Текст книги "Под сенью апельсиновых деревьев"
Автор книги: Линда Белаго
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Глава 10
Юлия, находившаяся на верхней палубе, чувствовала себя примерно так же. Слова Вима глубоко потрясли ее, и пусть даже она не хотела признаться в этом себе самой, однако думала об этом больше, чем ей хотелось. Снова и снова Юлия приходила к выводу, что Вим не прав. Она сама выбрала Карла Леевкена, и этот союз не имел никакого отношения к ее наследству. Впереди у нее была жизнь, на которую она решилась, и Юлия изо всех сил старалась нарисовать себе Суринам в самых светлых красках. Конечно, она иначе представляла себе жизнь с Карлом, но даже он со временем научится обращаться с ней более бережно.
Каюта Карла и Юлии была маленькой, но удобной. Однако уже через несколько часов после того, как судно вышло из порта, Юлия почувствовала, что ей не хватает воздуха. Карл бросил куртку на кровать, а затем исчез где-то внутри корабля. Когда через некоторое время он не вернулся назад, а теснота маленького помещения все больше и больше душила Юлию, женщина схватила свою накидку и стала искать дорогу на палубу.
Немного погодя Юлия уже стояла у поручней и смотрела на проплывающий мимо пейзаж. Уже несколько миль корабль «Zeelust» двигался по Североголландскому каналу – из Амстердама мимо Алькмаара в сторону Ден Хельдера. Он плыл через страну, вместо того чтобы сразу выйти в открытое море. Карл объяснил Юлии по дороге в порт, что большой залив Зюдерзее, то есть бухта, которая простиралась до самого Амстердама, была слишком мелкой для того, чтобы там могли пройти большие, тяжелогруженные суда. Поэтому и был построен этот канал, о котором Юлия раньше ничего не знала. Правда, сказал Карл, существовал еще один путь через каналы в Роттердам, но поскольку корабли на этом пути должны были тянуть лошади, он был более продолжительным и, таким образом, уступал более короткому пути к морю.
Роттердам! Да, Юлия помнила, как, будучи еще ребенком, смотрела на лошадей, которые тащили по каналам большие торговые корабли. Как они с матерью и отцом стояли на берегу и…
Юлия резко отогнала эти мысли. Ей нужно было смотреть вперед, в будущее.
В последующие дни она робко исследовала корабль, начиная со своей каюты на верхней палубе. Высокие мачты, многочисленные палубные надстройки и такелаж внушали Юлии страх. По палубе постоянно бегали матросы. Они тащили канаты или карабкались наверх, к парусам. Странно, но на корабле, как и в тесной каюте, вряд ли можно было двигаться свободно. Каждый метр, казалось, выполнял особую задачу. Однажды один из матросов, проникшись к Юлии сочувствием, когда она, вынужденная уступить место одному из моряков, забилась в угол, указал на несколько ступенек, ведущих к палубной надстройке. Там было спокойнее.
– Это место отведено специально для пассажиров, мейюфрау. – Матрос позволил себе бросить тоскливый взгляд на сменяющиеся за бортом корабля пейзажи. – Ранним летом здесь прекрасный вид на поля тюльпанов, – заметил он тихо.
Юлии показалось, что в его молодых глазах светится не жажда странствий, а скорее тоска по родине.
На палубе было еще холодно, и, вероятно по этой причине здесь почти не было пассажиров. Что, впрочем, не смущало Юлию – ей нужно было время, чтобы подумать. Слова Вима не выходили у нее из головы. Неужели Карл действительно женился на ней только ради денег? Юлии не хотелось в это верить. Карл был так мил с нею, так… По крайней мере, он был таким в Амстердаме, и, по крайней мере, когда рядом с ними находились другие люди. Сейчас же, на корабле, он лишь изредка сопровождал свою жену, не говоря уже о том, чтобы вести с ней долгие беседы, о которых она так мечтала. Собственно говоря, Юлия видела его лишь во время обеда и ужина. Затем он с радостным видом исчезал в трюме корабля, чтобы ночью появиться снова, уже навеселе.
