Текст книги "Измененная"
Автор книги: Лисса Прайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Папа.
– Правильно. Вместе с еще несколькими учеными. Так что всякий раз, когда ты видишь такой свет, представляй себе, что это папа о тебе заботится.
– Ты так делаешь?
– Каждый день. – Я погладила его по голове. – Не тревожься. Я тебе обещаю. Мы никогда, никогда их не забудем.
Я обменяла рамку на его любимую игрушку – теперь уже единственную – маленькую робособачку. Он засунул ее себе под мышку, и она перешла в плюшевый режим, укладываясь спать, словно настоящий песик. Если не считать светящихся зеленых глаз.
Я пристроила рамку на место: на крышку стола, под которым мы лежали. Тайлер раскашлялся. Я подтянула его спальник повыше, закутывая ему шею. При каждом приступе кашля я старалась не вспоминать слова врача из клиники: «Редкое легочное заболевание… Может, пройдет, а может – нет». Я смотрела, как грудная клетка Тайлера поднимается и опускается, слушала, как его тяжелое дыхание становится сонным. А потом я выбралась из спальника и выглянула из-за наших столов.
Фонарик Майкла светился на фоне стены. Я набросила на себя толстовку и прошлепала к нему.
– Майкл? – шепотом позвала я.
– Заходи.
Он старался говорить тихо.
Я вошла в его маленькую крепость. Мне нравилось заходить в его обиталище, попадать в окружение карандашных и угольных набросков. Все уголки были заполнены его рисовальными принадлежностями. Он рисовал сценки городской жизни, давая свою интерпретацию нашему окружению: пустым зданиям, новичкам – мирникам и разбойникам – с фонариками и многослойной поношенной одеждой, с бутылками воды, навешанными на худые фигурки.
Он отложил книгу и сел, прислонившись к стене, жестом приглашая меня устраиваться рядом с ним на его солдатском одеяле.
– Так что у тебя с лицом?
Я дотронулась пальцами до щеки. Она горела.
– Плохо выглядит?
– Тайлер не заметил.
– Только потому, что здесь так темно.
Я уселась напротив него, скрестив ноги по-турецки.
– Разбойники?
Я кивнула:
– Угу. Но я в норме.
– И как там было?
– Странно.
Он молчал, низко опустив голову.
– Ты чего? – спросила я.
Майкл поднял голову.
– Я боялся, что ты не вернешься.
– Но я же обещала, так?
Он кивнул.
– Ага. Но я подумал… а вдруг ты не сможешь вернуться?
Мне нечего было на это ответить. Мы немного посидели молча, а потом он все-таки заговорил.
– Ну, и что ты обо всем этом думаешь?
– Ты знал, что они вводят нейрочип вот сюда?
Я указала на заднюю часть головы у затылка.
– Куда? Дай посмотреть!
Он дотронулся до моих волос.
– Я же сказала, что иду только посмотреть!
Я прочла на его лице тревогу. Его глаза были мягкими и добрыми. Странно: я совершенно не замечала его раньше, хоть мы и жили на одной улице. Странно, что мы подружились только благодаря Вирусным войнам.
Я сунула руки в карманы – и что-то нащупала. Лист бумаги. Я вытащила его.
– Что это? – спросил он.
– Один тип в банке тел дал мне вот это. Это контракт.
Майкл подался ближе.
– Это они столько собираются заплатить?
Он вырвал бланк у меня из руки.
– Отдай!
Он прочел на бланке:
– «За три аренды».
– Я не соглашусь.
– Вот и хорошо. – Он чуть помолчал. – А почему? Я ведь тебя знаю. Ты не боишься.
– Столько они не заплатят. Этого просто не может быть. Потому-то я и догадалась.
– А как они вообще обходят закон? Они ведь нанимают начинателей?
Я пожала плечами.
– Наверное, есть какая-то лазейка.
– О них почти никто не знает. Никакой рекламы нигде не видно.
Он был прав.
– Я узнала про них только благодаря тому парню, который раньше жил на первом этаже.
– Ему небось платят за каждого приведенного новичка.
– За меня он ничего не получит. – Я легла на бок, пристраивая голову на руку. – Мне то место доверия не внушило.
