Текст книги "Миссис По"

Автор книги: Линн Каллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Линн Каллен
Миссис По

Эта книга является плодом художественного вымысла. События, исторические персонажи и географические объекты упомянуты автором в произвольном контексте. Остальные имена, личности, места и происшествия выдуманы, любые совпадения с реальными событиями, местами и людьми, живыми или умершими, случайны.

Я впервые встретилась с поэтом в «Астор-хаузе»[1]1
  Astor House – роскошный отель в Нью-Йорке; был открыт в 1836 году и вскоре стал самой знаменитой гостиницей в США (здесь и далее – прим. пер.).


[Закрыть]… Его красивая голова была гордо поднята, темные глаза сияли свойственным лишь избранным светом чувств и мыслей, его манеры и выражение лица являли собой экстравагантную, неповторимую смесь приятности и высокомерия, когда он спокойно, серьезно, почти холодно меня поприветствовал; однако в нем была такая искренность, что я поневоле была глубоко впечатлена. С тех самых пор и до самой его смерти мы были друзьями. Я состояла с мистером По в переписке по настоятельной просьбе его супруги, которая полагала, что я оказываю на него сдерживающее и благотворное влияние.

Френсис Сарджент Осгуд [2]2
  Френсис Сарджент Осгуд (1811–1850) – американская поэтесса и писательница.


[Закрыть] , письмо к Р. У. Гризвольду [3]3
  Преподобный Гризвольд, Руфус Уилмот (1815–1857) – американский писатель, журналист и составитель ряда антологий американской литературы. Был рукоположен в сан баптистского священника, но так никогда и не получил постоянного прихода.


[Закрыть] , 1850

Миссис Осгуд где-то среднего роста, стройна, скорее даже хрупка, и изящна, независимо от того, в движении она или в покое; ее лицо обычно бледно, волосы – очень черные и блестящие; глаза – ясные, светло-серые, большие, необычайно выразительные. Ее никак нельзя назвать красивой в том смысле, в котором понимает этот эпитет мир, но вопрос «Неужели она и впрямь не красавица?» встает очень часто, и чаще всего его задают те, кто ближе всего знаком с миссис Осгуд.

Эдгар Аллан По, «Литераторы Нью-Йорка» № 5, «Гоудис Ледис Бук» [4]4
  Godey’s Lady’s Book – ежемесячный литературный альманах, издававшийся в Филадельфии в середине XIX века.


[Закрыть] , сентябрь 1846

© 2013 by Lynn Cullen

© Ольга Кидвати, перевод, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Зима 1845

1

Когда приходят дурные вести, большинство женщин моего общественного положения могут позволить себе изящно упасть на диван; чашки китайского фарфора выскальзывают из их пальцев на ковер, волосы красиво выбиваются из-под шпилек, а четырнадцать накрахмаленных нижних юбок сминаются, издав мягкий хруст. Я не из таких. Леди, муж которой чересчур занят тем, что пишет портреты богатых меценатов – большинство из которых, так уж случилось, женщины, – и поэтому забывает, что у него есть семья, имеет больше общего с девицами, рыскающими по грязным улочкам Корлеас Хука,[5]5
  Corlear’s Hook, или Нижний Ист-Сайд, – район Манхэттена, долгое время был заселен преимущественно иммигрантами.


[Закрыть] чтобы помочь морячкам расстаться с их долларами, чем с дамами своего круга, пусть даже моя внешность говорит об обратном.

Как ужаленная осою лошадь, эта мысль взбрыкнула у меня в голове во второй половине дня в редакции «Нью-Йорк Ивнинг Миррор». Я как раз слушала анекдот о двух тупых уроженцах Индианы, который рассказывал редактор, мистер Джордж Поуп Моррис.[6]6
  Джордж Поуп Моррис (1802–1864) – американский редактор, поэт и автор песен.


[Закрыть] Очевидно, он тянул время, не желая сообщать мне новости, которые, я знала, будут плохими. Но я все равно радостно смеялась над детским анекдотом, смеялась, даже задыхаясь от миазмов, испускаемых его чрезмерно напомаженными волосами, открытой баночкой клея на столе и стоящей слева от меня клеткой попугая, нуждавшейся в срочной чистке. Я надеялась умаслить его, как проститутка умасливает потенциальных клиентов, приподняв краешек юбки.