– Лучше всего убивать время за карточной игрой, – смеясь, сказал он, когда Юлия однажды заговорила с ним об этом.
Неужели он и в Амстердаме так много пил? После их свадьбы, конечно, нет. А прежде? И что, собственно говоря, она вообще о нем знала?
Тем временем корабль прошел между северной частью материка и островом Тексел через Марсдип, морской пролив с сильным сезонным течением. Были подняты большие паруса, что сразу же позволило судну «Zeelust» набрать бóльшую скорость.
Организм Юлии отреагировал тошнотой на усиливающуюся качку в открытом море. В последующие дни она страдала от морской болезни и потому почти не видела английского побережья с его знаменитыми меловыми скалами, когда «Zeelust» проходил через пролив Ла-Манш. Правда, Карл сказал, что тошнота скоро пройдет и волны успокоятся, как только они оставят позади Северное море. Юлия же опасалась, что не доживет до этого. И вообще, Карл почти перестал с ней разговаривать. Отчаявшаяся, одинокая, Юлия целыми днями лежала в маленькой душной каюте, куда Карл заходил только для того, чтобы отоспаться. Вместо того чтобы заботиться о жене, он проводил время с другими пассажирами-мужчинами, играя в карты и распивая спиртные напитки. Запах перегара по ночам не добавлял Юлии здоровья и не улучшал ее самочувствия. Поцелуи Карла, от которых на Новый год у нее захватывало дух, теперь вызывали приступы тошноты. И тем не менее ее муж не отказывался от своих супружеских обязанностей. А Юлия не решалась ему противиться.
«Zeelust» оторвался от Европейского материка и вышел в Атлантику. Море стало тише, и Юлия наконец почувствовала себя лучше. Ее желудок успокоился, и она затосковала по свежему воздуху. Впервые за неделю Юлия решила подняться наверх, чтобы занять свое любимое место на палубе. Карл, как обычно, не появлялся, а сегодня утром даже не поинтересовался ее самочувствием.
Юлия стояла на палубе, вцепившись в поручни, и жадно вдыхала соленый морской воздух, когда услышала позади себя голос.
– Видимо, девушка, это ваше первое морское путешествие? – Маленькая полная дама смотрела на нее отчасти весело, отчасти с сочувствием.
И действительно, у Юлии был довольно-таки жалкий вид. В последние дни, в том случае, если ей вообще удавалось хоть что-то удержать в желудке, она питалась только водой и корабельными сухарями. Юлия побледнела, у нее под глазами залегли темные круги. Волосы она собрала кое-как в некое подобие прически.
– Самое плохое уже позади, – весело сказала ей женщина, подходя ближе. – Как только мы минуем Английский канал[6]6
Пролив Ла-Манш.
[Закрыть], вам станет лучше. – Она ободряюще улыбнулась Юлии.
Юлия с трудом заставила себя улыбнуться в ответ.
– Меня зовут Вильма Коогер. Называйте меня просто Вильма. – Дама протянула Юлии руку. – Я рада, что нашла на палубе женщину-пассажирку. Не могу сказать, что мы единственные дамы на борту, но, насколько я знаю, другие дамы чувствуют себя хуже, чем вы. Они все еще нездоровы.
– Джульетта Ванд… извините, Леевкен. Называйте меня Джульетта Леевкен.
Вильма с понимающим видом кивнула.
– Леевкен? Хм… Ты недавно вышла замуж, девочка? Да, и мне пришлось долго привыкать к своей новой фамилии. – Она подошла к поручням и встала рядом с Юлией. – Ваш муж тоже плывет на этом корабле?
Вопрос, наверное, был задан из вежливости. Какая молодая женщина отправится в такое путешествие одна?
Юлия кивнула:
– Да.
– И он шляется по кораблю вместе с другими мужчинами, верно?
