355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » ЛЕВСЕТ ДАРЧЕВ » Хирург. Последняя надежда » Текст книги (страница 1)
Хирург. Последняя надежда
  • Текст добавлен: 8 ноября 2020, 23:30

Текст книги "Хирург. Последняя надежда"


Автор книги: ЛЕВСЕТ ДАРЧЕВ



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ЛЕВСЕТ ДАРЧЕВ
Хирург. Последняя надежда

ЧАСТЬ 1

В жизни главное – не годы, а содержание

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. ТРЕВОЖНОЕ УТРО

Она открыла окно, и холодный ноябрьский воздух ворвался в комнату. Лучи тусклого солнца, пробираясь сквозь облака, нарисовали остроконечную длинную геометрическую фигуру вдоль горизонта Каспийского моря.

С течением времени солнце становилось всё ярче и меньше . Наида с минуту постояла возле окна, желая глубже созерцать превращение тьмы в свет. День в день миллионы лет строго по графику. Откуда берётся столько энергии, чтобы крутить и вертеть огромные планеты и бесконечные пространства? «А я кто? Пылинка с четырьмя детьми и мужем, которые ещё спят и досматривают свои сладкие детские сны? Они проснутся и усыплют меня вопросами, на которые не всегда есть ответы».

Наида послушала – предрассветная тишина: город ещё спит, ни гула машин, мчащихся к центральной площади, ни шума дворовой детворы, из которого она запросто могла различать звонкие выкрики своих детей, особенно маленького Гамида. «Он уже задавал мне вопрос, почему солнце утром большое и красное, а потом становится маленьким и таким ярким, что ослепляет глаза». Я не смогла ответить – вмещался его отец и долго объяснял про преломление света и что лучи Солнца не сразу доходят до Земли. Гамид молча кивал, а потом проронил:

– Да, я понял, папа. Иногда я тоже бываю как солнце

– Это как, малыш? – спрашивает отец.

– Когда я прячусь от мамы и долго не выхожу, она кричит: «Солнышко моё, ты где?» – и я выхожу на свет.

– А где ты прячешься?

Гамид призадумался – он не решался выдать свой секрет.

– А маме не скажешь?

– Нет, конечно. Мужчины должны уметь хранить свою тайну.

Гамид улыбнулся. Он подошёл поближе к отцу и прошептал на ухо:

– Под столом.

Рашид долго смеялся своим басом, хватая сына пальцами за пухлую щёчку и потягиваясь, чтобы приложить губы к продолжению своей плоти.

– Хорошо, малыш. Я обещаю не выдать твою тайну, даже когда ты станешь большим.

Сегодня она встала чуть раньше. На то есть причина – день рожденья мужа. Придут гости – родственники и друзья. Прошёл час – она успела сварить кашу, заварить чай, отварить яйца и приступила к салатам на торжество.

Сзади скрипнула дверь кухни. И вот он – Его Величество Рашид – в спортивных брюках синего цвета, с голым торсом, с полотенцем, перекинутым через плечо. Он встал в проёме двери с зажмуренными, всё ещё сонными глазами.

– Привет, Найка, – буркнул он с виноватым оттенком. – И где я?

Наида отвернулась от газовой плитки и опустила руки.

– Доброе утро, – произнесла она с тонкой иронией в голосе. – Ты хоть помнишь, во сколько ты вчера вернулся домой?

– Не-а, – выдохнул Рашид, отнимая руку от дверной рамки. – Ещё раз такая охота – и я умру…

– Ты тратишь себя без жалости, – сказала Наида. – Тебе надо остановиться.

– Ничего не поделаешь, милая, – сказал Рашид. – Работа такая. Выходит, я сам себе враг. Сколько времени?

– Вон, посмотри – часы на стене за спиной. Увидел? Половина седьмого. Сейчас побежишь на море и без завтрака на работу.

– Нет-нет, – сказал Рашид. – С сегодняшнего дня я меняюсь: у меня будет строгий режим питания и отдыха.

Зазвонил телефон. Рашид покосился. Он знал, кто это может быть: Шихсаид или Айгум. Он почесал щёку и решил не отвечать.

– Ты возьмёшь трубку? – спросила Наида, указывая кивком на аппарат. – Может, с работы?

– Нет, это Айгум.

– Откуда ты знаешь?

