Текст книги "Последний автобус домой"

Автор книги: Лия Флеминг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Лия Флеминг
Последний автобус домой

Посвящается Эльфе и Лиз, нашедшим друг друга.

Между правильным путем и неправильным – где-то посередине – есть поляна. Там я и встречусь с тобой.

Джалалудин Руми

Крит
2007

Укрывшись за изгибом куста бугенвиллеи, она сидит в тени абрикосовых деревьев возле бассейна, подернутого, словно шелком, голубой рябью, и поглядывает на часы – еще не пора?

Она не особенно любит подолгу находиться на солнце, хотя по крови наполовину критянка. Жизнь успела оставить на ее лице уже достаточно тонких черточек. Краски вокруг ее радуют: глаза скользят по земле, белым стенам виллы, цветущим оливам и белому жасмину на фоне ярко-синего неба. С гор, поднимающихся над деревней, что на холме, доносится позвякивание колокольчиков на шеях овец. Как и всегда по вторникам, фургончик с рыбой, объезжая привычный маршрут, гудком дает о себе знать. Стрекочут цикады.

Она никогда не устает от красок Крита: синих и белых, а еще охряных, как монастыри по соседству. Ее английская жизнь окрашена совсем иначе: ракушечник, гравий, зеленые ветви тиса и лавра, огненные оттенки осеннего сада и не такое яркое солнце.

Нет, она пока не готова возвращаться домой. Ее держит кое-что здесь.

До прибытия самолета еще уйма времени, и она останавливается посмотреть, как британские чартеры, выныривая с небес над бухтой Суда, приземляются в облаках красной пыли на взлетно-посадочную полосу аэропорта. Повод заставил ее особенно прихорошиться: на ней ярко-бирюзовый сарафан, золотистые сандалии; волосы, крашенные хной, она прихватила заколками, а выбившиеся пряди прижала солнечными очками; ноги до полной гладкости обработаны воском, ногти поблескивают свежим лаком.

Прибывшие потихоньку отделяются от самолета, окунаясь в полуденный жар, затем автобус подвезет их к зданию аэропорта, где они выстроятся в длинную очередь за багажом. Всё это ей знакомо. Она наблюдает, как отъезжающие девицы, едва прикрытые маечками, но, несмотря на все усилия, так толком и не загоревшие, терпеливо становятся в очередь. «Ничего, ничего, скоро вернетесь в холодрыгу ночного Манчестера, со всеми вашими баулами, оливковым маслом, ракией и кожаными сандалетами», – улыбается она про себя.

Сколько раз она сама стояла вот так, поджидая друзей? Она придет? Она узнает ее?

Она оглядывает толпу. Провожатые из отелей с папочками и табличками; служащие контор по прокату автомобилей – фамилии на их корявых картонках пестрят ошибками; молодые дамы, впервые ожидающие прибавления и согнанные отсюда жарой и пылью; старожилы-эмигранты с чемоданами, набитыми сырами, кастрюльками-мармитами, копченым лососем, карри, дисками с фильмами и домашним мармеладом…

Их письма друг другу встретились.

«Присядь, успокойся, – приказывает она себе. – Еще ждать и ждать, купи газету, выпей кофе – что угодно, но отвлекись!»

«Как же я могу сбросить с себя напряжение, если я ждала этого дня всю жизнь?..»

Она садится на скамью, стараясь унять дрожь. Женщина средних лет, стареющая хиппи, с выгоревшими на солнце волосами, вся в веснушках, с бирюзовыми бусами, побрякивающими на плоской груди… Узнают ли они друг друга по фотографиям?

Дыши глубже. Вспомни занятия йогой, сосредоточься на том, что видишь и слышишь, а не на том, что вот-вот произойдет – наверное, произойдет! «Сколько же прошло времени, прежде чем мы дожили до сегодняшнего дня? С чего мне начать рассказ?»

Она со вздохом откинулась на спинку скамейки. Чтобы ответить, надо вернуться в самое начало, туда, в далекие пятидесятые. Ей ведь захочется узнать все…

Часть I
Школьницы

Глава первая
Гримблтон, графство Ланкашир Июнь 1953

– Леви, осторожней с коробкой! – вопила Сьюзан Уинстэнли, пока тот тащил драгоценный груз по выложенному плиткой крыльцу пансиона Уэйверли. – Неси в холл для гостей и там поставь слева! – распоряжалась эта хрупкая женщина, глядя, как ее шурин протискивается в дверь.

