Текст книги "Семь сыновей (ЛП)"

Автор книги: Лили Сен-Жермен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я сделала единственное, о чем могла думать. Начала умолять. 

– Пожалуйста, не делай этого, – молила я его. – Чад, пожалуйста. Я никогда… я никогда не делала этого раньше. – Стыд от того, что меня обнажили перед восьмью мужчинами, окрасил мою кожу, и я снова заплакала.

Чад ухмыльнулся той самой ухмылкой, и я начала бороться с руками, которые удерживали меня прижатой к полу. Брыкалась и кричала, словно дикое животное, пойманное в ловушку, когда Чад навис надо мной со злым блеском в глазах. Зажмурила глаза, не желая видеть то, что, как я знала, он собирался сделать.

А затем. Боль. Жгучая, невыносимая боль, какая никогда не прекращалась. Такое чувство, будто меня разрывали пополам. Я так громко орала. Горло саднило до такой степени, словно порвала голосовые связки. Рука накрыла мой рот, приглушая звуки, и я укусила эту мягкую плоть, задыхаясь, едва ощутила вкус медной крови.

– Сука! – закричал Чад, ударяя меня в челюсть настолько сильно, что я почувствовала хруст в кости. Выпустила невнятный шум, когда что-то мягкое, какая-то ткань, была засунута в мой рот, чтобы и дальше заглушать мои крики. 

– Как хорошо, будь я проклят, –  стонал Чад, в то время как я сгорала и рыдала. – Тугая маленькая сучка говорила правду.

С сердитым выражением лица отрываю взгляд от Чада и в нетерпении наблюдаю за Джейсом, когда заводит свой байк. Он ревет, оживая. Сладкий звук ревущего «Харлея» и выхлопные газы вызывают в памяти счастливые воспоминания о моем отце. Я сосредотачиваюсь на них, отчаянно пытаясь не проскользнуть обратно в другие моменты прошлого, решая не позволять Чаду одолеть меня еще до того, как устрою драку. Джейс кивает головой в сторону, и я перекидываю ногу через сиденье байка, придвигаясь ближе и обхватывая руками крепкую талию парня.

В ту минуту, когда мои ноги надежно закреплены на пассажирских подножках, Джейс срывается с места, и я крепче хватаюсь, как только ускоряется. Он ловко маневрирует своим монстро-байком сквозь кучу других сверкающих махин, пока мы не оказываемся у ворот-ролетта.  Парень достает пульт дистанционного управления из кармана, нажимает на кнопку, отсылая роллет в небо. Солнечный свет заглушает искусственный, и я прищуриваюсь без солнцезащитных очков.

Все мое тело расслабляется, когда мы проезжаем через открытые ворота и покидаем пределы клуба. Мотоцикл огибает дорогу, так как Джейс ездит с точностью и мастерством. Чувствую улыбку, растущую на моем лице. Мои длинные волосы развеваются позади, ноги обвиваются вокруг первого мальчика, которого когда-либо любила. Даже если он не знает, кто я, даже если он никогда не узнает… в этот момент мне достаточно просто побыть с ним наедине, на открытой дороге.

Проехав несколько миль, Джейс замедляет байк и тормозит около тротуару. Улыбаясь, он поворачивает голову.

– Куда теперь? – спрашивает.

Эллиот.

– Мне нужно закончить тату, – говорю достаточно громко, чтобы услышал меня сквозь рев двигателя. – «Затерянный Город Тату»?

Джейс кивает и поворачивает обратно на дорогу, проверяя свои зеркала. Мы снова срываемся, направляясь к Эллиоту, и его иглам, и его вопросам.

Думаю, мне нужно выпить.

Непринужденно прогуливаюсь по тротуару, Джейс рядом со мной. Я – извивающийся пучок нервов внутри от перспективы того, что Эллиот устроит мне разнос, но внешне стараюсь быть спокойной, умиротворенной и собранной.

