Текст книги "Клуб любителей книги (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
В ту пору женщины нашего городка, имеющие дочерей, начинали им складывать приданое, едва те начинали ходить. Каждая собирающаяся замуж девушка Емска должна была иметь в запасе сундук с постельным бельем, полотенцами, покрывалами и одеялами, а дальше – по уровню доходов родителей. И часто к сундуку прикладывались и мебельные стенки, и холодильники, и даже дома и автомобили. Богатое приданое указывало на социальный статус родителей, красноречиво определяя их место в довольно сложной иерархии захудалого городка.
Накануне свадьбы все это добро свозилось в дом жениха, и родственники последнего, а иногда и случайные люди с улицы имели право все это разглядывать и оценивать.
Так вот, в доме Петровых была специальная комната, забитая приданым под завязку. Мало того, Клара Федоровна наполнила одинаковыми золотыми серьгами, колечками и цепочками две большие хрустальные вазы – по одной на каждую дочь.
Короче, именно про такой дом говорят – «полная чаша»!
Теперь о девочках – Инне и Кате Петровых.
Между ними была разница в шесть лет, и Катю Клара Федоровна родила в тридцать восемь.
– Ох, как же я не хотела рожать Катьку, – как-то делилась она со мной,– все-таки почти сорок! Но Николай настоял – он очень сына хотел. А теперь не надышимся на малышку. Звездочка наша, ягодка – такая светлая, такая нежная! Никогда не забудет поцеловать, все время ластится – мамуля, да мамуля! Вся в меня!
– А Инна?
Клара Федоровна тяжело вздыхала.
– Инка всегда себе на уме, замкнутая растет! Слова из неё не выжмешь, смотрит исподлобья! Вылитая моя свекровь – такой же нелюдимый характер. И бабка их была ещё той грымзой – кержачка сибирская! Николай-то только к Инке, там погладить по голове или что-то спросить, а она разве не кусается! Дикарка!
На мой взгляд, Инна была нормальным ребенком – активным и добродушным, но родителям виднее, какие недостатки у их дочерей. Ничего не поделаешь, но именно Катюша безраздельно царствовала в сердце своих родителей.
В ту пору любая мало-мальски уважающая себя семья, имеющая дочерей, заставляла их ходить в музыкальную школу. Петровы отдали своих девочек в класс фортепьяно, и теперь все разговоры Клары Федоровны крутились вокруг успехов младшей дочери на музыкальной ниве. То она готовилась к концерту, то выступала, то нужно было ей купить новое платье для сцены. А вот о старшей, брянькавшей на том же инструменте в выпускном классе, мать упоминала редко и скупо. Что ж, по-разному складываются отношения среди домочадцев.
Казалось, полная больших и малых забот обычная жизнь весьма состоятельной на русский манер семьи. Муж любит, две дочери – что же ещё нужно женщине для счастья?
Оказалось, Кларе Федоровне очень не хватало Димы.
Что уж она сказала своему Петрову о парне, я не знаю, но только спустя две недели до меня дошли слухи, что дамочка бегает по всем инстанциям, выправляя приблудышу документы.
– Да, – меланхолично подтвердила забредшая в библиотеку Роза Сергеевна, – Клара Федоровна любезно помогает Димочке получить паспорт. У него все документы сгорели!
– Наверное, ещё при пожаре Москвы?
Издевка не прошла, потому что Роза Сергеевна её не поняла.
– Не знаю! Димочка об этом не любит говорить – наверное, испытал потрясение, бедняга! Он такой чудный деликатный мальчик!
– Сколько же лет вашему Диме?
И опять размытый ответ.
– Он совсем ещё юный!
Да уж, понятно, что не старик! Хотя по всему видно, молодой да ранний, вон как лихо обвел вокруг пальца даже отнюдь не глупую Клару Федоровну. Никакой симпатии или сочувствия Дима у меня не вызывал, наоборот – глухое и опасливое раздражение.
