Текст книги "Absolvitor (СИ)"

Автор книги: Лев Воробейчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Она не знала его раньше, но ей казалось, что страховщик должен был быть человеком со стальными нервами, человеком, не знающий, что такое сострадание. Он должен был на протяжении многих лет смотреть в жалостливые лица своих посетителей и твердо отказывать им. Ей казалось, что он делал это успешно.

До того маленького инцидента на улице Лоуди.

На улице смеркалось. В парке уже опустели скамейки и легкий ветерок подсказывал Доротее скорое наступление ночи.

Ее первой августовской ночи вне дома Авеля. Какой‑то проходивший мимо парень посмотрел ей вслед и присвистнул. Но, видимо, у него еще были какие‑то важные дела, поэтому он не догнал ее, хотя мог бы.

Доротея улыбалась. Ей было 19 ,и перед ее взором простирался весь мир. Ее темные волнистые волосы слегка развевались, ее глаза горели жизнью, и походкой своей она могла бы покорить весь Старый и Новый свет, если бы, разумеется, захотела.

Но Доротея хотела мороженого.

В магазине она улыбнулась продавцу, и он улыбнулся ей в ответ. Она поблагодарила его за все, и пошла дальше, ощущая, как перед ней открываются все двери.

– Ах, как хороша, – тихим басом просипел ей вслед старый вдовец.

Доротея шла к дому Авеля, ни о чем конкретно не думая, и не строя никаких планов на этот вечер. Жизнь ее почему‑то стала казаться ей несравненно лучше, хотя причины она совсем не знала.

Но ей было где жить, она молода и у нее есть полкилограмма фисташкового мороженого.

Жизнь определенно дает ей зеленый свет.

«А ты, Авель, мучайся в своем темном и холодном доме. Тебе 30 лет и человек, который действительно может тебе помочь, забыл тебя. Виз был не из тех людей, кто сдаются при виде неудачи, но ты – из тех, при виде которых он сдался. Ты проклят, друг. Ты убил человека и твой лучший друг не подходит к телефону.

Он забыл тебя, Авель.

Он нашел кого‑то нового. Того, кто не напивается у него на глазах.

Того, кто не убивает других людей».

Эти мысли – крутятся в голове у Авеля последние полчаса, пока Доротея поднимается проверить, как он там. Она шагает осторожно, прислушиваясь к своим негромким звукам, но Авель все равно знает, что она рядом.

Ей жаль его. Она хочет ему помочь.

Ему страшно. Он хочет всего лишь забыться.

Этой ночью они помогают друг другу сполна.

Позже, анализируя случившееся, Авель никак не мог понять, с чего все началось. Она пришла с новым стаканом воды, говоря какую‑то ерунду про мороженое, а он сделал вид, что только что проснулся.

Она потрогала его лоб и сказала, что он горячий.

Предложила накрыть его лоб мокрой тряпкой. Придвинулась слишком близко.

И вот уже тела их сплелись в неизвестный узел. Сердцебиение участилось, зрачки расширились, речь стала несвязной и сбивчивой.

Ее губы слишком близко придвинулись к его рту. Он не мог избежать этого.

Они встретили эту августовскую ночь вместе.

Впервые за последнюю неделю он перестал засыпать с мыслью о Нике.

14 Глава.

Черный человек вышел из дома.

Дом Ника Броди показался ему удобным. Он был несравненно ближе к дому Авеля, чем дешевые мотели, расположенные за тринадцать кварталов отсюда.

Улица Лоуди была тихой улицей. Из соседей он знал только Виктора, с которым успел познакомиться днем ранее. На все его вопросы он отвечал просто:

– Я его отец. Я наконец‑то дома.

И это было отчасти правдой.

У черного человека не было дома. Никогда не было. Он вырос на улице и стал тем, кем сейчас является – там же. На улице он познал красоту и отвращение, видел слезы счастья и смерть. На улице он видел, как быстротечна жизнь.