– Не веришь?! – Рашид потянулся, снял трубку и с ходу прорычал: – Алло, какого чёрта ты меня будишь в такую рань?

– Ох! Рашид, я не успел голоса подать, а ты узнал, что это я. Как…

– У меня нет других знакомых, которые могут бесцеремонно разбудить меня так рано. Что случилось?

– Анекдот свежий. Хочешь?

Рашид поднял глаза на жену.

– Да, пошёл ты! – рявкнул он. – Если выходишь, выходи, а то прогулка будет без тебя. – Он бросил трубку на рычаг и лукавой улыбкой уставился на жену, одной рукой выдёргивая телефонную вилку из розетки. – Лучше выключить. Сейчас телефон нагреется от звонков. Детей разбудит.–Подержав вилку в руке секунду, он вернул ее в розетку.–Нельзя. С клиники могут позвонить.

– И вправду, как ты узнал, кто звонит? – спросила Наида, расслабляясь.

– Чутьё охотника, – проговорил Рашид, приближаясь к жене. Он подставил щёку. – Поздравь меня ещё раз, – сказал он.

Наида чмокнула.

– Поздравляю.

– Спасибо. Принимаю. А какой сегодня год? Вот чёрт, моя голова! На твой день рождения я отвезу тебя в Ялту.

– Не хочу. Я там была.

– Тогда в Сочи.

– Я там тоже была.

– И куда ты хочешь, милая?

– Тихо. Детей разбудишь.

– Вау! Почему они так долго спят?

– Как они встанут, если до одиннадцати вечера они ждали тебя? У них были планы на день рождения папы. А его нет!

– Ничего страшного – в их возрасте я не знал, что такое «день рождения». – Рашид изменился в лице, его черты напряглись. – Мне приснился отец – не знаю, к чему это. Его палец. Боль. – Рашид опустился на стул, засутулился и уставился в угол. Наида посмотрела на его лицо. Карие глаза спрятались под ровными арками бровей. Рашид был двояким, раздвоенным: один – открытый, заботливый, весёлый дома, другой – серьёзный, жёсткий, безжалостный на работе. Его боялись и уважали.

– Как он приснился? – спросила Наида, зная, что муж часто просыпается от чувств, что забыл сделать нечто важное.

– Забыл, – буркнул Рашид. Он тяжело поднялся и направился в душевую. Его взгляд застыл на зеркале, где видел своё отражение. Что изменилось? Морщины в уголках глаз, складка от крыльев носа ко рту. Он провёл рукой по щетине. Можно не бриться? Нет – слишком красноречивый аргумент на язык недругов в коллективе. «Ладно, не буду думать». Он взял в руку зубную щётку, задержал руку, потом передумал – лучше сначала побриться, затем уже скоблить кожу, чтобы казаться свежим.

«Как он мне приснился? Он говорил: «Забери мою боль. К чему это?»

Рашид вернулся на кухню. Наида продолжала утреннюю стряпню, и так каждый день. Интересно, она не устаёт? А если спросить её об этом и она ответит, что устаёт? Что я смогу предложить ей? Помогать по кухне, надев передник? Нет! Мне плохо оттого, что она у меня в голове чаще, чем наяву. Она стала частью моей жизни, обладает высоким чувством собственного достоинства – дочь первого министра просвещения.

– Как дела у детей в школе? – спросил Рашид.

Наида задумалась, задержав вилку в воздухе.

– Всё нормально. Меджид – лучший в классе. У него всё хорошо с естественными науками.

Эмина в одной паре – ей ничто не угрожает: круглая отличница. Ее похвалили учителя по русскому и математике. А Тамара… – Наида запнулась и засмеялась.

– Что с ней?

– Вчера представляешь, что она мне заявила? – начала Наида. – Сумку собрала в школу, сидит и плачет. Спрашиваю: «Что случилось?» Отвечает: «Я не смогла решить задачу». «Почему, она такая сложная?» – спрашиваю. Говорит: «Не знаю. Я не смотрела»

– Вот хитрюга! – сказал Рашид. – А Гамид?

– Его характер портится с каждым днём. В садике – лидер, во дворе – лидер, дома тоже. Вчера порвал тетради Тамары, размазал чернилами дневник Эммы и косо смотрит на портфель Меджида.

