Текст книги "Хранитель меча"

Автор книги: Лэйна Дин Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

8

– Ой! – воскликнул Дэви и вырвался из неловких рук портного. Рукав его камзола, прикрепленный булавками, остался в руках старика.

Несмотря на все усилия, Джессмин не смогла сдержаться и рассмеялась, глядя на то, как старик гонялся за мальчишкой по периметру гостиной, негодующе крича и размахивая оторванным рукавом, словно знаменем.

– Фельсер! – воскликнула она, старясь перекричать поднятый ими шум. —

Фельсер!!!

– Ваше величество! – задыхаясь, пробормотал старый портной, отец Ринна.

Он был уже довольно пожилым человеком, и королева опасалась, как бы ему не навредили подобные упражнения. – Молодой герцог ведет себя недостойно, миледи!

Королева спрятала улыбку.

– Безусловно, но он только что получил свой титул. Боюсь, что он и так слишком долго сидел на одном месте для своего возраста. Примерка несколько затянулась.

– Но меня просили сшить для него четыре костюма, миледи…

– Давайте примерим остальное в другой раз.

– Как прикажете, ваше величество.

Фельсер неловко поклонился и, с неодобрением покосившись на Дэви, сам собрал свои отрезы ткани, корзиночку с мелками, ножницы и булавки. Он пришел в замок рано утром, пришел один и долго извинялся, что из-за болезни его подмастерья не смогли прийти вместе с ним. Джессмин, однако, догадалась, в чем тут дело – просто они боялись.

Дэви остановился возле очага и сохранял на лице сердитое, недовольное выражение до тех пор, пока Джессмин легким движением бровей не послала его открыть дверь перед пожилым человеком.

– Подойди и сядь, – сказала она, лишь только они остались вдвоем. – У нас есть несколько минут, чтобы поработать над таблицами будущих времен, пока не придет Тидус.

Плечи мальчика поникли, и Джессмин снова улыбнулась. Дэви оказался очень способным к языкам и даже умел довольно бегло говорить на гортанном языке Ксенары, которому выучился на постоялом дворе своей матери. В обществе королей и аристократов, однако, разговорный язык, на котором разговаривали мастеровые и дровосеки, был бы не слишком уместен.

– Может быть, я лучше сыграю новую песню, которой меня научил Мартен? – с надеждой спросил Дэви из своего задрапированного кресла.

Он был одарен еще и незаурядными музыкальными способностями и, несмотря на то что он приступил к своему образованию с большим опозданием, оказался весьма талантливым учеником во всех науках… за исключением единственно придворных манер. Со временем это могло прийти к нему само собой, однако Джессмин отчего-то сильно сомневалась в этом. Она помнила, что Дэрина тоже не влекло к светской жизни при дворе.

Когда королева не ответила, Дэви поднял старую, побитую лютню, лежавшую рядом с его креслом, и принялся наигрывать первые такты мелодии. Может быть, он не был столь аккуратен и точен в своей игре, как Гэйлон, и столь сладкозвучен и поэтичен, как когда-то Дэрин, однако его собственный музыкальный стиль был притягателен и легок. Пару раз сыграв мелодию от начала и до конца, он прибавил к напевному звучанию струн свой собственный голос, который был очень похож на голос его отца.

Именно из-за этого сходства Гэйлон не допускал мальчика к себе. Почти все свое время король проводил в библиотеке в обществе своей «Книги Камней». На мгновение Джессмин задумалась о том, что может разыскивать Гэйлон в этом толстом томе, однако мысли ее почти сразу вернулись к темноголовому мальчику, почти юноше, который сидел подле нее.

Хотя внешностью и голосом Дэви очень напоминал Дэрина, на этом их сходство заканчивалось. Дэрин всегда казался Джессмин сосредоточением какой-то мрачной, так и не нашедшей выхода силы, а его сын принес в старый разрушающийся замок свет и смех. Он пришел служить Рыжему Королю, но пока что ему было в этом отказано, и он на протяжении нескольких недель занимался другими делами, сосредоточившись на них, но тем не менее не оставляя своих намерений, готовый ждать столько, сколько понадобится.