– Нет! – закричала Анна, другая его сноха. – Лучше справа… В столовую. Там безопаснее.

Их дочери, Джой и Конни, взбудораженно наблюдали за тем, как дядя Леви поднимает коробку – скоро эта коробка станет предметом разговоров по всей Дивижн-стрит.

– Не слушай ее! В холле поместится больше народу! – возмутилась Сью.

– Вы можете наконец договориться? Стою тут, будто ваш раб… Уж сделайте одолжение, решите что-нибудь, а то руки отваливаются… Куда нести?

Анна пожала плечами:

– Ну, как знаешь! Делай как хочешь, только не жалуйся потом, что пол-улицы топчет твои новые ковры… И лучше задерни шторы, а то в окно будут заглядывать.

Конни хотелось, чтобы все вокруг знали о таком вдруг свалившемся на них счастье. У них первых на Дивижн-стрит появился телевизор, причем как раз за три дня до коронации!

– Поставь здесь… Нет, лучше здесь… – командовала Сьюзан. Для такой маленькой женщины она могла быть неожиданно властной. – И нужен столик, поднимем его на уровень глаз.

– Если поставить сюда, то солнце будет светить прямо в экран, – вмешалась Анна. Пусть она и просто сиделка, но даже ей ясно, что это неподходящее место! – Никто ничего не увидит, – добавила она, и в ее ланкаширском акценте с рокотом булькнули гортанные греческие гласные.

«Какие же они разные, – подумала семилетняя Конни. – Мама, Анна, такая высокая и широкая, волосы рыжие и лежат пышной лепешкой, а глаза зеленые, и от них ничто не спрячется. А тетя Сьюзан темненькая, и глаза карие так и сверкают, а сама совсем маленькая…»

– Но там нет розетки, – опять не согласилась Сьюзан.

Леви, что тот чертик на веревочке, приседал и вставал по команде; этакий бочонок на двух ногах, он пыхтит и ворчит, но никогда не отказывает им в помощи, если это касается его старого дома.

– Давай ты просто помолчишь и дашь мне закончить мысль! Насколько я помню, за диваном есть свободная розетка. Мы отодвинем его от стены, и свет будет падать как надо.

Леви чуть отодвинул диван, Конни юркнула в образовавшуюся щель, и ей досталась добыча – скомканный носовой платок, две засохшие конфеты и обломок какой-то трубки.

Квадратный ковер не доходил до стены, и дощатый пол вдоль плинтуса, который никому не приходило в голову протирать, был покрыт клочьями пыли.

Это повергло Сью в панику.

– Сколько лет в этот угол не ступала нога человека?! Сейчас же все вычистить! Джой, пойди принеси щетку и швабру! Не хватало еще, чтобы соседи подумали, будто весь наш дом зарос грязью!

Мебель немедленно сдвинули, и все принялись рьяно надраивать комнату. Неужели какая-то маленькая коробочка может вызвать такой переполох?

Леви нацелился было потихоньку исчезнуть – на улице его ждал фургончик, – но Сью уже в дверях ухватила его за воротник.

– Не так скоро, мой дорогой… Надо будет еще кое-что подвинуть.

– Поторопись, не то Айви вышлет сюда поисковую экспедицию, а это, ох, недешевое удовольствие.

Все знали, что Айви не любит, когда он уезжает помочь здесь, в своем старом доме. Сама она никогда не появлялась тут из-за Б.C.С. – Большого Семейного Скандала, – о котором, к разочарованию Конни, никто никогда не распространялся. До той ссоры Айви и Леви тоже жили в Уэйверли-Хаусе. И Конни не знала, почему Айви никогда не приглашает их теперь поиграть с Невиллом или посмотреть передачу про ослика Маффина.

Наконец с превеликими осторожностями объект будущего поклонения был водружен на круглый трехногий столик с резьбой по краю: двенадцатидюймовый экран в отделанном под ореховое дерево шкафчике с электронно-лучевой трубкой – принцип работы этого устройства мистер Пиклз однажды пытался объяснить потрясенным Конни и Джой на одном из занятий в детском научном клубе. Пианино сослали в холодную столовую.