– Ты, наверное, устала, – сказал он. – Идти пришлось далеко.
– Устала – это не то слово.
– Завтра давай пойдем на грузовой причал и попробуем добыть фруктов.
Его слова звучали все тише, а веки у меня потяжелели. А потом я открыла глаза и увидела, что он мне улыбается.
– Кэл, – ласково сказал он, – иди спать.
Я кивнула. Засунув контракт в карман, я вернулась к Тайлеру. Мое тело буквально растеклось по спальному мешку.
Я переключила фонарик на режим ночника. Он мягко светился.
Зимы в южной Калифорнии не слишком суровы, но скоро для Тайлера станет чересчур холодно. Мне надо найти ему какое-то теплое местечко, настоящий дом. Но как это сделать? Это были мои ежевечерние тревожные мысли. Я надеялась, что банк тел станет выходом, но теперь на это рассчитывать не приходилось. Когда я заснула, мой фонарик отключился.
* * *
Мой сон грубо прервал вопль противопожарного датчика. Горькая вонь забивала мне ноздри. Я почувствовала, как рядом со мной садится кашляющий Тайлер.
– Майкл! – позвала я.
– Пожар! – крикнул он нам из своего угла.
Браслет у меня на запястье показал пять утра. Я нащупала свою бутыль с водой и открыла ее. Выдвинув ящик стола над нами, я извлекла оттуда какую-то футболку и плеснула на нее воды.
– Прижми ее к носу! – велела я Тайлеру.
Фонарик Майкла пробился сквозь дым.
– Бежим! – крикнул он.
Я взяла братишку за руку. Наши фонарики едва освещали задымленную комнату. Пригибаясь, мы пробрались к двери.
Майкл приложил ладонь мне к спине, помогая найти лестницу. На лестничных пролетах клубился дым. Казалось, мы шли целую вечность, но все-таки нам удалось спуститься вниз. Когда мы выбрались на улицу, ноги у меня стали как ватные.
Мы поспешно отошли от здания, опасаясь прорыва огня и разлетающихся обломков. В утренней темноте из дома выбирались другие мирники: двоих мы знали, а еще трое, наверное, обитали ниже.
Они потрясенно смотрели на наш дом. Я резко обернулась.
– А где огонь? – спросила я.
– Где пожар? – почти одновременно со мной сказал Майкл.
– Это все? – проорал кто-то.
– Ага.
Я увидела какого-то старичка, лет ста: он шел к нам. На нем был отглаженный костюм.
– Точно? – Старичок обвел взглядом мирников. Те кивнули. – Отлично.
Мужчина поднял руку – и вперед вышли еще три старичка в рабочих робах.
Один из строителей сорвал ленту, которой был заклеен замок на боковой двери. Другой молотком прибил объявление. Тип в костюме выдал копию объявления нам.
Майкл прочел его вслух:
– Посторонним вход запрещен. У помещения новый владелец.
– Они нас выкурили! – воскликнул один из мирников.
– Вы должны немедленно покинуть этот участок, – сказал тип в костюме спокойно, но твердо.
Никто не сдвинулся с места, и он добавил:
– У вас минута.
– Но наши вещи!..
Я шагнула к зданию.
– Я не могу вас туда пропустить. Условия страховки, – сказал костюмный.
– Вы не имеете права присвоить наше имущество! – заявил Майкл.
– Самовольное заселение – это нарушение закона, – ответил старичок. – Я предупреждаю вас ради вашего же блага. Тридцать секунд.
У меня оборвалось сердце.
– Там все, что у нас осталось! Если нам нельзя зайти, пожалуйста, вынесите наши вещи!
Он покачал головой.
– Нет времени. Вам надо уходить. Маршалы уже едут.
Тут остальные мирники бросились бежать. Я обняла Тайлера за плечи и повернулась, чтобы уйти, но что-то меня остановило. Мужчина в деловом костюме уже повернулся к нам спиной, но строитель нас увидел и кивнул ему. Он обернулся.
– Прошу вас! Наши родители умерли. – У меня глаза щипало от слез. – Последние их фотографии остались в доме. На третьем этаже, в конце коридора. Может, кто-нибудь смог бы просто отдать нам рамку? Пусть даже просто выбросив ее в окно?
