Текст книги "Тайна Летающей Женщины или Исповедь Старейшины Чая"

Автор книги: Лин Бао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Вечером прибыли гости – это были приглашенные в загородный Северный дом Нань Сун главы семейств и их жены с книгами записи дат рождений и зачатий, чтобы выбрать наиболее благоприятный брак для Ши. Астрологи находились в отдельной комнате, куда по очереди вызывались лично главы семейств. Когда все даты были переписаны и проверены, астрологи приступили к расчетам. Им предстояла большая работа.

Гости, уже изрядно нагулявшись по дорожкам сада и насмотревшись на рыбок в пруду, на диковинные деревья и цветы, собранные в саду, стекались в зал, где был большой круглый вращающийся диск, служивший столом. Сам по себе стол состоял из трех дисков, самый большой из которых находился внизу, а поменьше – вверху. В центре верхнего диска стояли четыре большие позолоченные статуи Будды и четыре маленькие, так что в сумме их было восемь; их окружало множество цветов в специальных плоских вазочках и благовоний. Свечи стояли в позолоченных, в форме лотоса, подсвечниках, отчего их свет усиливался и имел тонкую структуру, заставляя шелка играть и быть «живыми».

Гости и хозяева могли видеть друг друга. Все разногласия были забыты. Предстояла мирная трапеза. Так как гостей было много, стол прокручивали по сигнальному звону маленького колокольчика, чтобы всем угодить. В мгновение ока все три яруса стола оказались заполненными дымящимися яствами. Пустые тарелки исчезали так же бесшумно, как появлялись  новые блюда, столь прекрасные, будто сошедшие с древних фресок.

Это был просто гастрономический праздник. Орешки кешью, такие же маленькие кусочки цыпленка, молодые побеги бамбука, прожаренные до золотистой корочки, – и все это, заправленное кунжутным маслом, – особенно быстро исчезало со стола. Черные яйца, соленые ушки, кальмары, трепанги, длинный белый рис с креветками и еще чем-то неуловимым, черный рис с солеными орешками, жареные овощи, жареные кусочки угря и еще много-много всего, на описание чего может уйти тысяча страниц книги – но это была бы самая «вкусная» книга. Сладкие блюда также удались в тот день – чего стоили только тортики, покрытые кремом из взбитых белков, пропитанных соками разных ягод и фруктов, наполненные мелкими прозрачными цукатиками зеленых, красных, оранжевых и просто всех невообразимых цветов.

Когда все было съедено, а все блюда убраны, после некоторой паузы Хозяйка объявила, что она приготовила сюрприз для всех гостей. Все с волнением ожидали. Надо, однако, заметить, что, хотя еды было очень много, и она была очень разнообразна, это вовсе не означать что, что все должны были все попробовать, вовсе нет, каждый выбирал только свою еду – ту, которая ему полагалась именно в этот день его жизни согласно его гастрономическому гороскопу.

Вдруг появились празднично одетые девушки, которые держали в руках по маленькой золотой чашечке. Каждая девушка наклонилась к «своему» гостю и подала ему чашечку.

Под всеобщие возгласы восторга Хозяйка продолжила свою речь:

– Это компот из плодов лотоса.

Маленькая семечка – чуть больше горошины и более овальной неправильной формы – лежала на дне каждой чашечки.

– Я преподношу его вам в знак моего почтения. Пусть тонкие эманации этого блюда создадут гармонию и процветание в каждом доме.

Это был заключительный аккорд этого длинного дня. Дамы разошлись по комнатам, а мужчины использовали момент, чтобы обсудить дела – военные и политические, – хотя, впрочем, в тот день это было не главным для них.

