Текст книги "Потери и обретения. Книга вторая"
Автор книги: Линн (Лайни) Смитерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Раньше здесь была комната Элисон, – раздался у нее за спиной тихий голос Милдред, которая поднялась наверх, чтобы пригласить ее к обеду, и неслышно вошла в комнату.
Джоанна резко повернулась.
– Элисон? – Она нагнулась над кроваткой, где лежала розовощекая кукла с пухлыми, как у купидона, губками, и осторожно поправила на ней сбившуюся набок сорочку, отделанную кружевами наподобие тех, которые надевают на девочек при крещении.
– Это моя внучка.
– Я не знала, что у вас есть внучка. – Джоанна вспомнила, что единственным членом семьи, о котором упоминала Милдред, был ее муж Майкл, ныне покойный. Она считала, что детей у них не было.
– О да! – В глазах у пожилой женщины появилось печальное выражение. – Она была самым прекрасным ребенком на свете. Словно летнее солнышко. Она была еще совсем маленькой, но ее радостная улыбка озаряла все вокруг. Ее мать, жена моего сына Астора, все время корила меня за то, что я ее балую, но мне всегда казалось, что нельзя избаловать ребенка, которого любишь больше всего на свете.
– То же самое всегда говорила моя мама, – пробормотала Джоанна. У нее никогда не было столько игрушек и такого богатства, как у Элисон Сэвидж, но она всегда была уверена, что мать в ней души не чает. – Вы сказали «была», – произнесла она, словно мысль об этом только что пришла ей в голову. – Неужели Элисон…
– Умерла? – перебила ее Милдред, избавляя Джоанну от необходимости произносить вслух слово, казавшееся ей немыслимым. – Нет. – Она тряхнула копной белокурых волос. – Нет, моя Элисон не умерла. А вот ее родителей, к сожалению, уже нет в живых. Их убили. Внизу, в библиотеке. Это произошло двадцать четыре года назад. Элисон тогда было всего два годика.
– Какая трагедия!
– Да, просто ужас. А внучку мою в то же самое время похитили.
– Похитили? – Испуганно вздрогнув, Джоанна медленно обвела комнату взглядом.
– В ту ночь, когда произошло убийство, ее украли прямо из кроватки. – Милдред внимательно наблюдала за ней. – Разумеется, я позаботилась о том, чтобы все в этой комнате осталось таким же, как в ту ночь, разве что убрала колыбель и поставила детскую кроватку, а теперь еще и эту качалку. Полиции так и не удалось найти мою внучку, но я уверена, что рано или поздно Элисон вернется. Мне хочется сохранить эту комнату в таком же виде до ее возвращения.
– Здесь очень красиво, – пробормотала Джоанна. – Когда была маленькой, я часто мечтала о такой комнате.
– Конечно. – Перехватив быстрый, недоуменный взгляд девушки, Милдред поспешно добавила: – Разве каждая маленькая девочка не мечтает о том же самом?
– Да, наверное.
Подойдя к белой полированной книжной полке, Джоанна провела рукой по кожаным переплетам книг, которые давно уже стали классикой. «Приключения Тома Сойера», «Приключения Гекльберри Финна», «Робин Гуд», «Спящая красавица», «Остров сокровищ». Все эти произведения слишком сложны для двухлетней девочки.
– «Спящая красавица» была одной из моих самых любимых сказок. – Интересно, мелькнула у нее мысль, читала ли мать Элисон эту сказку ей на ночь, как в свое время делала ее собственная мать?
– Эли обожала лошадей. – На глазах у Милдред блеснули слезы. – Я собиралась, когда ей должно было исполниться три года, подарить ей на день рождения пони, но Патриция… это моя сноха… считала, что она еще слишком маленькая. А вот меня отец в первый раз посадил на лошадь, когда я еще не умела ходить.
По тому, как загорелись у Милдред глаза, было видно, что она вспоминает спор, который давным-давно вышел у нее со снохой.
– Первое мое детское воспоминание такое: я сижу верхом на Лунном свете… это любимый чистокровный жеребец отца из нашей конюшни… и чувствую себя на седьмом небе от счастья.
