Текст книги "Тайны тамплиеров"

Автор книги: Лин фон Паль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Но о том, что король увидел внутри неприступного Тампля, он не забыл.

Тамплиеры стояли на очереди следующими.

И хотя спустя десятилетие Жоффруа Парижский в стихотворной хронике оценил действия короля по заслугам: «Ты брал сотую часть, ты брал пятидесятую, ты брал так много займов, король… В твоих закромах должны быть деньги тамплиеров, евреев и ростовщиков. Ты обложил налогами и податями ломбардцев. Никогда до тебя короли не обращались так плохо со своим народом… На смертном одре короля охватило раскаяние… В его время больной была вся Франция, и у народа мало причин для того, чтобы оплакивать его кончину», рыцарям от этого легче не было, потому что их могущественный Орден был унижен и запрещен.

Пятница, тринадцатое

Король завидовал тамплиерам, поскольку они были непомерно богаты и зачастую обладали той властью, о которой он и мечтать не мог. Папа обижался на своих рыцарей, поскольку любая попытка установить над ними контроль ни к чему хорошему не приводила. И папы, и короли – все они видели, что Орден вкладывает невозможные деньги, занимаясь строительством, которое не под силу никакому другому ордену, как бы его ни снабжали. Сколько командорств они построили по всей Франции? Сколько возвели храмов, причем не каких-то сельских церквушек, а вполне достойных – таких, как Нотр Дам или Реймсский собор. Они нанимали самых высокопрофессиональных мастеров, чтобы их храмы стояли века. Откуда эти деньги? Сколько шпионов в Орден ни засылали, ответа, скорее всего, не получили. Тамплиеры умели хранить свои тайны. Вся их система была организована так, что посвящение в тайны давалось только избранным, а таковых было не так уж много. В чем-то эта система посвящения была сходна с организацией тайного братства «совершенных», то есть катаров. И некоторых тайн не знали даже высокопоставленные братья. Тайна, что за океаном лежит Новый Свет, была именно из таких. И тайна, что церковь придумала «нужного» себе Христа и заставила всех в него поверить, – была второй такой тайной. За первую Орден пустили бы «в расход» все, кто желает обогатиться. За вторую – те, кто жаждет держать в своих руках мир. Впрочем, оба «желающих» нашли друг друга.

Король Филипп Красивый засылал к тамплиерам своих доверенных лиц, но толку от них было немного. Он и сам попытался вступить в Орден и стать его Великим магистром, но королю вежливо отказали, сославшись, что в Уставе запрещено совмещать две эти должности. Недовольны поведением тамплиеров были и папы. Рыцари все чаще отказывались становиться карателями и идти войной против христиан в Европе. А когда они наконец-то получили Кипр и стали считать себя полными хозяевами мира, ничуть не хуже папы и короля по статусу, терпение и у Филиппа, и у папы лопнуло. Тем более что советник короля Гийом де Ногарэ со слов изгнанного из Ордена брата Флуарана рассказывал какие-то совсем уж дикие истории. В Европе полным ходом шла борьба с еретиками, дымились костры инквизиции, поэтому разделаться с непонятливыми рыцарями было несложно – достаточно обвинить в ереси. И можно завладеть сказочными богатствами, которые не дают спокойно спать! Только бы не узнали, не ускользнули, не успели спрятать сокровища… И для вида поддерживая дружеское расположение к рыцарям Храма, Филипп задумал сатанинский план. Сначала он уведомил папу Климента Пятого, будто у него имеются бесспорные доказательства, что рыцари Храма замечены в ереси и содомии. А всем бальи и сенешалям Франции он разослал особые письма, вскрыть которые они должны были накануне 13 октября 1307 года, ночью. Письма были предусмотрительно отправлены 14 сентября. Между тем, король делал вид, что все идет нормально, даже пригласил Великого магистра Жака де Молэ на похороны жены своего родного брата точно за день до ареста, 12 октября, и тот держал траурный шнур ее балдахина… А на рассвете по всей Франции прошла волна арестов. В одном только парижском Тампле взяли сто сорок братьев…

