Текст книги "Последний автобус домой"

Автор книги: Лия Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава вторая
Знаменательный день

Тесно прижавшись одна к другой, девочки торопливо шагали по длинной выложенной камнем дорожке, ведущей к женскому крылу Гримблтонской школы – крепости на вершине холма из красного кирпича, с башенками и бойницами вдоль крыши. Строение окружал парк и несколько теннисных кортов, покрытых травой; от мужского крыла школы их отделяла живая изгородь.

Конни казалось, что эта изгородь – точно заросли терновника, отгораживающие один мир от другого, как в «Спящей красавице». Она чувствовала себя совсем маленькой среди старшеклассниц в нарядных серых юбках и красных пуловерах с эмблемой школы, которые провели их сначала в квадратный двор, а затем в классы.

По обеим сторонам изгороди все школьники десяти и одиннадцати лет должны были держать экзамен – те, кто справится, будут приняты в лучшие школы. Таких ответственных дней в ее жизни еще не было.

Тетушка Сью настояла, чтобы они надели школьные платья-безрукавки, блузки и галстучки, а волосы заплели в два «кренделя» над ушами.

– Важно произвести хорошее впечатление. И это поможет вам сосредоточиться, – говорила она.

Розе позволили надеть брюки в шотландскую клетку и свитер, а волосы зацепить в хвост. Она рассчитывала на место в школе при монастыре Скорбящей Богоматери. Девочек распределяли по фамилиям, поэтому Роза попала в другую группу, не с Конни и Джой. Невилл тоже был здесь, но по другую сторону изгороди.

У ворот топтались взволнованные матери, каждой хотелось, чтобы ее сокровище выдержало испытания. Но Роза, Конни и Джой приехали на автобусе сами, с шумной ватагой поступающих из начальной школы Святого Спасителя.

Мама Конни в тот день дежурила в больнице, на удачу она дала Конни иконку Святого Иоанна Патмосского. Она специально ездила в Манчестер купить подставку, к которой ее прикрепить. Доктор Фридман дал Конни новую ручку. Тетя Сьюзан приготовила завтрак и заставила их с Джой съесть овсянку и яйца, чтобы голова хорошо работала. И теперь Конни подташнивало, и она то и дело судорожно глотала слюну.

Почти год они дополнительно брали уроки арифметики и развивали пространственное мышление. Их педагог, мисс Скоура, жила в конце улицы, прежде она работала учительницей, но теперь вышла на пенсию и занималась с ними в гостиной, беря по полкроны с каждой. Она любила громко проговаривать, а точнее, выкрикивать каждое действие – сложение, вычитание, умножение. Девочки должны были оставлять свои полкроны под колокольчиком, стоявшим на каминной полке: мисс Скоура не любила принимать деньги от детей из рук в руки.

Невилл называл ее ведьмой – у него было в два раза больше таких уроков. Мисс Скоура была добра, когда ее подопечные старались, и швыряла книгами через всю комнату, если они были невнимательны.

– Конни Уинстэнли! Это просто бессмыслица! Ты же можешь решить все гораздо лучше! Смотрела телевизор, пока решала, да? – кричала она, и твердый взгляд ее серых глаз резал, как лед, однако она была права. – Я не позволю, чтобы ваши матери тратили драгоценные деньги, а вы тут валяли дурака! Отправляйся домой, перепиши все начисто и через неделю приходи, и чтобы никаких помарок. От своих лучших учениц я жду только лучших результатов.

И Конни бежала домой, рыдая от стыда. Именно тогда она поняла, сколь многого от нее ждут – ждут не только мама, или тетя Ли, или бабуля, но и школа: той хотелось, чтобы как можно больше ее лучших учеников перешли на следующую ступень и чтобы этим можно было хвастаться в газетах.

Ее учитель, мистер Педли, не давал частных уроков. Он говорил, что это нечестно. Но у него были свои методы. В классе пятьдесят пять учеников, самых сильных он вызывал к доске чаще и наказывал, если они не выкладывались полностью, тоже чаще. Конни отправили экзаменоваться годом раньше, чтобы она попробовала свои силы.