Джоанна снова отметила, с каким нарочитым пренебрежением Милдред относится к несметным богатствам своей семьи. Она отпустила замечание насчет принадлежащей ее семье конюшни таким же небрежным тоном, каким вскользь упомянула о горничной, прибирающей в комнатах на верхнем этаже. В детстве и в юности, в те годы, когда ее мать отчаянно пыталась заработать им на кров и пропитание, Джоанне бессчетное число раз приходила в голову мысль о том, что, будь они богатыми, все их проблемы решились бы сами собой.
Но сейчас она уже так не думала. Понаблюдав за некоторыми из клиентов Бертье, не говоря уже о вечно всем недовольной Памеле Морино, посидев не один раз в первом ряду в зале суда, где Холли отчаянно боролась за то, чтобы получить от мужа развод, и вот теперь, услышав о трагедии, происшедшей во вроде бы такой благополучной семье Милдред Сэвидж, она в который уже раз подумала, что богатство – это еще далеко не все в жизни. Конечно, оно дает возможность купить столько красивых вещей. Взять хотя бы этот дом и его изысканную обстановку. Оно помогает решить великое множество финансовых проблем, встречающихся в повседневной жизни. Однако единственное, чего не могут дать деньги, – это счастье.
Или, добавила она про себя, вспомнив Редклиффа и Памелу, – любовь.
– Ради Бога, извините меня. – Милдред смущенно улыбнулась, понимая, что нарушила ход мыслей Джоанны. – Я отнюдь не хотела испортить вам первый вечер в этом доме. – Протянув руку, она коснулась лба девушки, который при последней мысли прорезали глубокие морщины, и те разгладились. Этот материнский жест показался Джоанне совершенно естественным.
– Пойдемте-ка лучше вниз, – предложила Милдред, – пока Синтия не начала на меня кричать из-за того, что я задержала ужин.
– Синтия – это, должно быть, повариха? – предположила Джоанна, начинавшая понимать, как течет жизнь в этих громадных владениях.
– Совершенно верно. К сожалению, когда Господь выбирал тех, кого наделить вспыльчивым нравом, Синтия, наверное, оказалась в самом начале очереди и, получив свое, заняла очередь снова за добавкой. При ее темпераменте от всех нас пустое место останется, – доверительно продолжала Милдред, пока они спускались по лестнице. – Но стоит вам попробовать божественное крем-брюле, которое она готовит, и вы поймете, почему все эти годы я позволяла ей измываться надо мной.
Глава 25
Хотя обед, как и обещала Милдред, оказался на редкость вкусным, Джоанна явственно ощущала царившее за столом напряжение. Несмотря на довольно безобидные вопросы Максвелла о ее жизни, семье и работе, она никак не могла отделаться от ощущения, что ее подвергают своего рода перекрестному допросу.
Что же касается Редклиффа, то ей показалось, что за весь обед он не произнес, пожалуй, и двух слов. Памела тоже молчала, но было трудно не заметить полных холодной ярости взглядов, которые она то и дело бросала в его сторону. Не составляло труда догадаться, что между ними недавно произошла ссора.
А вот Милдред держалась, как обычно, на редкость приветливо, развлекая Джоанну рассказами из жизни своей необычной семьи.
Пока все ели лососину, Джоанна узнала, что отец Милдред происходит из семьи Гэлбрейтов – предпринимателей, игравших заметную роль на международном рынке хлопка и покровительствовавших искусству. Один из предков Милдред по линии отца стоял у истоков создания «Флорида траст бэнк», являвшегося одним из финансовых столпов штата. Другой ее родственник входил в правление железной дороги штата, что давало ему бесспорное право причислять себя к сливкам местной аристократии.
Когда был подан салат из сердцевины пальмовых листьев, Милдред рассказала Джоанне, что семья ее матери родом из Вашингтона и ведет свою историю с очень далеких времен. Среди ее предков есть даже один, кто поставил свою подпись под Декларацией независимости.
Милдред выросла в ослепительной роскоши. Поместье ее родителей находилось в штате Иллинойс, где отец имел хлопковую плантацию. Одежду для женщин, которые жили в поместье, шили на заказ в самых известных парижских фирмах.
Училась она в частной школе, типичной для штата, где и приобрела тот лоск, который так к лицу молодой даме ее круга. Подобно многим своим столь же обеспеченным сверстницам, летние каникулы она проводила в Европе вместе с дедом и бабкой. Появившись первый раз на приеме, устроенном теми в своем особняке, она произвела фурор, а потом уехала в Париж «доучиваться».