Он секунду колебался, словно обдумывал мою просьбу.
– Я и рад бы, но мне нельзя. Извините.
Он снова отвернулся. Я еще никогда не чувствовала себя настолько безнадежно. Нас разделяет больше ста лет: ему никогда не понять, что нам пришлось перенести.
– Кэлли, ладно. – Тайлер потянул меня за руку. – Мы сможем вспоминать их и без снимков. Мы не забудем.
Взвыли сирены.
– Это маршалы! – крикнул Майкл. – Бежим!
У нас не было выбора. Мы нырнули в темноту, оставляя позади последние овеществленные воспоминания о нашей семье и жизни, которую мы вели вместе всего год назад.
Глава 2
Мы помчались по улице прочь от маршальских сирен. Оглянувшись, я успела увидеть седые волосы и серо-стальные мундиры людей, выскакивающих из машины. Майкл подхватил Тайлера на руки – и мы побежали изо всех сил. Мы нырнули в узкий проезд, который шел между нашим бывшим домом и еще одним пустующим офисным зданием.
Мы слышали, как маршалы за нами гонятся, но выбежали из переулка раньше, чем они успели в него свернуть, так что они не узнали, в какую сторону мы направились дальше. У них были пистолеты и столетний опыт, зато у нас – молодые ноги.
Мы спрятались за длинный ряд кустов, росших во внутреннем дворе, окруженном зданиями. Кустарник был полузасохший и царапался, но его зарослей хватало, чтобы в темноте в них можно было спрятаться. Хорошо, что когда мы только здесь поселились, то разведали все укромные места. Я раздвинула ветки, Майкл положил Тайлера на землю, и мы прижались друг к другу.
Маршалы вышли из переулка. Я наблюдала за ними через просвет в зарослях, отслеживая их движения. Один повернул налево, а второй направился прямо к нам.
Тайлер издал хриплое сипение: за таким у него всегда следовал приступ кашля. У меня мурашки по коже пробежали. Майкл прижал ладонь к губам Тайлера.
Маршал приближался. Неужели он нас заметил? Он пригнулся и замедлил движение, выставив перед собой пистолет. Я вцепилась Майклу в рубашку и прижалась щекой к его плечу.
Рука маршала зашарила в листве прямо у меня перед лицом. Он был так близко, что я ощутила маслянистый запах его перчаток. Я затаила дыхание.
– Он здесь! – громко объявил второй маршал.
А потом раздался звук, от которого нас передернуло: резкий электрический треск разорвал ночную тишину.
Зип-шокер.
За этим треском последовал страдальческий вопль. Он корежил нас так, что зубы ныли и сердце сжималось. Листья куста затряслись: наш маршал убежал в ту сторону.
Я приблизила лицо к просвету в ветках. Какой-то парнишка лежал на земле лицом вниз. Его вопль сменился стонами.
Один из маршалов застегнул на нем автонаручники и перевернул его на спину. Я узнала в нем одного из тех парней, что недавно поселились в нашем доме. На шее у него было выжжено черное пятно от удара шокера. Так получалось, когда оружие подносили слишком близко или включали на слишком большую мощность. Маршалы делали это специально, чтобы оставить на нас клеймо.
Он начал кричать, когда они захлестнули ремнем наручники и грудную клетку, умоляя его оставить. Они игнорировали его мольбы: приподняв его, перебросили ремень себе через плечи, чтобы тащить его за собой. Пятками парень скреб по земле и на каждой неровности громко вскрикивал.
Можно было подумать, что они изловили дикое животное.
Маршалы всегда вели себя как трусы: проводили свои облавы глубокой ночью, чтобы их не увидел какой-нибудь мягкосердечный старичок, который мог бы вмешаться.
В нашем кустистом укрытии мы прижимались друг к другу. Это согревало Тайлера, предотвращая его кашель, и помогало нам всем не издавать ни звука. От каждого крика мы вздрагивали. Если бы тут оказалось больше мирников, мы смогли бы налететь на маршалов сзади и кусаться, лягаться и царапаться, пока паренек не убежал бы.
Крики стихли, когда они зашли в переулок. А потом мы услышали, как включился мотор. Маршалы уезжали, удовлетворившись одной поимкой. Они захватили одного – и выполнили свою норму. Вот только завтра они вернутся.