Конни и Джой наготовили в школе множество всякой всячины на тему коронации. Классу, в котором училась Конни, поручили мастерить короны и к ним драгоценности, державы и скипетры из картона и золотистых конфетных оберток, сигарет и крышечек от молочных бутылок. Джой училась на год старше, и их класс корпел над альбомами о членах королевской семьи: Джой старательно вырезала все фотографии королевы, какие только могла разыскать.

В воскресенье днем в Кингз-парке всех ожидал пышный праздник, и в самом конце танцевальная группа девочек «Крошки-милашки», среди которых и Джой с Конни, должна будет торжественно нести флажки. А их лучшая подруга Роза Сантини будет петь. Розу и всю ее семью – маму Марию, ее нового мужа Сильвио и младших детишек Сальви и Серафину – тоже ждали в гости смотреть церемонию по телевизору.

По всей Дивижн-стрит развевались флаги и ленты, в каждом окне красовались портреты королевы и афиши новой кинокомедии «Золотая карета». А главное, жители улицы собирались устроить собственное торжество. Только бы не пошел дождь, вздыхала про себя Конни. Погода может все испортить! Эти вечные облака над холмами так и норовят пролиться дождем…

Впрочем, все эти мелкие опасения не могли омрачить предвкушение радости от просмотра церемонии по телевизору. Да уж, порой их дом напоминает вокзальную площадь Гримблтона в первый день каникул – все снуют туда-сюда, эти приезжают, те уезжают, холл заставлен чемоданами, на лестнице не протолкнуться, кто вверх, кто вниз. У них есть постоянные гости, как, например, доктор Фридман, который работает в Центральной больнице, где и мама Конни. Или миссис Пинкертон, которая приезжает навестить племянниц и гостит по нескольку недель кряду. Есть туристы и продавцы, заглядывающие к ним, следуя по привычным для них местам. Гул стиральной машины в кладовой тогда почти не смолкает, а тетушка Сью не успевает утюжить горы белья и взывает о помощи. Случаются и официальные визиты, когда пансион навещает Эсма, бабуля Конни, Джой и Невилла, не так давно перебравшаяся в отдельный небольшой домик в Саттер-Фолде. Она любит нагрянуть без предупреждения, просто проверить, все ли тут в безупречном порядке – все же истинным ее домом по-прежнему остается Уэйверли.

* * *

Они приготовились принять столько гостей, сколько сможет вместить дом, – каждому ведь хочется проследовать за будущей королевой от Букингемского дворца до Вестминстерского аббатства [1]1
  Британцы горячо спорили, уместно ли показывать церемонию коронации Елизаветы II по телевидению, и даже провели народное голосование (четверо из пяти выступили «за»). В итоге свидетелями события стали почти 20 миллионов человек, 2 июня 1953 года смотревших передачу; это радикально изменило роль телевидения: тогда-то оно и начало входить в каждый дом // http://news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_ 2955000/2955088.stm – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]. А по телевизору даже еще лучше, сказала бабуля Эсма:

– Так мы сможем и внутрь зайти! Но вы должны вести себя хорошо. Королева, может быть, и не заметит вас, но все равно все узнает. Помните наш девиз: «Семья превыше всего…» Так что никакой болтовни в задних рядах.

Бабулю Эсму Конни любила. Та никогда не приезжала без подарков, которые извлекала из своей коричневой крокодиловой сумочки – иногда это были цветные карандаши, иногда иностранные марки в их коллекцию или бисер в коробочке. Если бабуля чувствовала себя хорошо, то помогала на кухне Сьюзан и Анне и была к ним очень добра.

Конни не очень хорошо разбиралась, кто в их доме кому кем приходится, ей никогда не объясняли, почему они живут вместе. Тетя Сью вернулась из Бирмы с маленькой Джой, а мама привезла Конни из Греции, из Афин. Было еще множество тетушек, которые на самом деле были не тетушками, а мамиными подружками. И все это было как-то связано с Б.С.С. и с тем, что их папы погибли на войне. Как бы там ни было, Уинстэнли занимали в городишке значимое положение.

