Текст книги "Цена одного дня (СИ)"

Автор книги: Лея Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 18. Ева

Дом у Артема Никитича большой, просторный, светлый. Ни за что не подумаешь, что живет здесь одинокий мужчина. Все блестит чистотой, уютом и отменным вкусом. В выделенной мне комнате на втором этаже удобная двуспальная кровать с нишей, мягкие коврики, пуфик и легкие занавески на окне. Все остальные удобства для гостя во встроенном в стену шкафу. Из него выдвигается и столик, и стульчик, и ящички. В общем, все так продумано для комфорта, словно это вовсе не деревенский дом, а целое поместье.

Я даю им с Люковым время обсудить то, что меня не касается, а вернувшись в беседку, спрашиваю:

– А разве мы не подставляем Артема Никитича, прячась здесь от Шамана?

Старик смотрит на меня с хитрецой и одобрением, что я забочусь о его безопасности.

– Официально Артем Никитич живет в своей квартире, – устало отвечает Люков. – В той самой, где ты сегодня ночевала, птичка. Об этом доме не знает никто, потому что по документам он принадлежит несуществующему дяде.

– Просто я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал, – объясняю я свое беспокойство. – И у меня тут созрела идея. Раз мы во всем разобрались, и я не та, за кого ты меня принял, может, мы попросим помощи у моего отца? Он быстро приструнит Шамана, да и на тебя зла держать не будет за мое спасение.

Люков смотрит на меня как на последнюю дуру и негласно спрашивает, кто мне мозг ложечкой перемешал. Естественно, уважающий себя мафиози, наработавший определенную репутацию, не станет прятаться за спиной прокурора. Его за такое свои же прижучат.

– Может, вы просто поженитесь? – предлагает Артем Никитич, кивнув на кольцо, два дня назад надетое Люковым на мой палец. – Шаман чувствует себя обманутым. Если вы сыграете свадьбу, придраться ему будет не к чему. Получится, что его сын действительно домогался невесты друга отца.

Мы с Люковым переглядываемся. Я не выдерживаю его напористого взгляда и отворачиваюсь, потупившись в никуда.

Была я уже замужем. Ничего хорошего там не испытала. Осталась только боль от разочарования.

– Пойду парилку в сауне нагрею, – вздыхает Артем Никитич, вставая. – А вы пока подумайте, обговорите. Глядишь, без кровопролития обойдется.

Когда он уходит, воздух в беседке, кажется, застревает и сгущается. Я чувствую на себе пристальный взгляд Люкова и сжимаюсь под ним в комок. Старик, конечно, прав. Такой поворот заставит Шамана отступить и даже принести свои извинения. Люков останется в выигрыше. А я? Что я скажу отцу? Да и как вообще воспринимать фиктивный брак? Жить в плену Люкова до тех пор, пока Шаман не забудет о нас и нормально отнесется к внезапному разводу? Я не для того от депрессии лечилась, чтобы в новую впасть.

Пытаюсь снять кольцо, но оно, зараза, застревает и не слезает.

– Оставь, – вдруг произносит Люков.

Мои руки замирают, я гляжу на пальцы и бормочу:

– Мне теперь из этого не выбраться, да? Шаман, Фара… Они навсегда в моей жизни?

– Почему же? За бугром можно все с начала начать. Могу помочь в качестве компенсации.

– Я уже попыталась все начать с начала. Плохо вышло.

– Знаешь, птичка, Белла вообще была мной из наркопритона вытащена. Вот где не было света в конце тоннеля. А у тебя есть отец, Кэп вон нервничает, хочет поднять свои связи…

Я поднимаю лицо, и он замолкает. О себе ни слова, а ведь тоже тревожится обо мне, иначе не носился бы со мной, как квочка с яйцом.

– Ты над предложением Кэпа подумай, – добавляет он после недолгой паузы, глядя мне прямо в глаза. – Пожениться – вполне здравое решение в наших обстоятельствах.

– Ты что, босс, делаешь мне предложение? – усмехаюсь я. – А как же поцелуй перед алтарем? Ты же не целуешь девушек.

Он улыбается уголком губ:

– Сделаю для тебя исключение.

– И сколько оно стоит?

