Текст книги "Тайны Васильков, или мое нескучное лето (СИ)"

Автор книги: Лина Филимонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10, повествующая о доблестном защитнике Ване

Я остановилась перед Ваниным домом, заглядывая во двор через калитку, которая доходила мне до подбородка. Это была очень высокая калитка, обычно все калитки в Васильках чуть выше пояса, чтобы удобно было открывать вертушку или щеколду, расположенную с внутренней стороны.

Дом мне сразу понравился. Большой, из толстых светлых бревен, с черепичной крышей и просторной открытой верандой. Забор тоже был деревянный, именно такой, о каком мечтала бабушка, метрах в пятидесяти от дома виднелась крыша ажурной беседки. Но я изобразила на своем личике ухмылку и изрекла:

– Симпатичный домик.

– Тебе не нравится? – заволновался Ваня.

– Ты что, глухой? Я же сказала: симпатичный домик.

– Да, но ты это так сказала…

– Как?! – возмутилась я.

– Так, как будто имеешь в виду прямо противоположное.

– Вы, мужчины, такие чувствительные, – произнесла я, растягивая слова. – И такие капризные. То я не так посмотрела, то не то сказала…

Ваня бросил на меня быстрый внимательный взгляд, и мне сразу расхотелось паясничать.

– Хороший дом, – произнесла я совсем другим тоном.

– Правда? – обрадовался Ваня.

– Если бы я когда-нибудь сама строила дом в деревне, то построила бы что-то в этом роде.

Ваню просто распирало от гордости.

– Это все я сам придумал, – он широким жестом охватил свои владения.

– И построил? – спросила я с ехидцей.

– Строила бригада рабочих, но я тоже немного поучаствовал.

– Стружки собирал?

– Ага, – кивнул Ваня.

Потом схватил меня за руку и затащил в калитку.

– Эй, полегче! – только и успела пробурчать я.

– Я аккуратно, – отозвался Ваня, закрывая калитку на щеколду.

– Если что, у меня в кармане газовый баллончик, – предупредила я.

– Во внутреннем? – спросил Ваня, окинув взглядом мой сарафан.

– Ага, – кивнула я.

От дома исходил восхитительный запах свежего дерева, смолы и еще чего-то… еловых шишек, что ли? А в беседке стоял темно-зеленый диван с широкими деревянными подлокотниками.

– Обожаю такие диваны, – провозгласила я и направилась к беседке, где с размаху плюхнулась на диван. – На эти подлокотники очень удобно ставить чашки с чаем, – добавила я.

– Понял, – сказал Ваня. – Я сейчас. А дом изнутри ты посмотреть не хочешь? – спросил он, остановившись на полпути.

– Ваня, – произнесла я с упреком, – не надо меня торопить. Для начала хватит и беседки.

Ваня еле заметно ухмыльнулся и скрылся в доме.

– Ты что, мне не веришь? – спросила я, допивая вторую чашку чая.

Мы говорили о домах, заборах и беседках, но думали совсем не о них. А в последние пять минут мы вообще молчали на вполне предсказуемую тему. Смеркалось. То есть было уже практически темно, и поэтому Ваня зажег лампу под темно-зеленым абажуром, висевшую низко над столом.

– Конечно, верю, – мгновенно отозвался Ваня на мою реплику.

– Неправда! Я не верю, что ты мне веришь. У тебя взгляд подозрительный. То есть подозревающий. Ты думаешь, что я все это сочинила. Или мне померещилось. Или я сумасшедшая.

– Ничего подобного я никогда не думал, – возразил Ваня. Он немного растерялся от моего напора.

– А я думала. Вот проснулась сегодня утром и подумала: да не может ничего такого быть. Мне все это приснилось. Или померещилось. Или у меня с головой не в порядке.

Ваня неожиданно погладил меня по голове.

– Все нормально с твоей головой.

– Ты правда так думаешь? – спросила я с надеждой.

– А ты, что, всерьез сомневаешься в том, что ты в здравом уме?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Но я знаю, что не может быть того, чего не может быть. А оно есть. И мне страшно.

– Я все время буду рядом, – сказал Ваня и еще ближе придвинулся ко мне.