Рашид издал короткий смешок, потом загрустил.

– На прогулку, наверное, не пойду.

– Почему?

– Хандра напала. Хочу уединиться. – Он сел на табуретку за столом, вжавшись в угол. – Сделай, пожалуйста, свежий чай .

– Чёрный или калмыцкий?

Рашид покатил голову по стене направо, продолжая думать, что лучше: калмыцкий или черный чай. Калмыцкий борется против вредного холестерина, укрепляет стенки сосудов и защищает лёгкие от вредных смол и никотина. «Это по моей части».

– Калмыцкий.

– А почему не чёрный? Он мне больше нравится. Кофеин способствует концентрации внимания и улучшает настроение. Ты сам говорил.

– Он мне сегодня не поможет. Он опасен людям с легко возбудимой психикой. К тому же, дорогая, он вымывает магний, ослабляя сердце.

– Как скажешь. Тебе виднее. Кто на кого учился.

Рашид оставил свой взгляд на обоях, поймав одну точку. Он вгляделся в орнамент и нарисовал себе образ человека с рогами и большими глазами. Он закрыл глаза и снова открыл – рисунок исчез: просто плетёные линии. Он наклонил голову, чтобы нарваться на прежний рисунок.

Наида, заметив движения его головы, спросила:

– Ты что там видишь?

– Так, мои мысли о прошлом, – произнёс Рашид. – Думаю, зачем я стал врачом, а не инженером или учителем. Вместе ходили бы в школу туда и обратно – и никаких забот! Я взвалил на себя очень тяжёлую ношу. Люди хорошие, люди плохие, больные, нервные…

– Вчера тебя показывали по телевизору.

– Да, ты смотрела?

– Конечно. Видел бы ты твоих детей – как они гордились, кричали: «Мой папа!» Вы вели себя слишком развязно и устроили балаган на всю республику. И что там делал Айгум?

– Группа поддержки, – сказал Рашид. – Зато ты видела, как красиво получилось. Как эмоционально – нарушили шаблоны и принятые нормы. Передача должна быть привлекательной. Знаешь, сколько звонков было, и корреспондент Комиссаров доволен! Без Айгума никуда: этот человек – мой друг.

ИНТЕРВЬЮ

Вдруг Наида поджала губу и задержала взгляд на знакомом профиле человека, который сделал себя сам: известный хирург, в 35 лет ставший доктором наук, профессором. Два Рашида: один – домашний, раскрытый, доступный, общительный, другой – служебный, с жёстким характером и беспощадным руководителем здравоохранения, закрытый, со своими принципами и деловыми качествами организатора. Но главное в нём – это хирург. Перед её глазами всплыло его вчерашнее интервью республиканскому телевидению.

Корреспондент с довольной улыбкой на лице и планшетом в руке:

– Дорогие друзья, я хочу представить вам всеми уважаемого известного хирурга Рашида Аскерханова. Он завтра, тринадцатого ноября, отмечает свой день рождения. Давайте спросим, как он всего добился. Может, получится раскусить его и узнать о его житье-бытье. Если понравится, то многие пойдут по его стопам в хирургию! Интересно ли быть хирургом, Рашид Пашаевич, и с какой профессией вы могли бы сравнить профессию хирурга?

– Извечный вопрос и банальный ответ: сапёра, – не задумываясь, ответил Рашид. – У нас просто последствия ошибок одинаковые: человек может погибнуть. Хотя, надо признать, есть небольшая разница: некоторые люди не захотят жить после ошибки хирурга.

– Вы кто прежде всего: хирург или учитель?

– Прежде всего я человек – такой же, как все. Я люблю вкусно поесть и хорошенько поспать.

– Получается? Не жалуетесь?

– Жалуюсь. Поспать не получается никогда, и это уже прямое свойство профессии хирурга – недосыпание преследует всю жизнь. А насчёт поесть мешает первое – занятость. Круг замкнулся.

«Он беспощадно тратит себя, – подумала Наида, сидя перед телевизором. – Работа, друзья. Друзья, работа, и в последнее время прибавилась охота. Работа его изматывает: он мечтает выспаться, потому что из 32-часовой смены на сон он сможет потратить часа два-три. Иногда он “живёт” в больнице из-за непредвиденных ситуаций без стабильных выходных. Повседневный стресс, глубокая ответственность за больных, контроль ошибки персонала, слаженность его работы и жизнь на грани человеческих возможностей. Может ли он быть другим? Нет, не может. “Чем бездельничать час, я предпочитаю находиться в операционной два”».