Между тем, время шло, и по тому, как старательно Петрова избегала мою библиотеку и заседания кружка «Любители книги», я поняла, что она обижена на меня за отказ поселить у себя приблудного хвата. Честно говоря, мне это было очень неприятно, да и жалко терять её дружбу. Клара Федоровна была хорошим человеком, и кроме того – я ведь стольким была ей обязана! И все из-за какого-то юного мошенника!
Но поведение Петровой казалось странным не только мне. Наши дамы на очередном сборище только недоуменно пожимали плечами:
– Что-то Кларочка блажит! Зачем ей этот парень?
– Возится с ним! Всюду ходят вместе!
– Да, что ходят – он даже на работе сидит возле Клары! Глаз не спускает!
Я удивилась – как же это Фрида Марковна допускает подобное самоуправство? На нашу грозную старуху это непохоже!
– Одела его во все импортное! Где только взяла такие модные вещи?
– На барахолке в области, кучу денег отвалила!
– Это что, вот как ей удалось выправить ему паспорт взамен утерянного?!
Вопрос, и возможный ответ на него выходили за пределы моего разумения. Я не подозревала, что Петровы способны на подобное пренебрежение к закону.
Кто хоть раз сталкивался с работой паспортного стола, знает, что пришлому человеку без документов получить паспорт практически невозможно. Но, зубы болят у всех, и рано или поздно все оказываются в руках дантиста. Неужели Клара Федоровна уже втянула в операцию по спасению Димы даже своего мужа? Или, может, я чего-то не знаю?
Но после того, как у меня в библиотеке побывала Юля Скворцова, работающая секретаршей в нашей средней школе, у меня совсем голова пошла кругом.
Тридцатилетняя Юля была обыкновенной толстенькой и невзрачной разгильдяйкой, вечно все теряющей, путающей, да ещё медлительной и туповатой. Короче, более плохую секретаршу было ещё поискать! Но был у этой секретарши один офигительный талант – она виртуозно собирала по городу самые невероятные сплетни, и охотно ими делилась со всеми желающими слушать.
Юля редко заходила в библиотеку – только в поисках каких-нибудь новостей. Читать она не любила, разве рассеянно листала журналы мод в читальном зале, но её нос картошкой, казалось, все время шевелился, вынюхивая скандалы и неприятности.
Сплетницу несколько раз били те, кого она особо достала своим языком. И таких было немало, хотя иногда все выливалось в забавные ситуации. Однажды, когда Скворцова шла по улице, на неё налетела незнакомая бабища и стала избивать тяжеленной сумкой. Юля завизжала, возмущенно вопрошая, что происходит? Баба стала ей что-то кричать о семи сдохших поросятах и требовать возврата денег, и когда, в конце концов, в дело вмешалась милиция, то выяснилось, что на Скворцову натравила буйную даму одна из ранее пострадавших от её языка женщин. Мол, именно Юля дала ей на продажу полудохлых хрюшек и деньги за них забрала то же она. Вот баба и наехала на неё с требованиями то ли свинок оживить, то ли деньги вернуть.
Но сегодня толстушка целенаправленно пришла ко мне, потому что знала, как мы близки с Кларой Федоровной. Конечно, ей хотелось разузнать от меня что-нибудь скандальное о жене дантиста, но и самой было что рассказать.
– Вчера Петрова приходила в нашу школу по поводу выпускных экзаменов! – сразу же выпалила Юля, едва переступив порог.
– Чьих? – меланхолично поинтересовалась я, расставляя книги на выставке, посвященной русской письменности, – Инны?
Инна действительно заканчивала в тот год школу. И что тут было сенсационного? Ну, волнуется мать за свое чадо, так кто же из нас не волнуется? Правда, Инна всегда хорошо училась, и в этом отношении беспокойство Клары Федоровны было, на мой взгляд, излишним.
Но к моему удивлению, Скворцова только коротко хохотнула в ответ на мой вопрос.
– Она разговаривала с нашим директором по поводу аттестата для Дмитрия Долмацкого!
Дмитрий Долмацкий? Это Димуля, что ли?
– Аттестат? – удивилась я,– а...как это? Разве аттестаты так просто выписывают?
Юлечка высокомерно захихикала:
– Попробуйте получить! Но для Петровых закон не писан – не знаю, уж сколько они отвалили денег нашему алкашу (это она о своем работодателе!), или обошлись банкой самогона, но Долмацкий приказом по школе был зачислен в 11 класс 23 мая, как раз накануне последнего звонка!
– А как же документы?
Мой вопрос не был праздным – меня как-то загоняла классная руководительница, требуя новой справки с места жительства, потому что видите ли, я развелась с мужем. И её мало волновало, что тот был по-прежнему прописан в квартире и мне отказывали в домоуправлении, что-либо менять в справках.
– Ваше семейное положение изменилось, и семья теперь не полная! На основании, каких документов мне это внести в личное дело ребенка? Мы ведем обязательный учет таких семей, как потенциально асоциальных и угрожающих физическому и психологическому здоровью ребенка! – между тем, упрямо толковала мне дама от просвещения.
А тут нужно было целиком предоставить личное дело! Откуда же Клара Федоровна и недоросль его взяли? Значит, все-таки не все документы пропали в пожаре?
– Да чихали они на эти самые документы! Папку я завела, и спросила, что в неё вложить, а мой Лось (это всё о том же директоре!) пробурчал, что все справки Петрова после принесет, а пока нужно звонить в районо и вставлять ребенка в дополнительные списки, сдающих выпускные экзамены!
Вот здесь моё мнение о Кларе Федоровне стремительно ухудшилось. Да это же авантюристка какая-то, раз она ни во что не ставит простейшие правила сосуществования! На что будет похож мир вокруг, если так легко можно обойти любой закон? И за что же горбатятся над учебниками наши дети, переводя нервы и здоровье, если любой пришлый проходимец может получить заветный аттестат всего лишь за банку самогона?
– Как же он сдаст экзамены? К ним ведь готовиться надо?
– Я тебя умоляю, – отмахнулась Скворцова,– папе (это опять-таки о директоре!) очередная банка с горючим, учителям по коробочке просроченных конфет, завалявшихся у них в холодильнике, и все будет чики-поки! Сдаст на одни пятерки!
– Неужели так можно? – отказывалась верить я.
– Смотря кому! Тебе и мне – нет, а этим наглым буржуям, разжиревшим на зубной боли, можно всё, что угодно! Для них закон не писан! Я вот только одного не пойму, откуда этот Дима взялся?
– Родственник Розы Сергеевны! – машинально пояснила я, мрачно думая, что живу в окружении сплошных мошенников.
– Я тебя умоляю! – Юля посмотрела на меня, как на идиотку, – с чего бы это Петрова так хлопотала о Розе? Она разве ей хоть раз кусок хлеба дала, или какую юбку старую швырнула? А тут пустилась во все тяжкие по поводу её племянника! Всё сплошное вранье!
Мне не хотелось рвать глотку, доказывая обратное. Наверняка, у собеседницы уже была своя интересная версия происходящего.
– У тебя есть какие-нибудь идеи? – угрюмо поинтересовалась я.
Юля даже облизнулась от удовольствия. Её можно было понять – столько лет треплешь языком обо всякой ерунде, а тут – такое лакомое событие!
– Этот Димочка – любовник нашей Клары!
У меня книги посыпались из рук.
– Господи, Юля, да ей же скоро пятьдесят, а он почти ребенок!
– И что? Даже слепой заметит, что она влюбилась в него словно кошка!
Какой бред! Это нужно было совсем не знать Клару Федоровну, чтобы предположить подобную дикость, хотя... судя по способу получения Димой паспорта и аттестата, я её действительно не знала.
ПРОШЛО ТРИ МЕСЯЦА ...
Клара Федоровна не показывалась в моей библиотеке три месяца, но я прекрасно знала, что с ней происходит из самых разных источников. Не было, наверное, в тот момент ни одного читателя, который в тот или иной момент не говорил:
– А вы слышали про Клару Федоровну-то...
Молчала только Роза Сергеевна, хотя, наверное, ей было что сказать!
По работе мы сталкивались в отделе культуры с госпожой Петровой, но она все время делала вид, что страшно занята и обливала меня холодным равнодушием. Она упорно не хотела забыть о моем отказе приютить своего протеже.
