Текст книги "Тала"

Автор книги: Лина Мусатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 4

Возня Глеба вокруг неё, поцелуи, объятия были на периферии сознания. Ната наслаждалась прекрасным летним вечером. Недалеко журчал ручей, пронося свои воды по живописной долине, окаймляющей русло. Темнело. Серо-лиловые тени окутывали дальние сады и деревья, украшающие своими густыми кронами мир. Сейчас, в сгустившихся сумерках, почти в преддверии ночи, они были похожи на былинных богатырей, спешно поднимающихся по косогору. Окружающее пространство менялось с каждой минутой и переносило её из реальности в волшебный мир иллюзии. Думалось о том, как свет и зависящие от него цвета, изменяют мир. Перед ней сейчас вырисовывалась совсем не та картина, которую она наблюдала при дневном освещении. Она лежала на спине, наслаждаясь мерцанием, рассыпающихся по чёрному атласу неба, звёзд, мерным говором ручья, шелестом листьев и, настоянным за день на горячем солнце, ароматом трав.

Глеб елозил своим отростком у неё между ногами, сместив подол платья, но она не обращала на него внимания. Он так играл и раньше, однажды испросив разрешения на это. Она никогда не видела его мужского достоинства, потому что ей было стыдно смотреть на него. Обычно эта игра вокруг да около этим и оканчивалась. Но вдруг её пронзила боль, и в следующее мгновение она поняла, что произошло. Он проник в святая святых и без её на то желания. Нагло. Вероломно. Ната пришла в бешенство, резко отбросив его от себя ногой, понося ругательными словами, которые только приходили на ум. Она была не просто возмущена, не просто в отчаянии, она была в шоке: «Что ты наделал? Как мне дальше жить с этим позором? Теперь я „порченная“, „трахнутая“».

Вспоминая это, разозлилась. «Я – всегда первая, во всем лучшая – заклеймена смертным грехом. На мне клеймо позора, и отныне я не смею поднять не то что голову, а даже глаз. Но я не виновата. Он меня насильно сделал грешной! Почему же я должна расплачиваться за это насилие? Почему я теперь всю жизнь должна платить за это? Смогу ли я когда-нибудь быть вместе с Лодиком? Так звала она Клёсова, когда мысленно разговаривала с ним: Володя – Лодя – Лодик. А что с Клёсовым? Может быть, это только увлечение?»

Ладно, всё бы было так, но теперь появился Клёсов и обострил эту проблему. «Почему всё так произошло? Кому надо было это устроить?» – не первый раз задавала эти вопросы. На каникулах после первого курса института отдыхала с отцом и его женой в Сочи. Но в один из дней ей вдруг захотелось поехать домой, несмотря на то что им предстояла интересная поездка в Грузию. Отец отговаривал. Но какая-то неведомая сила заставляла её настаивать на своём. Довлело ощущение, что она должна так поступить, что это очень важно для неё. И отец уступил, и купил билет на поезд. В первый же вечер позвала подруг на танцплощадку. Там и подошёл к ней Глеб, подошёл и больше не отошёл. Во всём этом Ната усматривала веление Судьбы, и это ещё её удерживало от разрыва с ним: имела ли она право перечить Судьбе?…

Так жутко было на душе: она сегодня убила своё счастье, наступила на горло своей любви. Да, так наступила, что не продохнуть. Может, это всё-таки только эмоции, навеянные близостью Володи, нежностью и заботой о ней. Какие-то чувства она переживала и с предыдущими Володями. Ната потянулась к дневнику. Захотелось вспомнить, как было тогда, сравнить, увериться: не ошибается ли.

18.08.1958 г. «Любовь… Какое это драгоценное, столько веков повторяющееся слово, не утрачивающее от этого смысл, не теряющее ценность. Тысячелетия освещает она человеческую жизнь своим прекрасным живительным огнём. Во имя её совершаются подвиги, она присутствует при взлёте самой смелой человеческой мысли, она рождает удивительную музыку, вдохновляет в труде, побеждает трудности».

«Такая любящая женщина – большая сила… Умная и сердечная, нежная и стыдливая, чуткая и проницательная, великодушная и самоотверженная, она может даже в оступившемся человеке пробудить высокие качества, благородные стремления.

