Текст книги "Верона (СИ)"

Автор книги: Ливард Сайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

***

Сказать, что путешествие не принесло приключений, это, значит, не сказать ничего. В проулке Фабрицио нарвался на призывный восхищенный свист нескольких подзагулявших молодых людей, а уже у самого дома друга, высокую стройную фигурку облапил помощник дожа. Пьяный да в темноте подслеповатый.

– Ах, какая bella ragazza, какая donna gustoso, что мой сazzo рвет штаны, – пьяный лепет сопровождался поползновениями и попытками обнять, прижать и даже залезть под юбку. Сразу на память пришли веселые деньки, проведенные на оргиях и приватных встречах в Риме. Вот так, так…

Но настроение было шутливое, можно сказать, озорное.

—Che cazzo vuoi? – полушепотом, но очень рассержено и тонким голоском прошипел Фабрицио, притворно отмахиваясь от назойливого мужика.

Тот даже не почувствовал подвоха, принимая парня за рutana.

—Ciucciami il cazzo!– И рука пьянчуги нырнула под юбку меж ног Фабрицио.

– Ну, что? Нашел, что искал, scemo? – Уже своим голосом грозно прорычал Фабрицио.

От неожиданной находки и громоподобного голоса, помощник дожа припечатался к стене дома и разинул рот.

– Не справишься даже трезвый, – на прощание проворковал парень и усмехаясь втиснулся в тайную калитку, ведущую в сад у дома Гвидичи.

Появившись в проеме окошка, коротко постучал о раму и, перекинув ногу, ступил в комнату, где его ожидал Аурелио.

***

У них уже стало входить в традицию, что из дома Фабрицио молодого друга провожал вооруженный слуга. Агний заботился о безопасности Елин.

Игривое настроение Агния она не оценила. С чего он так подпрыгнул и засуетился, что там творилось в голове? Может, удар Риккардо повредил разум гладиатора? И сама же усмехнулась. Тупой гладиатор – не она ли так часто называла Агния? Что там можно повредить то…

Наблюдая как Агний в этом мире начал в открытую наслаждаться местной модой, превращался в щеголя и законодателя, менял украшения и придирчиво перебирал кружева, Елин так и распирало съязвить и высмеять. Но потом она вспоминала о роли Агния на пирушках в домах патрициев. Так, значит, не сильно и страдал кинед от подобного? И становилось грустно. Столько всего было в Агнии, чего понять Елин могла, но не принять.

***

Нефтис как-то раз с сенатором Луцием устроили карнавал для самих себя. Агний, Борс и нервный актер из публичного театра были наряжены в женские туники. На всех, кроме Агния, были напялены кудрявые бесстыдно-рыжие парики. Длинющие белые волосы гладиатора прибрали в высокую прическу с выпущенными локонами и подвели сурьмой глаза. Начищенное медное зеркало показало Агнию деваху с точенными чертами лица. Конечно, тогда он был немного моложе. Моложе на две жизни...

Троица ряженных танцевали, подносили закуски и напитки господам, а потом ласкали и раздевали друг друга под нежную мелодию флейты и тамбурина. Луций выбрал Агния, впрочем, как обычно, и не снимая с гладиатора туники и венка с, заплетенных в высокие косы, волос уложил на спину и овладевал по-женски. Закатывал глаза и рычал, упираясь в упругое тело парня. А потом, задрав тунику, скрыв свою плешивую голову под подолом, встал перед рабом-кинедом на колени. Агний испытывал широкий спектр эмоций: от омерзения и, приводящей в ярость, покорности до возбуждающего осознания власти над римлянином. Когда член Агния был во рту сенатора...

Но, главное то, что Агний неоднократно, благодаря своим «талантам» бывал в роли прелестницы с бицепсами и ростом гладиатора.

А потом свободные и богатые римляне свистели и хлопали на трибунах арены, ставили монеты за победу белокурого димахера Агния.