Его плечо было таким большим, твердым и теплым, что у меня внутри что-то расслабилось и размякло. Мне захотелось прижаться к его груди и разреветься, и реветь долго и обстоятельно, с толком и со вкусом, как в детстве, пока не кончатся все обиды и рот не начнет сам собой улыбаться… Но я не стала делать ничего такого, а, наоборот, начала собираться домой.

– Мне пора, – произнесла я довольно-таки решительно.

– Ты уверена? – голос Вани звучал как-то странно.

– В чем?

– В том, что ты… – Ваня неуверенно замолчал

– Никаким шутникам меня не запугать, – громко произнесла я. – Какова бы ни была их природа, – мой голос в конце этой фразы дрогнул, и Ваня это заметил.

– Ты могла бы остаться у меня, – сказал Ваня безразличным тоном.

– Что?! – Такого я от него не ожидала.

– А я бы пошел к тебе, – продолжал Ваня, как ни в чем не бывало. – У меня в доме совершенно спокойно, никаких странных явлений не наблюдается. А я бы как раз посмотрел, что там у тебя творится.

На какое-то мгновение это предложение показалось мне необыкновенно привлекательным. Было бы так приятно расслабиться и уснуть спокойно, не прислушиваясь к шорохам и не вздрагивая при виде каждой тени.

– Ни за что, – выпалила я, не давая себе возможности додумать эту успокаивающую мысль. – Если я сейчас сбегу, то что потом? Как я потом буду ночевать в своем доме? Или мне вечно скитаться по друзьям и соседям?

– Потом я разберусь, в чем там дело, – пробормотал Ваня.

– В чем ты разберешься? В моих страхах? Спасибо, но вряд ли это возможно. Я должна сама.

– Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь… друга.

– Это будет означать, что они меня победили, – твердо произнесла я, поднимаясь с дивана. – Я иду домой.

– Никогда не видел таких смелых девчонок, – восхищенно произнес Ваня. Мне даже показалось, что в его словах не было ни капли насмешки…

По дороге Ваня свернул разговор на таинственного Степана Пантелеевича. Он настаивал на том, что мне нужно к нему обратиться.

– И что я ему скажу, этому Степану Пантелеевичу? – Воскликнула я. – Что меня донимают призраки? Да ни за что на свете. Он вызовет санитаров, и я в этом буду вполне с ним солидарна.

– Не вызовет. Дело в том, что он… интересуется как раз такими делами.

– Какими – такими? Да еще и делами. Никакого дела нет. Просто кто-то меня разыгрывает.

– Кто?

– Знала бы – убила.

– Может, у тебя и будет такая возможность. Может, Степан Пантелеевич как раз и поможет разобраться, на кого направлять агрессию…

Я неопределенно пожала плечами.

– Завтра, – сказал Ваня.

– Что – завтра?

– Завтра мы поедем к нему.

– Значит, ты так решил? – спросила я голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Да, я так решил, – просто ответил Ваня.

И у меня почему-то сразу пропало желание ему возражать. Ну ладно. Завтра так завтра. Поедем, так поедем. Возможно, это будет интересно. К тому же он бабушкин знакомый и записан в ее записной книжке рядом с глазом. Он может что-нибудь прояснить в деле, ради которого я сюда приехала. Нет, ну надо же! Сижу, как репа на грядке, ничего не делаю, и ничего не происходит. То есть много чего происходит, но все не по делу. Я вообще чуть не забыла, зачем приехала в Васильки!

Вспомнив о сокровищах, я повеселела. Надо будет рассказать о них Ване. Или не надо? Он может окончательно решить, что я чокнутая. Мало ей всяких призраков и полтергейстов, она, оказывается, еще и сокровища ищет…

– Я смотрю, твое настроение идет на поправку? – сказал Ваня.

Я и не заметила, как по моему лицу разлилась довольная улыбка.

– Ага, – кивнула я. – Это потому, что рядом со мной такой сильный и такой красивый мужчина. – О господи, что я несу?

Ваня недоверчиво посмотрел на меня и опустил глаза на залитую лунным светом дорогу.

Когда впереди замаячила моя калитка, мои шаги почему-то стали короче, а ноги налились свинцовой тяжестью, так что мне было совсем непросто их переставлять. На меня внезапно накатила волна страха, лишающая сил и способности соображать.

