Текст книги "…Вот, скажем (сборник)"

Автор книги: Линор Горалик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

…Вот, скажем
Линор Горалик

© Линор Горалик, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Тексты, вошедшие в эту книжку, писались последние семь лет. У меня в голове они существуют с общим названием «Пять историй про…», потому что в 2007 году я вела колоночку «ровно с таким названием в разных изданиях, готовых терпеть прозу среди журналистики и публицистики. Ноги у этой колоночки растут вот откуда: в 1996, кажется, году я стала делать небольшие записи о своих друзьях и знакомых. Мне всегда невероятно везло с друзьями и знакомыми, и меня мучило ощущение, что огромное количество их остроумных фраз, их трогательных или значительных поступков, всего того, что составляет основную ткань жизни (и служит постоянной пищей для нежности и любви, которыми эти слова и поступки отзывались во мне), утекает сквозь пальцы: живет день, два, пересказывается неделю, забывается – и больше не живет. Тогдашние мои записи (я выкладывала их раз в некоторое время на давно покойном хостинге) Geocities.com и были, собственно, рассчитаны на десять – двенадцать человек. С годами это занятие становилось для меня все важнее – так появились изданные в ОГИ книжки «Недетская еда» и «Недетская еда: без сладкого» (за что ОГИ и Дмитрию Ицковичу большое спасибо – как и за многое другое). Так вот, в 2007 году Владимир Яковлев, который тогда занимался проектом «Сноб», предложил мне вести колоночку, составленную из таких записей. Я сказала, что мне хотелось бы составлять ее из очень конкретного типа записей, условно говоря, каждая запись была бы историей, историей про людей. Иногда большой, иногда маленькой, иногда про очень знакомых людей, иногда про не очень, но, главное, я пыталась бы делать колоночку про цайтгайст, отраженный в крошечных осколках частных поступков и переживаний (надо сказать, что, по большому счету, никакая другая задача меня, по-видимому, не интересует так сильно, как работа с этими осколками – вне зависимости от того, к какому жанру принадлежит текст или объект, который я пытаюсь создать). Истории эти – сразу предупредила я – будут в чистом виде прозой, но в качестве исходного толчка я буду опираться на что-нибудь рассказанное мне, услышанное мной, увиденное при тех или иных обстоятельствах – что-нибудь реальное и живое. Володя сказал, что его это очень устраивает, но нам нужно договориться про объем: например, три очень коротких истории (иногда вся история – это несколько слов) – нечестно по отношению к читателю, десять очень длинных – неправильно с точки зрения издания. И мы договорились, что это будет примерно пять историй, каких придется.

Так колоночка с неофициальным названием «Пять историй про…» начала жить. Дальше в силу самых разных обстоятельств она путешествовала по дружественным мне изданиям: после «Сноба» жила в «Букнике», потом на Lenta.Ru («на старой Ленте», как сейчас положено уточнять), а теперь, после распада «Ленты», живет на Colta. Я твердо знаю, что если бы не коллеги, предоставлявшие «Пяти историям» жилье, у меня не хватало бы ни силы, ни самодисциплины для продолжения этих записей. И тогда я действительно бесконечно жалела бы, что все в высшей степени значительное и важное (может быть, единственно важное), что отражается в нашей, скажем, манере выбирать корм для котов, или говорить о новой кухонной мебели, или жаловаться на отсутствие работы, или объяснять детям, почему быть козлом лучше, чем принцессой, – бесконечно утекает у меня сквозь пальцы. Оно, конечно, и так бесконечно утекает у меня сквозь пальцы, и это очень больно. Но вот – хоть что-то. Поэтому огромное спасибо Владимиру Яковлеву, Сергею Кузнецову, Ивану Колпакову, Галине Тимченко, Марии Степановой и Глебу Мореву за возможность сотрудничать с вверенными им изданиями. А некоторым из этих людей огромное спасибо еще и за то, что они оказывались персонажами приведенных здесь историй, – как и несчетному множеству других людей, про которых, собственно, эта книжка. Среди ее персонажей мои ближайшие друзья и те, чьих имен я даже не знаю, потому что истории о них доходили до меня через третьи и четвертые руки. Я очень благодарна им всем, но друзьям – особенно: за то, что они годами позволяют мне записывать, а потом переделывать, перевирать, переиначивать и переигрывать сюжеты из их жизни, иногда почти до неузнаваемости. Это огромная щедрость с их стороны, и я в высшей степени ценю ее. Отдельно надо сказать о моем ближайшем друге Александре Гаврилове, который много лет назад разрешил мне врать про него, что придется, и даже называть персонажа «Гаврилов», если другое имя не придумается. На каком-то вечере незнакомая девушка сказала мне: «Гаврилов – ваш лучший персонаж!», в ответ на что присутствовавший тут же Гаврилов немедленно показал ей язык. Взрослый человек, прилично одетый, до этого сумевший съесть три бутерброда, ни разу не уронив ни куска себе на штаны, прилюдно показал язык скромной воспитанной девушке, тем самым ввергнув ее в ступор. «Кто этот псих?» – тихо спросила меня девушка. «Уж точно не Гаврилов», – сказала я и посмотрела на Гаврилова нехорошим взглядом, которого Гаврилов не заметил: он как раз показывал козу очень напуганному ребенку. Так замкнулся некий логический цикл; однако весь пассаж, заключенный в эти скобки, призван напоминать, что многие написанные мной истории про Гаврилова не следует принимать на веру. Впрочем, будучи одним из издателей этой книги, Гаврилов знает на что идет. И тут мне хотелось бы поблагодарить второго издателя, Сашиного партнера по Ridero и моего близкого друга Дмитрия Сумина: без его напоминаний и подталкиваний Гаврилов, взявший на себя роль редактора, никогда бы не привел эту книгу в порядок, а я, взявшая на себя роль автора, не испортила бы ее после этого обратно.