– Вопрос насчёт отдыха, как я вижу, сам по себе отпадает.

– Не совсем так: у меня получается соединить профессиональную занятость с отдыхом в одном месте, и это место – моя дача.

– У вас есть принципы, которые можно нарушить?

– Если вы привыкли ездить на работу на машине, это не значит, что не нужно идти на работу пешком, если ваша машина сломалась.

– Понятно. Вы долго держите обиду на человека, если он чем-то провинился?

– Нет. – Рашид задумался. – Вообще-то, у этого вопроса много граней. Если такое обстоятельство есть на работе, то никак: обидам или другим гуманным чувствам не должно быть места – только работа хирурга.

– А в быту?

– А в быту… – Рашид опять задумался, глядя по сторонам. – На жену, что ли? Никогда. Потому что это мне невыгодно.

– Для вас существуют проблемы, которые не можете решить сами?

– Для меня проблема – это когда человек не может встать с кровати или дотянуться до стакана воды. Всё остальное – это надуманное самим человеком: деньги, богатство, авторитет.

– Что вы испытываете, когда берёте в руки нож и начинаете резать мясо?

– У меня давно стёрлись ассоциации сравнения мяса, крови, человеческой плоти. Я запретил себе всякие переживания о тех вещах, которые составляют мою профессиональную принадлежность. Я могу держать в руках сердце, так же как и стакан воды, нисколько не думая, что в одном – человеческая жизнь, а в другом – вода. Очерствение. Но! Есть огромная разница: воду я просто могу выпить, а вот с сердцем посложнее – там, за операционным столом, я чувствую огромную ответственность, хотя превращаюсь в машину со всем моим опытом и знаниями, интуицией, и становлюсь со скальпелем против смерти и чужой боли. В это время, хоть земля перевернётся, я – воин без сантиментов: главное – победа. Что касается сравнения, то скажу вам так: резать может любой, а хирургия начинается потом.

– Можете рассказать самый запомнившийся случай из вашей практики хирурга?

Рашид задумался, и наступила короткая пауза.

– Вас не затошнит?

– Нет.

– Это было в госпитале во время войны. Я ассистировал хирургу, когда, как нам показалось, успешно провели операцию офицеру на брюшной полости. Но через день после операции нас подняли по тревоге. Оказалось, после приступа кашля у пациента разошлись швы и кишки вывалились наружу…

– Всё, всё… – Журналист выставил руку вперёд. – Понятно, а то точно затошнит!

– Я предупреждал вас. Тогда приведу другой случай. На заре практики хирурга я оперировал молодого парня двадцати двух лет с переломом левой бедренной кости. Но допустил оплошность при сшивании сосудов – и проклятый тромб попал в сердце. Пациент умер, не приходя в сознание. Когда я вышел из операционной, мать парня задала мне вопрос, над которым я думаю до сих пор: «Доктор, надеюсь, мой сын не будет хромать?».

– Почему до сих пор?

– Потому что в ней ещё жила надежда, и мне так хотелось продлить в ней это состояние. Я сказал «нет». Это стало для меня большим уроком на всю жизнь, после которого я долго не мог прийти в себя.

– Да, печальный случай. У вас, наверное, тогда была тонкая кожа, а со временем выработались другие качества и привычки?

– Не когда-то, а сейчас тоже она тонкая. Единственное, что я научился делать и скрывать, – это насколько я расстроен и задет. Мне всё равно, что люди обо мне думают, но стоит меня позвать на помощь – я тут же приду и отзовусь. Мне не стыдно ни за что из того, что я сделал.

