355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лина Серебрякова » Роль «зрелой женщины», или Чувствительные истории » Текст книги (страница 3)
Роль «зрелой женщины», или Чувствительные истории
  • Текст добавлен: 10 ноября 2020, 19:00

Текст книги "Роль «зрелой женщины», или Чувствительные истории"


Автор книги: Лина Серебрякова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Жить! – вскрикнула Ирина.

Сознание вспыхнуло. Под налетающим свистом и грохотом, вскинув руки, она покатилась вниз с насыпи в бурьян. Машинист высунул голову, свирепо кричал ей, с облегчением глядя на кувыркания тетки вниз по склону.

Поезд понесся дальше. Еще не скрылись его последние огни, когда в бурьяне под косогором началась очистительная истерика Ирины. Она рыдала так отчаянно, что даже вороны не выдерживали, взлетали и вновь опускались на край колокольни. Наконец, она села. Поезд давно скрылся, и только зрачок семафора еще краснел издали. Потирая ушибленную ногу, она поднялась. Постояла, глубоко дыша, с наслаждением осматриваясь вокруг, вверх, в небо.

– Мама! Я справилась! Я прошла!

Летний день жил тихой светлой жизнью. Ивы по-прежнему склонялись к пруду, тонко благоухали некошеные травы. Возле нее на белое бревно села бабочка, медленно раскрыла и закрыла шоколадные крылья с голубым глазком. На твердых слюдяных крыльях бесшумно летали стрекозы.

Глубокое спокойствие омывало сердце.

Пассажиры настороженно следили за Климом.

– Может, милицию позвать? Не похож на пьяного-то. В тельняшке. Эй, моряк, не шути больше. А почему поезд ревел, как скаженный? Ладно, проехали.

Двери купе загремели, люди ушли готовиться к окончанию путешествия, которое чуть не омрачилось странным происшествием. Видя, что Клим больше не рвется, расступились и самые осторожные. Тяжело дыша, он полусидел поперек коридора. Ворот рубашки его был надорван, на щеке багровела ссадина. Соседка, гордая тем, что спасла весь вагон, возвышалась над ним гневной насмешливой горой.

– Ты буйный. Тебя жена выгнала. Бродяга. Ишь, чего учудил!

Но в голосе ее не было прежней твердости, и вообще весь ее пыл угас. Потому что лицо его было светло и спокойно. Глаза смотрели перед собой, и в них было нечто такое, что мальчишка-южанин, заглянув в них, изумленно оглянулся на босса.

– Э-э… кто это, э?!

И тяжелый налитый босс, весь в черной шерсти, легко откачнулся от косяка, сделал два пружинящих шага, протянул руку Климу и даже отряхнул пару раз от пыли.

– Вставай, дорогой. Отдохни.

Клим поразился, как изменилась Москва с тех пор, как он был в ней лет девять назад. Теперь она мало отличалась от европейских городов, лишь уличной рекламы казалось не в пример больше. Управление Северного речного порта находилось на Химкинском водохранилище. Над пятиэтажным зданием, разделенным на две половины полувинтовыми лестницами, развевался флаг речного флота, перед входом лежали два огромных морских якоря. Речники гордятся своей заслуженной славой, но втайне склоняются перед морским флотом. Созвонившись с вахты, он поднялся на третий этаж в отдел кадров. Седой дородный человек в черной форме с золотыми начищенными пуговицами и якорями, пролистал его документы и откинулся в тяжко скрипнувшем кожаном кресле.

– Старпом дальнего плавания, настоящий морской волк, и к нам простым крановщиком? Что за финт? С такой характеристикой мы сразу предложим …

– Не надо, – отклонил Клим. – Я хочу окончить курсы крановщиков и через две недели сесть на портовый кран.

– Гм. Тогда и на грейдер тоже.

– Согласен.

