но цепкий взгляд этого взрослого мужчины, который только вчера был моим гостем.

–Сая, – кивает он в знак приветствия и входит в кабину, вкатывая серый чемодан на колесиках.

–Фархат, – отхожу чуть в сторону, давая ему больше места. – Уже уезжаете?

–Да. Возвращаюсь домой.

Он встает рядом со мной, но мы никак не соприкасаемся. На нем темно-синий костюм и голубая рубашка. На мне – мой любимый белый наряд для деловых встреч: приталенный жилет и брюки-палаццо. Волосы сегодня распустила и уложила набок. Этот образ дарит уверенность. Вернее, дарил. Сейчас, рядом с этим загадочным, зрелым мужчиной я чувствую себя неловко. Наверное, потому что он знает меня стервой. А в гневе я совсем другой человек.

–Мне действительно понравился ваш ресторан, – говорит он неожиданно после недолгой паузы.

–Правда? – так вышло, что мы повернулись друг к другу одновременно.

Нос приятно защекотал запах его парфюма. Я даже его узнала – выбирала однажды для отца подарок и мне попался именно этот – “Армани” – свежий, как средиземноморский бриз. Папе я тогда купила другой, но эту воду хорошо запомнила.

–А почему нет? Все объективно было вкусно, – похвалил он и я заметила, как вздрогнули уголки его губ.

–Спасибо, я передам нашему шефу.

–Передайте, – он посмотрел на часы, а я перекинула сумку на локоть и мы случайно задели друг друга, когда он опустил руку. Да, подчеркну, это было случайно, но мы снова на пару секунд столкнулись взглядами и неловко улыбнулись. Не понимаю, почему я теряюсь в его присутствии, почему меня внезапно бросает в жар и дышать тяжело, почему щеки покалывает от смущения каждый раз, когда он оказывается рядом?

–Погодка у вас, конечно, – хмыкает Фархат.

–Дождливо. Осень в Астане начинается рано.

–Я заметил. В Алматы до сих пор солнечно и жарко.

–Ох уж этот вечный спор, кто лучше, да?

–Ничего не могу с собой поделать, – пожимает плечами и вновь поворачивает голову ко мне. -Я коренной алматинец. Мой прапрадед был ремесленником в Татарской слободке, когда город еще назывался Верным.

–Поэтому вы назвали так своего коня.

–Нет, не поэтому, – смеется он. – Он очень борзый и никто с ним не мог поладить.

–Кроме вас?

–Кроме меня, – утвердительно кивает. – И на удивление вас.

Ничего не успеваю ответить, потому что двери разъезжаются на первом этаже. Фархат касается ручки чемодана и спрашивает:

–Вы не выходите?

–Моя машина в подземном паркинге. Мне ниже.

–Тогда всего хорошего, Сая, – легкий кивок на прощание, и вот он уже выходит из лифта и идет к стойке ресепшена. Я осталась одна в кабине, в которой странным образом сплелись его морской и мой цветочный ароматы. Прижавшись спиной к холодной зеркальной стене, кладу руку на грудь и чувствую, как сердце бьется быстрее обычного. Дышу медленно, закрываю глаза, улыбаюсь и говорю себе: “Он – не тот. А я – не та”.

Домой после рабочего дня возвращаюсь поздно. Шикарная, просторная, светлая квартира встречает тишиной. Я одна. Как всегда. Как вчера, позавчера и неделю назад. Меня никто не ждет и я ни к кому не спешу. Но дома, особенно сегодня, хочется услышать родной, любимый голос, и я звоню ему.

–Саечка, – чувствую, как радуется и на душе сразу тепло и спокойно.

–Привет, папочка, – шепчу ему в трубку.

–Ну как, моя девочка, всех сегодня довела, или кто-то еще выжил? – издевается он.

–Обижаешь. Конечно, всех, – тихо смеюсь. – Как ты? Как Мира?

–Мы с Мирочкой собираемся смотреть кино. У нас теперь что-то вроде традиции субботним вечером, – по голосу слышу: доволен, как слон.

–Это Сая? – слышу голос мачехи. – Да? Сая, привет!

–Ты на громкой, дочь, – сообщает отец.

–Привет, Мир! Как ты?

–Отлично. А ты?

–Потихоньку. Что будете смотреть?

–“Осень в Нью-Йорке”, – отвечает Мира.

–О, Ричард Гир, – вспоминаю, что маме нравился этот актер.

–Да, люблю этот фильм. Хоть он и грустный.

–Пап, ну держись, – смеюсь и одновременно радуюсь за отца, за то, что он больше не один. Год назад папа женился на Меруерт Асхатовне – педиатре моей племянницы Сафии. Я же из-за своего скверного характера поначалу приняла Миру в штыки и даже нагрубила ей на семейном ужине, за что отхватила от папы. Он был вне себя от гнева. Просто раньше в моей картине мира папа должен был любить маму до конца своих дней. А ведь ее нет уже одиннадцать лет. Все эти годы я боялась, что в его жизни появится женщина, которая сотрет ее светлый образ из его памяти, ведь они так сильно любили друг друга.

