Текст книги "Что забыла Алиса"

Автор книги: Лиана Мориарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

12

Алиса старалась угадать, что бы такое правильное сказать дальше. На языке висело: «А после этого ты пробовала забеременеть?» – но это было бы все равно что брякнуть: «Не вешай носа! Двигайся дальше!»

Она быстро взглянула на Элизабет. Та была в очках, за которыми не было видно глаз, да к тому же одной рукой она держала руль, а другой судорожно терла щеку.

Алиса посмотрела в окно: до дома остался всего квартал. В сумерках они с Ником часто прогуливались по своему району, смотрели на дома, подмечали интересные для ремонта идеи. Неужели и правда с тех пор прошло десять лет? Это просто не укладывалось в голове. Воспоминание было таким ярким и четким, как будто все произошло вчера. Ник всегда первым здоровался с соседями, которые им встречались. «А прекрасный сегодня вечер!» – восклицал он радостно, останавливался и тут же пускался в разговор, как будто со старым другом, а Алиса стояла рядом, сдержанно улыбалась и думала: «И зачем беспокоить тех, кого мы почти не знаем?» Но она очень гордилась естественной непринужденностью Ника, его способностью не теряться в целой толпе незнакомцев, протянуть руку человеку, которого он впервые видит, и произнести: «Я Ник. А это моя жена Алиса». Это было своего рода умение, как игра на сложном музыкальном инструменте, и Алиса даже не надеялась им овладеть. Лучше всего было то, что на любом таком мероприятии она могла спокойно находиться рядом с Ником, поэтому вечеринки становились веселыми и оживленными, а не муторной скучищей, и притом настолько, что она даже удивлялась самой себе: правда ли она когда-то была такой застенчивой? Даже если он был не прямо у нее под боком, она всегда знала, что, как только ее собеседник удалится, она не затеряется среди гостей, а с целеустремленным выражением на лице примется разыскивать Ника, а он ласково положит руку ей на плечо и незаметно вовлечет в разговор.

Что же, теперь ей снова придется одной ходить по вечеринкам?

Она вспомнила жгучее ощущение, которое осталось у нее после предыдущих отношений. Еще несколько месяцев она чувствовала себя так, будто с нее содрали кожу. Если так было после всех этих пустых мальчишек, то что должно было твориться после разрыва с Ником? Ей было так уютно в коконе их отношений. Она полагала, что так всю жизнь и будет.

Алиса подняла глаза от запястья с браслетом, которым поигрывала, и заметила, что они поворачивают на Роусон-стрит. Она глядела на длинный ряд раскидистых амбровых деревьев, на машину впереди у светофора, где загорелся сигнал, разрешая поворот направо, на Кинг-стрит, и тут ею овладело жуткое чувство. Сердце защемило, точно она проснулась от кошмара; горло будто сжали чьи-то руки, сильнейший страх вдавил в кресло.

Она потянулась к Элизабет, чтобы взять ее за руку и сказать, что она, наверное, умирает, но не могла даже пошевелиться. Элизабет притормозила и посмотрела по сторонам перед поворотом на Кинг-стрит. У Алисы прямо на соседнем сиденье разыгрывался сердечный приступ, но Элизабет этого совсем не замечала.

Они завернули за угол, и сердце Алисы стало биться тише. Она смогла вздохнуть и шумно, с облегчением выдохнула, снова наполнив легкие воздухом.

– Ты как? – Элизабет быстро взглянула на нее.

– На какой-то момент мне стало не по себе, – громко ответила Алиса.

– Голова закружилась? Если хочешь, поедем сейчас же обратно в больницу. Без проблем.

– Нет, все уже прошло. Это так… случайно…

Страх прошел, но она была слаба и тряслась, как будто только что сошла с американских горок. Что значили эти перепады чувств? Сначала было то невообразимое горе. Теперь – истинный ужас.

На своей улице она заметила вывеску «ПРОДАЕТСЯ» на доме напротив.