Объявление результатов расчетов астрологов было назначено на следующий день, после чайной церемонии. После чего каждый должен был удалиться к себе домой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БРОСИТЬ КИРПИЧ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ЯШМУ

Ши не очень нравилась эта процедура, но он должен был присутствовать, так как в этот момент решалась его судьба. Кто-то из этих людей должен был стать родственником его будущим детям. Женщины смотрели на него – и каждая вспоминала свою брачную церемонию, многие просто откровенно воображали себя па месте его невесты, и от этого румянец покрывал их щеки, проглядывая даже сквозь толстый слой пудры. Их одеяния и прически были невообразимо сложными сооружениями, а на описание наряда всего лишь одной из них нужно потратить столько же шелка, сколько ушло и па сам наряд. Это был невероятный фейерверк форм, цветов и ювелирно выполненных деталей. Множество вышитых цветов, птиц, бамбуковых стеблей могло умещаться на маленьком кусочке шелка размером с детскую лапнику, при этом не делая его тяжелее.

Особенной гордостью каждой женщины был небольшой веер. Он был одновременно и продолжением руки, и продолжением взгляда, и магическим предметом силы для каждой из них. Ни одна не променяла бы свой веер на бриллиантовое колье, впрочем, по стоимости наверное, были бы примерно равны, ведь это были поистине уникальные шедевры ювелирного искусства. Каждая дама виртуозно владела своим веером, и если бы вдруг им запретили говорить, то веера были бы красноречивее всех слов.

Никогда еще Ши не видел столько изысканных женщин. Его сердце билось, хотя ни одна из них не вызывала в нем желания. Он впервые столкнулся со стихией женского и непонятного. Это был совершенно другой мир – пугающий и безграничный. У него было ощущение, что он сидит абсолютно голый и беззащитный, что их руки и взгляды тянутся к нему, ласкают его, смеются над ним. Он пытался контролировать себя и быть расслабленным, но нефритовый стержень не хотел подчиняться ему и отвечал на все их тайные воображаемые ласки. Благовония курились, располагая к беседе и покою, но сквозь них все равно прорывались запахи жасмина, кананги, герани, пачули, лаванды, корицы, розмарина, нероли, розы, заставляя сердце то замирать, то учащенно биться. Эти запахи проникали повсюду, переполняли сознание и сводили с ума. Женщины знали, что делали. Они долго и тщательно готовились к этому визиту и выбирали самые лучшие ароматы, подходящие их телу. Но их было слишком много. Накладываясь друг на друга, запахи их тел, состоящие из тончайших эфирных масел, смешанных с женскими гормонами, будили самые глубокие и древние слои сознания. Они приводили мужчин в воинственное возбуждение, заставляя их тела вырабатывать адреналин в безумном количестве.

В современных духах используют слишком много химически синтезированных веществ, чтобы они могли иметь стабильное качество, поэтому их информационное поле не поддается расшифровке нашим подсознанием. Это происходит еще и потому, что в них не было вложено никакого смысла, так же как мы не задумываемся над смыслом лужайки в лесу. Они либо вовсе не затрагивают эти древнейшие центры, либо затрагивают их совсем неконтролируемым образом.

Однако в то время искусство языка запахов было на должном уровне, хотя и его секреты были доступны немногим. Ши хотел убежать, хотел спрятаться, но долг воина и правителя – быть сильным. Он относился к этому как к испытанию. В минуту слабости, когда вдруг в этой какофонии запахов он услышал ноту иланг-иланга, он вдруг захотел, чтобы рядом с ним была Ван и чтобы ее руки ласкали его. Веки его опустились, и он тихонько застонал, но тут же опомнился и вернулся к осознанию ситуации.

Когда наконец гости разошлись по комнатам и его пытки закончились, он пошел прогуляться в сад. Из окон гостевых покоев слышались сладкие стоны. Это был добрый знак: гости, занимающиеся любовью в доме хозяина, способствовали плодородию и процветанию дома. С другой стороны – дети, зачатые в доме сильнейшего господина, приносили в дом удачу и достаток.

А так как хождение по гостям в то опасное время было скорее исключением из правил, чем обычным делом, то все старались использовать представившийся случай. Ведь, возможно, дети, зачатые в этом доме, по воле судеб вновь вернутся в этот дом.