И так бывает. И такой должна быть каждая женщина. Не жалкой, не «жертвой» обмана, а сознающей всегда свою ответственность, женщиной, умеющей сильно и пламенно любить, умеющей бороться за свою любовь, за любимого, умеющей в любых обстоятельствах сохранять своё достоинство.

За женщину гордую, прекрасную, достойную поклонения и любви»

(Газета «Смена». Ленинград.)

И тогда, в восемнадцать и теперь в двадцать ей хочется любить, быть любимой и достойной женщиной. Всё ещё впереди, и надо не ошибиться, надо всё выверить и сто раз измерить, прежде чем отрезать: взвесить все «за» и «против».

22.08.1958 г. Любить надо не напыщенно, не громко. Мне кажется, не прочна та любовь, которая руководствуется страстью. Страсть скоро проходит и ничего не оставляет после себя. Надо уметь и любить скромно. Сейчас читаю Кронина «Звёзды смотрят вниз». И вот – сильно переживаю. Негодяй Джо! Какая это скотина! Неужели на свете есть ещё и такие люди? Ведь скоро совсем некому будет верить. Чем больше растёшь, тем чаще встречаешься с ложью, с обманом.

Не могу понять, как люди могут гордость свою уступить страсти. Неужели это такие силы, что человек не может руководить собой? С этим не согласна. Можно себя сдержать, если хочешь… если тебе дорога своя честь и гордость. И потом, надо всегда себя держать в своих руках. Фу, какая гадость! Если есть такие скоты на свете, то, наверное, они одиночки. И не следует отчаиваться, и так плохо думать обо всех людях. Притом, это происходит в Англии. Но ведь всё равно человек остаётся человеком всегда, где бы он ни жил. Нет! Я этого Джо готова убить, такого подлеца.

Ната улыбнулась себе восемнадцатилетней, которая так ополчилась против подлости. Вот и сейчас именно такое отношение к ней и не позволяет поступить подло – предать Глеба перед самой свадьбой.

24.08.1958 г. День рождения Вадима, моего двоюродного брата. Послал мне Бог сегодня одного симпатичного парня. Ребята были все с Мушкетово и из его класса. Володю Островского я сразу приметила, как он только вошёл. Высокий блондин с вьющимся чубом и карими глазами. За столом он сидел напротив меня. Когда начались танцы, меня пригласил Валера и станцевал со мной несколько танцев. Потом весь вечер приглашал Володя. Я почувствовала, что он обратил на меня внимание. Оказывается, он тоже поступал в Новочеркасский институт, но завалил немецкий. Гуляли до 2-х ночи, а потом пошли на Пожарную провожать всех на мушкетовский трамвай. Трамвая долго не было и ребята, кто ушёл пешком, кто заснул на лавочке в скверике, а Володя вызвался меня проводить домой. Пока ждали «тройку», подъехал автобус, предложил народу подвезти на базар. В автобусе я стояла на ступеньку выше и хорошо рассмотрела его лицо. Губы слегка вздёрнуты гордо кверху… Вообще, он очень симпатичный парень. У него белое и твёрдое лицо, наверное, о таких говорят, «как мраморное». Наверное, у него твёрдый характер и сильная воля. Только прошли Соловки и стали спускаться с глея, как мне приспичило. И чувствую я, что дальше не могу идти с ним, надо прощаться.

– Вот и наша улица, – говор… – там мой дом, так что мы пришли. До свидания. Спасибо. Всего хорошего.

– Спасибо.

Только отошла от него и… ничего не было у меня смешнее и трагичнее этого случая. Он ещё пытался спросить, когда я в Новочеркасск уезжаю, но я что-то буркнула на ходу Зло берёт, что я таким поведением отрезала парню все пути. Такой хороший мальчишка, скромный. Он меня даже под руку не брал, шёл рядом. Хотела через Вадима с ним связаться, а потом решила, если понравилась, сам свяжется.

Всё думаю о Володе. А в Сочи я проводила каникулы с Мишей, договорились о переписке. Ждала от него писем, и вдруг… увидела Володю. И всё. Мишин образ померк, и писем уже не жду. Хочу видеть Володю. И как это объяснить? Я даже очень хочу, чтобы он мне не написал, а вчера ещё ждала от него письмо. А сегодня чувствую, что не смогу с ним переписываться. Володин образ всё время передо мной, и что-то невероятное со мной происходит. Какие-то мучения, страдания и страшная боль от бессилия что-либо сделать. Если бы это быстро прошло. А что, если я ему совсем не нравлюсь? А что, если это одно из очередных увлечений? Ведь я всегда так пылко увлекаюсь…

Вот, вот… Больше года нравился Глеб. Симпатичный умный мальчик, из хорошей семьи.