Все мы немного боимся числа тринадцать, а особенно, если тринадцатое число месяца выпадает на пятницу. Но где корни столь странного суеверия? Разгадку не стоит искать ни в древних текстах, ни в том, что тринадцатым апостолом считался Иуда, ни в том, что пятница – нехороший по астрологическим показаниям день. Все намного проще. То злосчастное утро 13 октября 1307 года приходилось на пятницу. Пятницу, тринадцатого дня месяца. И всякий раз, вздрагивая в суеверном предчувствии, мы таким странным образом поминаем тени погибшего Ордена. Специально ли выбрал Филипп такую дату для ареста? Скорее всего – нет. Он просто учитывал, что нужно оповестить всех бальи и сенешалей по всей стране и на это требуется не меньше месяца, а дата – воля случая. Поскольку письма были разосланы 14 сентября, то месячный срок выпадал на 13 октября. Тем не менее этот «случай» так врезался в наше сознание^ что стал черной датой для любой пятницы, выпадающей на тринадцатое число, а не только для пятницы 13 октября! Из одного этого исторического экскурса вы можете понять, что означало для людей само событие. Ведь ни поражения в каких-то сражениях, ни массовые казни не стали поводом для образования связи между числом и днем недели, когда произошли. И только пятница 13 октября прочно закрепилась в памяти как число дьявола.

Знали ли о готовящихся арестах рыцари, было ли это неожиданностью? Очевидно, о чем-то догадывались, что-то знали наверняка, потому что очень многие рыцари попали под арест, но важные бумаги – нет. Есть сведения, что Великого магистра де Молэ предупреждали и далее просили, чтобы он скрылся. Престарелый магистр спокойно дал себя захватить – бегать он не привык. Это был гордый, сильный и мужественный человек. «Отрекайтесь на словах, не отрекаясь в душе, – так он сказал своим рыцарям. – Если молено открытием малых тайн сохранить большие, почему бы так и не сделать?» Единственное, чего старый тамплиер не смог предположить, – что рыцарей станут пытать самым чудовищным и беспощадным образом, буквально с кровью выдавливая показания. Молэ был простой человек, как он сам признавался, «неграмотный», прежде всего рыцарь, воин, но не богослов. Он привык сражаться за свой Орден с оружием в руках, он не умел сражаться с казуистическими обвинениями оппонентов. При всем том он был еще и наивным человеком. Ему казалось, что король не захочет уничтожать Орден, потому что Орден спас его от смерти. Очевидно, он верил в благодарность короля. Он верил тому, что, очевидно, было обещано – покайтесь и получите отпущение грехов. Жак де Молэ считал к тому же, что поскольку его Орден подотчетен только папе, то и судить его светские власти не имеют права, поэтому все, что сказано светским властям, не имеет силы. И уж никак он не мог себе представить, что все происходящее – просто игра двух владык – светского и небесного. Но для короля и папы суд над тамплиерами был схваткой иного рода. Они выясняли, кто из них в данный момент круче, кто обладает большей властью. Бедный старый магистр! Он оказался игрушкой в их руках, то признаваясь во всех грехах, мыслимых и немыслимых, то отрекаясь от сказанного.

Король мечтал устроить очень быстрый и очень показательный процесс. Вот этого счастья ему не было дано. Процесс затянулся на семь лет. И все эти семь лет плененные тамплиеры должны были оплачивать расходы из собственного кармана – за еду, за крышу казематов над головой, за смену белья, за все, за все, за все. Их ведь считали непомерно богатыми! Для папы, с его стороны, было выгоднее решение оттягивать и оттягивать, чтобы поставить выскочку-Капетинга на свое место. Поэтому папа никуда не спешил. За право короля судить рыцарский духовный Орден он хотел выторговать для себя наиболее приемлемые условия. А положение, в котором он оказался, не способствовало ликованию. Филипп попросту арестовал папу и заставил его сидеть в Авиньоне, поближе к Франции, а не в далеком Риме. Эти годы так и вошли в историю как годы «авиньонского пленения» пап.