Напоследок надо упомянуть несколько технических вещей. Во-первых, мы отказались от идеи сохранять разбиение текстов на озаглавленные блоки по пять историй: этот прием в рамках книги выглядел слишком нарочито. Во-вторых, довольно много историй пришлось убрать: они были не очень удачными или слишком завязанными на конкретные новости, давно потерявшие значение. Книге такое прореживание, кажется, пошло очень на пользу. В-третьих, тексты расположены не в хронологическом порядке, а так, как автору показалось сообразным по плохо вербализируемым причинам. А в-четвертых – всё утекает сквозь пальцы, всё.

* * *

…Вот, скажем, немецкий предприниматель Т., решив проверить правдивость мифа о том, что в Москве никто не читает договоров, попросил своих немецких юристов включить в стандартный текст рабочего контракта для сотрудников российского офиса особый пункт. Так в п. 8.3.1, касающемся обстоятельств непреодолимой силы («…техногенные и природные катастрофы, военные действия, террористические акты…»), появились слова: «…завоевание Земли негуманоидными межгалактическими захватчиками». Договор молча подписали все сотрудники российского офиса – включая тамошнего юриста. Последний факт привел немецкого предпринимателя Т. в тоскливый ужас, и он вызвал этого самого юриста к себе в кабинет. «Вы вообще читали этот договор?» – «Естественно». – «Нет, не читали, не читали! Как насчет пункта 8.3.1?!» – «Нормальный пункт». – «Про негуманоидных захватчиков?!..» И тогда юрист российского офиса наклонился к немецкому предпринимателю Т. и тихо, ласково сказал: «Вы вокруг-то посмотрите».

* * *

…Вот, скажем, водитель такси, везя из аэропорта американского писателя Ц., немножко говорящего на русском (и восторженно вступающего в беседу про mestnost с etot prostoy chelovek), интересуется, чем зарабатывает свой хлеб пассажир. Узнав, что тот pisatel, таксист радуется и говорит, что читает много, наверное, и пассажира своего читал. «Какой псевдоним у вас, какой?» – «Нет у меня псевдонима». «Хороший вы, наверное, писатель, – говорит водитель с уважением. – В России все под псевдонимом пишут. И то понятно, я тут нашу книжку иногда возьму с лотка, открою – я бы такое, извините, тоже под псевдонимом писал».

* * *

…Вот, скажем, тибетского гуру Т.-Ч., проводящего семинар в Петербурге, кто-то из публики спрашивает, нет ли у него кармической теории, объясняющей Судьбу России. Тибетский гуру Т.-Ч. признается, что такая теория у него есть, но делиться ей он не будет – опасается кармических последствий.

* * *

…Вот, скажем, у заслуженного поэта Ф. в семье живет престарелая няня. Няня пережила с семьей голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку, вырастила дедушку поэта, отца поэта, дядьев поэта, самого поэта, сестер поэта, детей поэта и внуков поэта, а теперь ласково покрикивает из своего почетного кресла на маленьких правнуков поэта. Эта святая женщина всегда отличалась исключительным вниманием к чужой жизни и готова была выслушивать любые истории – про голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку и все такое. И при этом в конце любой истории задавала один и тот же вопрос: «…Ну он убёг?» Гостей заслуженного поэта Ф. это восхищало. «Вот вам вся история русского народа в одном вопросе!» – говорил художник К. «Ну почему русского? – возражал хореограф Ж. – Это вся история еврейского народа в одном вопросе!» «Ну ладно! – отвечал художник К. – Вся история еврейского народа – в вопросе: «…Ну кто-нибудь убёг?» Пережившая голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой и перестройку няня сидела в уголке и помалкивала.