Когда ей исполнилось девятнадцать лет, она вышла замуж. На свадьбе на ней было подвенечное платье, отделанное алансонским кружевом ручной работы, то самое, в котором художник запечатлел ее на портрете, так поразившем воображение Джоанны. В руках она держала Библию в белом переплете, которая хранилась в семье Гэлбрейтов с начала семнадцатого века.
– Родители Майкла трагически погибли, утонув на «Лузитании», когда он был еще совсем маленьким, – продолжала рассказывать Милдред после того, как было подано главное блюдо – запеченный в духовке фазан в брусничном соусе. – Мне всегда казалось, что, оставшись сиротой, мой муж приобрел навыки самостоятельного мышления, что очень ему помогло, когда он начал создавать сеть универмагов «Сэвидж».
– Наверное, это было интересное время, – заметила Джоанна.
– Да, просто замечательное. – Милдред мечтательно улыбнулась. – Знаете, когда вскоре после свадьбы он решил попытать счастья в самых южных штатах страны, «Уолл-стрит Джорнал» писал, что этот район никогда еще не испытывал такого нашествия.
– Но ведь отделения «Сэвидж» есть и в Лондоне, – напомнила Памела, обращаясь к тетке, – где ими долгое время управлял мой отец. – Джоанне показалось, что в ее тоне сквозят еле заметные язвительные нотки.
– Да, конечно, – добродушно согласилась Милдред. Она не стала говорить, что всегда считала отца Памелы человеком с множеством недостатков. Хотя Майкл не раз защищал своего младшего брата, Милдред с первых же дней их знакомства стало ясно, что Нортон не обладает ни умом, ни жизненной энергией, ни порядочностью в делах, которыми отличался его брат. Когда у Нортона была возможность выбирать между чтением очередного отчета о доходах от реализации, присланного руководителем регионального филиала, и очередной партией в теннис, его всякий раз можно было застать на корте.
Наконец пустые чашки после десерта унесли – Милдред не преувеличила, говоря о крем-брюле, приготовленном вспыльчивой Синтией, – и вся компания перешла в библиотеку, чтобы выпить бренди и кофе.
Тут– то Памела и обратилась непосредственно к Джоанне в первый раз после того, как та сошла вниз в сопровождении Милдред.
– Судя по рассказам Редклиффа и моей тетушки, вы не мыслите своей жизни без работы.
Джоанна заподозрила, что ей хотят подстроить ловушку, но, как ни старалась, никак не могла понять, какую именно.
– Мне нравится заниматься делами.
– Да, мне так и говорили. Надо же, вы так много работаете, что слегли с воспалением легких. – Взяв графин, она наполнила свой бокал для бренди. – Как здорово, что Ред был рядом, когда вы упали в обморок.
После этой колкой фразы в комнате воцарилась тишина. Все ждали, что ответит Джоанна.
– Я благодарна вашему мужу за помощь.
– Не сомневаюсь. – Улыбнувшись Редклиффу, Памела снова перевела взгляд на Джоанну. Глаза ее возбужденно блестели. Вид у нее был такой, словно она явилась смотреть бой боксеров-профессионалов. – Мой муж всегда может прийти на помощь, если захочет.
В ее прищуренных глазах читалось угрожающее выражение. Джоанне показалось, что она задела свою собеседницу за самое больное место.
– Скажите, дорогая, – продолжала Памела бархатным голосом, зло глядя на собеседницу, – как вы находите время для отношений с мужчинами при такой напряженной и, судя по всему, довольно интересной работе?
– Не беспокойтесь, нахожу.
На самом деле это была неправда. Нет, поклонников у нее хватало. Актеры, коммивояжеры, выходцы из старинных семей штата, унаследовавшие громадные состояния, даже подающий блестящие надежды молодой владелец модного ресторанчика в центре города, где не было отбоя от посетителей, – все они не раз просили Джоанну составить им компанию. Однако сама она не питала ни малейшего интереса ни к одному из претендентов на ее сердце.
Ее сердце уже принадлежало Редклиффу. С той самой звездной ночи, которую они провели вместе на свадьбе его матери. С тех пор ее чувства к нему не изменились. Он по-прежнему казался ей самым лучшим мужчиной. Она по-прежнему хотела его. А он был по-прежнему женат.
– Знаете, у меня потрясающая идея! – Берта, нарядившаяся на этот раз в темно-фиолетовое платье, хлопнула в пухлые ладоши. – Давайте займемся спиритизмом.
