Текст книги "Потери и обретения. Книга вторая"
Автор книги: Линн (Лайни) Смитерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Протяжно вздохнув, Редклифф сумел-таки накрыть ее простыней, потом нагнулся, поцеловал в губы и тихо вышел из спальни.
В гостиной он поднял трубку телефона с изображением Микки Мауса на наборном диске и попросил телефонистку соединить его с Милдред.
Проснувшись несколько часов спустя, Джоанна обнаружила рядом с собой профессиональную частную сиделку, которую наняли для нее Милдред с Редклиффом. Она попыталась было уверить эту белокурую амазонку в том, что прекрасно сумеет позаботиться о себе сама, но в ответ Ингрид Хольстен сложила мускулистые руки на широкой груди и застыла как статуя.
На третий день лечения, сопровождавшегося откровенным бездельем и оттого казавшегося особенно грешным, Джоанна, вверенная заботам сиделки, решила, что, пожалуй, нет ничего плохого в том, чтобы немного расслабиться. К тому же Ингрид доказала, что она не только умело ухаживает за своей подопечной, но так же прекрасно готовит и печет хлеб.
Глава 23
– Когда ты наконец поймешь, что это Элисон? – решительно спросила Милдред.
Редклифф приехал в Сарасоту, чтобы сообщить пожилой леди о том, как продвигается выздоровление Джоанны. Хотя он больше ни разу не появлялся в симпатичном маленьком бунгало, Ингрид Хольстен ежедневно самым подробным образом информировала его о самочувствии девушки. Разговаривал он и с ее лечащим врачом.
– Полной ясности все равно еще нет, – ответил Редклифф, как делал всякий раз, когда Милдред заводила об этом речь.
Иногда, как сейчас, он жалел, что вообще встретил Джоанну Лейк. Надо же было ему в тот праздничный вечер сыграть роль рыцаря! Кажется, это было давным-давно… А теперь вот они оба страдают.
Однажды в далеком детстве он случайно наткнулся на дикую сову, которая отчаянно пыталась взлететь, несмотря на перебитое крыло. Сняв рубашку, он завернул в нее раненую птицу, принес домой и в течение двух недель кормил ее полевыми мышами и ночными насекомыми, а сова вместо благодарности чуть не откусила ему кончик пальца.
Добро никогда не остается безнаказанным, говорила когда-то его бабка. В то время Редклифф не догадывался, насколько пророческими окажутся ее слова.
– Неужели ты не видишь сходства? – продолжала Милдред.
– Она очень похожа на тебя в молодости, согласен. Но это еще не значит, что она твоя внучка. Если уж на то пошло, то Памела – твоя племянница, однако черт фамильного сходства с семьей Сэвидж у нее нет и в помине.
Милдред недовольно поморщилась, вспомнив, что племянница звонила вчера вечером и просила срочно дать взаймы денег для оплаты ее расходов в Монте-Карло. Кроме того, она просила ничего не говорить об этом звонке Редклиффу, что было не так просто, поскольку Милдред старалась не вмешиваться в постоянные скандалы этой супружеской пары. Оба взрослые люди, говорила она себе бессчетное число раз. Чем они занимаются и с кем именно – решать им самим, лишь бы это никак не отражалось на делах компании.
– Памела унаследовала свою внешность от матери.
И поведение тоже, подумала Милдред. Выйдя замуж за Нортона Сэвиджа, Оливия, дочь виконта, баловавшаяся теннисом, оказалась совсем не той тихоней, какую изображала из себя до свадьбы. Печальная истина заключалась в том, что Оливия оказалась нимфоманкой, каких мало.
Редклифф уже пожалел, что упомянул имя Памелы. Ему не хотелось говорить о жене.
– А ты не хочешь поделиться своими мыслями на этот счет с Джоанной?
Милдред вздохнула.
– Нет. Пока нет. – По глубоким морщинам, прорезавшим ее лоб, Редклифф понял: она вспомнила, что однажды уже была абсолютно уверена в том, что нашла Элисон. – Только после того, как мы выпустим коллекцию «Лунный берег». Впрочем, это не мешает нам увидеться с ней здесь.
