Текст книги "Лешая (СИ)"

Автор книги: Лин Петрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

7

А через месяц я снова увидела силуэт большой фигуры. Теперь была уверена, что не привиделось. И мне даже показалось, что фигура стояла ко мне лицом. Но едва я замешкалась с пакетами, на том месте уже никого не оказалось. Странно это. Очень странно. Кто он? Но почему-то сердце было спокойно, страха не было.

Услышав звонок, ответила, не отводя взгляда от того места.

–Даш,– всхлип.– Даш.

Внутри похолодело.

–Мама в больнице. В реанимации. Что делать не знаю-ю-ю.

Она выла и всхлипывала и снова выла.

–Еду!

Мчалась, иногда нарушая правила. Туда где я нужна, где сейчас во мне нуждаются. Подруга, с опухшими от слёз глазами, кинулась мне на шею. И пока она не проревелась, я не могла толком узнать, что же случилось. Затем, закрывшись на кухне, села за телефон.

–Значит так. Пока ничего страшного не произошло. Врач сказал, что в реанимацию перевели, чтобы перестраховаться. Там и наблюдение круглосуточное и аппараты всякие. Её сейчас обследуют. Свет, ты меня слышишь.

Но подруга сидела, прислонившись к стенке, и смотрела на меня безучастным немигающим взглядом. Слышит да не слышит. Вся в своих мыслях.

Нужно её расшевелить, растормошить. Тут в квартиру вбежал Пашка. Его руки тряслись, губы побелели. Кажется, еще немного и мальчишка в обморок упадёт.

–А ну цыц!– закричала я.

–Вы чего живого человека хороните? Чего оплакиваете? Еще ничего страшного не случилось!

Пашка сразу обмяк, приходя в себя. А Светка захлопала глазами.

–Говорю же, ничего страшного. Нужно куриный бульон тёте Ане наварить. Светка, чем мать кормить будешь? А ну вставай, горемыка, курица суповая есть у тебя? Нет? Пашка дуй в магазин. Вот еще список, что купить нужно в больницу.

Я специально не произнесла вслух слово реанимация. Для нас, простых людей, это страшное слово.

–Свет, халат есть порядочный у мамы? А тапки?

Меж тем я провела её на кухню и налила холодной воды в стакан. Вроде в порядок пришла, хоть отвечает на мои слова киванием головы.

Тут уж я призадумалась, что дальше с ней делать. А то сядет сейчас, уставится в одну точку. Думай, Даша, думай. Что делает женщина в стрессовом состоянии? Правильно, убирает, моет, чистит. Так сказать, замывает своё горе. Вот и сейчас нужно замыть, растворить тревогу.

–Свет, нужно бы прибраться тут. Тётю Аню выпишут, ты же её сразу домой не отпустишь? К себе ведь заберешь? Ну вот. А тут пылюка. Когда в последний раз по углам мела? А больному человеку чистота необходима, свежий воздух.

Светка перевела на меня взгляд. Очень медленно в них просыпалась надежда, которую я сейчас дала. Что мама будет жива и здорова, что всё останется по-прежнему. Подруга обвела взглядом кухню, потом прошла в комнату. Сначала убрала вещи с кресла, а потом взялась двигать и само кресло.

Ага, процесс пошёл. Я быстренько набрала в таз воды и…

Мы двигали мебель, тёрли по углам, забирались на стремянку, чтобы протереть пыль. Перебирали вещи, наводя там идеальный порядок. Светка порывалась и шторы снять, но я вовремя остановила. Потом мы перебрались в ванную. После чего настенная плитка едва не скрипела. Потом настала очередь кухни.

Если честно, я устала. Чертовски устала. Но продолжала быть рядом с подругой. И вот глубокой ночью, когда бульон был сварен, мы добрались до постели. Паша спал к тому времени. Я едва не застонала, раскинув руки в разные стороны, давая мышцам расслабиться. Нужно поспать хоть несколько часов, утром рано вставать. Света лежала молча и равномерно дышала. Неужели уже уснула? Умоталась бедолага с этой уборкой. Ничего, перемелется. Главное чтобы страшное сейчас не случилось.