А между тем, волна слухов, однажды поднявшихся вокруг семьи Петровых, не желала успокаиваться. Шли месяцы, а слухи все нарастали и нарастали, становясь всё более и более безобразными, пока не произошел открытый инцидент.
Обычно, в конце августа, в нашем Емске празднуется День города.
Достается всем по полной. Школы, сбиваясь с ног, репетируют театральные шествия, частные предприниматели спонсируют самую разную закуску от пирожков до шашлыков, а две наших фабрики выставляют на лотки свою продукцию.
Но, конечно же, самая большая головная боль у районного отдела культуры. Все нужно организовать, за всем проследить, и не ударить в грязь лицом, демонстрируя свои достижения на отчетном концерте. Здесь и поют, и пляшут, и декламируют стихи таланты местного разлива.
Сцена позади «Зеленого шума» была щедро изукрашена надувными шариками, цветами и жизнерадостными плакатами. Народу на лавочках набилось тьма.
На первых скамьях сидела местная элита с женами. Играл духовой оркестр, а на сцене суетились проверяющие аппаратуру ребята из нашего ДК. Зрители в ожидании зрелища радостно шумели.
Я сидела где-то в середине пышущей жаром и потягивающей безалкогольные напитки и пиво толпы. Вокруг шелестели бумажками конфет, хрустели чипсами и щелкали семечки мои соседи по подъезду, заранее занявшие нам с Алкой места. Я им была очень благодарна, потому что уже с утра сбилась с ног, проводя в своей библиотеке мероприятия под следующими многообещающими названиями: « Мир сказок», «Мой город в книгах и стихах», «Ветераны родному городу».
Особенно тяжело пришлось с последним. Мозги мне и людям выносил один из почетных пенсионеров города Емска. Есть у нас свой местный талант, рьяно оседлавший Пегаса и без устали штурмующий на нем на вершины Парнаса. Читать его невозможно – такой нуднятины не видывал свет, но вся она касалась граждан Емска, воевавших на фронтах Великой отечественной войны. И понятно, что положение обязывало приглашать его на все мероприятия.
Талант издал книги за свой счет, но их никто и не подумал покупать. Тогда, не мудрствуя лукаво, они с сыном привезли пачки книг в мою библиотеку и свалили их посреди читального зала.
– Что это? – возмутилась я.
– Вы обязаны распродать эти книги, – нагло заявил мне отпрыск гения, – цена проставлена на обложке. Мой отец писал их для Емска, и его жители должны их раскупить! За деньгами я буду приезжать по понедельникам!
– Понедельник – мой выходной день!
– Ничего, придете, чтобы рассчитаться!
Я позвонила Фриде Марковне.
– Да, – не стала отказываться та,– я разрешила! А где ему торговать своими книгами, не на улице же?
– Но почему это должна делать я? И как я могу держать в запаснике столько неучтенных книг?
Фрида задумалась.
– Ладно, – тяжело вздохнула она,– помогите посильно старику! А если ничего не выйдет, мы эти книги увезем!
Книги, в конце концов, увезли – на макулатуру, и три года спустя! Скажу честно, устав пинать страшно мешающие пачки в подсобке, я с жаром предлагала их всем, но за все время у меня купил только одну книгу товарищ Широкопляс, и то, из принципа!
В ближайший же понедельник у меня в квартире раздался телефонный звонок:
– Почему вы заставляете меня ждать перед закрытой дверью,– сразу же заорал сынок писателя,– я дорожу своим временем!
– Если вы действительно дорожите своим временем, то прежде, чем ехать в библиотеку, уточнили бы, удалось мне продать хоть одну книгу вашего уважаемого родителя! – резко отреагировала я, отжимая половую тряпку,– денег нет!
– Этого не может быть!
– Увы! А теперь извините, когда мне действительно надо будет отдать деньги, я вас найду!
Извините за отступление, но у каждого своя головная боль.
Итак, вернемся в тот жаркий день конца августа.
Все шло, как обычно, и ничто не предвещало последовавшего безобразного скандала.