Тайлер наконец кашлянул, а потом засипел и снова закашлял. Мы выползли из кустов, чтобы поднять его с сырой земли. Майкл снял толстовку и надел ее на Тайлера, чтобы ему стало теплее. Они прижались друг к другу на бетонном крае клумбы, а я начала ходить туда и обратно.
– И что нам теперь делать? – спросил Майкл. – Мы остались без спальников.
– И без моего шокера. – Я судорожно сглотнула, вспомнив оружие маршала. – И без бутылок для воды, – добавила я. – И без всего, что нам удалось сохранить, отыскать или сделать.
Мои слова повисли в холодном воздухе: их безнадежность была невыносимой. И тут Тайлер внес свой вклад:
– Моя робособачка! – сказал он.
Он выпятил нижнюю губу. Она дрожала, как он ни пытался поймать ее зубами. Это была не просто игрушка и даже не просто его последняя игрушка: это была последняя игрушка, которую ему подарила наша мама. Будь я добрее, я бы призналась, что понимаю его чувства, что я не менее остро переживаю из-за потерянных фотографий родителей. Это были зацепки для памяти – и мы их лишились навсегда. Наша прежняя жизнь, та, которая была у нас совсем недавно, стала историей – историей недокументированной. Последняя нить была оборвана.
Но я держала все это в себе. Истерика – это не вариант.
– Что нам теперь делать? – спросил Тайлер. – Куда мы пойдем?
У него начался новый приступ лающего кашля.
– Здесь оставаться нельзя, – тихо сказала я. – Завтра маршалы сюда вернутся, и не одни – раз уж кого-то смогли отловить.
– Я знаю другое здание, – сказал Майкл. – Недалеко, минут двадцать хода.
Другое здание. Опять жесткий холодный пол. Опять временное жилье, которое мы займем незаконно. У меня внутри что-то оборвалось.
– Нарисуй мне план.
Я забралась в карман толстовки и извлекла оттуда контракт, от которого оторвала четвертушку.
– Зачем? – спросил Майкл.
– Я приду к вам позже.
Я отдала листок Майклу, и он начал рисовать.
– А ты куда пойдешь? – спросил Тайлер охрипшим голосом.
– Меня не будет день или два. – Я посмотрела на Майкла. – Я знаю, где можно раздобыть денег.
Майкл оторвался от своего плана и посмотрел мне в глаза.
– Кэл! Ты уверена?
Я посмотрела на измученное лицо Тайлера, на его запавшие щеки и мешки под глазами. От дыма его состояние ухудшилось. Если он разболеется и не выживет, я себе этого никогда не прощу.
– Нет. Но все равно пойду.
* * *
До Беверли-Хиллз я дошла только к 8.45. Магазины еще не открывались. Я проходила мимо немногочисленных старичков в массивных драгоценностях и слишком ярком макияже. Современная медицина легко могла продлить старичкам жизнь до двух сотен лет, но не в состоянии была научить их не становиться настоящими пугалами. Толстенькие старички открыли дверь какого-то ресторана – и нос мне начали дразнить ароматы яичницы и поджаренного бекона. У меня забурчало в животе.
Эти богатенькие старички вели себя так, словно уже успели забыть о том, что в стране недавно была война. Мне ужасно хотелось хорошенько встряхнуть их и спросить: «Неужели вы забыли? Как никому не удавалось победить в морских сражениях, которые шли в Тихоокеанском бассейне, и потому на нас послали ракеты с вирусными боеголовками? А мы пустили в ход свое противоэлектронное оружие, которое обрушило им компьютеры, самолеты и рынки акций?»
Это же была война, люди! И в ней никто не победил. Ни мы, ни страны Тихоокеанского бассейна. Меньше чем за год лицо Америки изменилось: в стране остались немногочисленные новички вроде меня, тонущие в море седовласых старичков: зажиточных, сытых и на все наплевавших.
Не все они были богатыми, но никто из них не был такими нищими, как мы: нам ведь не разрешалось работать и голосовать. Этот мерзенький закон был принят еще до войны в связи со старением населения, но после нее он стал гораздо более значимым. Я тряхнула головой. Я терпеть не могла думать о войне.