Сейчас Агний изящно пролез в открытое окно в спальне Аурелио и предстал перед другом во всей красе. Поправил чуть свалившееся с плеча верхнее платье и кокетливо заулыбался.

– Понравилась красавица, а? Ну побудь моим кавалером, Аурелио, – Фабрицио проплыл вглубь комнаты, плавно, медленно, покачивая бедрами, как учила рабыня-берберка когда-то. – Жаль ты не умеешь играть хотя бы на флейте, но я все равно тебе станцую... Я сделаю то, что хочешь ты... для тебя...

Низкий бархатный воркующий голос, просвечивающие ноги сквозь сорочку, взмах руки, поправлявшей волосы, глаза то опущенные скромно долу, то сверкающие из-под возмутительно длинных ресниц...

– Я побрил, для тебя... и не только морду...

Зрелище было не для слабонервных. Но Елин только теперь поняла, что же так привлекало в этом «тупом гладиаторе» того же Патрикия. Двойственность, манкость, подчинение силы. Словно лев ложился на спину и подставлял живот. Но скалился, демонстрируя клыки. Знание, что руки, ласкающие тебя, завтра будут разрывать тела и сворачивать шеи. А потом опять гладить и ласкать так… так… как Елин то испытала как никто другой.

Новомодная штучка стояла на каминной полке. Аурелио метнулся и схватил музыкальную шкатулку, открыл крышку и завел механизм. Тонкая звенящая колокольчиками и отбивающая нежный, но четкий ритм мелодия полилась по комнате. А мальчишка так и замер со шкатулкой в руках наблюдая представление.

Медленно, вокруг себя, словно окутываясь мантильей, не отводя глаз, Фабрицио начал движение под звук пружинок и колокольчиков. Сложив руки с чуть приподнятыми локтями на своей груди, плавно покачиваясь, словно просыпался и оживал, причем, всем телом, каждой частью его.

Почти незаметным движением парень расстегнул верхнее парчовое платье, которое при легком повороте и движении плечами, соскользнуло к ногам. Переступив через ворох ткани, Фабрицио поднял кисти рук к затылку, тряхнул белокурыми локонами в такт мелодии и, оставив ладони на шее, повернулся к Аурелио спиной. Вытянув вверх, плавно вырисовывающую неведомые узоры руку, он выгнул спину так, что опять его внимательные глаза поймали взгляд Аурелио, а волосы волной заструились до пола.

Аурелио было видно, как бедра Фабрицио поднимаясь и опадая, уходя чуть вправо и влево, выводили восьмерку. Но совсем не так, как рабыни у ланисты, совсем не так. В движениях парня жила животная сила, будто змей и пантера слились воедино, и вышли на охоту.

Длинная сорочка, почти прозрачная, очерчивала изгибы красивого мужского тела, но не показывала и не открывала ничего от груди до пят. Простенькая мелодия подняла обнаженные мужские руки и сплела их, потянула к небу, к воле. И тут же резко Фабрицио-Агний выпрямился и развернулся к Аурелио, приподнял подол с одной стороны двумя пальчиками, как кокетливая девица, и начал двигаться к юноше.

Почти вплотную подойдя, Агний выставил ногу чуть вперед и полу боком, согнув колени ровно на столько, чтобы быть почти одного роста с Аурелио стал двигать и покачивать бедрами, в такт, в такт… плавно… зазывно… хищно, предлагающе…опустив сильные руки по бокам. Глаза в глаза…Резко опустился на колени, уткнувшись лицом в пах Аурелио.

Есть ли в мире такая сила, что способна заставить могучего опытного воина, закаленного в сражениях, рисковавшего своей жизнью и отбиравшего чужие, стоять в женском платье на коленях? Стоять перед, прижимающим к груди музыкальную шкатулку, мальчишкой?

– Никогда больше такого не увидишь. – Глухо с хрипотцой, не поднимая головы, произнес Агний. – Это мое прощание с рабством, с тем, что миновало тебя, Елин…

Гладиаторы не плачут, рыцари не подводят глаза сурьмой и не выписывают бедрами, завлекая мужчин, итальянский дворянин не опустит головы и позволит себе унизиться. Не будет этого теперь делать и Агний. Никогда.