За песней Джессмин едва расслышала стук в дверь. Это был, скорее всего, Тидус, а не слуга. С тех пор как Арлин восстал из мертвых, количество слуг в замке каким-то образом резко уменьшилось, хотя многие слуги остались вопреки своему страху. Дело было в том, что значительная часть замковой челяди никогда не жила ни в каких других местах, кроме Каслкипа, являясь потомками тех слуг, которые прислуживали первому Рыжему Королю несколько столетий назад.

Стук повторился, и королева негромко приказала стучавшему войти. Дверь отворилась, в гостиную вошел Тидус Доренсон. Низко поклонившись, он поправил на груди свои белоснежные одеяния из тонкого полотна, богато расшитые по краям тяжелой золотой нитью. Его густые седые волосы были завиты и аккуратно уложены, но напыщенный советник почему-то напомнил Джессмин снеговика-аристократа. Увидев его, Дэви перестал петь.

– Пришло время урока истории, – негромко проговорил Тидус, и мальчик со вздохом отложил свой инструмент.

– Я хотел бы узнать сегодня историю последнего Ксенарского конфликта.

Керил говорит, что его отец участвовал в этой кампании.

– Сначала нам необходимо изучить эпоху правления Пернина, третьего Рыжего Короля, – Тидус вежливо улыбнулся Джессмин, однако его раздражение было очевидно. – Нет, молодой человек, история начинается с самого начала и кончается в самом конце. Так же надлежит поступать и нам.

Дэви поднялся, недовольно ворча. Тидус был невысок ростом, и Дэви почти догнал его.

– Итак, что нужно сказать? – спросил Тидус.

– Я не знаю, что говорите вы, – резко ответил мальчик, – но я считаю его старым занудой, которому впору было бы пасти скот.

Лицо Тидуса слегка порозовело:

– Что нужно сказать в случае когда покидаешь общество королевы?

– Ох! – Дэви тщательно поклонился. – Позвольте мне удалиться, ваше величество.

Королева отпустила мальчика коротким кивком, затем точно таким же образом она ответила на поклон Тидуса. Пожилой советник на секунду задержался у выхода.

– Он немного упрям, миледи, но учится очень быстро, – негромко сказал Тидус. – Я думаю, что с моей помощью из него когда-нибудь выйдет блестящий вельможа.

– Благодарю вас, Тидус. Я никогда в этом не сомневалась.

– Если королевство Виннамира продает свою воду и лес в Ксенару, то что оно получает в обмен? Куда деваются все наши доходы от такой торговли?

Тидус раздраженно уставился на своего ученика через стол. Мальчишка снова пытался заставить его сменить тему занятия.

– Мне казалось, что мы обсуждаем методы правления и ошибки короля

Пернина, а также социальное и политическое значение его первого торгового договора с Ласонией.

– Я помню… – Дэви задумчиво поигрывал своим стилом. – Обе страны выиграли от этого соглашения. Но что получил Виннамир в результате своего последнего договора с Ксенарой?

– Не пойму, почему этот вопрос так тебя занимает именно сейчас, – пожал плечами советник. – Сомневаюсь, чтобы тебе удалось в полной мере постичь все сложности и тонкости внешней политики.

И он постучал согнутым пальцем по странице лежавшей перед Дэви книги, надеясь снова привлечь к ней его внимание.

– Читай!

Зеленые глаза юного герцога сузились:

– Зато мне вполне по силам постичь, что твоя одежда гораздо лучше и дороже, чем у королевы; мне не нужно напрягаться, чтобы увидеть, как разрушается этот обветшавший замок и что жители Киптауна стали походить не на счастливый народ процветающей страны, а на грязных нищих и попрошаек.

Этот молодой герцог был весьма проницателен, и его не так-то просто было сбить с мысли. Тидус тщательно обдумал свои слова, ибо их действительно окружали привезенные из других стран дорогие ковры и роскошная мебель. Он решил, что лучше всего будет сказать правду или хотя бы ее часть.