«Он никогда не сдаётся, – подумала Наида. – Он не убегает и верит в то, что он делает. Убедите его, что он не прав, – он тут же поменяет курс, извинится и начнёт действовать иначе. Он быстро принимает решения и ещё быстрее меняет их, если видит, что ошибся. Так что он уже нарастил себе толстую кожу, хотя порой бывает слишком доверчив. Это его слабость, когда он отношения с людьми начинает с доверия и порой они заканчиваются разочарованием. Но это его не останавливает, потому что его доверие имеет хитрое сплетение, как капитал, в своих подчинённых и коллегах. Когда приходит время или обстоятельства, он достаёт его, как оружие. Неплохо срабатывает. У него нет страхов и комплексов, и я никогда не видела, чтобы он прибегал к успокоительным таблеткам. Он озлобляет, он же и умиротворяет, он внушает страх и вместе с тем – уверенность. Он обожает поднимать волны, а потом успокаивать их. Люди сами потом создают о нём мифы. Его можно уговорить, но не запугать. Он научился доводить спорные вопросы до кризиса, потом одним манёвром вскрывать его, обрекая противника на неуверенность.

Иногда кажется, что вместе с ним идёт его аура, и ею он заполняет всё помещение. Выносливость и высокая работоспособность, наработанная годами, – его особенность: не отстанет, пока не завершит то, что начал. Он всегда выглядит уверенным, даже тогда, когда не знает и сомневается. Многое в нём для меня остаётся необъяснимым, и я уверена, что для него нет ничего невозможного».

– У вас много государственных наград. Какая из них самая главная?

– Уважение людей.

– А кто в вашей семье главный: вы или жена?

Он потёр нос, задумался.

– Жена. – Пауза. Журналист округляет глаза. – Спокойно. Это когда меня не бывает дома.

«Он – буря, я – скала, – подумала Наида. – Когда он бушует, я безмятежна. Когда он нетерпелив, я – само терпение. Он спешит, я – нет. Он снисходительный, но суровый отец. Звучный голос, соответствующий его телосложению, усугубляет чувство тревоги, которое он внушает другим, когда он злой. Он не столько смотрит на собеседника, сколько сверлит его глазами. Даже его смех, который раздаётся очень часто, и его любезность не помогают людям избавиться от напряжённости. Если он вам предложит чай, пейте сразу. Его настойчивость бесцеремонно продолжит: чёрный или зелёный».

– Если бы вам предложили возможность выбора другой профессии врача, какую бы вы выбрали?

– Я бы выбрал профессию ревматолога. Скучный врач, которого посетите, когда с вас будет сыпаться перхоть и вам будут безразличны последствия его лечения.

«Шутками он умеет говорить правду, – подумала Наида, – и странное дело: друзья не обижаются. Странное психологическое состояние, когда место человека занимает его авторитет, его харизма».

– В газетах ваша характеристика – клише? – спрашивает журналист. – «Криклив, безжалостен, вульгарен, несносен, упрям…» Это что, качества хирурга?

– Неправильно пишут: я спокоен как удав, сдержан и собран, – заявляет Рашид. – Хотя надо сказать, что хирурги сами по себе бывают жестоки, и, как правило, это оправдывается хорошими результатами, что способствует росту профессионализма и дисциплины коллектива.

– У вас есть хобби?

– Нарды.

«Конечно, нарды для него не только хобби, но и полное расслабление, – хотела его поправить Наида. – Айгум тут как тут: крики, ругательства и вечные споры…»

– Перейдём к вашему главному призванию – человека учёного. За какую научную работу вам присвоили звание кандидата наук?

– Это было давно, в 1948 году, и называлась кандидатская диссертация… сейчас вспомню… «Изменение костей голени при варикозном расширении вен нижних конечностей». Она целиком была посвящена проблеме лечения венозных заболеваний.

– А что сделало вас известным в научном мире?

– Я защищал свои открытия на международных конгрессах и симпозиумах Мой доклад на первом Международном конгрессе флебологов в Париже «Некоторые вопросы патогенеза и исследования варикоза вен» вызвал в среде моих коллег резонанс и был переведён на многие языки мира. А на третьем съезде флебологов в Амстердаме я выступил уже с новым исследованием – «Новая систематизация патогенеза, клиники и лечения варикоза вен». Затем было моё выступление в Швейцарии с докладом» Костные изменения при хроническом венозном стазе». С другими докладами меня слушали в Чили, Аргентине, Франции и, конечно, в Москве.

– И к вам пришло мировое признание – вас можно назвать пионером в области современного изучения венозных заболеваний?