Зрелище возбуждало и отталкивало. Хотелось схватить танцовщицу и зацеловать. Хотелось кричать и плакать. Хотелось… чтобы вот такого прошлого не было у ее Агния. И в тоже время, чтобы именно такой Агний любил мальчика Аурелио здесь и сейчас. В полном смятении Аурелио провел ладонью по щеке Фабрицио.

– Ты можешь быть невероятно нежным, Агний.

Агний отстранил руку Елин и скользнул чуть в сторону.

– Ты хочешь нежно? Чтобы я был нежен как... как девушка?– Он прищурился, сделав вид, что задумался, но в щелочках глаз плясали опасные огоньки. – Ласковый и нежный убийца?

Агний лег на кровать, вытянулся во всю длину и заложил руки под голову, уставясь в потолок. Тренированное тело бойца со следами старых ран и шрамов, из прошлых жизней, подсвечивалось лунным светом, струившимся сквозь ветви деревьев у окна. Рассыпавшиеся вокруг головы и торса белокурые волосы создавали впечатление беззащитности и сдерживаемой силы одновременно. Как у льва, что прилег в тени и мирно дремлет, но стоит его потревожить, и зверь покажет всю свою мощь.

– Нежным... – казалось, что Агний смакует, пробует на вкус, перекатывает язычком это слово. – Это как, нежным?.. Mitis et pius? Или dolce e affettuoso? Или gentle and affectionate? На каком языке ты слышал от меня это «нежный»?

Агний брезгливо и поспешно стянул с бедер и ног сорочку и откинул на пол. Потом медленно, демонстрируя свое обнаженное тело во всей красе, встал и двинулся к Аурелио.

– Давай запомним, что нежным и мягким у нас будешь ты. Лечить, жалеть, понимать и ласкать, да? – Он знал, что говорит сейчас жестокие, страшные слова, но дальше будет хуже, если девочка не примет правила этой страшной игры раз и навсегда. – А я буду злым, грубым, буду брать то, что мне надо, буду защищать свое и давай этому своему быть.... – Последнее слова Агний прошипел прямо в лицо Аурелио. – Быть нежным!

Тишина в ответ была обманчива, но Агнию ответ и не требовался, потому что он решил сразу и продемонстрировать положение вещей.

Грубовато притянув к себе юношу, Агний приподнял за подбородок лицо Аурелио и, касаясь губами его губ, вышептал.

– Хочешь нежности, начинай первый. Ждешь ласки, начинай ласкать первым... А не успел...– Тут он резко повернул мальчишку спиной к себе, прижав рукой пониже живота. – Не успел, так делай то, что я хочу.

Хотел Агний уже давно лишь одного. Драка днем, забота и волнение Елин вечером, маленькое представление под лунным светом и этот разговор разбудили в нем похоть. Но самое странное было в том, что Агний поймал себя на осознании, что он может контролировать свои порывы. В голове крутились картинки, как он заставил мальчишку упереться в стену, нагнул для своего удобства и удовлетворил свои желания. Или как поставил того на колени и стал использовать его в роли феллатора. Так, кажется, в Риме называли мужчин, что удовлетворяли других с помощью язычка и губ...

Картинки заставили кровь закипеть, и дыхание сделалось тяжелым. Но Агний-Фабрицио не сдвинулся с места, не пошевелился.

Лишь зарылся в золотистые завитки волос на макушке юноши и прошептал.

– Хочешь нежно, тогда сделай сам...

И чего было больше в этих словах: приказа или мольбы?

***

Однажды ему снилось детство. Он не видел себя, не видел отчетливо место, где находился. Запахи, ощущения, голоса, прикосновения. От всего этого хотелось скулить и плакать, и рычать… рычать от досады и обиды. Кто и почему вырвал его из привычного мира и гоняет по чужим и враждебным местам?