Собралась за него замуж выходить, перевелась в Донецк, родителям объявила… встретила Клёсова и… «образ Глеба померк». Что же я такая ветреная? Или что это такое у меня с любовным аппаратом, или с головой… или с сердцем любвеобильным?

И, наверное, буднично любить нельзя, как я думала. Не знаю, как мне хочется его увидеть до отъезда, хотя бы раз. Я чувствую, что для него я смогу сделать многое. Вернее, думая о нём и мечтая, стараясь изменить себя и сделать себя хорошей, я смогу бороться с собой.

25.08.1958 г. Сейчас мне ясно одно: с Мишей переписываться не смогу. Что же это такое? Как же я так могу? Я всё время твержу один и тот же вопрос, и не могу понять, что это со мной происходит. Другие, может быть, и не стали обращать на это внимание, но я, ведь себя знаю. Я считала себя постоянной и потому мне больно сознавать, что я изменилась. Что же произошло? Ещё на Пожарной я совсем не жалела о том, что расстанемся, и даже, когда прошли Соловки, не жалела, а теперь мучаюсь. И знаю, что не лицо красивое меня увлекает и манит, а какая-то сила. Что это за такая сила, которая заставляет меня страдать?

И ведь эта сила меня держала в своих силках почти год.

06.091958 г. Занятия уже начались. Живу в общежитии. Пока всё ещё поглядываю на Володину фотографию. К остальным мальчишкам равнодушна. Здесь есть хорошие ребята, но я не хочу с ними связываться. По вечерам общежитие пустеет. Все уходят на танцы, а мы с Мэри занимаемся.

27.09.1958 г. … Мы с Мэри в очень хороших отношениях с ребятами из нашей группы. У нас много хороших ребят, скромных и целеустремлённых: занятия не пропускают, много занимаются. Часто приходят к нам, и мы вместе занимаемся, особенно два друга из Красного Сулина Юрасик и Толясик, так мы с Мэри их называем. Юрасик больше внимания уделяет Мэри. Толясик попробовал проявить ко мне интерес, но я дала понять ему, что он не в моём вкусе. Пока всё ещё поглядываю на фотографию Володи Островского. Мне её дал Вадик.

16.10.1958 г. Хорошо жить! В шесть утра – подъём, потом пробежка и упражнения в парке возле дома. Энергией заражаюсь на весь день. Хоро-о-шо! Хожу на плавание. Занимаюсь по-прежнему много.

29.11.1959 г.… По субботам всегда вынимаю из конверта Вовочкину фотографию и любуюсь им. Где он сейчас? Призвали ли его в армию? Смотрю на его фотографию и вспоминаю день рождения Вадима. Вспоминаю, как сразу его отметила, когда открыла ему дверь, как танцевали, как ребят провожали на Пожарной, как домой ехали ко мне в автобусе. Ничего нет смешнее и обиднее того случая. Если бы не мой желудок, договорились бы с ним о встрече, и не гадала бы теперь, где он, а знала бы наверняка. Почему тогда всё так получилось? Только ли для того, чтобы мне показать, что Миша – это не то, что мне нужно? Так хочется узнать хоть что-нибудь о Володе. Хочется в Сталино, потому что только там, я смогу узнать.

01.01.1959 г. Здравствуй, новый 1959-й год! Я тебя достойно встретила. Вчера с Мэри сдали экзамен по начертательной геометрии на отлично. Итак, у нас уже все зачёты и два экзамена сдано…досрочно. Это я подбила Мэри сдавать досрочно, чтобы продлить себе каникулы и подольше дома побыть. В новогодней институтской газете нас с Мэри поздравили:

 
В учёбе многих превзошли
Подружки неразлучные.
Желаем, чтоб успешно шли
У вас дела научные.
 

13.01.1959 г. Я дома. Последний экзамен сдали восьмого января, и почти целый месяц буду дома. Мечтала о встрече с Вовчиком, но его призвали в армию. Служит во Львове. Вадим обещал адрес узнать у родителей. Ждать ли Вовчика? Стоит ли? Ведь я совсем его не знаю. А вдруг он не такой, каким мне кажется? Тогда будет жаль утраченных лет. Нет, я рассуждаю, как бюрократ. Хоть и настала пора решать, я решать ничего не буду. Пусть будет так, как мне подскажет сердце.