– Хорошо, я постараюсь объяснить это тебе как можно проще, – сказал он и был вознагражден недовольным выражением, появившимся на лице Дэви. – Когда Виннамиром правили король Люсьен Д'Салэнг и его дядя, они заключили с Ксенарой открытый торговый договор. С одной стороны, они дали Виннамиру огромные богатства, но тут же их и отобрали. Нужно было оплачивать огромную армию наемников, подкупать ксенарских чиновников. Огромные суммы были вложены в их семейное дело в Занкосе и в Катае. Прежде чем они оба погибли, Виннамир по их милости настолько глубоко увяз в долгах, что пройдет еще немало лет, прежде чем мы снова сможем получать доходы от этого соглашения. Лишь немногие торговцы Виннамира, самые умные и дальновидные, сумели скрыть свое богатство и тем самым частично его сберечь…

– И ты тоже так поступил? – перебил его юноша, доброжелательно улыбаясь.

– Безусловно. Способность хорошо соображать мне не чужда, – Тидус разгладил морщинку на безупречном рукаве. – Вряд ли Рыжий Король в чем-то виноват; когда он взял в свои руки власть над королевством, все богатства уже были разбазарены, истрачены, проданы или увезены – так, например, исчезли земли и богатства герцогов Госнийских. Несчастные простолюдины были обложены столь жестокими налогами, что больше уже не могли ничего давать в казну. Кроме того… – глава королевского Совета приподнял вверх подбородок, – как это ни печально, но это факт: его величество нисколько не заботился о том, чтобы привести в порядок двор и облегчить жребий своих подданных.

Последнее утверждение рассердило герцога, и Тидус увидел, как затрепетали его ноздри. Любопытно, отчего молодой Госни, отвергнутый своим королем, так рвется встать на его защиту? Тидус тем не менее не собирался дать ему ни единого шанса. Щелкнув пальцами, он быстро сказал:

– Я ответил на твои вопросы. А теперь будь любезен, обрати свое внимание к занятиям историей.

Дэви стиснул зубы и перевернул страницу лежавшей перед ним книги.

Когда дверь в его комнату стала со скрипом приоткрываться, Арлин как раз лежал на постели и смотрел на нее неподвижным взглядом, желая, чтобы хоть кто-нибудь пришел. Он с радостью увидел, как в дверь просунулась несколько взъерошенная темная шевелюра, очень похожая на его собственную. Затем показалось и лицо обладателя этих волос – светлокожее, мальчишеское, узкое, с зелеными глазами и высокими скулами. Затем это лицо исчезло, и дверь стала закрываться.

– Постой, не уходи!

Гость немного помялся на пороге, затем его голова снова просунулась в комнату.

– Я не хотел тебя беспокоить.

– Ради всех богов, побеспокой меня, что тебе стоит…

Эта мольба заставила мальчика войти в комнату. Арлин с интересом смотрел на его фигуру, одетую в голубого цвета шерстяной костюм, состоящий из штанов для верховой езды, жилета и камзола, одетых поверх белой полотняной рубашки. На ногах мальчика были высокие ботинки, доходящие ему чуть ли не до колен. Все это было совершенно новым и чистым.

– Что-то я тебя раньше не видел, – сказал южанин.

– Мне сказали, что мне нельзя сюда ходить.

– Удивительно, что тебе все равно захотелось это проделать. Ко мне никто не заходит… за исключением Гиркана, конечно, но и он всего лишь приносит мне еду да выносит ночной горшок. И он постоянно куда-то торопится. Как ты думаешь, может быть, смерть – это заразно?

– Иногда – да, – простодушно ответил мальчик. – Так к тебе никто не приходит?

Арлин пожал плечами:

– Королева заходила ко мне несколько раз. Она очень добра. Кстати, мальчуган, кто ты такой?

– Дэви Дэринсон, герцог Госнийский.

– Герцог… Я польщен. Что касается меня, то я когда-то был Арлином Д'Леланом и теперь, надеюсь, снова им стал. Как поживаете, герцог?

– Спасибо, очень хорошо, – Дэви остановился возле очага. – У тебя тут огонь погас.

– Он всегда так делает, когда к нему никто долго не подходит. Впрочем, здесь всегда очень холодно, даже когда он горит.