Тетя Сью сказала, что здесь каждый должен думать о себе и не упускать шанс. Бабушка Эсма пообещала купить им школьную форму, если они пройдут. Они вместе ездили на автобусе ее навестить. С холма, на котором стоял ее домик, город казался лесом дымовых труб. Иногда бабуля устраивала для них пикник и выводила прогуляться по окрестностям, показывая им голубику, грибы, деревья. Они ели имбирную коврижку и пили лимонад, а потом наперегонки бежали домой и усаживались пить сладкий чай из фарфоровых чашек в цветочек.

Конни обожала бабулину гостиную – ряды фарфоровых тарелок в буфете и множество фотографий родственников на пианино. Особенно ей нравилась одна – ее папа, Фредди, в военной форме. Он казался ей очень красивым.

– Я многого жду от вас обеих, – частенько приговаривала бабуля. – Мне будет очень приятно привезти вас в магазин и нарядить в эти шляпки с красным кантом и полосатые блузки. Вы должны поддержать традицию, хоть вы и девочки. Да-да, никаких оправданий – семья Уинстэнли надеется на вас, – улыбалась она.

Джой кивала. Она не очень-то верила, что ей удастся сдать экзамен. Потом она бросала завистливый взгляд на фотографию Фредди на каминной полке.

– А мой папа, Седрик, тоже ходил в среднюю школу, как и папа Конни? – спрашивала она.

– Уверена, что ходил, дорогая моя. И дядя Леви тоже ходил. Правда, сейчас этого по нему не скажешь, – вздыхала бабуля и смотрела на фотографию, где тот снялся совсем молоденьким солдатиком в фуражке.

Почему больше никто ничего не рассказывал им о Седрике, их двоюродном дяде из Лондона, который умер до рождения Джой? Не было и фотографий. Вся его семья погибла во время бомбежки.

Конни отлично знала, что такое бомбежка, – она видела разрушенные дома из окна автобуса, когда они ездили в магазин в Манчестер и заходили в греческую церковь. Мама тоже была не лучше! Ничего не рассказывала о Крите и Греции и о том, как она повстречала ее папу. История их встречи, словно посылка, была обернута бумагой с надписью: «Не вскрывать, а не то…» Так нечестно. У нее нет ни одной медали, никаких вещичек на память, как у других детей в ее классе, чьи папы тоже погибли на войне.

Неразбериха была и с ее именем. Почему все называли ее Конни, а мама – Диной? Когда она спросила маму об этом, так лишь пожала плечами:

– Это мое особое имя для тебя. Тебя назвали в честь бабушки, Констанс Эсмы. Это честь – носить ее имя. Традиция.

Она знала только, что очень похожа на своего папу Фредди. Она и сама это видела по фотографии. Она так же миловидна, у нее такие же светлые кудри.

Она часто задумывалась, как это у мамы и папы получилась она. Это как-то было связано с тем, что папа посадил семена в мамин животик, и они проросли, как помидоры в теплице. Джой сказала, что они превратились в жирные луковицы, но Роза сказала, что ее мама тоже выращивала братика Сальваторе и сестричку Серафину в своем животике, пока он не раздулся как воздушный шар, а потом однажды ночью лопнул, когда она спала.

Семейство Сантини одно время жило в пансионе Уэйверли, и это было весело. А потом они перебрались на второй этаж над парикмахерским салоном дяди Сильвио, и этому сопутствовала какая-то большая ссора, говорить о которой никому не позволялось. Это был еще один Б.С.С.

Когда тетя Мария, мама и тетя Сью собирались вместе, это всегда был шум, бутылки вина и смех. Иногда к ним присоединялся доктор Фридман, тетя Диана, которая работала в Лондоне, и ее подруга Пэм из больницы. Конни понимала, что, возможно, у нее не очень много близких родственников, но на недостаток тетушек и дядюшек она пожаловаться не может.