Я прошла мимо пиццерии. Закрыто. Голограмма в витрине была на редкость реалистичная: даже пузырящийся сыр был виден. Волна поддельных ароматов издевательски захлестнула меня. Я вспомнила вкус пиццы: горячая тягучая моцарелла, пряный томатный соус… Беспризорная жизнь последнего года привела к тому, что я постоянно была голодна. Но в особенности я тосковала по горячей еде.
Дойдя до «Лучших целей», я приостановилась. Отдельно стоящее здание конторы было пятиэтажным, с зеркальным остеклением. Я посмотрела на свое отражение в стеклах. Потрепанная одежда, чумазое лицо. Длинные волосы висят сосульками. Неужели под всем этим еще остаюсь прежняя я?
Мое отражение исчезло: охранник открыл дверь.
– Добро пожаловать снова!
Ухмылка у него была самодовольная.
Пока я ждала Тинненбома у стойки регистратуры, я заметила двух мужчин, о чем-то споривших в переговорной, дверь которой выходила в вестибюль. Одним из них, сидевшим лицом к открытой двери, оказался Тинненбом. Второго мужчину я видела только со спины. Он был выше ростом, и на нем был элегантный плащ из черной шерсти. Из-под широких полей мягкой шляпы видно было всего пару сантиметров седых волос. Он несколько раз шлепнул зажатыми в руке перчатками по ладони второй руки, а потом ударил ими по столу, заставив Тинненбома вздрогнуть.
Тинненбом передвинулся левее и скрылся из вида. Высокий мужчина устремил взгляд на стеклянную полку с электроникой. В отражении я его лица разглядеть не смогла, но у меня создалось впечатление, будто он смотрит на меня – и видит меня гораздо лучше, чем я – его. У меня на затылке волосы зашевелились. Казалось, он меня оценивает.
С чего бы это?
В этот момент Тинненбом вышел из переговорной один и закрыл за собой дверь. Он направился ко мне, одаряя своей характерной уродской улыбкой.
– Кэлли! Я надеялся, что мы снова тебя увидим! – Он пожал мне руку. – Извини, что заставил тебя ждать, но это – мой босс. – Он кивком указал на дверь переговорной.
– Ничего. Наверное, он – важная персона.
– Можно сказать, что он и есть «Лучшие цели». – Он повел вокруг себя вытянутой рукой. – Это – его дитя.
Я прошла за ним к нему в кабинет и села по другую сторону стола. Он постучал пальцем по парящему над столом виртэкрану. Справа от меня висело зеркало в раме. Я решила, что это – окно для наблюдения.
– Итак, еще раз скажи, кто именно тебя рекомендовал?
– Деннис Линч.
– А откуда ты его знаешь?
– Он был моим одноклассником. До войны. – Тинненбом продолжал смотреть на меня, словно ожидал какого-то продолжения. – Когда война закончилась, я наткнулась на него на улице. Он рассказал мне про это место.
Я не захотела признаваться, что встретила Денниса в занятом беспризорными доме. Тинненбом знал, что я беспризорная, но я не собиралась объявлять об этом официально.
Похоже, его это удовлетворило.
– Какие виды спорта у тебя хорошо шли?
– Стрельба из лука. Фехтование, плавание, стрельба из винтовки.
Он удивленно поднял брови и переспросил:
– Стрельба из винтовки?
– Мой отец разбирался в огнестрельном оружии. Он состоял в научном военном отряде. Он меня обучал.
– Он умер, насколько я понимаю.
– Да. И моя мать тоже.
Он обвел взглядом мой наряд.
– И, насколько я понимаю, у тебя не осталось живых родственников.
Конечно, идиот! Если бы у меня были бабушка или дедушка, разве я была бы беспризорной?
– Это так.
Он кивнул и хлопнул ладонью по столу.
– Ну что ж: посмотрим, насколько ты хороша.
Я с места не сдвинулась.
– Или у тебя есть вопросы? – поинтересовался он.
Я не могла не спросить:
– А почему я должна поверить, что меня не поймают? На том, что я работаю.
Он улыбнулся.