Жизнь – это тоже в какой‑то степени улица. Со своими правилами и дорожной разметкой, ежедневными появлениями на ней новых людей, с сухим завыванием ветра в переулках и ночному дождю в минуты скорби.

Он наконец‑то обрел дом.

Спальня Ника первоначально занимала одну комнату, но как только парень стал жить один, она вышла далеко за ее пределы. В гостиной теперь висели огромные гобелены с супергероями, беспорядок из одной комнаты затянул собой весь дом. В родительской спальне лежала трехгодичная пыль.

Дом Ника Броди представлял собой рай для любого 15–летнего подростка. В нем было одновременно и все, и ничего.

Черный человек занял комнату для гостей. Не обширный зал, не родительскую спальню, не комнату Ника. Он понимал, что он – гость. Гость в этом доме, этом квартале, этом городе.

Лишь гость в этой случайной жизни.

Он пришел на Лоуди не один. Он пришел с толстой папкой, набитой сведениями из жизни Авеля. Мирной жизни, которую он хотел нарушить.

Заставить его понять – вот что было его целью в этом городе.

Вера и ее муж Фрэнк все поняли. Они стали первыми. После того, как он оплатил лечение Фрэнка, он самолично пришел в его покои. Веры в тот момент не было рядом с ним. Фрэнк выжил.

Не его лицо он хотел увидеть, когда открывал глаза. Но он увидел черного человека.

И потом Фрэнк узнал правду. Обо всем узнал наш работяга Фрэнк. Он узнал, что не чудо Божие спасло его этим утром, не воля Господня даровала ему жизнь.

А кое‑что похуже. Черный человек.

Он заставил Фрэнка подписать свой «Absolvitor».

Это – акт сделки. Если дословно, то это – оправдательный договор. В нем много неточностей со стороны юридического права, но человек с улицы никогда не учился в университете. И никогда не изучал латыни.

Ниже латинской фразы всегда есть переведенная приписка – « Я есть судья твой».

Черный человек был прагматиком. Он верил лишь в то, во что ему удобно было верить. Он верил в утренний рассвет, холодную ночь и в то, что зло должно быть наказано. Он верил, что жизнь – серьезное испытание. Он проповедовал, что люди должны быть честными сами с собой.

Он верил в свою правоту, и этого было достаточно.

В «обвинительном акте» все было расставлено на места. Вся жизнь Авеля, как представителя среднего сословия, наглядно иллюстрировала пример его акта. Авель был не тем, кто он есть.

Пока не был.

В тот день Фрэнк дважды изучил этот акт.

В тот день Фрэнк все понял, как и его жена Вера, которой позже он все рассказал.

В тот день Фрэнк пожалел, что его спасли.

Акт был рассчитан не для Авеля. Эту встречу он хотел отсрочить – пока. Но «Absolvitor» предназначался для таких, как Фрэнк.

Тех, кто знал Авеля. Тех, кто бы убедил его.

Визерион Коллинз ушел в запой после появления черного человека. По проверенному источнику черный человек знал, что он разочаровался.

Что он не хочет дальше жить.

«Вера и Фрэнк, Виз. Они уже знают правду. Неплохо бы было вручить парочку экземпляров тем лазутчикам, что шпионят за ним» – думал черный человек. Он заранее выбрал день, когда все случится. Ждать оставалось недолго.

Один экземпляр для Джима Сэндера из его конторы. Другой – для Виктора, его нового соседа.

Еще два – для той военной стервы и его психоаналитика. Итого четыре.

В армии черного человека не хватало мест. Ему нужен был последний участник его крестового похода против Авеля МакФаллоу. Может, этот человек прямо сейчас был за его порогом. А может в двух тысячах миль на юго–запад?

Черный человек не знал.

Не знал, что ему нужен человек, деливший крышу с Авелем последние полторы недели.

Не знал, что ему нужна Доротея.

Ее будущего он не мог увидеть.

Часы пробили 15:00. Черный человек надел шляпу, подтянул шарф, достал из шкафа черный плащ.

Пришла пора обрабатывать остальных.