– Разве Притчетты продают дом? – поинтересовалась она.

Элизабет взглянула на вывеску, и странное загадочное выражение обозначилось на ее лице.

– Мм… По-моему, они продали его несколько лет назад, и теперь продает его та семья, что купила тогда. Так что… – Не договорив, она свернула на подъездную дорожку к дому Алисы и Ника, поставила машину на ручной тормоз и закончила: – Все, приехали!

Алиса смотрела из окна на свой дом и прижимала руку ко рту. Она широко распахнула дверцу машины и выпрыгнула; под ногами тут же зашуршал белый гравий. Белый гравий!

– Ах! – воскликнула она радостно. – Посмотри только, что мы здесь сделали!

Первый раз они увидели дом хмурым июльским днем.

– Ой… – вырвалось одновременно у обоих, когда они остановились перед ним, но через несколько мгновений, так же одновременно, раздалось «Мм?», означавшее «Может, посмотрим, что внутри?».

Перед ними была двухэтажная развалина в стиле федерации, с проваленной крышей, одеяла вместо штор на окнах, заросшая, неухоженная лужайка. Дом выглядел печально и запущенно, однако, чуть прищурившись, еще можно было разглядеть его былую стать.

На вывеске «Продается» был логотип компании «Потенциал плюс», чтобы каждый сразу понял, в чем тут дело.

– Работы тут хватит, – сказал Ник.

– Более чем, – согласилась Алиса, и они понимающе переглянулись.

Они вышли из машины и, трясясь от холода, стали ждать агента по недвижимости. Дверь дома заскрипела, и согнутая старуха, в мужском джемпере, клетчатой юбке, гольфах и кедах, пошаркала по дорожке к почтовому ящику.

– О боже мой! – почти простонала Алиса.

Они уже достаточно хлебнули, когда прямо при них пара средних лет кинулась в машину и уехала, чтобы только не видеть, как чужие люди расхаживают по дому и отпускают ядовитые замечания насчет цвета ковров. У Алисы закололо в груди, когда она увидела, к каким ухищрениям пришлось прибегнуть хозяевам, пытаясь продать дом: свежие цветы, еще не просохшие после тщательной уборки лавочки на кухне, кофейник и чашки, поставленные на стол в столовой, чтобы придать дому уютный вид. Ник саркастически хмыкал, когда люди зажигали в ванных ароматические свечи, как будто для них это было самое обыкновенное дело, но Алису всегда трогала эта робкая надежда. Ей хотелось сказать: «Пожалуйста, не старайтесь так уж впечатлить меня». И вот теперь новое дело: древняя старуха, из которой, что называется, песок сыпался. Что она делала, поджидая их в этот холодный непогожий день? Неужели, стоя на больных коленях, терла тряпкой полы дома, который они, скорее всего, даже и не купят?

– Здравствуйте! – прокричал Ник.

Алиса, вся сжавшись позади него, только и успела прошептать: «Ш-ш-ш!» Он буквально вытащил ее у себя из-за спины, и так как ей вовсе не хотелось устраивать сеанс борьбы прямо на улице, то не оставалось ничего другого, как вместе с ним пойти навстречу старушке.

– Агент по недвижимости сейчас приедет, мы его ждем, – пояснил Ник.

– У вас назначено на три часа, – сурово ответила старуха.

– Не может быть! – воскликнула Алиса.

В цифре три было что-то знакомое, и потом, они с Ником всегда путали время. «Вы и детей разве что с Божьей помощью заведете», – сказала им однажды мать Ника.

– Извините, пожалуйста, – сказал Ник. – Мы тогда поедем прокатимся. Красиво тут у вас.

– Хотите, заходите хоть сейчас, – произнесла старуха. – Я вам еще и лучше все покажу, чем этот пустомеля. – Не дождавшись ответа, она повернулась и зашаркала обратно к дому.

– Она посадит нас в клетки, откормит, а потом съест, – прошептал Ник на ухо Алисе.