– Милдред…
Он попытался было возразить, но та и ухом не повела.
– Бедная девочка до того доработалась, что заболела. Когда она поправится, ей нужен будет отдых.
– Ты предлагаешь, чтобы она набиралась сил здесь, в Сарасоте. – Тон, которым он произнес эти слова, не был вопросительным.
Морщины на лбу Милдред разгладились.
– Да, здесь, – подтвердила она. – В том самом доме, где она родилась, где родились ее отец и дед.
В течение десяти дней Джоанну пичкали антибиотиками, кормили печеньем с маслом и джемом, яблочным суфле, аппетитно пахнущими тушеными овощами, пирожками с курицей, сочными, тающими во рту клецками. Наконец она решила, что здорова и готова снова взяться за работу.
Лечащий врач согласился с нею, но взял с нее обещание работать сначала не более нескольких часов в день, постепенно переходя к привычному рабочему ритму.
– Вы все еще очень бледны, – обеспокоенно заметила Милдред, когда они увиделись в офисе компании. Хотя Джоанне удалось снова набрать несколько совсем не лишних фунтов веса, цвет ее лица по-прежнему мало чем напоминал здоровый румянец, ранее игравший на ее щеках.
– Ничего, это пройдет.
– Конечно, пройдет. Но мы с Редклиффом хотим, чтобы вы хорошо отдохнули. До премьерного показа коллекции Джоанны Лейк в Детройте осталась всего неделя. Для окончательного выздоровления лучшего места, чем мой дом, не найти.
– Вы хотите, чтобы я приехала в Сарасоту? И жила у вас в доме?
– Я очень хочу, чтобы вы у меня погостили.
– Но я не могу уехать из города. Мы с Редом еще не решили, как быть с музыкальным сопровождением. – Она настаивала на том, чтобы пригласить музыкантов, а он считал, что дешевле поставить фонограмму, на что она, в свою очередь, возражала: мол, с таким же успехом можно слушать музыку в кабине лифта.
– Это может подождать. – Милдред пропустила ее слова мимо ушей. – Ред сам позаботится о таких мелочах. Поверьте, дорогая, если уж он взялся за дело, то обязательно доведет его до конца. К тому же вы все равно не сможете с ним встретиться. Его нет в городе.
– Вот как? – Джоанна постаралась придать голосу оттенок беспечности. Вопреки здравому смыслу, она, пока болела, надеялась, что Редклифф придет ее навестить. Но он так и не появился.
– Он в Торонто. Мы ведем сейчас переговоры об открытии первого универмага «Сэвидж» в Канаде. Правда, пока это держится в секрете.
– Я никому ничего не скажу, – пообещала Джоанна, слегка удивившись тому, что Милдред поделилась с ней деловой информацией конфиденциального характера.
– Не сомневаюсь, дорогая.
За прошедшие месяцы, которые они провели вместе, Джоанна, помимо всего прочего, поняла, что, подобно многим другим богатым и влиятельным женщинам, Милдред Сэвидж привыкла к тому, чтобы все делалось в соответствии с ее желаниями. Поэтому, вместо того чтобы возразить этой обходительной, но властной даме, она решила расслабиться и покориться судьбе.
Памела была в ярости. А когда она была в ярости, то принималась шагать из одного конца комнаты в другой. Стоя у окна спальни на верхнем этаже, Редклифф смотрел на расстилавшееся внизу имение Милдред в Сарасоте и пытался не обращать внимания на жену, буквально кипевшую от злости.
– У меня в голове не укладывается, что она пригласила к нам в дом эту чертову самозванку! – Памела то сжимала, то разжимала кулачки и вертела кольца, красовавшиеся на ее длинных, как у прирожденной аристократки, пальцах.
Нет, она не позволит какой-то прожженной мошеннице лишить ее наследства. Как только эта Джоанна Лейк посмела вмешаться в ее счастье, в ее покой, во всю ее бьющую ключом жизнь! Олицетворяемая ею угроза нависла над Памелой подобно густому, удушливому облаку ядовитого смога.
– Твоя тетка не считает ее самозванкой.