Копии «Absolvitor» – а тугой трубкой лежали у него в ладони. Ровно четыре экземпляра.

На столе остался последний.

Первый лист начинался так:

«Я есть судья, а подсудимые – все мы…»

15 Глава.

Пенни сидела в мягко набитом кресле департамента внешней разведки. Ноги ее ныли после вчерашней беготни за сведениями. Черный фургон покинул улицу, на которой жил объект, и теперь процесс сбора информации осуществлялся в другом порядке.

Пенни сама сняла все камеры в день знакомства с объектом. А вчера в припадке ярости он разбил телефон, сведя всю прослушку на нет.

Воздействие перестало быть тайным.

Вчера МакФаллоу прокричал в микрофон, что он все знает. И что он устал.

А потом связь прервалась.

Главный вызвал ее сегодня утром. Он был в плохом расположении духа, заметно нервничал и являл собой более сонную версию самого себя.

Он был уже стар. Синие тени залегли под усталыми глазами.

На столе лежала папка с ярким названием «Буря». Главный неторопливо открыл ее, и достал оттуда документ.

Пенни начала читать.

– Что это значит, сэр? – вскинув брови, с удивлением спросила она. – Еще два дня назад у Шеннинга не было никаких проблем. Тогда они обсуждали…

– Заткнись, Войз – бросил ей Главный. – Два дня назад он был слаб. Еще два дня назад он был нашим клиентом. Но, понимаешь, что‑то идет не так. Он начал подозревать его. Случайный прокол, лишний совет или черт знает что еще – и вот уже полковник не кажется таким уж порядочным психоаналитиком.

– Мне кажется, кто‑то подсказывает ему, – подала идею Пенни. – Кто‑то ведет его и мешает нам, сэр.

– Я тоже так думал, Войз. Но это мне не нравится. Совсем не нравится.

Главный откинулся в кресле. Лоб прорезала глубокая морщина и выражение в глазах выдало его. Он был растерян.

Пенни никогда еще его таким не видела. Всегда он был для нее примером для подражания, неуемным, неиссякаемым, вечным.

Титаном. Колоссом для Пенни, маленькой Пенни с острова Родос.

Тем, чья власть не бесконечно.

Тем, кого давно пора свергнуть.

Пенни не думала про Авеля. Она думала про то, как она добилась такого положения.

Как простая девушка–солдат, не имеющая должного образования, добилась своего положения?

Она не умела следить, как это представляется нам.

Она умела пытать людей, чтобы напасть на след. Идти, словно охотник, поджидая жертву, опережая ее на несколько шагов. Лететь вместе с ветром, едва учуяв запах крови.

Она могла бы совершить государственный переворот.

Но она следила за Авелем.

МакФаллоу подозревался во многом. По словам Главного – он был лишь тенью настоящего человека, что скрывался за его личностью. Он дал ей все документы, связывающие человека, которого мы называем Авелем, с преступным синдикатом, действующем на международном уровне.

МакФаллоу – это тень. Он – связующее звено в череде крупных столкновений преступных группировок по всему миру. Сингапур, Токио, Кейптаун – он был везде. Снимки, присланные Управлению от засекреченных агентов, не могли врать. МакФаллоу был не тем, за кого он себя выдает.

Он был Беном Круцци, итальянцем по происхождению, руководителем так называемого «Сопротивления».

Так говорил Главный.

Но отсюда и вытекали многие вопросы.

Как человек, связанный со всем этим, мог спокойно жить после всего, что случилось в последние две недели?

Даже если принять во внимание тот факт, что он подобрал себе удачную личность, и успешно вводил остальных в заблуждение, почему же он еще здесь?

«Это слишком сложно», – решила про себя Пенни. Он был человеком странным, это было очевидно, но как так вышло, что он спокойно перенес установку камер и ее визит, осознал возможность слежки и ничего не сделал?

– Если бы он был тем самым уголовником, нас давным–давно бы уже не существовало, – промолвила тихо Пенни. – Но вам почему‑то нужно, чтобы он им не был. Что это вообще значит?