В этой тишине услышала:

–Спасибо. Я так испугалась. Когда домой к ней вошла, и по привычке крикнула в комнату, а там тишина. Стало страшно, что она никогда мне больше не ответит. Когда поняла, что не смогу разговаривать с ней по вечерам. Больше никогда не услышу её родной голос. Что не у кого будет спросить совета. И она не спросит, что я сегодня ела, не отругает, что без перчаток зимой хожу. Ни-ког-да! И стало пронзительно одиноко в этом большом шумном городе. И страшно. А ещё испугало то, что я останусь круглой сиротой. Разве имеет значение, в каком возрасте сиротой становишься? Не имеет. Даже страшнее когда ты взрослый. Воспоминаний очень много. И очень больно… Пока мама жива– я еще ребёнок.

Она замолчала. Я придвинулась к ней ближе и обняла. Света уткнулась в моё плечо и тихо сопела. Пока дыхание не стало равномерным. Спи подруга, крепко спи. Без снов, чтобы хоть во сне отдохнуть от мыслей.

Сама лежала и думала. Даже сильному человеку в такое время нужна поддержка. Такие люди, готовые прийти на помощь в любую минуту, ради тебя способные разрушить этот мир, в такие моменты становятся слабыми, растерянными и беспомощными. В такие минуты им самим нужна твердая опора. А пока спи моя дорогая подруга. Когда горе минует тебя, ты снова станешь сильной.

*

Утром поехали в больницу. Свету пустили к матери. Она вышла к нам, а лицо такое спокойное, на губах едва заметная улыбка.

–Сегодня в отделение переведут.

–Как бабушка, мам? В сознании?

–Еще в каком, сынок. Сама в проводах, но пошутила. Держится моя старушка, слава богу.

–Даш, дальше то что?

–Как это? Сейчас по магазинам пройдемся, халат новый купим. Самый красивый, чтоб соседки ахнули от зависти. И сорочку новую, и еще что-нибудь присмотрим.

Вечером нас пустили в палату, в которую тётю Аню перевели после реанимации. Она была такая маленькая, словно болезнь уменьшила её пышное тело. Света говорила и говорила, поправляя одеяло, вытаскивала еду, предлагая матери, пока тумбочка не заставилась контейнерами.

Паша иногда отворачивался, чтобы проморгаться и скрыть слёзы.

Я же, поздоровавшись, отступила назад. Теперь всё будет хорошо, теперь я им не нужна.

Во дворе меня окликнули. Обернулась. Толик Чекушкин. И настроение приподнятое.

–Представляешь.. ете… Мой ведь экзамены хорошо сдал по математике и русскому. На четвёрки. Умный же пацан, а то дурак, да дурак.

Угу, дураков не сеют, не пашут. Сами растут.

–Думаю отдать его в десятый класс. Что думаешь…ете?

Я прям онемела. Перестарался наш директор. Скажи дураку богу молиться, так он лоб расшибёт.

Глубоко вздохнула.

–Анатолий. Вы хотите моего совета или просто сообщаете ценную информацию?

Он переступил на месте с ноги на ногу.

–Совета.

–Тогда вот вам мой совет– берите документы и убегайте так, чтоб пятки сверкали.

–Так экзамены же показали….

Я снова вздохнула.

–Чудо. Считайте это чудом, хорошим стечением обстоятельств. Всё что угодно, но не уповайте на знания сына. Честно говоря, второго чуда я для вас сотворить не смогу. Будьте здоровы.

И я пошла домой.

–Так это чего? Ты… вы? Спасибо Даш… Дарья Васильевна.

Я лишь махнула рукой. Делайте что хотите.

На следующий день ехала на участок и по дороге заехала в магазин. Купила сетку картошки, на этикетке которой были иероглифы. Чистенькая, с тонкой кожицей. А что? Мою ведь кроты съели. Так бывает, зайдешь в магазин за хлебушком, а выползаешь с тяжеленным пакетом продуктов.

Выйдя из магазина, услышала.

–Красавица, помоги на хлебушек.