Ши подошел к пруду. Легкие блики фонариков отражались на почти неподвижной глади воды. Рыбки тоже ушли спать, лишь одна медленно и лениво подплыла к Ши, скорее просто по привычке или в полусне. Ее золотой бочок поймал свет фонарика и затем опять скрылся в прохладной темноте. Ши сидел неподвижно, стараясь ни о чем не думать, но яркие образы прошедшего дня разрывали его сознание на части.

Вдруг совершенно отчетливо Ши услышал запах иланг-иланга. Машинально он протянул руку в темноту и нащупал пальцами маленький, легкий кусочек нежнейшего шелка. Да, он не ошибся, это был именно тот запах, который был с ним на протяжении всего этого длинно

го дня. Легкая улыбка коснулась его губ. Ему сейчас казалось забавным его утреннее приключение. После того как столько желающих и уверенных в себе женщин бросали на него свои откровенные взгляды, утреннее бегство и нерешительность рассмешили его. Конечно, после всего, что произошло в этот день, он бы не упустил своего шанса. Пускай эти астрологи вычисляют его судьбу, ведь неизвестно еще, как выглядит та, которую ему выберут звезды. А если она не понравится ему? Конечно, ему можно иметь много жен и наложниц. Но первая... В это время Ши окликнул Учитель и сопроводил в покои.

Ши лежал и смотрел на звезды, прижимая к щеке маленький теплый кусочек шелка. Вдруг из темноты ночи появилось туманное золотое пятно. Оно подлетело к нему, и из него вышла Ван. Она была в том разорванном бледно-розовом платье из тончайшего шелка, кусочек которого Ши держал в своей руке. Она стояла и с нежной улыбкой смотрела на Ши. Медленно она развязала кожаный пояс, отчего верхняя вышитая накидка соскользнула вниз, оставив шип» нижнее розовое платье, разорванное до пупка и обнажающее грудь. Сняв сандалии и оставив черные шнурки, перевязывающие внизу чуть выше косточек тоненькие шелковые бледно-салатовые шаровары, она опустилась на шелковые подушки около Ши и начала гладить его обнаженное тело.

Ши лежал неподвижно, не меняя позы. Он все это видел, но в то же время смотрел на это глазами стороннего наблюдателя. Он видел свою комнату с фантастическими птицами и летающими женщинами с цветком лотоса в руке, вышитыми на шелковых полотнах, покрывающих стены. Он видел разбросанные шелковые подушки, он видел себя, неподвижно лежащего и прижимающего к щеке кусочек шелка. Он не двигался, но ему и не хотелось двигаться.

Запах иланг-иланга заполнил всю комнату. Прикосновения Ван были прозрачными и холодными, как живительные глотки влаги среди душного дня. Тело наполнилось покоем, доверием и силой. Ван опустила голову на подушку и легла рядом, положив руку на живот Ши. Внезапно изо всех уголков комнаты стали появляться женщины, они тянули свои руки к Ши, гладили его, закрывая свои лица веерами и смеясь. Тогда Ван встала, отогнала их и накрыла своим телом Ши. Тело было легким, как если бы это было только дыхание. Острое пронзительное чувство желания пойти дальше охватило Ши. Он попытался пошевелиться и обхватить Ван. Но руки налились свинцом, и когда он с силой попытался поднять руку, то увидел в своей руке только маленький кусочек шелка и тоненький золотистый лучик утреннего солнца. Во дворе угадывались легкие, как шелест листвы, шаги прислуги, которая готовила все к новому дню.

Привычно потянувшись и завязав пояс, Ши направился в сад, где у него было оборудовано место для тренировок. Внезапно он обнаружил, что Учитель следует за ним. В недоумении Ши остановился.

– Наисветлейший мой господин, Вам запрещено кого-либо видеть и с кем-либо разговаривать до Вашего бракосочетания. Также никто не должен видеть Вас. Я отвечаю за это перед Вашим отцом своей головой.

– Но почему, мой Учитель, разве я даже не могу увидеть своих родителей? – слукавил Ши.