Я нанесла удар, когда мистер Моррис все еще хихикал над собственным анекдотом. Продемонстрировав зубы, особенно тщательно вычищенные перед тем, как встретиться с издателем после двадцати двух дней обоюдного молчания, я сказала:

– По поводу стихов, которые я послала вам в январе… – И замолчала, с надеждой расширив глаза: это мой эквивалент приподнятой нижней юбки. Раз уж я должна стать независимой, мне нужен собственный доход.

Ни один морячок, рассматривающий пару ножек, не выглядел так подозрительно, как мистер Джордж Поуп Моррис в этот миг, хотя некоторым из них и удалось добиться таких же успехов по части туалета, например укладки волос. Никогда доселе столь величественная клумба кудрей не создавалась на человеческой голове без помощи подкладок и валиков. Это выглядело так, словно он использовал в качестве лекал для прически собственный цилиндр. Вдобавок, умышленно или случайно, один крупный завиток отбился от общей массы и свисал теперь на лоб, как студенистый рыболовный крючок.

– Может быть, вы потеряли их? – легко спросила я. Возможно, ему будет проще возложить вину на своего партнера. – Или это сделал мистер Уиллис?[7]7
  Натаниэль Паркер Уиллис (1806–1867) – американский писатель, поэт и редактор, самый высокооплачиваемый журналист своего времени.


[Закрыть]

Его взгляд скользнул вниз, к моему бюсту, не обнаружил там ничего, кроме плаща, и разочарованно вновь переместился на лицо.

– Сожалею, миссис Осгуд, но, честно говоря, это не то, что нам нужно.

– Уверена, ваши читательницы получат истинное наслаждение от намеков на любовные отношения в моих описаниях цветов. Мистер Руфус Гризвольд был так добр, что включил несколько моих стихов в свою последнюю антологию. Возможно, вы слышали об этом?

– Мне известны антологии Гризвольда. Они всем известны – он добился этого. Никогда не мог понять, как этот мелкий забияка умудрился стать таким авторитетом в поэзии.

– Угрожая смертью?

Мистер Уиллис рассмеялся и погрозил мне пальцем:

– Миссис Осгуд!

Быстро, чтоб не упустить его, я сказала:

– Моя книга, которую издал мистер Харпер, «Поэзия цветов и цветы поэзии», неплохо продавалась.

– Когда это было? – рассеянно спросил он.

– Два года назад. – Не два, а четыре на самом деле.

– Так я и думал. Цветы – это не то, что нынче продается. Сейчас всех интересуют вызывающие трепет истории. Мрачные, полные ужасов.

– Вроде птичьих стихов мистера По?

Он кивнул, и его напомаженный завиток подпрыгнул.

– На самом деле, да. Продажи возросли, когда в конце января был выпущен «Ворон». На прошлой неделе мы переиздали его с таким же результатом. Подозреваю, его можно будет издать еще раз десять, а читателям все будет мало. Они просто с ума сходят по «Ворону».

– Понимаю.

В действительности, я не понимала. Да, я читала это стихотворение. После того как в прошлом месяце оно появилось в печати, его прочел весь Нью-Йорк, включая немца, продающего газеты в Виллидж. Не далее как сегодня утром, когда я спросила, бывают ли у него свежие номера «Миррор», он усмехнулся и с акцентом ответил:

– Никогта!

Моя лучшая подруга, миссис Джон Рассел Бартлетт, вхожая в тесный кружок нью-йоркских литераторов благодаря супругу, книготорговцу и издателю, выпускающему книги малыми тиражами, никак не могла угомониться насчет мистера По. Она нацелилась на знакомство с ним с тех самых пор, как «Ворон» увидел свет. По совести сказать, я думала, что сегодня утром в редакции я смогу составить собственное представление об этом удивительном господине, который является редактором и автором статей в «Миррор».

Мистер Моррис словно бы прочел мои мысли.

– Судя по всему, наш дорогой мистер По почуял свой успех и теперь грозится оставить журнал. Куда бы он ни подался, желаю удачи тем, кому придется иметь с ним дело. С ним и с его настроениями.

– У него настолько скверный характер? – Я все еще надеялась умаслить мистера Морриса. Хорошо бы он проникся ко мне дружескими чувствами и, вследствие этого, пошел навстречу.

Мистер Моррис сделал вид, что опрокидывает в рот несуществующий стакан.