Юлия пожала плечами. Ей нечего было на это возразить.
– Эх, мужчины! – Вильма презрительно фыркнула. – Мой Генрих в свое время вел себя точно так же, пусть мы и редко путешествовали. Но если уж куда-то выезжали, то я не видела его неделями.
Юлия не решалась задать интересующий ее вопрос, однако Вильма, казалось, поняла, о чем она думала.
– Мой Генрих умер восемь лет назад. Я возвращаюсь из Гронингена – была там в гостях у своей сестры. Когда-то она вышла замуж и переехала в Нидерланды. Сейчас дела у нее идут не очень хорошо.
– Мне очень жаль. – Юлия не знала, что сказать.
– Ах, девочка, все это не так уж страшно. Я рада, что скоро снова окажусь дома. Ведь в Европе такая ужасная погода. Давайте немного пройдемся – вам пойдет на пользу прогулка на свежем воздухе, да и мне приятно ваше общество.
С этими словами Вильма повернулась и пошла вперед. Юлия последовала за ней. Она тоже была рада внести некоторое разнообразие в свое путешествие.
Не торопясь женщины обошли по периметру верхнюю палубу корабля.
Юлия сразу же прониклась к Вильме симпатией. В этой женщине чувствовались материнская доброта и решимость, но прежде всего она любила рассказывать. Наконец-то Юлия узнала подробности о путешествии на корабле и о развлечениях, которым предавались дамы во время плавания. Когда погода была хорошая, они, например, имели обыкновение встречаться здесь, на верхней палубе, для бесед и рукоделия. Значит, Юлия не будет чувствовать себя одинокой во время плавания.
Вильма также рассказала, что на передней части верхней палубы обычно стоят столы и стулья.
– Но поскольку остальные дамы все еще нездоровы, капитан, кажется, пока что не приказал установить там мебель. Конечно, здесь нет такой роскоши, как на больших пассажирских кораблях, просто Суринам еще не является желанной целью. – Вильма коротко засмеялась, замедляя шаг и глядя на пенный след, оставляемый кораблем. – Однако плавание стало намного приятнее, чем раньше, когда пассажиры были просто бесполезным приложением к множеству товаров, которые перевозили суда.
Вильма заказала чай корабельному юнге, который спросил, чего она желает.
– И принеси нам стол и два стула, ведь погода сегодня достаточно хорошая.
Воздух со дня их отплытия стал намного теплее, и солнце время от времени появлялось между облаками.
– Приятный парнишка, – заметила Вильма, когда юнга стремительно бросился выполнять пожелания дам и тут же принес им стулья. – Так значит, Джульетта, вы недавно вышли замуж? А где же вы познакомились со своим мужем? – В словах Вильмы чувствовалось дружеское любопытство.
Она уселась поудобнее.
Юлия с готовностью поведала ей свою историю. Однако о своих сомнениях и о якобы состоявшейся сделке между Карлом и ее дядей она все же умолчала, хотя ее распирало желание поговорить об этом с кем-нибудь, и уж тем более с женщиной.
Вильма, явно удивленная, подняла брови:
– Ну, тогда вы недолго раздумывали!
Юлии казалось, что колония Суринам была не слишком большой; может быть, там все знали друг друга?
– Вы знаете моего мужа? – немного робко спросила Юлия.
– Леевкена? – Вильма кивнула. – Ну, знаю – это, пожалуй, слишком сильно сказано. Но слышать я о нем, конечно, слышала.
– И что же? – спросила Юлия. Она понимала, что это было неслыханно – расспрашивать случайную знакомую о собственном муже. Однако любопытство победило. – Что о нем говорят?
Вильма ненадолго задумалась.
– Ну, у него имеется большая плантация сахарного тростника. Вы должны знать, что владельцы плантаций – народ весьма своеобразный. Но не беспокойтесь: Карл Леевкен вообще-то вполне… вполне уважаемый человек.