– Сейчас решается Ваша судьба, и ничто не должно повлиять на это решение. Любой посторонний взгляд может дать возможность злому духу повредить Вашему браку из зависти мни из-за других порочных чувств. Вы сейчас встали на путь изменений, этот путь связан с контактом мира Ваших умерших предков с Вами Сейчас они должны решить между собой, кто придет в этот мир вместе с Вашим первенцем. Вы должны находиться в медитации и покое, чтобы достойнейший среди достойнейших пришел к нам. Ваше питание должно быть скудным, а молитвы продолжительными.

Озадаченный, Ши вернулся в свои покои. Отныне никто не должен был даже приближаться к этой части дома. Только Учителю разрешалось приносить для Ши еду один раз в день, потому что Учитель был монахом.

Во всем же остальном доме жизнь текла полным ходом. Суетилась прислуга, просыпались гости, весело болтали женщины, грациозно прохаживались по саду редчайшие, абсолютно белые павлины. Девушки стояли около небольших деревьев и беличьей кисточкой осторожно наносили пыльцу на пестики розовых, со сладковатым запахом цветков, а затем обвязывали каждый такой опыленный цветок маленьким мешочком из тончайшего белого шелка.

Мужчины убирали опавшие за ночь с деревьев, растущих вдоль аллеи, цветки, похожие на рододендроны, но только очень крупные, с оттенками цветов и запахов, близкими к тем, которые имеют лилии. Каждый из этих цветков имел форму, оттенок цвета и запаха, идеальные с точки зрения гармонии, и был эталоном для развития вкуса, поэтому особенно ценился Главой дома Нань Сун. Опавшие цветки собирали и из них готовили ценнейшие, с тончайшими запахами благовония, а из едва распустившихся цветков готовили особую медовую настойку, подаваемую к столу только по особым случаям, ибо считалось, что она открывает путь в тонкие миры.

Особенное оживление царило в зале для чайных церемоний. Именно здесь должно было быть оглашено решение астрологов.

Женщины на чайную церемонию не допускались, ибо чай в момент церемонии, называемый «знакомство с чаем», должен был находиться некоторое время на ладони. Женщина обладает иньской природой и ближе к земле, что могло понизить энергию и статус чайной церемонии. Поэтому Глава дома Нань Сун, допускающий к чайной церемонии свою первую жену и любимую дочь, решил все же не допускать, по совету Учителя, к таинству других женщин. Тем более что даже присутствие глав других влиятельных семейств на чайной церемонии было рискованным делом.

Однако политическая обстановка была достаточно опасной в связи с усилением чжурч-жэньской династии Цзинь, поэтому для укрепления военно-политического союза влиятельных семейств было решено посвятить глав семейств в чайную церемонию.

Женщинам было решено подать целительный напиток «для всех сезонов», собрав их в другом, «малом» зале, откуда они уже будут потом отправляться домой. Этот чай, собственно был не совсем чаем. Он состоял из пяти компонентов, каждый из которых символизировал элемент – землю, воду, дерево, огонь, металл; или же органы, соответственно – селезенку, почки, печень, сердце, легкие; или же сезоны – бабье лето, зиму, весну, лето, осень. Этот напиток состоял из плода, похожего на вишню, из цветка, похожего на астру, из орешка, кожура которого в воде разбухала и имела тончайший, немного терпкий вкус, а также из кристаллика, который под действием кипятка превращался в жгучую медузу, и непосредственно из чайного листа. Этот напиток должен был придать силы для обратной дороги и помочь восстановить утраченную за ночь энергию.

Мужчинам же предстояла четырехчасовая чайная церемония в ее кратком утреннем варианте. Было решено выбрать всего два вида чая: юннаньский персиковый – весенние нежнейшие свежие листочки, и более поздний чай плоскогорий, который собирают юные девственные красавицы, смазывая слюной свои тонкие пальчики и скручивая листики. В юннаньском персиковом чае вовсе нет персиковых листьев, но персиковые деревья, окружающие чайную секретную плантацию, придают растущему на ней чаю особый персиковый аромат, который начинает играть после второй заварки.