– Видишь ли, мы не оформляем тебя на работу. Ты предоставляешь услугу, а не работаешь. Ты ведь не можете работать, пока спишь! – Он рассмеялся. – Так что та щедрая плата, которую мы тебе обеспечим, это не заработок, а стипендия. – Он отодвинул стул и встал. – Не беспокойся. Тут все взаимовыгодно. Ты нам нужна не меньше, чем мы – тебе. А теперь пойдем и проверим, что ты можешь делать.
* * *
Мистер Тинненбом представил меня старушке по имени Дорис: ее приставили ко мне в качестве личного куратора. У нее были седые волосы, типичные для всех старичков, но тело балерины. Она была одета по характерной для старичков моде: ретро-костюм с современными деталями. Ее костюм был классическим для 40-х годов XX века, а вот тоненькую талию обхватывал силовой ремень. У нее явно были удалены ребра. Она отвела меня в спортзал и проверила фехтование, стрельбу из лука, а также общую выносливость, силу и гибкость. Они не собирались верить мне на слово: вдруг кто-то из старичков решит победить на соревнованиях по фехтованию.
Осталась только стрельба из винтовки. К такому они готовы не были, так что нам пришлось отправиться в тир. Мы с Тинненбомом сели в лимузин и ехали куда-то минут двадцать. Оказавшись в закрытом небольшом салоне, он закашлялся, сморщил нос и прижал к нему носовой платок. Я не сомневаюсь, что так он отреагировал на мой о-де-беспризорник. Тут мы были квиты: меня тошнило от искусственного запаха его одеколона. Он на меня даже не смотрел: всю дорогу читал что-то со своего мини-экранчика.
Но внимание Тинненбома снова оказалось сосредоточено на мне, как только мы приехали в тир и управляющий сунул мне в руки винтовку. Это движение вернуло меня на три года назад: тогда мне было тринадцать и мой отец проделал точно то же.
Я тогда запротестовала: винтовка слишком большая и тяжелая, она мне не по руке! Мне не хотелось признаваться, что я испугалась и предпочту, чтобы мы с ним пошли ловить рыбу или отправились в поход.
– Девочка Кэл, слушай внимательно, – сказал папа.
Когда он вот так серьезно меня называл этим прозвищем, я всегда настораживалась.
– Сейчас война, – продолжил он. – Тебе надо научиться защищать себя. И Тайлера.
– Но война ведь идет не здесь, папа, – возразила я.
– Пока нет, девочка Кэл, – ответил он. – Но будет и здесь.
Пройдет еще два года – и вирусные войны всех нас изменят.
Под скептическим взглядом Тинненбома я выпрямилась и подняла винтовку. Прищурив один глаз, я совместила прицел с мишенью – силуэтом человека. А потом я закрыла оба глаза и быстро их открыла. Прицел по-прежнему был точным. Я вдохнула – и нажала на спуск.
Пуля пробила красный круг в центре лба. Управляющий ничего не сказал и кивком пригласил меня стрелять снова. Моя следующая пуля прошла в первое отверстие. Тинненбом замер, взирая на мишень так, словно тут был какой-то фокус. Другие стрелки – исключительно старички – прекратили тренировку и стали смотреть, как я раз за разом попадаю в одно и то же место.
Мы продолжили проверку с разным оружием: я впечатлила всех еще и тем, каким количеством разного стрелкового вооружения владею. Спасибо папе.
По дороге обратно Тинненбом уже не морщил носа. Он повернул свой экранчик так, чтобы мне было видно то, что на нем было написано. Там оказался мой контракт.
Я быстро сосредоточилась на том, что было самым важным: три аренды – и плата. Денег должно было хватить на то, чтобы снять квартиру на пару лет. И дать взятку какому-нибудь взрослому, чтобы он подписал соглашение за нас.
– Эта цифра. Она такая же, как до проверки.
– Верно.
– А разве уровень моих умений не должен был перевести меня на другой уровень оплаты?
«Почему бы и не попробовать», – подумала я.
Его улыбка поблекла.
– А ты умело торгуешься. Для несовершеннолетней. – Он вздохнул и ввел другую цифру. – Как тебе вот это?
Я вспомнила, какой вопрос учил меня задавать мой папа.
– А каковы риски? – спросила я. – Что может пойти не так?
– Любая операция сопряжена с риском. Однако мы предпринимаем все меры осторожности, чтобы уберечь ценное имущество.