– О! – Я изобразила на лице заговорщическую гримасу.

– Он на самом деле очень неуравновешенный, знаете ли. Подозреваю, что он более чем наполовину безумен, и дело тут не только в выпивке.

– Какой стыд.

Он улыбнулся.

– Послушайте, миссис Осгуд, вы же умная женщина. Ваш сборник детских историй имел какой-никакой успех. Моим малышам, к примеру, нравится «Кот в сапогах». Почему бы вам не вернуться к этому?

Настоящая причина – деньги, но я не могу сказать ему об этом. Детские рассказы плохо оплачиваются.

– Я почувствовала, что мне нужно расширить сферу писательских интересов, – сказала я. – Мне о многом хочется сказать. – И это тоже правда. Почему женщина должна писать только детские сказочки?

Он усмехнулся:

– Например, о том, как подобрать по цветам розы для букета или как украсить дом к Рождеству?

Я рассмеялась, как рассмеялась бы в подобной ситуации шлюха. Все еще улыбаясь, я сказала:

– Думаю, вы удивитесь, узнав, на что я способна.

Попугай издал пронзительный крик. Мистер Моррис скормил птице извлеченный из кармана крекер и вытер руки о панталоны. Его взгляд пробежал по привычному маршруту – от моих глаз к бюсту и обратно. Я заставила себя сохранить жизнерадостный вид, хотя так и хотелось шлепнуть его по лбу, чтоб отлетел одинокий локон.

Он нахмурился.

– Конечно, красивые женщины вроде вас не должны забивать свои хорошенькие головки подобными вещами, но вдруг у вас есть нечто вроде «Ворона»? Что-то столь же свежее и волнующее, но с женской точки зрения?

– Вы имеете в виду, что-то мрачное?

– Да, – сказал он, воодушевляясь своей идеей, – да. Именно так – мрачное. Очень мрачное. Думаю, на это будет спрос. Мрачные, пугающие истории для дам.

– Значит, вам нужна некая миссис По?

– Ха! Вот именно. Это ваш счастливый билет.

– А мне будут платить столько же, сколько мистеру По? – нахально спросила я. Отчаянные времена требуют решительных действий.

Он подчеркнул неуместность моего вопроса длинной паузой.

– С тех пор как мистер По вошел в штат, я ничего ему не платил. Думаю, такие условия вам не понравятся.

Даже завидуя успехам мистера По, я не могла не посочувствовать ему. Хотя, возможно, он достаточно состоятельный человек, как Лонгфелло[8]8
  Генри Уодсворт Лонгфелло (1807–1882) – прославленный американский поэт. Его наиболее широко известным произведением является «Песнь о Гайавате».


[Закрыть] или Брайант,[9]9
  Уильям Каллен Брайант (1794–1878) – американский поэт-романтик, журналист, переводчик и редактор New York Post.


[Закрыть] и не нуждается ни в деньгах, ни в моем сострадании. И уж в любом случае, он не состоит в браке с распутным художником-портретистом.

Мистер Моррис проводил меня до двери.

– «Миррор» – популярный журнал, миссис Осгуд. Всякая заумная литература нас не интересует. Принесите мне что-нибудь свежее, увлекательное. И мрачное, такое, что заставило бы дам бояться задуть ночью свечу. Сделайте это, и я посмотрю, что смогу сделать для вас. Только не отворачивайтесь от нас, достигнув вершины, как это сделал мистер По.

– Не отвернусь, – обещаю я.

– По – злейший враг самому себе. Не успев подружиться с людьми, он превращает их в своих недоброжелателей.

– Интересно, отчего у него такой трудный характер?

Мистер Моррис пожал плечами:

– А отчего волки кусаются? Такими уж они уродились. – Он держал дверь открытой, впуская в помещение прохладный воздух. – Передавайте привет мистеру Осгуду.

– Спасибо, – сказала я, – передам. – Если он уже устал от своей нынешней пассии и вернулся домой.

* * *

Вскоре я оказалась на Нассау-стрит. Стоял теплый для февраля день, и поэтому на тротуаре было по щиколотку жидкой грязи. Туда-сюда сновали джентльмены, облаченные в застегнутые на все пуговицы пальто и в цилиндры. Они бросали в мою сторону любопытные взгляды, не понимая, то ли я леди, которую следует приветствовать, приподняв шляпу, то ли шлюха, которая забрела в их святая святых. Немногие женщины, независимо от их общественного положения, отваживаются пересечь границы делового центра Нью-Йорка, этого машинного отделения величайшей в мире фабрики по производству денег.