Раз в неделю девочки встречались в танцевальном кружке, а после шли есть мороженое, и Роза, которая готовилась участвовать в спектакле в Королевском театре, во всех подробностях рассказывала им, какая звезда в какую парикмахерскую ходила и какую укладку делала. А мама запретила им пойти на прослушивание в детский хор, потому что, как она сказала, весь свой сон они должны тратить на восстановление сил для подготовки к экзамену. Ну и надоел же Конни этот экзамен!

И вот теперь, в субботнее утро, вместо того чтобы отбивать чечетку в танцевальной студии, она сидит тут в школьной форме и должна написать три теста. Одна мысль, что все утро придется провести за партой, нагоняет тоску. В субботу по утрам они всегда занимались чечеткой, а потом катались на автобусе на верхней палубе, а потом отправлялись к рыночным рядам и спускали все карманные монетки на круглые твердые леденцы, цветную сахарную пудру – которую ели, макая в нее пальцы, и те после долго не отмывались от краски, – и лакричные конфетки, и выпуск журнала «Школьный друг», чтобы было на что меняться с Джой. Ей нравилось разглядывать лотки с пуговицами и блестками, у филателиста выбирать набор марок для коллекции. Так что шестипенсовик уходил быстро. Он просто жег карман, и ей никогда не удавалось что-нибудь скопить.

Она окинула взглядом высокие окна и дверные арки. Да, в самом деле величественно и даже пугающе, но так ли уж она хочет каждый день ехать на автобусе через весь город в полосатой школьной форме, на которую все обращают внимание? А если она заблудится или решит прогулять урок?

– Ты же сядешь рядом со мной? – шепотом спросила Джой. – Я боюсь.

Джой всегда переживала из-за уроков и боялась, что не сможет выдержать экзамен. Она всегда выполняла все домашние задания и делала все, что задали по музыке, а тетя Сью суетилась вокруг нее так, как никогда вокруг Конни не суетилась ее мама. Тетя Сью всегда была дома на кухне, а мама – то в больнице на дежурстве, то в вечерней школе изучала английский, чтобы он стал лучше.

Мама работала полный день, поэтому им мало времени удавалось проводить вдвоем, разве что когда они ездили в церковь в Манчестер. Тогда чаще всего она болтала с Конни по-гречески. Они садились в автобус, и Конни чувствовала, что мама такая родная, и так хотела расспросить ее о родине. Она немного понимала по-гречески, но теперь мама все чаще разговаривала с ней только по-английски, словно стыдилась своей страны.

Одно было ясно: все ожидали, что она справится хорошо. Но когда она увидела, как сотни девочек так уверенно заходят в здание школы, и все они надеются пройти на немногие имеющиеся места, затея показалась ей зряшной. У них с Джой нет ни единого шанса оказаться в числе немногих избранных, решила Конни.

– Давай, Джой, пойдем прогуляемся тут вокруг, будто это место уже наше! Какая разница, поступим мы или нет. Полно и других хороших школ, – рассмеялась она.

– Но мамочка говорит, что эта школа лучшая в округе. Все хотят здесь учиться. Девочки потом поступают в университет и становятся знаменитыми, – отвечала Джой, сжав ее руку.

– Мне все равно. Мисс Скоура сказала, что мы можем лишь приложить все усилия. А остальное следует предоставить Провидению, – ответила Конни, стараясь казаться храброй.

– Что это значит?

– Не спрашивай, не знаю. Думаю, это как-то связано с церковью. Ты же чаще меня ходишь в церковь, – напомнила она, устав от всей суматохи. – Пусть все поскорей закончится, и тогда мы сможем спокойно готовиться к рождественскому представлению.

Доктор Фридман предположил, что будет полезно прочесть все книги, которые были в списке рекомендаций. Она поплакала над началом «Джейн Эйр», влюбилась в «Сюзанну с гор» и «Ветер в ивах», но ничего не разобрала в «Алисе в Зазеркалье» – эта книжка вызвала лишь кошмары.

И все же доктор Фридман ей нравился. Он был добрым и все ей объяснял. У него было грустное морщинистое лицо, и он бросил курить, а потому постоянно сосал леденцы, которые держал без обертки в кармане. И когда он угощал ими Конни, они всегда были в пуху, так что приходилось ополаскивать их под краном. Теперь он уговаривал и Марию с Сильвио, и дядю Леви не курить, но они его не слушали.