Иногда случалось, что я смотрела фильмы ужасов. Сама не знаю, зачем. Обычно во всех этих фильмах повторяется такая ситуация: что-то страшное уже произошло или были какие-то явные намеки, что произойдет. Но главный герой, а чаще героиня, все равно идет в какое-то жуткое место, причем ночью, причем одна. Это выглядит вовсе не как храбрость, а как глупость или скрытый мазохизм. И все время хочется крикнуть: ну куда же тебя несет, у тебя совсем мозгов нет, что ли? Там же прячется это самое нечто, ужасное и непонятное…

Именно такое ощущение у меня было сейчас. Что-то внутри меня кричало: не ходи туда! Не оставайся одна в темноте, наедине с пугающими скрипами, леденящими душу шорохами и сковывающим движения и рассудок ужасом. Но я шла. Я открыла калитку, медленно зашагала по дорожке, поднялась на крыльцо, нервным движением распахнула дверь, которая ответила мне зловещим скрипом. Я никогда не слышала, чтобы моя дверь так странно скрипела…

Я чуть не забыла про Ваню, как загипнотизированная погрузившись в самые мрачные глубины своего воображения. Ваня нашарил в темноте выключатель и включил свет. Свет вовсе не был ярким и радостным и не озарил все вокруг. Я раньше и не замечала, что лампочка на веранде такая тусклая. Она светила мутным желтым светом, как будто пробивавшимся сквозь толщу воды.

– Спокойной ночи, – сказал Ваня, распахнув передо мной дверь в гостиную.

– Ага, – только и смогла выдавить я.

Я шагнула на порог, причем этот шаг стоил мне невероятных усилий. У меня было ощущение, что я поднимаюсь на эшафот. Я стояла, смотрела вперед и с замиранием сердца ждала, когда за моей спиной закроется дверь. У меня был самый настоящий столбняк, не позволяющий мне не только нормально двигаться, но и связно думать.

– Я буду поблизости, – услышала я далекий голос Вани.

– Что? – я резко обернулась.

– Я говорю, что буду рядом. Тебе нечего бояться.

– Что значит «рядом»?

– Это значит – недалеко, близко.

– Нет, – сказала я. – Я не хочу, чтобы ты спал на крыльце.

– В этот раз я не усну, – пообещал Ваня.

– Я тоже не усну, если буду знать, что ты тут бродишь один, в темноте и холоде.

Ваня улыбнулся.

– По-моему, ночь очень даже теплая, – сказал он.

– А по-моему, жутко холодно. У меня даже зубы стучат.

– Может, они стучат не от холода? – осторожно спросил Ваня.

Я пожала плечами. У меня уже не было сил строить из себя храбрую амазонку. Я очень боялась остаться одна в своем доме, ставшем таким чужим и враждебным…

– Если ты все равно не собирался идти домой спать, и я тоже спать ни капли не хочу, то, может, зайдешь? – скороговоркой произнесла я, не глядя на Ваню.

Ваня шагнул в гостиную и закрыл за собой дверь. Я подошла к окну и задернула шторы, тщательно проследив, чтобы не осталось никаких щелей. Обернувшись, я увидела, что Ваня бродит по гостиной, разглядывая разные сувениры и безделушки, выставленные на застекленных полках. Я без сил опустилась на диван и уставилась в темно-серый экран телевизора. Через секунду я подскочила, как ужаленная. Жуткий скрип или даже потусторонний скрежет пронзил тишину. Какофония звуков завершилась гулким ударом, и я снова рухнула на диван. Часы! Это всего лишь часы, которые в кои то веки решили отбить полночь двенадцатью ударами. Слушая удары часов, я чувствовала, как мое сердце подпрыгивает в груди, причем прыжки эти казались мне хаотичными и неравномерными.

Ваня остановился, глядя на меня и слушая удары.

– Это часы, – зачем-то сказала я.

– Да, – отозвался Ваня. – Интересный экземпляр. Жутко старые, наверное.

– Я думаю, им лет сто. Хочешь чаю? – я вдруг вспомнила о роли гостеприимной хозяйки.

– Я недавно выпил три кружки, – напомнил Ваня.

– Ну тогда… то, что тебе нужно – следующая дверь по коридору.

Надо же, я еще могу шутить…

– Что? – не понял Ваня.

– Там уборная, – объяснила я.