Все ли тамплиеры были арестованы? О, многие. Причем во время ареста они даже не пробовали сопротивляться. Инспектора приходили в укрепленные замки и при рыцарях описывали их имущество, а рыцари смотрели и не вмешивались в процесс. Почему? Никто не захлопнул перед королевскими посланцами ворота, никто не выскочил с мечом в руках и не превратил этих посланцев в крошево. Они могли выдержать в комтурствах долгую осаду, но все распахнули ворота. Почему? Скорее всего, рыцари верили, что бояться им нечего, что они не сделали ничего дурного и все обвинения будут с них сняты, впрочем, вряд ли они даже подозревали, какие обвинения могут им предъявить! Но не стоит считать, что абсолютно все из них были так наивны. Некоторым удалось выскользнуть из хорошо расставленных силков. Это было довольно сложно, потому что теперь на них велась охота. Населению были зачитаны указы, чем может им грозить укрывательство тамплиеров. Любого человека, подозреваемого в том, что он рыцарь-тамплиер, могли арестовать и бросить в тюрьму. И хотя многие могли бежать из-под стражи – о, они это умели! – очень немногие этим шансом воспользовались. На всех дорогах были отряды королевских солдат, прочесывающих места укрытий. Рыцари стали зверем, которого гнали от охотника к охотнику, и спасти беглецов могло только чудо. За короткое время около пятнадцати тысяч человек оказались под стражей.

И все они стали давать показания. Причем, их смущал характер заданных вопросов. Они не понимали, почему задаются именно такие вопросы. Рыцари не знали, что Гийом де Ногарэ решил провести следствие по «еретической» линии. Очевидно, воины меньше всего ожидали такого поворота событий!

Странные признания

Да, Ногарэ решил действовать наверняка. Он знал о странных обрядах рыцарей, смутные подозрения о сути которых тревожили набожного Людовика Святого. Людовик не знал, каким образом использовать свидетельства доносчиков, чтобы не уничтожить дойную корову (Орден) и в то же время устранить еретиков. С чувством невыполненного религиозного долга он так и сошел в могилу. Его преемник оказался гораздо менее разборчивым в средствах, а жесткий и упорный, неукротимый потомок еретиков Ногарэ оказался именно тем человеком, который мог найти и свидетелей отступничества, и лично указать, как и что необходимо делать, чтобы свидетели дали нужные показания. Как всегда, стоило поискать человека, достаточно обозленного на Орден, может быть, изгнанного из Ордена, чтобы он оговорил своих прежних братьев. И такой человек был найден. Имя его Эскье де Флуаран. И этот товарищ Эскье был найден задолго до начала процесса, Ногарэ, что ни говорите, был человек предусмотрительный. «Он был в тюрьме по неизвестному нам делу, – пишет Умберто Эко в «Маятнике Фуко» о главном свидетеле обвинения, – и дожидался высшей меры, как тут его подсадили в камеру к раскаявшемуся тамплиеру, также ожидавшему петли, и тамплиер поделился с ним леденящими душу признаниями. В обмен на отмену приговора и на некоторую сумму денег Флуаран пересказал все, что слышал. А слышал он примерно те же побасенки, которые были на устах у всех. Только в данном случае они были оформлены в виде следственного протокола». Что ж это были за побасенки, которые позволили королевскому министру подвести тамплиеров «под статью»? «Что, по-вашему, говорили об этих «десантниках», – поясняет Эко, – добропорядочные обыватели, видя, как те собирают дань с колоний и никому ничего отдавать не обязаны, не обязаны далее – с некоторых пор – рисковать своей кровью, охраняя Гроб Господень? Они, конечно, французы, но не вполне, – то, что сейчас называют «черноногие», а в те времена «poulains». Совершенно не исключено, что эти «черные» предаются восточному разврату, кто их знает, – уж не говорят ли между собой на языке арапов? По уставу они монахи, но для всех вокруг очевидны их развязные манеры, и вот уж сколько лет назад папа Иннокентий III принужден был бороться с ними буллой «О дерзновениях храмовников». Ими даден обет бедности, а сами роскошны, как наследственные аристократы, скаредны, как нарождающееся купеческое сословие, и неукротимы, как команда мушкетеров. Не много нужно, чтобы от ворчания перейти к досадливым наговорам. Мужеложцы! Еретики! Идолопоклонники, обожающие бородатого болвана, взявшегося неведомо откуда. Уж только не из иконостаса богобоязненного христианина! Вероятно, они причастны секретам исмаилитов. Не исключено, что и водят шашни с Ассасинами Горного Старца».