Они первые обзавелись настоящей стиральной машиной и двумя автомобилями, владели семейным предприятием – лавкой «Травы для здоровья» на местном рынке, а теперь вот у них и пансион с телевизором.

Джой жила в одной комнате со своей мамой, тетей Сьюзан, а Конни – со своей, но им пообещали, что, когда они подрастут, той и другой выделят по спальне в мансарде. А пока что каждую комнату приходилось сдавать. У доктора Фридмана комната без ванной на втором этаже и гардеробная, которую он использовал как кабинет. Комната мисс Пинкертон была рядом с ванной – по причине ее «слабого здоровья», но в чем именно оно проявлялось, никто Конни не говорил, сколько она ни спрашивала.

Завтрак и ужин подавали в столовой, а в тесноватом холле для гостей, обычно затянутым дымом, постояльцев приглашали расположиться с газетой. Семья ютилась в задней гостиной и кухне. Конечно, Конни здорово обрадовалась бы, если бы телевизор поставили прямо здесь, но мама ответила, что нельзя, чтобы такой важный прибор покрылся налетом кухонной гари и всяких брызг.

Телевизор сразу после установки был накрыт кружевной салфеточкой, которая прикрывала его от пыли. Потом из магазина приходил человек настроить антенну, и пол-улицы стояли и смотрели, как он прикрепляет ее к трубе, пытаясь направить в сторону Уинтер-Хилла под Болтоном, чтобы сигнал был лучше. Конни никак не могла взять в толк, как же из невидимых волн складывается картинка.

А у дяди Леви телевизор появился давным-давно, и он мог смотреть из своего дома, как «Болтон вандерерз» и «Блэкпул» дубасят друг друга в финале кубка. Он болел за Стэнли Мэтьюза, когда тот выиграл медаль в матче между «Болтоном» и местной командой, и за «Грасхопперов», которых тренирует муж тети Ли.

Конни с беспокойством поглядывала на небо, опасаясь, как бы дождь все не испортил. Это должен быть совершенно чудесный день! Тетя Сью сшила им с Джой льняные платьица в красную, белую и синюю полоску; мама купила полосатые ленточки в косички. А в школе они приготовили салфетки и бумажные колпаки, воздушные шары и короны!

Но потом пошел дождь, и Джой расплакалась, потому что праздник в парке отменили. И Роза ни с кем не разговаривала, в ее огромных карих глазах стояли слезы обиды. Ну почему, почему здесь вечно льет дождь? С экрана телевизора никак не уходили помехи, настройщика антенны вызвали еще раз. И все-таки самыми волнующими оставались новости: утром в день коронации Би-би-си сообщила, что Хиллари и Тенцинг покорили Эверест, а в Лондоне тоже идет дождь, так что все справедливо.

Вскоре начали собираться гости: старая миссис Пикванс и глуховатый мистер Беддоуз, их сосед; бабуля Эсма прибыла на такси; тетушка Ли с мужем, управляющим в местном бюро путешествий «Лонгсайт»; семейство Берторелли со всей малышней, которая тут же расселась на полу и, раскрыв рты, уставилась на солдат, экипажи и людей с флагами, которых сменили короли и королевы со всего мира в парадном облачении.

– Запомните мои слова, – произнесла бабуля, – такое великолепие… Быть может, солнце особенно благоволило нашей империи, но и мы не плошали.

При звуках национального гимна поначалу все поднимались, но после третьего раза решили, что уже выказали достаточно уважения.

Экран был совсем маленьким, но звук шел чистый – звенели фанфары, гудели колокола, шумела толпа. Конни сидела совершенно ошеломленная, но Джой пихала ее, чтобы та подвинулась, в ответ Конни дернула ее за косичку, и Джой резко вскрикнула. Конни получила шлепок от мамы:

– Мы вошли в церковь, веди себя как подобает…

Гостям передали красно-бело-синее блюдо с красными, белыми и синими сэндвичами – ну, или почти такими: красные помидоры и язык, белый хлеб и маринованная до посинения капуста.