– А-а, спасибо, пока не надо…

Ваня снова прошелся по гостиной из конца в конец.

– Может, ты, наконец, сядешь? – вырвалось у меня. – А то у меня от тебя шея болит.

– Причем тут шея?

– Мельтешишь туда-сюда.

Ваня остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне почему-то стало неуютно под его взглядом и я опустила глаза.

– Как бы то ни было, похоже, они своего добились, – мрачно сказал он.

– Какие «они» и что вообще ты имеешь в виду?

– А ты не понимаешь?

– Нет.

– Посмотри на себя. Ты вздрагиваешь и оглядываешься каждую минуту, твои нервы…

– С моими нервами все в порядке! – воскликнула я с непонятной мне самой злостью.

– Я предпочитаю не закрывать глаза на очевидные вещи, – медленно произнес Ваня.

– Я тоже! Я…

Я опустила голову и закрыла лицо руками. Я слышала, как Ваня подошел ко мне и почувствовала тяжесть его большой теплой руки на своем плече.

– Не могу сосредоточиться и спокойно обо всем подумать, – пожаловалась я. – Я хочу, но мысли расползаются, как тараканы, и остаются одни эмоции.

– Ничего, – Ваня сжал мое плечо. – Ты просто устала. Тебе нужно выспаться. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а утром все будет выглядеть совсем по-другому.

– Утром всегда все выглядит по-другому, – глубокомысленно заметила я. Кажется, способность мыслить начинает потихоньку ко мне возвращаться.

Я отправилась в ванную чистить зубы. Я приняла душ, надела пижаму, сверху нее халат, а на ноги – теплые носки. Только после этого я немного согрелась. Во всяком случае, внутренняя дрожь прекратилась.

Когда я вышла из ванной, Ваня смотрел на меня каким-то странным взглядом. По-моему, так обычно смотрят на хорошеньких котят, щенков и маленьких детей. Он проводил меня до двери моей спальни и остановился на пороге, наблюдая, как я зашториваю окна и складываю покрывало.

– Я оставлю дверь открытой, – сказал он.

– Хорошо, – отозвалась я, стараясь, чтобы в моем голосе не прозвучало облегчение.

Я улеглась и укрылась одеялом. Ваня все еще стоял в дверях.

– Выключить свет? – спросил он.

Я кивнула. Он протянул руку к выключателю, и комната погрузилась в темноту. Теперь ее освещал только слабый свет, падавший из двери гостиной, которая была расположена перпендикулярно двери в мою спальню. Ваня выглядел как темный силуэт, лица его совсем не было видно. Очертания всех предметов стали размытыми и нечеткими. Ваня сделал шаг вперед. Я замерла, стараясь унять участившееся сердцебиение. Он быстро прошел к окну, отодвинул штору на несколько сантиметров и выглянул на улицу. Пока он стоял у окна, наблюдая за тем, что происходит или не происходит снаружи, я успокоилась настолько, что даже начала зевать.

– Ну, что там? – спросила я сонным голосом.

– Ничего, – отозвался Ваня. – Все спокойно. И тебе спокойной ночи, – добавил он, направляясь к двери.

Мне показалось, что он на секунду остановился, проходя мимо моей кровати, но сразу же пошел дальше и вышел из комнаты, не закрывая дверь.

– Подушки и одеяла в шкафу, – сказала я ему вслед. – Я не думаю, что сегодня они… Они же знают, что ты здесь. Так что ложись спать.

– Я подумаю, – ответил мне Ваня из гостиной.

Через несколько минут в гостиной тоже погас свет. Я закрыла глаза, а когда открыла, было уже позднее утро.

Глава 11, в которой на сцену выходит Орлиный глаз

На кухонном столе лежала записка: «Доброе утро! Ночь прошла без происшествий. Как проснешься, звони». Внизу подпись и время – 9.05. Это чтобы я знала, что он ушел, когда мне уже нечего было бояться… А чего я боялась вчера? Невозможно поверить, что мой дом, такой родной, знакомый и любимый, так пугал меня вчера вечером. Или я действительно схожу с ума на радость моим «циркачам»? Пора все это прекращать. Или оно уже само собой прекратилось?

– Привет, соня, – услышала я голос Вани в телефонной трубке.

– Привет, – радостно ответила я. – Только я не соня. Я уже давно проснулась.

