Текст книги "Последняя любовь гипнотизера"
Автор книги: Лиана Мориарти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Она знала, о чем говорит, потому что мой отец умер, когда я едва начала ходить. У меня нет о нем никаких воспоминаний. Как нет и каких-то тяжелых чувств из-за того, что я осталась без отца.
Знаю, отец был для моей матери любовью всей ее жизни. Она всегда повторяла, что скучала о нем каждый день, год за годом, но это ведь не значит, что и с Патриком все обстоит точно так же. Прежде всего, мама не встретила никого другого, кто мог бы сделать ее счастливой. А Патрик встретил меня. Я дала ему счастье. Точно знаю, что дала ему счастье. Я не дурочка. И ничего не придумала.
Конечно, я понимала: какая-то часть его души продолжает горевать по Колин. И с полным уважением отнеслась ко всем пожеланиям Колин относительно воспитания Джека. Она составила целый список инструкций. Почерк у нее был неровным, потому что она, должно быть, уже сильно болела к тому времени. И ошибок немало. С моей стороны было немилосердно замечать это, понимаю, но так уж сложилось. Я никогда и не пыталась изображать из себя слишком уж милую особу. Колин безгранично верила в витамины, и я давала их Джеку каждый день. Колин верила, что нижнее белье каким-то образом защищает детей от всякого зла, и я надевала на Джека майку даже тогда, когда понимала, что ему может стать слишком жарко. Уверена, Колин вовсе не подразумевала, что бедный ребенок должен носить под футболкой майку в жаркие дни, но Патрик воспринимал все пункты оставленного женой списка абсолютно буквально.
Патрик был счастлив со мной. Он говорил мне, что счастлив. Говорил: «Ты спасла мне жизнь». Говорил: «Не отпущу тебя никогда». Говорил: «Я бы пропал без тебя».
И вот сегодня я лежу на песке и думаю о Колин. Во сне я кричала на нее: «В слове „витамины“ нет буквы „е“!»
Да, сон получился тупой: орать на покойницу из-за грамматических ошибок?!
Кто-то произнес:
– Что, удачная ночь?
И я открыла глаза. На меня смотрел незнакомый мужчина. Меня слепило солнце, так что я ничего особо и не разглядела. Только то, что на нем гидрокостюм до колен, а под мышкой – доска для серфинга. Да еще прическа слишком молодежная.
Я села, окинула взглядом свое красное платье. Наверное, я и в самом деле походила на особу, заснувшую на пляже после крутой вечеринки. Вот разве что слегка старовата для таких развлечений.
– Ну да, – ответила я.
Больше незнакомец вроде как не знал, что сказать. Просто улыбнулся и приложил пальцы к голове, будто салютуя, и пошел дальше, к воде. Я смотрела ему вслед. Он не слишком хорошо управлялся со своей доской. Несколько раз пытался поймать волну, но упускал ее, а когда наконец ловил, на его лице почему-то появлялось забавное испуганное выражение; длинные волосы намокли и прилипли ко лбу.
Днем я отправилась в один из магазинчиков, где торговали всем необходимым для серфинга, и, сама не знаю почему, вышла оттуда с гидрокостюмом и доской.
Наверное, теперь я должна научиться держаться на ней. Или серфить… серфинговать… ну, как там полагается говорить, не знаю. Абсолютно в этом не разбираюсь.
* * *
В понедельник Элен проснулась, чувствуя себя изможденной и выжатой. Она пришла в ужас, когда открыла дневник встреч и обнаружила, что клиенты сегодня должны идти буквально один за другим. Не предвидится даже перерыва на обед.
Она смутно помнила, как мысленно твердила себе: «Ох, я же справлюсь!» – когда назначала так много встреч. А теперь вытянулась под одеялом и думала о том, как было бы воистину прекрасно просто остаться в кровати и проспать весь день напролет. Вот если бы почувствовать себя по-настоящему больной, подхватившей какую-нибудь заразу, со всеми необходимыми симптомами. Тогда можно было бы взяться за телефон и отменить все назначенные встречи. Но Элен прекрасно знала, что просто переутомилась. В выходные пришлось слишком много есть и пить, и встречи с новыми людьми оказались серьезной нагрузкой на нервную систему. Слишком много интенсивных эмоций. Слишком мало сна и слишком много секса. Элен даже подозревала, что могла заработать цистит.