Заиграли бамбуковые флейты, духовые инструменты, называемые «шэн», божественные арфы, цитры и маленькие церемониальные барабанчики. Для смягчения обстановки мужского собрания была выбрана «женская» тональность Юй. Тончайшие, нежнейшие переливы создавали ощущение прохлады горного ручья, спокойного течения реки в долине. В общем, в отсутствие женщин это был просто гимн воде, которую, кстати, привезли из специального источника, расположенного высоко в горах неподалеку от малого храма Небесных Наставников.

Чайная церемония проходила в строжайшей секретности, даже музыканты находились за специальной перегородкой из черного дерева, инкрустированного перламутром. Тончайшие эманации чая сменяли одна другую. Чай нехотя отдавал свои секреты. Только особое положение воинов не позволяло мужчинам выражать свой восторг.

Что же, о чайной церемонии можно рассказывать часами и писать целые научные даосские трактаты или поэмы, и все равно никогда не передать никакими словами то, что чувствуешь в эти минуты, и те откровения, которые приходят к тебе под воздействием тончайших полей, рождающихся во время общения с мастером кун-фу-чиа. Эти поля настолько тонкие,

что они передаются на большие расстояния, и вы можете управлять событиями, происходящими довольно далеко от вас, но которые чрезвычайно важны для вас в данный момент.

Именно поэтому, чтобы улучшить взаимодействие и взаимопонимание между главами семейств, которые имели свои войска и влияние для объединения и совместного противостояния чжурчжэням, и была проведена эта чайная церемония. Кроме того, она должна была уменьшить вероятное разочарование тех, чьи дочери не будут выбраны или будут выбраны на роль второй или третьей жены.

Музыка смолкла. Чайная посуда была убрана. Астрологи вошли в зал, их было семеро. Шестеро уселись на шелковые подушечки друг напротив друга. Старший стоя обратился к Наисветлейшему и гостям.

– Наисветлейший, в Книге судеб записано, что дела твоего сына будут святы и многолетни, сын его, так же как и он, будет счастливым и великим правителем, и родится он от первой жены. Имя ее – Бао из рода Ли Хонг.

При этих словах Чжен Ли Хонг, отец Бао, побледнел.

Астролог продолжил:

– Второй женой будет Чжоу из рода Хай– Лин, и третьей – Хо из рода Шао-Цзюнь. Церемония бракосочетания Бао и Ши должна состояться под созвездием Чжэнь[1]1
  «Телега» – последнее из 28 китайских зодиакальных созвездий, последнее из 7 созвездий Красная Птица южного сектора неба. – Прим. переводчика


[Закрыть], через пятнадцать дней.

Астролог поклонился и удалился прочь. Другие астрологи последовали за ним. Мужчины молча вставали, отдавали почести Наисветлейшему Господину и выходили из зала. Итак, судьба была прочитана. Но это были астрологи, а не предсказатели или даосы. Именно это и спасло Чжен Ли Хонга. Бледный, шатаясь, он встал последним.

– Что же ты не рад, неужели мой сын не пара твоей дочери? – спросил с улыбкой Наисветлейший.

– Мой господин, это большая честь для меня. Но это моя любимая дочь, она так привязана к матери.

– Пустяки, дочери – это всего лишь цветы в саду: завял цветок – и что ты будешь делать? Спеши объявить ей о ее счастье и чести.

Чжен Ли Хонг встал, оказал обязательные церемониальные почести и молча вышел из зала. Проходя под деревянным навесом к конюшне, он не проронил ни слова, хотя его красавица жена обеспокоенно заглядывала ему в глаза, молчаливо спрашивая причину столь необычного для ее мужа поведения.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ДЛЯ ВИДА ЧИНИТЬ ДЕРЕВЯННЫЕ МОСТКИ, ВТАЙНЕ ВЫСТУПИТЬ В ЧЭНЬЦАН

Так же молча Чжен Ли Хонг занял свое место в процессии, убедился, что все на месте, и подал знак к отправлению. Дорога предстояла долгая, но через пятнадцать дней он должен будет вернуться сюда снова со своей дочерью. Два каменных белых тигра с мордами, больше похожими на обезьяньи, чем на тигриные, бесстрастно смотрели вслед удаляющейся процессии. Желтые и серые от времени крыши каменных построек загородного дома Наисветлейшего постепенно исчезали из вида, прячась в сосновых вершинах. Ну, вот еще один прощальный взгляд в сторону дома Наисветлейшего – и только стена леса за поворотом.