– А чего же тогда не звонишь?

– Боялась тебя разбудить. Я же не знаю, сколько ты сегодня ночь спал.

Почему-то мне было немного неловко говорить на тему сегодняшней ночи.

– Я спал достаточно, – быстро ответил Ваня, не вдаваясь в подробности. – Ну что, едем?

– Куда? – удивилась я.

– Как куда, к Степану Пантелеевичу, конечно. Мы же вчера договаривались.

Ага, договорились, вспомнила я. Только меня никто ни о чем не спрашивал. Так что, кто с кем договаривался, непонятно. Но я не стала поднимать мятеж. К Степану Пантелеевичу, так к Степану Пантелеевичу. Почему нет? Вдруг что-то интересное узнаю.

– Что, прямо сейчас? – я на всякий случай тянула время.

– Можно и не сейчас, если есть какие-то причины откладывать…

– Есть, – сказала я. – Мне нужно голову вымыть. И высушить феном. А то я на пугало огородное похожа.

– По-моему, ты замечательно выглядишь.

– Ты что, видишь меня?

– Я вчера тебя видел…

– Так это вчера. А сегодня у меня на голове черт ногу сломит.

– Ну хорошо, назначай время.

– Через час, – сказала я. – Нет, лучше через два. Ой, – неожиданно вспомнила я. – А как мы туда доберемся? У меня в прошлый раз бензин почти закончился, когда мы с Белкой в Мальцево ездили. И где его тут взять, непонятно.

– Не волнуйся, – успокоил меня Ваня. – Поедем на моем тракторе.

– На чем? А, ну да, ты же у нас тракторист…

Пока я мыла голову, в природе произошли существенные изменения. Солнечная ясная погода сменилась проливным дождем. Лило как из ведра в самом прямом смысле. Дождь громко барабанил по крыше, перебирал листья деревьев и выстукивал марш на перевернутом жестяном ведре, которое лежало кверху дном возле беседки.

Я позвонила Ване.

– Все отменяется?

– Почему это? – удивился он.

– Ты в окно смотрел?

– Ну.

– Думаешь, там асфальт проложен, к этому хутору? Что-то я сильно сомневаюсь. Завязнем в грязи и будем сидеть, пока не наступит глобальное потепление и не превратит болото в пустыню…

– Да мы ж на тракторе! – воскликнул Ваня. – Забыла?

– Забыла.

– Значит, ты уже готова?

– Почти.

– Я буду через пятнадцать минут.

– Ага.

Я высушила волосы, надела сарафан, плащ, резиновые сапоги и, на всякий случай, намазала губы блеском оттенка «персиковый соблазн». Только я полюбовалась в зеркало на результат – стук в дверь. Да что там стук, чуть дверь с петель не слетела. Открываю – Ваня. В джинсах и маечке. Видно, крыша у трактора не протекает. Распахивает галантно дверь и говорит:

– Прошу.

Я вышла на порог и остановилась. Стою, смотрю. А у калитки – что-то среднее между танком и вездеходом, черное, блестящее, с огромными колесами. «Хаммер» называется.

– Это что? – спрашиваю я грозно.

– Это мой трактор, – говорит Ваня и улыбается во весь рот.

Наверное, мечтал полюбоваться, как у меня челюсть отвиснет. Но я усилием воли удержала свою челюсть в нормально положении. Трактор так трактор.

Я надеялась, что дождь быстро закончится, но он только усилился. Теперь он шел сплошной пеленой, стекал по стеклу потоками, с которыми почти безуспешно боролись дворники. Я видела, как из-под колес машины летят грязными фонтанами брызги, и больше ничего. Как Ваня находил дорогу – совершенно непонятно. Через несколько минут мы проехали по тому самому мосту, возле которого я остановилась в нерешительности, направляясь в Васильки. Подумать только, тогда мимо меня проехал Ваня, а я и представить себе не могла…

Кажется, небо чуть-чуть расчистилось, потому что я увидела камень с надписями, а потом мы свернули на какую-то из дорог и оказались в лесу. Здесь казалось, что дождь не такой сильный, но лес от этого вовсе не выглядел дружелюбнее. Он был темным, нахохлившимся и неприветливым. Деревья неторопливо покачивались, кусты ощетинились, как огромные, свернувшиеся в клубок ежи.