И еще у нее закончилось молоко, и на несколько мгновений, когда Элен стояла перед открытым холодильником, это показалось ей чем-то вроде конца света. Она даже топнула ногой. Ей необходимы хрустящие кукурузные хлопья и тосты в сочетании с холодным молоком.
Быстрым движением Элен сунула подсохший кусок хлеба в тостер – с обвиняющим видом, как будто за ней наблюдал некто, ответственный за отсутствие в доме молока, и он должен был испытать чувство вины. Потом вышла, чтобы подобрать газеты на заднем дворе, куда их бросал разносчик, явно нарочно стараясь угодить прямо в середину живой изгороди, так что Элен приходилось рыться в неприятно влажных, покрытых росой листьях.
А потом, вдобавок ко всему, когда Элен жевала подозрительно кислый тост и читала газеты, полные дурных новостей – убийства, катастрофы, войны и самоубийцы со взрывными устройствами, – она наткнулась на статью под заголовком «Одна из главных свадеб сезона».
И под ним красовалась фотография ее клиентки Рози. Прошло уже около двух месяцев с тех пор, когда Элен видела Рози в последний раз, и за это время девушка очень сильно похудела. Все соблазнительные изгибы ее фигуры исчезли. Плечи Рози выглядели костлявыми и ссутулившимися под бретелями свадебного платья. Девушку окружали четыре высокие худощавые подружки невесты в платьях до пола. Значит, Рози все-таки решила выйти замуж. Ее открытие, сделанное под искусным воздействием гипноза Элен, – что ей не удается бросить курить просто потому, что на самом деле она не хочет замуж, – в итоге ни к чему не привело. То ли девушка решила, что на самом деле это не так, то ли предпочла в любом случае сочетаться браком. Возможно, все из-за денег или из-за общественного положения. А может, просто потому, что у нее не хватило храбрости отменить венчание после рассылки приглашений множеству важных особ.
В любом случае от этого настроение Элен еще больше испортилось. Она почувствовала себя бесполезной и некомпетентной.
Зазвонил телефон. Элен поспешила ответить в надежде, что кто-нибудь отменит встречу; в идеале отмене подлежала самая первая утренняя встреча, чтобы можно было вернуться в постель.
– Доброе утро, – быстро ответила она. – Это Элен.
– Что-то непохоже, чтобы у тебя было по-настоящему доброе утро!
Это оказалась Харриет, младшая сестра ее бывшего возлюбленного. Они остались приятельницами и после того, как Элен с Джоном расстались.
Харриет была миниатюрной, нервной, властной женщиной, но очень часто ее ехидные высказывания отражали именно то, что чувствовала сама Элен. Точно так же, как иной раз она ощущала странное, но очень сильное желание испытать резкий, острый вкус лакрицы. Но прямо сейчас звук немножко гнусавого голоса Харриет ударил по нервам Элен, как терка для сыра.
Элен глубоко вздохнула, беря себя в руки, как будто собиралась бегом подняться на крутой холм, и сказала:
– Харриет, как дела?
– Отлично, отлично, я просто захотела немножко поболтать. Мы уже сто лет не болтали.
Только Харриет могла решить, что половина восьмого утра в понедельник – самое подходящее время для болтовни.
– Да-да, давненько, – согласилась Элен и на мгновение позволила себе закрыть глаза.
Ее охватило нелепое желание завизжать во все горло.
Всякий раз, когда Элен разговаривала с Харриет, перед ее мысленным взором всегда появлялся Джон. Она буквально слышала его голос в оборотах речи Харриет. Та напоминала ей о том, что Джон все еще существует.