15.01.1959 г. Хожу как неприкаянная. Вчера отметили мой день рождения. Были мои подруги, ребята с улицы, наши квартиранты. Было весело и хорошо, даже мне. Светлана, кажется, будет встречаться. Да, детство уже прошло! Уже не те интересы, не те традиции. А как жаль! Валя, Света и Лиля как-то более общительны с ребятами… вольнее, болтливее, не так стесняются. А я всё пекусь о своей гордости! Я серьёзнее, а в компании это плохо. Привыкли мы с Мэри ни с кем не знаться, чтоб нам все в пояс кланялись, вот и результат. Мне говорят, что так у тебя мальчика никогда не будет. Ну, и не надо! Я не стараюсь их привлекать. Если надо – найдёт, а не найдёт, так и не очень-то надо. Главное заниматься, и успешно окончить второй семестр.

02.02.1959 г. Я дома. Была у Вадима. Он Вовин адрес оставил в Новочеркасске. Рассказывал мне о нём. Я всё правильно думала. Он скромный и покладистый мальчик. Служит в войсках связи. Это то, что ему нравится, а нравится ему радио. Девочки у него нет.

Света уже не встречается с Виталиком. Ей снится Олег К. – её школьная любовь. Снится с винтовкой, потому что в армии. Но это безответная любовь. Она говорит, что никогда его не сможет забыть. Зачем существует на свете такой закон: ты кого-то любишь, тебя не любят, тебя любят – ты не любишь? Если бы почаще встречалась взаимность! Я всё меньше и меньше верю, что существует такая любовь, какой я её представляю, но верю, верю, что есть и у меня будет.

А мы втроём – Я, Вадик и Лиля идём в кино. По-моему, Лиля ему очень нравится. Билетов в кино он не достал, и мы пошли к нему слушать музыку. Вадик нас сфотографировал у радиолы. Потом пришла тётя Аня, и мы разговаривали об учёбе, о Новочеркасске. Вадик пошёл нас провожать. До трамвая шли пешком через весь город, и он с нами проехал ещё одну остановку. Когда он вышел, Лиля сказала, что он положил ей в карман записку и просил прочесть её дома. Мы, конечно, прочли её тут же, в трамвае. Примерно, он пишет так: «Лилечка, может это покажется странным, но я не хочу увозить с собой тайну. Я много встречал девчонок, но всё это было не то. Я ждал чего-то необыкновенного, чтобы произвело на меня большее впечатление. И это было, когда я увидел тебя, ну, и т. д.» просил уничтожить записку, но я говорю Лиле: «Береги, это ещё не конец. Лиля была потрясена и удивлена.

А я всё время думаю о Володе. Представляю его сидящим за рацией. Как я мечтала встретиться с ним в Сталино, экзамены досрочно сдавала, чтобы подольше с ним побыть, а его в городе нет. Эх, Вовчик, Вовчик, знаешь ли ты, подозреваешь ли ты, что из-за тебя так мучается и страдает одна особа?! Если бы ты знал, что для неё ты значишь? Что для неё ты именно то, что самое, самое дорогое.

Я иногда завидую красивым, но не оттого, что хочу быть красивой, а оттого, что все мальчишки смотрят на симпатичных. Конечно, это естественно: сразу смотрят на лицо, а не на душу. А душу всё равно сразу и не увидишь… Ну, и пусть на меня никто не смотрит! ну, и не надо! Да, жизнь – это сложная вещь.

05.02.1959 г. Ночь. Вернее, начало нового дня. Со зрением немного лучше, а у меня не хватает силы воли дать им отдых. С жадностью набросилась на книги. Читаю «И один в поле воин». Хочу кое-что выписать: «Нет ничего более отвратительного, чем человек, давший волю животным инстинктам, потерявший контроль над собой».