Мне почему-то вспомнилась ворона, прогнавшая меня из леса. Может, зря мы едем на этот хутор? Тем более в такую погоду. Там ведь никто нас не ждет, и неизвестно, будут ли нам рады…

Когда мы добрались до хутора, дождь совершенно прекратился. Но тучи на небе не рассеялись, и воздух был так наполнен влагой, что его, при желании, можно было бы черпать половником. Ваня затормозил перед невысоким деревянным забором, из-за которого была видна крыша обычного деревенского дома.

– Ну что, пошли? – спросил он. – Или я сначала схожу на разведку?

– Или я?

– Что? – не понял Ваня.

– Я схожу на разведку, – сказала я.

Ваня открыл рот, но слова застряли у него в горле и он снова закрыл его.

– Такого нахальства я даже от тебя не ожидал, – выговорил он, наконец.

– А почему, собственно…

– Потому что я мужчина. А ты – слабая женщина.

– А, вот оно что… Пошли вместе?

Ваня вздохнул и открыл дверь машины.

Калитка дома Степана Пантелеевича открывалась так же, как и все калитки в Васильках, Мальцево и других деревнях: нужно было просто просунуть руку и повернуть вертушку. А вот дальше все было совсем не так. Как только мы оказались внутри ограды, перед нами, как из-под земли, выросли два блестящих темно-коричневых добермана с цепочками на шеях. Они просто стояли и смотрели на нас, не издавая никаких звуков и не пытаясь причинить нам какой-либо вред, но мне было очень-очень не по себе. Я люблю собак и обычно легко нахожу с ними общий язык, но эти псины явно не стремились к общению. По их глазам я поняла, что мы для них были нарушителями границы охраняемой территории, а, значит, врагами. И у меня не было никаких сомнений в серьезности их намерений.

– Привет, собаки, – беспечно произнес Ваня и сделал шаг вперед.

Тот доберман, что, был ближе к нему, глухо зарычал и обнажил белые острые клыки. Второй смотрел на меня. Видимо, они нас поделили.

– Ваня, – сказала я. – Стой, пожалуйста, на месте.

– Но…

– Никаких «но». Ты что, не видишь, это тренированные собаки. Дипломированные охранники. Они всех впускают, но никого не выпустят без команды хозяина.

– А если его нет дома?

– Тогда нам придется ждать его возвращения.

– Я не думаю, что… – начал Ваня и попытался сделать еще один шаг вперед. Я схватила его за рукав и дернула назад. Собака лязгнула зубами.

– Ваня! – прикрикнула я на него. – Если ты ничего не понимаешь в собаках, то послушай, пожалуйста, меня. Они легко откусят тебе какую-нибудь часть тела, а это может оказаться очень нужная часть…

Собаки внезапно расслабились и отошли, потеряв к нам всякий интерес. Я подняла глаза и увидела, что на крыльце стоит невысокий худощавый пожилой мужчина в очках, джинсах и светло-серой рубашке. Он был похож на профессора, проводящего время на даче, каковым, собственно и являлся. Видимо, он подал какой-то знак собакам, хотя я ничего не видела и не слышала. Хозяин дома не спеша направился к нам, поблескивая стеклами очков.

– Здравствуйте, Степан Пантелеевич, – вежливо произнес Ваня.

Я тоже поздоровалась.

– Здравствуйте, Иван, – отозвался профессор.

– Неужели вы меня помните? – изумленно воскликнул Ваня.

А я думал, что Ваня только слышал о Степане Пантелеевиче. А оказывается, они знакомы… Сплошные сюрпризы.

– Почему вы считаете, что вы можете меня помнить, а я вас – нет?

– Ну… потому что вы… это… а я… нет, – Ваня растеряно хлопал глазами.

– Это довольно точное замечание, – с легкой усмешкой заметил профессор, – хотя оно не полностью соответствует истине. – Здравствуйте, Катенька, – обратился он ко мне. – Можно я буду так вас называть?

– Да, но… – пролепетала я. – Кажется, мы с вами не знакомы…

– Это только кажется, – Степан Пантелеевич подмигнул мне левым глазом. Или мне это померещилось? – Давайте пройдем в мой кабинет.