Больше из Вильмы ничего невозможно было вытянуть – ни о Карле, ни об особенностях Суринама. Юлия подумала, что этот разговор напоминает ее диалог со швеей. Та тоже выражалась осторожно. Слишком осторожно, по мнению Юлии.
Благодаря новой знакомой время теперь проходило немного быстрее. Между тем они плыли уже четырнадцать дней. В каютах на верхней палубе в общей сложности размещалось около двадцати пассажиров. Юлия регулярно встречалась с Вильмой. А вскоре стала видеть и других женщин, отправившихся в путешествие вместе с ней. Зато мужчины очень редко появлялись на свежем воздухе, и это бросалось в глаза. Женщины ничего не предпринимали, чтобы что-то изменить. Казалось, они скорее были рады, что их мужья чем-то заняты.
Юлия старалась узнать из разговоров как можно больше о своей новой родине. Некоторые сведения звучали очень странно для ее слуха. Так, женщины главным образом жаловались на нехватку домашних слуг в Нидерландах и на их избалованность.
– Я буду рада, когда снова окажусь дома. – Лаура Фрэйкен, дочь высокопоставленного суринамского офицера, отложила вышивку в сторону. – Я было хотела взять с собой свою личную рабыню, но отец высказался против – мол, климат для нее слишком плохой, да и, как он посчитал, возникнет чересчур много затруднений с одеждой и обувью.
Юлия вспомнила Айку, который храбро шагал босиком по снегу. Она не видела его с самого отплытия и не имела ни малейшего понятия о том, где его разместили.
– Да, – вступила в разговор другая женщина, – я когда-то взяла с собой свою Хену, и она, походив в обуви пару дней, вообще не смогла становиться на ноги и все время проболела. Так что в Нидерландах действительно лучше отказаться от чернокожих слуг.
– Но разве в Суринаме слуги не носят обуви? – Юлия с удивлением посмотрела на женщин.
– Рабам не разрешается носить обувь, дитя мое, – тихим голосом пояснила Вильма.
– А почему?
Вильма пожала плечами:
– Ну, их же нужно каким-то образом… В общем, они должны всегда помнить о своем положении.
В последующие часы Юлия узнала еще кое-что о своих будущих слугах. Оказывается, рабам запрещалось не только носить обувь, но и говорить по-нидерландски и смотреть господам в лицо.
– Он просто не любит обуви, – таким было уклончивое объяснение Карла, когда Юлия однажды спросила его о босых ногах Айку.
Юлии было трудно представить себе повседневную жизнь в окружении угнетенных домашних слуг, и наконец-то она поняла, что отличало Айку от слуг дяди Вильгельма в Амстердаме: чернокожий человек был не только слугой, он был беззаветно предан своему господину. Может быть, даже боялся его. В общем, информация о новой родине скорее обескуражила Юлию, чем внесла ясность в ее представления.
Когда погода улучшилась еще больше, в передней части палубы стали появляться до сих пор не знакомые Юлии пассажиры. Она предполагала, что эта часть корабля отведена для матросов, однако эти люди не были похожи на экипаж корабля.
– Что это за люди, Вильма, и почему они только сейчас вышли на палубу? – Юлия за это время уже перестала стесняться задавать вопросы.
– Ах, это искатели счастья и братья по вере… Капитаны стараются держать их под палубой как можно дальше, чтобы не было никаких беспорядков. Кроме того, у них такой вид, что другие пассажиры… – Вильма кивком головы указала на ту часть корабля, где обычно находились пассажиры с верхней палубы, – …зачастую не в восторге от этого соседства.
Юлия наморщила лоб, и Вильма с готовностью продолжила объяснения:
– С тех пор как на некоторых реках в Суринаме было найдено золото, все больше и больше странных людей стремятся попасть в эту страну. Новым поселенцам теперь вроде бы даже выделяют целые регионы в центральной части. Среди них много немцев. Говорят, это потому, что там есть хорошие участки леса, а эти люди знают толк в вырубках, а также в плотницких и столярных работах.