Элен предпочитала казаться уверенной и беспечной, решительно шагающей по жизни, когда разговаривала с Харриет, чтобы именно это послание дошло до Джона. Элен знала, что Харриет наверняка рассказывает Джону о каждом своем звонке ей. Потому что именно этим она и занималась всю жизнь: собирала разные сведения, а потом распространяла. Наверное, Элен следовало бы прямо сейчас упомянуть о Патрике – «Вы слыхали? Элен завела нового дружка!» – но у нее просто не хватало в данный момент энергии, чтобы говорить о нем с тем энтузиазмом, какого он заслуживал.
– Как Джон поживает? – вместо этого спросила она.
Пусть лучше Джон сразу выйдет в центр сцены, а не ошивается где-нибудь на задворках их разговора.
– Забавно, что ты о нем упомянула! Ты просто не поверишь, но мой брат, старый холостяк, решил жениться! Мы все просто потрясены! Представляешь?
– Нет. – Элен слегка откашлялась. – Но это же замечательно!
Она прожила с Джоном четыре года, но слово «брак» ни разу не прозвучало. Элен была уверена, что Джон просто не верит во всякие социальные институты и ему даже в голову не приходило спросить Элен, как она сама к этому относится. А на самом деле Джон просто не был уверен в том, что должен на ней жениться!
Чувства Элен были глубоко задеты. Ей даже показалось, что они как будто разбились, словно ряд тончайших фарфоровых чашек, лопнувших одновременно. Осколки боли поплыли внутри ее тела; самые крошечные кололи нервные окончания, крупные застряли в груди.
Ох, бога ради, тебе ведь нет до этого никакого дела! Ты любишь другого человека! Ты действительно влюбилась по-настоящему впервые в жизни! Тебе нет дела, тебе нет дела, тебе нет дела…
Вот только дело-то было.
– Он и знает-то эту девушку всего несколько месяцев! – продолжала Харриет. – Она, представь себе, стоматолог-гигиенист!
Несколько месяцев. Всего через несколько месяцев. Может быть, Джон тоже впервые в жизни действительно влюбился? Конечно, это замечательно, что Элен никогда не любила Джона по-настоящему, но совсем не замечательно то, что Джон не любил саму Элен. Почему? Потому что она была для него просто миленькая!
– Ну, как бы то ни было, мы все уверены, что это ненадолго, – сказала Харриет, и ее голос слегка дрогнул, как будто она отступала назад после того, как нанесла удар.
Неужели Харриет специально позвонила именно в понедельник утром, в такой час, когда у любого нормального человека ослаблена самозащита, позвонила, чтобы намеренно причинить боль? Она ведь должна была понимать, что такая новость не обрадует Элен. Ведь Харриет относится к ней по-настоящему хорошо.
– Ох, я надеюсь, ради них обоих, что все будет отлично. – Элен и сама удивилась тому, как холодно и отстраненно прозвучал ее голос. – Послушай, Харриет, могу я перезвонить тебе потом? У меня сегодня неудачное утро. Молоко закончилось, и проснулась я в дурном настроении.
– Что, цикл начинается? – спросила Харриет.
Она принадлежала к тем женщинам, которые уж слишком любили обсуждать свои менструальные циклы.
– Да просто не на том боку спала.
Элен повесила трубку – и заплакала. Из ее груди рвались резкие, неровные гневные рыдания. Это было ужасно глупо. Это явно чрезмерная реакция на услышанную новость.
– Это все твое самолюбие, – вслух произнесла Элен. Ее голос прозвучал по-детски капризно. – Это все твое самолюбие, и ничего больше!
Она ведь и придумать бы не смогла ничего худшего для себя, чем законный брак с Джоном. Элен совсем не грустила по нему. Ей понадобилось очень много времени, чтобы восстановить целостность своей личности после того, как Джон систематически ее разрушал, заставляя усомниться в каждой собственной мысли.
Он был самовлюбленным, напыщенным, эгоцентричным, гадким человеком, и все равно Элен отчаянно любила его. Она не хотела выйти за него замуж, но не хотела видеть его женатым на ком-нибудь еще. Он должен был желать лишь ее.