– Сыпь крошки, чтобы потом обратно выйти, – шепнула она в ответ.

Трясясь от неудержимого смеха, они послушно двинулись вслед за хозяйкой.

Наверху лестницы веранду охраняли два величавых льва, вырезанные из песчаника. Казалось, они внимательно наблюдают, как Алиса с Ником подходят к дому.

– Р-р-р! – прошептал Ник, рукой показал открытую пасть, а Алиса снова прошипела свое «ш-ш-ш!».

Внутри дом оказался и лучше, и хуже, чем они ожидали. Их встретили высокие потолки, узорные карнизы, потолочные розетки, необычные мраморные камины. Ник осторожно отогнул носком ботинка изрядно потертый ковер, чтобы показать Алисе половые доски. Но в нос бил запах сырости и запустения, штукатурка отваливалась кусками, ванные комнаты были даже не старые, а откровенно дряхлые, линолеум на кухне не менялся с пятидесятых годов, а плита могла бы занять достойное место в музее.

Старуха усадила их перед небольшим обогревателем, принесла чай, тарелку с печеньем, взмахом руки отказываясь от попыток Алисы помочь. Было прямо больно смотреть, как она двигается. В конце концов она уселась и достала пыльный старый фотоальбом.

– Вот так дом выглядел пятьдесят лет назад.

Снимки все были небольшие, черно-белые, но даже на них было видно, что в те времена дом был горделивым красавцем, а не дряхлым скелетом, каким он представал сейчас.

Старуха указала желтым ногтем на фотографию молодой девушки, которая, раскинув руки, стояла в садике перед домом, и пояснила:

– Это я в тот день, когда мы сюда въехали.

– Какой вы были хорошенькой! – воскликнула Алиса.

– Да, – согласилась старуха. – Но я, конечно, об этом не знала. Вот как вы не знаете, какая вы хорошенькая.

– Нет, не знает, – подтвердил Ник, дожевывая третье печенье, как будто до этого он голодал целый месяц.

– Я должна была бы оставить этот дом своим детям и внукам, – продолжила старуха. – Но дочь моя умерла в тридцать лет, сын со мной давно уже не общается, вот я и выставляю его на продажу. Двести тысяч прошу.

Ник чуть не подавился печеньем. В объявлении о продаже была указана цена в триста тысяч.

– Агент вам скажет, что я хочу гораздо больше, но послушайте меня: я соглашусь и на двести, если вы заплатите. Я знаю, что инвестор может заплатить мне больше: сделает косметический ремонт и продаст дом подороже, но я надеялась, что найдется какая-нибудь молодая пара, отремонтирует его по своему вкусу и заживет счастливо. У нас о жизни в этом доме много хороших воспоминаний. Иногда о них даже не думаешь, а они все равно с тобой.

Слова «хорошие воспоминания» она произнесла не без некоторой брезгливости.

– Он может стать красивым, – продолжила старуха, как будто упрекая. – Он должен стать красивым. Чуть-чуть подновить, лоск навести…

Потом, в машине, они немного посидели, в молчании глядя на дом.

– Чуть-чуть подкрасить, лоск навести… – повторила Алиса.

– Ну да! – рассмеялся Ник. – Несколько бочек краски, пару цистерн лака…

– Что скажешь? – спросила Алиса. – Забудем? Забудем этот вариант, да?

– Давай ты первая. Что скажешь?

– Нет, ты давай первый.

– Сначала дамы!

– Ну ладно… – произнесла Алиса.

Она вздохнула и представила себе этот дом другим: свежевыкрашенным, с подстриженной лужайкой, по которой кругами носится маленький ребенок. Конечно, это было сумасбродство. Чтобы здесь привести все в порядок, понадобится не один год. Денег у них не было. Работали оба от зари до зари. Они уже договорились ни за что не покупать дом, требующий чего-то большего, чем просто косметический ремонт.

– Я хочу этот, – произнесла она.

– Я тоже хочу этот, – сказал Ник.