14.03.1959 г. Я перешла на механический факультет в группу подъёмно-транспортных машин. Нас готовят, как специалистов для портов юга страны. Как и прежде живу Володей. Только теперь я получила от него и письмо, и поздравительную открытку на 8-е Марта. Можно подумать, что я на высоте. Нет. Я волнуюсь больше, чем раньше. Жду письмо, а внутри всё переворачивается. Иногда дикие мысли приходят в голову, но я верю в его серьёзность, и отгоняю их прочь. Сейчас уже 15-е марта, но я ещё буду писать семинар. Теперь мне перед мамой и перед Володей отчитываться за свои оценки. Значит, учиться надо вдвое лучше, а не наоборот.

28.03.1959 г. От Володи уже давно нет письма. Почему он не пишет, не знаю. Жду. Он всё равно напишет.

05.04.1959 г. Кто бы знал, как мне хочется написать Володе письмо, но гордость не позволяет. Может быть, произошло что-то, что не даёт возможности ему писать письма. Он не только мне не пишет, он не пишет и Вадику. Я ломаю себе голову: что могло произойти? Может написать ему? Нет. Может, вызвать по телефону? Нет. Что же мне делать? Я помню его слова: «Я очень рад, что ты ко мне так относишься. На твои письма буду отвечать с удовольствием…»

30.05.1959 г. Сегодня, наконец-то, получила письмо от Володи. Рада безгранично! Пишет, что был в командировке и будет часто бывать. Это служба.

13.06.1959 г. Писать некогда, но я напишу. Сейчас Мэри услышала разговор ребят на верхнем этаже. Юрасик кому-то говорил: «Кушать хочется, а денег ни копейки!» Мы позвали Вовку Улецкого и предложили ему 25 рублей, (между прочим, Мэри ему уже давала 30 рублей). Он деньги брать не хотел. Мы настаивали, потому что знали, что они вдвоём с Юрасиком будут жить до стипендии на эти деньги, да ещё, может быть, и ребята по комнате к ним подключатся. Получилась перепалка. Его отказ, да ещё в дурацком тоне, нас обидел и унизил.

– Ну вот, так и знал – зайди в эту квартиру, так они или голову разобьют или деньги предложат.

Тогда я вспылила и, отомкнув замок, открыла дверь: мол, уходи. Он медлил. Я дрожала от гнева и готова была разреветься. У меня уже были полные глаза слёз, но я собрала силы и сказала ему с презрением: «Спасибо». Он вышел, и я демонстративно тут же защёлкнула замок. Поворачиваюсь, а Мэри тоже плачет. Хам. Идиот. Как могло это синеглазое существо так нахамить нам? Откуда у него взялось столько дерзости и наглости? Я не буду больше с ним разговаривать. Да и он понял, что наша дверь навсегда закрылась за его спиной. Как будет больше времени, напишу подробнее об этом синеглазом. А глаза у него почти васильковые.

17.06.1959 г. Кажется, сегодня есть немного времени и настроения, написать подробнее о синеглазом. Был он когда-то для меня незнакомым, скромным милым мальчишкой. Потом он стал дружить с Юрасиком и бывать в нашей комнате. Мы часто, прозанимавшись целый день, по вечерам на последний сеанс ходили в кино. Мы – это я, Мэри, Юрасик и Толясик. В тот вечер и он пошёл с нами и сел рядом со мной. Мы с ним разговаривали перед началом фильма. Толясик ещё тогда сказал Мэри: «Ты глянь, как они мило беседуют». Я ещё сама тогда подумала о том, что отдала ему предпочтение, ведь тогда я не разговаривала ни с одним мальчишкой, кроме Юрасика и Толясика. А на следующий день он попал в больницу – тогда всех косил грипп. После выздоровления, он стал заходить к нам в комнату. Мэри говорит, что, глядя со стороны, можно подумать, что мы влюблены друг в друга. Что касается меня, то я его люблю, как брата я забочусь, чтобы у него всё было нормально. Он, по-моему, меня тоже не любит. Ребята знают, что у меня есть парень, знают, что я с ним переписываюсь. Не знаю, почему, но Юра стал часто ссориться с Вовкой. Мэри говорит, что он злится на него за то, что тот знает, что у меня есть парень, но продолжает ходить в нашу комнату. Не знаю, что они себе вообразили, но мы просто уважаем друг друга. Если бы он даже поклялся мне, что любит, я бы не поверила – мы совсем разные. И, вообще, подобное не укладывается в моей голове. Готовились мы вместе к зачёту, вместе учили. Он держал меня за руки. Зачем я ему позволила? Я думаю, что брату это позволить можно.