Запахи чуть скисшего теплого молока и примятой травы, тлеющих сухих поленьев и поджаривающегося мяса, запахи такие родные, мирные, желанные.

Ощущение защищенности, заботы и любви, да, именно любви, которая исходит от больших тел, что обнимают и прижимают его, маленького к себе.

Голоса скрежещущие, шипящие, гортанные и рокочущие, но совсем не враждебные, не страшные.

Прикосновения к нему большими шершавыми ладонями, жесткими грубо выделанными кожаными одеждами.

А сейчас Агний закрыл глаза. Просто закрыл глаза и доверился рукам и губам Аурелио-Елин. Впервые. Опустил руки и дал своему телу почувствовать не навязчивые нетерпеливые ласки, а возбуждающую нежность. Впервые его не принуждали и ничего не требовали. Впервые он не брал и не давал, но получал и дарил.

Он дал Елин выбор. И не дал выбора никакого. Как обычно.

Но она сама выбрала то, что хотела. Хотела с самого первого дня пребывания в теле мальчишки. Всё это неправильно и противоестественно. Но это не имело значения. Потому что это ее Агний. И потому что она его Елин. Они дали клятву в день Сатурналий.

Аааа…всё это ерунда! Практичная ерунда, которая вечно лезла в голову не в то время и не в том месте! Как она ненавидела себя за эту практичность!

И Аурелио  – юноша, что жаждет получить свой первый опыт любви с мужчиной.

Агний отдал сейчас себя в руки мальчишки, которого сам приучал к напору, грубости и рабской покорности...

Почувствовав, что готов сорваться, взять всё в свои руки, Агний шепнул.

– Возьми... возьми меня. – Не шелохнувшись, не дав ни толики намёка.

Пусть сам Аурелио сделает то, что ему хочется, что ему нужно. Получит удовольствие сам.

А Агнию доставит наслаждение вид и ощущение удовольствия этого мальчишки. И девчонки, что сидит в этом соблазнительном теле.

Однажды во сне Агний был дома. Только где этот дом, и какой он, этот дом?

Агний гнал от себя тот кошмар, что предложила ему Моргана. Хотя где-то краем сознания и понимал, знал, что так оно и есть. Он монстр, животное, зверь опасный для таких нежных созданий как Елин, которая лишь игрушка в его руках, как он – игрушка в руках судьбы.

Он долго потом ждал повторения сна. Напрасно. Только, видимо, маленькими и трудными шажками, сам он должен дойти, найти и узнать дом, и принять его. Примут ли его все те, кто знал Агния маленьким?

– Возьми меня, Елин...

Кого он видел перед собой? Кто дарил ему ласки? Кто выгибался и постанывал, принимая в себя Агния? Кто упирался своими ладонями в его грудь и губами ловил его губы в поцелуе?

Агний закрывал глаза и, белокурая Елин качалась на волнах его памяти. Уже не робкая, не боящаяся и зажимающаяся, но страстно льнущая к нему, дарящая смелые ласки и всю себя.

Агний открывал глаза, и, разгоряченный Аурелио забывал свою Джованну на члене Агния.

От наслаждения голова шла кругом, путались мысли. Он из последних сил сдерживал себя, свои желания, что уже рвались наружу. Агний закусил губу и болезненно свел брови, зажмурившись.

« Давай, маленький, кончай...давай. Иначе я не удержусь же!»

Он стал подавать бедрами, глубже входя, задерживая движения Аурелио, чуть позволяя ему самому двигаться, и снова, сжав ягодицы паренька, насаживал того со всей силы.

Дыхание их сбивалось, становилось тяжелым и прерывистым.

Мальчик забился на нем, Агний почувствовал, как мыщцы сжались. Теперь можно и ему. Быстро перевернул Аурелио, развел его ноги пошире, навалился сверху и задвигался, глядя в широко раскрытые голубые глаза мальчишки.

Кончая, уткнулся в подушку у самого уха Аурелио и прохрипел.

– Елин...