* * *

…Вот, скажем, интеллигентные порногурманы, – из тех, которые любят, чтобы некрасивые татуированные модели в очках ездили верхом на немолодых полноватых мужчинах в латексных фраках и декламировали «Монолингвизм другого» с ироническими интонациями, – жалуются, что в России стриптиз совсем не то, что в Европе. В России, говорят интеллигентные порногурманы, стриптизерши обычно какие-то вульгарные. Неужели нельзя брать на работу интеллигентных стриптизерш? Есть же рынок! (Интеллигентные порногурманы обводят рукой комнату, где сидят четыре человека.) Тут выясняется, что одна из участниц беседы ходила на пробы в стрип-клуб, пока писала кандидатскую и сидела без денег. И ей отказали! Причем отказали еще до того, как она успела раздеться. Она только начала расстегивать рубашку со словами: «А это, извините, сиськи…»

* * *

…Вот, скажем, рекламный щит с изображением Александра Сергеевича Пушкина предлагает жителям столицы «Кредит за чудное мгновенье!».

* * *

…Вот, скажем, обитатели большого жилого комплекса на протяжении двух месяцев с интересом наблюдают из окон за жизнью дворняжки, поселившейся во внутреннем дворе. Дворняжка родила пару щеночков, обитатели дома умиляются благостному выражению на морде матери и неуклюжими играми потомства. Наступает вечер, когда один из обитателей жилого комплекса прибегает к друзьям, живущим этажом выше, и сообщает, что щеночки лежат под забором одни-одинешеньки и выглядят бледно. Их собачья мать куда-то делась, и малыши, того и гляди, погибнут от голода. Взволнованные граждане принимают решение немедленно покрошить сосиску и кинуть ее щеночкам из окна. Щеночки никакого интереса к покрошенной сосиске не проявляют, и взволнованные граждане решают, что щеночкам «какие-то добавки из сосисок плохо пахнут». Из холодильника появляется отварная куриная грудка. Грудку крошат на маленькие кусочки и кидают щеночкам из окна. Щеночки никакого интереса к куриной грудке не проявляют. Из темноты слышно, что они тяжело пыхтят и жалобно поскуливают. Взволнованные граждане решают, что щеночкам «не подходит вареное». Из холодильника появляется антрекот. Антрекот крошат на маленькие кусочки и кидают щеночкам из окна. Насколько удается разглядеть, щеночки не проявляют никакого интереса и к антрекоту тоже. Тут взволнованные граждане понимают, что щеночки не то больны, не то травмированы, не то склонны к невротической анорексии, – словом, что щеночков надо спасать. Взволнованные граждане отлипают от окон, поспешно обуваются и бегут во двор. В темноте идти по двору оказывается неудобно и страшно: под ногами что-то все время скользит, шуршит и чавкает. Взволнованные граждане решают, наконец, посветить экранами мобильников себе под ноги. Весь двор покрыт ровным слоем покрошенных, порезанных, сырых и вареных мясопродуктов: тут и котлетки, и сарделечки, и ветчинка, и сервелатик. А под забором стонут от переедания брошенные матерью щеночки.

* * *

…Вот, скажем, водитель грузовика DHL стучит в окно водителю грузовика «Почта России» и обращает внимание последнего на тот факт, что у него кузов открыт и все посылки на дорогу падают. А водитель грузовика «Почта России» тормозит, отъезжает в сторонку, кладет голову на руль и некоторое время так лежит.

* * *

…Вот, скажем, в витрине магазина свадебных платьев где-то около «Бабушкинской» среди белых изделий из взбитой тафты выставлено ярко-синее платье с переливающимися серебристыми лентами, спадающими с плеч на манер аксельбантов, с крупными ярко-розовыми цветами, нашитыми по всему подолу, и с поясом из лиловых блесток. К этому платью, судя по оформлению витрины, прилагается заколка с павлиньим пером и пара белых перчаток до локтя. На табличке, сопровождающей экспонат, заботливо указано: «Для смелых невест». «Смелые замуж не идут, – бормочет ковыляющая мимо усталая бабушка. – Зачем смелым замуж?»

* * *

…Вот, скажем, на лестничной площадке между пятым и шестым этажами жилого дома к стене приклеен вырванный из школьной тетради лист, на котором аккуратно написано женским почерком: «Сергей! Я знаю, что тайком ты ходишь сюда курить, хотя обещал против. Я отличу твои окурки от любых других. Это называется „любовь“, Сергей».

* * *

…Вот, скажем, средних лет дама стоит иксом на бережку у Петропавловской крепости, подставляя бледному петербуржскому солнцу бледное тело в румяном купальнике. Глаза дамы закрыты непрозрачными очками для солярия, а к мягкой панаме пришпилена бумажка с крупной надписью маркером: «Женщинам и без повода не беспокоить!»

* * *

…Вот, скажем, флейтист Г. подарил своей дочери Наталье давно чаемого морского свина. Свин оказался неприятным человеком – лохматым, линючим, пахучим, кусачим и неотзывчивым. Но хуже всего было то, что дочь Наталья, вопреки долгим чаяниям, за две недели охладела к животному целиком и полностью. Выход был один: отдать свина кому-нибудь другому. Но флейтист Г. упирался.

– Мне не нравится подавать ребенку идею, что можно взять в дом живое существо, поиграть и выкинуть, – хмуро говорил он.

– Послушай, у тебя девочка растет, – говорили флейтисту Г. друзья. – Она все равно рано или поздно придет к этой идее.

– Я не хочу иметь к этому никакого отношения, – отвечал флейтист Г.

– Тогда скажи, что свин ушел жить к соседям, – советовали друзья. – Что благодаря ее любви он приобрел уверенность в себе, здоровую самооценку и новые жизненные навыки, и теперь считает, что им обоим следует попробовать жить с другими людьми. У тебя растет девочка, что-нибудь такое с ней все равно рано или поздно произойдет.

– Я не хочу иметь к этому никакого отношения, – отвечал флейтист Г.

– Ну, скажи тогда, что свин покончил с собой, – предлагали друзья. – Что она совершенно прекрасная, а он козел, ничего за эти две недели не достигший, что она заслуживает лучшего свина, что ему стыдно просыпаться и слышать ее умиротворенное дыхание рядом с таким никчемным существом, как он. У тебя девочка растет, в ее жизни рано или поздно…

– Я не хочу иметь к этому никакого отношения, – перебивал флейтист Г.

И тут жена флейтиста Г., все это время помалкивавшая, неожиданно сказала:

– А ты ей объясни, что этого свина очень-очень захотела другая девочка. Ну, прямо очень-очень захотела. Полюбила настоящей любовью. А Наталья его все равно не любит, а только балуется. Так что свина надо уступить, ради его собственного счастья и счастья этой самой другой девочки.

И по какой-то причине флейтист Г. немедленно и покорно согласился на эту историю, и больше друзья и знакомые флейтиста Г. никогда свина не видели.

* * *

…Вот, скажем, гламурноватая юная пара, возбужденная весной и спорами о политике, забирается на заднее сиденье случайно пойманной раздолбанной тачки и ласково там курлыкает. Таксист – нестарый еще восточный человек, ему тоже хочется общения, он поднимает над головой квадратную бутылку воды «Шишкин лес» и бодро предлагает:

– Угадайте-ка, ребята, почему я именно такую воду в машину покупаю?

Мальчик:

– Потому что она по салону не катается?

Девочка:

– Потому что вас в лесу растили?

* * *

…Вот, скажем, в одном из тех маленьких кафе, где все чуть слишком сумбурно, чуть слишком вкусно, чуть слишком шумно и чуть слишком дружелюбно, хорошенькая официантка в строгих очках помогает итальянскому туристу выбрать себе обед: «Шакшука – очень советую, тыквенный суп – очень советую, курица терияки – очень советую. Стейк вообще-то не советую, но если вам хочется именно стейк – отлично, тогда советую».

* * *

…Вот, скажем, мрачный круглоголовый мальчик лет десяти, в узкой курточке, с тяжелым ранцем, заставляющим его сидеть на самом краю скамейки, аккуратно пишет в новенькой общей тетради, лениво сопротивляющейся слабому ветру: «Женщины бывают трех типов…»

* * *

…Вот, скажем, удивительная женщина Ш. очень боялась момента, когда ее дочке Катеньке придется идти в израильскую армию. И поэтому, когда почта принесла Катеньке повестку, удивительная женщина Ш. ничего Катеньке не сказала, а вместо этого сама пошла в военкомат. Нашла там офицера, к которому должна была явиться Катенька, и сказала, что Катенька не может идти в армию: она наркоманка. Офицер сказал, что это очень странно, потому что в Катенькиных документах фигурировали отличная учеба, волонтерская работа, выступления в школьном театре и сборная города по плаванию. Удивительная женщина Ш. сказала, что, наоборот, все очень логично: Катенька с утра до ночи нюхает кокаин, а иначе бедная девочка вообще бы ничего не успевала, как он, интересно, все это себе представляет – такие нагрузки в восемнадцать лет? Тогда офицер поинтересовался, не кажется ли Катенькиной маме, что в этом случае Катеньке нужна помощь? Удивительная женщина Ш. очень обиделась и сказала, что Катенька получает всю необходимую помощь. Офицер осторожно поинтересовался, какую именно. «Мою, – сказала удивительная женщина Ш. – Она получает мою помощь. Я покупаю ей весь этот кокаин». Тут офицер наконец растерялся. «Я ее мать! – с достоинством сказала удивительная женщина Ш. – Ребенку надо!» Позже Катенька очень просила отправить ее на дальнюю границу в боевые части, но просьба ее удовлетворена не была: тот же офицер счел, что Катенькиной маме нужна помощь, а других желающих оказывать эту помощь не нашлось.

* * *

…Вот, скажем, после законодательного запрета матерной брани алгоритмисты Ш. и Щ. решают отучиться от неприличных выражений. С утра приносят на работу литровую банку, кладут в нее все оставшиеся до зарплаты деньги (реально) и решают, что кто за день не сказал ни единого плохого слова, тот вечером вынимает из банки 1000 рублей. И вот приходит время ланча. И алгоритмисты Ш. и Щ. в этот момент понимают, чем их план был нехорош. А тут стоит эта банка, прозрачная, полная денег, ненавистная такая, и невозможно на нее смотреть без какого-нибудь ласкового слова. И завтра тоже. И уж тем более, послезавтра.

* * *

…Вот, скажем, история, посвященная прекрасному режиссеру Т. Режиссер Т. и русский писатель Ц. решают вместе работать над комическим сериалом. Быстро придумывают концепцию, быстро проговаривают структуру, быстро набрасывают предварительный кастинг и, довольные, расходятся. На следующий день русский писатель Ц. шлет режиссеру Т. синопсис первой серии этого комического сериала: муж изменяет жене, жена ворует деньги у начальства, начальство сидит под столом и плачет, ребенок душит черепашку и дарит ее, задушенную, другому ребенку, но что она мертвая – не говорит. Смешной синопсис, веселый. Вежливый режиссер Т. пишет русскому писателю Ц. вежливый ответ, в котором вежливо говорит, что муж – скотина, жена – сука, начальство – тряпка, ребенок – монстр, и задает важный технический вопрос: «Дорогой Ц., кого мы тут будем любить? В каждой серии должен быть кто-то, кого мы будем любить. Кого из этих людей мы предлагаем любить? Кого?» Русский писатель Ц. предлагает любить черепашку, ее легко любить, она мертвая. Вежливый режиссер Т. вежливо просит сделать вторую попытку. Русский писатель Ц. присылает второй синопсис комической первой серии: муж покупает ребенку черепашку, но не отдает, ребенок за это бьет его ногами, жена лежит в клинической депрессии, сосед ходит ее клеить и заодно рассказывает, что ее муж – скотина, ребенок – монстр, а сама она – тряпка. Рассказывает смешно, с гэгами. Вежливый режиссер Т. еще раз вежливо объясняет, что зрителю надо кого-то любить. Ну, хоть кого-то. Ну, хоть кого-то зрителю надо любить в этом адском гиньоле. Ну, пожалуйста. Тогда русский писатель Ц. создает третий синопсис, в центре которого тот факт, что ребенок боится черепашки, а мама с папой бегают за ним по квартире, трясут черепашкой и кричат: «Укусит! Укусит!» Смешно же, срыв шаблона. Вежливый режиссер Т. обходится на этот раз без лишних объяснений, он просто пишет большими буквами: «ЛЮБИТЬ КОГО???» И на этом работа над комическим сериалом, к сожалению, заканчивается, хотя режиссер Т. и русский писатель Ц. обещают друг другу когда-нибудь обязательно попробовать еще раз. Может, когда зритель окончательно ожесточится и потеряет всякую потребность любить. И все это время русский писатель с тоскою думает: «Меня! Меня! Давайте мы все, все будем любить меня!» Но сказать это вслух, конечно, стесняется.