– Мы на месте, – произношу я у двери студии Эллиота, вручая Джейсу свой шлем. – Встретимся здесь через несколько часов?

Парень выглядит так, словно находится в неудобном положении, и сканирует тротуар с обеих сторон.

– Что? – спрашиваю его.

Джейс в голос выдыхает.

– Если ты сбежишь, мой отец убьет меня. Буквально.

– Погоди, ты думаешь, что я собираюсь сбежать?

Пожимает плечами.

– Я бы на твоем месте так и сделал.

Указываю на «Хутерс» на другой стороне дороги.

– Ты можешь приглядывать за мной и заказывать пиво у горячих девчонок с симпатичными сиськами, – говорю. – Что скажешь?

Он переступает с ноги на ногу.

– Я просто войду с тобой, – отвечает.

– Постой, – выпаливаю, приложив свою ладонь к его груди. – Если хочешь знать, я вроде как… плакала, когда набивала тату в прошлый раз. И он говорил, что раскраска намного хуже, чем контур.

Джейс ощутимо расслабляется и отступает.

– Ладно, – произносит. – Ну, я буду через дорогу.

Я сладко улыбаюсь.

– Спасибо.

Терпеливо жду, пока он перейдет дорогу. Помахав ему и сделав глубокий вдох, открываю тяжелую стеклянную дверь в студию Эллиота. Колокольчик над дверью оповещает о том, что кто-то вошел, и я подпрыгиваю на десять футов в воздух.

Когда вхожу, Эллиот как раз набивает бабочку на пояснице какой-то женщине. Он сразу же замечает меня и останавливает свою работу. Пистолет с грохотом опускается на поднос рядом с ним.

– Хорошо, – говорит ей Эллиот. – Сегодня мы закончили. Не забудьте позвонить нам на следующей неделе и записаться на последнюю встречу.

Дама садится с растерянным выражением лица.

– Разве ты не собираешься закончить ее сейчас? – спрашивает она.

Эллиот покрывает кожу слоем антисептика и приклеивает сверху кусок марли с полиэтиленовой подложкой.

– Неа, – отвечает. – У вас слишком сильное кровотечение. Вы пили, мэм?

Виноватый взгляд на ее лице красноречивее ответа. Эллиот нежно, но твердо выталкивает женщину за дверь, обещая, что ее законченная татуировка будет выглядеть просто великолепно на следующей неделе. Как только дама уходит, он поворачивается ко мне.

– Где, черт возьми, ты была? – задает вопрос. Выражение его лица расстроенное.

Я улыбаюсь на случай, если Джейс увидит нас здесь.

– За нами следят, – говорю ему сквозь улыбочку «сладкая вата». – Ты собираешься сопроводить меня туда и раскрасить, или как?

Все поведение Эллиота меняется, только понимает, что на нас смотрят. Указывает на стол, на котором всего несколько минут назад была разложена старуха.

Снимаю футболку и вешаю на стул рядом со столом. Моя грудь прикрыта простым черным бюстгальтером, какой с трудом сдерживает ее приличный размер. Эллиот кажется немного взволнованным, и я зло ухмыляюсь.

– Они нравятся тебе? – спрашиваю его, ожидая, когда он клюнет. – Я приобрела их за хорошую цену.

– Заткнись и садись, как бы тебя там ни звали, – проговаривает, и не могу сказать, изумлен он или раздражен.

Я поднимаюсь на стол и ложусь, морщась, когда срываю повязку одним махом.

– Это всего лишь сиськи, Эл, – говорю, опираясь на скрипучий пластик.

Эллиот с минуту смотрит на них с сомнением, прежде чем переключить свое внимание на мое лицо.

– Они горячие. Тем не менее, я не хочу говорить о твоих сиськах.

Он открывает пластиковый пакет и извлекает одноразовую иглу, битком набитую чернилами, которые навсегда окрасят мою кожу.