Всё кончилось. Так больше он не хочет. Поиграли и хватит. Если сейчас не остановиться, то Агний не выпустит Аурелио из своей постели, окончательно позабыв, что это его девка Елин.

Тем более, что дело не ждет.

– К Лоренцо когда побежишь? Того гляди Джованна признается родне и пиши пропало тогда всё...

– Он взял полотенце из рук Аурелио и шутливо шлепнул того по попке. – Или хочешь чтоб нас прилюдно казнили, а?

***

Верона. Встреча четвертая.

Все кончилось. Так больше он не хочет. Поиграли и хватит. Если сейчас не остановиться, то Фабрицило не впустит Аурелио из своей постели, окончательно позабыв, что это его девка Елин.

Тем более, что дело не ждет.

– К Лоренцо когда побежишь? Того гляди Джованна признается родне и пиши пропало тогда всё...

– он взял полотенце из рук Аурелио и шутливо шлепнул того по попке. – Или хочешь, чтоб нас прилюдно казнили, а?

Елин не хотела. Как не хотела этой свадьбы с девочкой Джованной. И хотела.

Они так или иначе когда-нибудь уйдут, освободят место для настоящих Аурелио и Фабрицио. И как сказал старик Мерлин: деяния их лягут на плечи тех, на чьем месте они оказались. А это тяжкий груз.

А если настоящий Аурелио совсем не будет рад Джованне?

Или будет? Интересно, что вообще происходило после них в Камелоте? Ланселот влюблен был в Гвиневеру?

Джованна влюблена по уши и готова хоть бежать из города куда глаза глядят с Аурелио. Но у Аурелио глаза глядели на Фабрицио. Обижать Джованну он не хотел.

– Схожу к Лоренцо утром. Потороплю с тайным венчанием. – Елин хихикнула, представив картину: два парня голые лежат в обнимку после страстной ночи и говорят о свадьбе одного из них на нежной деве. – Думаю, Риккардо нам отомстит и не только за вчерашний позор, но и за сестру. Так что времени у нас мало.

***

А к вечеру Фабрицио затащил друга в таверну.

Его любезная Розита выплыла с улыбкой на лице. Сама она была вкусна и аппетитна, как и вся ее стряпня. Фабрицио не обошел вниманием ни кусочек пирога с крольчатиной, что женщина сунула ему в рот, ни ее пышную грудь, которая, казалось, вываливалась из низкого выреза расшитой сорочки.

– Моя богиня, Рози... – Замурлыкал с полным ртом Фабрицио и свободной рукой облапил пышный бочок сестры трактирщика.

Карие глаза заблестели, Рози прижалась к мужчине.

– Вот за что мне любы простолюдинки, друг мой, так это за отсутствие притворства, – Фабрицио рухнул на лавку и, шлепнув по заду Рози, отправил женщину на кухню. – Вина побольше, мяса и твоего фирменного рагу, и паштет из печени, и... сама знаешь, что я люблю. Порадуй нас, у нас событье важное.

Поймал за подол и притянул, уже приготовившуюся исполнять приказы, Рози.

– Если нам понравится еда, я сделаю с тобою то, что понравится тебе, моя богиня.

Конечно, Фабрицио заметил какими глазами за всей этой чепуховой суетой, такой привычной для него, следил сейчас Аурелио. Что ж, пусть привыкает. Не все ему тискать Джованну.

Но сам Фабрицио сделал вид, что ничего особенного не происходит, развернулся к другу и улыбнулся так открыто, счастливо и невинно.

– Здесь кормят лучше, чем во дворце у дожа, поверь.

В скорости, всё было принесено и тщательно расставлено на столе, с обязательным касанием то пухлой ручкой, то грудью, то бочком в цветастой юбке о довольного Фабрицио, который был совсем не против такой манеры обслуживания.

Видя, что мальчишка бледнеет и нервно постукивает ногой о пол, мужчина приступил к трапезе и обсуждению дел.

Макнув корку свежевыпеченного хлеба в жирное ароматное рагу, он надкусил сам и поднес к губам Аурелио.

– Попробуй, не сиди здесь букой. Наедайся как следует, когда еще придется? Бери паштет... Рози, радость, плесни вина нам в кубки!

Сказать, что он издевался над парнишкой, было нельзя. Для окружающих все было как обычно: два аристократа, что постарше, так бывал тут регулярно, сидят и трапезничают и ведут беседу. А Розита здесь любимица для всех мужчин, чего скрывать.

– Скажи, о чем там ты поведал монаху, что он так быстро согласился на преступление? Ты смертельно болен или Джованна тяжела и ждет наследника? Кто будет свидетелем венчания с двух сторон? Ты ж понимаешь, я не в доверии ни там, ни тут...

А под столом, одной рукой Фабрицио поглаживал бедро Аурелио. При этом глаза его блестели и лучились весельем.

Когда Ланселот на ее глазах лапал Моргану, принявшую обличье Гвиневеры – это Елин кое-как, но поняла. Ошибся. Но сидеть и наблюдать как Фабрицио, переступив порог таверны, обхаживает трактирщицу, было невыносимо.

Все-таки ее тупой гладиатор мог всю жизнь провести, пожирая мясо, захлебываясь вином и имея пухлых на всё готовых девок.

«Моя богиня Нефтис» крутилось в голове у юноши.

Аурелио злился, скорее не из ревности, а от демонстрации Фабрицио небрежения и легкости, с которой молодой мужчина переходил от одного человека к другому, получая внимание и ласку. Как кот. Наглый избалованный кот.

Шептал «Не отдам, не отдам никому», а сам отдавался. Направо и налево.

Агний захлебывался от свободы! Ни в Камелоте, а тем более в Риме он никогда не был настолько свободен и предоставлен сам себе! Это опьяняло и кружило голову. Он мог делать то, что хочет сам! Весь мир, казалось, лежал под его ногами. Все краски жизни!

И унылое выражение лица Аурелио раздражало. Не может порадоваться за друга, надо же!

«Да пацан решил напиться в муку и пьяным топать на собственную свадьбу?» Фабрицио вовсе не хотелось тащить на себе нетрезвое тельце в нижний притвор церкви.

Но отчего-то позлить Аурелио хотелось даже очень. Разозлить и вынудить на необдуманные поступки, но только не на пьянство. Он что, забыл, что здесь, как варвары, вино не разбавляют?

– Тсс, тихо, тихо, – Фабрицио отнял очередную полную кружку из рук Ауоелио и поставил близ себя. – Ты в церкви блевать хочешь или давать брачные клятвы? Ешь, давай.

Он придвинул тарелки с едой парнишке и сам налег на пирог, рагу и сыр с теплым хлебом.

Он знал, что может сделать ревность с человеком, вот только такого явного проявления от Аурелио он не ожидал. Нет, ожидал, но от Гвиневеры, от Елин. А мальчишка, хоть и волновал его и возбуждал, но был мальчишкой.

Он за этого пацаненка жизнь готов был отдать, но... плохо себе мог представить, чтобы он, Фабрицио, будил в Аурелио такие страсти.

– Джованна, помни, у тебя Джованна. Девочка влюблена и ждет. Надеется и верит тебе всецело. Не дури!

Под взглядами посетителей трактира, когда трапеза была закончена, Фабрицио, обняв Аурелио, потащил того в направлении центра города, к церкви. По пути, успев шепнуть Рози о том, чтобы она ждала его ночью.

Весь путь до церкви им встречались полузнакомцы и приятели, коим Фабрицио давал понять намёками, что утром всех ждет новость.

«Помирать, так с музыкой, при зрителях, как гладиаторы! Идущие на смерть, приветствуют тебя!» решил Агний.

На половине пути к церкви, Аурелио рассерженно скинул со своего плеча руку Фабрицио и остановился. Юноша повернулся к нему лицом, сжал руки в кулаки и гневно посмотрел.