За это время было несколько ссор: то я его обидела, то он меня. А сегодня он принёс некоторые билеты, которые я просила, и я его экзаменовала по математике. Я дала себе слово, что больше не позволю ему коснуться моих рук, но это трудно сделать, когда он сидит рядом. Сегодня мы с ним стояли на лестнице, когда он вышел от нас. Шёл Толясик и, как всегда:

– Вовка, а, Вовка, такой тихий мальчик!

– Ната, а, Ната, такая скромная девочка! Никогда бы не подумал!

Вот это и всё, что он всегда нам говорит. Я уже на память выучила. Но мне надоело:

– Толик, а, Толик, когда перестанешь глупо шутить?

– А что, Вовка – парень серьёзный.

– Дальше что?

– Симпатичный.

– Дальше что? Ну, что из этого?

– Ну, если ещё учесть, что он неравнодушен… к окружающим.

Меня уже обуяла злость. Тогда я взяла его за шиворот и подвела к окну.

– Смотри. Прочти это, и чтоб больше никогда мне ничего не говорил.

На подоконнике было написано: «В. Островский».

21.08.1959 г. Почему всё в жизни так противоречиво? Как-то, чем взрослее становишься, тем больше неприятно от того, что все такие пошлые, что пока ещё не видишь настоящей любви. Был меньше, всё так идеализировал, а теперь не то. Сейчас идеализирую Володю. Но он, наверное, такой, как и все парни. Почему-то я всегда мечтала о серьёзном друге, который бы меня ценил, любил. И таким я представляю Володю. Вчера получила от него письмо. Боже, какая это радость! А он? Опять ответ пришёл через два месяца. Так хочется, чтобы он поскорее был со мной. Ведь, как трудно ждать, когда любишь, когда хочешь быть вместе, чувствовать его сильную руку рядом. Мне даже стыдно себе признаться в своём желании. Мне хочется, чтобы он поцеловал меня. Хоть мне почти 20 лет, но я стесняюсь целоваться, и меня совсем к этому не тянет. Конечно, я уже целовалась, вернее, меня целовали, но я оставалась безразличной. Мне совсем не хотелось обнимать парня, и не было никаких ответных чувств. Мне даже было стыдно. Интересно, будет ли мне стыдно с Володей, смогу ли я ему показать свои чувства? Мне только одного хочется, чтобы он меня поцеловал. Ещё тогда, когда мы расстались в то утро и, когда через несколько часов я почувствовала, что он мне дорог, я хотела только одного – поцелуя. Если бы мы тогда расстались по-другому, не были бы такими далёкими. А сейчас у нас сугубо деловые письма. И я страдаю оттого, что не могу ему высказать своих чувств. По письмам делаю вывод, что он ко мне совершенно равнодушен, а пишет из вежливости или просто держит на запас, на всякий случай. Иногда я думаю, что он встречается с девушкой, но отгоняю эту мысль. Хочу поехать во Львов, чтобы встретиться с ним. При встрече, всё бы можно было узнать. Но я и боюсь этого. А если я ему не нравлюсь, ведь я никому не нравлюсь. Ну, почему я такая гордая и скрытная? Хорошо это или плохо?

Вот сейчас моё сердце болит оттого, что я боюсь быть оскорблённой, униженной, обманутой. А чтобы это принять, надо быть выше всех и всего. Он мне пока ещё ничем не обязан, ничего не обещал. Если я приеду во Львов, то скажу, что приехала по делам и зашла его проведать. Разве моя гордость позволит мне сказать, что я ехала именно к нему? Не позволит никогда. А пока что-то не то на сердце. Последнее письмо ему написала более откровенное, а его ответ совершенно не соответствует. И опять же, до встречи с ним я не должна о нём плохо думать. Всё понимаю, и всё-таки на сердце тяжело от его такой расчётливости. Хочется, чтобы он любил меня сразу, с того дня, как мы встретились. Но это уже не так или он такой скромный. Нет, зачем успокаивать себя…