– Тебе повезло. Сегодня тотальная распродажа. У меня небольшой праздник – я стал дядей.

– Серьезно? – Странно, но я искренне радуюсь за Люкова, потому что он стал мягче после разговора с Артемом Никитичем. – Когда?

– В прошлом году. – Люков встает из-за стола, чуть пошатываясь. – Пойду отдохну.

Да, поспать тебе, пьянчужке, не помешает, думаю я, взглядом провожая его в дом.

Еще немного посидев в беседке, я решаю отвлечься домашними делами и с позволения хозяина принимаюсь за готовку ужина. К вечеру уже готово рагу, салат и даже испечен яблочный пирог. Но Артем Никитич настаивает, чтобы сначала я попарила косточки в сауне. Мне лестно его гостеприимство, да и кто в здравом уме откажется от такого предложения, поэтому, получив от хозяина халат и полотенце, я отправляюсь в райское местечко этого особняка.

Практичная парилка прилегает к бассейну под куполообразной крышей. Среди шезлонгов сочная зелень широколиственных пальм, которым вполне хватает света. Вода в бассейне кристально чистая и в меру теплая. Самое то – прыгнуть в него, хорошо погревшись и пропотев, что я и делаю, расслабившись и потеряв ход времени. Здесь даже забывается тот кошмар, из которого я никак не могу выбраться. Чувствую себя словно заново рожденной.

Вылезаю из бассейна и, обернув свое нагое тело полотенцем, снова бегу в парилку, где уже сидит млеет от кайфа Люков.

Я вздрагиваю от неожиданности. И когда он успел пройти мимо меня? Когда я плавала в бассейне? Голая?!

– Босс, тебе кто-нибудь говорил, что ты катастрофически бесцеремонный? – ворчу я, торча в дверном проеме и потуже затягивая полотенце на груди.

– Смотри, все прикрыто, – указывает он мне на полотенце на своих разведенных бедрах. – Ничего не видно. – Ага, не видно. Кроме пресса в кубиках, по которому так соблазнительно стекают капельки пота. – Дверь закрой. Дует.

– А ничего, что я еще не закончила?

– Так в чем дело, птичка? Места много. Входи.

Глава 19. Люков

Птичка моргает, приоткрыв ротик. А я-то думал, ты привыкаешь ко мне.

– Не подашь мне воды? – спрашиваю я, приводя ее в чувство.

– Что?

– Воды. Из кулера. – Я киваю за ее спину.

– А… Да, без проблем, – рассеянно соглашается она, все туже наматывая на себя полотенце.

Успокойся, птичка, я все успел разглядеть, пока ты нежилась в бассейне. Радуйся, что прямо там тебя не трахнул.

Кулер низкий, и ей приходится наклониться. Смущенная, она делает это боком, убирая от моего взгляда свой орех. Набирает стаканчик, явно в нетерпении, когда же он наполнится, и возвращается в парилку. Дверь прикрывает, как я и просил. Протягивает мне воду с максимально дальнего расстояния, дуреха. Да если я захочу, я тебя в другой стране найду и заставлю стонать подо мной.

Про себя посмеиваясь, беру стакан и пью, поверх него глядя, как она залезает на полок.

– Ну, что скажешь? Выйдешь за меня?

От этого вопроса она и вовсе теряется. А мне в кайф наблюдать за ней: как гордая и сильная, она ломается под гнетом обстоятельств. В ней же сейчас настоящая борьба. Мозг твердит бежать от меня подальше, желательно предварительно выпустив в меня всю обойму, а сердце кричит, стой, вдруг он тебе понравится.

– Если так надо, – бормочет она, продолжая мять свое полотенце.

Блядь, я его сдеру с тебя, если ты не прекратишь! О такой фигуре мечтают, ее делают, за нее отваливают сотни тысяч и душу дьяволу продают. А ты жмешься, будто тебе пиздец как стыдно.

Я вижу, как по ее шее стекает капелька пота, огибает ключицу и спускается вниз, впитываясь в полотенце, вместо того чтобы продолжать свой путь по крутым холмам, промеж которых я бы точно ее…

– Но это же фиктивно, да? – выбрасывает она меня из моих фантазий, взглянув слишком невинно.

– Ага, – мычу я, сминая пластиковый стакан в руке.