Сгибаясь под пронзительным ветром, неизменным атрибутом зимы в этом островном городе, я свернула за угол на Энн-стрит. Мимо прогрохотало ландо, разбрызгивая колесами талый снег. Через дорогу в отбросах рылась свинья, одна из тысяч свиней, которые бродили по улицам и в богатых, и в бедных районах. Влажный воздух был пропитан запахом дыма, поднимающегося из множества печных труб на крышах, вонью конского навоза, гниющего мусора и мочи. Говорят, моряки могут унюхать Нью-Йорк еще за шесть миль до берега. Не сомневаюсь, что так оно и есть.

Миновав два коротких квартала и дойдя по Энн-стрит до Американского музея Барнума[10]10
  Американский музей Барнума – открытый в 1842 году известным шоуменом Барнумом развлекательный центр, включавший многочисленные аттракционы, зоопарк, музей, читальный зал, выставку восковых фигур, театр и т. п.


[Закрыть] с его афишами, рекламирующими фальшивки вроде няньки, ходившей в детстве за президентом Вашингтоном, и фиджийской русалки,[11]11
  Фиджийская русалка – подделка, представляющая собой туловище и голову небольшой обезьяны, пришитые к задней части туловища крупной рыбы и покрытые папье-маше, которую выдавали за мумию «русалки», которая якобы была наполовину млекопитающим и наполовину рыбой.


[Закрыть] я добралась до расчищенного от снега Бродвея. Поток транспорта струился передо мной по оживленной магистрали, словно кто-то вскрыл кровеносный сосуд города, и тот истекал теперь всевозможными экипажами, бегущими по ухабистой мостовой. Тут было невозможно шумно. Стучали массивные копыта мохнатых тяжеловозов, тянувших по улице громыхающие повозки с бочками, скрипели влекомые лошадьми кареты, дребезжали наемные экипажи и омнибусы, из окон которых глядели многочисленные лица. Щелкали кнуты, кричали кучера, заливались лаем собаки. В довершение всего на балконе музея Барнума играл духовой оркестр. Не всякий рассудок способен такое вынести!

Подобрав юбки, я поспешила через дорогу, маневрируя в потоке транспорта, и, запыхавшись, очутилась возле отеля «Астор-хауз». Казалось, все шесть этажей этого облицованного цельным гранитом элегантного здания неодобрительно смотрят на меня, словно бы зная, что в дорогом ридикюле, висящем у меня на локте, всего пара центов.

Всего лишь месяц тому назад я была в числе его избалованных постояльцев, пользующихся привилегией принимать горячие ванны, наполненные водопроводной водой. А еще я могла наслаждаться чтением при свете газовых ламп и вкушать table d’hоte[12]12
  Table d’hote (табльдот) – общий стол (по общему меню) в гостиницах, курортных столовых, ресторанах.


[Закрыть] в обществе богатых красавцев. Когда мы переехали в Нью-Йорк из Лондона, Сэмюэл настоял, чтоб мы поселились в «Астор-хаузе» – чтобы произвести хорошее впечатление.

Если бы я знала, сколь плачевны наши финансы, я ни за что бы не согласилась на это. Но Сэмюэл думал, что я, дочь богатого бостонского негоцианта, жду от него тех же благ, к которым привыкла в отчем доме. Он так и не сумел забыть о нашем неравенстве, сколько бы я ни уверяла его, что его происхождение не имеет для меня никакого значения. Оно перестало что-либо значить в тот же миг, когда Сэмюэл Осгуд впервые меня поцеловал. Я могла бы жить даже в хижине из дерна, лишь бы проводить ночи в его объятиях. Но Сэмюэл не смог в это поверить. Самые гордые на свете существа – это мужчины, родившиеся в бедности.

Сгорбившись на ледяном ветру, в натирающих ноги тонких остроносых сапожках и тесном корсете, я двинулась по именуемому Бродвеем вызову всему разумному. От шумного водоворота людей и животных рябило в глазах, пестроты добавляли разноцветные рекламные плакаты на зданиях. Свежайшие устрицы в мире! Аппетитное мороженое! Дамские веера наилучшего качества! Смрад гниющих морских гадов смешивался со сладким амбре духов, ядреным запахом немытых тел и ароматом свежей выпечки.