– Нет! – одновременно воскликнули Редклифф и Максвелл.
– Но ведь я уже договорилась с Милдред. – Джоанна отметила про себя, что сварливый тон Берты резко контрастирует с детским выражением ее розовощекого личика.
– Берта, дорогая, – растягивая слова, сказала Милдред, – мне кажется, Джоанне нужно дать время, чтобы прийти в себя, прежде чем подвергать ее сверхъестественным испытаниям.
Уголком глаза гостья заметила, что при этих словах Редклифф и Максвелл заметно расслабились.
– А что, по-моему, отличная идея, – слегка покривив душой, ответила она Берте. Джоанна не верила в привидения, но ей вовсе не хотелось оказаться неподготовленной к загробной жизни. – Но, может быть, как-нибудь в другой раз?
Слегка обиженная таким ответом, Берта еще в течение получаса рассказывала ей о всевозможных сверхъестественных явлениях, и, хотя Джоанне не хотелось обижать престарелую приятельницу Милдред, она испытала облегчение, когда обед наконец закончился.
Сначала ушел Максвелл, заставивший Джоанну пообещать, что она непременно совершит вместе с ним морскую прогулку на яхте. Потом настала очередь Редклиффа – он отправился наверх в компании Памелы, которая после нескольких бокалов бренди не очень твердо держалась на ногах.
Джоанна тоже поднялась, собираясь пойти к себе наверх, но на секунду задержалась, чтобы пожелать обеим престарелым леди спокойной ночи и чмокнуть Милдред в щеку. Она понимала, что ведет себя не слишком подобающе, но по какой-то необъяснимой причине ей казалось, что в таком доме, в такой день она не делает ничего предосудительного.
Войдя в свою уютную комнату, Джоанна вдруг ощутила смертельную усталость. Голова разламывалась от боли, ее бросало то в жар, то в холод – точь-в-точь как тогда, в офисе Редклиффа. Она забеспокоилась, решив, что, возможно, болезнь снова вернулась, налила себе воды из хрустального графина, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, выпила две таблетки аспирина, а потом, немного поразмыслив, проглотила и третью.
Все, что тебе сейчас нужно, – это хорошенько выспаться, сказала она себе, забираясь под надушенные простыни.
К ее величайшему разочарованию, сон никак не шел. Джоанна то и дело ворочалась, комкая простыни из египетского хлопка. В доме царили мрак и тишина – только время от времени раздавался скрип какой-нибудь двери, пока обитатели дома готовились ко сну, что случается во всех старинных домах.
Пошел уже третий час ночи, когда ей наконец удалось заснуть. Сон ее был некрепким, поверхностным. Вдруг она почувствовала, что в комнате кто-то есть. Щека ее ощутила чье-то легкое прикосновение. Сквозь полусонное забытье она попробовала отвести чужую руку.
– Отправляйся домой, – услышала она тихий, но звучный голос.
Невнятно пробормотав что-то в ответ, Джоанна перевернулась на другой бок.
– Не стоило тебе сюда приезжать.
Она постепенно просыпалась, хотя и не могла отделаться от ощущения, что видит сон. В комнате внезапно стало холодно. Пытаясь согреться, Джоанна свернулась калачиком. Она скорее чувствовала, чем видела, чью-то фигуру, наклонившуюся над ней. Усилием воли она открыла глаза и заморгала, всматриваясь в темноту. Втянув носом воздух, она уловила странно знакомый, терпкий аромат духов.
Над ней маячила чья-то фигура. На мгновение опешив, она разглядела мягкую пуховую подушку, медленно опускающуюся на ее лицо.
Тут Джоанна пришла в себя, словно ее окатили ушатом холодной воды. Замахав руками, она изо всех сил рванулась вперед, навстречу фигуре в белом одеянии. Ее душераздирающие крики подняли на ноги всех обитателей дома.
Ворвавшиеся в спальню Милдред, Берта, Редклифф и Памела увидели, что она стоит рядом с кроватью, дрожа, словно осиновый лист.
– Джоанна! – Милдред положила руку ей на плечо, успокаивая, хотя у самой в глазах читался страх. – Что случилось?
– Здесь кто-то был.
– Кто именно, дорогая?
– Кто-то из вас троих, – растягивая слова, произнесла Памела и метнула злой взгляд на Редклиффа. – Но первые двое не считаются.
Джоанну все еще била дрожь. Состояние у нее было полуобморочное. Она побелела так, что цветом лица напоминала подушку, валявшуюся на полу у окна. Редклифф испытал острое желание заключить ее в объятия и не отпускать до тех пор, пока на щеках у нее снова не заиграет румянец, пока снедавший ее страх не улетучится.
– Заткнись, Памела, – ровным голосом произнес он. Взяв вязаный шерстяной плед, лежавший в изножье кровати, он прикрыл им дрожащие плечи Джоанны. Ее коротенькая ночная рубашка бирюзового цвета прилипла к телу, потому что она буквально обливалась потом. – С тобой все в порядке?
– Мне… мне… кажется, да. – Еще толком не придя в себя, Джоанна осмотрелась, поймав на себе взгляды четырех пар глаз. В одних глазах читалась тревога, в других равнодушие. – Здесь был какой-то человек. Он наклонился над моей кроватью. – Она не договорила, потому что ее снова стала бить сильная дрожь.
Понимая, что ему предстоит очередная ссора с Памелой, и рискуя навлечь на себя ее гнев, Редклифф обнял Джоанну за плечи. Ее тело было натянуто, словно струна. Он чуть ли не физически чувствовал, что ее нервы напряжены до предела.
– Что было потом? – спросил он с такой нежностью, что Памела заскрежетала зубами от злости, а Милдред бросила на него взгляд, в котором читалось нескрываемое любопытство.
Ей было так спокойно в его объятиях. Так безопасно. Джоанна понимала, что ей надо отстраниться. Но не могла.
– Мне показалось, этот человек хочет меня задушить. Подушкой.
– Той, что лежит у окна?
Проследив за направлением его взгляда, Джоанна посмотрела в сторону окна, где на полу лежала подушка, которую она отшвырнула, выбив из рук нападавшего.
– Да, по-моему. – Все случившееся начинало казаться ей чем-то неправдоподобным.
– Это привидения, – со знающим видом провозгласила Берта. Ее тучное тело скрывалось под шелковым кимоно, на котором был вышит огнедышащий дракон. Лиловые и красные бигуди в волосах придавали ей сходство с представительницей земной цивилизации, которая пытается принять сигналы со спутников, запущенных в космос. – Джоанна, дорогая, – доверительно сказала она, – у вас очень сильное биополе.
– А вот лично я сомневаюсь, что это было привидение, – пробормотала Милдред. Она уже давно перестала спорить с Бертой по поводу ее склонности к мистицизму. Ее собственное объяснение случившегося было гораздо проще. Милдред подумала, что не души усопших потревожили сон Джоанны в пронзительной ночной тишине, а воспоминания. Возможно, это были воспоминания о той последней ночи, которую она ребенком провела в этом доме. Когда были убиты ее мать и отец.
– Ну что ж, ответ очевиден, – с непередаваемым презрением произнесла Памела. Шлейф черного шелкового халата заструился по полу следом за ней, когда, пройдя через всю комнату, она подошла к открытому окну и захлопнула его, так что белые кружевные занавески заколыхались. – У Джоанны чересчур развито воображение, вот она и решила, что в комнате привидение. Только и всего. А теперь, когда эта мистическая тайна разгадана, может быть, пойдем спать?
– Прошу прощения за то, что я всех вас побеспокоила. – Джоанна посмотрела на окно. Она могла бы поклясться, что, перед тем как лечь спать, закрыла его. – Памела права. Скорее всего, мне приснился кошмарный сон.
– Нет, это было привидение, – повторила Берта с радостным возбуждением, которое с учетом происшедшего казалось совершенно неуместным.
– Спокойной ночи, госпожа Червински, – твердым тоном произнес Редклифф.
– Но…
– Пойдем, Берта. – Милдред потянула ее за руку. – Пусть Джоанна поспит. – Поцеловав девушку в щеку, она окинула ее любящим взглядом и чуть ли не выволокла свою дородную подругу из комнаты.
Памела сложила руки на груди.
– Ты идешь, Ред?
Он понимал, что нужно идти. Но не мог заставить себя сделать это.
– Иди ложись, Памела, – сказал он, отчетливо осознавая, что рискует не на шутку разозлить ее, но испытывая непреодолимое желание убедиться в том, что Джоанне в самом деле ничего не грозит. – Я сейчас приду.
Ответ жены удивил как его самого, так и Джоанну.
– Как скажешь. Спокойной ночи. Желаю приятных сновидений.