Зачем я только приехал сюда, подумал Редклифф. Мне нужно сейчас быть в офисе в Майами. Кто-то недавно начал потихоньку скупать выпущенные в обращение акции «Сэвидж», и, как он ни старался, ему так и не удалось преодолеть заслон из целого ряда холдинговых компаний, созданных специально для того, чтобы помешать установлению личности покупателя.
Однако Милдред настояла на том, чтобы к приезду Джоанны он был в Сарасоте. И сколько бы он ни доказывал самому себе обратное, его разбирало любопытство при мысли о том, какое впечатление произведут на нее дом и поместье.
Памела продолжала ходить взад-вперед по вытканному вручную ковру нежно-салатного цвета с розовыми цветами. Злобными, полными тревоги метаниями она напомнила Редклиффу тигрицу в клетке, которую целую неделю не кормили.
– Ты, конечно же, понимаешь, что старуха просто спятила. – Остановившись на секунду, она закурила. К балкам под потолком потекли струйки сизого дыма.
– Ты снова преувеличиваешь.
– Черта с два! Любой мало-мальски грамотный психиатр скажет, что она ничего не смыслит в том, чем занимается.
Он круто обернулся к ней.
– Предупреждаю, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, пеняй на себя.
Памела внимательно посмотрела на него. Его темные глаза угрюмо сверкали, по угрожающей позе было видно, что он едва сдерживает переполняющий его гнев. Во всем его облике чувствовалась явная угроза, и это еще больше распаляло ее.
Она уже давно не видела, чтобы он относился к ней иначе, чем с привычным ледяным презрением. Ее пронзило острое сексуальное желание, на мгновение заглушившее ярость, охватывавшую ее каждый раз при мысли о новой протеже тетки.
– А знаешь, дорогой, – круто сменив тему разговора, сказала она, растягивая слова, – в гневе ты на редкость привлекателен. – Вновь взяв себя в руки, она не торопилась, нарочито покачивая бедрами, приблизилась к нему грациозной, словно у кошки, походкой, которая когда-то казалась ему столь чувственной. Теперь мысль о том, что она откровенно пытается соблазнить его, наводила на него тоску.
– Зря стараешься.
Памела положила руку ему на грудь.
– Ты в этом уверен? – Она принялась расстегивать пуговицы его рубашки. – Неужели ты забыл, что последний раз мы занимались любовью очень давно?
– Занимались любовью? – Он отвел ее руку. – И это ты называешь любовью?
– Конечно. – Не допуская и мысли о своем поражении, она обвила его руками за шею. – Ред, ведь раньше нам было хорошо вместе. Помнишь?
Он не шелохнулся, и, воодушевленная этим, она прижалась к его напряженному телу.
– Помнишь тот восхитительный вечер в твоем лимузине, в Лондоне? Помнишь, как мы провели остаток ночи, погрязнув в грехе? – Ее голос больше напоминал сейчас вкрадчивое воркование. Она легонько куснула его за мочку уха. – Помнишь, ты сказал мне, что никогда не встречал такой женщины, как я? – Помедлив, она придала своему лицу трагическое выражение. – Когда же мы с тобой перестали понимать друг друга?
– Может быть, во время нашего медового месяца, когда ты украла серьги?
Она кокетливо вздохнула.
– Ты, наверное, до конца дней моих будешь попрекать меня этим, да? – В ее изумрудных глазах заблестели слезы. – Давай попробуем еще раз, может быть, все и образуется. Может быть, если я поверю в то, что ты в самом деле меня любишь, несмотря на все мои недостатки, Бог даст мне силы преодолеть эту слабость. – Словно по команде, слезы заструились по ее лицу.
Да, она великолепная актриса, отрешенно подумал Редклифф. Надо отдать ей должное. Если бы он не знал ее так хорошо, он бы, наверное, в самом деле поверил в ее искренние страдания из-за того, что в их отношениях возникла непреодолимая пропасть, глубокая и широкая, как Большой каньон.
Встав на цыпочки, она легонько поцеловала его в губы.
– Прошу тебя, Ред. Неужели мы не попытаемся еще раз все уладить? Может, после этого у нас с тобой начнется райская жизнь, словно на небесах.