Вскоре колышущиеся навесы над табачными, галантерейными и мануфактурными магазинами сменились особняками, окаймленными декоративными чугунными оградами, как подбородок иной раз окаймляют усы. Хотя самый богатый из всех нуворишей, мистер Астор, и отказался покинуть громадное каменное здание на углу Бродвея и Принс-стрит, среди новоявленных богатеев все же распространилась мода выставлять напоказ состоятельность, отстраивая замки в северных окрестностях Хьюстон-стрит. Именно в этом кичливом районе я и оказалась, свернув по Бликер-стрит к западу. В сапожках, предназначенных для чинных прогулок по благоустроенной площади, а не для полуторамильных походов, я, мучаясь от боли, просеменила мимо величественных кирпичных домов на Лерой-плейс, куда частенько бывала звана на чай. Возле нарочито огромного дома писателя Джеймса Фенимора Купера[13]13
  Джеймс Фенимор Купер (1789–1851) – американский романист и сатирик, классик приключенческой литературы.


[Закрыть] (его жена нередко демонстративно жаловалась: «Он слишком роскошен на наш незатейливый французский вкус») я повернула направо, на Лоуренс-стрит.

Теперь, когда цель похода была уже близка, я ускорила шаги настолько, насколько позволяли натертые ноги и проклятый корсет, и элегантно проковыляла мимо обветшалых конюшен, кузниц и маленьких деревянных домишек, где жили те, кто обслуживал окрестные дворцы. Наконец я оказалась в квартале от Вашингтон-сквер и подошла к Амити-плейс, еще одному островку, застроенному четырехэтажными жилыми домами в классическом стиле, которые были обнесены черной чугунной оградой. В заиндевелом окне на третьем этаже виднелся овал чистого стекла, и в него выглядывали два детских личика.

На сердце у меня потеплело. Я открыла кованую чугунную калитку, преодолела шесть каменных ступеней крыльца и толкнула дверь в квартиру.

Винни, пяти с половиной лет от роду, помчалась вниз по узкой лестнице, стоило мне появиться в передней.

– Мамочка, он купил твои стихи?

– Держись за перила! – воскликнула я.

Вторая моя дочь, Эллен, годом старше сестры и куда более осмотрительная, гораздо осторожнее спускалась следом.

Винни бросилась ко мне. Из комнаты наверху раздался ужасающий грохот, а вслед за ним – нечленораздельный раздраженный вопль моей подруги Элизы.

Эллен благополучно добралась до подножия лестницы и протянула руки, чтоб взять у меня плащ и шляпу.

– Генри плохо себя ведет.

Я поглядела на нее:

– Да уж! Я слышу.

– Мамочка, – настаивала Винни, – этот дядя купил твои стихи?

– Именно эти – не купил. Но попросил принести другие.

Я разжала кулак затянутой в перчатку руки. На ладони лежала пара мятных леденцов, которые я, ожидая мистера Морриса, прихватила с блюдца на его письменном столе. Винни разулыбалась, демонстрируя дырку на месте недавно выпавших передних зубов, и бросила конфетку в рот.

Прежде чем взять свой леденец, Эллен поудобнее перехватила мою одежду. Ей нет и семи, а она вечно угрюма, как дама из общества трезвости в канун Рождества.

– Тебе нужно написать детскую книжку, – сказала она, когда я стащила с себя перчатки. – Твои истории для детей всегда покупают.

– Я пытаюсь расправить крылья. Что сказать о птицах, которые так и не расправили свои крылья?

Леденец во рту Винни загремел об оставшиеся зубы, когда она загнала его за щеку и сказала:

– Они никогда не научатся летать.

– Тебе не надо уметь летать, мама, – сказала Эллен, – тебе надо зарабатывать деньги.

Откуда она знает такие вещи? Я в ее возрасте наряжала бумажных куколок. Будь ты проклят, Сэмюэл Осгуд, за ее тревоги и поруганное детство. Я могу на все лады расписывать дочерям, как ты заботишься о нас, но она видит тебя насквозь, невзирая на мои сказочки.

– Сейчас мне нужно помочь миссис Бартлетт, – бодро сказала я. – Винни, как твое ухо?