Конни знала, что он очень умный. У него в комнате повсюду были сложены стопки книг, и он всегда помогал ей с домашними заданиями, когда что-то не получалось. Это доктор Фридман объяснил ей, что балетная музыка называется классической. Он знал все мелодии, под которые она выполняла упражнения у самодельного станка, прикрученного в холле, и часто аккомпанировал ей. Иногда, когда он думал, что его никто не видит, он заводил граммофон, ставил Шопена и плакал в носовой платок. Судя по всему, классическая музыка нагоняла на него тоску, но он все равно ее слушал.

Джой больше любила вязать одеяльца для своих кукол и вышивать чайные салфетки для рождественских подарков. Ей нравилось смотреть телевизор и говорить, что их домашний доктор не похож ни на одного из докторов в «Домашнем докторе» [3]3
  Британский комедийный сериал.


[Закрыть].

Мама ухаживала в больнице за пожилыми дамами, и порой девочкам приходилось петь и танцевать для них в палате. Пожилые дамы от умиления пускали слезу, а спали они в кроватях с решеткой сбоку, и это всегда пугало Конни. Пугала и сама больница с ее пустынными скрипучими коридорами и ужасными запахами. Она ни за что не хотела бы стать сиделкой или постоянно готовить завтраки и шить, как тетя Сью. Ну да, значит, придется собраться и написать эти тесты.

Конни больше хотелось быть похожей на тетушку Ли. Иногда в субботу днем тетя Ли закрывала свое бюро путешествий и вела их на футбольный матч в Брогден-парк поболеть за «Грасхопперов». Ли с девочками стояли на ветру под навесом и во все горло вопили. А по дороге домой ели традиционную жареную рыбу с картошкой, и это было самой приятной частью программы – вдыхать аромат соли и уксуса, горячего жира и теплых пальцев. Дорога шла в гору, они шли не спеша, держа во рту горячие кусочки картошки, и путь сразу казался короче.

Тетя Ли в свое время поступила в гимназию, но в шестнадцать лет ушла работать в налоговой службе и в лавке на рынке, потом много путешествовала за границей, и Конни это казалось невероятно шикарным.

Сейчас они с Джой сидят тут, наверное, как конкурентки, подумалось Конни. Обе понимали: решается их будущее. Она хорошо понимала, что значит провалить этот экзамен.

Ей придется пойти в среднюю школу Брод-лейн, в которой учатся грубые бритоголовые мальчишки из квартала, застроенного муниципальным жильем. А Роза пойдет в католическую школу Святого Венсана, и в пятнадцать лет ей придется начать работать в каком-нибудь супермаркете.

Мистер Педли неустанно твердил о том, как важно сдать этот экзамен; это единственный шанс показать, чего ты стоишь. Но ведь в ней вовсе не было ни золота, ни серебра, чтобы она могла что-то стоить… Или он имел в виду что-то другое? И вот они сидят и ждут, когда прозвучит команда перевернуть страницу, а строгая леди в черном платье ходит взад и вперед, проверяя, чтобы никто не вздумал списывать у соседа.

«Констанс Эллен Уинстэнли» – напечатано на бумагах, лежащих перед ней, и внезапно до сознания Конни дошло, что все это происходит на самом деле и это очень страшно.

Она сняла с запястья часы и положила их на парту перед собой, чтобы следить за временем – так они тренировались с мисс Скоурой. Та много раз заставляла их репетировать. «Трижды прочтите вопрос и потом отвечайте только на этот вопрос», – учила она.

– Переверните листок и приступайте, – прозвучала команда учительницы. Первым было сочинение, надо было придумать собственную историю.

Выберите одну из этих тем:

1) Мой любимый выходной день…

2) Каким я буду через десять лет…

3) Один день из жизни…

Конни без раздумий выбрала последнюю – она сразу решила, о чем будет рассказывать.

* * *

– Ну и трудные же были задания, правда? – вздохнула Джой, грызя кончик карандаша, когда они, покончив наконец и с арифметикой, сидели в гостях у Розы, к которой отправились сразу после экзамена. Здесь же суетилась и мама Джой.