Она явно настроилась соблазнить его. Пальцы ее ласкали его шею, нежное дыхание овевало его губы, она так и норовила прижаться к нему всем телом.
Но сегодня удача от нее отвернулась. Тело Редклиффа никак не реагировало на все ее ласки.
– Наверное, единственное, что от меня требуется для такой райской жизни, – это помочь тебе убедить Милдред оформить на тебя доверенность, а потом спровадить ее в какой-нибудь дом для выживших из ума старух.
– Но ты же не станешь отрицать, что она уже в преклонном возрасте, – ответила Памела. – И даже тебе придется признать: ее недавнее заявление о том, что эта сучка, которая строит из себя голливудскую модельершу, есть не кто иная, как ее ненаглядная Элисон, говорит о том, что она не в своем уме.
– Не смей так называть Джоанну Лейк! – Редклифф оттолкнул Памелу от себя с такой силой, что она едва устояла на высоких каблуках. – Она на редкость талантливая женщина, которой много пришлось пережить, но она выдержала все удары судьбы благодаря своей целеустремленности, упорству и незаурядному трудолюбию.
– Вот как. – Чарующая улыбка исчезла с лица Памелы, сменившись холодной решимостью. Теперь она выглядела так, как выглядела бы женщина ее возраста, то есть на десять лет старше, чем было указано в ее водительском удостоверении, выданном калифорнийскими властями. – Значит, я с самого начала была права.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду. – Злясь на себя за то, что чуть было не попался на ее удочку, Редклифф отвернулся и, сунув руки в карманы, снова принялся смотреть на улицу из окна.
Она подумала о фотографиях, которые ей передал Стивен Делоун. Компрометирующие Редклиффа фотографии, на которых он на руках вносит Джоанну в ее дом. Фотографии, которые, судя по пылкому, встревоженному выражению лица ее мужа, запечатленному объективом фотоаппарата, наводят на мысль, что их отношения выходят далеко за рамки обычных деловых контактов.
Памела еще не заводила с мужем речь об этом. Пока еще рано. Хотя терпение не относилось к числу ее достоинств, при необходимости она могла выжидать. Но если эта хитрая стерва решила, что может отнять у нее мужа и наследство, она получит по заслугам.
– Интересно, почему ты все это время так снисходительно относился к заблуждению тетушки? – Четко, раздельно выговаривая каждое слово, она бросала их ему в лицо, словно камни. – Скажи, Ред, как она в постели, ничего?
– Понятия не имею.
Чуть разжав ярко накрашенные губы, Памела зашипела от негодования.
– Лжешь! – выпалила она. – Бьюсь об заклад, что эта потаскушка уже не первый месяц спит с тобой. Еще бы, иначе разве удастся ей провернуть свой план и наложить лапу на миллионы «Сэвидж»?
Он сжал кулаки.
– Предупреждаю тебя, Памела…
– Нет, дорогой, – перебила она его вкрадчивым тоном, в котором, однако, слышались угрожающие нотки, – это я тебя предупреждаю. Если ты еще хотя бы раз взглянешь на эту девицу, не говоря уже о том, чтобы трахнуть ее, я тут же продам свою долю акций «Сэвидж» Мартину Гроуву, так что у вас с тетушкой голова пойдет кругом.
– Мартину Гроуву?
– Разве я не говорила, что в прошлом месяце случайно встретила его в Монте-Карло? – Стараясь выдержать паузу как можно дольше, Памела принялась рассматривать свои отполированные ногти. – Он играл в баккара… и, кстати, то и дело выигрывал… а вот мне страшно не везло в рулетку.
Ее глаза загорелись холодным огнем, словно зеленые неоновые огни.
– Будучи щедрым мужчиной, он поделился со мной выигрышем, так что мне не пришлось брать в долг. – Она улыбнулась. – Мы замечательно провели время.
– Искренне рад за вас обоих, – сухо отозвался Редклифф. – Насколько я могу судить, вечером этого столь увлекательно проведенного дня он и предложил купить твои акции.
– Нет.