Кабинет профессора оказался длинной комнатой с высокими потолками, широкими окнами с переплетами и деревянным полом. Из чего сделаны стены, и в какой цвет они покрашены понять было совершенно невозможно, потому что все они, от пола до потолка, были заняты полками с книгами. Похоже, кабинет тянулся во всю длину небольшого дома. Окна затеняли густо разросшиеся кусты сирени и жасмина, поэтому здесь царил полумрак. Дверь располагалась посередине и делила кабинет на две части – прошлое и будущее. Где здесь обитало настоящее, сказать затруднительно.

В левой части кабинета стоял письменный стол темного дерева, огромный и невероятно захламленный. На нем вперемежку лежали книги, старые тетради, отдельные листы и клочки бумаги, а также потрепанная шляпа и надкусанное с одной стороны яблоко. Еще на нем разместилась пара чугунных статуэток, изображающих человеческие фигуры в неестественных позах и глиняная пивная кружка, набитая ручками и остро заточенными простыми карандашами. Возле стола стояло глубокое кожаное кресло, старое и потертое, но выглядевшее очень уютным. В таком кресле приятно сидеть, поджав под себя ноги и расположив на коленях интересную книгу.

Справа от входа, у окна, стоял компьютерный стол, совершенно обычный, с обычным компьютером, правда, насколько я могу судить, довольно новой модели, и обычным офисным креслом. На нем ничего не лежало и не стояло, кроме одинокой мышки на зеленом коврике.

Посередине комнаты, между окнами, напротив двери разместился темно-коричневый кожаный диван, видимо, из одного комплекта с «левым» креслом. Из чего можно сделать вывод, что условное прошлое занимает больше, чем половину комнаты.

Степан Пантелеевич неслышно проскользнул в комнату вслед за нами. Он жестом указал нам на диван, а сам разместился в кресле, придвинув его ближе к дивану.

– Вы очень похожи на Катерину Андреевну, – произнес он, глядя на меня сквозь очки. В вашем возрасте она выглядела точно так же. Правда, носила другую прическу…

– Вы так долго были знакомы? – удивилась я.

– Да, довольно долго. Но еще дольше я был знаком с вашим дедом. Можно сказать, с младенческого возраста.

– Странно, что я вас не знаю…

– А вот я вас прекрасно помню. Как-то я заходил к вам в гости. Вам было лет семь и вы очень любили мороженое… Мне потом очень влетело за то, что я купил вам целых три штуки. Но вы не заболели, нет! Только это оправдывает меня, старого болвана, который поддался на уговоры очаровательной девочки с разными бантиками.

– С разными?

– Как сейчас помню, один бантик был розовый, второй – синий.

– Точно, – сказала я. – Я всегда не могла выбрать и надевала разные. Жаль, что я вас совсем не помню.

– Жаль, но совсем не удивительно, – сказал Степан Пантелеевич. Но, я думаю, вы навестили меня не затем, чтобы предаваться воспоминаниям? – закончил он уже совсем другим тоном.

Я заерзала на диване и бросила беспомощный взгляд на Ваню.

– Я подумал, что вы сможете нам помочь, – начал Ваня. – Я помню, как в прошлый раз, когда мы с вами встречались…

– Давайте ближе к настоящему, молодой человек, – перебил его Степан Пантелеевич.

Ваня на мгновение задумался.

– Происходят странные вещи, – сказал он и замолчал.

Я решила, что пора брать инициативу в свои руки.

– Вообще-то происходят они со мной, – сказала я и тоже замолчала.

– Так, – произнес Степан Пантелеевич. В комнате повисла тишина.

– Наверное, нужно начать сначала, – подал голос Ваня.

– Только не совсем понятно, где начало, – добавила я. – Может оно вовсе не там, где кажется.

– А почему вы решили, что обязательно нужно начинать с начала? – спросил Степан Пантелеевич. – Это предрассудки. Можно с не меньшим успехом начать с конца, с середины или с любого другого места.

– Кто-то хочет меня напугать, – выпалила я.

– Только хочет? – спросили Степан Пантелеевич, – или…

– Или, – сказал Ваня. – Кто-то уже действует, и вполне успешно.

– Я бы не сказала, – перебила его я. – Я вовсе не напугана.