– Ну что? Ну как? Как все прошло, Роза? – спрашивала тетя Сью.

Та беспечно пожала плечами:

– Главное, я могу распрощаться с нашей «Скорбящей Богоматерью»! – отмахнулась она, погружая ложку в огромную порцию мороженого – шоколадно-клубнично-ванильного. С тех пор как у тети Марии с ее семьей приключился Б.С.С., они редко бывали у Сантини, но Розе позволяли приходить к ним одной. Старая донна Валентина – тамошняя бабуля – все еще хотела баловать своих внуков и друзей.

Тетя Сью учинила им настоящий допрос, в мельчайших деталях выспрашивая, о чем были задания и как они отвечали.

– Джой, а на какую тему ты писала сочинение? – шепотом спросила она.

– Как мы и репетировали – о том, как я буду балериной, когда вырасту, – ответила Джой. Только она совершенно не собиралась становиться балериной. И вообще еле-еле сумела сдать последний экзамен в Королевской академии.

– А ты о чем писала? – с улыбкой спросила Джой, поворачиваясь к Конни.

– Один день из жизни мешка с картофельными чипсами, – ответила Конни, глядя, как их лица вытягиваются от изумления.

– Мы же не проходили такого с мисс Скоурой, – недоверчиво уточнила Джой. Мамино лицо сразу поникло от огорчения.

– Знаю, знаю, но это сразу пришло мне в голову, и история получилась хорошей. О том, как из моря на землю вылезла рыба, а из земли вытянули картофелину, и никто из них не думал, что они чем-то особенные, но вот когда их соединили и обернули газетной бумагой, они превратились в волшебную еду, согрели нас и сделали счастливыми. Обертку потом выбросили в урну, но она выпрыгнула и начала новые приключения.

Внезапно история показалась Конни очень глупой, и она поняла, что упустила свой шанс. И все же она написала правду, ведь ей совсем не хотелось быть балериной, даже как Роза, которая танцевала лучше всех в школе.

– Уверена, ты старалась, как могла, – сказала мама, погладив Конни по руке и передавая ей два шиллинга на какое-нибудь угощение. Конни же могла думать лишь о том, что экзамен позади, можно забыть о нем и думать о Рождестве.

* * *

Весенним утром, когда все должны были получить письма с результатами экзамена, Конни пришлось отправиться в школу, так и не узнав, что же в конверте.

Кругом уже вовсю лились слезы и вспыхивало негодование, мамочки в гневе швыряли скомканные письма через прутья забора, окружавшего игровую площадку. «Тебе дают место в технической школе». «Ты поступила в школу Мур-бэнк». Какое же это было мучение – считать нескончаемые минуты, когда после обеда они смогут рвануть домой и вскрыть наконец конверты, ожидающие их на столе в кухне.

Тетя Сью сидела, улыбаясь, глядя на Джой:

– Тебя взяли, ты поступила в Мур-бэнк!

Это была муниципальная общебразовательная школа в центре города, безусловно, второго сорта, но все знали, что она уж точно лучше школы Брод-лейн.

Конверт Конни все еще лежал на столе нераспечатанным. Мама была на дежурстве, но у Конни не было сил ждать. Она разорвала конверт и прочла письмо.

– Вот это да! Боже мой! Не может быть! – закричала она, запустив письмо через стол к тете Сью. Та прочла и вспыхнула.

– Поздравляю, Конни! Гримблтонская школа, женское отделение! Выходит, им все-таки глянулась твоя рыба с картошкой…

Конни выпутывается из пелены воспоминаний и с тревогой взглядывает на часы. Как же ползет время, когда следишь за ним!

Для ее детей ворошить страницы этого семейного альбома – все равно что шагнуть в другой мир. Мир, где девочки носили платья и сандалии – кожаные, с ремешками до щиколоток. А мальчики до тринадцати лет разгуливали в шортах. Сейчас это кажется таким смешным… Дети дотемна носились на улице, спокойно шли через парк, сидели в кино, гуляли по всем окрестностям, на многие мили удалясь от дома, играли дни напролет. Сейчас все иначе.