Обернулась. Обычный местный алкаш, сшибающий на бутылку.

Вздохнула.

–Извините, налички нет. Да и тороплюсь я. Картошку посадить нужно,– зачем-то добавила я.

–Ненормальная что-ли. Люди выкапывают, а она садить едет.

Вот что он прицепился?

–Так это озимая.

–Ну– ну, рассказывай. Так дашь денег? На машине вон ездишь, а денег зажала.

Уф, как банный лист к одному месту. Я оглянулась по сторонам, а потом позвала жестом.

–Знаете сколько китайцев?

–Мульон, поди.

–Больше! Скажи мил человек, чем эта орава кормится? Если территория маленькая, а эти мульоны кормить нужно? Вот и вывели озимую картошку. А что? Удобно. Летом два раза снимают урожай, и сразу после зимы. Они же умные. Ну, сами подумайте, в магазинах весь товар китайский. Вот что ни возьми, сделано в Китае. А почему? Ум-ны-е. Вот и вывели методом селекции. Сами гляньте, что на этикетке написано.

–Так не умею я закорючки эти разбирать.

–Но картошка ведь иностранная? А почему в Россию, в сезон, когда по всей стране её выкапывают, привезли китайскую? А?

– Да шут его знает. Неужели и вправду озимую завезли…

–Давайте так. Вы меня не видели и ничего не слышали. Если узнают, что стратегическую тайну выдала, меня ликвидируют.

–Вона как, -задумчиво произнес мой собеседник.– Может и правда. Вот сволочи, а! До чего народ довели? Сами там жируют, картошку озимую сажают, а нам ничего не говорят. У-у-у, изверги проклятые.

Тады и я побегу куплю.

А потом остановился как вкопанный.

–У меня ж денег нет. Дай сто рублей на хл…картошку.

Я понизила голос.

–Товарищ, могу пару картофелин дать. Только тш-ш-ш, если узнают…

–Понял,– шёпотом ответил он, получив заветные картофелины.

–Побёгну. Моя как раз копает, обрадую.

–Ни в коем случае! Женщинам разве можно тайну доверить? Сразу всем расскажет. А так она копает, вы раз и лунку озимую. Вот она весной обрадуется. Тогда и расскажете.

–Ага,– он шмыгнул носом и ушел, слегка покачиваясь, оставляя за собой свежий сивушный запах.

Добравшись до дачи, поймала себя на том, что мысли всё время возвращались о словах, сказанных той ночью Светой. Что пока мама жива, ты остаёшься ребёнком.

Достала телефон, потом смотрела на него, собираясь с духом.

На звонок мама ответила сразу.

–Хелоу-у-у.

–Привет мам.

–Дарья, молодец, что позвонила. Надеюсь, ничего не случилось.

–Знаешь, тетя Аня в больнице, поэтому….

–Оу май гад. Что случилось?

Вот и мой гад тоже… Неужели нельзя в разговоре не вставлять эти словечки? Детей учу, а тут собственная мать, понимаешь. Хотя не удивительно, ведь она со своим четвёртым мужем живет за границей. Билингвы. Тьфу ты. Ну какой мама билингв? Выучила несколько слов, и вставляет везде. Ладно, не буду об этом. Ведь когда-нибудь наступит время, когда и я не услышу её голоса.

–Мам, у тебя всё хорошо?

А потом, расслабившись, слушала мамино щебетанье. И улыбалась. И внезапно просто включила диктофон. Чтобы голос мамин остался. У неё чудесный голос и смех. И я снова улыбалась. А в голове вспоминалось лишь хорошее.

–Мам, я люблю тебя,– внезапно сказала я.

–Я тебя тоже люблю. У тебя точно всё в порядке? Давай я приеду? – встревоженный голос доносился из динамика телефона. –Сэм, мы едем в Россию, собирайся.

Я едва не застонала. Господи, помоги. Только не это. Придётся ведь потесниться и принять в гостях очередного папа. А этот папабыл темнокож и очень громок. Мои бедные соседи этого не выдержат второй раз.

–Мама, спокойно! У меня всё хорошо! Я просто хотела, чтобы ты знала.