Вильма задумалась.
– Я не считаю это хорошей идеей, ведь большинство переселенцев плохо переносят здешний климат.
– Однако Карл говорил, что погода в Суринаме очень приятная. – Юлия надеялась, что хотя бы не все ее иллюзии будут развеяны.
Вильма коротко засмеялась.
– Ну, это можно рассматривать и так, и эдак. Конечно, весь год в Суринаме царит приятное тепло и даже во время сезона дождей мерзнуть не приходится. Но там очень душно, и это не идет ни в какое сравнение с европейской летней жарой. – Вильма устремила взор к горизонту. – И, к сожалению, этот климат несет с собой такие болезни, которые невозможно сравнить ни с какой европейской заразой. Хуже всего – лихорадка.
– Лихорадка?
– Существует много видов лихорадки. Некоторые лишь причиняют страдания больному, другие могут убить его. – Вильма указала на нескольких незатейливо одетых людей на передней части палубы, которые как раз собирались на своего рода молитву. – Слава богу, в Суринаме есть небольшая община секты моравских братьев – гернгутеров. Члены этой общины заботятся о рабах, а также ухаживают за больными.
Юлия посмотрела вниз, на эту маленькую группу. Среди гернгутеров было несколько женщин. Почтительно опустив голову, они слушали мужчину, который громко читал какую-то книгу, вероятно, Библию. Напротив них, в другом углу, между канатами и различной корабельной утварью, сидело несколько мужчин в истрепанной одежде. Они курили и играли в карты. Наблюдение за этими пассажирами подвигло Юлию на то, чтобы задать вопрос, который занимал ее все эти дни.
– А где же находится наш раб, Вильма?
Женщина оттопырила нижнюю губу:
– Раб? Я думаю, что у него все хорошо. Наверное, вам лучше спросить об этом у своего мужа, Джульетта.
Больше из Вильмы ничего невозможно было вытянуть – она сменила тему. Юлия удивилась. Стоило ей задать хотя бы один не очень удобный вопрос, как ее тут же утешали, заявляя, что ей не стоит беспокоиться или лучше спросить об этом у своего мужа. Где-то в глубине души она начала подозревать, что эта страна далеко не такая прекрасная и романтичная, какой она себе ее вообразила. Содержание рабов в ней вызывало много вопросов.
Юлию не оставляли мысли об Айку. В конце концов, в Нидерландах он прислуживал и ей тоже. Она вскоре перестала бояться этого человека, убедившись в его добродушии. То, что она не видела Айку на палубе, вызывало у нее обеспокоенность.
Вечером Юлия спросила у Карла, который как раз собирался идти играть в карты:
– А где, собственно, Айку? Я не видела его со дня отплытия.
Карл махнул рукой, словно отбрасывая что-то:
– Ах, он находится под палубой. Существует предписание: рабы во время плавания через океан должны быть размещены в безопасном месте.
– В безопасном месте? Что это означает? Его что, посадили под замок?..
Карл покачал головой.
– Тебе не нужно об этом знать! – оборвал он жену. – А теперь оставь меня в покое. Я договорился о встрече.
Карл покинул каюту, оставив сердитую Юлию в одиночестве. Но она не желала довольствоваться таким ответом.
Глава 11
Уже через несколько дней путешествия под палубой корабля Эрика пришла к убеждению, что это – первое по-настоящему тяжелое испытание в ее жизни, которое уготовил ей Господь. Помещенные в трюмы, как скот, пассажиры средней палубы не могли выйти наружу. Оптимистичные предположения Райнгарда о том, что капитан вскоре разрешит им выбраться на верхнюю палубу, не подтвердились. Днем открывали лишь дверь на палубу, чтобы хоть немного ослабить стоящую в трюме вонь. Однако на трапе постоянно находился матрос, следивший за тем, чтобы никто не выходил наверх.