В поле зрения Конни, конечно, попадали и другие дети, кому не так повезло, как детям из семьи Уинстэнли. Если верить книжкам, детство было у многих совсем другое, отнюдь не такое счастливое, а полное лишений и разочарований. Какую бы полуправду ей ни преподносили, она воспринималась как откровение. Им было лучше знать, взрослым, в том мире пятидесятых! У родителей часто были свои причины не говорить всей правды.

Три девочки и Невилл жили в оболочке мыльного пузыря, под защитой тетушек, друзей, соседей, старавшихся восполнить детям отсутствие их отцов. И у многих их школьных друзей тоже не было отцов, все из-за войны.

Как говорится, нельзя скучать по тому, чего нет…

Глава третья
Роза

Стоя в очереди в столовой, Роза грезила наяву. Мысленно она в который раз прокручивала движения, которые ей предстоит показать на просмотре: дэгажэ дэрьер… жэтэ… па-дэ-бурэ и плие [4]4
  Названия балетных движений.


[Закрыть]. У нее будет всего несколько минут, чтобы произвести впечатление на судей и получить место в Манчестерском отделении Королевской академии. А вокруг будут толпиться такие же взволнованные двенадцатилетние девчонки в белых трико, перетянутых на талии резинкой. Мисс Липтрот занималась с Розой дополнительно, чтобы отшлифовать каждое движение до совершенства.

Каждый день рано утром Роза шла в часовню и молилась: «Пресвятая Богородица, помоги мне пройти конкурс!» Она жертвовала конфетами и вместо них покупала пачку фотографий негритянских детишек, которых миссионеры в Африке спасли от голода. Иногда, склоняясь в пор-дэ-бра [5]5
  В хореографии: медленные плавные наклоны всем корпусом вперед, назад и в стороны, когда корпус тянется за кистями рук.


[Закрыть], она снова молилась Пресвятой Богородице. А потом сестра Жильберта стала к ней придираться, и с тех пор начались неприятности.

Руки и пальцы. Вот главное ее достоинство, так как ноги у нее коротковаты, а подъем недостаточно крут, чтобы стопа на пуантах смотрелась идеально. На верхней площадке лестницы у нее был станок, и она прилежно отрабатывала там все упражнения, но для растяжки места никак не хватало – там стояла коляска.

Она потянула вперед носки коричневых туфель – проверить, не сморщились ли гольфы на щиколотках. Ох уж эти гольфы… Серые, шерстяные, с золотыми и коричневыми полосками у колена, они просто уродуют ноги! Вот если бы ей уже было можно носить чулки, как шестиклассницам! Передник из саржи подгоняли под ее размер, он достался ей от кузины Марселы и был великоват. Ей все доставалось от кого-нибудь, все лоснилось от долгой носки, и все было для нее подогнуто или присборено. В результате она чувствовала себя словно какая-то помесь осы с пчелой.

Пресвятой Богородице нравились девочки в бесформенных тускло-коричневых платьицах цвета вспаханного поля или «какашек», как однажды шепнула Розе ее подружка Морин Брэди. Роза приподняла юбку проверить коленки. Ну да, как обычно после беготни по парку за братцем Сальви – все ободраны и исцарапаны, а в царапины въелась пыль.

– А ну опусти юбку, Розария! – прикрикнула сестра Жильберта, чьи глаза, словно радар, выискивали вокруг малейшие нарушения правил. – Сколько раз тебе повторять, что ученицы школы Пресвятой Богородицы не оголяют части своего тела, исключение – спортивная площадка! Ученицы школы Пресвятой Богородицы – прежде всего леди, даже если порою нам приходится терпеть рядом грязнуль и нерях. Но мы не потерпим здесь простонародных ухваток, ты слышишь, Сантини? Хотя чего ж еще ждать от итальянских крестьян? – презрительно вопросила монахиня и взглянула на Розу, словно та должна была с ней согласиться. – Добродетель и благопристойность в любых ситуациях, девочки. Вы маленькие кораблики Пресвятой Богородицы, плывущие по морю грехов и ереси.