Теперь же я вижу, как счастлив отец. Как он светится рядом с Мирой, как они дополняют друг друга и понимают с полуслова. Это поистине тот самый второй шанс, который они оба заслужили.

Поговорив с ними, принимаю душ, переодеваюсь, бесцельно брожу по квартире. Потом ложусь на кровать, укрываюсь мягким пледом, включаю телевизор и нахожу в онлайн кинотеатре “Осень в Нью-Йорке”. Моя покойная мама тоже любила фильмы с Ричардом Гиром. Первые кадры, красивые пролеты над осенним Центральным парком, седовласый Ричард в черном пальто нараспашку необычайно хорош. А потом появляется молодая героиня Вайноны Райдер. Она празднует свой двадцать второй день рождения в его ресторане. Одна встреча. Между ними вспыхивает искра.

Тянусь за мобильным, гуглю картину. Читаю, что главному герою фильма 48. Это значит, у них разница в двадцать шесть лет. Пока суть да дело, они уже на экране гуляют по парку, а я понимаю, что в моей голове творится нечто неладное, потому что в мыслях то и дело всплывает он – высокий, шикарный мужчина с серыми глазами, глубоким голосом и густыми волосами, в которых тоже уже проступила седина. И все-таки сколько лет этому Фархату? И почему я все еще думаю о нем?

Шумно вздохнув, беру большую подушку – а я люблю именно такие, обнимаю ее крепко-крепко, чтобы только не чувствовать физического одиночества, и откидываюсь на мягкое изголовье кровати. Еще одна темная дождливая ночь, за окном раненой волчицей воет ветер. Не замечаю, как засыпаю под монотонный стук капель, и снится мне зеленый луг и всадник на вороном коне, что несется стрелой по бескрайним просторам.

СПРАВКА: В середине 19 века на территории нынешней Алматы было основано военное укрепление – город Верный. Вскоре разрослось и превратилось в крупную казачью станицу, куда активно прибывали поселенцы из центральных регионов России (Воронежской, Орловской, Курской губерний). В 1867 году Верный стал центром Семиреченской области. Рядом с укреплением возникли Большая и Малая станицы, Татарская слободка.

Глава 6. Сын

Месяц спустя

Фархат

Я до сих пор не верю, что сын сегодня уезжает. Мальчишка, которого я качал на руках, над которым трясся, когда мы узнали о его ДЦП, которого я учил стоять за себя, когда обижают другие дети, все-такие уезжает. И хочется верить, что своей целеустремленностью он пошёл в меня, и решил доказать всему миру, что несмотря на диагноз и видимой физический недостаток, он справится.

В начале нулевых я решил открыть свой бизнес. Мой дед еще советские годы был инженером-технологом молока и молочных продуктов. Я пошел по его стопам, но в конце 90-х зарплата инженера была просто смехотворной, и я стал торговать молоком, домашней сметаной и творогом от деда с бабушкой. Потом арендовал малюсенький магазин сначала в одном районе, затем в другом, третье. Дело выстрелило и захотелось расшириться. В 2010-м я купил убыточный молочный завод на окраине города и начал вкладывать всё туда. Теперь это мое главное детище, гордость, наследие, которое я хотел оставить своему наследнику Рафаэлю. Но он неожиданно решил стать программистом и поступить в Стэнфордский Университет, в самом центре Силиконовой долины.

Матушка моего Рафа, то есть моя бывшая жена Гуля, била себя в грудь и говорила, что не отпустит сыночку-корзиночку так далеко, потом что у него проблема с левой рукой из-за легкой формы ДЦП. Пальцы скрючены из-за слабости мышц. Конечно, он может ею пользоваться: носит пакеты, нажимает отдельные кнопки на клавиатуре, держит поводья, когда катается на лошади. Но в то же время, он не может открыть дверь ключом, или собирать “Лего”, хотя мы и старались в детстве.

Тем не менее, в семнадцать он пришел ко мне и честно сказал: “Папа, хочу поступить в Стэнфорд и стать программистом. И опережая твой вопрос: да, я могу это сделать одной правой”. Вопросы у меня отпали, я просто им гордился, и сказал, что поддержу. А вот его мама была не в восторге и пыталась отговорить. Это с одной стороны понятно: она же мать. Но с другой, моя бывшая жена Гуля, очень любит не только сына, но и свою жертвенность рядом с ним. Ведь она столько лет несла этот крест, а теперь он машет нам здоровой правой рукой и уверяет, что справится без нас.

–Так, значит, как только приедешь, тут же набираешь меня, пока не дошло до инфаркта.

–И меня, – подает голос Гуля. – Сначала мне позвони, сынок.

–Если будут проблемы в общаге, – сжимаю плечо моего мальчика и выставляю указательный палец вперед, – сразу набери. Будем искать квартиру.

–А почему нельзя было сразу найти ему квартиру, Фархат? – вставляет свои пять копеек бывшая.

–Да не будет там проблем, мам, пап! – смеется Раф. – Я наоборот хочу в общагу, среди людей жить.

–Но у тебя рука! – взмолилась мать.

–У меня их две, – смеется сын и поднимает вверх здоровую. – И голова!