– То есть меня.
Он кивнул.
– Уверяю тебя: за двенадцать месяцев работы мы не имели ни единой проблемы.
Это был не слишком долгий срок. Однако деньги мне были нужнее, чем более оптимистический ответ. Что бы на это сказал папа? Я отмахнулась от этой мысли.
– Самое сложное позади, – заверил меня Тинненбом. – Остальное не труднее, чем заснуть.
Мой брат каждый вечер будет засыпать в тепле. У нас будет настоящий дом. И все это мы получим всего лишь за три аренды. Я прикоснулась к экрану – и отпечаток моего пальца появился на контракте в знак заключения сделки. Тинненбом стал смотреть в окно лимузина, стараясь выглядеть непринужденно. Тем не менее я заметила, что нога у него непроизвольно подергивается.
* * *
Когда мы вернулись в банк тел, я была готова к тому, что Тинненбом познакомит меня с тем высоким мужчиной, которого я видела в переговорной утром, однако мы его не встретили. Вместо этого Тинненбом передал меня Дорис.
– Вот увидишь, что Дорис для тебя приготовила!
Он ухмыльнулся и исчез в коридоре.
– Пора начать твое преображение.
Дорис взмахнула рукой так, словно была моей волшебницей-крестной.
– Преображение?
Дорис осмотрела меня с ног до головы. Я инстинктивно поднесла руку к кончикам моих свалявшихся волос, словно собиралась помешать их остричь.
– Ты ведь не думала, что мы будем демонстрировать тебя такой?
Я натянула рукав на ладонь и вытерла им лицо. Она прикоснулась к моему запястью.
– Ты счастливица. Мы полностью тебя преобразим, с ног до головы.
Она осмотрела мои пальцы. Ногти у нее сияли ослепительным перламутром: этот лак напомнил мне раковину галиотиса. Мои ногти выглядели так, словно я копалась в выброшенном на берег мазуте.
– Нам предстоит немало работы. – Дорис приложила ладонь мне к пояснице и подтолкнула к двустворчатой двери. – Когда мы закончим, ты сама себя не узнаешь.
– Этого-то я и боюсь.
* * *
Первым этапом стала автомойка – только рассчитанная на человека. Я стояла голая на высокой вращающейся подставке и держалась за поручень, протянутый у меня над головой. Небольшие очки защищали мои глаза от едкого химического состава с горьковатым запахом, которым хлестали по моему телу. Очки, похожие на рыбьи глаза, делали все еще более странным, чем до этого, включая Дорис, которая наблюдала за мной через специальное окошко. Огромные губчатые пластины выше моего роста выдвинулись из выгнутых стенок и стали накатываться на меня, так что я испугалась, как бы они меня не придушили. Я затаила дыхание, но их податливый материал принял форму моего тела, отмывая его по всей высоте. Когда закончился этот этап, пластины отошли назад и сменились мощными потоками воды, которая хлестала со всех сторон и кололась, словно иголки.
Я прошла через маленькую комнатку, освещенную синим светом, а потом через жаркую и сухую. В последней, которая оказалась похожа на кабинет врача, двое старичков в защитных костюмах проверили меня на наличие бактерий. Меня сочли абсолютно чистой – и потащили на косметические процедуры. Первой шла лазерная обработка. Новая команда старичков объяснила, что просто надо будет убрать веснушки и подростковые прыщи, однако времени на это ушло много. Они не дали мне посмотреть на результат, но заверили, что я останусь довольна. Я заметила, что у меня полностью зажили царапины на руках, оставшиеся от той последней драки.
Дальше были маникюр, педикюр и (как будто я была недостаточно чистой) скраб всего тела. Боль была баллов в одиннадцать по десятибалльной шкале – как будто им хотелось, чтобы на мне не осталось ни одной старой клетки кожи. После этого Дорис завела меня в комнатку, где меня ждала местная парикмахерша. Впервые я увидела старушку, чьи волосы не были целиком белыми или седыми. У нее они перемежались лиловыми прядями и торчали острыми колючками.
Я попыталась отказаться от стрижки.
– Не глупи. – Дорис нависла над стойкой, барабаня по ней ногтями все быстрее. – Она не станет делать тебе ежик. Твои чудесные волосы по-прежнему останутся длинными. Они просто будут лучше лежать. Станут пышнее.