22.08.1959 г. Сейчас слушала прекрасную музыку, и мне хотелось написать: «Как я люблю музыку и одиночество»… и вдруг: «Говорыть Львив…» Это Володя передал мне привет из Львова. Света мне говорит, что всё это у меня чепуха. Я разозлилась, и чуть не сказала ей «дура». Как она так может? Ведь она не знает моих чувств, а судит. Да, я некрасивая. Это одно, что может препятствовать. Пусть я некрасивая, пусть он не полюбит моё лицо, но вряд ли он не содрогнётся перед моим чувством к нему. Пусть он не будет любить меня, но скажет: «Эта девушка умеет по-настоящему любить и так она любит меня». И это мне будет наградой. Ведь я ничего не прошу у него. А он для меня что-то сильное, что-то вот такое, отчего зависит вся моя жизнь. Мне кажется, что он для меня всё, что, если я не буду иметь от него поддержки, то я не знаю, что со мной будет. Я даже не могу толком объяснить это чувство. Глупые те люди, которые так просто говорят: «чепуха». Пусть говорят, что хотят, пусть думают, что хотят, но я всё равно дождусь его. Пусть он мне сам скажет: «Ната, я тебя не люблю». Тогда я поверю. Сейчас у него мама, и ему, конечно, хорошо, и он совсем не думает обо мне. А часто ли он, вообще, обо мне думает? Может, он обманывает моё доверие? Может, я слишком его идеализирую?

23.08.1959 г. Ровно год назад в эту минуту я впервые увидела тебя, Володя! Ровно год! Вспоминаешь ли ты этот день? Вот уже мы были вместе. Теперь будем вместе до самого утра. Сегодня мне радиолюбители сыграли «Торадо де Мадридо». Это ж надо, какой подарок! Под эту музыку мы с тобой танцевали. А ещё мы танцевали под мелодию «Я тебя люблю». И когда певец пел «Я тебя люблю», я, мысленно обращаясь к тебе, говорила: «А я тебя не люблю». И, вот видишь, оказалось всё как.

09.09.1959 г. Вот я и на втором курсе. Общежитие нам не дали. Вернее, мне дали, а не дали Мэри, и я ушла с ней на квартиру. Живём во флигеле втроём: Я, Мэри и Вика Шевченко из Горловки. У меня самые благоразумные намерения: как можно больше заниматься. Написала письмо Володе со своим новым адресом. Вовчик Улецкий приходил в субботу вечером, повёл нас с Мэри в кино и вот больше не появляется. Завтра день рождения Толясика. И, как обидно! Я с ним не разговариваю до тех пор, пока он не извинится.

09.10.1959 г. И, всё-таки он помнит, помнит обо мне! Он поздравил меня с праздником! Милый мой, хороший! Разве можно сравнить эту радость с какой другой?! Я бегала по комнате с открыткой в руках, прыгала. Я готова была чёрт знает, что сделать в эти минуты. Он меня поздравил! Он не забыл! Боже, какая это радость! Володька, мой дорогой Володька!

Я никогда тебя не забуду, я дождусь тебя из армии. Как можно забыть того, чей образ всё время перед глазами, того, кто сильнее всех, умнее, серьёзнее, строже. И, всё-таки я не говорю, что люблю его. Только не могу понять, почему многое ему прощаю, почему позабыв все обиды, с дикой радостью встречаю его письмо, которое думала уже никогда не придёт.

Света написала мне: «Теперь я верю, что ты любишь Володю». А я ей написала: «Ты веришь в то, в чём я ещё сама не уверена». Но ведь ради него, с мыслью о нём, я готова на всё, я всё могу сделать. Что же это? Любовь? А? Не знаю. Разве не всё равно, что оно такое. Оно есть и мне так хорошо. А в голове бешено колотится: «Помнит!» Разве это не радость?! Убеждают, что не бывает любви с первого взгляда, ты его совсем не знаешь. А мне кажется, что знаю, что чувствую его мир.

22.01.1960 г. Не знаю, какая тоска разрывает мою душу. Кажется, надо бы радоваться – каникулы, домой поеду, а мне так тяжело. Ничего не хочется и домой ехать не хочется. Что гнетёт меня? Одиночество, ли? Нет. Я давно свыклась с мыслью, что я одна (в смысле – нет любимого). Что ж, коль никому не суждено меня полюбить. Но это не то, что-то другое сейчас точит моё сердце, а что, не пойму. Что за странная тревога? Я, кажется, по – прежнему могу думать о Володе, хотя он не пишет уже совсем. С тех пор, как приснился сон, что он влюбился в Лилю и в этом сне сказал: «Если бы она приехала ко мне, может быть, я бы и её полюбил». Лиля теперь во Львове, и зря я ей дала его адрес. Теперь я знаю точно, что он меня не любит. Кому я нужна? Я нужна самой себе. Я знаю, что я некрасивая, но неужели настолько? Я, наверное, просто не знаю, насколько я отвратительна, поэтому и удивляюсь. Но у меня есть мои друзья. Они, кажется, не видят моей отвратительности, и я для них друг.