Кадровик снял очки и всмотрелся пристальнее. Перед ним сидел решительного вида человек, повидавший, судя по всему, много чего за семнадцать лет плавания, с ясным прямым взглядом, твердым подбородком и свежей ссадиной на щеке. Сидел он прямо, без напряжения, словно бы знал, что все его предложения будут приняты. Вот они какие там, в море! Орлы! Давненько не видал старик таких молодцов!

– Хорошо, Ковалев, – отдуваясь в седые усы, сказал он. – Будешь, кем наметил. Ведь оно не зря делается, правда? И ты человек не прост, а себе на уме.

Клим кивнул.

– Ну-ну, – кадровик повернул к себе настольный вентилятор.– Люди на разгрузку требуются всегда, а в середине навигации особенно. Как у тебя с жильем?

– Никак. Я всего два часа как с поезда.

– Родные в Москве имеются?

– Никак нет.

Речник помолчал, отдуваясь, потом поднял на Клима светло-голубые глаза.

– Значит так. Вижу, ты птица стреляная и просто так ничего не делаешь. Вижу также, что намерения у тебя твердые и ты не сбежишь от нас обратно. Что-то повернулось в твоей жизни.

Клим улыбнулся. Вот кто стреляный воробей-то, настоящий речной волк, вот кто видит человека насквозь.

– Не бойся, я не гадалка, – запыхтел тот.– Слушай внимательно. В нашем ведомственном доме, вон, через шоссе, десятиэтажном, белого кирпича, есть две квартирки. Одну, из двух комнат, мы дадим тебе, да и пропишем сразу, пока не сняли с баланса. Ясно? Вот тебе направление на курсы и распоряжение в наше домоуправление. Все.

– Благодарю, – серьезно ответил Клим.

– Устраивайся, – кадровик грузно приподнялся и пожал ему руку. – Рад был познакомиться.

Прошло две недели. Они были заполнены учебой на курсах, среди молодых ребят, которые сходу обозвали Клима дядя, но быстро прониклись уважением и стали называть по имени. Уважение не завоевывается, оно возникает как ответная волна. Клим уселся в жесткое кресло портового крана и принялся разгружать ящики с ранними помидорами, фруктами, арбузами, которые доставляются водным путем из астраханских и волгоградских областей, или парился в кабинке грейдера, что двумя челюстями подхватывает гравий и песок с длинных барж и выносит далеко на береговую насыпь. Это был строительный материал для московских комбинатов, за ним выстраивался длинный хвост грузовых машин. Он обедал в столовой, «не употреблял», был ровен, не говорлив, никому не приходило в голову исповедоваться ему или лезть в душу с расспросами. В квартире обживаться было проще. После ремонта она засверкала чистотой, как каюта, появились занавески, мебель, кухонная утварь. Клим обставился с расчетом на приезд сына. На стену наклеил картину-обои с изображением стройного парусника, идущего по волне, постелил на пол широкий, во всю свою комнату, светло-зеленый, с листочками, ковролин, чтобы делать гимнастику, в том числе силовую, в комнату сына купил ковер.

И стал жить в ожидании знаков, которые направит ему судьба.

Но все было тихо, за исключением местного переполоха, который произвело его появление.

В его холл выходили двери еще двух квартир. Одна из них была глухо закрыта, и смутные слухи о художнике-пьянице, находящимся на излечении, окружали ее тайной. Зато в третьей квартире… о, в третьей квартире проживало белокурое румяное существо, приятное во всех отношениях. Даже через общую капитальную стенку проникало обаяние Любочки, томление молодого тела, вздыхающего на кружевных пуховиках и подушках! Жила она одна, уверяя, что была когда-то замужем, работала в портовом жилуправлении, с домовыми книгами, где было расписано, кто и с кем проживает в этом большом портовом доме.

Двор уже знал, что Клим старпом дальнего плавания, что поселился и прописался один, и почему-то оставил семью. Не пил, со всеми здоровался. Следовательно....

– Люба, не теряйся, Люба, берись, – наперебой советовали со скамеек.– Он уже купил письменный стол и пылесос. Денежный непьющий мужик.