– Ну что вы! Варикоз существует столько же, сколько человечество. Его диагностировали и лечили задолго до Галена и Авиценны. В Сахаре нашли наскальный рисунок, на котором изображены танцующие люди с бинтами на ногах. Это варикоз времён пирамид и фараонов. Доказательством являются мумии с признаками варикозного расширения вен и следами проведённого лечения. Хотя не было ни малейшего представления об антисептике и подобающих хирургических инструментов, всё равно делались отчаянные попытки проведения операций. Гален удалял тромбозы при помощи специального крючка, хотя люди умирали от заражений – не было антисептики. В лечении ног основоположником тугого бинтования был Авиценна. И в настоящее время компрессии являются неоспоримым фактором успешной реализации лечения варикоза вен. А из современников я бы отметил… Вообще–то, основателем флебологии в России считается Алексей Троянов, который использовал метод перевязки и резекции подкожной вены у её устья. Это было до революции. Потом этим до 1950 года мало кто занимался, считая вены пассивными трубками, несущими кровь. Не видели глазами, как обращается кровь в венах. Вот я и начал разрабатывать методы, которые позволили бы видеть разветвления вен и обнаруживать характер их болезни. Сеть венозных разветвлений несёт кровь из мельчайших сосудов в более крупные и в сердце. Для того чтобы увидеть поток крови в вене, обычно вводили специальный раствор. Закачка контрастирующего вещества в одну вену позволяла видеть поток крови только в одной вене. Это недостаток. Я же предложил впервые в мире осуществить ввод этого вещества в губчатую отдалённую кость, что позволило заполнить всю венозную сеть. Этот метод получил название «чреспяточная флебография».

– Это была тема вашей докторской диссертации?

– Одним словом, да. А на деле этому предшествовала многолетняя напряжённая практическая и теоретическая работа, которая включила в себя тысячи исследований на животных и анатомическом материале. Благодаря этому методу коллеги могли исследовать патологию заболевания вен и увидеть злосчастный тромб – как он «устроился», какова его динамика, – и на основании таких данных проводить оперативное вмешательство и реконструировать венозную сеть. А в качестве терапии в клиниках для лечения острых венозных тромбозов и артерий стали использовать лекарственный состав моей разработки.

–Хочу похвалиться: я знаю, как он называется: «коктейль лекарственный Аскерханова»?

– Да. Материалы по лекарству напечатаны в зарубежной медицинской литературе. Позже появились разработки микрохирургических операций не только на стенках, но и на клапанах сосудов. Также появилась научная работа «Внутренняя и наружная коррекция клапанов вен по методу Р.П. Аскерханова».

– По этой тематике вы выступили с докладом в Париже, и известный французский флеболог Р. Фонтен предложил избрать вас членом Международной ассоциации флебологов.

– Да.

– Также по предложению Генерального секретаря Международной ассоциации хирургов Ж. Трюидена вас избрали действительным членом этого общества?

– Да.

– Вам удалось передать весь свой накопленный опыт и знания в подготовке дипломированных докторов и кандидатов наук, число которых перевалило за пятьдесят?

– Да.

– Можно ли назвать всё это «Школой Аскерханова»?

– Нет.

– Почему?

– Потому что скромность украшает человека, – быстро среагировал Айгум, пока профессор думал.

– Вам снятся сны? И что такое сон с точки зрения профессора медицины?

– Конечно. Мне часто снится мой отец, который говаривал:»Люди мужчинами не рождаются– ими становятся, благодаря стойкости и воле». Снится моё село Султанянгиюрт, где я родился. Сон – это разность напряжения в нейронах головного мозга, который старается снять это напряжение.

– А учителя ваши вам снятся?

– Учителей я часто вспоминаю, когда сталкиваюсь с проблемой. Конечно, как не вспомнить Некрасова, Петро, Александра Вишневского, Ризваша… С каждым из них связаны отдельные воспоминания. Например, когда умирал Соломон Израилевич Ризваш, мы с Нагорным смотрели за ним, желая продлить ему жизнь как можно больше. Это был человек с большим юмором. «Рашид, как думаешь, – спросил он меня, – куда мне хочется попасть: в рай или ад?» Я потерял дар речи. Он продолжает: «Дело в том, что у хирургов полно врагов и в аду, и в раю».

– Да, смешной хирург. Ещё один вопрос: если я попаду к вам в больницу, вы меня примете без очереди?

– Как же без очереди?! Время тоже лечит.

Ха-ха!

– Как вы думаете: мужская дружба может быть вечной? Я имею в виду вас двоих.