Обвинения, скажем, премерзостные. Но интересно, что Великий магистр знал о возможном характере обвинений. Знал, но почему-то не обращал на них внимание. Слишком баснословны? Возможно. Но скорее всего, он даже не предполагал, что скоро придется отбиваться от средневековых крючкотворов. Молэ в этом плане был человек девственный. Мы не знаем, в чем конкретно обвинили магистра на первом допросе. Вполне вероятно, что вопросы были построены так казуистично, что бедняга Молэ понял их по-своему. Грешил? А кто из нас без греха? Отступал от общепринятого ритуала? Отступал, ведь не всегда есть время для соблюдения полного ритуала, особенно на войне, а ведь жизнь тамплиера в Святой земле – постоянная война, постоянные боевые действия с кратковременными перерывами. Посмотрите их Устав, там даже расписано четко, чтобы путаницы не было, как следует себя вести в таких условиях – как лагерь ставить, как садиться за трапезу, как молиться, чтобы и с эффектом, и в то же время не обременительно для основной военной профессии. На две трети устав тамплиеров – военный устав, мало в нем истинно монашеского рвения. Но иногда ведь не было у них времени даже на соблюдение этих правил, и тогда… Да, правильно, тогда они, как всякие нормальные люди, их нарушали. Именно потому и выживали. Так, говорите, нарушали? А что это у вас за эмблема такая странная – два всадника на одном коне? Вы что там, в вашей святой армии содомией занимаетесь? Вот на это только обвинение старый магистр рявкал, что есть сил, что в жизни он не грешил с мужчинами! Почему-то он согласен был ради спасения Ордена признаться во всем, чего потребуют, даже в том, что целовал кошку в зад, но не в мужеложстве! И дорого же ему это отрицание стоило, поскольку в своей ярости он сумел задеть святой престол, переадресовав обвинения в этом вопросе в адрес кардиналов и епископов. Тут, очевидно, Филипп злорадно поаплодировал магистру, ибо тот не понимал, какую петлю затягивает на собственной шее.

Следователи в основном упирали на то, что тамплиеры проводили непристойные и нехристианские обряды, и в основном эти обряды связаны с приемом в Орден. К XIV веку Орден тамплиеров был большой, сильной и весьма разветвленной организацией. С ним не могли тягаться ни иоанниты, ни тевтонские рыцари. Круг посвященных в тайны был очень и очень мал, а Орден очень велик. Во всяком случае, документы процесса над тамплиерами говорят, что показания давали братья, которые вовсе не были рыцарями-феодалами, – среди них были мельники, ремесленники и далее пастухи. В целом существовало закрытое внутреннее «военное» ядро, орденское монашество (не давшее ни одного значительного богослова для Святого престола) и обширный круг «служивых» братьев, выполнявших работы для Ордена. Существовали, как говорят, и разные способы приема в рыцарский Орден тамплиеров, во всяком случае, получив первое посвящение, человек лишь переступал порог огромного здания Ордена. Для того чтобы найти его внутренние комнаты, нужно было либо обладать не подлежащими сомнению рекомендациями, либо пройти долгий и трудный путь приобщения к секретам. Если кандидат такой путь проходил, то он давал все новые и новые клятвы и получал все новые и новые посвящения. Вероятно, именно поэтому на допросах так разительно отличались показания рыцарей. Одни проходили стандартное посвящение, ничем особо не отличавшееся от практики многих организаций подобного рода, а другие же были вовлечены в странные обряды, многие из которых были для них абсолютно непонятны.