– Всё? Наказал меня за Джованну? Теперь иди, возвращайся в таверну к своей толстозадой Розите!

– А ты ревнуй не так явно и громко, – Агний отпустил парня и шутливо поклонился. – Готовься к свадьбе, Аурелио Гвидичи. Но знай, что делить тебя с Джованной я не намерен.

Развернулся и ушел, насвистывая. До Аурелио донеслась мелодия из музыкальной шкатулки.

Гад, гад, гад! Всегда издевался и сейчас тоже! Добивает!

– Гад!

– Да, да… – Фабрицио развернулся и оскалился. – Я подарю на свадьбу вам шкатулку, а если не возьмешь, то буду стоять под окнами и заводить ее по ночам. Каждую чертову ночь, пока пружины не сотрутся, да, да, да…

***

Ссора, может, и с руки сейчас. Да только муторно на сердце, а на душе кошки заскреблись от явного горя Аурелио.

Ну как ему объяснишь всё? Только когда повзрослеет, а вот когда? Перескакивая из мира в мир, они не менялись сильно...или менялись?

Агний не мог сделать больно Елин в Риме? А как он там с ней поступал?

Ланселот не изменял Гвиневере? Да ладно?

Фабрицио, пронаблюдав, как мальчишка скрылся по направлению реки, плюнул и отправился в трактир. Рози ждала, тело требовало разрядки с женщиной. Аурелио он найдет ночью и приведет в порядок, встряхнет.

Мягкая солома в сарае на заднем дворе, мягкое и податливое тело, женские прелести и глупости, что лепетала всегда Рози в минуты наслаждения... Фабрицио откинул ссору с другом и отдался удовольствию с нормальной настоящей женщиной. Которой, к сожалению, Аурелио не был даже в теле Елин и Гвиневеры. Юные девки, тоненькие и пугливые как молоденькие оленухи, привлекали, но по-настоящему нормальному мужчине нужно было пышное зрелое тело опытной бабы.

И он его получил. Сейчас. Здесь. Безотказно. Сладко.

Уже откинувшись на сеновале от Рози и довольно похлопав ее по обнаженной заднице, Фабрицио вдруг вспомнил другой сарай и запах гари и жар огня...

Надо искать этого глупца Аурелио, пока он не вздумал убить себя без Агния.

Торопливо распрощавшись и наговорив кучу комплиментов сонной разнеженной Розите, Фабрицио, не зашнуровывая сорочки, наспех натянув чулки, рванул на берег реки. Жаль, ох, как жаль, что не взял шпаги с собой, только кинжал. Но если надо, он и камнем прибьет всех, кто посмеют обидеть Аурелио.

Ноги несли Фабрицио вдоль берега, а зоркий взгляд выискивал хрупкую фигурку друга. Кричать, звать в голос смысла не было. Вредный же пацан, спрячется, убежит. Он еще не гонялся тут за мальчишкой по ночам!

Фабрицио крался вдоль камышей, когда у мостка заметил, сжавшуюся в комок, знакомую фигурку.

Все-таки, успел нажраться, глупец!

Тихонько подойдя с подветреной стороны, как будто Аурелио мог различать запахи как и Агний, мужчина присел на песок рядом с уснувшим пьяным мальчишкой.

От реки тянуло прохладой, камыши мирно шелестели, а одинокая ночная птица о чем-то горестно стонала на том берегу. Тишина, покой...

А утром, начнется суета, беготня, вранье со свадьбой и прочие представления...

***

Встряхнув Аурелио, дав тому ополоснуть помятую мордаху и оправить одежду, Фабрицио направил парня к церкви. Начинало светать, пора, пора – развязка должна наступить. Так полагал Агний, да так оно должно было и быть. Оставаться в этом мире больше смысла не было.

Сам чуть задержался, давая Елин самой решить с венчанием, не стал маячить и волновать. Но подойдя к церкви, увидел собирающихся действующих лиц финальной сцены.

Фабрицио примерно так и представлял. Да лучшего исхода вряд ли можно было бы ожидать.