Ваня промолчал, а мне стало немного стыдно, потому что я вспомнила, как вчера чуть ли не силой затащила его к себе домой в двенадцать ночи, причем вовсе не с какими-то романтическими намерениями, а просто потому, что жутко боялась.

– Меня это вовсе не удивляет, – неожиданно заявил Степан Пантелеевич. – Я предполагал нечто подобное.

– Предполагали? – изумилась я.

– А теперь расскажите мне все, и как можно подробнее.

Степан Пантелеевич откинулся в кресле и приготовился слушать. Я рассказала обо всех странных и пугающих происшествиях, произошедших со мной с тех пор, как я приехала в Васильки. Не скрыла я и того, что пустой человек, напугавший меня до полусмерти, моя давняя детская страшилка. Я даже пересказала связанную с ним легенду, услышанную в детстве от Серого. Ваня, который ничего об этой легенде не знал, выслушал ее с большим вниманием.

– Так, так, очень интересно, – подытожил Степан Пантелеевич, после того как я замолчала. – Очень хорошо, что вы умеете связно излагать свои мысли.

– Я просто рассказала все, как было.

– Если бы вы знали, какой большой проблемой становится для большинства людей, особенно чем-то напуганных, просто рассказать все, как было! – с чувством произнес Степан Пантелеевич.

– То есть вы не думаете, что я… Что у меня слишком богатое воображение?

– Я нисколько не сомневаюсь в богатстве вашего воображения, – ответил Степан Пантелеевич, – но здесь дело совсем в другом.

Он задумчиво постукивал пальцами по подлокотнику кресла. Я чувствовала взгляд Вани, который сидел слева от меня, но не поворачивалась к нему. Я смотрела на Степана Пантелеевича.

– Мое прозвище – Орлиный Глаз, – неожиданно заявил он.

Я чуть с дивана не упала. Я смотрела на этого невысокого, можно даже сказать, маленького, сухонького человека с копной седых волос, лицом, покрытым мелкой сеткой морщин и озорным блеском в глазах и с трудом удерживалась от смеха.

– Не сдерживайте эмоций, барышня! – воскликнул он. – Хотите смеяться – смейтесь!

Я расплылась в улыбке.

– Не сомневаюсь, что вы заслужили это громкое имя, – вежливо сказала я.

– Да, были времена, – мечтательно проговорил Орлиный Глаз. – Хотя на самом деле все дело в фамилии.

– Ваша фамилия – Орлов? – предположила я.

– Наоборот. Воробьев, – вздохнул Степан Пантелеевич.

Ваня кивнул с большим пониманием.

– А меня всегда Макаронной звали, – сказал он, – с двумя «н».

– Макаров? – почти утвердительно спросил Степан Пантелеевич.

– Ага.

Не понимаю, почему все всегда говорят о прозвищах. Разве нет на свете других тем для разговоров? Хотя, если бы меня звали «Орлиный глаз», то я, наверное, тоже не прочь была бы об этом поговорить… Так, о чем это я? И о чем это они?

– Давайте разберем первый эпизод, – сказал Степан Пантелеевич, как будто услышав мои мысли.

– С полотенцем? – спросил Ваня.

– Да, с полотенцем. Первый по времени, но не по значению.

Интересно, что он имеет в виду?

– Я бывал в вашем доме и хорошо помню расположение комнат. Ванная находится напротив спальни и дверь в нее открывается наружу, так?

– Да, – кивнула я.

– Вы вошли в ванную приблизительно в девять вечера.

– Приблизительно. Может, позже.

– Вы всегда посещаете ванную в это время?

– Да нет у меня никакого расписания. Я просто случайно туда забрела.

– Но все равно бы забрели рано или поздно, – подытожил Степан Пантелеевич.

– Ну конечно. Куда бы я делась.

– Следующий вопрос. Советую вам хорошо подумать, прежде чем отвечать. Вы утверждаете, что ничего странного не видели.

– Не видела, – согласилась я.

– Вопрос такой: может быть, вы что-то слышали? Не торопитесь. Постарайтесь до мелочей припомнить все, что происходило в тот момент. Вы подходите к двери в ванную, беретесь за ручку, поворачиваете ее и открываете дверь… делаете шаг вперед… Тут на вас что-то падает, вы пугаетесь, ваши мысли хаотичны и беспорядочны, но, подумайте, может быть, ваши уши что-то слышат?