Как происходило стандартное посвящение, нам известно по показаниям тамплиера Жерара де Ко:

«Принимал его утром, после торжественной мессы, брат Гвиго Адемар, прежде бывший рыцарем, а затем ставший приором провинции Каор, в присутствии капеллана Раймона де ла Коста, Раймона Робера, приора Басеза, Пьера, в то время приора упомянутого приорства в Каоре, чьей фамилии свидетель не знает, одного рыцаря, старого товарища упомянутого Гвиго Адемара, ни имени, ни фамилии которого свидетель, по его словам, вспомнить не может, а также рыцарей Жер, Бараски и Бертрана де Лонга Балле, которые были приняты в орден в тот же день и час, что и он сам, и теми же лицами.

Когда он и упомянутые Жер, Бараски и Бертран де Лонга Балле, которые вместе с самим свидетелем за пять дней до этого были посвящены в рыцари, ждали в некоем помещении рядом с часовней указанного приорства, упомянутый брат Раймон Робер и еще один рыцарь, которого свидетель, как ему показалось, ранее не заметил, подошли к ним и сказали следующее: «Желаете ли вы вступить в сообщество братьев-тамплиеров и разделить с ними духовное и мирское богатство ордена?» И когда они ответили, что желают, эти двое, что подошли к ним, сказали: «Вы желаете великого, но не ведаете, сколь суровы предписания нашего Ордена, ибо вам видна лишь внешняя его сторона – красивая одежда, хорошие кони, отличное оружие, – но откуда вам знать о строгих обычаях и суровом Уставе братства, а ведь законы его таковы, что, когда вы захотите быть по эту сторону моря, вам придется служить за морем, или наоборот, а когда вам захочется спать, придется бодрствовать и оставаться голодным, даже если очень захочется есть. Сможете ли вы вынести все это во имя Господа и спасения души?» И когда они ответили, что да, смогут, если так угодно Господу, то те двое продолжали: «Мы бы хотели узнать, не помешает ли вам то, о чем мы должны сейчас вас спросить. Веруете ли вы, как то подобает истинным католикам, в догматы Римской церкви? Не состоите ли в других духовных орденах, не вступали ли в брак, не связаны ли клятвой с другим орденом, из рыцарского ли вы сословия и рождены ли в законном браке, не отлучены ли вы от церкви по причине собственных ваших прегрешений или по другой причине, не давали ли вы каких-либо обещаний и не дарили ли подарков кому-либо из братьев-тамплиеров или же другим людям, дабы вас приняли в Орден, не совершали ли вы какого-либо тайного проступка, из-за которого не можете быть допущены к службе в Ордене и носить оружие, не обременены ли вы долгом, личным или чьим-либо еще, которого не можете выплатить сами или с помощью ваших друзей, но без помощи Ордена?» На что вступавшие в Орден ответили, что они истинно верующие и что они люди свободные, благородного происхождения, законнорожденные и вышеуказанных препятствий ко вступлению не имеют.

После чего двое их принимавших сказали, что они должны повернуться лицом к упомянутой часовне и просить Господа нашего, Пресвятую Деву Марию и всех святых, чтобы Господь, ради спасения души их и во славу их и их близких, позволил удовлетворить поданное ими прошение и благословил их намерение. Когда же они обратились к Господу с этой мольбой, те двое братьев от них отошли – видимо, как полагает свидетель, чтобы сообщить упомянутому брату Гвиго об их ответах и намерении..