Уф, вроде мне удалось миновать эту катастрофу.

Я вошла в домик, села и включила запись голоса. И тут что-то случилось со мной. Слёзы полились градом, едва я представила, что наступит такой день, когда не смогу поговорить с мамой. Внутри что-то сжалось, стало так горько, что теперь я рыдала навзрыд, немного поскуливая. А когда нос и глаза уже опухли от пролитых слёз, я успокоилась. Но так обессилила, словно слёзы выкачали из меня энергию. Да плевать на огурцы, что я себе килограмм огурцов не куплю? Легла в кровать и укрылась одеялом. И едва легла, почувствовала, как проваливаюсь в сон.

Проснулась на закате дня, отдохнувшей. А потом всё же взяла ведро и принялась таскать воду в теплицу. Жалко же.

Сегодня я решила попробовать остаться ночевать на даче. Ну а что? Люди вот всё лето на дачах живут и ничего. На костре вскипячу чайник, напьюсь чаю с сушками и конфетами, а утром за дела примусь. Потому и ношусь как сумасшедшая. И дома толком ничего не делаю, и здесь ничего не успеваю.

Эх, к соседке бы на чай напроситься, да она к дочери в гости уехала. Это ничего. Неужели сама не справлюсь? Взрослый ведь человек.

8

Пока крутилась с делами, начало темнеть. Пора бы и к ночи готовиться. Боязно немного, но ведь нужно когда-нибудь начинать? Нужно напоследок машину проверить, да пакет забрать.

Тихий свист. От неожиданности вздрогнула. Из леса в мою сторону шли мужские фигуры. От предчувствия сердце тревожно сжалось. Мне бы добежать до двери, да запереться. Да только путь был отрезан. Да и толку? Мой старый шатающийся деревянный забор не гарантировал надёжного укрытия. И к машине уже путь отрезан.

Не нужно было оставаться сегодня. Возможно, чужаки здесь не первый раз ходят, раз впотьмах хорошо ориентируются. Теперь самое главное не показать им свой страх.

–Это кто у нас тут. Пода-а-арочек.

А ведь просто так не уйдут.

–Ага. Нас ждала.

Их трое. Уже окружили с разных сторон. Теперь варианты развития сокращались с неумолимой скоростью. Но ведь нужно попробовать избежать.

–Ребят, это мой участок. Позвольте пройти.

–А если не позволим? Что делать будешь? – кривая ухмылка.

Про себя уже решила, что буду биться, кусаться, изворачиваться.

Но едва мою правую руку схватили грубые цепкие пальцы, меня словно парализовало. Казалось, что этого не может быть, что это происходит не со мной.

–Будь с нами ласковой и тебе понравится.

Теперь и вторая рука была заблокирована. Я дернулась в сторону, но меня держали крепко. Внутри стало печь, ведь это мой страх разгорался с новой силой. До меня донёсся противный запах старого и свежего перегара.

Грубая рука схватила моё лицо, вторая намотала растрепавшиеся волосы. Мне пришлось посмотреть в глаза одному из них. Глаза пустые, безжизненные. Разве с таким можно договориться? И ухмылка какая-то звериная.

Почувствовала на себе руки, разрывающие на мне кофту. В эту секунду ко мне пришло окончательное осознание неизбежного и страшного. И тут я словно отмерла. Начала вырываться, царапаться, избавляясь от рук и прикосновений. Удар на лицу, и я очутилась на земле. Им только этого и нужно было. Сквозь густую пелену своего сознания слышала их противное сопение, чувствовала прикосновения жаждущих рук, и звук рвущейся ткани. Но продолжала извиваться, пинаться и кусаться до крови, ощущая губами грубую кожу и соленую кровь. Но словно их это только раззадоривало.

–Ссссука-а-а, – снова удар по лицу.

На мгновение замерла от боли, теряя ориентацию в пространстве. Этого хватило, чтобы изверги успели дорвать кофту. Теперь она лежала в стороне.