Были приготовлены и особые бисквиты – в форме короны с серебристыми бусинками. Была хрустящая картошка, портвейн и лимонад для дам, крепкое пиво для мужчин и газировка для детей. Все сидели, прилепившись к экрану, машинально засовывая в рот еду, и боялись пропустить хоть секунду драгоценного действа. Когда королева произносила клятву, тетушка Сью прослезилась.

– Она всегда отличалась жутким патриотизмом, – улыбнулась мама и шепнула Конни: – Только погляди! Да она больше британка, чем сама королева!

Потом они увидели маленького принца Чарльза в шелковом костюмчике, рядом с его бабушкой. Он так мило держался.

Никто не заметил, как Невилл проскользнул в дверь и плюхнулся рядом. Кузен Невилл был сыном дяди Леви. Он жил за углом, на Грин-лейн, был «единственным ребенком» и потому любил покомандовать. Все они ходили в одну школу, но Невилл к тому же был в одном классе с Джой.

– Подвинься-ка, – шепнул он, садясь на краешек юбки Конни.

– Что случилось? – спросила она. – У вас что, телик сломался?

– Не-е… Родители опять злятся, все утро ругались. Папа потом пошел в «Британский легион» [2]2
  Организация, помогающая всем, кто когда-либо служил в британской армии.


[Закрыть]выпить кружечку. А я снова один. Скучно…

Нет, Конни вовсе не казалось, что быть единственным ребенком в семье так уж и скучно. Вот ей, например, ни минутки не удавалось побыть одной. В комнате или на кухне все время кто-то был рядом. А вот было бы здорово иметь отдельную комнату, как Невилл, и спокойно погрузиться в томик Энид Блайтон, чтобы никто не кричал вдруг: «Конни, лапочка, а ты не могла бы?..» Вместо этого ей все приходится делить с Джой, словно они родные сестры, а не троюродные.

– Сиди тихо и помалкивай, – приказала она Невиллу, и он неожиданно послушался.

Когда церемония закончилась, в Лондоне все еще лил дождь, а в Гримблтоне начало подсыхать. Они принялись накрывать столы – белые скатерти, снова бумажные тарелки и воздушные шары. Отец Джекки Додд тем временем организовал прямо на дороге французский крикет: четные дома против нечетных. Уинстэнли жили в доме номер двадцать два, так что присоединились к команде четных и старались поточнее лупить мячом.

Потом поели еще сэндвичей, хотдогов, булочек с разноцветной глазурью и желе с выдавленными на нем изображениями сто– и тысячефунтовых купюр. Мальчишки размахивали ложками и кричали:

– Морожка, жележка!.. Для пуза тележка!.. Объешка и посмешка!

Бабулю Эсму все это не забавляло.

Потом Сильвио и дядя Пит пододвинули пианино к распахнутому окну в столовой и принялись петь, затевать пляски и веселиться, покуда почти не стемнело.

Местный фотограф из «Меркьюри» сделал общий снимок на улице: Роза, Невилл, Джой и Конни в бумажных коронах улыбаются во весь рот; Анна, Сью с Марией и бабуля Эсма в соломенной шляпе, гордо взирающие на потомство.

«Золотые дети золотого века» гласил заголовок. Впрочем, на Дивижн-стрит заметка не имела особенного успеха – большинство из попавших в кадр были приезжими.

– Да они же все иностранцы! – прыснула мама Норин Бродхерст из дома номер пятнадцать.

По небу прокатился гром, и в ту же секунду из-за поворота на Грин-лейн показалась Айви.

– Вот ты где! Так я и знала! Прошмыгнул! Я же ведь говорила… Нечего делать тебе на Дивижн-стрит. Разыскивай тут тебя повсюду! Марш домой! – рявкнула она Невиллу, резанув для убедительности пальцем по воздуху. Казалось, тетя Айви вся колышется, подумала Конни: и ее кудри, и блузка в оборках, и грудь, и складки на юбке – точно как розовое бланманже на тарелке. Глядя, как Невилл отпрянул от матери, протягивавшей к нему руку, Конни хихикнула.

Айви метнула на нее свирепый взгляд.