Она с опаской коснулась уха, из которого торчали клочки ваты:

– Болит.

Тут с лестницы раздался топот. Маленький мальчик в помятой блузе спускался вниз следом за простоватой, но добродушной с виду дамой примерно одного со мной возраста, которая, в свою очередь, шла за миловидной краснощекой ирландской служанкой с только-только научившимся ходить малышом на руках.

– Фанни! – воскликнула Элиза. – Хвала небесам, ты вернулась. У меня есть новости!

Хоть я и жила с Элизой Бартлетт и ее семьей уже несколько месяцев, мое сердце до сих пор трепетало от благодарности, стоило мне завидеть подругу. Они с мужем взяли нас к себе после того, как нам пришлось выехать из «Астор-хауза». Перед тем как удрать в поисках более тучных пастбищ, Сэмюэл не удосужился оплатить счета за предыдущие три месяца. Когда я появилась у ее дверей с этой позорной историей, она не произнесла ни слова осуждения, а лишь сказала: «Вы останетесь у нас». Потом она отмалчивалась, когда друзья спрашивали о Сэмюэле, просто сидела с безучастным видом и слушала, как я лгу о скором возвращении мужа. Тем самым она спасла меня от жалости, которую люди нашего круга непременно принялись бы изливать на меня, узнав, что я – покинутая жена никчемного человека. Заручившись их сочувствием, я потеряла бы, однако, и самоуважение, и свое место в обществе.

Элиза взяла у прислуги маленького Джонни.

– Мэри, пожалуйста, отнесите вещи миссис Осгуд просушить и возьмите с собой Генри. Генри, ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. – Обращаясь ко мне, она воскликнула: – Боже, ты выглядишь совсем замерзшей. Почему ты не взяла извозчика?

– Что у тебя за новости?

Она вытащила ручку маленького Джонни у себя из-под блузки.

– Приезжает мистер По!

– Сюда?

Она засмеялась.

– Нет. Не сюда, если, конечно, ему не захочется менять подгузники. Он должен объявиться у одной барышни, Энн Линч,[14]14
  Энн Шарлотта Линч (1815–1891) – известная американская писательница, поэтесса, преподавательница и светская львица.


[Закрыть] в эту субботу. И, моя дорогая, мы приглашены.

Я обнаружила, что мое радостное возбуждение от предстоящей встречи с известным писателем несколько умаляет тот факт, что мне только что предложили стать ему конкурентом.

– Замечательно! А мы знакомы с этой самой мисс Линч?

Элиза передала Винни малыша Джона; девочка уже некоторое время в безмолвной мольбе тянула к нему ручки.

– Она недавно в Нью-Йорке, приехала из Провиденса. Она дружит с семьей Рассела, поэтому зашла к нему в магазин и рассказала, что намерена создать салон – не только для высшего света, но и для всевозможной творческой публики. Ей неважно, богат художник или беден. Смею сказать, если ей удастся заполучить По, у нее будут хорошие шансы на успех.

– Интересно, чем она смогла его заманить.

– Возможно, она еще пожалеет об этом. Он непременно будет вести себя беззастенчиво и бесцеремонно. Мистеру По все не по нраву.

Это правда. Я читала его рецензии в «Ивнинг Миррор». Перед тем, как создать «Ворона», По был известен, главным образом, выходящими из-под его пера ядовитыми критическими статьями. Его не зря прозвали Томагавком – он был только рад в щепки разнести труды своих собратьев-писателей. Например, регулярно, с бессмысленной дикарской яростью он набрасывался на мягкого, благовоспитанного мистера Лонгфелло. По правде говоря, я сомневалась в его душевном здравии еще до того, как услышала обвинения мистера Морриса; во всяком случае, я задумывалась о причинах такой агрессии.

– Гости приглашены к семи часам. Скажи же, что пойдешь со мной. Я рассказывала о тебе мисс Линч. – Тут она заметила, что я вздрогнула. – Сказала, что ты – поэтесса.

– Спасибо, Элиза! Я пойду, если девочки будут здоровы.

Винни подкинула на бедре маленького Джонни:

– Я буду здорова!

– Конечно, – улыбнулась я, подумав, однако, что я вскоре могу оказаться конкурентом этого опасного мистера По и таким образом попасть в число его врагов.