Эрика строила предположения по поводу того, почему их не выпускают на свежий воздух. Но одного взгляда в угол, где находились лесорубы, а также на Йозефу было достаточно, чтобы получить ответ. В то время как лесорубы в любое время дня и ночи прикладывались к прихваченным с собой бутылкам, которые, казалось, были их единственным багажом, а также убивали время за игрой в карты, Йозефа лежала в своем гамаке, борясь с морской болезнью. Брат Вальтер тоже стал еще бледнее, однако стоически сопротивлялся приступам тошноты. Что касалось Райнгарда, то на его физическом состоянии плавание никак не сказалось. Правда, унылое настроение под палубой заставило его вести себя более сдержанно и им тоже овладела тоска, однако он по-прежнему хоть и тихо, но все еще восторженными словами говорил с Эрикой, главным образом о чудесной стране, которая их ожидает. Каждый день он обещал жене, что именно сегодня они получат доступ к верхней палубе.
Матрос по фамилии Фергер, в обязанности которого входила охрана двери в задней части средней палубы, ведущей к грузовым трюмам, каждый раз насмешливо фыркал.
– Забудь об этом, парень, – высокомерно заявлял он, сидя в своем гамаке. – До тех пор пока мы не выйдем из канала и не пройдем мимо Англии, капитан никого наверх не выпустит. Дело в том, что в прошлый раз эти сельские работяги так напились, что поломали почти все надстройки на палубе. А крестьяне, которых он должен был переправить за океан, целыми днями так рыгали на палубу, что полностью ее изгадили. И вот теперь капитан старается держать всех под палубой, где одни могут цепляться за свои бочки, а другие – за ведра. – И он со злорадной ухмылкой указал на Йозефу, обхватившую руками ведро. Ее непрерывно тошнило.
Эрика вздохнула:
– А сколько времени пройдет, пока мы минуем Англию?
Фергер лишь пожал плечами и снова улегся в свой гамак.
Эрика подозревала, что он не совсем добровольно занял пост охранника. Но, с другой стороны, здесь, внизу, ему не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом. Дважды в день Фергер поднимал свое массивное тело из гамака, шел вверх по трапу, а через некоторое время возвращался назад, держа огромный горшок с едой. Маленький худенький корабельный юнга шел следом за ним, неся корзину, полную корабельных сухарей. Ежедневный суп был жидким, в нем никогда не было мяса, однако там все же плавали овощи. Питание было скудным, но этого было вполне достаточно.
– Мы ведь находимся не в первом классе, – бросил Райнгард Эрике, когда она, подняв брови, размешивала жидкую бурду. – И вообще, у нас скоро будет очень много экзотических лакомств.
«…если мы до тех пор не помрем от голода», – подумала Эрика, а затем жадно съела свою порцию.
Фергер всегда отсыпал в свою миску самую большую порцию, а затем посылал юнгу с остатками пищи вниз, в грузовые трюмы. И всегда, когда юнга появлялся наверху, его лицо было бледным, а вид – испуганным. Эрика не могла понять, что юноша делает внизу с остатками супа, и однажды спросила об этом матроса.
– Там скот… две скотины, – хрюкнул Фергер и ухмыльнулся.
– Свиньи? – уточнила Эрика, но не получила ответа.
Ей на ум не пришло больше ни одно животное, которое можно было бы держать на корабле и кормить остатками супа.
Когда через четырнадцать дней пассажиры средней палубы наконец-то получили разрешение выйти на свежий воздух, Эрика была разочарована открывшейся перед ней картиной. Перед ней было море, широкая водная гладь, ни кусочка суши на горизонте, никакой обрамленной пляжами линии побережья. Бесконечность, безграничность этой картины сразу же дала повод Йозефе запричитать. Ее муж сказал, что лучше всего провести сейчас небольшой молебен, необходимый для того, чтобы уменьшить опасности и тяготы дальнейшего путешествия. В то время, когда компания лесорубов уселась на носу палубы между канатами и короткими веревками и снова стала предаваться обильным возлияниям, группа гернгутеров нашла себе защищенное от ветра место.