Вскоре они вернулись к ним и спросили, хорошо ли вступающие в орден продумали все вышесказанное и продолжают ли настаивать на своем желании. И, получив утвердительный ответ, снова отошли от них – видимо, к упомянутому брату Гвиго, чтобы сообщить ему этот ответ, – а через некоторое время вернулись и велели им снять свои головные уборы, сложить ладони и подойти к упомянутому брату Гвиго, а затем, преклонив пред ним колена, сказать ему следующее: «Господин наш, мы пришли к тебе и нашим братьям, которые сейчас здесь, просить дозволения вступить в братство Ордена и приобщиться к его духовным и мирским сокровищам, что заключены уже в нем самом, и вечно быть рабами его, и отбросить прочь все прочие свои устремления». И упомянутый брат Гвиго ответил, что они просят о великом благе, а потом повторил им все то, что было уже сказано упомянутыми двумя братьями, и они, ответив ему, как то написано выше, и преклонив перед ним колена, поклялись на некоей книге, что на них нет никаких грехов, перечисленных выше, и тогда он сказал им: «Вы должны глубоко проникнуться тем, что мы вам сказали, и Принести клятву Господу нашему и Пресвятой Деве Марии, что всегда будете покорны Великому магистру Ордена, а также любому брату ордена, который по положению окажется выше вас, и будете хранить целомудрие, соблюдать обычаи и законы ‘Ордена, а также жить в бедности, не имея никакого имущества, кроме того, что будет дано вам старшими, и всегда будете по мере сил ваших защищать земли королевства Иерусалимского и завоевывать те, что еще им не завоеваны, и никогда по воле своей или желанию даже не приблизитесь к месту; где совершают убийство христианина или христианки или же нечестиво отнимают у них имущество, и если вам предоставлено будет имущество ордена, то вы сможете дать отчет в том, что употребили его во благо Святой земли, и не покинете наш Орден ради другого, лучшего или худшего, без разрешения тех, кто выше вас».

Когда они поклялись во всем этом, он сказал им: «Мы принимаем вас, ваших отцов и матерей, а также двух-трех ваших друзей, которых вы можете выбрать сами, и дозволяем участвовать в деяниях Ордена, настоящих и будущих, от начала и до конца». И сказав это, он надел на них плащи тамплиеров и благословил их, и потом еще их благословил упомянутый брат Раймон де ла Коста, священник… И затем приор, подняв их с колен за руки, поцеловал их в уста, а потом вроде бы, как говорит свидетель, упомянутые капеллан и рыцари, присутствовавшие при этом, тоже поцеловали их в уста.

После чего приор сел и велел им сесть рядом, у его ног, а когда сели и все присутствовавшие братья, сказал, что они (неофиты) должны быть преисполнены радости, ибо Господь привел их в такой благородный и святой Орден, как братство тамплиеров, и что они должны особо молиться, дабы не сотворить никакого непотребства, из за чего их могут исключить из этого Ордена, что было бы весьма неугодно Богу, и прибавил, что есть немало причин, по которым они могут быть исключены, а также таких, по которым они могут быть лишены плаща тамплиера, а также подвергнуты различным другим наказаниям. Все это он объяснил им и сказал, что они должны это запомнить и, не стесняясь, спрашивать других братьев упомянутого ордена. Так, например, он сказал им, что они будут изгнаны из братства, если вступили туда посредством греха симонии; если расскажут о тайных собраниях, где будут присутствовать, кому-либо из братьев Ордена или же другим лицам, которые на нем не присутствовали; если их обвинят в таком тяжком грехе, как убийство христианина или христианки, в результате чего им не миновать пожизненного тюремного заключения; если их обвинят в краже, за что также полагается тюрьма; если их обвинят в грехе содомии, за что им также грозит пожизненное тюремное заключение; если они, сговорившись с двумя, тремя или более братьями, станут клеветать на братство и будут обвинены в этом двумя-тремя братьями Ордена или же его руководителями; если они будут посещать сарацин с преступным намерением у них остаться, хотя бы после этого они и вернулись и приняли епитимью; если они будут нетверды в вере; если они с оружием в руках побегут с поля боя, перед лицом врагов католической веры, бросив свое знамя и своего командира; и если, без разрешения руководителей братства, захотят перейти в другой духовный орден или получить более высокий духовный сан.