– Это не твое дело, – повышает на нее голос Главный.

– Нет, сэр, мое, – продолжает Пенни. – Вы приказываете мне следить за человеком, утверждая, что он – глава преступной группировки, но на второй день наблюдения я понимаю, что это не так. Я не слепая, знаете ли! Кто он такой, черт побери?!

– Ты правда хочешь знать, Пенни? – устало спрашивает Главный.

– Да, сэр, – с яростью отвечает она.

– Тебе это очень не понравится, – говорит ей он.

Вечер за окном сгущается, краски меркнут в августовском мраке. Пенни сидит в обитом кресле на 19 этаже Департамента внешней разведки. То, что она слышит, повергает ее в шок.

– Этого не может быть, – выдыхает она.

– Может, Пенни. Я сам был не до конца уверен, пока кто‑то не прислал мне копию одного документа. Вот, посмотри сама.

Из папки появляется мятая ксерокопия. На первой странице жирным шрифтом напечатано «Absolvitor».

– Я не знаю, кто это написал. Знаю, это звучит, как бред, но это многое объясняет.

Пенни пробегает текст глазами.

Перечитывает.

Пенни говорит сдавленно:

«Вот же черт».

Главный встает из‑за стола, обходит комнату, встает возле окна. Вся его поза говорит о том, как сильно задержался он у власти.

«Это не моя война. Может ее, может Шеннинга, а может и этого чертового МакФаллоу. Я слишком стар для всего этого».

– Эй, Войз, – вполоборота произносит Главный. – Вызови Шеннинга. Он должен это узнать. Прежде, чем он вступит в последнюю фазу.

– Так точно, сэр, – с неохотой отвечает Пенни. – Мне оставить вас?

– Нет. Сиди и слушай. – приказывает ей он.

16 Глава.

Виз Коллинз открыл глаза. За окном сгущались сумерки, в комнате пахло отвратительно, голова раскалывалась сильнее прежнего.

Решение казалось ему простым.

Ему нужно всего лишь выйти из запоя.

Виз пил уже пятые сутки подряд. Борода его, бывшая раньше аккуратной и ухоженной, за последнюю неделю сильно отросла, растрепалась и доставляла дискомфорт. Подойдя к зеркалу в ванной, он увидел первые проблески седины в ней.

Человек, глядевший на него из зеркала, был ему незнаком.

Одутловатое, красное лицо, растрепанная борода, налитые кровью глаза. Виз не помнил себя таким довольно давно. Годы и попойки превратили его из привлекательного мужчины в заросшего, грубого лесника.

На журнальном столике лежал задокументированная причина его пьянки.

Название ей – «Absolvitor».

В тот день, когда незнакомец вошел к нему в кабинет, жизнь Виза Коллинза кардинально поменялась. Черный человек все доступно объяснил ему касательно его бывшего лучшего друга Авеля МакФаллоу.

Так же он объяснил и все то, что касалось дальнейшей его судьбы.

Жизнь Виза в тот день потеряла смысл. Тогда‑то он и решил напиться, чтобы как‑то облегчить участь своей жизни.

Но этот процесс немного затянулся.

В периоды просветления Виз видел, как названивает телефон, но звонить ему мог только Авель. Виз знал, что он наделал. Черный человек все объяснил ему.

Да это уже и не имело никакого значения.

На «судный день», как его назвал черный человек, Виз придет. Обязательно появится в дверях так хорошо знакомого ему дома.

В этот день он сбреет свою шикарную бороду, примет душ и наденет свой самый лучший костюм. Так велел ему черный человек.

И он не имеет права отказаться.

Осталось всего два дня. 7 августа будет через два дня.

На стене Виза мы видим 12 нарисованных карандашом палочек, десять из которых зачеркнуты.

Последние две остаются нетронутыми. Но вечером Виз кое‑что приблизит.

Он приблизит конец света Авеля.

Зачеркнет предпоследнюю.

***

Джима Сэндера бил легкий озноб. Он до конца не верил тексту ксерокопии, пока не проверил сам.

Джим пытался покончить с собой.