До начала концерта оставалось несколько минут, когда в парке появились запаздывающие Петровы – сам Николай Викторович, недавно поступившая в мединститут Инна, веселая и нарядная Катенька, которая участвовала в программе выступлений с какой-то песенкой, подполз следом за всей семьей к первым рядам и Дима.
Парень мало изменился за эти месяцы, разве только подстригся по последней моде, да был одет в модные тогда турецкие штаны – «бананы» и «фирменную» рубашку.
Воцарилась мгновенная тишина, взорвавшаяся возмущенным гулом обсуждающих это скандальное появление голосов обитателей задних скамеек.
– Ты глянька-ка, Людка,– обратилась ко мне, потрясающая орденами возмущенная баба Нюра,– этот ... приперся! Ну, совсем люди совесть потеряли, раз голубые так обнаглели! За что боролись, зачем революцию делали? Товарищ Сталин бы такого не допустил!
– Чего? – оторопела я,– с чего вы взяли, что Дима, так сказать... нетрадиционной ориентации?
– Так эта гугнявая шалава мальчонку-то для своего мужа приглядела! Зубник-то наш, не тем местом интересуется! Весь город только об этом и говорит, на базаре шагу нельзя сделать, чтобы об этой потехе все уши не прожужжали.
У меня покрылись краской стыда щеки, и я испуганно покосилась на увлечено болтающую с подружками Аллочку – не услышали бы такого невинные детские уши!
– Анна Никаноровна, не надо слушать всякие небылицы! – прошипела я на старуху, – чего только люди не наболтают!
– Глас народа – глас правды! – высокопарно заявила баба Нюра, и оживленно дернула меня за рукав,– да ты прислушайся, сама-то, что все вокруг говорят!
И я прислушалась, и все обрывки фраз, доносящиеся до моего слуха, в той или иной интерпретации вторили бабе Нюре. Какой кошмар, так вот к чему привела устроенная Петровыми вакханалия беззакония!
И когда затянутая в шелковое вечернее платье пухленькая Клара Федоровна показалась на сцене, никто и не подумал успокаиваться. Она что-то там пыталась говорить, но шум не смолкал, наоборот возмущенно нарастая. Отдельные выкрики совсем уж распоясавшейся публики тоже не ласкали слух.
Положение спас, вышедший на сцену хор ветеранов. Старики рявкнули во все горло «Если бы парни всей земли...», и наконец-то, воцарилось молчание. Но стоило вновь показаться ведущей, как раздался недовольный гул, и так несколько раз.
К чести Петровых, они вели себя единственно возможным в такой дикой ситуации образом. То есть, как не шумели зрители, Клара Федоровна до конца отвела концерт. И Николай Викторович сидел, как ни в чем не бывало, как будто всё это не касалось ни его, ни его жены. Держалась и Инночка, а вот Катюша – бедняжка, чуть не плакала, но в нужное время вышла на сцену и славно спела с двумя другими девочками «Прекрасное далеко».
Помню, какое мерзкое настроение было у меня в тот день. Я понимала, что последствия этого концерта неминуемо ударят по семье Петровых – каким бы прочным не было их положение среди местного истеблишмента, вышестоящие органы не могли не отреагировать на скандал.
Так и получилось – уже в понедельник я узнала, что хор ветеранов написал коллективную жалобу на Клару Федоровну, обвиняя её в систематических срывах репетиций хора. Хотя, насколько я знаю, она только два раза пропустила репетиции, потому что устраивала Инну в общежитии мединститута.
Следом за хором Петрову попросили и из методистов, завуалировав изгнание кадровыми перестановками. Теперь она отвечала за сохранность экспонатов в запасниках местного музея.
Это было безусловное понижение – и в должности, и в зарплате, но зато в запасниках музея Клара Федоровна была не досягаема для открытых выпадов местных сплетников.
Помню, как уже месяц спустя после скандала, она, наконец-то, появилась в библиотеке... вместе с Димой. Тот действительно, шел за ней, как паж вслед за королевой, таща какую-то авоську.
Меня он холодно смерил презрительным взглядом и замер у входа.
– Иди, прогуляйся по парку,– рассеянно повелела парню Клара Федоровна,– мне нужно поговорить с Людочкой!
Она пришла в удачное время, когда я уже закрыла библиотеку и сидела, дожидаясь пока тетя Клава домоет полы.
Увидев, кто пришел, уборщица хмуро фыркнула и ушла, а мы остались вдвоем.
– Ты тоже веришь всей этой грязи? – грустно спросила Петрова, нервно расстегивая плащ.
– Нет,– вполне искренне и твердо ответила я,– не верю! Но и не могу понять, почему вы так носитесь с этим парнем?!
Клара Федоровна видимо настолько была вымотана всеобщим остракизмом, что впервые на моей памяти, открыто разозлилась.
– Но, Люда, ты же сама видела, в какой нищете и убожестве находился Димочка! Разве я могла его оставить погибать возле сумасшедшей нищенки?
Я неловко поежилась – сказать прямо, что думаю по этому поводу не могла, кривить душой не хотелось.
– Может, – наконец, отважилась я намекнуть,– вы слишком увлеклись в своем стремлении помочь!
И вдруг, к моему удивлению, она согласно и измученно кивнула головой.
– Да! Так, скорее всего, и было! Дима – такой одинокий и несчастный интеллигентный мальчик! Мне хотелось его порадовать, и мы с Виктором стали часто приглашать юношу к себе. Сама понимаешь, у нас и с продуктами легче, да и дом не сравнить с халупой Розы. Инка как всегда дичилась, а с Катюшей они так сдружились! Димочка такой контактный, такой услужливый!
Вспоминая всегда брюзгливо недовольное выражение лица «Димочки» я усомнилась в точности такой характеристики. Но следующим словам сразу поверила.
– Когда пошли разговоры, я поняла, что живу среди исключительно черствых и неблагодарных людей, и прямо сказала Диме, что лучше бы ему временно не посещать нашего дома. Хотя бы до тех пор, пока все не утихнет!
Разумное, а главное, единственно верное решение, но почему при этих словах у Клары Федоровны стало такое измученное и несчастное лицо?
– Но ты понимаешь, Людочка, – на глазах женщины показались слезы,– когда мальчик об этом услышал, он расстроился. Дима сказал, что впервые у него появилась настоящая семья и если мы его сейчас бросим, то он покончит с собой!
У меня изумленно округлились глаза, хотя... Клару Федоровну я понимала – а вдруг, действительно, малахольный паренек возьмет, да и залезет в петлю, как тогда ей жить с таким грехом на душе?
– Кто-то сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили!»
– Сент-Экзюпери,– механически напомнила я, и тут же растерянно спросила,– и что же вы теперь намериваетесь делать? Как все это сносить?
Клара Федоровна жалко улыбнулась.
– Знаешь, мне практически пятьдесят! В моей жизни много всего было, и я уверена, что скоро весь город привыкнет к Димочке и разговоры утихнут сами собой. Главное, не дрогнуть и высоко держать голову!
– А как относится ко всему этому Николай Викторович?
– Он все понимает, хотя, ему тяжело видеть, каким нападкам я подвергаюсь, но мы с ним уверены, что наша семья из этого испытания выйдет ещё более сплоченной!
Хорошо, коли дело обстоит именно так!
– И всё же, Людочка,– вдруг остро блеснули глаза собеседницы, – большая часть в этой неприятной ситуации и твоей вины!
– Что? – опешила я,– каким же это боком попала моя скромная персона в эту историю?
– Если бы ты сразу забрала Димочку себе...
– То сидела бы сейчас без работы, всеми оплеванная, и без надежды хоть как-то прокормить свою семью!
Но Клара Федоровна закусила удила.
– Мы бы тебе помогли! Да и кому какое дело до библиотекарши?
Благодарю покорно! Если ей не было до меня никакого дела, то вряд ли стал бы молчать мой экс-супруг, уж не говоря о бабе Нюре и прочих! Да, только в тот момент я поняла, насколько эгоистичной была эта женщина, и подивилась, как не замечала этого раньше.