– Нет? – Да она просто издевается надо мной в свое удовольствие, мрачно подумал он. Его снедало желание свернуть ей шею за наглость, с какой она с ним разговаривала.
– По правде говоря, он заговорил о покупке акций наутро, после завтрака.
Огоньки, загоревшиеся у нее в глазах при воспоминании о той оргии, не произвели на него никакого впечатления. Она уже давно не вызывала в нем ревнивых чувств. Однако мысль о том, что какой-то пройдоха наложит свою грязную лапу на акции «Сэвидж», не на шутку встревожила его.
Он кое– что знал о Мартине Гроуве. Бывший шахтер, заработавший свои первые миллионы благодаря тому, что наткнулся на богатейшее месторождение алмазов, пригодных для огранки, на плато Кимберли в Австралии, Гроув принадлежал к тому типу безжалостных, не способных на снисхождение бизнесменов, которые считают законы и этические нормы не более чем мелкими неудобствами, не заслуживающими внимания.
– Нет, продавать акции ты не будешь. – В его устах эти слова прозвучали не как предложение или просьба, а как безоговорочный приказ.
– Да, сейчас не буду, – согласилась Памела. – Хотя Мартин уверяет, что, если я продам их ему, он будет иметь контрольный пакет акций компании, о которой вы с тетушкой так беспокоитесь.
Редклифф проклинал ее беспутного папашу, который в свое время продал принадлежавшие его семье акции компании. Если бы Нортон Сэвидж не был такой пустышкой, если бы он не пристрастился к азартным играм, если бы ему больше везло, то компания, основанная его братом, сейчас не оказалась бы в таком угрожающем положении.
– По правде сказать, мне он не особенно и нравится, – доверительным тоном призналась Памела. – Он слишком груб и жесток.
– Но он занимает пятое место в мире по размерам своего состояния.
– Да, это стоит многих недостатков, – согласилась она со свойственным ей цинизмом. – Честно говоря, многое из того, что он предлагал, показалось мне довольно привлекательным. Я говорила тебе, что он предложил мне руку и сердце?
– Нет, по-моему, не говорила. И ты согласилась?
Тогда одна из моих проблем наверняка решилась бы, подумал Редклифф. К сожалению, это также означало бы, что в конечном счете Милдред утратила бы контроль над компанией. А этого он не должен допустить.
Хотя Редклифф был вполне уверен в том, что сумеет принять бразды правления из рук Милдред, он знал, как много «Сэвидж» значит для нее. По большому счету, она жила делами компании, увлеченность этими делами уступала только ее стремлению найти Элисон. Он понимал, что ее стареющее сердце не вынесет такой утраты.
– Конечно, нет, глупыш. Разве я могла? Ведь я уже замужем. За тобой.
– Да, не стоит еще забывать, что этот австралийский молодчик убьет любую жену, которая осмелится гулять на стороне.
Уже несколько лет среди представителей деловых кругов ходили слухи, что Гроув забил до смерти одну из своих бывших любовниц, изменившую ему. Хотя в официальном сообщении говорилось, что молодая женщина, впав в депрессию, бросилась вниз с террасы пентхауса небоскреба.
– Верно, – согласилась Памела. – Значит, – добавила она довольно дружелюбным тоном, что было удивительно, учитывая их взаимную неприязнь, – мы договорились? Ты оставляешь в покое эту хитрую охотницу за наследством и помогаешь мне оказать тетушке помощь, в которой она нуждается, а я не стану продавать акции в благодарность за твою супружескую верность.
– Я не допущу, чтобы ты причинила зло Милдред. Если ты попытаешься что-либо предпринять против нее, я больше не стану молчать про твои кражи в магазине.
Она нахмурилась, ее лоб, напоминавший своей белизной фарфор, прорезали морщинки.
– Скажу тебе честно, Ред, временами ты бываешь таким упрямым! – Закусив нижнюю губу, она принялась обдумывать возможные варианты действий. Тюрьма явно не входила в ее планы. – Хорошо. Мне кажется, наш разговор зашел в тупик. До тех пор пока ты, стоя во главе «Сэвидж», будешь обеспечивать безопасность моих инвестиций, я не против того, чтобы позволять тетушке ее невинные выходки. Но, – продолжала она уже более твердо, – я хочу, чтобы и ноги этой девицы здесь больше не было.