– Я хочу поговорить о том, где ты, бл*дь, была три дня и почему не отвечала на мои звонки. – Его слова суровы. И могу точно сказать, что он не думал ни о чем другом, кроме меня и моей безопасности, с тех пор, как я ушла отсюда три дня назад.

– Мне жаль, – проговариваю тихо. – Они забрали и разбили мой телефон.

– Хорошо, ты в порядке? – спрашивает. Голос Эллиота напрягается, чтобы звучать нормально под тяжестью его отчаяния. Его глаза – океаны беспокойства и боли, и мне нужно отвести взгляд, пока реально не заплакала.

– Я в порядке, – отвечаю. – Я проникла туда. Они купились на мою историю. Вот и все.

– И это все? – Эллиот перестает возиться с иглами и упаковками и пристально смотрит на меня. – Что все это значит?

Я скрежещу зубами и делаю глубокий вдох. События последних трех дней, побившие все рекорды по боли, крови и похоти, проигрываются на повторе в моем подсознании. Не могу рассказать ему о Майкле. Эллиот никогда не заговорит со мной снова, если узнает обо всей глубине моего предательства.

– Я сразу понравилась Дорнану, – говорю монотонным голосом. – Я бы сказала, даже слишком.

Руки Эллиота пусты, и слышу, как его ногти впиваются в твердый пластик, покрывающий стол, на котором я лежу.

– Джулс… – рычит.

Горячие слезы наполняют мои глаза, и я сердито смотрю на него.

– Не называй меня так, – угрожающе произношу. – Ты больше никогда не назовешь меня так, понял? Ты хочешь, чтобы нас обоих убили?

Эллиот отпускает стол и качает головой.

– Он сделал тебе больно? – задает вопрос. Кулаки плотно сжаты.

– Да, – честно отвечаю, смаргивая слезы. – Но я позволила ему. Это все часть плана.

Он хватает меня за плечи, и я с тревогой смотрю на дверь.

– Джейсон наблюдает, – пронзительным голосом говорю я и  вижу, что Эллиот использует весь свой запас силы, чтобы отступить от меня и собрать тату-машинку на стойке. Готовит иглы, каждая из которых содержит краситель, какой скоро окажется на моей коже.

– Как ты вообще убедила его остаться там? – Эллиот безумно зол, но в то же время пытается вести нормальный разговор. Супер.

Растягиваюсь на мягком пластиковом столе.

– Я сказала ему, что плакала в прошлый раз, когда набивали тату, и что мне было бы слишком стыдно, если бы он наблюдал за этим.

Эллиот ухмыляется, несмотря на свою прежнюю тираду. Его игла нацелена на мою тазобедренную кость.

– Итак, – безжалостно интересуется он, – ты будешь плакать?

Я сжимаю кулаки, как только начинает тянуть острые иглы через чувствительную, покрытую шрамами плоть, которая покрывает мое бедро.

– Черт, нет. Нужно нечто большее, чем маленькая машинка для татуировок, чтобы заставить эту девушку плакать.

Спустя три часа, моя татуировка полностью заштрихована. Черные и темно-красные вихри с узорами и просачивающейся кровью закручиваются на моей талии. Я потею, моя кожа одновременно онемела и горит огнем. Каждый нерв ноет в своем собственном протесте.

– Я не ожидала, что это будет так болезненно, – говорю Эллиоту, пока он накладывает новую повязку. – Думала, будто все случится очень быстро, или что-то в этом роде.

Эллиот замирает, уставившись на новые синие и фиолетовы синяки на моих запястьях, оставленные Дорнаном во время секса после того, как он застрелил Майкла.

– Твоему телу всего лишь нужно было больше адреналина, – произносит, взяв мое запястье и изучая плоть с нечитаемым выражением лица. Он легонько проводит теплыми кончиками пальцев по синякам. Глубокий хмурый взгляд оседает на его лбу.

– Но, вероятно, ты его весь истратила.

Входная дверь звенит, пугая меня до чертиков, и я смотрю вверх, чтобы увидеть Джейса у стойки салона. Он смотрит на нас с опаской, явно замечая нежность, с которой Эллиот трогает мои ушибленные запястья.

– Ты закончила? – спрашивает меня.

Я энергично киваю, соскальзываю со скамейки и осторожно натягиваю футболку через голову. Вздрагиваю, когда ткань касается места, покрытого татуировкой; несмотря на то, что повязка образует барьер, она все же не препятствует моей коже протестовать против самого незначительного прикосновения.

– Не забывай промывать ее каждый день и храни в чистоте и сухости, – проговаривает Эллиот, как он, несомненно, говорил тысячу раз до этого. Вручает мне набор для последующего ухода, который включает марлевые повязки, солевой раствор, защитный крем и визитную карточку со стационарным номером студии, напечатанную крупным шрифтом на поверхности. Умно.

– Так точно! – произношу я, направляясь к двери, где ждет Джейс. Не оглядываюсь на Эллиота. Если обернусь назад, то я в жопе.

Помни, зачем ты здесь.

Моя мантра, которую я напеваю и, которая держит меня в здравом уме всякий раз, только я чувствую тревогу.

Поиметь Дорнана. Убить его сыновей. Остальных отправить в тюрьму. Найти эту запись.

Жить долго и счастливо. Пф-ф.

Мы выходим на улицу в практически полностью исчезнувший день; пучки облаков баклажанного цвета висят низко в небе, ожидая, когда ночное небо поглотит их полностью.

– Куда теперь? – задает вопрос Джейс, опуская солнцезащитные очки, чтобы посмотреть на меня.

Пожимаю плечами.

– Не знаю. Я вроде как проголодалась. Ты голоден?

Джейс улыбается.

– Да. Я звонил в клуб, отец все еще в отключке.

Парень, должно быть, заметил мое осунувшееся лицо, как он его называет, и дал заднюю.

– Прости, – запинается Джейс. – Я не хотел…

– Пиво, – говорю ему в ответ. – Мне бы не помешало пиво.

Хмурится и указывает на мою талию.

– Ты уверена, что тебе можно пить после того, как ты сделала татуировку? Разве это не спровоцирует большее кровотечение или что-то вроде того?

Я пожимаю плечами.

– Давай узнаем.

Он смеется, и это самый сладкий звук в мире полном боли и лжи.

– Тогда ладно, – произносит. – Я знаю одно место на пляже, которое тебе должно понравиться. Ты ешь мексиканскую еду?

Думаю о том, как, будучи подростками, мы сбегали на Венецианский пляж от наших родителей, где пили дешевое пиво и заказывали начос после многочасового купания в море. Я проглатываю комок, образовавшийся в моем горле, и улыбаюсь.

– Звучит отлично, – отвечаю.

Когда мы добираемся до пляжа, который находится всего в паре сотен метров, никак не могу выбросить из головы последние три часа. Разговор с Эллиотом походил на американские горки, мягко говоря.

– Ну и какой твой план игры? – Эллиот говорил с осторожностью, вдавливая острые иглы в мою плоть.

Я уже купалась в поту, мои пальцы вцепились в края стола. 

– Собираюсь убрать их. Одного за другим. Дорнана последним. – Я тяжело дышала из-за жужжания машинки.

– Убрать их? – пробормотал Эллиот. – Что ты имеешь в виду?

Встретилась с ним взглядом, он отошел от меня, держа машинку в руке, заглушив ее на мгновение. 

– Ты хочешь сказать, что собираешься убить их всех?

Я мрачно улыбнулась. И могу сказать, что Эллиот хватался за способ отговорить меня от этого.

– Ты должна была остаться в Небраске, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Это безумие. 

– Почему? – бросила я ему вызов. – Потому что они не заслуживают смерти?

Тату-машинка упала сбоку Эллиота, и он выглядел расстроенным.

– Ты не должна была оказаться той, кто сделает это, – произнес с чувством обреченности.

– Эллиот? Эй. – Я села и потянулась через пространство, разделяющее нас, касаясь замысловатого чернильного рукава, который украшал его мускулистую руку. 

– Мне очень жаль, что я не смог сделать это ради тебя, – сказал он, выглядя совершенно разбитым. – Я хотел. Не мог думать ни о чем другом. А потом…

– Я понимаю, – ответила, чувствуя себя обворованной, потому что не имела возможности прижать Эллиота к груди и крепко обнять. Вместо этого сосредоточилась на его руке и татуировках, украшающих ее. Там были звезды и черепа, довольно хорошенькая девушка со светлыми волосами, младенец в пеленке, серп и пистолет. Птицы разбросаны в местах, не забитых другими символами. Я с трудом проглотила ком, поняв: смотрю на историю его жизни без меня. Я слегка коснулась младенца в пеленке, уверенная, что это в честь его дочери. 

– Тебе есть ради чего жить, Эл. Нечто гораздо более важное, чем месть. У тебя есть семья.

Он печально улыбнулся и посмотрел вниз, где мои пальцы касались его кожи. 

– Кайла была случайностью, – произнес он, потирая пальцем. Поднял рукав своей футболки, и я увидела слово «Кайла», закрученное в виде красной ленты на его плече. – Мэнди хотела сделать аборт, но…

Мое дыхание на мгновение остановилось от этого слова.

– Я ей не позволил, – пробормотал он. – Рассказал ей, каково это – на самом деле смотреть, как все происходит. Боже, Джулс, прости, – закончил Эллиот, и не стала его поправлять. – Я не хотел упоминать это дерьмо.

Я улыбнулась сквозь свою грусть.

– Не извиняйся, – ответила. Мое сердце расширилось и сжалось от вызванных Эллиотом эмоций, которых не чувствовала уже много лет. – Я счастлива, что из чего-то такого ужасного вышло что-то хорошее.

Он расслабился и снова поднял тату-машинку.

– Мы должны это закончить.

– Да, – я кивнула и легла.

Эллиот поместил иглу над моей кожей.

– Кого первым? –  спросил он, и я сразу поняла, о чем шла речь. Кого из них убью первым.

– Чада, – тихо произнесла. – Самого старшего. – Худшего из всех.

Эллиот мотнул головой, и я напряглась, когда он резко опустил иглу на мою плоть.

– Эй. Земля вызывает Саманту! – Джейс машет рукой перед моим лицом.

Мы остановились в конце променада Венецианского пляжа и всего сумасшествия, что лежало вдоль него.  Я вижу парня, жонглирующего огнем, филиппинку средних лет, кошмарно поющую в караоке, и множество бодибилдеров, все еще тренирующихся на береговой спортивной площадке, которая оборудована на песке. Воспоминания о моих подростковых годах наводнили меня. Даже запах тот же. Я должна заставить себя обратить внимание на Джейса, пока он говорит.

– Ты хочешь есть? – спрашивает у меня.

Качаю головой.

– Давай поплаваем, – говорю я, меня тянет к океану, словно магнитом. Стягиваю свою одолженную обувь и оставляю ее на тротуаре, ступая на восхитительный теплый песок. Это заставляет меня чувствовать себя счастливой. Чувствовать себя как дома.

Джейс ухмыляется.

– У нас нет купальных костюмов.

Я пожимаю плечами.

– Мое нижнее белье прокатит, – отвечаю я, стаскивая футболку, и бросаю ее на землю рядом с обувью. Расстегиваю штаны и тяну вниз, кидаю их на образовавшуюся груду. На мне только черный лифчик и подходящие к нему трусики-бикини, и я знаю, что отлично выгляжу.

Оглядываюсь на Джейса и смеюсь.

– Давай, – произношу. – Если только ты не боишься.

– Боюсь быть арестованным, – дьявольски говорит он. – Я не ношу нижнее белье.

– Оу, – выпаливаю, приподнимая бровь. – Ну, тогда хотя бы закатай эти джинсы и зайди в воду вместе со мной.

Я оставляю его на тротуаре, ругающегося на зашнурованные сапоги и пытающегося их снять, и бегу по песоку к воде. Погружаясь под воду, держу глаза плотно закрытыми на случай, если мои контактные линзы сместятся. Сохранение такой маскировки – татуировка, контактные линзы и попытки не забыть свое поддельное имя – начинает действительно раздражать меня.

И это только начало.

Снова всплываю на поверхность. Соленая вода – желанное очищение от ужасов последних нескольких дней.

Джейс завис у кромки воды. Его пальцы на ногах едва намокли. Он снял свою кожаную куртку и рубашку. Из того места, где лениво плаваю, я могу оценить его шесть кубиков пресса и телосложение. Долговязый паренек, которого оставила, превратился в очень привлекательного  мужчину. Его татуировки отличаются от татуировок Эллиота, в основном связанных с бандитами. Когда Джейс поворачивается, чтобы посмотреть на пляж, я вижу его татуировку «Братья-цыгане». Он как две капли воды похож на спортивно сложенного Дорнана, и мой желудок скручивает. Повернись, Джейс.

Он делает это, заходя немного глубже, так что волны облизывают его лодыжки.

– Иди сюда, киска, – дразню его.

– Мои джинсы намокнут, – говорит он. Я выпячиваю губу и драматически дуюсь.

Он смеется.

– Вода про-о-о-о-сто супер, – произношу я. Джейс вытаскивает свои ключи и мобильный телефон из кармана, бросая их на песок вне досягаемости воды. Никто их не тронет. Он один из «Братьев-цыган». Они владеют большей частью Венецианского пляжа.

Заходит в воду, пока она не достигает его коленей. Низ джинсов мгновенно пропитывается соленой водой.

– Дальше, – зову я, отступая назад.

Он качает головой и не двигается. Подплываю к нему с дьявольской улыбкой на лице.

– Не стоит… – предупреждает он, но, прежде чем успевает закончить предложение, я тяну его за руки, опрокидывая в воду. Джейс выныривает, смеется и брызгается, и на сердце становится немного легче.

– Спасибо, – говорит он. Его голос прямо сочится сарказмом.

– Пожалуйста, – отвечаю я. – Говорила же, что вода просто супер.

Он всего-навсего качает головой, улыбается, забавляясь.

Поднимает взгляд к горизонту на мгновение, прежде чем сказать уже более серьезно:

– Так ты теперь типа старуха моего отца?

Я чуть не задыхаюсь.

– Что? – брызгаюсь.

– Мой папа. Вы, ребята, типа пара?

Моя улыбка исчезает, и я крепко вжимаюсь ногами в песок под собой. Но Джейс задал интересный вопрос. Считает ли Дорнан, что мы в отношениях, какими бы вопиюще неработающими они ни оказались и каким бы коротким ни было наше знакомство?

– Я не знаю, – отвечаю честно. Потому что действительно не знаю. Неожиданная близость с Дорнаном подарила и благословение, и проклятие: у меня есть уникальный доступ к нему, его клубу и его сыновьям; но в тот же самый момент если я продолжу, то большую часть времени мне придется проводить с человеком, которого ненавижу больше всего на свете. С человеком, какой разорвал мое существование на части и украл все, что мне было дорого.

– Я думаю, он сражен тобой наповал, – произносит Джейс, и не знаю, что слышу в его голосе – ревность или смирение?

Пожимаю плечами.

– Я только познакомилась с этим мужчиной. Все, чего я хотела, – это работу в вашем бурлеск-клубе.

Не желала, чтобы он застрелил моего предполагаемого бывшего парня – невиновного незнакомца, – а затем приставил пистолет к моей голове.

– Мой отец не из тех, кому можно отказать, – говорит серьезно, щурясь на солнце.

– И вот мы здесь, – проговариваю я.

Джейс не говорит ничего на протяжении нескольких минут, и пользуюсь моментом, чтобы медленно поплавать вокруг него.

– Прости за моего брата, он подсел на долбаные энергетические напитки, – наконец-то произносит.

– Простить? – переспрашиваю, прекращая плавать брасом. Я подплываю к нему, затем обратно встаю ногами на твердый песок.

– Чад, – говорит, задумчиво закусывая губу. – Люди всегда думают, что он под кайфом, но это не так. Он пьет эти гребаные гуараны с той минуты, как только выползает из постели утром. Когда-нибудь у парня случится сердечный приступ. Я пытался сказать ему, но…

Могу только представить, каким образом прошел тот разговор.

– Мне нравятся эти напитки, – произношу я, посмеиваясь. – Почти так же, как мне нравится пиво.

– Не трогай те, что стоят в холодильнике клуба, – предупреждает он. – Чад убьет тебя, пока ты будешь спать. По-видимому, они все принадлежат ему.

Я бессмысленно улыбаюсь. В моей голове начинает формироваться извращенная идея. Когда-нибудь у парня случится сердечный приступ.

Моя улыбка превращается в дикую ухмылку.

– Что? – спрашивает Джейс, расплескивая воду мне в лицо.

– Ничего, – говорю, плескаясь в ответ. – Я просто подумала о том, каким же замечательным будет это пиво прямо сейчас.

Мы натягиваем сухую одежду на наши мокрые тела, и она прилипает к коже, пока пьем пиво и едим рыбные тако на тротуаре. Становится темно, и я рассеяно наблюдаю за огненным жонглером, обдумывая детали своего плана.

Мой разум внезапно начинает такую активную деятельность, что я едва способна сосредоточиться на том, о чем говорит Джейс.

Потому что я поняла, как собираюсь убить Чада.

И это будет восхитительно.

Потребовалась неделя, чтобы организовать мой маленький план. Все это время Дорнан трахал меня при каждой возможности, которую только мог найти. Он трахал меня в душе, в кабинете, в его постели и на бильярдном столе. Благодарю небо и звезды за то, что не додумался отыметь меня на сцене бурлеск-клуба, потому что если бы Дорнан это сделал, думаю, я растворилась под бременем своей лжи. И он наверняка догадался бы: мое настоящее имя – Джульетта Портленд.

Через десять дней после своего появления я воплощаю план. В воскресенье в клубном доме царит тишина, а Чад один в огромном гараже, где паркуют все мотоциклы. Сегодня здесь их намного меньше. Дорнан и большая часть клуба на выезде, а Чаду пришлось остаться, так как ему совсем недавно прооперировали колено. Могу сразу сказать, он взбешен тем, что его оставили. Шатается по округе разъяренный, лязгая гаечными ключами и ругаясь. Пока его байк стоит, подпертый подножкой, большинство запчастей от него лежит грязными кучами на полу.

Я вхожу с открытой банкой любимого энергетического напитка Чада в руке и закрываю дверь.

– Приветик, Чад, – произношу, наклоняя банку, делая вид, будто пью из нее. Однако я и капле жидкости не позволяю коснуться моих губ. Ха-х, я-то не хочу умереть.

Смотрит вверх раздраженным взглядом, и его брови сходятся вместе, когда он видит меня.

– Какого хрена тебе надо? – спрашивает Чад. Еще громче стук инструментов разносится по помещению. Он присматривается и снова встает, хромая вокруг своего байка, направляясь ко мне. Вырывает банку из моей руки, и я изображаю удивление. – Не пей мои гребаные напитки, сука, – говорит, хлопая банкой по стойке рядом с ним. Терпеливо жду, пока продолжит работать над мотоциклом.

– Я не думала, что ты будешь возражать, – проговариваю, прислонившись к стойке около него, убедившись, что сейчас ему открывается хороший вид на мое декольте. Это всегда хороший отвлекающий маневр. – Знаешь ли, тебе не стоит так много пить этой штуки. Твое тело может не справиться.