И в этот миг поняла, что это точка отсчёта. Последние минуты моей жизни. Что живой мне отсюда не выбраться. И этот лес станет моим последним пристанищем. И стало невыносимо горько. Вся ненависть к этим тварям, что собралась, страх, моя невыносимая боль, сконцентрировавшая внутри меня в один огромный шар, лопнул. Я заорала от безысходности так, что чувствовала, как жилы на шее вздулись. Я криком выплёскивала страх смерти от рук подонков.

Следующий удар по лицу. Рот наполнился солёной кровью. Я едва не захлебнулась. Судорожно сглотнула кровь и снова закричала.

–Мочи дуру, заложит.

А потом, словно в замедленном кадре, увидела приближающийся ботинок на толстой подошве к моей голове. Секунды. Остались секунды. Удар в висок. Боль вспыхнула так, что я оцепенела на мгновение. Снова удар ногой. Видимо от силы удара меня повернуло набок, потому что кровь, собравшая во рту, струёй потекла изо рта.

А потом я перестала чувствовать боль. И слышать тоже перестала. Лишь на миг показалось, что к нам метнулась тёмная тень. А потом сознание отключилось.

*

Тихий вдох. Сознание вернулось. Время и мысли были тягучими. И в этот короткий миг подумала о дочери.

–Прости, родная, что так рано оставляю тебя одну. Мои жернова снова закрутились, затянули и перемололи. Видимо уже не выберусь. Я мечтала жить долго, чтобы вести тебя в белом платье под венец, видеть твои счастливые глаза в этот момент. Потом встретить тебя из роддома и взять на руки своего первого внука или внучку. А теперь я оставляю в этом страшном мире одну. Помни, что я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Ты сильно не плачь, родная. В первом луче солнца узнай меня. Я буду будить тебя, как в детстве. В ветре услышь мой голос, напевающий тихую песню. В каплях дождя, смывающие твои слезы, узнай меня. И проживи долгую счастливую жизнь. Мне бы на один короткий миг увидеть твоё родное лицо напоследок. И..

Почувствовала, как меня поволокли по земле. Боль снова ослепила меня и сознание отключилось.

9

Очнулась. Тело болело так, что я боялась пошевелиться. Лежала с закрытыми глазами и вспоминала происшедшее. Меня уже не трогали чужие руки, значит, всё закончилось.

И мне удалось остаться в живых. Да только глаза не хочется открывать. Снова видеть этот мир, в котором столько мерзости и грязи. Не хочу. Там будет фальшивое сочувствие, пересуды, и следствие. Значит, мне придётся вновь и вновь вспоминать и рассказывать об этом. И испытывать стыд, словно это я в этом виновата. Мерзко то как. Вот бы снова потерять сознание, чтобы не думать.

Но время шло. Нужно подниматься. Добраться до телефона и просить помощи. Другого выхода нет. Собраться с духом и для начала пошевелиться. И едва я попыталась это сделать, боль вспыхнула с новой силой. Я бы застонала, да понимала, что лучше молчать. На всякий случай. И снова замерла, пережидая боль. Губы слиплись коркой от крови, во рту противный кислый привкус.

Попыталась открыть глаза. И в этот миг почувствовала что-то холодное на лбу. Дёрнулась от неожиданности, а потом поняла что это мокрая ткань. Затем осторожными движениями обтёрли лицо.

Хорошо, так легче переносить боль. Голову аккуратно приподняли и рот влили холодной воды.

Потом я снова потеряла сознание. А когда пришла в себя, начала размышлять. Я жива и обо мне заботятся. Это хорошо. Мне бы только отлежаться. А потом... Потом. Что будет потом? Как вернуться в нормальную жизнь? Как жить, словно ничего не было? Как прятать от людей свою боль, воспоминания и мысли? Тело заживёт, а душа заживёт ли? Или так и будет кровоточить воспоминаниями.

Это потом, а сейчас выжить. Чтобы снова обнять дочь, с которой попрощалась в тот страшный миг.

Меня снова осторожно обтёрли. Напоили отваром трав, судя по вкусу.

–Спасибо,– сквозь силу прошептала я.