– Тогда почему ты не встанешь и не уйдешь отсюда?

Этот простой вопрос причинил Арлину боль. Аристократ-южанин на мгновение отвернулся.

– Боюсь, что мало кто будет рад, если я выйду из этой комнаты. К тому же мне сложно управляться с моими ногами – они еще не слишком слушаются меня. А что ты думаешь по этому поводу?

– Это больно – быть мертвым?

– Нет, – Арлин негромко рассмеялся. – Быть живым иногда гораздо больнее. Можешь ли ты рассказать мне что-нибудь об остальных? Я знаю, что король вернулся в библиотеку и засел там, но что поделывают наш рыжеватый Керил, Мартен Пелсон и сын портного Ринн?

Дэви приблизился к кровати Арлина.

– Ринн… он так и не возвращался в замок с… того дня. У Мартена на ноге деревянный лубок, однако он быстро поправляется. Он учит меня музыке и счету. Кузен короля дает мне уроки фехтования и верховой езды.

– Бедняжка, – пожалел его Арлин. – Керил прекрасно владеет луком и мечом, однако ему никак не удается найти подходящую лошадь, на которой он мог бы скакать.

– Ну, он не так уж часто падает, – заметил Дэви и быстро улыбнулся.

Наступила неловкая тишина, и Арлин почувствовал, что мальчику не сидится.

– Скажи мне еще одну вещь, прежде чем ты уйдешь. Что там, снаружи, все еще зима? Я несколько сбился со счета, а здесь нет окон, как ты заметил…

Юный герцог Госни кивнул:

– Да, снаружи все еще зима, и тебе следовало бы самому сходить и взглянуть на нее.

– Может быть, ты и прав, – негромко сказал Арлин. – Может быть…

Много лет прошло с тех пор, как она в последний раз покидала свою мирную маленькую долину и свой уютный домик, однако сейчас появилась опасность того, что вещи, которые обязаны были произойти, никогда не произойдут. Одним неразумным, импульсивным поступком Гэйлон Рейссон разрушил тысячу тысяч различных вариантов будущих событий.

Миск затолкала в кожаный мешок несколько предметов одежды, чувствуя на себе нежный взгляд карих глаз своего мужа, который следил за каждым ее движением.

– Позволь мне отправиться с тобой, – в который уже раз попросил он. – Стоит плохая погода, ты можешь замерзнуть.

– Ах, Гэрайльд Джексон Джимиссон, любовь моя.

Миск протянула руку и погладила его по щеке. Волосы Джими поседели, а лицо было изрезано глубокими морщинами, но он все равно казался очень сильным и полным жизни.

– Я взяла бы тебя с собой, если бы могла. Останься тут и жди, – Миск заглянула в его карие глаза. – Ты не забудешь, о чем я тебе просила?

Джими озабоченно сжал губы:

– Нет, конечно. Завтра ночью я должен выгнать в сад коров и телят и открыть птичник. Но зачем? Это не имеет никакого смысла, Миск. Совы похватают цыплят, да и как я буду делать сыр без молока?

– Не спрашивай меня, дорогой. В свое время ты все поймешь… —

Крошечная женщина взяла с кровати свой самый теплый плащ. – Лошадь готова?

Джими кивнул и вышел вслед за ней наружу. Стояло раннее и морозное утро, под ногами лежал глубокий снег, а на ставнях домика висели толстые сосульки. Легко, как ребенка, Джими поднял Миск и, посадив ее на спину худого мерина, помог ей расправить складки длинной домотканой юбки. Миск путешествовала без седла, однако она довольно ловко удерживалась на спине безразлично-спокойного животного.

– Ты пришлешь за мной, и я скоро приеду в Каслкип, – пообещал Джими.

– Конечно, милый, это будет очень скоро. Я всегда буду любить тебя.

Миск нежно поцеловала его в губы, желая навечно запечатлеть в своем сердце память о нем и об этом последнем поцелуе. Тронув поводья, она поехала через сад, направляясь на север.