Это глупо и не по-взрослому, и тем не менее это было именно так, и Элен просто не могла восстановить контроль над своими чувствами. Она плакала и плакала. Это просто какая-то оргия нелепых рыданий и завываний. Хотелось схватить телефон и позвонить Джону. Ей хотелось закричать: «Да что не так со мной?» Хотелось увидеть ту девушку. Хотелось увидеть их вместе. Она хотела услышать их разговор.
Ох, Саския! Я понимаю. Я теперь знаю. До меня дошло.
Но наконец, после долгой истерики, громких сморканий и внезапного освежающего потока слез, все закончилось, и дрожащая Элен почувствовала себя удивительно чистой, изможденной и опустошенной. Но теперь все было в порядке, как будто ее только что вырвало после несвежей пищи.
Боже праведный! Как это странно. Может быть, Харриет права и все дело было в том, что у Элен действительно близился ежемесячный цикл. Хотя ее гормоны, как правило, вели себя прилично и не вызывали столь драматических приливов чувств.
Элен взяла ежедневник и быстро перелистала его, чтобы проверить, когда у нее должны были начаться месячные.
Она перелистала страницы раз, другой, третий… Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Но это ведь было невозможно, разве не так?
Наконец Элен положила ежедневник на место и сквозь кухонное окно уставилась на море.
* * *
Я должна остановиться. Я выше этого. Я справлюсь.
Ирония состояла в том, что эти мысли звучали в моей голове по дороге к дому гипнотизерши.
Она выглядела не слишком хорошо, когда открыла дверь. Кожу покрывали какие-то пятна, а волосы обвисли. Меня очень взбодрил такой ее вид.
А потом, перед началом сеанса, когда она спросила, не нужно ли мне воспользоваться ванной комнатой – она всегда это спрашивала, – ответила «да», потому что мне действительно это было нужно.
Вопреки обычному своему поведению, я машинально открыла застекленный шкафчик над ее раковиной. Нельзя сказать, чтобы меня и в правду что-то интересовало. Я прекрасно знала, что увижу: модные увлажнители, раствор для контактных линз, дезодорант и бритвы, тюбики губной помады и маленькие бутылочки с ароматическими маслами.
И чуть не упустила это. Я уже собиралась закрыть дверцы шкафчика, когда взгляд привлекло нечто необычное: длинная, плоская, прямоугольная коробочка.
Я взяла ее без особого любопытства, но потом меня словно что-то ударило в грудь, как будто острый крюк вонзился в мое сердце и повернулся в нем.
Это был тест на беременность. Я мгновенно его узнала, потому что и сама покупала эту марку. Много раз.
Коробочка была распечатана.
Я открыла ее и достала две длинные белые пластиковые палочки. Она уже использовала оба теста, желая дважды проверить результат.
Маленькие окошки на обеих палочках показывали один и тот же символ. Тот самый, который я так страстно желала увидеть, но так и не увидела.
Гипнотизерша беременна.
Глава 9
Ты никого не видишь, никого не слышишь, ни о ком не думаешь, кроме Свенгали, Свенгали, Свенгали!
Внушение, которое Свенгали использовал, гипнотизируя Трильби О’Фиррэл. Из романа «Трильби» Джорджа Дюморье
Время от времени она забывала об этом на несколько минут, но потом снова вспоминала.
Прошло всего семь часов после того, как она сделала тест. После того, как Элен отложила свой ежедневник и минут десять, не меньше, просто смотрела в окно, она внезапно впала в бешенство, как будто в ее тело кто-то вселился. Натянула на себя грязную одежду, поехала в деревню и остановилась перед местной аптекой, которая только-только открылась. Разговорчивая седовласая леди, обычно продававшая Элен травяные сборы от простуды, сделала вежливо-незаинтересованный вид, когда та попросила дать ей тест на беременность и дважды обернула в бумагу белую коробочку, болтая о том, что погода для этого сезона стоит просто удивительная.
Первому сегодняшнему клиенту пришлось довольно долго стучать в дверь, пока Элен сидела на краю бабушкиной ванны, держа в повлажневшей руке два безусловно положительных ответа.