Потом ощутила, что боль медленно отступила. Это отвар забрал себе мою боль, чтобы я отдохнула. Как хорошо, когда ничего не болит. И провалилась в сон.

Проснувшись, попыталась открыть глаза, но странное дело, один совсем не открывался, а второй лишь едва-едва. Руками ощупала лицо. Господи, да я ли это? Разве можно такое с человеком сотворить? Лицо было опухшим. Не мудрено, если по голове сапогом несколько раз получила.

И снова нахлынуло это чувство страха и омерзения. Невольно застонала. Холодная мокрая ткань коснулась моего лица. Если бы ткань могла стереть воспоминания.

А где я? Не похоже, что в больнице. Обычно там много разных звуков. У Виктории Ивановны? Тоже не похоже, там тоже звуков много. А здесь тишина. Я даже не слышу, как спаситель передвигается. Может слух от ударов повредился? Но ведь я слышу свой голос. Тогда…тогда ничего не понятно. Хотя нет, понятно одно– здесь обо мне заботятся. Здесь безопасно, а это на сегодняшний день самое главное. И, судя по нежным рукам и осторожным прикосновениям, мой спаситель– женщина. В моей ситуации это очень хорошо.

Нужно открыть глаза и осмотреться. Не могу же проваляться в постели всю оставшуюся жизнь. Необходимо научиться снова видеть и принимать этот мир.

Темно. Наверно ночь. Спустя некоторое время глаза привыкли к сумраку, и мне удалось увидеть очертания комнаты.

Моей спасительницы не было рядом. Это ничего, я поблагодарю её позже. А пока я решилась повернуть набок. Очень медленно, пережидая боль, повернулась. И даже вздохнула с облегчением, ведь обычно сплю или на боку или на животе. Лежала долго и думала, думала. Пока сон не сморил. Ночью меня напоили густым отваром, и я снова уснула.

Проснувшись, почувствовала себя гораздо лучше. Теперь боль была монотонной и постоянной, но терпимой.

Но вот что случилось дальше….

Я увидела мужика, который стоял спиной ко мне. Быстро закрыла глаза и едва не закричала. Но сдержалась, проглотила страх. Пальцы сжались, сгребая одеяло. Тело сковал дикий ужас, да такой, что каждая мышца напряглась. Я стала натянутой струной. От напряжения чувствовала, как зубы начали выстукивать мелкую дробь. Услышит ведь. Чуть приоткрыла рот. Но подбородок трясся. Нужно успокоиться, нужно сделать вид, что я без сознания.

Кто это? Неужели он один из тех??? Тогда для чего меня здесь держат? Я пленница? Лучше бы умерла тогда, лёжа на земле.

Господи, все святые, небеса, вселенная! За что?! Почему это со мной происходит? Уж убейте меня, прошу. Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.

Казалось, что время течёт бесконечно, но я дождалась пока он не ушёл. Подождав еще несколько минут, давая ему уйти подальше, медленно встала на кровати. Бежать. Нужно бежать. Только бы силы не подвели. Встала на ноги, ощущая прохладный пол, но меня качнуло так, что я едва не упала. Но успела сесть на кровать. Это ничего, потерплю. В крайнем случае, полежу, а потом поползу, но только прочь отсюда. Шаг, еще один. Голова кружилась, в глазах темнело. Терпеть! Открыла дверь и шагнула. Оставшись без опоры под руками, зашаталась. На секунду закрыла глаза, глубоко вдохнула и пошла. Видела лишь свои ноги и траву. Внезапно накатила тошнота, а в глазах потемнело.

– Господи, дай мне сил, пожалуйста. Молю тебя.

И действительно тошнота отступила. Оказывается всё это время стояла с закрытыми глазами. Нужно открыть глаза и идти дальше.

А когда открыла, наткнулась взглядом в большие мужские руки, держащие дрова. От страха замерла, не смея поднять взгляд выше. Только эти большие руки…

В голове лишь билась мысль, что не смогла, не сумела сбежать. Снова накатила тошнота, перед глазами поплыли черные пятна и я начала оседать. Видела лишь, как дрова упали на землю, а дальше пустота.