Ах, на что мне нужна любовь? Тем более, что столько встречаешь противоречий. У меня плохой характер, мне так трудно будет в жизни, даже и теперь трудно. Есть же везучие люди, во всём им везёт.

Да, а ведь день рождения отметили хорошо. Мне – двадцать лет! Поздравили от группы, подарок подарили, а к вечеру собрались в нашем флигельке. Пришли Юрасик с Толясиком, Вовчик Улецкий, Женя Волков, Толик Варда и все мои девчонки. Вовчик уселся около меня. Я сразу его поняла: этот вечер он решил посвятить мне. Милые мои мальчишки! Нам было так весело, и все остались довольны. Когда уходили ребята, спросили: «Ната, ты довольна?» А Вовчик спрашивал меня глазами. Это был очень хороший вечер, какие бывают, когда собираются старые хорошие друзья. А Вовчик?! Почему, встречаясь со мной, он показывает нечто большее, чем дружба, а расставаясь, забывает обо мне до новой встречи. Я знаю, он меня не любит, и я его не люблю, но, встречаясь, мы похожи на влюблённых. Я к нему отношусь с нежностью, потому что вижу в нём младшего брата, о котором всегда готова заботиться. Такое отношение у меня к нему укоренилось ещё с первого курса. Впервые я его увидела зимой в раздевалке. Он стоял в шерстяном клетчатом свитере, такой беленький, свеженький с детскими ясными синими глазёнками. Я тогда подумала: «Наверное, его мама очень любит и балует, вот прислала такой красивый и тёплый свитер». И он мне показался таким ещё ребёнком. Мы с ним – милые друзья. Я его всегда считаю младшим, может, это и есть причина наших таких добрых отношений. Я его считала ребёнком, сорвавшимся с привязи родителей и старающимся скорее вкусить все прелести и огорчения взрослой жизни. Он, как воробышек, выпущенный на волю, хватал воздух жизни. Но он не был пошлым, нет, он с его ясными синими глазёнками оставался дитём. Он всё так же прелестен, красив, да, красив, и он это знает (а плохо). Но мне кажется, что братец-бабник уже повлиял на него, воспитал его в своём духе. А как жалко! Что он сделает из нашего ясноглазого Вовчика?! Мне бы так не хотелось, чтобы Вовчик стал таким, а он, кажется, таким становится.

Я ещё ничего не знала, о его плотской жизни, но чувствовала, что он изменился.

Какое же всё-таки тонкое женское чутьё. Всё уже бродило в воздухе, и ребята, наверное, об этом знали, но мне не говорили. Щадили. Ещё не разверзлась пропасть под моими ногами, но там, глубоко в недрах уже пошли трещины. С непредотвратимым упорством они неумолимо пробирались вверх, чтобы заявить о себе, чтобы разорвать наши отношения на мелкие осколки. Ещё оставался месяц неведения.

14.02.1960 г. Милые друзья! Нет. А кто же теперь мы? Не знаю. И, как всегда, встретив меня на вечере, он больше ни на секунду меня не покинул. Мне было холодно, он грел мои руки. Танцевали, и, как всегда, мило беседовали. После танцев пошёл меня провожать. Я была рада: хоть раз меня Вовчик проведёт. Между прочим, я не ожидала и того, что он будет целый вечер со мной танцевать. А когда мы прошли наш дом, и пошли дальше по улице, я поняла, что будет что-то большее. Вовчик меня обнимает! Подумать только! Да, ведь я на небе от радости, но дикое чувство недоверия всё портит. Он пытается меня поцеловать, но я не даюсь. Смотрю в его васильковые глазёнки, а у самой буря в душе. Не могу, не верю! Что делать, если не верю, никому не верю. Нет, словами не описать моих чувств. Потоки радости, нежности и… недоверие. И всё-таки я сдалась. О, Вовчик, милый! Родненький мой синеглазик, ты меня целовал! Малыш, мой дорогой!