Люба вздыхала. Она была прекрасная хозяйка, готовая к семейной жизни всеми клеточками своего существа, но как, как это сделать?

– Хорошая девка, да невезучая, – судачили на скамейках, – стоящего мужика никак не отыщет.

– Пьют все нынче, вот почему. Был Гришка, да тоже пил по-черному, художник несчастный. А ведь могла быть пара. Эй, Любочка! Подойди, дорогая, постой возле нас. Ну, что, все не решаешься? Смотри, прозеваешь. Такого мужика из-под носа уведут.

– Да кто ж уведет-то? Такой упорный, даже не смотрит.

– Найдется какая-никакая, вокруг пальца обведет, будешь локотки кусать. Берись, Люба. Сам спасибо скажет.

– Вы так думаете?

И Люба начала охоту по все правилам, надеясь на счастливый случай да на свою удачу. Частенько в лифте он встречал ее, хорошенькую блондинку то с рыжим котом на руках, то она сама звонила в дверь, чтобы посмотреть с его балкона, где гуляет ее Рыжик. Для этого случая на ней струился блестящий халат, облегая роскошные формы; ее маленькие ножки прятались в бархатные домашние босоножки, оставляя на виду розовые пятки. Но все впустую. И все же случай выпал. Как-то раз она пулей слетела с пятого этажа, увидев в окно Клима, несшего в руках свежую сёмгу, свисавшую мокрым хвостом из оберточной бумаги.

Они столкнулись в дверях.

– Не подскажете, как поджарить это великолепие?– спросил он, смущенно улыбаясь.

У нее захолонуло сердце. Вот она, судьба. Смелей, Любаша!

– Нужна мука, соль, масло…– Любочка смотрела ему в глаза, минута решала все. – Знаете, легче сделать, чем рассказывать, – и ухватила рыбину из его рук.

Он молча усмехнулся.

Ах, как она старалась! В своей уютной кухне она поджарила рыбу, отдельно позолотила в масле лук, отдельно положила на тарелочки зелень и молодой картофель. Переоделась. Перевела дух.

Он пришел с бутылкой сухого вина. Они ужинали на безукоризненно-белой крахмальной скатерти, пили из ее хрусталя в окружении ее ковров и цветов.

Всем хороша Любочка! Что за хозяйка! А что за квартира у нее! Балкон весь в цветах, точно райский сад. Право же, куда они смотрят, положительные непьющие мужчины? Они легли на крахмальные простыни. Он приласкал ее белое тело, такое податливое, отзывчивое.

… Она играла как могла в искушенную женщину. Пусть, ну пусть ему будет хорошо с нею! Уже заполночь, напившись чаю, они вновь легли, пусть, ну пусть ему будет хорошо с ней!

Потом разговорились. И он вдруг сказал.

– Ты не обидишься на мои слова?

– Какие? – сердечко ее захолонуло.

– Ты никогда не была замужем, как уверяешь.

– Была, – пролепетала она.

– Нет, милая. Ты стараешься, не понимая. Ничего, это поправимо, – он усмехнулся.

– "Вот мне и сказали!"– горьким бабьем воем завыло ее сердце.

– Научишься. Наука нехитрая, – он хлопнул ее по теплой попке.

– Нет уж, – она вскочила и завернулась в блестящий халат, – не понравилась и не надо!

Дело началось обыденно и закончилось так же.

Уже не раз, возвращаясь домой, Клим видел соседа, сидевшего на коврике у дверей своей квартиры. Похоже было, что Гриша так и спал здесь, на красно-белых кафельных шашечках. Лечебное учреждение, где его подлечивали, закрылось из-за скудного финансирования, и Гриша вернулся в пустую квартиру.

– Не надоело?– наконец, остановился Клим.

– Не твое дело, – буркнул сосед.

Клим закурил, присел на корточки, протянул пачку, мол, угощайся. Тот взял.

– Не могу один жить, – доверчиво проговорил он, затягиваясь.

– Поживи у меня.