Я позволила колючей парикмахерше накинуть на меня накидку, но уже то, что она не позволила мне смотреться в зеркало, вызывало немалые подозрения.
Когда она закончила, на полу оказалась такая груда волос, что их хватило бы на целую кошачью шкурку. Мне ужасно хотелось увидеть результаты ее трудов, но всем было на мои желания наплевать. Моей последней мучительницей оказалась мастер-визажист по имени Клара: она больше двух часов покрывала красками каждый дюйм моего лица. Она лазером сформировала мне брови и нарастила новые ресницы.
Дорис подобрала мне новую одежду, и я переоделась в комнатке, где не было зеркал. Мне не дали возможности посмотреть на себя, а потащили в другую комнату, где мне пришлось стоять у стены и позировать для фотографий.
Я попыталась улыбаться так, как это делала та рыженькая на голограмме, которую мне показывал Тинненбом. По-моему, у меня такой улыбки не получилось.
Когда я ушла из комнаты для голографических съемок, я была просто никакая. У меня было такое чувство, будто меня не преобразили, а прибили.
– Это все? – спросила я у Дорис.
– Пока – да.
– А сколько сейчас времени?
– Уже поздно.
С виду она казалась не менее уставшей, чем я.
– Сейчас покажу тебе твою комнату, – сказала она.
– Здесь?
– Тебе нельзя идти домой пешком в одиннадцать ночи, когда ты вот так выглядишь.
Она привалилась к стене и забарабанила по ней ногтями.
Я поднесла руку к лицу. Неужели я так сильно изменилась?
– Разве ты не слышала рассказов о богачах, которые выкрадывают красивых девушек? – спросила она.
Я их слышала.
– А это правда?
– Даже не сомневайся: правда. Здесь ты в безопасности. И утром будешь свеженькой.
Она повернулась. Я прошла за ее цокающими каблучками по коридору.
– Я даже не знаю, как я выгляжу, – проворчала я тихо.
Через несколько мгновений я уже лежала в настоящей постели. С простынями! И с пушистым легким одеялом. Я успела забыть обо всей прелести чистого белья, о том, как гладкие простыни ощущаются кожей. Я словно парила на небесах.
Я не могла не прикасаться к своему лицу. Моя новая кожа была настолько гладкой, что напомнила мне то время, когда Тайлер был еще младенцем и я гладила его пухленькие щечки. Мама говорила, что я их готова протереть до дыр.
Тайлер.
Я попыталась представить себе, что он сейчас делает. Надежен ли тот дом, который нашел Майкл? Есть ли у них одеяла, чтобы не замерзнуть?
Мне стало стыдно, что я лежу на такой шикарной кровати с миллионом подушек. Хотя эта комната была всего лишь еще одной частью этого крупного заведения, ее обустроили как комнату для гостей. Около кровати стоял графин с водой и вазочка с ромашками. Она напомнила мне гостевую комнату в нашем прежнем доме: мама обставляла ее с такой заботой!
Я посмотрела на еду, которую мне оставили рядом с кроватью: картофельный суп, сыр и несколько сортов крекеров в пачках. Я была настолько усталая, что даже есть почти не хотелось. Почти. Я съела суп и сыр, но оставила крекеры, чтобы отнести Майклу и Тайлеру потом, когда меня наконец отпустят.
* * *
Только когда я проснулась утром, то поняла, что в этой поддельной гостевой комнате не хватало одного: окна. Когда я раздвинула миткалевые занавески у меня над кроватью, то увидела только стену.
Я прошла к двери и прижалась к ней ухом. Мне слышен был только невнятный гул офисного здания. Я попыталась ее открыть, чтобы выглянуть в коридор, но она оказалась заперта. При мысли о том, что я оказалась в плену, у меня начало колотиться сердце. Я пару раз глубоко вздохнула и сказала себе, что дверь заперта для того, чтобы защитить меня.
На мне была белая пижама, которая накануне вечером обнаружилась на кровати. Я открыла шкаф в поисках одежды, но тут увидела свое отражение в большом зеркале, укрепленном на внутренней стороне дверцы. Я ахнула.