Эрике с трудом удавалось понимать смысл слов, которые произносил брат Вальтер. Она снова и снова с любопытством и осторожностью поднимала голову, чтобы осмотреть корабль. Райнгард бросил на нее укоризненный взгляд. В конце концов, это была ее обязанность – повторять молитву. Однако он был все же рад, что его жена не превратилась на море в такое жалкое, хнычущее существо, как Йозефа.
До отъезда между ними возникла некоторая напряженность. Слишком много вопросов нужно было решить за очень короткий срок. В такой обстановке, бывает, слово заходит за слово… Райнгард не мог понять опасений своей жены. Эрика быстро смирилась с тем, что ей придется держать при себе мысли об их миссионерском путешествии. И вообще, ей не пристало жаловаться.
Сейчас, медленно обводя взглядом корабль, Эрика увидела на палубе у кормы какую-то палубную надстройку. Ее внимание привлекли люди, которые там находились. Возле поручней сидели дамы в изящных платьях. Они расположились на настоящих стульях! Взгляд Эрики на короткое время остановился на одной из молодых женщин, которая, казалось, с любопытством разглядывала пассажиров в передней части палубы.
«Интересно, каково это – плыть на таком судне первым классом?» – пронеслось в голове у Эрики. Спят ли там пассажиры на кроватях или отдыхают в раскачивающихся гамаках так же, как и они? Наверное, они спят в постелях и еда там определенно лучше, чем жидкий суп. «Подумай о бедных людях в Индии», – вспомнила Эрика слова матери. Ее мать, царство ей небесное, всегда порицала Эрику, когда ту одолевали алчные мысли о хотя бы небольшой роскоши. Теперь она сама упрекнула себя: таких желаний у нее быть не должно. В конце концов, они ни в чем не нуждались… кроме свежего воздуха, личного пространства и здорового питания.
Эрика снова опустила голову, сосредоточившись на словах брата Вальтера.
С этого дня пассажирам средней палубы разрешили на пару часов выходить на верхнюю палубу. Эрика всегда жадно ожидала момента, когда матрос откроет люк. Однако им позволяли находиться только в передней части корабля, нигде больше капитан их видеть не желал, поскольку средняя и задняя части палубы были предназначены для пассажиров первого класса, и пассажиры со средней палубы могли бы помешать высокопоставленным корабельным гостям – так с важной миной ответил маленький корабельный юнга Эрике на ее вопрос о том, почему палуба разделена канатом. Эрика не обиделась на капитана. Поведение лесорубов нельзя было назвать образцовым, и чем дольше продолжалось путешествие, тем недовольнее и наглее они становились. Под палубой почти каждый день вспыхивали ссоры, причем рабочие ссорились не только между собой, но и с братом Вальтером, чей покой они нарушали. Райнгард же, напротив, попытался подружиться с наиболее сдержанными из мужчин, однако потерпел неудачу. Рабочие не желали иметь ничего общего с каким-то «святошей». Кроме того, Райнгард не хотел с ними пить и ничего не понимал в карточной игре.
Через несколько дней плавания море снова стало неспокойным. Пришлось закрыть люк, поскольку волны захлестывали верхнюю палубу. Желудок Йозефы опять начало выворачивать наизнанку. В такой болтанке даже некоторые лесорубы не сумели удержать свои напитки внутри себя. После того как из-за качки упали ведра, в которые путешественники справляли нужду, и никто, кроме Эрики и Райнгарда, даже не попытался убрать с пола вонючую жижу, Эрика тоже почувствовала подступающую к горлу тошноту.
– Мне нужно на свежий воздух! – воскликнула она.
Чувствуя, что ее вот-вот стошнит, она устремилась по трапу наверх. И ей было все равно, имеет она право сегодня находиться на палубе или нет. Ей нужно было просто выбраться из этого смрада.