– А вы, невоспитанная мисс, лучше бы спрятали эту вашу ухмылочку! Молодой человек, делайте, что вам говорят. Я вам не позволю выставлять меня в глупом свете. – И она выразительно посмотрела на маму Конни и тетю Сью. – Я могла бы догадаться, что вы тут устроите, – прошипела она, явно упуская из виду факт, что рядом танцевало и веселилось пол-улицы.

– Оставь парня в покое, Айви, – вмешалась бабушка Эсма. – Он никому не мешал. Позволь ему поиграть здесь еще немного. Я прослежу, чтобы он вернулся домой до темноты. А Леви разве не вместе с тобой?

– Нет, он, как всегда, потащился в паб. Невилл, ну давай же, а то я тебя шлепну!

– В этом нет необходимости… Пойдем, присоединяйся к нам, – пригласила Сьюзан сердитую Айви, чуть тронув ее за руку. Это была ошибка.

– Нет уж, благодарю. Я знаю, где мне не рады, – раздраженно буркнула Айви, выразительно глядя на Марию и Сильвио. – Быстро же ты занял местечко, а? – вопрос был адресован Сильвио.

– Ничего подобного не было, – вступилась за Сильвио бабуля Эсма. – Послушай, Айви, не забывай, что вокруг люди. Думаю, ты несколько перестаралась с шерри. Если хочешь, я приду посидеть с тобой…

– Спасибо, я предпочитаю собственное общество, – ответила Айви свекрови. – Невилл, ты идешь или мне силком тебя тащить?

– Я хочу играть со своими сестрами! – выкрикнул он, тряхнув черными кудрями и скрестив на груди руки в защитной позе.

– Не смей называть этих девчонок сестрами! Ты настоящий Уинстэнли. А их не приглашали, они влезли к нам, а их матери… – военные вдовы!

– Айви, довольно! – повысила голос бабушка Эсма.

– Не понимаю, почему ты всегда на их стороне, а не на моей? Они украли наше наследство. Клянусь, ты еще пожалеешь об этом дне! – отрезала Айви и, вихляя на высоченных каблуках, зацокала прочь – к себе, в сторону переулка Ричмон, где дугой выстроились сдвоенные особнячки.

– Ты что-нибудь понял? О чем это они? – прошептала Джой, повернувшись к Невиллу, и просияла; за ней – Невилл и Конни. Б.С.С. снова заблистал перед ними манящим своим оперением, и они никак не могли выбросить из головы эту загадку!

– Домой! – распорядилась бабуля, созывая разбредшихся, словно стадо непослушных овец, домочадцев. – Представление окончено, дамы и господа. Думаю, теперь мы еще просто сами немного посмотрим телевизор. – Звук ее голоса заставил всех подскочить. На сей раз пройти в дом никого не пригласили.

Конни со значением взглянула на Невилла. Он назвал их сестрами, и это здорово.

Она стряхивает с себя грезы. Может быть, она покажет те снимки из семейного альбома, их ведь сделали на той вилле. «Да, на них запечатлены все, кто играл какую-то роль в тех событиях», – размышляет она, чуть ли не в сотый раз изучая табло с сообщениями о прилетах.

И снова возвращается в прошлое, к цветам своего детства: аксминстерский ковер с восточным узором, на котором они валялись с книжкой комиксов, следя за отблесками пламени в камине и разглядывая свои башмаки; серые балетные пледы, на которых Роза, Джой и она делали растяжку, то и дело цепляя занозы на дощатом полу танцевальной студии. А школа воспринималась как такое место, где ты сидишь нога на ногу, не стесняясь шершавых коленок, и впитываешь знания, словно губка… Конни улыбнулась.

Драмы настоящей жизни, что разворачивались в пансионе Уэйверли, плавно проплывали над их головами, не задевая впрямую, хотя время от времени их холодное дуновение и заставляло поежиться. Она не может вспомнить, чтобы хоть раз Джой или Невилл оказались не на ее стороне. Они обменивались марками и почтовыми открытками, ссорились за игрой в «монополию» – обычно в дождливое воскресенье днем, когда им не разрешали смотреть телевизор, – и чувствовали, что в это время их матери на кухне возводят воздушные замки, строят грандиозные планы, лишь бы дети смогли получить лучшее образование и шанс воплотить их собственные мечты. Какая же мать не хочет дать своему ребенку больше, чем имела сама?