– Это спросите у него. – Рашид ткнул пальцем в Айгума, директора кумыкского театра.

– Наше общение с профессором не меняется, – ответил Айгум, вливаясь в беседу с улыбкой. – Мы можем не видеться день, месяц, а когда увидимся вновь, можем смеяться над какой-нибудь ерундой, как и раньше. Нет скованности. Такая дружба имеет шанс быть бесконечной.

– Хороший ответ, философский. И, наконец, последнее: что бы вы хотели сказать нашим телезрителям?

– Сделайте всё, чтобы к нам не попасть, ведь здоровье каждого в его руках. А так – я сделаю всё, что могу.

ПО ДОРОГЕ НА РАБОТУ

Сойдя со ступенек, Рашид направился к «Волге», которую он берег в гараже. Он ухватился за ручку двери гаража и, прежде чем дёрнуть ее, бросил взгляд на окно дома, где иногда ему на прощание махали детские ручонки. Но сегодня их нет: папа подвёл, и они не выспались.

Он погрузился в машину, откинулся на сиденье, чтобы поудобнее занять место за рулём, и только собрался запустить мотор, как сзади услышал сигнал машины, которая на повороте спешно, скрипнув тормозными колодками, въехала во двор. «Что за хрен?» – успел подумать Рашид, вывернувшись назад. Шихсаид – вот кто. Что могло произойти? Кто-то попал в больницу, и он пришёл просить о помощи? Шихсаид одним движением выскочил из-за руля и размашистой походкой стал приближаться к Рашиду. Друг с квадратным подбородком и взрывоопасным характером, неутомимый, как крот, разбирающийся в людях, как психолог. На лице – мина, готовая взорваться в любую секунду. Рашид высунулся из машины.

– Ты какого хрена не отвечаешь на телефонные звонки?! – громко прорвал своё возмущение Шихсаид, приблизившись к Рашиду и небрежно протягивая руку, чтобы поздороваться. Губы выпячены вперёд. Его привычка, когда внутри обуревает гнев.

– Потише, парень! – прошипел Рашид, оглядывая двор и ещё не догадываясь, что могло произойти за ночь. Вчера они отдыхали, веселились, пили, смеялись, шутили. – Что люди подумают!

– Пусть, – успокаиваясь и несколько удивившись своей дерзости, мягким глуховатым голосом выронил Шихсаид. – Я примчался, чтобы спасти тебя.

Рашид застыл.

– Я не тону! – ворчливо огрызнулся Рашид. – Говори. Заболел, что ли?

– Хватит прикидываться, Рашид, – сказал Шихсаид. – Дело серьёзное, а ты улыбаешься.

Сосед Рашида, старый Иван Семёныч, проходивший мимо с ведёрком в одной руке, услышав высокий тон разговора, остановился и выпрямил спину:

– Рашид, помощь не надо?

– Нет, отец, – сказал Рашид. – Справлюсь сам.

– Смотри, а то я могу задать ему палкой! – Иван Семёныч помахал ею в воздухе и засеменил дальше. Он всегда в это время выбирался из дому, чтобы выбросить мусор и купить хлеба в магазине. Его старушка тяжело болела.

– Как тётя Валя, Иван Семёныч?

– Да так же, – сказал старик грустно и пошел дальше.

– Вообще… – Шихсаид замялся на секунду. Ему не хотелось в такой день омрачать друга, но обстоятельства заставляли. – Есть решение вызвать тебя на ковёр в областной комитет.

Рашид нахмурил брови от неожиданности.

– Поступили жалобы на тебя… – продолжил Шихсаид. – Дисциплинарная комиссия…

– Откуда информация? – прервал его Рашид.

– Эй, брат, – протянул Шихсаид. – Из надёжных источников.

– Я всегда подозревал, что ты работаешь на КГБ, – решил съязвить Рашид и разрядить напряжение. – Что за сплетни?

– Пока ничего конкретного, – произнёс Шихсаид. – Жалоба министра за срыв строительства корпуса больницы, армейская дисциплина в коллективе и жалобы пациентов на… – Шихсаид запнулся – язык не поворачивался сказать такое.

– Что?

– На смерть больного и на взятки, которые якобы процветают в твоей клинике.