Только сейчас Чжен стал осознавать весь ужас происходящего.

У него было много жен и много дочерей и сыновей. Но у его любимой жены была всего одна дочь. Другие ее дети умерли еще в младенчестве, после чего она обратилась в монастырь к сестрам, и они дали ей настойку, которую она выпила, и беременность больше не наступала.

Астрологи, приглашенные по случаю рождения дочери, были неумолимы. Они отказались от подношений, не желая обманывать хозяев.

Расчеты, выполненные на основании даты рождения и зачатия, говорили, что единственная дочь его любимой жены Фан должна умереть в возрасте пятнадцати лет. Но и этому Фан оказалась рада, так как другие ее дети умерли, не прожив и одного дня. Бао была истинным утешением для Фан, она действительно была самой большой «драгоценностью»[2]2
  Игра слов: «Бао» по-китайски означает «драгоценность».


[Закрыть] в ее жизни.

Фан была очень красива, но довольно простодушна, поэтому она уговорила астрологов рассчитать такую дату рождения, согласно которой ее дочь оказалась бы счастливой.

– Возможно, боги увидят эту дату и дадут моей дочери шанс.

Астрологи, растроганные непосредственностью и красотой хозяйки, выполнили ее просьбу. Они хотели хоть чем-нибудь смягчить ее боль. Чжен также не стал противиться жене и позволил записать рассчитанную дату вместо истинной. Судьбы не изменишь, но если это хоть немного облегчит страдания и горечь утраты для Фан, то пусть будет так, как она хочет. Впереди еще пятнадцать лет, и, может быть, за это время произойдет нечто, что поможет малышке выжить в этом мире.

Малышка была бледной и болезненной, однако очень красивой, как и ее мать. Сестры из монастыря навещали Бао и помогали матери справляться с очередными проблемами. Бао любила сестер из монастыря, и они любили ее. Они приносили ей книги, учили искусству игры на арфе, каллиграфии, показывали специальные упражнения, которые помогали поддерживать жизнь и энергию в ее слабом теле.

Бао проводила много времени за книгами, не играла с сестрами от других жен, которые были младше ее и которые весело и беззаботно резвились целыми днями в саду. Однако она любила наблюдать, как они переодевались в разные платья, брали маски и разыгрывали целые потешные сцены, раскрашивая при этом свои лица самым причудливым образом. После этого слугам приходилось отмывать их, а они визжали и брызгали друг на друга водой, норовя так зажать своими маленькими пальчиками отверстие у фонтанчика, что выбивающаяся из него струя воды доставала всех в радиусе более трех чжанов[3]3
  Около 10 метров.


[Закрыть].

Любимым же их занятием было играть в «невесту». Они садились на красные носилки, выполненные и виде комнаты с окошками, украшали эту комнату сверху разными куклами, птицами, изображениями святых, разноцветными лентами и флажками с помпончиками, вышитыми скатертями, по краям которых висели длинные разноцветные кисти. Затем, накрасившись и нацепив на себя всякие яркие наряды, они заставляли слуг носить их в этих носилках по дорожкам сада, в то время как другие сестры и слуги должны были играть на разных музыкальных инструментах, изображать жениха и его родственников...

В этот день они достали где-то большого пыльного тряпичного дракона и, забравшись в него, хотели напугать слуг в саду. Слуги картинно падали, изображая священный страх. И кто от этого получал больше удовольствия, было вовсе не понятно.

В это время главные ворота дома со скрипом открылись, и в них въехала вся процессия. Засуетились конюхи, госпоже Фан поднесли носилки, чтобы быстрее доставить ее в покои. Господин Чжен, темнее ночи, молча проследовал к себе в библиотеку. Увидев малышек, резвившихся с драконом в саду, он внезапно остановился, улыбнулся, но затем одинокая слеза медленно прокатилась по его пыльной щеке. Он, закусив губу, быстрым шагом вошел в библиотеку.