Но Петровы столько раз меня выручали и деньгами, и продуктами, и поддержкой, что это противоречие с трудом укладывалось у меня в голове.
Человек слишком многогранен, и он редко подходит под какое-нибудь определенное клише, типа – добряк, злой или жадный. Всё запутано, всё условно, и никогда не знаешь, как он поведет себя в той или иной ситуации. Но есть люди, которые виртуозно манипулируют людьми, и хорошо разбираясь в их слабостях, симпатиях и антипатиях, легко добиваются своих целей.
К последним, наверное, относился и Димочка.
ПРОШЛО ПЯТЬ ЛЕТ...
За эти годы произошло много и мало одновременно. В моем положении, по крайней мере, особых сдвигов не было. Я работала в той же самой библиотеке, и мне катастрофически не хватало денег, потому что Алка училась в губернском институте физкультуры.
Нужно было платить за общежитие, давать ей деньги с собой, да и чем-то набивать сумки. Мне пришлось продать всё, что было ценного – и золотое колечко, и хрустальную вазу, и чайный сервиз под Гжель, но это, конечно, помогло мало. Я мыла полы, собирала лекарственные травы для аптеки, но зачастую мы с Мурзиком сидели на одной овсянке, что моему коту страшно не нравилось. Но я очень хотела дать дочери высшее образование и тянулась ради этого изо всех сил.
Сама Алка тоже после занятий работала ходячей рекламой, подрабатывала официанткой в пиццерии, но это был слишком скудный и непостоянный заработок.
Хорошо, хотя бы то, что удалось договориться с моим благоверным – я отказываюсь от алиментов, а он выписывается из квартиры. Так что закончился многолетний ужас с разделом нашей «двушки» в мою пользу.
В ту пору я редко разговаривала с Розой Сергеевной – та, наконец-то, дожила до социальной пенсии, и уже не так нуждалась в моей помощи, хотя, потеряв Димочку, никогда не отказывалась от предложенных баночек с вареньем.
Тихо скользя между стеллажами, она листала приглянувшиеся книги, проводя таким образом целые часы. Она мне никогда не мешала, и я даже подчас забывала, что старушка где-то здесь.
И только раз Роза Сергеевна позволила себе вмешаться в мою работу.
Ко мне за книгами часто приходила Лена Незванова – юная мать-одиночка. Лена поехала после девятилетки учиться в техникум, но уже после первого курса вернулась домой с округлившимся животиком. Кем был отец её ребенка, так никто и не узнал. Ленка говорила то о каком-то таксисте, то о летчике, а то и вообще-то о ком-то несуразном, чуть ли не инопланетянине.
Дома ей, понятно, не обрадовались!
Семья жила скудно, балансируя на грани нищеты из-за постоянно запивавшего главы семейства. Мать ворчала, отец по пьянке обзывал обидными словами, подружки сторонились, беспокойный ребенок постоянно болел и плакал – жизнь Лены никто бы не назвал счастливой! Но она любила читать, просто тонула в книгах, проглатывая толстенные тома за предельно краткий срок.
И вот эта девушка, каждый раз приходя в библиотеку (а ходила она ко мне часто!), оставляла ребенка в коляске перед входом и шла к моему столу.
– Не могли бы вы мне посоветовать, Людмила Павловна, какую книжку почитать, чтобы и он её любил, и она его любила, и всё у них было хорошо, но, в конце концов, они все-таки не поженились и расстались!
Немало немного! Вот сейчас возьму и выложу из-под прилавка!
– Нет, Лена, боюсь, ничего не могу предложить! Но, может, ты почитаешь «Сагу о Форсайтах»?
И так всё время – может, по рассеянности или из-за непреходящей усталости, девушка просто забывала, что уже задавала этот вопрос?
У меня каждый раз крутилось на языке: «Да-да, дорогая, я, бросив все дела, за ночь написала роман специально для тебя! И как раз сегодня могу его предложить!»
Как-то я не выдержала, и когда Леночка, забрав «Американскую трагедию» Драйзера удалилась восвояси, раздраженно высказалась:
– Если она так хорошо знает, о чем бы хотела почитать, пусть напишет книгу сама!