А также упомянутый брат Гвиго сказал, что они лишатся плащей тамплиеров, если осмелятся не подчиниться старшим или окажут им сопротивление; а если они станут упорствовать, то исключение неминуемо, мало того, их закуют в кандалы; если же они станут злобно угрожать или ударят кого-то из братьев, так что он упадет, или если произойдет кровопролитие, им грозит тюремное заключение; если же они ударят христианина или христианку камнем, палкой или мечом даже единожды, а человек этот будет искалечен или получит тяжкое ранение, их также могут исключить из ордена. Исключение грозит им и в том случае, если они вступят в преступную плотскую связь с женщиной или же окажутся с нею в сомнительной обстановке; если же они по какой-либо причине станут возводить на своих братьев напраслину и не смогут доказать свои обвинения, то их лишат плащей тамплиеров; если они уличены будут в мошенничестве или других неправедных делах, то также будут изгнаны из ордена; если они скажут в присутствии других братьев, пусть даже в сердцах, что перебегут к сарацинам, если, неся боевое знамя, они станут сражаться с ним в руках без приказа командира и в одиночку или же бросят это знамя на землю и воспоследует урон, им грозит тюремное заключение, как и в том случае, если, будучи вооруженными, они пойдут в атаку без приказа командира – за исключением тех случаев, когда долг повелит им помочь кому-либо из христиан, мужчине или женщине. Если они будут принимать деньги, принадлежащие другому, как свои собственные, так что феодалы-миряне не смогут получать причитающуюся им арендную плату; если злостным образом откажутся платить цензиву кому-либо из светских сеньоров или служить ему, как то было предписано; если откажутся приютить кого-либо из странствующих братьев в приорствах Ордена и предоставить ему пищу и кров; если станут принимать в братство новичков, не имея на то разрешения капитула или вышестоящих лиц, или еще каким-либо запрещенным способом; если станут принимать в Орден людей недостойных; если станут вскрывать письма, адресованные магистром другим братьям, и злонамеренно ломать на них печать; если сломают замок на сундуке или застежку на суме, где находятся деньги или другие ценности, вследствие чего владельцу будет нанесен ущерб, то их, помимо всего прочего, арестуют как воров; если они станут передавать кому-то или продавать имущество сторонних приорств, или же станут проматывать имущество вверенных им приорств или поощрять тех, кто это делает, и помогать им, то тогда им, скорее всего, грозит смертный приговор. Если же они отдадут какое-либо принадлежащее ордену животное, хозяевами которого они не являются, не считая собак и кошек; если, охотясь сами или сопровождая охотников, они потеряют переданных им орденом коней или покалечат их, или же каким-либо иным путем нанесут Ордену ущерб на охоте; если, применив оружие, но не имея на то разрешения вышестоящих лиц, они нанесут увечье [коням]; если они нанесут ущерб вверенному им приорству на сумму более четырех денье; если, а тем более умышленно, они проведут хотя бы одну ночь вне стен ордена; если же они будут оставаться вне стен приорства две ночи или более, то не смогут получить назад плащ тамплиера в течение одного года; если, движимые гневом, в присутствии других братьев они бросят свой плащ и не поднимут [его], не внимая требованию, мольбе или просьбе присутствующих, или же если кто-то из братьев бросит плащ при них и не пожелает поднять его, вняв их требованию, мольбе или просьбе, то во всех этих случаях они не смогут вновь носить плащ тамплиера по крайней мере в течение года, а иногда вопрос о возвращении нарушителю его плаща мож: ет быть отложен до особого распоряжения магистра и других братьев.