– Я просто думаю, как объяснить все отцу. У него могут возникнуть проблемы.

Охренеть! За ней гонится главарь крупной бандитской группировки, а она переживает, что будет с Егором, когда он очнется, не причинит ли ее присутствие здесь вред Кэпу, и не поплатится ли папочка теплым местечком в прокуратуре, если дочь выйдет замуж за преступника. Але, птичка, о себе когда думать начнешь?! Поэтому твой бывший до сих пор на свободе. Пожалела этого пидора.

Смотрю на этого сущего ангела и себя еще грязнее чувствую. Наверное, это главная причина, почему у Егора уже есть сын, а у меня нет нихуя, кроме послужного списка для приличного срока на нарах. Я сволочь. Просто конченая сволочь. Я промышляю контрабандой, покрываю крупные уголовки, по моей вине уже не раз такие же твари, как я, оказывались на больничной койке, я трахаю любую приглянувшуюся мне девку, а потом делаю вид, что не знаю ее, не уважаю деда, воевавшего за нашу страну, зато чту память отца, который когда-то продавал оружие наемникам, стрелявшим по нашим пацанам в Грозном. Этот порочный круг – моя жизнь, где нет безоблачного будущего. Шумейко права, что скрывает от меня племянника. Я навлеку на него лишь проблемы.

– Босс? – окликает меня птичка. – Ты что, завис?

Я мотаю головой.

– Пойду окунусь.

Выхожу из парилки и, скинув полотенце, бросаюсь в бассейн. Вода бодрит, возвращая мне трезвость ума. Но ненадолго.

Едва выныриваю на поверхность, как вокруг гаснет свет. В окна едва-едва пробирается холодный ночной полумрак с улицы. Вот она одна из прелестей жизни в деревне – от электричества, мобильной связи и интернета здесь зависимость не разовьется.

– Босс? – слышу я дрогнувший голос птички.

Черт, она же в парилке осталась!

Я плыву к краю бассейна, наощупь нахожу лестницу и быстро поднимаюсь.

– Птичка, ты в порядке?

Обалдеть, сколько тревоги в моем голосе. Мне что, правда не насрать, в порядке ли она?

– К счастью, я не обожглась, – ее голос звучит бархатно и нежно в ночи, под плеск воды и шипение печи. Кажется, он здесь всюду, как пар. – Ты не мог бы вывести меня отсюда?

Я не успеваю сориентироваться, где бросил полотенце, как ее горячие пальцы касаются моего локтя. Я слышу, как испуганно она дышит. Представляю панику в ее глазах. Чувствую, как подрагивают ее пальцы.

– Ты что, боишься? – усмехаюсь я, а птичка уже так близко, что меня касается тепло ее разгоряченного тела.

– Конечно, я не хочу обжечься о печь или поскользнуться на мокром кафеле. Я наконец-то поверила, что есть шанс спастись.

Твою мать, ну зачем ты так говоришь?! Хочешь окончательно унизить меня?! Хочешь доконать?! Я и так презираю себя за то, что был таким болваном, и представь себе, птичка, не знаю, как теперь все исправить. Я даже в глаза тебе смотреть не могу. И хорошо, что сейчас вижу лишь размытое очертание твоей хрупкой фигурки, иначе утопился бы прямо в бассейне за спиной.

– Босс, почему ты молчишь? Ты выведешь меня?

– Нет, – шепчу я не своим голосом, резко притягиваю птичку к себе и, гори все синим пламенем, целую ее в губы.

Снова этот ни с чем несравнимый вкус, от которого кружится голова.

Птичка хоть и напряжена, а не отталкивает меня. Несмело отвечает на поцелуй, почти повисая в моих объятиях.

Я в кулаках сжимаю ее гребаное полотенце, намереваясь сорвать его и трахнуть ее на ближайшем шезлонге, но в зале загорается свет. Птичка распахивает глаза, отстраняется и делает шаг назад, выскальзывая из моих рук. Пряча от меня лицо, разворачивается и бегом удирает отсюда. А я стою на краю бассейна – брошенный, голый и с каменным стояком.

И что мне теперь делать?

Глава 20. Ева

Не знаю, от чего мне жарче – от парилки или поцелуя Люкова. В комнате я сразу распахиваю окно и поглубже вдыхаю свежего воздуха. Успокоиться не выходит. Сердце рьяно рвется из груди, а ноги по-прежнему будто не свои.

Только не это, пожалуйста! Я же зареклась после Макса связываться с плохими парнями. У них всегда будут проблемы, враги. Рядом с ними ходит сама смерть. А я не хочу засыпать и просыпаться в страхе, что снова кто-то разбудит меня пулеметной очередью.

За спиной щелкает дверной замок. Не оборачиваясь, я прошу:

– Босс, уйди. Пожалуйста.

– Увы, птичка, уходить будем вместе.

Взволнованность его тона вынуждает меня обернуться. На Люкове брюки и наспех накинутая рубашка. Он бросается к окну, выглядывает на улицу и, схватив меня за руку, тащит к выходу.

– Эй!

– Шаман нашел нас.

– Но мне надо одеться! – Я дергаю его за руку, но Люкову пофиг.

Он вытягивает меня из комнаты и бегом ведет вниз, где Артем Никитич заряжает двустволку.

– Машину я выгнал, – говорит он нам и подает Люкову ключи, хмуро оглядывая меня – босую и в полотенце.

– Спасибо за сауну, – пищу я, сжавшись.

Люков изгибает бровь, взглянув на меня, но не задерживается для прощания с дедом. Подхватывает меня руки, выносит во двор, где закидывает на заднее сиденье, прыгает за руль и с ревом выводит машину на дорогу. Мы успеваем скрыться за углом, прежде чем фары бандитского кортежа освещают улицу. Меня бросает из стороны в сторону от крутых поворотов, в которые нас заносит, пока мы наконец не выходим на федеральную трассу.

– Ты почему не пристегнута? – спрашивает Люков, посмотрев на меня в зеркало заднего вида.

Действительно! Времени трусы надеть не было, а пристегнуться – откуда-то взялось!

– А ты? – бурчу я, поправляя полотенце на груди и откидывая назад влажные пряди-сосульки.

Он усмехается и натягивает на себя ремень безопасности.

– С Кэпом все будет хорошо. Его в наших кругах уважают. Так что Шаман его не тронет.

– Ты меня успокаиваешь? Или себя? – интересуюсь я, заметив здесь бумажный пакет и заглянув в него.

Артем Никитич позаботился о том, чтобы мы не умерли с голоду. Положил нам испеченный мной пирог, контейнерочек рагу и бутылку воды. Его внуку следовало бы многому у него поучиться.

– Как ты узнал, что Шаман здесь?

– Фаза сообщил.

Опустив стекло, Люков выбрасывает мобильник и прибавляет газу.

Слушая только вой машины и глядя на проносящиеся мимо темные очертания деревьев, я еле сдерживаюсь, чтобы не сказать Люкову, насколько он опасен для своих родных. Если я сделаю это, он никогда не сойдет с этого пути. Назло нам и нашим нотациям будет жить в беззаконии.

А он, словно чувствует, как эта червоточина сидит во мне и выедает. Час спустя сворачивает на проселочную дорогу и тормозит где-то посреди поля. Погасив фары, тяжело вздыхает, но молчит. Дает нам обоим время, прежде чем сказать:

– Говори.

– Что?

– Все, что хочешь.

– Тебе это не понравится, – отвечаю я.

– Знаю. – Он вытаскивает из перчаточного ящика пистолет и бросает его на сиденье около меня. – Вот. Гарантия твоей безопасности от меня.

– Ты козел, – начинаю я, вызвав у Люкова усмешку. – Ты не заслуживаешь ни деда, ни брата, ни племянника, ни Фазу. Они – твое благословение по какой-то чудовищной ошибке.

– Мда, птичка, резать без ножа ты умеешь.

– Ты сам позволил мне открыть рот. Но если не хочешь слушать, я не стану напрягаться. – Я открываю дверь, выскакиваю на улицу и ежусь от нахлынувшего ночного ветра – скорее освежающего, чем прохладного. – Ты настырный! – повышаю я голос, в ночи прозвучавший как отчаяние. Оборачиваюсь и смотрю на Люкова, опершегося локтем о дверцу. – Ты можешь многого добиться! Почему же ты так жестоко игнорируешь то, что имеешь? Почему не ценишь? Почему окружаешь себя подонками? В нашей жизни и так хватает дерьма, босс. Надо дорожить каждой минутой покоя, каждой улыбкой, каждым добрым словом. Неужели они ничего для тебя не значат? Неужели тебе не хочется познать другую сторону жизни, где не грязные деньги делают тебя кем-то, а твое отношение к людям? Артем Никитич прав: Шаман поведется на нашу свадьбу. У него просто выбора не останется. Но что дальше, босс? Тебя засасывает в болото, и туда же утащит меня. Егора, Артема Никитича, твоего племянника, Фазу. Всех, кому ты не безразличен.

Сказав это, я замечаю, что сболтнула лишнее. И Люков, как назло, понимает, что это не оговорка. Его взгляд становится пристальнее, как будто полумрак между нами начинает сгущаться.

А меня душит горький ком, застрявший в горле. Я отворачиваюсь, пока не заплакала. Ни за что не стану реветь при нем. Обойдется!

Я вздрагиваю в тон хлопнувшей дверце, и вот Люков уже разворачивает меня к себе. Его пальцы до боли сдавливают мои плечи, а на грубом лице играют желваки. Разозлила босса мафии. Ай да я, ай да молодец! Вот так и сдохну тут – среди кукурузы. Вот только до конца выскажусь, чтобы Люков на всю жизнь запомнил мои слова.

– Я ненавижу тебя, – произношу я с выплескиваемой в шипении агрессией. – Презираю за то, как ты играешь чужими судьбами. Но я виновата в том, что мой ребенок так и не появился на свет, а его убийца на свободе. – Теперь предательские слезы непослушно текут по моим щекам. – Я никто, чтобы судить тебя. Могу только дать совет: если не хочешь потерять все, что тебе дорого, начни его беречь.

Так и не сказав ни слова, Люков смягчается. Его пальцы разжимаются, и он с особой осторожностью вытирает мои щеки от мокрых дорожек. Поглаживает тыльной стороной ладони мое лицо, изучает его каким-то новым нежным взглядом и вдруг шепчет:

– А ты меня научишь?

Глава 21. Люков

Не этого птичка ждала от меня. Думала, вспылю, как обычно. Мелко дрожит передо мной, замерзшая дуреха, и чуть носом шмыгает.

Сняв с себя рубашку, накидываю на ее плечи. Невесть что, но хоть так, чем одно мокрое полотенце.

Напрасно я надеюсь, что птичка поблагодарит меня. Признательность она выражает звонкой пощечиной, обжегшей мое лицо. Не дает мне и доли секунды осознать, что произошло, и начинает кулаками бить меня в грудь, пытается толкнуть, причинить боль, но тщетно. Ее сил не хватает даже сдвинуть меня, и эта невозможность выплеснуть в полную меру накопившуюся обиду и злость бесит ее еще сильнее.

– Будь ты проклят, чертов осел!

Я хватаю ее за запястья, толкаю к машине и пригвождаю к капоту. Дышит она тяжело, яро. Отворачивается от меня, как от куска дерьма, и поджимает губы. Да я и сам себе противен, птичка. Можешь не стесняться.

Дергаясь в моих тисках, словно в сетях, она снова распаляет меня. Ее бедра оголяются. Угол полотенца едва прикрывает укромное место, куда то и дело падает мой взгляд. Будь моя воля, я бы прямо на капоте трахнул ее в позе звезды, только мне уже не хочется обращаться с ней, как со шлюхой.

– Да, я мерзавец! – рычу я. – Но впервые в жизни я хочу стать лучше!

– Почему меня это должно волновать? Ты же только о себе думаешь. – Она смотрит на меня со жгучим осуждением, уничтожая без оружия. – Подозревая меня в том, чего я не совершала, ты лишил меня свободы, заставил работать на тебя, подверг смертельной опасности. Ты не дал мне шанса, но просишь его для себя.

– Так научи меня прощать! – мой голос эхом прокатывается по полю, смешиваясь с шелестом кукурузных стеблей.

Птичка напрягается, уставившись на меня с испугом. Ее разомкнувшиеся губы привлекают мое внимание. Я провожу по ним подушечкой большого пальца и до покалывания в груди хочу поцеловать.

Она опять брыкается, целясь заехать мне между ног. Но я умею укрощать дикарок. Ловко развожу ее бедра, руки заламываю за спину и, скрестив запястья, крепко захватываю. Второй рукой хватаю ее за шею, заставляя смотреть мне в глаза.

Черт, птичка, да ты же полыхающий огонь… Останови же меня, пока я не натворил то, о чем буду жалеть…

Но она молчит, вместо того чтобы послать меня ко всем херам.

Не оттолкнет. Хочет, птичка, меня. Соскучилась по мужику. Дрожит не столько от холода и страха, сколько от предательского возбуждения. Зря она дает мне зеленый свет. Потом не остановит зверя.

Руки ее ослабевают. Неужто сдается? Нет, птичка, только не делай мне одолжение. Я хочу тебя настоящую.

Член уже ноет от перевозбуждения. Перед глазами мелькают красные вспышки. А во мне просыпается совесть, не позволяющая взять ее силой.

Медленно отпускаю ее и делаю шаг назад. Но птичка в этот момент стервенеет. Хватает меня за руку, дергает на себя и сама бросается с поцелуем.

Ох, не пожалей, чокнутая ты моя…

Рубашка спадает с ее плеч, вслед за ней я срываю полотенце, скрывающее самое потрясное женское тело в мире. Руки начинают жить своей жизнью, бродя по ее изгибам, гладкой коже, замирая на упругих бугорках аккуратной груди, чем вызывают у птички протяжный стон мне в губы.

Она томно выдыхает, запрокинув голову и закрыв глаза. Сошедшая с небес богиня, почтившая меня своим вниманием.

Я хочу ее всю. Целовать, ласкать, прижимать к себе. Хочу дикого, но не грязного секса. Хочу стать для нее лучшим любовником.

Она сладкая и свежая всюду. Я губами скольжу по ее тонкой шее, поцелуями осыпаю ключицу, зубами прикусываю налившиеся соски, отчего птичка выпускает коготки и впивается в мои плечи.

Единственная женщина, перед которой мне не стыдно встать на колени. Которая заслужила это.

Я опускаюсь вниз, шире развожу ее ноги и, подтянув к себе, присасываюсь к ее киске.

Дьявол, какая же она влажная и вкусная! Я готов вылизывать ее хоть до утра. И чем громче она стонет, чем сильнее выгибается, тем больше уверенности я испытываю.

Она сама останавливает меня, когда языка ей становится мало. Подтягивает к себе, расстегивает ремень брюк и засовывает свою ручку в мои трусы.

Да, птичка, это называется член, про себя смеюсь я, глядя на новый испуг в ее глазах. Я знаю, что ты узкая и тесная. Не бойся, я буду аккуратным.

Снова припадаю к ее губкам и стволом вонзаюсь в ее манящую щелку. Птичка вскрикивает, крепче прижавшись ко мне и укусив за губу. Я стараюсь быть медленным, осторожным, толчками раскачивая машину и едва скрывая довольную ухмылку. Заниматься сексом с женщиной, от которой ты без ума, это нечто особенное. Если отношения с другими у меня всегда обеднялись до примитивного удовольствия, то сейчас я чувствую, что дышу птичкой.

Она стонет, кричит, двигается навстречу, царапает и кусает меня, но делает это естественно. Сама задает мне темп, сама разворачивается спиной и позволяет брать ее грубо: тянуть за волосы, душить, покусывать мочку уха. Она доказывает мне, что не кукла, уведя меня в машину, где оседлав, изящной кошкой извивается в своих движениях.

Ополоумев от этой изголодавшейся птички, я едва спохватываюсь, резко задержав ее, чтобы выйти, но она пальцами впивается в мои плечи и, глядя мне прямо в глаза, доводит дело до конца.

Бля-я-ядь, не помню, чтобы я когда-то кончал в кого-то без резинки. Если только в рот. В остальных же случаях следил за своими сперматозоидами, какими бы пируэтами ни выебывались передо мной светские шлюшки.

– Это опасно, птичка, – еле дыша произношу я, когда она влажным горячим телом прижимается ко мне, все еще сидя на моих коленях.

– Убедил, – хрипло шепчет она. – Я выйду за тебя, босс.