Я была уверена, что одна в зале открытого доступа, но раздался тихий предупреждающий кашель, и из-за стеллажей показалась смущенная Роза Сергеевна:
– Людочка, страшно, когда одинокий человек начинает сочинять себе новую судьбу! Его фантазии могут сбыться, и вряд ли от этого кому-нибудь станет лучше, а могут и не сбыться – тогда совсем плохо!
Бедная старушка опять молола невесть что!
– Роза Сергеевна,– виновато покраснела я,– извините..., я не знала, что вы здесь! Выбрали книгу?
– Не извиняйся, Людочка! Зачем мне книги? Я уже и вижу плохо, так, скорее, по старой памяти, листаю! Мне приятен сам шелест страниц, запах переплетов, и вид людей, копающихся в книгах. Последняя радость!
Я заволновалась. Признаться, я настолько привыкла к Розе, что не могла себе представить Земск без её сутулой фигурки с неизменной авоськой с книгами в руке. И почему-то она представлялась мне вечной, словно Горец, не подверженной болезням и хворям чудаковатой дамой. И вот...
– Вы больны?
Роза Сергеевна слабо улыбнулась, протерев обмотанные синей изолентой очки.
– Сахарный диабет! Не зря мои мужчины запрещали мне сладкое!
Какие мужчины – Димочка, что ли?
– Чем вы лечитесь?
– Да...
Всё понятно!
– А что думает на эту тему ваш племянник?
Старушка тихо вздохнула.
– У Димы своя жизнь! Я не хочу быть ему в тягость!
Это я хорошо знала. У Димы действительно была своя жизнь, впрочем, неразрывно связанная с жизнью Клары Федоровны.
Госпожа Петрова по-прежнему работала в музее, но уже заведующей, вытеснив с этой должности местную достопримечательность – заслуженного краеведа СССР Зою Гертрудовну (она не была немкой, просто её отец при рождении получил звонкое имя – Герой Труда) Дзюбу.
Зою Гертрудовну обвинили в пропаже при ремонте музея двух ящиков с чучелами рыб местной фауны, и попросили на заслуженный отдых. После чего жизнь в музее забила ключом!
Клара Федоровна налегла на работу со всей, нерастраченной на ветеранов хора энергией. Не смотря на излишний вес, она шустро бегала по всем инстанциям, звонко и задорно стуча каблучками по коридорам власти. Сумела даже по своим таинственным каналам выйти на саму мадам губернаторшу, и вскоре наш музей гордился двумя новыми экспозициями, оформленными по последнему слову тогдашней техники. И о чудо, в музее появился, чуть ли не первый в нашем городе компьютер! Правда об интернете, тогда даже слышали далеко не все, поэтому в основном-то за дорогой техникой играли в «косынку» и раскладывали пасьянс «Паук» члены семьи Петровых и, конечно же, Димочка!
Он прожил эти годы, прочно обосновавшись возле юбок свой благодетельницы. Молодой парень в самом рассвете сил и дама на шестом десятке – их постоянно видели вместе. Девушками он не интересовался вообще, скользя равнодушным взглядом по самым соблазнительным представительницам противоположенного пола, словно они были не более, чем прошлогодние листья под ногами. Сверстников и мужчин сторонился, старательно избегая контактов.
Поначалу он просто торчал у неё в музее, посильно помогая переставлять ящики или делать ремонт. Потом Петровы выкупили газетный киоск неподалеку от входа в музей, и Димочка стал проводить всё свое время, бесстрастно продавая кроссворды пенсионеркам и жевательную резинку детям. Но все равно, время от времени он все-таки закрывал палатку, чтобы наведаться в музей.
Все только рты разевали, когда Клара Федоровна, задорно сияя улыбкой, проводила экскурсии по своим владениям, а потом появлялся Дима и начинал тенью бродить за ней следом. Она ласково улыбалась протеже, и ни разу даже взглядом не намекнула парню, что в его сопровождении нет никакой надобности. Зато посетителям почему-то становилось не по себе, и они торопились оставить эту странную пару наедине.