Роза ненавидела сестру Жильберту и особенно – это ее длинное черное платье, которое, когда та шла по коридору, шелестело, словно черный лебедь, скользящий по гладко отполированному дубовому морю. Как в «Лебедином озере» – Одиллия, дочь злого волшебника, клюет ее, Одетту. Вся такая благолепная, сахарная, приторно-сладкая, а сердце черно от злобы. Как же Роза рыдала, когда принц не узнал Одетту! Это было несправедливо!

Сестра Жильберта видела каждое ее движение: стоило ей побежать, когда следовало шагать чинно, или пойти одной, когда все шагали парами; она ругала ее за то, что она поет слишком громко, что чихает в церкви, что у нее грязные руки и коленки и что постоянно теряется ленточка для волос.

Мама вздыхала и доставала шестипенсовик на новую ленточку – купить их можно было только в школе. Вот уж это точно нечестно. У сестры Жильберты в столе, должно быть, скопились уже сотни ленточек.

Хорошо, что домашние задания были нетрудными, и она успевала все сделать в автобусе по дороге домой или ненадолго устроившись под колпаком свободного фена в их салоне, пока было тихо. Жалко только, что потом учебники начинают пахнуть перекисью водорода и краской для волос. Однажды эта краска брызнула на тетрадку, за что ей снова досталось. А ей надо было набрать самых высоких оценок – золотых звезд, как их называли в школе, – чтобы ей разрешили на полдня отлучиться на просмотр. Место в утреннем классе Академии – это ведь следующая ступенька на пути к тому, чтобы стать новой Марго Фонтейн, Берил Грей или Алисией Марковой. Любой из них, неважно, которой именно. И у нее уже есть красивое сценическое имя.

«Роза Сантини, восходящая звезда Школы королевского балета, выступит в Королевском театре в Гримблтоне в знак любви к родному городу и своей альма матер, Школе танцев мисс Лемоди Липтрот», – напишут газеты. Монастырская обитель всем составом отправится на представление, а сестре Жильберте не хватит билета, и она останется одна в келье и будет рвать на себе волосы за слова о том, что Сантини грубые невежды и простолюдины.

А пока приходится страдать за искусство; ну да, затесался при дворе тучной пчелиной матки, погоняющей своих фавориток с резинками на талии и высокими бюстами, крошечный трутень. Ничего, когда-нибудь ей понравится грудь, как у Сабрины из фильма. Но сначала Роза должна стать знаменитой. Большая грудь мешает красиво выполнять жэтэ и еще кое-какие движения, она колышется и подпрыгивает под тонким трико. Сестра Жильберта говорит, что эта часть тела может вызывать похоть и вести к греху, поэтому ее всегда надо стягивать одеждой.

Ее-то груди величиной с половинки лимона, но Роза все равно надевает крошечный хлопковый лифчик, чтобы под белым трико ничего не просвечивало. Тело ее менялось, и ей страшно мешали волосы, проступившие внизу живота: они такие темные и грубые, что в трико пришлось вшить подкладку.

У монахинь груди не было вовсе, вместо нее они носили длинные белые покрывала поверх черных платьев, словно пингвины, вперевалку шагающие вдоль берега в скрипучих башмаках, которые больше походили на угольные баржи.

У сестры Жильберты повсюду были шпионы, исправно доставлявшие ей лакомые кусочки информации. Иначе откуда бы ей знать, что Розария вовсю отплясывала с протестантами в кафе-мороженом, одну за другой бросая монетки в музыкальный автомат, который, как всем доподлинно известно, и есть сам дьявол во плоти. Ах, если бы она лучше ладила с другими девочками в классе!

Она часто хихикала с Морин, умной и мечтавшей стать учительницей. Поэтому их разделили, а Розе сказали, что она дурно влияет на Морин, и ее посадили с бедной Селией Уайтхаус. У той были рыжие волосы и веснушки, и она изо всех сил старалась стать святой, а ее родители держали магазин конфет и табачную лавку и на Рождество приносили в школу множество подарков, чтобы наградить учениц.