И после этого утро шло как в тумане. Элен понятия не имела, была ли ее работа в этот день блестящей или ужасной. Она разговаривала, и слушала, и вводила в транс, и выписывала рецепты, и все это время изумленный голос все повторял: «Я беременна, я беременна, я действительно беременна».
Но это случилось уж чересчур скоро! Всего три месяца! Их отношения были слишком новыми для слов «я беременна». Это отдавало дурным вкусом, даже вульгарностью. Точно двое подростков случайно совокупились, как в мыльной опере.
И еще это вызывало чисто медицинские размышления. «У меня случилась задержка в результате того, что твой сперматозоид проник в мою яйцеклетку, то ли по чьему-то недосмотру, то ли из-за какого-то дефекта презерватива, и я сделала тест, который подтвердил наличие гормонов беременности в моей моче, так что имей это в виду».
Но если отставить все это в сторону, то возникал вопрос: а хотел ли Патрик второго ребенка? Планировал ли вообще? Хоть когда-нибудь? Элен казалось, что хотел, но теперь она как следует об этом подумала и увидела, что ее уверенность основывалась на весьма хрупких доказательствах вроде того факта, что Патрик обожал своего сына и однажды она видела, как он нежно улыбался какому-то незнакомому младенцу. И еще его мать мечтала, чтобы у Патрика было больше детей, а он явно очень любил свою мать. И еще он был чудесным человеком, а чудесные люди как бы автоматически должны желать много детей, потому что это некий биологический императив, ведь они хотят передать дальше свои гены.
Но на самом деле было вполне возможно, что Патрик улыбался чужому младенцу, думая при этом: «Слава богу, у меня все это позади».
При этой мысли Элен пробрало холодом. И это было уж слишком глупо. Она чересчур много думала о нем – он боялся пауков, не видел пользы в огурцах, однажды ударил мальчика по имени Бруно, но Элен не знала, что тут самое главное.
А если предположить, что Патрику хотелось иметь второго ребенка, то тогда что им делать – в буквальном смысле?
Им что, придется жить вместе? В его доме или в ее? Пожениться? Элен не хотелось жить в доме Патрика. Там была слишком неглубокая ванна и чересчур маленькая кухня, а краски ковра в гостиной были для нее уж очень унылыми. Элен любила дом своей бабушки, ей нравилось работать вот в этой комнате и засыпать под гул океанских волн. Но может быть, для Джека окажется катастрофой, если ему придется переехать из его дома? И вообще, как быть с Джеком? Готов ли он обзавестись маленьким братом или сестренкой?
Маленький брат или сестра. Это вызвало новую волну паники. Ведь ребенок уже мальчик или девочка. И это уже предопределено. Ох, милые боги, у нее будет ребенок! Элен вдруг ослабела от странного ощущения, ей показалось, что она то ли готова впасть в истерический страх, то ли удариться в ослепительную радость. Ребенок.
– Элен? Мы не могли бы начать?
Было уже два часа. Луиза. Она только что вернулась из ванной комнаты и смотрела на нее со слегка раздраженным выражением на привлекательном лице. Элен всегда ощущала в Луизе скрытую ярость, с которой женщина с трудом управлялась. Она была относительно новой пациенткой, дочерью какой-то из подруг матери Джулии. Луиза посещала Элен из-за «необъяснимой бесплодности», и хотя она сразу отчетливо дала понять, что на самом деле не верит в эту «альтернативную ерунду», тем не менее обладает достаточной широтой взглядов, чтобы испробовать что угодно.
Еще она сообщила, что посещает заодно специалиста по акупунктуре, травника и диетолога.
Представить только, что Луиза узнала бы, что Элен случайно, по глупости и некстати забеременела! Да, их мир воистину предельно несправедливое место.
* * *
Мне было уже хорошо за тридцать, когда я познакомилась с Патриком, так что я прекрасно понимала: если хочу иметь ребенка, то это мой последний шанс. Но мне вовсе не пришлось как-то уговаривать на это Патрика, ничего похожего. Он сразу сказал «да». Его вроде бы даже взволновала эта идея – он долго рассуждал о том, что ему никогда не хотелось, чтобы Джек оставался единственным ребенком, но потом, когда месяцы шли и шли и ничего не случалось, Патрик как будто утратил к этому интерес.
Он не хотел это обсуждать и отказывался посещать каких-либо докторов. Даже не желал сделать попытку в самые подходящие для этого дни. Он говорил: «Я не желаю ничего слышать о твоих овуляциях». Словно овуляции были чем-то ужасно отвратительным.
И если честно, он вел себя в этом отношении как последний ублюдок.
Я прощала его. Для мужчин все это выглядит совсем по-другому. Они не испытывают такой биологической потребности, как женщины.
Он сказал даже: «Саския, любовь моя, если этому не суждено быть, то этому не суждено быть».
И это правда. У нас ведь уже был Джек.
Вот только правдой это не было. У него был Джек. А у меня никакого Джека не было. И я не была его любовью.
И вот теперь оказалось, что этому суждено случиться. Патрику суждено иметь другого ребенка, только не со мной.
* * *
– Простите… Что вы сказали? Вы меня приглашаете на таперверскую вечеринку? – Элен беседовала по телефону с Денни, молодым гипнотерапевтом, наставником которого была весь прошлый год.
– Ха! Ну да, точно! – заорал Денни.
Похоже, он звонил ей из какого-то ночного клуба. Он напоминал Элен младшего брата Патрика, Саймона. Это поколение говорило на каком-то другом диалекте или что-то в этом роде. В их речи звучал легкий отзвук американского сленга, и было забавно наблюдать за тем, как они видят мир, словно в нем ничего и нет, кроме них самих. Возможно, все дело в новых технологиях. Они вкладывали силу в пальцы молодежи.
А может, Элен и сама выглядела точно так же в двадцать четыре? Нет. Она никогда и ни к чему не относилась легкомысленно.
– Погодите минутку, я выйду наружу! – прокричал Денни.
Я беременна, Денни! Беременна. Это значит, что у меня уже есть ребенок. А я всего три месяца встречаюсь с этим человеком. Что бы ты сделал, если бы твоя подружка через каких-нибудь три месяца сообщила тебе, что беременна?
– Ага, теперь лучше, да? – (Шум cтих.) – Нет, я не о том, а просто… Ты ведь знаешь, как устраиваются таперверские вечеринки, да? Я вот только что стоял у бара и слушал, как какие-то две женщины средних лет, ну, вроде как мамочки, говорили о том, как много килограммов им необходимо сбросить. Они болтали и о своих личных тренерах, и о том, сколько нужно проторчать на беговой дорожке, чтобы расправиться с порцией жареной картошки, ну, понимаешь, они говорили обо всем этом со страстью!
– Что-то мне не уловить твою мысль.
– Гипновечеринки! Я намерен организовать гипновечеринки для потери веса! Чтобы все эти женщины собрались вместе, а я им устрою массовый сеанс гипноза, чтобы они похудели! Я могу использовать быстрое введение Флинна, о котором ты мне рассказывала. Он ведь ничего не будет иметь против? А потом – стандартный сценарий с несколькими положительными посылами. Может быть, чтобы вызывать отвращение к жареной картошке или к виду открытого холодильника? Но вообще-то, им ведь придется готовить еду для детей, наверное. Как бы то ни было, детали я могу отработать. Что ты об этом скажешь?
– Я не совсем… – начала было Элен.
– Это же великолепно! Как ты думаешь, скольких сразу я смогу вот так отвратить от переедания?
– Не знаю. Я всегда предпочитала индивидуальные сеансы…
– Ты прикинь, какие суммы они тратят на своих тренеров! Я бы мог им предложить результаты куда как лучше.
– Может, и смог бы.
Все женщины просто влюбятся в него. Денни был единственным мужчиной на курсе «Введение в гипнотерапию», который читала Элен, и он был симпатичным и обаятельным, умел держаться так, словно видел вас, и только вас, и никого больше.
Когда он слушал лекции Элен, то всегда садился в дальнем правом углу аудитории, и Элен наблюдала, как другие студенты бессознательно склонялись в его сторону, как цветы под дуновением ветерка.
В памяти Элен возник девичий голос, кричащий: «Денни! Я где только тебя не искала!»
«Не сомневаюсь, что искала», – подумала Элен. Когда Денни смотрел на вас, он сразу налаживал зрительный контакт. Это словно некий дар. Немногие мужчины способны на такое, не выглядя при этом психами.
– В общем, я хочу попробовать. Идея у меня возникла только что, и мне захотелось узнать, что ты на это скажешь. Я тебе позвоню еще, ладно? А ты-то как поживаешь? Извини, я даже не спросил.
Голос Денни звучал вовсе не небрежно. Он как будто искренне интересовался делами Элен. Может, и в самом деле интересовался. Или он просто отличный мастер своего дела.
– У меня все в порядке. Ты иди, после поговорим.
* * *
Позже этим же вечером Элен, растянувшись на диване, смотрела «Красавицу и чудовище», прямо пальцами таская с тарелки кусочки жареной картошки, заменившей ей ужин.
Едва ли это был первый случай в ее жизни, когда ей вдруг отчаянно захотелось какой-нибудь конкретной еды, но теперь-то она была беременна и потому определила это желание как страстную тягу. Может быть, это ее ребенок нуждается в жареной картошке!
А возможно, дело было просто в том, что о жареной картошке говорил Денни и ее подсознание послушно откликнулось на предложение.
Элен позволила всем этим мыслям свободно бродить в своей голове: Теперь, раз уж я беременна… Младенец… Страстные желания… – и чувствовала себя так, словно делает нечто немножко незаконное. Она ведь не могла просто ворваться в этот запутанный мир материнства, не найдя нечто вроде официального входа, разве не так? А что представлял собой этот вход? Свидетельство о браке?
Казалось чистым безумием то, что еще вчера мысль о детях пребывала где-то в необозримом будущем. И вдруг уже сегодня, после одного-единственного похода в аптеку, она отчаянно хотела жареной картошки и думала о малыше. Похоже, скоро ей захочется на десерт пикулей и мороженого.
Углеводы и паршивые программы по телевизору привели Элен в состояние, близкое к коматозному. Ее голова как будто оказалась вдруг битком набита ватой.
Мозг младенца.
Довольно, Элен!
Зазвонил телефон. Элен отставила тарелку и со стоном поднялась с дивана. Она даже шла сейчас как беременная, положив одну ладонь на поясницу. Элен заставила себя выпрямиться. Прямо самая внушаемая особа в мире!
Звонила ее крестная Мелани. Это хорошо. Мелани не слишком-то любила разговаривать по телефону и всегда старалась как можно быстрее закончить беседу. Так что они немного поболтают, а потом Элен снова вернется к очаровательно глупым красавицам и их прелестным безмозглым кавалерам, что-то болтающим на экране.
– Я лишь хотела тебе сказать, что мне очень, очень понравился Патрик, – сообщила Мел. – Он мне действительно, действительно понравился. И насколько же он лучше того Джона! Тот просто самодовольный болван. Надеюсь, ты не против, что я его так называю?
– Самодовольный болван только что решил жениться, – сообщила Элен.
– Ох, достанется же какой-то бедняжке! – с совершенно искренним сочувствием воскликнула Мелани. – Тебе повезло: ты этого избежала.
И в этот момент Джон оказался надежно заперт в некоем хранилище в самой глубине памяти, где ему и место. Элен ощутила прилив благодарности и любви к обеим своим крестным. Филиппа ведь тоже позвонила ей и оставила длинное веселое послание на автоответчике, болтая о родстве душ и свадебных колоколах, и не слишком ли она стара для роли подружки невесты? И разумеется, родная мать до сих пор ей не звонила.
– Твоей матушке он тоже понравился.
– Она так сказала?
– Ну, вообще-то, нет, – призналась Мел. – Но я уверена. Кстати, о твоей матери, как она тебе показалась вечером в пятницу, вполне в себе?
– Думаю, да.
Элен с трудом заставила себя вспомнить, как вела себя мать вечером в пятницу. Пребывала ли она в своем обычном настроении и состоянии? Элен была настолько сосредоточена на Патрике, что не слишком обращала на нее внимание.
– А что?
– Ох, да, в общем-то, ничего. Просто в последнее время она… мм… ну, несколько скрытна, как будто не хочет нам чего-то рассказывать.
Послушай, я и сама сейчас держу в себе ужасно важную тайну! У меня просто нет времени на секреты моей матушки. Это я, я сама сейчас – самое интересное в мире.
Ну почему бы ее матери не стать скучноватой и степенной, теперь, когда большая часть бурных событий ее жизни уже осталась позади. Не стать такой, как мать Патрика?
Вот такие совершенно детские мысли бродили в голове Элен, когда она жадно смотрела на тарелку с остатками жареной картошки и мигающий экран телевизора.
– Ты не думаешь, что она заболела или что-то в этом роде? – во внезапном приступе панического страха спросила она, как будто ожидая наказания за собственный эгоизм.
– Нет-нет, – откликнулась Мелани. – Глупо было вот так тебя тревожить. Она в полном здравии. Твоя мама всего неделю назад разбила меня наголову в теннис. Да я, наверное, все выдумала, или мне ужасно хочется посплетничать. Не обращай внимания. Я ведь позвонила просто потому, что хотела сказать: мне действительно понравился Патрик. А теперь оставлю тебя в покое. Скоро встретимся и поговорим!
И она мгновенно повесила трубку. Никто на свете не обрывал телефонные разговоры так же внезапно, как Мелани, в отличие от Филиппы, которая тратила не меньше двадцати минут на то, чтобы завершить беседу. И если бы именно Филиппа сказала, что заметила нечто странное в ее матери, Элен мгновенно сосредоточилась бы на этом. Но Мелани была из тех, кто способен выдумать что угодно. Возможно, ее мать и в самом деле что-то скрывает. И это совсем не обязательно должно быть что-то плохое. Люди вправе иметь свои маленькие тайны.
– У меня тоже есть тайна, – вслух произнесла Элен.
Совершенно необычное ощущение. Элен и припомнить не могла, когда в последний раз у нее был секрет такого масштаба. Если вообще когда-то случался секрет, способный привести людей в состояние легкого потрясения.
Только ты и я, малыш. Только мы вдвоем знаем об этом.
Ей следует хранить свою тайну как можно дольше.
Элен уже снова принялась за жареную картошку, когда телефон опять зазвонил. На этот раз звонила Джулия.
– Я просто поверить не могу, что ты пыталась свести меня с парнем, который ростом мне до подмышек! – завизжала она.
– Извини, – пробормотала Элен с набитым ртом. – Я не знала.
Казалось таким соблазнительным заставить Джулию завизжать еще громче, произнеся всего два слова: «Я беременна!»
– И выглядел он так, будто выскочил прямиком из сериала «Фермер ищет жену»!
– Я думала, Стинки более или менее сексуальный, правда!
Конечно, она ни в коем случае не должна говорить Джулии о своей беременности. Первым вправе узнать Патрик.
– Я не сказала, что он не был сексуальным, – неожиданно возразила Джулия.
Элен невольно вытаращила глаза:
– А… понимаю.
– Когда вы с Патриком ушли, он проводил меня до машины и пригласил как-нибудь выпить вместе.
– И что ты ответила?
– Я согласилась. Как с другом, разумеется.
– Разумеется.
У Элен потеплело на сердце, когда она услышала некоторые перемены в голосе Джулии. Резкость исчезла. Таким тоном Джулия не говорила уже много лет.
– И я наконец выяснила его настоящее имя. Сэм. Я же знала, что никакой он не Брюс. Ох… Эй! Я же забыла сказать, что я просто в восторге от Патрика! Он великолепен. Настоящий мужик из мужиков. Смотри, не испорти все!
– Спасибо за вотум доверия.