Риккардо, Григорио, сам сеньор Пьетро Барбиерри, пяток слуг, что поздоровее, префект и заспанный дож, прямо в ночной сорочке и поверх накинутом кокетливом халатике.

– Я вижу актеры, зрители и музыканты уже собрались для второго акта спектакля?– Фабрицио шутливо раскланялся на паперти церкви. – Приносим извинения, что первый акт отыгран был без вас.

Пьетро Барбиерри покрылся красными пятнами от гнева и ярости и что-то быстро проговорил своему окружению.

И парни бросились на Аурелио и Фабрицио.

Лоренцо, успев подхватить испуганных Джованну и няню, скрылся за тяжелой дверью церкви.

Ах, как же ждал Фабрицио этого момента! Не тусклой стычки в подворотне, не драки с нетрезвыми юнцами в прибрежной грязи, нет! Вот этот миг, когда адреналин бурлил и плескался через край, когда Агний пьянел от дыхания врага и лязганья оружия!

Вынув шпагу и отведя ее в сторону от тела, раскрывшись, словно для дружеских объятий, он мягко, по-кошачьи, стал спускаться по лестницам навстречу смерти.

Агний чувствовал рядом напрягшегося Аурелио, чью смурную капризность как ветром сдуло. Он не станет защищать мальчишку, не станет подставляться, потому что... потому что задача их сегодня умереть, а не одержать победу.

Откровенно говоря, Агний сейчас приветствовал бы добрый короткий римский меч или двуручный рыцарский во всю длину тела, чтоб просто и без прикрас рубить направо и налево эту шайку. Разворачиваться, бить по ногам, в прыжке наносить удары сверху по необходимости до победного конца.

– Не убегай слишком далеко от меня, не потеряйся... Аурелио, – процедил он сквозь зубы и, оскалившись рванул в самую гущу.

На площади собирался народ из любопытных и сочувствующих, у дверей церкви рыдала и выкрикивала что-то в адрес своих родных Джованна, сеньор Пьетро под защитой слуги отошел на безопасное расстояние и отдавал приказы.

Фабрицио и Аурелио танцевали танец смерти.

Блокировали атаки со всех сторон, то закрывались, возвращаясь в стойку, а потом сразу же атаковали. Надолго их не хватило бы, слишком много противников.

Фабрицио, парируя очередную атаку, стал использовать круговые движения для нанесения множества рубящих ударов под разными углами. Следить за скоростью натиска и контролировать дистанцию, здесь было невозможно. Аурелио чуть промедлил и был атакован грузным слугой, вооруженным, кроме шпаги, кухонным тесаком.

– Аурельо, справа, справа! – Окрик был уже лишним.

Казалось, одинокий женский вопль прорезал возникшую вкруг тишину.

На мгновение бой остановился, замер, а Агний, как в тумане, смотрел на оседающего Аурелио, на падающую на камни Елин. Как сломанная тряпичная кукла, фигурка плавно, подогнув колена, присела, прилегла, потухла...

«Нет, не одна, нет, только вместе! Вместе!»

– Нет, Елин! Нет! – никто не понял что произошло, потом истолковав этот поступок, мол, любовник не пережил смерть любимого и прочую ерунду приписали, как страх наказанья.

Но в сей момент даже Риккардо опустил оружие и сделал шаг назад, выпучил глаза и наблюдал, как Фабрицио, с разворота пройдясь шпагой по Григорио, оставив от плеча до паха кровавый след, рванул к мальчишке.

Упал на колени перед Аурелио и обхватив ручищей руку юнца, еще сжимающую шпагу, пронзил себя.

Джованна билась в руках Лоренцо, няни и подоспевшего отца, сеньора Пьетро Барбиерри, Антонио уже привел из дома Гвидичи подмогу, но было поздно.

Два белокурых парня, обнявшись посреди площади, лежали в собственной крови. И, умирая, смотрели друг на друга.

И улыбались, сцепив, до побеления костяшек, пальцы рук.

***