Почему-то сестра Жильберта все знала о семейном скандале в доме Сантини и Великих Потрясениях, обрушившихся на семью, когда папочка отправился на небеса. И о том, как мама оставила кафе и родила ребенка, а потом жила с протестантами, пока Сильвио Берторелли не вернул ей честное имя. Акции Сантини ценились невысоко и после того, как кузина Марсела в пятнадцать лет бросила школу прямо накануне экзаменов и начала работать в кафе. Энцо ходил в школу Святого Венсана, и от этого смиренного отрока никто не ожидал выдающихся свершений. Поэтому поступление Розы в среднюю школу стало сюпризом даже для нее самой. И бременем, которое ей приходилось нести.

– Надеюсь, ты продержишься здесь дольше своей кузины, – сквозь зубы процедила монахиня. – Девочкам из семьи вроде твоей нечего делать в средней школе. Они зря занимают драгоценные места. А чтобы в зародыше подавить твое своенравие, ты будешь дополнительно помогать на кухне и посещать уроки истории христианства. Выпускницы школы Пресвятой Богородицы должны стать светлыми маячками Католической церкви в Гримблтоне, исполнить священный долг материнства в брачном союзе, благословленном Папой через венчание и божественную литургию. Я пока не вижу, чтобы ты была готова к этому. Прилежные девочки из католических семей не скачут по сцене, и мы не потерпим среди нас попрыгушек. Я буду присматривать за тобой, Сантини.

Им было непросто собрать ее в школу, ведь за Сальви появилась и малютка Серафина, так что при всех хлопотах они едва сводили концы с концами, и в квартирке над парикмахерским салоном никто не сидел без дела. Мама сбивалась с ног, обслуживая клиентов, а Роза приглядывала за малышами, оттачивая упражнения у станка.

Место в Королевской академии все изменит. Ну а школа – это просто чтобы как-то занять время между балетными классами и танцами под музыкальный автомат. Но в любом случае ей нужно письменное разрешение, чтобы ее отпустили с занятий и она могла бы сесть на автобус в Манчестер.

Мама писала с ошибками, а Сильвио и того хуже. Наконец попросили Квини Квигли из Вечернего клуба «Оливковое масло». Та согласилась помочь и написала письмо на персиковой бумаге с легкой отдушкой, а мама подписала его. Роза передала письмо в учебную часть и почти забыла о нем, пока ее вдруг не остановила учительница.

– Розария, мы не даем выходных, если ученица вместо занятий задумала поплясать с актеришками. Неделя и так слишком коротка, чтобы наши школьницы успевали усвоить, что им следует избегать всяческих искушений, насылаемых на них зовом плоти и диаволом, – от слова к слову распалялась сестра Жильберта. – Танцульки и попрыгульки! Выйти в полуголом виде на сцену, чтобы мужчины глазели и пускали слюнки! Да разве этого добрая мать желает для дочери? Мы не дадим тебе разрешения ради твоей же пользы, и больше не будем об этом. Тебе все ясно?

Роза кивнула, чувствуя тошноту в горле. Слова монахини мог бы опровергнуть только священник. Но мама ни за что не посмеет перечить монахине. А Роза просто должна поехать! Так что не остается ничего другого, кроме как проигнорировать запрет и солгать. Она и так уже ступила на зыбкую почву и впала в смертный грех. Непослушание немыслимо даже для человека, не питающего должного почтения к Церкви. И пусть речь идет лишь о ничтожной отлучке на полдня. Но как ей солгать собственной матери?

После уроков она с радостью увидела, что Джой и Конни поджидают ее у салона Сантини. Они всегда встречались здесь по пятницам. Конни просто сидела, в красной полосатой форме она напоминала полосатую палочку. А бедняжка Джой в тяжелом ярко-синем пальто и фетровой шляпе тихонько потягивала молочный коктейль. Они уже начали сравнивать, что кому задали на дом.

– Ну что, когда просмотр? – дружно спросили подруги: вся их танцевальная студия переживала за того, кто сможет пройти такой отбор. Как же хорошо, что они старые друзья, и она может сказать им правду.