Сарказм исчез с лица Рашида, и он застыл, раздумывая о том, откуда растут ноги. Он открыл рот, но ничего не сказал, лишь пальцы забарабанили по рулю машины. Он зачесал висок и наморщил лоб.

– У тебя завелись крысы в коллективе, – тихо продолжил Шихсаид. – И скорее всего, это человек, который хочет занять твоё место. И знай: чем хуже тебе и клинике, тем лучше для него.

Тишина.

Рашид молчал. Он опустил руку и глянул на часы.

– Ладно, – буркнул он, положив руку на руку друга. – Мне пора.

– Надеюсь, ты сделаешь выводы, – сказал Шихсаид, готовясь отвернуться.

– Я догадываюсь, кто это, – сказал Рашид, выдыхая. – Это Камал. Ладно, вечером во сколько приедешь?

– Пока не знаю, постараюсь пораньше. Кубики на нарды поменяй, а то опять, когда проиграешь, будешь винить шашки.

– Да ладно тебе! Общий счёт в мою пользу.

– Ты хороший хирург, но математика у тебя хромает. Ты попутал меня с Айгумом. Его можешь надувать и обманывать, снимая шашки. Со мной такой номер не прокатит! – отдаляясь, продолжал лепетать Шихсаид.

– Может, пораньше увидимся?

– Не могу! – прокричал Шихсаид. – Я еду в Буйнакск и не знаю, во сколько вернусь.

– Кого-то ещё спасаешь?

В ответ Шихсаид лишь помахал рукой и залез в машину, дал по газам, задымил и с пробуксовкой исчез за угол дома.

Рашид подумал о дружбе, о спине, вспомнив постоянное напоминание отца: «Легче найти друзей, чем их сохранить».

Он вырулил на улицу и через минуту оказался перед центральной площадью имени Ленина.

«Итак, утро обозначило две проблемы: Меджид, которого надо будет обследовать, и секретарь обкома партии Камал Зурабов, который прицепился как клещ и портит мне жизнь со времени работы в госпитале в войну.

И чёрт знает, что ещё преподнесет сегодняшний день.

Мысль бурлит в голове, рисуя варианты, но хочется её опровергнуть. Всё-таки это – новость, и дело может быть более серьёзным, чем я представляю».

Рашид подсознательно с улицы Ленина свернул вниз по улице Дахадаева, проехал мимо Русского театра, сделал круг на привокзальной площади и направился обратно. Увидев гостиницу «Дагестан», принял вправо к тротуару, остановился и выключил зажигание, сам не зная почему. На лобовом стекле собрались несколько капель дождя – Рашид включил стеклоочистители и смазал их по всему стеклу, на котором образовалась жировая плёнка: он пожалел, что смазал пыль, образовавшуюся на стекле. Рашид потянулся к бардачку, достал сигарету, прикурил и затянулся, выдыхая дым наружу через открытую форточку.

Мимо него проходили люди, а он уставился на здание гостиницы, где он сформировался как хирург во время войны, – здесь тогда был организован эвакуационный госпиталь.

Он глянул на часы – половина восьмого. Значит, можно не торопиться и предаться воспоминаниям: всё-таки жизнь и есть воспоминания. Что-то с утра в день рождения на него напала хандра, и он начал прокручивать события детства, чтобы подвести черту в полном одиночестве и с сигаретой в зубах.

ЧАСТЬ 2

Родной дом – это всегда детство.

Село Султанюрт, где он появился на свет, состояло из одноэтажных домов одинакового типа: домик, двор, сарай, огород. Во дворе домашняя живность: две-три коровы, несколько овец, куры, гуси. А ещё – слякоть, по которой надо было чавкать, когда управляешь хозяйством. Рашид с малого возраста помогал родителям по дому, пас овец. В школу пошёл в семь лет, и когда учительница Татьяна Сергеевна задала вопрос ученикам: «Кто кем хочет стать?» все высказали свои желания: шофёром, лётчиком, агрономом, министром… и только один Рашид оставил вопрос без ответа. Он виновато сказал: « Я не знаю – я ещё об этом не подумал». По классу прокатился смех, а учительница долго держала взгляд на чёрных вдумчивых глазах мальчика, который отличился от других и на этот раз. «Рашид, когда надумаешь, кем стать, обязательно скажи мне об этом, хорошо?» – «Да», – согласился мальчик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю