Текст книги "Я уеду отсюда"
Автор книги: Лиана Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Вот, уж, мы испугались – то.
А когда нам ещё погулять то, как не школу прогуляв?
Вечером нам с Нинкой попало. Тут всё сложилось. И Ефтаксинья маме нажаловалась, что мы школу прогуляли, и Нинкин отец добавил.
Попало и за школу, и за портфель. Особенно за портфель.
Портфель у меня красивый. Настоящий чёрный кирзовый с двумя карманами и двумя пряжками.
В деревне ни у кого нет портфеля. Все в школу ходят с холщёвыми сумками.
У меня тоже была холщевая сумка. Так бы я с ней и ходила в свой первый класс. Но у моей учительницы появился портфель.
С той минуты, как Ефтаксинья пришла в школу с портфелем и на моих глазах достала из него тетрадки, жизнь моя закончилась.
Портфель стоял у учительницы на стульчике. Я не могла от него отвести глаз. И уже представляла, как складываю туда своё школьное барахлишко. Мысленно ощущала в своей ладошке его шершавую ручку.
Я поняла, что без этого портфеля нет мне жизни и в школу ходить бессмысленно.
Вернувшись с уроков, я заявила маме, что в школу больше не пойду, пока у меня не будет такого портфеля, как у учительницы. Мама сначала посмеялась, потом, убедившись в серьёзности моих намерений, поохала.
Конфликт начинал набирать обороты.
Я проявила всё своё мужество и волю, слёзы, убеждение, и не знаю, что ещё, но мама поняла, что Евдокия Васильевна должна отдать мне свой портфель. Иначе, быть мне не образованной.
Мама куда-то ушла, и…., у меня появился портфель учительницы.
С тех пор я хожу в школу гордая с кирзовым портфелем.
Наша Андрюшинская школа сначала была семилетняя, её открыли в 1935 году. Потом, после войны в школу вернулись преподаватели – фронтовики: Богданов А.Н., Жебряков И.В., Жебрякова К.М., Серебрянников А.М. В 1957 году решением народного комиссариата школа преобразована в десятилетку.
Глава 4
Мечты становятся ближе
Школьные годы летят, как ветер.
Кажется, ещё совсем недавно мы построили дом; родился братик Коля, и я заботилась о нём, как о своем ребёнке, практически вырастила его.
Ещё совсем недавно я стащила у отца махорку, и мы с Люськой пытались курить ее за полем. Это додуматься до такого, в 10 лет в глухой деревне…
В этот раз мы были умнее, и с хлыстом за нами уже никто не бегал.
А потом, подарила отцу на День рождения, вытащенную из его же чемоданчика пачку папирос…
Кажется, ещё вчера, натерла красным перцем обидчика-одноклассника. Отваги мне не занимать!
Ещё живы воспоминания встречи в тайге с медведем.
Конечно, это я не забуду всю жизнь, как во всё горло истошно орала песню, чтобы напугать зверя: «Огромное небо, огромное небо, огромное небо, одно на двоих».
Песня красивая Марка Бернеса, про лётчиков:
«Подальше от города смерть унесём,
пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
пускай мы погибнем, но город спасём!»
И надо же мне было с покоса, где мы были с отцом, за 16 километров от деревни по глухой тайге бежать одной в клуб на танцы.
Отец отговаривал, в лесу одной опасно. Да разве можно меня отговорить на танцы бежать? Пусть и далеко, чего в тайге на комарах вечер сидеть.
Хорошо, что он меня всему научил. Его совет и при встрече с медведем пригодился.
Я так громко пела и шумела, что медведь не стерпел, и я была спасена. Он пристально посмотрел на меня и убежал.
На покос мы ходим с отцом всегда только вдвоём. Сначала, конечно папка один косил. Но когда я чуть-чуть подросла, мне стало жалко его. Он такой больной, на комарах и оводищах, помахай – ка на жаре косой, руки отвалятся.
Идти на покос далеко, рядом в Андрюшке косить не разрешают, покосов нет, мы не колхозники. Можно косить только в месте, которое называется: «Пятьдесят пятый километр».
С одной стороны от нашего дома, через дорогу – тайга. Если папка найдет в этом лесу у дома какую-нибудь полянку и соберёт там охапки три травы для скота, обвяжет веревкой, погрузит на спину – бежит домой оглядывается, чтоб никто не увидел. Хорошо, что дом чуть ли не в тайге, быстро перебежит дорогу.
Почему нельзя косить траву близко у дома я не знаю. Неверно трава колхозная.
Поэтому на покос надо шлёпать по тайге за 16 километров, и с собой тащить всё на весь период пока будешь сено заготавливать, и косы, и вилы, и грабли, и хлеб, еду всякую и на чём поспать, хотули тяжеленные. Всегда неизвестно, на какое время в тайгу идешь, какая погода будет, быстро ли управишься.
Я раз, два попробовала косой махнуть попала в кочку. А потом папка показал, как надо косу держать, и у меня сразу получилось. Отец говорит: «Дочь Тамара у меня, как заправский мужик косит».
Целый день косить тяжело. Сначала косишь, трава складывается рядком. Потом её нужно переворачивать, для просушки, а когда высохнет, складывать в копны.
Папка просовывает две длинные жердины под огромный ворох копны тяжеленной травы и её надо нести к месту, где будет формироваться стог.
Это очень неподъёмно. Кажется, все кишки вывалятся, пока тащишь это всё на плечах к месту, где будешь стоговать. Я, наверное, потому и маленького роста, что от тяжести не выросла.
В стог сметать, тоже надо изловчиться.
Меня один раз ещё маленькую (тогда мама с нами ещё ходила) посадили на стог, нужно было утаптывать сверху плотно траву, а трава колючая. Надо аккуратно на стогу себя вести, чтоб не свалиться и чтоб на вилы не насадили. На высокий стог мне потом подали жердину, надо было по ней спускаться вниз, я чуть лоб не разбила, сорвалась, мама от страха, как закричала.
Мы косим с папкой, а он всё на небо поглядывает, всё дождь вычисляет. Не дай Бог, брызнет, торопимся до дождя спрятать сено, чтоб не гнило потом. Ой, забегает отец, если дождь закапает, ой, заругается. Да и ночевать в лесу потом не очень радостно, если вымокнешь.
Зимой, когда устанавливается дорога, стог сена можно вывезти из леса. Папка договаривается с колхозниками, и наше сено привозят к дому.
Тут тоже работы полон рот. В полном смысле слова – и сено во рту. Подсадят меня на сарайку и в узкое окно закидывают сено, а я должна притаптывать его, чтоб весь стог вошел на чердак. А сено не лезет, если я плохо его там приберу. На чердаке тесно. Папка снизу кидает, а мне успевать надо.
Столько всего со мной за мою жизнь приключилось…
И вот уже я девушка.
Конечно, девушкой меня назвать трудно. Худая, маленького роста, белобрысая, бровей нет, груди нет. На девку не похожа, ещё и конопатая. Это вообще ужас ужасный.
Мне бы хотелось быть пополнее.
Вот Люська моя подружка – красавица. Она прямо настоящая девушка.
Хотя мой двоюродный брат говорит, что не понимает, что во мне парни находят, почему за мной ухлёстывают, а за Люськой не бегают.
Сёстры у меня тоже красивые смуглые, с красивыми бровями. Они похожи на маму.
А я – отцова дочь, вся в него.
Летом к нам в деревню пригоняют тунеядцев, чтоб они работали в колхозе. Указом Президиума Верховного Совета СССР 4 мая 1961 года усилена борьба с тунеядством.
Везде развешены плакаты:
– «Тунеядцы – наши враги! Хлеб трудовой от них береги!»,
– «Добросовестный труд – на благо обществу. Кто не работает – тот не ест!»
Если человек не работает на строительстве коммунизма четыре месяца подряд (кроме женщин с маленькими детьми) и его вина доказана судом, «преступника» ссылают на срок от двух до пяти лет, причём производится конфискация имущества «тунеядца», нажитого нечестным путем.
Мама говорит, что Указ уравнял «отъявленных бездельников» и всех граждан, работавших, но получавших «нетрудовые доходы», в том числе и представителей творческих профессий. Даже писателей считают тунеядцами.
Тех, кого обвинили в тунеядстве, называют сокращенно «БОРЗ», это значит без определенного рода занятий. Потом в уголовном жаргоне появилось слово «борзой», т.е. наглый, не желающий работать.
Когда в Андрюшку привозят тунеядцев вся деревня гудит, радуется. Это значит, в клубе будут новые парни, модные, городские стиляги.
Тунеядцы – все хорошо и модно одеты. Парни в красивых ботинках. Наши-то деревенские в сапожищах ходят, а зимой в валенках.
Название «стиляга» стало нарицательным, благодаря известному одноимённому фельетону Д. Беляева, опубликованному в журнале «Крокодил» под рубрикой «Типы, уходящие в прошлое».
В очерке описывается школьный вечер, где появился «разодетый на иностранный манер» невежественный и тщеславный молодой человек, гордый своим нелепым пёстрым нарядом и навыками в зарубежных танцах.
Он вызывает смех и брезгливую жалость у других студентов. Также в фельетоне представлена подруга стиляги Мумочка, «по виду спорхнувшая с обложки журнала мод».
Очерк «Стиляга» и напечатанная в том же номере статья о безродных космополитах стали сигналом начала кампании против влияния Запада. Есть мнение, что сам термин «стиляга» пришёл из музыкального языка: у джазовых исполнителей термин «стилять» означал «копировать чужой стиль игры». Существует выражение «дуть стилягу» – то есть играть в подражательной манере.
У стиляг тонкие узкие брюки – дудочки. Модники носят ботинки на рифленой каучуковой подошве.
По проспекту, словно манекен,
Вечером эффектный бродит джентльмен.
Всё отдаст вам лодырь и барчук
За цветастый стильный галстук
и за каучук.
В нашей деревне стиляг любят. Городские парни умные, культурные, в основном студенты из хороших семей.
С июля 1962 года в деревню привозят горожан на сельскохозяйственные работы.
Рады в деревне и когда с колоний сбегают зэки. В Андрюшку в этот период приезжают стрелки. Они охраняют население и ищут беглецов. Деревня наполняется народом и весельем.
ЗэКи никогда не пакостят. Иногда, кто-нибудь из деревенских, нет и нет, скажет: «Кто-то в бане ночевал», или в худшем случае фуфайку стырят.
Школа закончена. Мама не хочет отпускать меня в 15 лет учиться в город Серов. Это далеко, а с нашими дорогами, видеться мы будем редко.
Родители считают, что я не поступлю.
Уверенность подкрепляет тот факт, что учителей по многим предметам у нас в деревенской школе не хватает, преподавали – бывшие десятиклассники. Немецкий язык, вообще, несколько месяцев учили за все годы. Правда, мне, сказали, что к языку у меня большие способности. Но развить их не удалось. Ещё я очень люблю читать.
Мама говорит, что в школе мне дали не характеристику, а «волчий билет» с которым, уж точно никуда не возьмут.
Конечно «волчий билет», сами меня никуда не отпускали, вот характеристику плохую и дали. Все ребята летом на поле отрабатывали, а меня мама не пускала. Вот я и получила.
Но я верю, что поступлю. В деревне оставаться я не намерена. Смелость – города берет. И я обязательно всего добьюсь.
Мы с подружкой едем подавать документы в г. Серов. Ну, слово «едем», тут, конечно, не применимо.
Мы вдвоём идем 34 километра со своими баулами к хутору Линтовка (правильно это место называется деревня Линты, но в Андрюшке все говорят Линтовка).
Рядом находится участок по переработке леса и оттуда ходит тепловоз, который отвезет нас в светлое будущее.
Тепловоза нет, и мы до ночи с работником этого участка ждём транспорт.
Когда стемнело, мужчина пожалел нас и сказал, что даст место переночевать, а утром отправит в Сосьву.
Работник станции сказал вести себя очень тихо, и привёл нас к какому– то вагону. Ничего не видно, он поднёс палец к губам, велев вести себя, как мышам – тихо.
Мы легли сразу же в первое купе и уснули. Шутка ли, целый день шлепали до Линтовки по бездорожью и томились в ожидании поездки.
Разбудил он нас рано, было совсем темно, и так же тихо велел выходить.
На выходе я увидела огромное количество мужских кирзовых сапог, выстроенных в ряды. Я поняла, что мы ночевали у заключённых – бесконвойников, которые валили здесь лес.
Мне стало страшно. Всю ночь мы провели в бараке с осужденными мужиками, работающими на лесоповале.
Но мужчина посадил нас на тепловоз, и мы поехали покорять город.
Вокруг нашего села Андрюшино много зон. Кто-то работает под конвоем, а некоторых людей отпускают на поселение.
В 1948 году (в год моего рождения), открылся Гаринский эксплуатационный участок и по рекам района стали перевозить грузы и пассажиров катерами, так как дорог нет.
В 50-х годах наш Гаринский район определён как большая сырьевая база леса и началось строительство колоний, основной функцией которых стала заготовка древесины: Гари, Пуксинка, Лапотково, Зимний, Новый Вагиль…
Наши малопригодные для жизни таёжные и болотистые места стали использоваться для исправления неблагонадёжных людей.
Я поступаю в Серовское медицинское училище, мне хочется быть медсестрой или фельдшером.
На экзамене по математике, я смотрю на пример из букв «А» и «Б», и не понимаю, что говорить дальше.
С умным видом читаю вслух экзаменатору. Преподаватель понимает, что дело плохо, сочувствует мне и советует бежать в Серовское педагогическое училище, где ещё не закончился приём документов. Из жалости за экзамен по математике мне ставят тройку.
Экзаменатор подробно объясняет мне, что с этими документами, меня возьмут учиться, и новые экзамены сдавать будет не нужно.
Серовское педагогическое училище открылось еще в 1939 году. Первый выпуск педагогов из училища состоялся уже во время войны в 1942 году, и многие сразу ушли на фронт. Сначала учреждение готовило учителей начальных классов, а с 1967 года стали обучать ещё и на воспитателей дошкольных учреждений, учителей пения.
Окрыленная я бегу в педучилище. Ещё нужно сдать музыку.
Ну, тут, то я не подведу! Не зря же мы слушали радио и пели песни. Я пою на экзамене:
«Солнечный круг, небо вокруг.
Это рисунок мальчишки.
Нарисовал он на листке, и подписал в уголке:
«Пусть всегда будет солнце!
Пусть всегда будет небо!
Пусть всегда будет мама! Пусть всегда буду я!».
Я пою с таким напором, что шансов отказать мне – просто нет. Мои музыкальные способности хвалят. И вот, я – студентка!!!
Весь мой класс после попыток поступить учиться вернулся в деревню обратно, никто не поступил. Знаний нам давали не достаточно, и конкурировать с городскими ребятами мы не смогли.
Вернувшись из Серова в Андрюшку, я не застаю дома родителей. Дверь закрыта, и я залажу через окно в большую комнату нашего уютного жилья.
Вместе со мной врывается теплый осенний ветер.
Как же у нас красиво! Во все пять окон гостиной проникает яркое солнце, смешавшееся с отсветом осенних листьев.
Огород уже убран и из окон хорошо видна речка.
В пустоте дома раздается голос Людмилы Зыкиной. По радио, как всегда, передают популярные песни:
Издалека долго,
Течёт река Волга,
Течёт река Волга,
Конца и края нет.
Среди хлебов спелых,
Среди снегов белых,
Течёт моя Волга,
А мне семнадцать лет.
Господи, так это же она про меня поёт! На душе одновременно радостно и страшно. Хочется смеяться и одновременно плакать. Как же я уеду отсюда? Какое душевно смятение.
Я смотрю на этажерку, стоящую в углу, покрытую белой строчёной салфеткой, на фикусы и гортензию, и понимаю, что скоро это всё останется без меня.
А музыка, льющаяся из радио, продолжает щипать мне душу.
Сказала мать:
«Бывает все сынок.
Быть может, ты устанешь от дорог.
Когда домой придешь в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти»…
Я стою у окна и не знаю, куда себя деть. К огромному счастью от поступления в училище присоединилась грусть расставания.
В углу большой комнаты в полукруглом фанерном каркасе, прикрытом маминым шитьем, стоит швейная машинка «Подольск», я так хорошо помню, кода её покупали.
Мне ещё, наверно лет около пяти было. Папка тогда сказал: «Машинку для Дочери Тамары купим. Её будет».
Право на покупку этой машинки можно было получить, если сдать продукты питания. Мы сдавали куриные яйца (приобрели их в магазине). Только сдав их, мы смогли её купить. Эта машинка служит нам уже много лет верой и правдой.
Хоть швейный инструмент купили для меня, шить я так и не научилась. Не нравится мне это дело, нудное, нитки путаются, рвутся.
Мама всю семью обшивает, потому что свободно пойти и купить готовую одежду хорошего качества удобную, красивую и модную не так-то просто. Люди при покупке одежды покупают всё «ноское», «немаркое», и, конечно же, «дешевое», недаром в обиходе укоренилось выражение «дёшево и сердито».
Платья остаются любимой одеждой советских женщин.
Летние – из цветастых тканей, тканей в полоску, в горошек, в клеточку, а также с новомодными геометрическими и абстрактными рисунками.
Теплые – преимущественно из однотонной шерсти, часто с белыми кружевными или маленькими круглыми воротничками, с пластронами, отделанные аппликациями, шнурами, вышивками, с миниатюрными пуговками, застегивающимися на воздушные петли.
В основном наши деревенские женщины шьют платья из самых доступных лёгких тканей, такие, как ситец, набивной поплин и штапель. Выходные платья, конечно, стараются сшить из шёлка, крепдешина, креп-жоржета. В деревне особенно форсить негде, да и некогда.
Мама любит платья из шифона. Но чаще она носит чёрный сарафан, под который можно надеть яркую блузку. Когда красивой ткани на блузку не хватает, мама хитрит: верх блузки она шьет из дорогой и хорошей ткани, а низ, который, будет не видно под вырезом сарафана, надставляет другой тканью – дешёвой и не модной. Она часто шьёт такие «манишки» и надевает их под сарафан. От этого, кажется, что она одета, как королева.
Поглядев сейчас на эту швейную машинку, я поняла, что пришло время проститься со своим детством.
Приходит мама и, узнав о моём поступлении, ругается, на чём свет стоит: «Ну, надо же! И с волчьим билетом, а всё равно взяли!»,
– Ну, и ушлая, же ты, Томка! Как же я тебя, такую «плиставку» отправлю…
Мама всегда всем даёт клички и любит передразнить.
Когда это не касается меня, то очень смешно и похоже на того, кого она дразнит. А когда мама обзывает меня, очень обидно. Я, ж не виновата, что такая мелкая и худющая.
Недавно, она разозлилась на деревенского мужика, и весь вечер ворчала, называя его «Аспидом», и смешно показывала, его походку. Все дома хохотали.
Оказывается, аспид – это обширное семейство ядовитых змей.
Стройным телосложением, гладкой спинной чешуёй и крупными симметричными щитками на голове аспиды внешне напоминают ужей; их нередко называют также «ядовитыми ужами». Длина тела колеблется от 40 сантиметров у аризонского аспида до 4 метров у чёрной мамбы и 5,5 метров у королевской кобры. Голова у большинства видов закруглённая спереди и не отграничена от туловища шейным перехватом. Зрачок круглый; у рода смертельные змеи – вертикальный. Левое лёгкое рудиментарно или вообще отсутствует.
Когда мы всё-таки выяснили, кто такой аспид, смеялись еще громче, т.к. описание этого змея, уж очень подходило тому, кого пародировала мама.
Ух, и острая она на язык.
Мама считает, что выбранный мной путь в жизни принесёт мне одни страдания.
Но, я думаю, что настоящая причина всех провалов, это – желание предсказуемости и комфорта.
Наши страхи – это как огромный забор, который удерживает нас от достижения цели. Чем необычнее наши желания, тем выше становится это препятствие.
Я думаю, что многие люди в нашей деревне, хотели бы лучшей жизни, но страх, что-то поменять всеми силами удерживает сложившийся порядок вещей, хоть этот порядок сер и уныл.
Мне кажется, что если человек поймет, что страх и неизвестность подстерегают каждого независимо от того, что задумано, в любой попытке, что-то изменить, то будет легче. Не легче, но проще.
Раз я решила изменить свою жизнь, я попробую. Буду двигаться за шагом шаг. Не знаю – спрошу. Упаду – встану. Худшая ошибка, которую можно совершить в жизни – бояться совершить ошибку.
Тыл у меня крепкий. Вернуться в деревню никогда не поздно. Но такой перспективы я себе в голову закладывать не буду. Только – вперёд.
Несмотря на необходимость покидать дом я всё равно счастлива. Я буду городской, выучусь, и буду жить по-другому.
Прощай деревня!
Перед самым отъездом мне снова стало грустно. Как мы строили этот дом! Даже проклятые фикусы и гортензии, которые раздражали вечной обязанностью в протирке листьев от пыли, вызывают боль расставания. Дались, же они мне! О чём ни подумаю, куда ни посмотрю, везде они перед глазами!
Родители подсаживают меня в почтовую машину, мама одевает мне на руку красивые часики, и я еду в новую жизнь.
Глава 5
Город
Город встретил меня неприветливо. Жить негде, денег недостаточно, голодно. В училище всё время нужно покупать дополнительный материал: краски, пластилин, ткань…
Зато учиться очень интересно. Здесь дают очень много знаний. Мы учим историю, нам преподают даже сольфеджио, играем на музыкальных инструментах. Меня научили играть на мандалине, балалайке и баяне. Я всё быстро схватываю. Меня хвалят за тонкий слух. Ещё я хожу в хор.
Конечно, и здесь я не могу удержаться от хулиганства. Когда мы выводим стройными голосами песню:
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он,
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!
Я каждый раз басом добавляю в конце: «Бом! Бом!».
Преподаватель прислушивается, пытается уловить в большом хоре, кто – это пакостит. Всем смешно.
Учителя все очень интеллигентные, увлеченные. Директор в училище Шульман Савелий Евсеевич, как и мой папка воевал.
Во время войны Шульман С.Е. имел звание гвардии капитан – участник Великой Отечественной войны. На службу в ряды Красной Армии призван в 1939 году Василеостровским РВК, г. Ленинграда. Прошёл всю войну от начала до победного завершения. Участвовал в таких решающих сражениях Великой Отечественной войны, как Сталинградская битва, Берлинская операция, освобождение Чехословакии.
Савелий Евсеевич кавалер орденов «Красной Звезды», «Отечественной войны 2 степени (дважды), медалей «За оборону Сталинграда», «За освобождение Праги» и др.
Уже в конце войны гвардии капитан Шульман С.Е проявил героизм в боях на подступах к Берлину. Как отмечается в наградных документах, при форсировании реки Одер герой в числе первых переправился на противоположный берег и организовал надежную оборону, благодаря чему были уничтожены огневые средства и очаги сопротивления противника.
Вот такой героический у нас директор.
Учиться мне нравится.
Если бы не проблемы с жильём, отсутствием денег и еды было бы всё просто отлично.
Жить приходится на квартире. Дом, где я снимаю койку, находится на Правом берегу реки Каквы.
До училища далеко, нужно ехать на двух автобусах с пересадкой. Только один билет стоит 5 копеек, а в два конца – 20 копеек. Это ужасно. У меня рассчитано тратить всего 20 копеек на день.
Я экономлю. До автовокзала я иду пешком и экономлю пятак. Обратно также. На сэкономленные деньги я покупаю кральку. Кралька тоже стоит 5 копеек. До чего же она вкусная. Я всё время устаю.
Хозяйка квартиры подкармливает меня сухарями. Я их замачиваю кипятком и ем. Жить с чужими людьми тяжело.
Как хорошо было в Андрюшке. Я скучаю.
Постоянно случаются какие-то неприятности. То – приходится искать новый дом, потому, что у хозяйки квартиры пьет сын и пристаёт к нам квартирантам, то – порвались ботинки. Вот, в нашей Андрюшке, пьяниц и не бывало никогда.
Найти новое жилье невозможно. Приходится долго ходить по домам и спрашивать, кто тебя пустит. Ещё надо, чтоб и цена подошла, и не совсем противные хозяева были. Никто пускать и не хочет к себе в дом.
Но я знаю, что мечты просто так сами не сбываются. Они сбываются только тогда, когда сильное желание превращает их в действие.
Как постоянно повторяет моя мама: «Лучше один раз живой крови напиться, чем всю жизнь падалью питаться, а там что Бог даст!»
Конечно, я знаю, что это сказал Емельян Пугачёв, в повести
Пушкина А.С. «Капитанская дочка», рассказывая Гринёву калмыцкую сказку об «Орле и Вороне», а потом повторил Максим Горький в притче «Песня о Соколе».
Но для меня – это девиз моей мамы, который она повторят с завидным упорством всю жизнь. Наверно – это и мой выбор.
Я не хочу, чтобы мои сожаления о чём то, заняли место моих мечтаний.
Любое движение вперед всегда будет сопряжено с дискомфортом, надо просто немного потерпеть и идти вперед. Я буду использовать все свои жизненные ресурсы, чтобы не падать. А если упаду – встану вновь.
Сейчас меня съедает тревога за будущее, но мне кажется, что – это тревога продуктивная.
Я должна заглянуть вперед, понять, что будет дальше. У меня нет никакого жизненного опыта, который сделал бы меня настороженной к будущему, поэтому мне нужно найти какой–то другой ресурс, чтобы чувствовать себя на ногах, понять, что я сама могу сконструировать свою жизнь так, как мне нужно, так как я хочу.
Если я буду просто сидеть, сложа ручки, ни о чём не беспокоиться, не строить планы, то так и останусь замшелым камнем на дороге, о который все спотыкаются.
Я вытерплю все трудности.
Моя тревога за будущее будет моим рецептом счастья. Ждать, когда, что–то прекрасное в один день свалится мне на голову бессмысленное занятие, это не для меня. Я справлюсь.
В Серов приехал отец.
Кто–то из деревенских сказал ему, что Томка ходит с голыми пятками по Серову в рваных ботинках.
Я радуюсь встрече, отец ведет меня в магазин «Восток» и покупает мне еду. Господи, когда я буду работать, я буду покупать себе всё, что захочу, особенно мороженое и охотничьи колбаски.
Теперь у меня новая обувь. Мне не хочется говорить родителям, как мне тяжело, голодно, как я тоскую. Им надо помогать сёстрам, воспитывать брата Колю, который живет с ними в Андрюшке.
Магазин «Восток» весь в лепнине, внутри богато. Улица Льва Толстого в Серове самая красивая. Здесь каменные высокие дома, стройные и светлые, а вдоль дороги растут берёзы. И конечно, асфальт.
Я квартиру снимаю в деревянном домишке, который не сравнить с нашим красивым домом в Андрюшке.
Наш дом украшен рукоделием: вышивками сестер, мамиными строчеными тканями. Интересно гортензии без меня цветут?
Хоть я их и ненавидела, сейчас я скучаю по этим огромным розовым и голубым шапкам цветов. Сейчас–то я бы с удовольствием и нежностью протёрла их большие зелёные листья, и полила бы как надо. А как мне раньше не нравилось, что они занимают весь угол в нашем доме. И банки бы жирные помыла, и хлеба принесла. Как не хватает домашнего тепла и уюта.
Мама у меня модница и сама любит красиво одеться и дом украсить. Она не ходит по деревне в фуфайке. У моей мамы красивый песочного цвета шевиотовый костюм.
Для неё папка подстрелил здоровенного песца, и она щеголяет по деревне в тёмно-синем пальто с шикарным воротником.
Я всё ещё часто болею. Преподавательница тепло относится ко мне, принимает большое участие в моей жизни, и на летних каникулах от училища меня отправляют в санаторий в г. Железноводск.
Вот, мама обычно часто говорит: «Сытый голодному – не товарищ». А я вижу много хороших людей, которые помогают мне, проявляют заботу и сочувствие. Моя классная руководительница из училища очень чуткий человек.
Железноводск сразил мой неокрепший мозг наповал. Я восхищена всем, что вижу на пути. Счастью нет конца. Я снова увидела другой мир. Это Вам – не Глядены.
В Серове я познакомилась с парнем. Его все зовут Слон. Мы дружим. Однажды, он просит своего друга предупредить меня, что не может придти. Его друг Василий приходит к кинотеатру «Родина» вместо моего товарища и мы идем с ним гулять. Слон забыт.
Васька весёлый. Когда он смеётся, его большие глаза светятся необычайной радостью и озорством.
Мой кавалер красиво за мной ухаживает. Когда он с родителями уезжает к родственникам в Винницу, то с каждой станции шлёт мне телеграммы. До такого не каждый додумается. А если и додумается, то поленится, или денег пожалеет.
Мне очень приятно. Учёба уходит на второй план.
По распределению после окончания училища меня хотят отправить в пос. Лобва.
Господи! Только не это! Я всеми силами пыталась вырваться из деревни, училась, мучилась по квартирам, голодала, чтобы снова оказаться на задворках жизни?
Ну, уж, нет! Я выхожу замуж.
Глава 6
Замужество
Васька уже отслужил в армии, работает на Серовском металлургическом заводе, в калибровочном цехе.
Он живёт с родителями, двумя сестрами Нинкой и Любкой и братом Лёнькой. Семье Васьки я не нравлюсь. Я бедная и деревенская.
Отец Васьки Николай – инвалид Великой Отечественной войны, как и мой отец.
У Николая до колена нет одной ноги. Во время войны ему ее ампутировали после ранения, прямо на живое, без всякого наркоза. Плеснули пол стакана водки, сказали: «Терпи!», и отрезали.
К ноге он приделывает накладку с палкой, и ходит на этой палке, вместо отсутствующей ноги.
Мать у моего будущего мужа – Евдокия – крупная вятская женщина, с мясистым лицом. Она работает в больнице в буфете. Она грубая и нечуткая.
В доме у них хозяйство: огород, свиньи, еще, они садят картошку в поле. Сам домик небольшой: кухонька и комнатка. Наш дом в Андрюшке красивее и больше.
Васькина семья – его полная противоположность. Васька добрый, внимательный, а его родственники черствые и неприветливые.
Васькиному отцу, как инвалиду войны дали квартиру, прямо в самом центре города, рядом с кинотеатром «Родина». Там три комнаты. Вся семья переезжает в новую квартиру. Как же им повезло!
Моему папке ничего в жизни легко не доставалось: всё сам. Сначала война, потом постоянная тяжелая работа, болезнь. И дом сам построил. Как же я скучаю! А вообще, по–разному относятся у нас к участникам войны: городским вон и квартиры, и ковры дают, а деревенские такой заботы и не видят.
Старый домик Васькины родители должны освободить под снос. Дом признали аварийным.
Васька просит у сестры Нинки для меня в долг нежно бело–розовое кружевное платье, я мелом чищу свои потрепанные туфли, и мы идём в ЗАГС.
По дороге мы нашли каких–то незнакомых людей, пригласили их свидетелями и расписались.
С моей съёмной квартиры в три минуты, в простынь собрали нехитрые пожитки, завязали узлом добро, (собирать–то было, и нечего) и Васька привёл меня к себе в дом.
Мой муж радостно показывает свидетельство о браке и сообщает семье, что мы поженились.
«Ну и дурак!!!» – зло сказала Любка, его младшая сестра. Мать с отцом начинают ругать сына.
Они грубо называют меня «Гаринской Чумичкой». И сообщают, что они меня: «Держать не будут».
Слова: «Держать не будут», меня очень больно ранили. Это как можно про живого человека, сказать так грубо. Я не животное, которое надо держать.
Я села на большой железный сундук в углу комнаты и по моим щекам покатились слёзы. Всё рвётся – там, где тонко, и только человек ломается от грубости.
Вся радость прошла, грубые чужие люди убили мой радостный день и в дальнейшем ещё долго портят мне жизнь.
Так Дочь Тамара превратилась в «Чумичку Гаринскую». По–другому меня не называют.
Надо отдать Ваське должное, он ведёт себя всегда достойно. Защищает меня, не даёт обижать. Но его родственников ничего не останавливает. Я для них бедная. До какой душевной чёрствости могут дойти люди, когда речь идет о деньгах?