Алиса была на седьмом небе. Куда бы ни падал ее взгляд, везде обнаруживалось что-нибудь новое и чудесное. Большие квадратные плиты из песчаника вели на веранду (это Ник придумал); сияющие белым деревянные оконные рамы оттенялись кремовыми шторами; по боковой стене веранды карабкалась вверх по подпоркам розовая бугенвиллея. Алиса могла бы поклясться, что буквально накануне ее посетила эта идея. «Мы там будем завтракать и воображать себя на греческих островах», – сказала она тогда Нику. Что там говорить, даже входная дверь – и до той они когда-нибудь доберутся, как следует ошкурят ее и покрасят.

– Мы написали список, – сказала она Элизабет. – Помнишь наш список? Полные три страницы того, что нужно сделать по дому. Девяносто три пункта получилось. Мы его назвали «Несбыточные мечтания». Последней там стояла подъездная дорожка из белого камня.

Она наклонилась, подняла белый голыш и на раскрытой ладони протянула его Элизабет. Все ли они вычеркнули из того списка? Для чуда не было никаких мелочей. Несбыточные мечтания сбылись.

– У вас получился великолепный дом. – Элизабет устало улыбнулась. – Подожди, еще зайдем, и сама все увидишь. По-моему, ключи должны быть у тебя в рюкзаке.

Не размышляя ни секунды, Алиса нагнулась и вытянула большую связку ключей из застегнутого на молнию кармана на боковой стенке рюкзака. Брелок был в виде крошечных песочных часов; она знала, где их искать, но никогда их раньше не видела.

Они с Элизабет поднялись на веранду. Там их встретила восхитительная прохлада. Алиса увидела комплект плетеных стульев с синими подушками (этот оттенок синего ей особенно нравился) и полупустой стакан с соком на круглом столике с мозаичной столешницей. Она непринужденно подошла к столику, взяла стакан, сбросила с плеча рюкзак; нога задела что-то – оказалось, черно-белый футбольный мяч. Он откатился, стукнулся о колесо детского самоката, лежавшего на боку, к ручкам которого были привязаны разноцветные ленточки.

– Ой… – вдруг взволновалась она. – А где дети? Здесь?

– Они у матери Ника. Сейчас его очередь их забирать. Завтра утром Ник возвращается из Португалии. А в воскресенье вечером, как обычно, привезет тебе детей.

– Как обычно… – рассеянно повторила Алиса.

– Ну да, вы всегда так делаете, – будто извиняясь, пояснила Элизабет.

– Верно, – откликнулась Алиса.

– Ну что, заходим? – Элизабет взяла стакан сока из вялых пальцев Алисы. – Тебе нужно прилечь. Ты пока еще очень бледная.

Алиса огляделась. Чего-то недоставало…

– А где Джордж с Милдред?

– Я не знаю, кто такие Джордж с Милдред, – ответила Элизабет нарочито спокойным тоном, каким говорят с сумасшедшими.

– Мы так называли львов из песчаника. – Алиса показала рукой на пустое место на веранде. – Старушка оставила их нам на память. Они нам очень нравятся.

– Да-да, припоминаю… Я все ждала, когда же вы от них избавитесь. Не для тебя этот вид, Алиса.

Алиса не совсем поняла, что бы это значило. Они с Ником ни за что не избавились бы от этих львов. Уходя из дому, они имели привычку говорить им: «Ну, мы по магазинам, Джордж и Милдред. Оставляем вас на хозяйстве».

Ник должен знать. Она его спросит. Она обернулась и подняла руку с ключами, чтобы отпереть дверь. Замок был незнаком ей: врезной, золотой, солидный. Но ее пальцы безошибочно отыскали нужный ключ, она потянула вниз дверную ручку и привычно толкнула дверь плечом. Удивительно, но ее тело не забыло, как пользоваться мобильником, краситься, отпирать замок, хотя разум совершенно не помнил, чтобы раньше она делала что-то подобное. Она хотела было сказать об этом Элизабет, но, увидев холл, не могла проговорить ни слова.

«Слушай меня, потому что я – провидец, – сказал ей Ник, когда они стояли в пахнувшем плесенью темном холле в первую, самую нервную неделю после переезда (его мать разрыдалась, когда увидела дом). – Представляешь, как солнечный свет будет литься в этот холл через потолочные окна, которые мы поставим здесь, здесь и здесь. Представь себе: мы сорвем все эти обои и покрасим стены таким бледно-зеленым. Представь, этот ковер улетит далеко-далеко, а лакированные половицы будут сиять под солнцем. Представь журнальный столик с цветами и письмами на серебряном подносе – ну, как будто их принес дворецкий, и не эти жуткие постеры, а фотографии на пляже или еще где-нибудь».

Алиса старалась вообразить все это, но она страшно мерзла, а одна ноздря у нее была так сильно заложена, что из глаз лило ручьем. В банке у них было двести одиннадцать долларов на двоих, а двадцать минут назад обнаружилось, что в доме надо менять всю систему отопления. Она сказала только: «Мы, должно быть, выжили из ума», а у Ника изменилось лицо, и он отчаянно произнес: «Алиса, ну не надо».

А теперь они стояли в холле, точно таком, как он и описывал: солнечный свет, журнальный столик, половицы, будто залитые жидким золотом. В углу даже имелась смешная старая вешалка, увешанная соломенными шляпами, бейсболками и смятыми пляжными полотенцами.

Алиса медленно ходила по холлу, не останавливаясь, только осторожно трогая вещи кончиками пальцев. Она быстро взглянула на фотографии в рамках: пухлый ребенок, который ползал по траве на четвереньках и внимательно глядел круглыми глазами прямо в камеру; светловолосый малыш от души смеялся, стоя рядом с девочкой, одетой в костюм Человека-паука и упиравшей руки в бока; худой, очень загорелый мальчик, в широких мокрых шортах, пойманный в тот момент, когда он летит на фоне голубого неба, раскинув во все стороны ноги и руки и брызгая на камеру водой. Каждый снимок был воспоминанием, которое ничего не говорило Алисе.

Из холла был выход в крошечную гостиную, где старуха когда-то угощала их чаем и печеньем. Они решили снести здесь три стены – так придумала Алиса. Она нарисовала свой план на бумажной салфетке из пиццерии «Домино»: получалось большое открытое пространство, так что можно было готовить на кухне и одновременно смотреть на большое палисандровое дерево в дальнем углу двора. «Не один ты здесь провидец», – бывало, говорила она Нику. Теперь все было почти так же, как она нарисовала, только лучше. На кухне виднелись длинные гранитные столешницы, гигантский холодильник стального цвета, какие-то сложные приборы.

Элизабет вошла в кухню – как будто это была самая обыкновенная кухня! – и вылила в раковину сок из стакана.

Алиса бросила сумку на пол. Ну невозможно же серьезно говорить о каком-то разводе! Как это можно – жить в таком доме и не блаженствовать?

– Не верю, – обратилась она к Элизабет. – Посмотри только! Я так и знала: на заднем окне белые ставни будут смотреться просто здорово. Ник хотел дерево. Хотя с плитками он победил. И я должна признать: он был прав. Да, и мы придумали, что делать с этим дурацким уголком! Все превосходно! Просто не знаю, что с этими шторами.

– Алиса, – произнесла Элизабет, – к тебе что, начала возвращаться память?

– О, а здесь что? Бассейн? Собственный бассейн во дворе? Так мы богаты, Либби? Как же так получилось? Мы в лотерею выиграли?

– Что ты говорила в больнице?

– Посмотри только, какой огромный телевизор! Точно экран в кинотеатре!

Она понимала, что несет чепуху, но никак не могла остановиться.

– Алиса… – сказала Элизабет.

У Алисы задрожали ноги. Она подошла к обитому коричневой кожей дивану (очень дорогому!), который стоял перед телевизором, и опустилась на него. Что-то укололо ногу. Она подняла с пола малюсенькую пластиковую игрушку – страшноватого вида человечек держал под мышкой ручной пулемет. Она осторожно положила его на журнальный столик.

Элизабет подошла, села рядом, протянула ей сложенный листок бумаги и спросила:

– Знаешь, от кого это?

Это была самодельная открытка с наклеенными блестками и карандашным рисунком женщины с опущенными уголками рта и повязкой на голове. Она открыла ее и прочла: «Мамочка, поправляйся скорей! Я тебя люблю. Оливия».

– От Оливии, конечно, – сказала Алиса, указав на подпись.

– А ты помнишь Оливию?

– Смутно…

Оливию она совсем не помнила, но ее существование, казалось, не вызывало сомнений.

– Так что же ты сказала в больнице?

– Сказала, что кое-что для меня как будто в тумане. – Алиса прижала руку к шишке на затылке. – Но я почти все ясно помню. Мне дали направление к неврологу и сказали, чтобы я обращалась к нему, если у меня будут серьезные проблемы. Сказали, что полностью поправлюсь где-то через неделю. Хотя мне кажется, я помню кое-что, так, с пятого на десятое.

– Пятое-десятое?

В дверь позвонили.

– Ой! – воскликнула Алиса. – Как красиво! Мне так не нравился наш старый звонок!

Элизабет подняла брови.

– Я открою… – сказала она и, замявшись, добавила: – Или, может быть, ты сама хочешь?

Алиса воззрилась на нее: почему бы Элизабет не открыть дверь?

– Да, конечно, открой.

Элизабет прошла в холл, Алиса положила голову на спинку дивана и закрыла глаза. Она старалась представить себе, как завтра вечером Ник привезет ей детей. Повинуясь естественному порыву, она должна была бы обнять его, как делала всегда, когда он приезжал после долгой отлучки. У нее было совершенно четкое ощущение, что они не виделись давным-давно, как будто он уезжал на несколько недель. Но что, если он будет стоять столбом и ничем ей не ответит? Или хуже того – мягко отстранит от себя? Или вообще оттолкнет? Нет, он ничего такого не сделает. И как только ей в голову это пришло?

И все дети будут здесь. Будут носиться кругами. Беситься, как самые обыкновенные дети.

Алиса шепотом назвала их по именам.

Мадисон…

Том…

Оливия…

А красивое имя – Оливия.

Нужно ли говорить им? «Извини, я помню твое лицо, вот только никак не соображу, кто ты». Но она, конечно, ничего такого не скажет. Для ребенка должно быть страшно узнать, что мать его совсем не помнит. Придется притворяться до тех пор, пока не вернется память, а она, конечно, вернется. И совсем скоро.

Надо говорить с ними как можно естественнее. Не тем наигранно-веселым голосом, каким обычно говорят с детьми. Дети ведь не дураки. Они всех насквозь видят. Ох… О чем с ними говорить? Оказалось, что это даже труднее, чем придумывать темы для разговоров на страшных для нее вечеринках в компании, где работал Ник.

В холле послышались голоса.

Вошли Элизабет и мужчина, который толкал перед собой тележку с тремя картонными коробками.

– Стаканы, похоже, – сказала Элизабет. – Для сегодняшнего вечера.

– Куда ставить будем? – буркнул мужчина.

– Э-э… – протянула Алиса. Для сегодняшнего вечера?

– Здесь оставляйте, в кухне, – скомандовала Элизабет.

– Распишитесь тут. – Мужчина поставил ящики на столешницу.

Элизабет вздохнула. Он оторвал листок, передал ей, быстрым взглядом окинул кухню и заметил:

– Неплохо.

– Спасибо! – лучезарно улыбнулась Алиса.

– Доставка алкоголя! – крикнули из холла.

– Алиса, – произнесла Элизабет, – ты, по-моему, не помнишь, что сегодня у тебя вечер.