Перечислив все это, приор сказал неофитам, что теперь ему следует объяснить им, как в Ордене полагается посещать церковь и трапезную…

И помимо вышесказанного, он велел им каждый день перед каждой трапезой шестьдесят раз читать «Pater noster», а именно – тридцать во имя живущих, чтобы Господь мог бы вести и наставлять их, храня их до смертного часа, и тридцать во имя усопших; так, по словам этого приора, было предписано генеральным капитулом всем братьям во время вступления их в Орден. А также упомянутый приор сказал им, что во время ужина, который они должны съесть до Повечерия, они должны сделать все вышеперечисленное, готовясь к завтраку, а после Повечерия говорить мало, но непременно проверить своих лошадей, а будучи в военном походе, проверить и сбрую, а затем лечь в постель в одежде и полотняных штанах; а подпоясываться они должны недлинной веревкой в знак целомудренной жизни и сдерживать свои греховные плотские желания, а также не гасить на ночь огонь там, где спят, дабы на них случайно не напал враг; в конюшне, если таковая имеется, также должен гореть огонь. А еще упомянутый приор сказал, что они не должны быть никому крестными отцами, не должны входить в дом, где рожает женщина, не должны позволять женщинам прислуживать им, за исключением тех случаев, когда они больны и больше некому за ними ухаживать, но и тогда только с разрешения старших братьев; не должны они и целовать никакую женщину, даже родственницу. И не должны они говорить никому нечестивых слов и ссылаться на таковые, а также ругать Господа, и вообще им разрешается вести только разумную вежливую беседу. А потом упомянутый Приор сказал им: «Ступайте, и да поможет вам Господь стать достойными людьми».

Впрочем, пытки были так «хороши», что другие рыцари сознавались и в самом невероятном. Пытки пытками, но не было ли у наших рыцарей желания свести обвинения к полному абсурду, как у людей не столь далекого от нас времени, которые сознавались в попытке прорыть подземный ход от Москвы до Китая, чтобы бежать туда с секретной информацией? Общее заблуждение отечественных врагов народа тоже ведь состояло в том, что чем нелепее будут обвинения, тем проще станет развалить процесс. О, святая наивность! Ничему-то люди не научились за семь веков, прошедших с начала процесса над тамплиерами! Пытки, конечно, тоже сыграли немаловажную роль. «Следователи» жаловались, что им не хватает инструментов, и существовал даже «отдел», который изобретал простые и кровавые способы вызнать всю «подноготную». Одного рыцаря на процесс внесли с уложенным на животе мешочком, в котором лежали сожженные и обратившиеся в прах ступни его ног. Пытали и Великого магистра. По одной из версий, именно этой пытке мы и обязаны существованием Туринской плащаницы. При этой пытке присутствовал и сам король. Сначала Жаку де Молэ перебили ноги, потом приколотили к кресту руки, затем на единый гвоздь насадили обе ступни. На голову ему надели венец из острой проволоки и задавали вопросы, пока он не потерял сознания. Но до смерти довести дело не дали, таков был приказ. Магистр нужен был королю и папе кающимся и поверженным, совершенно раздавленным человеком. Поэтому с креста его сняли и даже завернули в найденную при обыске дома плащаницу, которую использовали во время обрядов. А потом он был милостиво доставлен для ухода родственникам Жоффруа де Шарнэ – магистра Нормандии. Так что изображение, которое появилось на плащанице в результате странной химической реакции от выступивших из тела крови, пота и лимфы, принадлежит Великому магистру Жаку де Молэ. Может быть, именно поэтому Ватикан и не пытается упорствовать, что туринская плащаница запечатлела образ Сына Божьего? Там-то уж наверняка знают, чей это священный образ… Недаром Кристофер Найт и Роберт Ломас обнаружили, исследуя старинные масонские тексты, что существовала одна степень посвящения, где получающего тайну масона подводили к странному по виду кресту: слева на его перекладине были буквы JN, а справа JBM – Иисус из Назарета и Жак де Молэ, из Бургундии. Те, кто знал, что произошло во время пытки с Великим магистром, считали его Вторым мессией, то есть новым воплощением Сына Божьего,