– Спасибо. Не стоит. Вот заходи, посмотришь. У меня все есть для работы, и заказы есть, да только я боюсь один.

Они вошли. Квартира напоминала о лучших временах, когда живы были мать и отец. Жилье получал от порта отец, то ли он плавал на теплоходе, то ли служил в Управлении, но спился. Не удержался и сынок. У бедной матери не выдержало сердце, ее похоронили соседи, пока сын был на лечении. Вернуться в такую квартиру… любой сбежит. Женщина нужна была ему, женщина, основа жизни. В квартире было много книг, светлое место у окна занимал стол, на нем лежал граверный камень, стояли баночки с красками, кисти. Везде была пыль и запустение.

– Давай-ка уберем твою каюту, вымоем, ототрем до глянца, оно повеселее будет. Берись за швабру, за тряпки и щетки. Потом примешь ванну, я тебе спинку потру до скрипа, а после баньки поедим жареного мяса. С вишневым соком, идет?

Они подружились. Прежних гришиных дружков Клим отшил, разобрался с его заказчиками, с теми, что норовили расплатиться стаканом водки, а не деньгами. Они много ходили пешком, в парке между прудами.

– Смотри, Клим, утка нырнула. Сколько она пробудет под водой?

– Считай по пульсу.

– Тридцать ударов. Почти полминуты.

Клим читал его книги по искусству, расспрашивал о светотени, они посещали музеи, и там Гриша тоже многое давал Климу. Или рассказывал Клим. О море, о дальних странах, о женщинах с далеких островов, рассказывал интересно, сидя в кресле под плывущим парусником. И о своих странных предчувствиях во сне. И строго следил за тем, чтобы капли спиртного не попадало Грише, а тот и сам чувствовал, что если дрогнет и схватится за стакан, то полетит вниз уже без всяких надежд. Как много значит в жизни дружеское плечо!!

А вскоре, как и обещал, приехал Шурка, Шук, красивый тренированный юноша. Он решил поступать в Академию питания. Клим так и присел, когда услышал его выбор. Ну, в Физтех, в МАИ, в Университет. Но Академия питания?

– Эй, парень, ты в своем уме? Что тебе делать в поварском колпаке? Разве мало достойных институтов в столице?

Шук снисходительно смотрел на отца.

– Ты, батя, бравый моряк, но не знаешь, что в скором будущем люди станут здоровее и долголетнее не за счет лекарств, а за счет питания, запасы которого на земле неограничены, но сейчас недоступны из-за нашего невежества. Меня интересуют превращения внутри человека, переход питания в жизненную силу, весь человек как представитель космической земной цивилизации.

Клим пожал парню руку и пожелал успеха.

У Гриши пошла резьба гравюры, его где-то приветили, взяли на работу. Клим, конечно, съездил туда, увидел опасность все того же свойства и круто поговорил с ребятами. Это произвело впечатление.

– Будь спокоен, отец, – уверили его. – Побережем твоего хлопца.

Трое мужчин жили сосредоточенно и словно приближались каждый к своему рубежу.

И во дворе дома продолжалась своя жизнь. Играли дети, беседовали, покачивая коляски, молодые мамаши, на скамеечках обсуждались последние новости. И Люба-Любовь с сумкой в руке была во дворе, остановилась поболтать с подружкой. Из подъезда показался Гриша – стройный, артистичный, такой приятный. К нему уже привыкли к такому, радовались за него и вновь поглядывали на Любу, вечную невесту этого дома.

– Привет старожилам, – подмигнул он сразу всей скамейке, и бабки разом загалдели.

– Гришенька, сокол ясный, какой хороший стал! Ровно в мать. Постой с нами!

– Некогда, уважаемые, – он коснулся сердца и продолжил путь.

– Здравствуй, Любовь! – мягко сказал ей, коснулся руки, и она не нашлась, как ответить. – "Помнишь ли дни золотые-любовные, прелесть объятий в ночи голубой?"– пропел он, подмигнул и помчался дальше, а Любаша вспыхнула и зарозовелась белым лицом.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю