Текст книги "Хирург. Последняя надежда"
Автор книги: ЛЕВСЕТ ДАРЧЕВ
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
– Что за ругань? – робко поинтересовался Петро.
– Саша, ты знаешь, с какими претензиями он приехал к нам из штаба армии? – спросил главврач. – Он нас обвиняет в том, что мы умеем делать лишь одни ампутации! Представляешь?
«Ага, – подумал Рашид, – проблема ампутаций актуальна и здесь».
– Расскажи ему о партии больных, которых привезли с линии фронта. Был у них шанс?
– Нет, – сразу ответил Петро.
– Нет, чёрт побери! – повторил Розен. – Вы что, совсем голову потеряли? У всех раны были забиты мазью и перевязаны. И к тому времени, когда они поступили к нам, у всех была предпосылка к газовой. – Он встал из-за стола, направляясь к стеллажу с литературой. Он прошёлся по книгам, но не нашёл, что искал. Потом махнул рукой. – Есть «Единая доктрина военно-полевой хирургии». Вы знаете, что там написал Бурденко? «Все хирурги на всех фронтах должны лечить раненых одинаково». Такая регламентация нужна на войне не потому, что этого хочет Бурденко, а потому, что хирургией на фронте занимаются не хирурги, а кто попало и от потолка, как случилось у вас. Одни потери.
– Мы работаем по инструкции, товарищ начальник госпиталя, – прорвался голос лейтенанта. – Ваши обвинения в наш адрес неуместны. – повторил Розен. Офицер встал. – Это вы так считаете. Вы даже не хотите меня выслушать! – Он повысил голос. – Мне ничего не остаётся, кроме как накатать на вас жалобу в Главное медицинское управление. Пусть сам Бурденко с вами разбирается!
Офицер успокоился моментально и сел.
Рашид внимательно слушал и наматывал на ус всю информацию.
Главврач продолжал нервничать и бубнить злословия себе под нос, затем сел за стол.
– Вот что я вам скажу, – продолжил он. – Военно-полевая хирургия предполагает сочетание четырёх составляющих доктрины: эвакуация по назначению, где раненому будет оказана первая положенная помощь; госпитализация, где его должны задержать для лечения в зависимости от вида ранения. Если это хирургия, то в первую очередь вы должны убрать пищу для микробов – размозжённые пулей ткани. Здоровые клетки микробов не боятся, за исключением ядовитых. К ним относятся возбудители газовой гангрены – анаэробы, микроорганизмы, развивающиеся без доступа кислорода. Если нет микробов, то рану можно обрабатывать после шести часов – всё равно будет польза. Можно и не иссекать рану, а только рассекать. Но! Нельзя ни в коем случае её зашивать, как вы это сделали и погубили людей, которые не смогут вернуться на фронт! Пока такие поступят к нам – уже газовая, и надо резать. Понимаете? – После небольшой заминки он продолжил: – Ещё. Встречаются у вас и другие ошибки. При переломах важно использовать шину Дитерихса. При ранениях живота – лечить, как и в мирное время. Только нужно оперировать в первые шесть часов, иначе ждите перитонита. При ранениях груди нужно высосать гемоторакс. Осторожно – трогать только грудную стенку и ушивать пневмоторакс до кожи. Понятно, товарищ лейтенант?
Лейтенант кивнул и опустил голову, изучая свои начищенные до блеска кирзовые сапоги. У него было за что уважать коллектив этого госпиталя – восемьдесят процентов больных возвращались в строй.
– Ладно, – буркнул он, бросив на врача осуждающий взгляд. – Я вам сказал то, что должен был сказать. Я спешу. Мне ещё надо попасть в Дербент. До свидания. – Он громко хлопнул дверью и исчез.
В кабинете наступила тишина.
– Пусть жалуется кому хочет! – произнёс главврач. А это кто, студент? – спросил он, глядя на Рашида с нескрываемым любопытством.
– Да, Дмитрий Николаевич. Прислали из мединститута.
– Молодец, что записываешь, студент! Из тебя будет толк, – сказал он.
– Дмитрий Николаевич, можно я возьму этого молодого парня к себе на обучение и воспитание?
– Что значит «на воспитание»? – недоумённо спросил начальник. – Что, не успел появиться – и уже провинился?
– Так точно, – ответил Петро. – К медсёстрам начал приставать.
– Что поделаешь, Саша, – произнёс начальник. – Молодость играет, и у неё свои законы. Как можно пройти мимо и не заметить красоту наших медсестёр? Расскажи о себе, студент, и о планах на будущее.
Рашид ответил:
– Меня прислали сюда из военкомата, и я готов приступить к работе немедленно.
– К какой работе?
– Я имею в виду – лечить раненых, – доложил Рашид, сохраняя уверенное выражение лица. – Образование – медучилище и четвертый курс мединститута: опыт – ноль. Знания поверхностные. А насчёт будущего – хочу научиться лечить ноги без ампутации.
Петро и Розен переглянулись и явно были не в восторге от признания молодого студента.
– Ты хоть стоял за операционным столом, молодой человек? – спросил Петро.
– Да.
– Оперировал?
– Да.
Он поднял одну бровь: в нём появился интерес.
– Что оперировал?
– Аппендицит.
Вверх взмыли обе брови.
– Как сделал?
– Помогал крючки держать, – не без иронии проговорил Рашид, и улыбка скользнула по губам.
Оценив юмор, Петро хмыкнул. «Глаза добрые, лицо умное – настоящий хирург», – подумал Рашид.
– Надеюсь. Очень надеюсь, сынок, что здесь тебе придётся скоро делать это самостоятельно, – назидательно произнёс Розен. – Начнём с того, что будешь его ассистентом. Будешь одновременно учиться и работать. Профессиональную литературу любишь?
«Кто не читал Пирогова про Крымскую войну, “Севастопольские рассказы”? – подумал Рашид. – Кругом ранения, трупы и беспомощность хирургии перед инфекциями при повреждениях крупных костей. Массовые и бесполезные ампутации конечностей, переходившие в муки и смерть. Кто не читал “Топографическую анатомию” про ранения войны…»
– Читаю Данилевского «Белый генерал» – про пулевые ранения.
Петро опустил голову, снял колпак с головы, сжал в руках и помял.
– Тяжёлые времена, сынок, – проронил Петро. – Враг под Моздоком. Раненые поступают без конца. Хирурги валятся с ног – представь: по двадцать операций в день, и никто не скулит, не жалуется. Ты станешь хорошим хирургом. Я тоже начинал с аппендицита.
– С крючков? – спросил Рашид.
Петро засмеялся басом.
– Я вижу, за твоим юмором таится характер, – проговорил хирург. – Я тоже был таким. Я передам тебе весь мой опыт и знания. Пошли. Начнёшь с гипсования, скелетного вытяжения, переливания крови и первичной обработки ран…
– Саша! – произнёс Розен. – Научи его хирургии, и чем быстрее, тем лучше. Ох, как они нам нужны!
КРОВОТЕЧЕНИЕ
– Товарищ Петро, скорее, кровотечение! – закричала медсестра, неожиданно появившаяся в дверях. – Раненый умирает…
Петро сдвинулся с места, сказав:
– Хорошо, Дмитрий Николаевич. – Потом, обращаясь к Рашиду: – На одном лишь аппендиците я расскажу тебе целую науку хирургии. Пошли.
Рашид поплёлся вслед за Петро. Кругом железные кровати, между рядами снуют медсёстры с тарелками для шприцов и лекарств. Внутри операционной – запах йода, паров, пота. Медсестра держит рану пожилого еле живого пациента и возбуждённо взывает о помощи, другая беспомощно размахивает жгутом. Вокруг паника: четыре медсестры и один молодой врач, сбившись в кучу, не знают, с чего начать. Перед ними посреди стола лежит раненый. Голова в грязной повязке, промокшей кровью. Из-под бинтов сочится алая кровь.
– Смотри, сынок, – сказал Петро. – Налицо все признаки внутреннего кровотечения: пульс учащённый. Значит, кровь начала циркулировать быстрее. Кровообращение начинает обслуживать жизненно важные органы вследствие отключения периферического кровообращения. Смотри – руки и ноги холодные. Язык бледный, и веко тоже. Мы не сможем его сдвинуть или перевернуть. Знаешь почему?
– Да, – тихо произнёс Рашид. – Из-за недостатка кислорода может наступить обморок.
– Точно, – подтвердил Петро. – Часто набухают вены на шее при внутриплевральном кровотечении. Цвет кожи синий. При внутрибрюшном кровотечении брюшина напрягается и сильно болит, наступает «лягушачий живот», натянутый спереди и свисающий по бокам. Если кровь попадает в желудок, можно наблюдать кровавую рвоту. Если же кровотечение внизу желудка, то рвота выглядит в виде кофейной гущи. Понимаешь?
– Кровь алая говорит о том, что кровотечение артериальное, – сказал Рашид. – Кровь выбрасывается толчками, а при венозном кровотечении кровь темно-вишнёвого цвета и течёт непрерывно.
– Молодец, – произнёс Петро. – Я вижу: не зря ты потратил время в институте. Из тебя выйдет хороший доктор. Кровопотеря более пятидесяти процентов вызывает смерть, а быстрая потеря одного литра крови вызывает остановку сердца. Вот поэтому-то надо торопиться, – сказал доктор, отрывая руку с головы больного. – Пойдём, полей мне воды, надо руки помыть, – на ходу продолжал доктор. – Есть несколько способов остановки кровотечения: первый – прижатие артерии к кости пальцем; второй – умелое использование естественных сгибов конечностей. Понимаешь? Третий – использование бинтов и повязок. При давящей повязке кровь останавливается за счёт образования тромба. Тугая тампонада раны используется, если невозможно наложить давящую повязку.
Он сунул руки в тазик с водой, потом крикнул ассистенту: «Почему вода не горячая?» Чуть подождал, пока разогревали воду, и продолжил свой монолог:
– Пастер и Листер – уже антисептика. Ты слышал про французского химика Луи Пастера, который сделал открытие для медицины? Он говорил: «Если бы я имел честь быть хирургом, то, сознавая опасности, которыми грозят зародыши микробов, я сперва бы тщательно промывал руки».
– И Гиппократ об этом говорил, не так ли? – спросил Рашид.
– Ты попал в точку, – подбодрил Петро Рашида. – Скажи любую вещь про медицину и цитируй Гиппократа – не ошибёшься. Правильно думаешь… – Он сделал паузу, представляя предстоящую операцию по кровотечению, добавив: – Сила давления жгута проверяется визуально по пульсу; ниже перевязки конечность должна бледнеть, а не синеть. Ясно? – Он высушил руки и дал команду: «Стащите одежду и на стол!» – Вторичное кровотечение – страшное дело. Кровь временно может остановиться. А потом, дня через два, даст о себе знать. Нужна операция. – Он запустил ножницы в бинт, разрезал и оголил кровоточащую рану. «Йод». – Мы уже большие специалисты на сосудах, – продолжает говорить Петро как бы с самим собой. – Да, Лида? Но проблема: пока найдёшь артерию, проходит много времени. Если не найдём, то сестру оставляем возле больного на ночь. Но умереть от кровотечения не даем никому. Да, Лида? Главное – вовремя найти, где прокол: в сонной, бедренной, ягодичной или подключичной артерии.
Больной застонал и начал бредить.
– Склоните его набок, – дает команду Петро.
– Нельзя, – отвечает сестра. – Захлёбывается.
У больного веки упали на глаза от боли и бессилия.
– Йод! – прокричал доктор. – Перчатки! Новокаин! Потерпи, солдат. Сейчас всё будет хорошо. – Он оголил живот раненого и странно остановился, уставившись на поперечный длинный шов, растянувшийся от рёбер до рёбер. Доктор впал в оцепенение и так простоял несколько секунд. Затем резко, что-то вспомнив, поднял правую руку больного – ещё один шов. Он отпустил руку.
МУКДЕН
– Дима! Дима! – Доктор опознал пациента и свой почерк наложения швов. Дима не отзывался и тихо умирал.
– Пульс?
– Слабая, неполная, – отвечает ассистент. – Он уходит.
– Сейчас, дорогой. Потерпи. – У Петро прорезался другой голос – он начал петь себе под нос, затем громче:
Тихо вокруг, сопки покрыты мглой.
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой.
Сестра уставила тупой взгляд с открытым ртом на хирурге, который ни с того ни с сего запел. К чему это?
Больной шевельнул губами. Он что-то хотел сказать.
Тихо вокруг, ветер туман унёс.
Hа сопках Маньчжурских воины спят
И русских не слышат слёз.
Доктор выпрямился и усилил ноты:
Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена,
Плачут все, как один человек,
Злой рок и судьбу кляня!..
– Петро! – еле выговорил солдат, раскрывая слипшиеся губы и желая подпеть. – Пусть гаолян,.. – Он запнулся и притих. Глаза наполнились слезами.
Петро продолжил:
Пусть гаолян вам навевает сны,
Спите, герои русской земли,
Отчизны родной сыны.
Доктор закончил восклицание и взял в руки инструмент. Старый высокий хирург, лицо закрыто желтоватой марлевой повязкой. Видны лишь глаза, которые изредка ловят ассистента. Руки в резиновых перчатках он держал сложенными в локтях на уровне лица. Рядом с ним застыла молодая девушка.
– Друг! Я не дам тебе умирать и на этот раз, – произнёс доктор. – Кладите его набок. Новокаин! – скомандовал он. – Приготовьте кровь, зажимы. – Замелькали локти, пришли в движение запястья. – Прибавьте свет. Ещё одну лампу.
Он наконец нашёл раненый сосудистый пучок. Рядом бьётся артерия. Он рассёк соединительно-тканевые оболочки, подвёл лигатуру под наружную сонную артерию и наложил мягкий зажим.
– Сестра, очистите рану на ноге и помойте горячей водой от налёта грязи и инфекции.
Он как то по-особенному сложил иголки и передал ассистенту. Наконец распрямился. Прошло часа два после операции, и он красноватыми, усталыми от бессонницы глазами оглянул всех.
– Всё. Дело сделано – будет жить, – сказал он и направился в угол комнаты мыть руки. – Рашид, пойдём со мной, у меня к тебе маленькая просьба. Я хочу прилечь отдохнуть, а заодно почитаю тебе лекцию..
Они почти дошли до комнаты отдыха, и сзади раздался голос другой медсестры:
ТИХИЙ БОЛЬНОЙ
– Доктор! Тут у нас тяжелобольной. Может, посмотрите?
Наружная дверь с шумом хлопнула, и палата заполнилась новыми тревожными голосами. Новое поступление раненых.
Девочка из начального класса читает стихотворение красноармейцу, лежащему на кровати возле окна. Лицо светлое и улыбается. Это опека гражданских над ранеными: они носят тёплые вещи, мёд, молоко, помогают медперсоналу с санитарией. А эта девочка греет душу стихами, и она уверена, что больше всего солдату помогут её слова и напоминание о том, что где-то в России его дочь, точно такая же, как она, читает книжки другому больному.
Она повела Петро по коридору госпиталя к солдату, который всё время молчал. Он, видимо, уже устал стонать и корчиться от боли – он привык, и ему уже всё равно, что с ним будет. С бледным безжизненным лицом и потрескавшимися губами безучастно смотрит в потолок.
– Как ты, солдат? – спросил Петро.
Он еле повернул голову:
– Хорошо.
В начале войны в госпиталь поступали раненые после предварительного этапа лечения, а позже, когда враг приблизился к Дагестану, – прямо с поля боя. Так что картина становилась всё более знакомой
Доктор теряет дар речи. Нога перевязана портянкой, из-под которой сочится кровь. Доктор читает историю болезни: «Осколочное ранение груди и ноги. Температура 39,7. Подлежит немедленной операции».
– А почему вы до сих пор молчали, солдат?
– Думал, что у вас больные потяжелее.
– Нога сильно болит?
. – Не болит уже. Дайте воды, сестра, – еле выговаривает больной. – И вот письмо. – Он достаёт из нагрудного кармана сложенный лист бумаги. – Пожалуйста, закиньте в ящик. У меня осталась жена с двумя детьми. Думал, выживу…
– Выживешь, солдат. Выживешь, – подбадривает доктор, кивая головой. – Перенесите на операционный. – Затем, обращаясь к Рашиду: – Пальцы синие. Началась газовая, и все признаки гангрены. Будем ампутировать. Вот такие дела, братец.
Солдата унесли. Доктор сказал:
– Больно смотреть, когда человек чувствует приближение смерти.
Солдат умер. Рашид впал в ступор.
– Скажите, почему вы его оперировали, если были уверены, что он всё равно умрёт?
– Ты не знаешь?
– Нет.
– Запомни, сынок, – начал Петро свой монолог. – Запомни. – Он высоко поднял правую руку и поправил закатанный по локоть рукав. – Нет разницы, умрёт он или нет. У них одинаковые права. Он был жив и имел право на уход – он не должен был умереть без надежды. Ты понял?
– Да, – твёрдо произнес Рашид, убеждаясь, что у старика есть свои принципы.
– Теперь, надеюсь, дадут мне отдохнуть, – пророкотал Петро. – Пошли.
Рашид заметил, как Петро из операционной захватил с собой один шприц и три тюбика новокаина. Затем они прошли в маленькую комнату отдыха без окон.
– Рашид, поможешь? – Петро попросил сделать укол и подставил руку.
Рашид испугался:
– Зачем вы это делаете, дядя Саша? – недоумённо спросил Рашид. – Это большая доза.
Петро стал снимать сапоги.
– Видишь, какие стали ноги отёкшие, а глаза покрасневшие? – пролепетал он. – Я очень устал. Нет сил. Мне надо поспать. Без этого я не смогу уснуть,
– Нет, я не могу этого сделать, дядя Саша, – ответил Рашид. – А если не проснётесь? Я буду отвечать за вас?
– Называй меня Петро, как и все.
– Почему Петро? – с изумлением спросил Рашид.
– Я сирота, – со вздохом проговорил Петро. – Я не смог узнать, кто мой отец, кто моя мать. Поэтому у меня нет отчества. Я привык к этому имени, которое мне дал Бурденко.
– А Бурденко какое имеет отношение к вам?
– Он мой друг и однокурсник. – Он полез в шкаф и достал толстую книжку без переплёта: «Указания по военно-полевой хирургии». Вслед за книгой из шкафа вывалился свёрток с продовольственным пайком. – Видишь, есть что поесть, а кушать не хочется. Забери паёк домой. Эту книгу тоже. Автор – Бурденко. Он сейчас главный хирург страны. Хорошо всё изложено. Почитай обязательно. Завтра спрошу. Ещё я тебя познакомлю с этой девушкой, если хочешь. У неё есть история любви и трагедия. Поэтому она всегда грустная. – Он вытянул ноги на кушетке в маленькой комнатушке под лестницами. – Ладно, я сам сделаю укол – не впервые. До завтра, Рашид.
– Дядя Саша, вы можете объяснить то, что случилось на операции?
Он поднял голову и тупо посмотрел на Рашида:
– Я оперировал.
– Нет, я имею в виду песню.
Он откинул голову и долго молчал.
– Я по швам на животе и под мышкой узнал солдата, которого оперировал в Маньчжурии. А песня эта – марш «На сопках Маньчжурии». Эх… – Он вздохнул. – Мукден. Тогда, в 1905 году, четыре тысячи солдат с ружьями без патронов и орудиями без снарядов отстояли позиции против японцев. После рукопашного боя в живых осталось четыреста. Он – один из них.
Рашид молчал и ждал продолжения.
– Одним из грандиозных сражений той забытой Русско-японской войны было сражение под Мукденом, в котором с обеих сторон участвовало более полумиллиона человек и двадцать пять тысяч орудий, – сказал Петро. Рашид слушал затаив дыхание, потому что Петро изливал душу. – К началу марта 1905 года дошло до того, что в некоторых подразделениях русской армии закончились боеприпасы – как снаряды для пушек, так и патроны для винтовок. Мокшанский пехотный полк был одним из таких подразделений.
На рассвете серого мартовского дня, когда на востоке едва проступила первая светлая полоска, подгоняемые попутным ветром японцы собрались в наступление на почти безоружных русских.
«Знамя и музыканты – вперёд»! – приказал командир полка.
Капельмейстер Илья Шатров вывел музыкантов вперёд.
В рукопашном бою стенка на стенку кто может быть беззащитнее знаменосцев и музыкантов? Никто. Но горнист проиграл сигнал – грянул марш, и они увлекли за собой в атаку весь полк.
В том рукопашном бою русским удалось остановить японцев. Из четырёх тысяч солдат и офицеров живыми вышли из боя семьсот, а из сорока оркестрантов – семь, включая самого Шатрова, вскоре ставшего автором музыки вальса «На сопках Маньчжурии». Шатров написал этот вальс в память о павших товарищах и о том, как светлыми летними вечерами по воскресеньям в городском саду того небольшого губернского города, куда был прикомандирован их полк, оркестр под его управлением, бывало, играл волшебные венские вальсы. Славные были вечера, незабываемые! Кто знает – наверное, поэтому он и создал именно вальс. Вальс, который живёт и здравствует поныне. «Знамя и музыканты – вперёд!»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