– Это уж не мне решать.
В глазах Памелы появилось жесткое выражение под стать ее голосу.
– Тогда тебе придется что-нибудь придумать, дорогой. Потому что, если ты не избавишься от Джоанны Лейк сам, я сделаю это за тебя.
Редклифф подозревал, что это не пустая угроза.
Глава 24
Поскольку Джоанна была еще очень слаба, Милдред запретила ей самой садиться за руль и прислала свой лимузин. Белый автомобиль приближался к имению по извилистой дороге, мимо садов, где росли авокадо, и эвкалиптовых рощиц, мимо лугов и полей, заросших дикими цветами, по которым носились арабские скакуны с развевающимися на ветру гривами.
Джоанна никак не могла отделаться от ощущения, что вступает в другой мир, где живут только избранные.
У въездных ворот из кованого железа, увитых ярко-розовыми бугенвиллеями, водитель притормозил, и вышедший из сторожевой будки охранник приветствовал Джоанну, приглашая ее проследовать на территорию имения. По его хозяйскому виду Джоанна решила, что он, наверное, работает у Милдред Сэвидж уже очень давно.
Величественные дубы высились по обеим сторонам длинной, извилистой подъездной аллеи, выложенной кирпичом, которая пролегала посреди уходящих на сотни метров вдаль живописных, ухоженных цветущих садов, красоту которых еще больше подчеркивали фонтаны в форме каскадов. Но вот наконец они подъехали к гигантскому особняку, выстроенному в стиле испанского возрождения.
Дом, если только это изумительное архитектурное творение можно было назвать домом, стоял на вершине пологого зеленого холма. Из него открывался вид на расстилавшиеся внизу окрестные луга, горы и море.
Не успел лимузин плавно затормозить перед широкими воротами, выложенными красной плиткой, как исполинские дубовые двери распахнулись и на пороге показалась Милдред.
– Дорогая, добро пожаловать! Я уже давно вас жду. – Интересно, подумала она, обнимая гостью и целуя ее в обе щеки, что сказала бы Джоанна, если бы знала, как давно она ее ждет.
Проезжая по территории фамильного имения семьи Сэвидж, Джоанна думала, что вступает в другой мир, и теперь, зайдя в дом, на мгновение лишилась дара речи под впечатлением от роскоши, с какой он был отделан.
Солнечный свет, струящийся через слуховые окна, расположенные под самым потолком, отбрасывал желтоватые блики на выложенную темно-красной испанской плиткой галерею для приемов, которая по своим размерам превосходила многие из тех квартир, где ей с матерью и братом приходилось жить в годы своей кочевой, как у цыган, юности. Вдоль оштукатуренных стен высились деревянные столбы, украшенные ручной резьбой, а массивные балки под самым потолком напоминали о прошлой истории Флориды времен испанцев с их донами и доньями.
– Потрясающе! – пробормотала она.
Милдред рассмеялась.
– Конечно, на первый взгляд дом кажется слишком большим, хотя мы живем тут совсем запросто. – Она успокаивающе дотронулась до руки Джоанны. – Пойдемте, я познакомлю вас с остальными помещениями.
Они прошли несколько больших комнат и оказались в огромном зале, который Милдред назвала библиотекой. Как и в галерее, все здесь было большей частью деревянным: массивная мексиканская мебель, встроенные книжные шкафы вдоль стен, отделанных панелями, высокий потрескавшийся от времени деревянный потолок. В дальнем углу был виден огромный камин из прозрачного камня. Если убрать с пола ковры и не обращать внимания на множество бесценных, судя по всему, безделушек, расставленных на мраморных досках, здесь спокойно можно проводить финал чемпионата Национальной баскетбольной ассоциации, мелькнула у Джоанны мысль, а у камина еще останется место для буфета.
Над камином висел вставленный в позолоченную раму портрет Милдред в молодости. Бросив на него взгляд, Джоанна остановилась как вкопанная. Она была поражена. Если бы изображенная на портрете женщина не была в свадебном платье, она бы решила, что смотрит на свое отражение в зеркале.
– Портрет был сделан через месяц после того, как я вышла замуж за Майкла, – пояснила Милдред. – Вижу, вы заметили сходство.
– Его трудно не заметить. – Интересно, подумала Джоанна, почему Милдред ничего не рассказывала мне о портрете раньше. – Говорят, у каждого человека есть двойник, но такое сходство просто уму непостижимо.
– В совпадениях есть своя прелесть, не правда ли? – произнес слишком хорошо знакомый голос, раздавшийся в противоположном углу просторной комнаты. Джоанна медленно обернулась.
Редклифф держался невозмутимо, как и всякий раз, когда ему приходилось сдерживать свои эмоции. Зато у Памелы был такой вид, словно ей не терпелось вцепиться Джоанне в волосы.
Не успела девушка собраться с мыслями, чтобы ответить, как ее уже представляли плотного сложения женщине, в кричащем шифоном платье в восточном стиле, расписанном всеми цветами радуги, и подобранной в тон шляпе без полей, а также статному, красивому мужчине лет пятидесяти с небольшим. На мгновение ей показалось, что в его глазах промелькнул испуг при взгляде на нее. Но, должно быть, это только показалось.
– Добро пожаловать в Сарасоту, Джоанна, – тепло произнес он, здороваясь с ней. При этих словах от его глаз, в которых читалась доброжелательность, побежали лукавые морщинки. – Мне давно не терпелось познакомиться с талантливым модельером, работающим под началом Милдред. Знаете, – доверительно добавил он, – все сейчас только о вас и говорят.
– Рада познакомиться с вами, господин Стоун.
– Прошу вас… зовите меня Максвелл. – Он бросил на нее быстрый взгляд, в котором читалось профессиональное любопытство врача. – Милдред сказала, что у вас было воспаление легких. Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, хорошо. Точнее, в основном хорошо, – поправилась она, заметив, как собеседник прищурился.
– Здесь вы великолепно отдохнете после болезни, – заверил он. – А перед отъездом, если позволите, я хотел бы пригласить вас совершить прогулку на яхте. Вам ведь уже приходилось ходить под парусом? – спросил он тоном человека, не способного представить, что может быть иначе.
– По правде сказать, никогда не пробовала.
– Тогда вы просто обязаны попробовать. Поверьте, Джоанна, вам это очень понравится. – В предвкушении прогулки он радостно потер руки. – Ничто не придает сил так, как солоноватый привкус морской воды и ветерок, который треплет вам волосы.
– Судя по всему, впечатление должно быть действительно незабываемое, – с улыбкой согласилась Джоанна.
На мгновение возникла пауза. Все смотрели на Джоанну, отчего она чувствовала себя как подопытный кролик.
Затянувшееся молчание прервало появление горничной с сервировочным столиком на колесах, на котором стояли чашки с дымящимся чаем и только что испеченными пирожными. Во время краткой трапезы Максвелл развлекал Джоанну, рассказывая всякие смешные истории, случавшиеся с ним во время прогулок на яхте.
Редклифф не принимал участия в их разговоре. Молчала и Памела, которая, потягивая виски, то и дело бросала на Джоанну злые взгляды. Милдред тоже, как ни странно, молчала, не сводя с девушки внимательного взгляда, напомнившего ей их первую встречу.
Спустя некоторое время утомление от поездки, усиленное тягостной атмосферой, царившей в комнате, стало давать о себе знать.
– Вы, наверное, устали с дороги. – Милдред заметила, как Джоанна слегка зевнула. – Может быть, хотите пройти к себе в комнату?
– Да, спасибо. Я действительно немного устала, – призналась она.
Выйдя следом за пожилой леди, она поднялась по витой лестнице и направилась через залу, где на стенках висели вставленные в рамы чопорные портреты элегантно одетых мужчин и женщин – должно быть, предков семьи Сэвидж. Дойдя до комнаты, которая была заперта, она на мгновение остановилась, хотя не смогла бы, пожалуй, объяснить почему.
Заметив, как резко остановилась Джоанна перед дверью детской, где когда-то играла Элисон, Милдред испытала прилив бурной радости. Еще бы! Ведь должна же она помнить, что это за дверь!
– Ваша комната рядом, дорогая, – тихо сказала Милдред, хотя на самом деле ей хотелось закричать от радости.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от внезапно охватившего ее странного, противоречивого ощущения, Джоанна вошла в комнату, убранство которой отличалось роскошью и комфортом. Резная кровать из того же темного дерева, которым был отделан потолок в библиотеке, была застлана кружевным стеганым одеялом. В изголовье кровати в художественном беспорядке лежало несколько отделанных кружевом и гарусом подушек.
В спальне был камин с резной доской ручной работы. Дубовый пол застилали паласы, вышитые гарусом.
Из окон, доходивших до самого потолка, открывался вид на территорию имения, поросшую зеленью. Джоанна увидела беседку в древнегреческом стиле, изгороди, осененные темно-зеленой листвой, и глиняный корт, построенный у бассейна с кристально прозрачной голубой водой.
– Здесь просто великолепно! – пробормотала она. – Честно говоря, просто изысканно.
– Мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, Джоанна.
В ответ она рассмеялась.
– Никогда, даже в самых смелых мечтах, я не могла представить, что буду жить в таком доме, – сказала она со свойственной ей прямотой. – Впрочем, уверена, мне здесь понравится, – тут же добавила она в запоздалой попытке не обидеть Милдред.
– Очень на это надеюсь, – с жаром ответила та. – Ванная – вот за этой дверью. Чего там только нет – мыло разных сортов, шампуни и еще всякая всячина, включая фен. Впрочем, если вам понадобится что-нибудь еще, снимите трубку телефона и наберите ноль. Это телефон экономки. Она принесет вам все, что вы пожелаете.
– Спасибо, мне больше ничего не нужно.
– Ну что ж, тогда, пожалуй, я вас оставлю. Отдыхайте, – пробормотала Милдред, но, судя по всему, уходить ей не хотелось.
– Ой, а где же мой чемодан? – воскликнула Джоанна. – Он был в лимузине.
– Его уже принесли сюда, – успокоила ее Милдред. – Юлия разложила все ваши вещи.
– Юлия?
– Дочь Кончиты и Рамона. Кончита – это наша экономка, – пояснила она. – А Рамон – главный садовник. Его назначили на эту должность после смерти отца Максвелла, который работал садовником многие годы. Юлия – горничная, которая прибирает в комнатах на верхнем этаже.
С этими словами она вышла. Вконец обессилев, Джоанна опустилась на кровать и принялась разглядывать роскошную обстановку спальни.
– Горничная, которая прибирает на верхнем этаже, – пробормотала она. – Да, конечно. – Она хихикнула. Потом откинулась на подушки и, запрокинув голову, стала рассматривать панно, украшающее потолок. – Ах, мамочка, видела бы ты меня сейчас!
Несмотря на усталость, Джоанна не могла заставить себя расслабиться. Прошло полчаса или около того, когда вдруг она поняла, что ее томит необъяснимое желание во что бы то ни стало побывать в соседней комнате. Она вышла из спальни и, крадучись, словно домушница, двинулась по коридору.
Вся комната была в ярких цветах. Лепестки роз нежно-розового оттенка горели на обоях кремового цвета. Мягкие игрушки и куклы в элегантных нарядах, соперничавшие белизной лиц и рук с фарфором, лежали поверх стеганого одеяла, украшенного ручной вышивкой в виде розовых и пастельно-желтых тюльпанов. Из-под одеяла торчал край вышитого покрывала, отделанного розовой лентой из полушелковой материи, которое служило защитой от пыли. Шитье украшало также покрывало, наброшенное поверх овальной формы прикроватной тумбочки, и занавески на окнах. В одном углу комнаты стоял вырезанный из сосны конь-качалка с гривой из белой пряжи, в другом – домик для кукол викторианских времен. Словно зачарованная, Джоанна рассматривала изумительно красивую плетеную детскую кроватку, предназначенную, казалось бы, для самой принцессы… или ее кукол.