– Как только госпожа Фан будет готова, пускай придет ко мне сюда.

Слуги быстро освобождали господина от дорожных «доспехов». Он прошел в небольшую туалетную комнату, где была приготовлена прохладная розмариновая ванна, больше похожая на маленький бассейн, расположенный на уровне иола, и опустился в нее. Уютный, теплый, горьковатый аромат «травы сердца» снял дорожное напряжение и успокоил сердце. Состояние неуверенности в своих силах и мнительности прошло. Но чувство тревоги осталось.

В это время в туалетную комнату вошла Фан. Чжен подал ей знак присоединиться к нему. Слуги помогли ей раздеться и спуститься но скользким позолоченным ступеням ванны. Сверху, сквозь цветные стекла, составляющие фиолетово-розовый цветок лотоса на голубой глади воды, в ванную комнату проникал свет. В многогранной зеркальной нише стоял и плоский подсвечник, свет которого, отражаясь в небольших, но специально расположенных зеркалах, наполнял комнату неповторимым праздничным сиянием.

Долгая дорога и нервное напряжение обостри ни чувства. Чжен медленно поднял глаза и стал следить за дыханием Фан. Теплые ресницы её немного подрагивали в такт дыханию. Розмарин помог насытить ее сердце кровью.

Спустя некоторое время их дыхание созданию единую мягкую волну в ванне. Рот Фан приоткрылся, а веки опустились. Тогда Чжен втянул её дыхание и нежно коснулся ее руки.

Легкий румянец появился на бледных щеках госпожи. Ее веки начали подрагивать, но Чжен не торопился подарить ей свое прикосновение. Он улыбался, наблюдая, как сладкие судороги желания прокатывались по ее телу.

Внезапно Фан с силой сжала руку Чжена, впиваясь в нее острыми ногтями, и замерла. Через несколько минут губы ее вновь приоткрылись, и вселенская улыбка заиграла на ее лице. Тело стало текучим и податливым. Чжен притянул ее к себе, и она обхватила его ногами, немного отклонившись назад и придерживаясь за позолоченные поручни руками. Настойчиво и нежно нефритовый стержень коснулся своего цветка. Входные ворота дрогнули, как будто по ним пробежал ток, трепетно раскрываясь. Губы, как ладошки, обхватили зовущий и нежный нефритовый стержень, втягивая его глубже и глубже. Втянув его полностью, они плотно обхватили его у самого основания, перекатывая влекущую спиральную волну от самого корня до небесного дворца. Нефритовый стержень стал расти и крепнуть, постепенно вкручиваясь и проходя по всем уголкам своего дома: «Здравствуй, моя маленькая ямка, я приветствую тебя, милый бугорок, ну вот я и дома, мои сжатые внутренние губки. Я здесь, вы сегодня впустите меня к себе? Ах, вы сегодня так невежливы, что же, я ухожу, но я еще вернусь». – «Не уходи!» – «Нет уж, вам придется подождать. Но совсем немного. Ну, хорошо, я стал мягче. Я прощаю вас. Я иду к вам...»

Благовония менялись, приносились новые и новые свечи. Смолкли детские голоса во дворе. Солнце легло в долину между двумя соседними холмами, сладко потянувшись на прощание сиянием золотисто-бордового света, разнившегося, как молодое цветочное вино.

Около ванны уже лежали мягкие простыни и подушки. Вода была теплой, как парное молоко, но приходило время инь, и вода приобретала темную силу. Не отрываясь друг от друга, они плавно перебрались на подушки. Вода тут же была слита, а ниша в полу закрыта разноцветными плитками и покрыта ковром. Слуги, как легкие духи, смазали тела господ розовым маслом и удалились в тень. Начиналась ночь любви...

Утро пришло вместе с пронзительными раскатами птичьих голосов. Назвать пением этот птичий утренний базар нельзя. Чжен возлегал на подушках и смотрел, как Фан улыбается во сне. Он подал знак, чтобы ему принесли чай. Сестры-монахини всегда советовали выпить маленькую чашечку с восходом солнца. Фан открыла глаза.