Он поймет и простит ее. Завтра ночью Джими должен будет выгнать всю скотину из стойла, ибо коровам придется теперь самим о себе заботиться. К утру Джими будет мертв. Тоннели времени, по которым она путешествовала, снова и снова показывали ей одно и то же: иная Миск, живущая на иной линии времени, оставалась с мужем в крошечном домике в долине и при помощи настоев наперстянки отыскивала способ немного отрегулировать работу его большого и больного сердца, так что он оставался в живых. Но в этом случае она неминуемо обрекала его на страдания, на преждевременную старость и немочь. Нет. Уж лучше один миг боли, а за ним – счастливое забвение.

Миск должна была отправиться в Каслкип одна, ибо только там еще продолжала теплиться крошечная искорка надежды как-то исправить будущее. Она хотела оказаться там ради ребенка, который, может быть, никогда не будет зачат. Однако по-прежнему в ее власти было кое-что изменить, кое-что подправить, направить события в другое русло. Но времени оставалось мало.

Через столько прошедших столетий, после стольких неожиданных поворотов судьбы Миск отыскала-таки такой момент, где кончалось ее видение будущего. И хотя будущее этого мира – пусть неясно и смутно, но виделось ей и после упомянутого момента, – однако она больше не видела в нем ни себя, ни своего брата Сезрана. Их жизни все же где-то заканчивались.

Промороженный, выстуженный зимой замок наконец-то стал для него домом, хотя прошло уже больше месяца. Его полутемные, перепутанные коридоры больше не смущали его. Люди, которых он встречал в коридорах, были теперь знакомы и выглядели дружелюбно. Сегодня после обеда Дэви собирался пойти к Мартену, который ждал его возле огромных замковых кухонь. Лорд Нижнего Вейлса утверждал, что для занятий музыкой необходимы тепло и свет и что застывшие от холода пальцы ни за что не смогут правильно прикоснуться к струнам лютни. Так же как и к женщине.

Однако у герцога Госнийского были и другие причины, чтобы проводить свои музыкальные занятия в кухне. То и дело им перепадала какая-нибудь еда, а кухонная обслуга была благодарным и невзыскательным слушателем. Особенно это касалось одной прелестной девчонки, на которую, похоже, положил глаз Мартен. Во всех остальных частях замка слуги чувствовали себя все так же скованно и передвигались по коридорам боязливо и с оглядкой на покои Арлина и Гэйлона, хотя последнего можно было видеть редко, а первого – никогда. Зато возле теплых плит, среди посуды и разделочных досок слуги оживали, начинали трудиться во всю силу, сплетничая и хохоча.

Как ни странно, но Дэви вовсе не тянуло вернуться в гостиницу «Веселая Речка». Он чувствовал, что каким-то образом изменился, и удивлялся этим переменам. Вряд ли это было связано с возрастом – до его шестнадцатилетия оставалось еще добрых пять месяцев. Похоже, что и титул герцога тоже был ни при чем – Дэви знал, что настоящий герцог должен одеваться получше, чем он, и вовсе не обязан убираться в конюшне и вычищать стойла. И хотя слуги относились к нему не без уважения, однако Дэвин Госнийский все еще оставался сыном Хэбби-трактирщицы.

Настоящие и большие изменения произошли в том, как он воспринимал окружающий мир. За прошедшие несколько недель мир вокруг него увеличился, его границы раздвинулись, и Дэви понял, что, несмотря на всю внешнюю привлекательность герцогства, настоящее богатство заключается в знаниях и образовании.

Его мать научила его читать и делать простейшие вычисления. Для того чтобы управлять гостиницей, это было совершенно необходимо и вместе с тем – совершенно достаточно. Дэви никогда не приходилось читать ничего, кроме списков необходимых для гостиницы предметов, а считал он только количество медяков, причитающихся с клиента. У него никогда не было времени, чтобы заняться музыкой. Теперь же он получил доступ к мудрым книгам, каждая из которых была полна волшебными тайнами, и его окружали наставники, которые могли объяснить ему то, чего он не понимал.

Только одна вещь могла сделать его более счастливым, но в ней ему до поры было отказано. Гэйлон упорно не желал встречаться с молодым герцогом. Впрочем, он не встречался почти ни с кем. Король уединился в библиотеке на долгие три недели, принимая только вино и еду, да и то понемногу…

Дэви неожиданно почувствовал жару, а в глаза ему ударил свет ламп. Задумавшись, он, сам того не заметив, пришел в жаркую и влажную кухню, в которой кипела жизнь. Две молодые девушки с нагруженными подносами в руках быстро присели в реверансе и, двигаясь проворно и ловко, обогнули Дэви на пути к выходу. Над очагом поворачивалась истекающая жиром оленина, над другим жарилась дюжина цыплят. Эрин, пожилая женщина с крепкими мускулистыми руками, раскатывала на широкой доске густое тесто.

– Милорд! – позвал его Мартен. Он сидел на стуле неподалеку от плиты – не слишком далеко, но и не слишком близко. – Готовы ли вы к очередному уроку, во время которого речь у нас пойдет о том, что общего между математикой и музыкой?

Дэви поднял повыше свою побитую, ободранную лютню, и эрл рассмеялся. Несмотря на свою неказистую внешность, этот инструмент обладал почти волшебным чарующим звучанием, и королева настояла, чтобы лютня все время была у Дэви. По временам, когда Дэви упражнялся один в своих комнатах, у него выходили такие мелодии, которые заставляли его сердце сжиматься, словно от жалости и боли потерь, но никогда это не продолжалось слишком долго.

– Подать герцогу подогретого вина с пряностями! – Мартен сидел положив свою сломанную ногу на мешки с мукой, а правая его рука обвивалась вокруг огромного, почерневшего от времени кубка. Заметив, что его ученик прихрамывает, он строго спросил: – Это у меня сломана нога, а не у тебя. Почему ты хромаешь?

Дэви снял с рукава прицепившуюся к нему соломинку и пробормотал:

– Сегодня утром я упал с гнедого.

– О боги! – в восторге прогремел Мартен. – Предполагалось, что именно этому ты не выучишься у Керила!

– Керил сказал мне, – заявил Дэви в свое оправдание, – что человек, который утверждает, будто никогда не падал с лошади, на самом деле никогда не ездил ни на одной.

– Керилу это известно, безусловно, лучше, чем кому-либо другому, – мрачно проговорил Мартен и отхлебнул вина, чтобы скрыть свое удовольствие.

– С верховой ездой все ясно, но как у тебя дела с обучением фехтованию?

Для Дэви это был еще один чувствительный момент.

– Я все еще чувствую себя очень неуклюжим и неловким в обращении с мечом, – признался он, вздыхая.

– Я открою тебе секрет, парень. – Мартен сунул ему в руки свой огромный кубок. – Мы все чувствуем себя неуклюжими, но лишь до того времени, пока мы не повстречаемся лицом к лицу с врагом. Пусть это тебя не смущает.

Одна из девушек, по имени Келли, принесла и поставила рядом с Мартеном полную тарелку какой-то еды. Несмотря на правильные черты лица, Мартен со своими светло-русыми волосами и карими глазами не был красавцем из красавцев, однако женская половина населения замка, похоже, находила его в высшей степени привлекательным молодым человеком.

– Что это такое? – спросил эрл сладким голосом.

– То, что вы больше всего любите, милорд. Мягкая белая грудь… куриная, – Келли покраснела и убежала шурша юбками.

Дэви немедленно потянулся за куском курицы, но Мартен слегка шлепнул его по рукам.

– Это не для тебя, – проговорил он с набитым ртом. – Ты должен заниматься музыкой. Спой нам какую-нибудь непристойную песенку, из тех, что поют на Внутренних островах. Про косоглазую распутницу из таверны. От этой песни даже Эрин всегда смеется, а мордашка Келли становится еще более красивого пунцового цвета.

Герцог тщательно установил пальцы на грифе и взял первый аккорд, однако ему оказалось нелегко сосредоточиться. Ему нравились эти молодые лорды, друзья короля, о подвигах которых он уже был наслышан. Только Арлин беспокоил его. Он оставался в своих покоях один, покинутый теми, кто называл его своим другом.

Сьюардский замок, словно мрачный страж, одиноко возвышался над покрытыми зеленью лугов отлогими холмами. С другого бока к нему почти вплотную подступало холодное и бурное море. Бесконечное волнение моря и собирающиеся на далеком западном горизонте штормовые облака дарили старому магу успокоение на протяжении последнего тысячелетия. Даже находясь в самой глубине своего чудовищного замка, Сезран чувствовал могучую силу водной стихии, ощущал изменения погоды, которые зарождались над бескрайней водной равниной.

В тот день он тихо сидел в огромном зале, и царившая вокруг тьма нисколько не мешала ему. Многочисленные этажи, уровни, лестницы и комнаты замка были выстроены не за одно столетие с единственной целью: доставить удовольствие своему владельцу и помочь ему справиться с монотонной чередой похожих один на другой дней и ночей его одинокого изгнания. Со скрупулезностью, утомившей бы любого другого, Сезран один за другим выкладывал друг на друга точно подогнанные камни, возводя свой замок, а затем поставил на страже неприступных стен страшную Тень.

Ни одно живое существо, забредавшее в Тени замка, не возвращалось оттуда живым, кроме… кроме Гэйлона Рейссона. Даже теперь, по прошествии стольких лет, ненавистное имя заставило ярко вспыхнуть Колдовской Камень, который свисал на грудь волшебника на золотой цепи. Сезран ненавидел могущественного короля-мага. Дэрин Госни, который некогда был учеником Сезрана, погиб из-за него, из-за потомка Рыжих Королей, и это только усиливало ненависть старого волшебника. Он вовсе не думал о том, что он сам дважды пытался убить Дэрина, что он сам сделал его калекой и отнял у него волшебную силу.

Гэйлон осмеливался владеть Кингслэйером, мечом, который Сезран считал по праву своим. Могуществом своим король Виннамира превосходил самого Сезрана, и это было намного хуже, чем все остальное. Это было унизительно и непереносимо. Колдовской Камень разгорался все ярче, и его яркое голубое свечение на несколько мгновений даже вытеснило из комнаты живую ночь, которая свернулась и отступила в самые дальние уголки зала. Внезапный выброс энергии, однако, успокоил Сезрана, и мягкая тьма снова сомкнулась вокруг его жесткого кресла с прямой и высокой спинкой.

– Сезран!

Этот громкий крик раздался словно из ниоткуда, затем в центре комнаты появилось слабое голубое сияние. Молодой колдун Гэйлон Рейссон не признавал изящества, его магия была мощной, но грубой. Вот и он сам возник в центре зала. При виде его Сезран выпрямился в кресле и попытался унять внезапно зачастивший пульс.

Гэйлон, который не мог видеть в темноте без дополнительных источников света, вытянул вперед руку и заставил светиться свой Камень, который Сезран когда-то собственноручно вставил для него в массивный золотой перстень.

– А-а-а, вот ты где, – почти миролюбиво произнес король.

– Что на этот раз тебе от меня нужно? – спросил Сезран, и голос его, подобно грому, раскатился под высокими каменными сводами.

Гэйлон дождался, пока затихнет эхо его голоса, и сказал:

– Я снова пришел к тебе как покорный ученик, Сезран.

Ни в его голосе, ни в его позе, ни в выражении надменного бледного лица не было, однако, и намека на покорность.

– Ты пришел, чтобы мучить меня.

– Прошу тебя. Мне никто, кроме тебя, не может помочь.

Волшебник усмехнулся:

– Тогда я могу только пожалеть тебя, Гэйлон Рейссон.

– Выслушай меня, Сезран. Я вызвал духа Камня. С его помощью я оживил погибшего друга… – Гэйлон стиснул кулаки. – Я знаю, какова цена, и пришел просить тебя, чтобы ты помог мне избежать расплаты.

– С чего бы я стал помогать тебе?

Маг ждал ответа короля в абсолютной тишине.

Гэйлон отвел взгляд:

– Потому что за это я отдам тебе Кингслэйер.

В груди Сезрана вспыхнула радость, но ее робкий огонек тотчас же погас.

– Лжец. Ты думаешь, что я глуп? Ты предлагаешь мне то, что и так принадлежит мне, за ответ, которого не существует. Ступай обратно, мальчишка. Когда придет время, ты сделаешь то, что должен.

– Нет! Днями и ночами я изучал «Книгу Камней», пока мои глаза не потеряли способность видеть. Какой-то выход должен существовать.

– Единственный выход – смерть! Так было всегда. Без смерти не бывает жизни, как без зимы не бывает новой весны. Вот почему некромантия стоит так дорого. Наверное, тебе было бы лучше всего вернуть все на круги своя и исправить то, что ты наделал.

– Я не могу. Арлин и так слишком много страдал.

– В таком случае ничего сделать нельзя. Все потеряно! – Волшебник так и подался вперед. На губах его застыла холодная улыбка: – Я удовлетворен. Даже если бы я мог тебе помочь, я не стал бы этого делать. Желаю тебе одних лишь несчастий и бесконечного сожаления, Гэйлон. Может быть, хоть теперь ты поймешь, что существуют вещи неподвластные твоим чарам!

Король на мгновение застыл неподвижно, а его Камень вспыхнул ярче.

– Не следует ли мне в этом случае поделиться своими несчастьями?

Хочешь, я сравняю твой замок с землей, старик?

– Если после этого ты почувствуешь себя чуть сильнее, тогда сделай это.

Камни – это всего лишь камни, независимо от того, сложены они в стены или лежат россыпью, – несмотря на опасность, Сезран прислонился к спинке своего кресла и засмеялся.

Ярость Гэйлона заставила замок содрогнуться до самого основания. Из его перстня брызнули в разные стороны голубые молнии, а затем Гэйлон исчез. Холодный сквозняк потащил к выходу небольшое облачко пыли, но Сьюардский замок стоял крепко, и маг захохотал еще громче.

Арлин не ждал, что юный герцог Госнийский вернется. Арлин вообще мало чего ожидал теперь, однако и особых поводов для разочарования у него не было. Огромная свеча-хронометр с нанесенными на нее черными кольцами, обозначавшими наступление полуночи и полудня, свидетельствовала, что время все еще идет. Свечу время от времени заменял Гиркан, который оставался добродушным, но отстраненным. Он просто приносил лекарства и еду, но когда Арлин спрашивал его о том, что происходит в замке, ответы лекаря были отрывочными, почти уклончивыми.

Дэви оказался прав. Для того чтобы воссоединиться со всем остальным миром, Арлину нужно было встать с постели и выйти из своих комнат. Кончики пальцев его рук и ног все еще ничего не чувствовали, однако, в достаточной степени сосредоточившись, он мог заставить свои конечности повиноваться. Он сделал свои первые шаги в одиночестве, опираясь на кровать, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Мысль о том, что это неловкое, спотыкающееся тело когда-то неплохо ему служило, помогала ему и внушала надежду, что со временем былая ловкость вернется.

Прошло долгих шесть дней, прежде чем он сумел самостоятельно одеться и некоторое время ходить по комнате без поддержки. Усталость, которую он испытывал после своих кратких экскурсий, была такой сильной, что он впадал в глубокое забытье и подолгу лежал без движения. Только некоторое время спустя он сообразил, что его усталость была в значительной степени следствием снадобий, которыми пичкал его Гиркан. Молодой аристократ тотчас же отказался от приема этих лекарств, против чего Гиркан, к его большому удивлению, почти не возражал. Толстый врач даже не обратил внимания на то, что огонь в очаге перестал то и дело гаснуть и что его пациент больше не нуждается в посторонней помощи, чтобы поесть.

Однако последний барьер оказался самым трудным. После стольких трудов, после тщательной подготовки Арлин обнаружил, что он не в состоянии отворить незапертую дверь и сделать шаг за порог своей комнаты. За порогом начиналось что-то неизвестное и оттого – пугающее. Ему потребовалось целых четыре дня для того, чтобы справиться с этим своим страхом. Наконец он собрал все свое мужество, выкупался, оделся и предпринял еще одну попытку.