Чад фыркает и бросает гаечный ключ на землю, едва не задев свой байк. Тянется к банке и делает гигантский глоток, высмеивая меня. Бинго.

– Какого хрена ты так лыбишься, сука? – задает вопрос, снова хлопая банкой рядом со мной. Почти сразу же он выглядит растерянным, и я способна лишь представить, как быстро начинает биться его сердце. Чад мгновенно покрывается потом и пошатывается, едва стоя на своих ногах.

Я пожимаю плечами, делая глаза большими и невинными.

– Ты себя хорошо чувствуешь, Чад? – интересуюсь, рассмеявшись, едва он падает на колени. Он кричит, когда его новенькое, реконструированное колено издает мясистый хлопок и треск, и могу только догадываться, что успех после операции сильно подпорчен.

– Какого…? – задыхается он, сжимая грудь обеими руками. Я опускаюсь на колени перед Чадом, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и снисходительно похлопываю его по голове.

– Вот так, вот так, – насмехаюсь я над ним,  – скоро все закончится, Чад. Ты не будешь страдать столько, сколько заставлял страдать меня. Это печально, но необходимо.

Его глаза на секунду закрываются, и я отползаю назад, не желая быть придавленной весом парня, когда он шлепнется через десять секунд.

– Кто ты такая? – хрипит он, держась за грудь.

Я улыбаюсь, пока ощущение запредельного триумфа омывает меня. Снова опускаюсь на колени и как можно ближе склоняюсь к его уху. Мое дыхание на его коже – это последнее, что он когда-либо почувствует.

– Меня зовут Джульетта, – шепчу я, – и тебя только что поимели, Чад.

Поднимаюсь на ноги и продолжаю наблюдать за тем, как он борется.

– Ты сука, – выплевывает он.

Его лицо краснеет. Он падает на землю, плечом ударяется об пол. Ему понадобилась целая вечность, чтобы сдохнуть.

Когда он готов и мертв, я улыбаюсь. Потому что это чертовски приятно. Даже лучше, чем я ожидала.

Один сукин сын готов. На очереди еще шестеро. Я вытираю свои отпечатки пальцев с банки, помещаю ее снова на стойку и переступаю через неподвижное тело Чада. Покинув гараж с грацией кошки, я остаюсь незамеченной и направляюсь на крышу. По пути беру пиво из холодильника и открываю его о край деревянной скамьи. Быстро и тихо поднявшись по лестнице, я врываюсь на крышу. Джейс сидит в кресле-мешке, который он откуда-то выкопал, наблюдая за закатом над Венецианским пляжем. Стою позади парня, восхищаясь видом.

– Привет, – говорит он. – Я вот вышел посмотреть на закат перед тем, как отправлюсь на работу.

Сажусь в огромное кресло-мешок рядом с ним. Мое тело так устало, так измотано.

– Ты даже принесла мне пиво, – шутит он, указывая на мою нетронутую бутылку «Короны». Улыбаюсь и делаю глоток, держа ее перед собой.

– Держи, – произношу. – Я только хотела попробовать.

Рука Джейса слегка касается моей, когда он забирает бутылку. Я на секунду дольше задерживаюсь, прежде чем отпустить. Наши глаза одновременно закрываются. Мрачное беспокойство залегло в чертах его лица, должно быть, он тоже почувствовал искру, которая пробежала между нами.

– Саманта… – говорит он.

Я качаю головой.

– Не надо.

Он хмурится и делает глоток пива.

– Что не надо?

Смотрю на свои руки.

– Не говори этого.

Джейс делает длинный, глубокий вдох и выпускает его со свистом.

– Откуда ты знаешь, что я собирался сказать?

Я кладу руку обратно на его, мы оба держим бутылку.

– Просто знаю, – отвечаю я, крепче сжимая его руку.

Думаю о том, как сильно любила Джейса, как всегда его любила. И этого достаточно, чтобы заставить меня разрыдаться. Но я не стану. Я не могу.

Я еще не закончила.

Еще столько всего нужно сделать.