Проговорив эти слова самым что ни на есть любезным тоном, она приветливо улыбнулась. Интересно, мелькнула у Джоанны мысль, почему в фальшивых фразах Памелы ей почудилась скрытая угроза?
– Ты в самом деле нормально себя чувствуешь? – спросил Редклифф, когда они остались одни.
– Да, все хорошо, – слабым голосом ответила она и, чуть помедлив, повторила: – Все хорошо. Я не столько испугана, сколько сбита с толку.
Он нежно гладил ее руки, стараясь унять не отпускавшую ее тревогу.
– Ты действительно думаешь, что все это тебе приснилось?
– А разве могло быть иначе?
– Не знаю.
А что, если Памела… Нет, заверил себя Редклифф. Конечно, его жена на редкость ревнивая женщина. Но даже она не способна на убийство.
– Это был сон, – повторила Джоанна.
Не в силах придумать другое, более правдоподобное объяснение происшедшего, Редклифф что-то пробормотал в знак согласия. Потом привлек ее к себе и стал нежно гладить по спине, успокаивая и возбуждая одновременно.
– Тебе надо идти, – взмолилась она.
Он легко коснулся губами ее волос, вдыхая исходящий от них свежий, полный солнечных лучей аромат.
– Сейчас иду.
Закрыв глаза, Джоанна прижалась щекой к его груди. Она понимала, что должна отослать его обратно к жене, в супружескую постель. Но ничего не могла с собой поделать. Во всяком случае сейчас.
Обхватив его руками за талию, она всем телом прильнула к нему. Редклифф был в одних джинсах, которые натянул наскоро, проснувшись от криков Джоанны. Грудь его была обнажена. И казалась такой… такой соблазнительной. Охваченная страстным желанием, от которого все ее тело бросило в жар, а голова пошла кругом, Джоанна прижалась губами к его плечу. Потом к груди.
Он застонал. Каждый ее поцелуй буквально обжигал ему кожу.
– Тс-с… – Прижимаясь к его теплой груди, она улыбнулась. – Еще чуть-чуть.
Глядя прямо перед собой затуманенным взором, Редклифф откинул назад ее голову и заглянул ей прямо в глаза.
– Да, еще, – произнес он хриплым, скрывающимся от возбуждения голосом. Его губы были всего в нескольких дюймах от ее губ.
Сгорая от желания прижаться к ним, Джоанна испустила еле слышный, податливый вздох. Привстав на цыпочки, она обвила руками его шею, даже не заметив, как вязаный шерстяной плед сполз на пол.
Ее жаркие, ищущие губы были так же воспалены от страсти и нетерпения, как и его собственные. Редклифф нежно ласкал ее тело, скрытое под шелковой ночной рубашкой, получая ни с чем не сравнимое наслаждение от чувственных движений ее фигуры, откликавшейся на его ласки. Просунув руку в вырез рубашки, он дотронулся до ее разгоряченного тела, которое еще несколько минут назад было холодным как лед.
Снедавший Джоанну страх бесследно исчез. Кроме Редклиффа, для нее в эту минуту никого и ничего не существовало. В состоянии полубеспамятства она слушала наполненные непередаваемой нежностью слова, которые он шептал ей на ухо, какие-то безумные, восхитительные обещания.
Редклифф понимал, что ведет себя на редкость глупо, позволяя так долго сдерживаемому желанию прорваться наружу сейчас, когда в доме полно народу, а в одной из комнат ждет жена. Он понимал, что играет с огнем. Но, Господи, ничто человеческое ему не чуждо! Джоанна такая нежная, такая беззащитная, и он так испугался, когда она закричала, и испытал такое облегчение, когда убедился, что с нею все в порядке. Поэтому теперь, черт побери, единственное, на что он способен, – это дать волю своим чувствам.
О да! Именно этого она так долго ждала. Она жаждала касаний его мужественных губ, умирала от желания чувствовать всем телом прикосновение его сильных, ищущих рук. Она хотела его со страстью, которая была сродни безрассудству, хотя и понимала, что их взаимный порыв сейчас – это настоящее безумие.
Он поднял на ней ночную рубашку и прижался лицом к ее груди. Потом принялся ласкать ее соски губами, отчего они встали торчком. В груди у нее возникло сладостное ощущение, передавшееся вниз живота. Она застонала – казалось, этот стон исходит из самых потаенных уголков ее души – и еще плотнее обхватила его за бедра. Если их поведение и в самом деле безумие, то Джоанна стремилась к нему всем сердцем.
Дрожащими руками она расстегнула молнию у него на джинсах. Но когда она опустила вниз руку, охваченная желанием довести его до такого же безумия, до какого довел ее он, Редклифф перехватил ее руку.
– Джанни, любимая моя! – Сделав глубокий вдох, он попытался взять себя в руки. – Мы должны остановиться.
Она замотала головой, и волосы ее взметнулись сверкающей дугой.
– Не сейчас.
Редклифф весь дрожал от еле сдерживаемого желания почувствовать прикосновение ее ищущей руки. Голова у него кружилась. Больше всего на свете ему сейчас хотелось уложить ее в постель, сорвать эту шелковую ночную рубашку и овладеть ее разгоряченным, податливым телом. Но он понимал, что риск слишком велик.
К тому же еще совсем недавно она была сама не своя от страха, чуть слышно с укоризной нашептывал ему внутренний голос. Что если ее реакция вызвана лишь потребностью в утешении и ласке? Если они сейчас займутся любовью, не получится ли так, что он воспользуется слабостью, которая вообще-то ей не свойственна?
Но, терзаясь противоречивыми чувствами, он руководствовался прежде всего той простой истиной, которая всегда помогала ему в минуты, когда он сгорал от мучительной страсти к Джоанне: сейчас он больше ничего не может ей дать. А это все равно, что не дать вообще ничего.
Джоанна глубоко и судорожно вздохнула, обвела взглядом комнату и, пусть с опозданием, вспомнила, где она, то есть они, сейчас находятся.
– Спасибо. – Во взгляде ее широко раскрытых, лучистых глаз отражалась нежность.
– За что? – хрипло спросил он.
– За то, что ты вовремя одумался и остановился. – Растопырив пальцы, она провела пятерней по спутавшимся волосам. – Если бы сюда зашла твоя жена…
Дальше можно было не продолжать. Они оба понимали, что сцена, которую в этом случае не преминула бы устроить Памела, не сулила им ничего хорошего.
Джоанна поежилась.
– Тебе холодно? – Он протянул руку, чтобы поднять упавший на пол плед.
Она машинально сложила руки на груди, словно желая укрыться от неведомой опасности.
– Нет, не холодно. Я боюсь.
Он бросил взгляд на окно.
– Окно закрыто. И заперто на шпингалет.
Она покачала головой.
– Я боюсь не этого. Я боюсь тебя.
– Меня? – Она не могла бы придумать ничего более обидного для него.
– Я боюсь того, как ты на меня действуешь.
Редклифф прикрыл лицо рукой. Потом, улыбнувшись виновато, осторожно дотронулся до ее погрустневшего лица. Кончиками пальцев провел по ее щеке, губам, подбородку и шее. Глубоко вздохнул и с видимой неохотой отнял руку.
– Ты сможешь теперь заснуть?
– Да. – Впервые в жизни она солгала ему. Неужели он думает, что она способна заснуть теперь, когда каждая клеточка ее тела жаждет его прикосновений? Она была уже готова разреветься от несбыточности своих надежд, но тут на помощь ей пришло чувство юмора. – Только приму холодный душ.
Как она и предполагала, при этих словах у него вырвался смешок.
– По крайней мере теперь, когда мы с тобой оказались под одной крышей, Милдред перестанет беспокоиться из-за нехватки горячей воды.
Погладив по голове, он окинул ее взглядом, в котором читалась непередаваемая нежность.
– Спокойной ночи.
Чувствуя, что вот-вот разрыдается, она еще нашла в себе силы улыбнуться ему.
– Спокойной ночи.
Он ушел.
Черт побери, и дня не проходит, чтобы женщины не спали с женатыми мужчинами, подумала Джоанна. Да и мужья изменяют своим женам направо и налево. В послеобеденных ток-шоу без конца обсуждают преимущества свободных браков, а фильмы и романы, живописующие сцены неверности, приелись настолько, что можно подумать, будто у взрослых людей уже чуть ли не вошло в моду изменять друг другу с обоюдного согласия. А тут…
Ложась в постель и укрываясь с головой, Джоанна невольно пожалела о том, что в свое время мать учила своих детей быть более принципиальными. А также о том, что Люси Морино воспитала сына таким щепетильным.