Гуля тут же меняется в лице, прячет его в трясущихся ладонях и всхлипывает. Мы с Рафом недоуменно переглядываемся, а потом я намекаю ему, что мать хочет обнимашек.

–Ну мам, ну не плачь! – сын жмется к матери и гладит ее по спине. – Мы будем по видеосвязи общаться каждый день. Зато представляешь, какие у меня возможности! Я стану программистом.

–У нас и здесь можно стать айтишником, – всхлипывает Гуля.

–Можно. Но папа ведь поддержал меня. А я именно об этом мечтал.

Вытирая слезы, экс-супруга недобро косится на меня. По ее мнению, я вбил в его неокрепший ум мысль об образовании за рубежом. И чихала она на то, что я сам офигел, когда сын пришел ко мне с этой идеей.

–О, регистрация началась, – довольно улыбается Раф. Он высокий – почти с меня ростом, худощавый и светлый, с копной темно-русых волос и серыми глазами.

–Ну давай, сынок, удачи тебе! – потрепав Рафу по шевелюре, не выдерживаю и крепко его обнимаю. Как бы ни было тяжело его отпускать, я знаю, что это во благо. – Люблю тебя, сынок!

–И я тебя, пап! – он тоже обнимает, но держится стойко. – Мам!

У Гули снова глаза на мокром месте, она прижимает малыша к груди и гладит его по спине.

–И, пожалуйста, не убейте друг друга до моих каникул, – снова хохмит Рафа. К сожалению, он несколько раз видел, как мы с его матерью собачимся. Чести это нам не делает, но по-другому говорить иногда не получается.

Через несколько минут мы вдвоем смотрим вслед уходящему сыну и оба испытываем смешанные чувства. Когда-то Рафа всецело зависел от нас. Он бежал к нам за утешением, улыбкой, любовью. Когда-то я вместе с ним ездил на его иппотерапию и помогал взобраться на лошадь. Когда-то он делился со мной самым важным, а я говорил ему, что он все сможет. Я даже помню день, когда Раф впервые увидел море и бежал к нему, сломя голову. Теперь ему восемнадцать, и он выпорхнул из гнезда. И у меня на душе кошки скребут.

–Подвезешь меня до дома? – спрашивает Гуля, вытирая слезы платком.

–Поехали.

В машине несколько минут едем в тишине и слушаем радио. Я уже не помню, когда мы в последний раз вот так сидели и не кричали друг на друга. И тут я понимаю, что с отъездом Рафаэля, между нами окончательно разорвалась тонкая нить, которая связывала нас, как родителей. Я продолжаю платить за учебу сына в Америке, но у меня больше нет обязательств перед его матерью.

–Ну вот и все, – судорожно вздыхает Гуля. – Он все-таки улетел. А я осталась одна, – снова чуть не плачет она.

–Гуль, не драматизируй. Ты же не собиралась держать его вечно у юбки, – говорю немного с раздражением.

На удивление, она не упрекает. Обычно я для нее старый козел, который не разглядел ее чувствительную натуру, постоянно пропадал на работе и спал с с секретаршей. А я тогда вообще мало спал, потому что на заводе все начало получаться. Я бы даже сказал, вопреки.

С Гульнарой мы поженились, когда мне исполнилось тридцать, а ей двадцать два. До свадьбы она была моделью, а потом у нас быстро родился Рафаэль, но оказалось, что он мальчик с маленькой особенностью. У него была няня-медсестра, водитель, массажист, частный учитель для подготовки к школе. Но жена была по-прежнему недовольна и упрекала меня в том, что я прихожу поздно, ухожу рано, выезжаю на завод, каждый раз, когда мне сообщают о какой-нибудь неполадке. А вскоре мне вообще стало все равно, довольна она или нет.

После развода Гуля получила квартиру, алименты и деньги на содержание, потому что работать и одновременно ухаживать за ребенком с ДЦП она не могла. Мы договорились, что это продлится до его восемнадцати лет. И этот день, наконец, настал.

–Фар, – зовет она неожиданно.

–Что?

–Может, пора поговорить? – вздыхает Гуля. – Как нормальные люди?

–Говори, – киваю и поворачиваюсь к ней голову, пока стоим на светофоре.

–Ну может, не здесь? – пожимает плечами и садится вполоборота.

–А где?

–Приходи в гости. Ну что мы правда как кошка с собакой? У нас все-таки сын. Единственный.

Неожиданно улыбается и кладет ладонь поверх моей, лежащей на ручке коробки передач. Я хмурюсь, перевожу взгляд на нее: легкий румянец играет на щеках, длинные ресницы подрагивают, тонкие губы будто дрожат. Однажды я был в нее влюблен и меня, тридцатилетнего, вело от ее красоты и сексуальности. Она и сейчас, в свои сорок, очень хороша собой и не выглядит на свой возраст. Большим пальцем кисть мою поглаживает и ждет ответных действий.

Но я переключаю скорость и ее пальцы сползают. Гульнара возвращается в исходное положение, а я нажимаю на газ, перестраиваюсь и поворачиваю в сторону ее дома.