Спустя некоторое время они уже сидели на подушках в шелковых мягких халатах, а между ними на маленьком чайном столике стояли две тончайшие, совсем как бумага, фарфоровые чашечки.

– Через пятнадцать дней Бао и Ши должны бракосочетаться, – произнес Чжен.

Фан побледнела, и медленно ее обмякшее тело коснулось подушек. Слуги знали, что делать, это уже случалось с госпожой. Но на этот раз все было серьезнее. Решено было срочно послать за сестрами из монастыря.

– Их брак, по предсказаниям астрологов, должен быть долгим и счастливым. И она должна родить ему сына, который должен быть зачат в первую брачную ночь. И если этого не произойдет, ты знаешь, что может быть с Бао и с нами всеми.

– Но к ней еще не приходил красный дракон. Она еще не может зачать.

Монастырь лежал довольно высоко в горах, хотя и недалеко от дома Чжен Ли Хонга.

Оставив Ши на попечение его монаха-Учителя, я была спокойна за него.

В тот момент меня больше волновала его будущая невеста, с которой мне хотелось бы познакомиться. Быстро сориентировавшись в ситуации, я поняла, что обстановка складывается как нельзя лучше. Войдя в монастырь и представившись монахиней «Знающей все травы»,

я с готовностью отправилась на первый же «вызов», который, как я точно знала, должен был открыть мне двери дома Ли Хонг, не вызывая ни у кого подозрений.

Сестра Фу («Талисман») была мастером любовного искусства пустоты, мастером внутренней алхимии, траволечения и хирургии. Она являлась личным советником госпожи Фан и преподавала для старших девочек «искусство наслаждений». Она всегда радовалась новому общению. У нее была теплая улыбка.

Сестры из монастыря относились к ней с почтительным страхом. Ходили легенды, что она одним взглядом могла забрать у юношей и девушек их молодость и силы. Ко мне она отнеслась доброжелательно и была рада, что, имея попутчицу и помощницу, сможет в этот раз взять больше трав, книг и других необходимых для визита вещей.

Весть о том, что любимая дочь госпожи Фан, прекрасная Бао, должна стать женой сына самого Наисветлейшего, мгновенно разнеслась по монастырю, ведь многие сестры принимали участие в ее судьбе. Количество вещей и посланий росло, как снежный ком, но надо было торопиться, и я вместе с сестрой Фу вышла из монастыря. Дорога, по которой мы шли, была выложена камнями и представляла собой пологую лестницу с закругленными сверху и поросшими мхом бордюрами, выложенную среди густого леса, покрывающего склон горы.

Дубы, платаны, акации, лиственницы и сосны с длинными шелковистыми иголками обступили эту дорожку. Неожиданно за поворотом показался маленький водопадик с кристально чистой водой, который затем превратился в ручеек, в котором ивы купали свои тонкие ветки.

Вдруг маленький камешек упал мне под ноги, я подняла голову и увидела белых коз, идущих вверх по ручью, ближняя ко мне обернулась и с ленивым любопытством посмотрела на меня. Подходя к дому Чжен Ли Хонга, мы остановились у небольшого каменного полуразрушенного восьмиугольного бассейна, в центре которого находился вырезанный из камня дракон с добрыми глазами и открытой пастью.

Сестра Фу достала маленький плоский камешек из своей корзины и ловко бросила его в пасть дракона.

– Он принял дар. Все будет хорошо, – с улыбкой сказала она, обращаясь то ли ко мне, то ли к кому-то, кто был далеко.

Нас уже ждали и встречали. Навстречу нам спешили слуги с носилками.

Я не привыкла к такому способу передвижения, но выбирать не приходилось. Я с улыбкой наблюдала, как два здоровых красавца ловко бежали по каменной дорожке так, что я даже g не ощущала никаких толчков. Носилки, в которых была сестра Фу, были украшены сверху маленьким золотым колокольчиком, он мелодично звенел и сверкал в лучах полуденного солнца.