У него не вышло, как там и сообщалось.

Главным подтверждением всей аксиомы черного человека являлось отрицание самоубийства. После этого сообщения там была ехидная приписка от руки:

«Ну что, попробовали?».

Джим был не настолько глуп, чтобы пробовать. Не сразу.

Первый раз произошел случайно. Он шел на работу, когда его чуть не сбил грузовик.

Он шел не один. Рядом с ним было два человека.

Перед ударом, когда он готов уже был закрыть глаза, неведомая сила выбросила его на пару метров от рокового исхода. Джим остался жив.

Те двое – нет.

Это случилось на следующее утро после прочтения той ксерокопии.

«Absolvitor» – такое было название.

Он бы никогда и не задумался о таком раньше, но что‑то невероятное случилось с ним. Ему повезло, ему несказанно повезло. Смерть была рядом и не взяла его.

Текст этого послания был безумен и яростен, и, что самое плохое, был направлен против его коллеги, Авеля МакФаллоу.

О нем в тексте послания говорилось так:

«Я не хотел брать его в качестве примера. Но это все гораздо сильнее меня, если вы понимаете».

Вторая попытка Джима умереть уже не казалось такой уж случайной. На него уронили ящик инструментов.

Совсем рядом с его парадной. Ящик пролетел в миллиметрах от его виска.

После этого Джиму пришлось еще раз перечитать текст. Сомнение закралось в его душу.

И в тот же момент на глаза ему попал пузырек феназепама.

Смерть от передозировки – ужасна и болезненна. Джим был азартным человеком и предупреждение о невозможности самоубийства лишь подзадоривало его.

У Джима не было семьи. Он никому не был нужен.

Поэтому, выпив достаточно виски, он решил проверить эту теорию на себе.

Было больно, нестерпимо больно и мучительно.

Но Джим выжил.

Следующим шагом был револьвер. Старый «Вальтер» его отца.

Пистолет дал осечку.

Джим не был бессмертным. Он умрет скоро, если не прекратит эти попытки – это он понимал. Но так же он понимал еще и вот что:

Черный человек был прав. Во всем.

Джиму было плохо. Осознание всей картины давило на него сильнее, чем дуло «Вальтера» пару минут назад.

Но он уже знал, что был готов.

Через два дня он явится на порог к Авелю МакФаллоу.

Приглашения уже высланы, Джим. Твой смокинг принесут завтра утром из химчистки.

Ждать осталось всего два дня.

И тогда все станет, как нужно.

17 Глава.

«Дорогой Авель, прости меня

Я вижу, что с тобой происходит, но, к сожалению, не могу ничем помочь. Мне очень тяжело быть рядом с тобой и наблюдать, как ты сходишь с ума все больше. Вчера ты разбил телефон, сегодня во сне ты грозился кого‑то убить. Мне страшно находиться здесь. Я ухожу от тебя. Ухожу навсегда. Забудь меня, сделай вид, что ничего никогда не было, и, я умоляю – ЖИВИ! Будь тем, кто ты есть на самом деле, дорогой друг, и никогда не забывай этого.

Сегодня я уезжаю на Запад. Уезжаю навсегда.

p.s. Мне кажется, что грянет буря. Птицы летают сегодня слишком низко.

p.p.s. Береги себя, Авель. И пошли к черту этого маразматика Шеннинга, если правда этого хочешь.

p.p.p.s. Я не работаю на «них», что бы ты там себе не думал.

Твоя Доротея».

Письмо лежало на журнальном столике в гостиной Авеля. Он еще спал. Он не слышал, как она ушла. Как она хлопнула дверью на прощание.

Как, плача, она выводила непонятные ей самой буквы на чистом листе.

Он еще не знал, что это письмо даст ему.

Она тоже не знала этого.

На часах – десять утра. 7 августа уже пышет жаром, готовясь уступить духоту приятной прохладе вечера, а потом уже – и ночи.

Судной ночи Авеля МакФаллоу.

Пока еще не время просыпаться, Авель.

Я дам тебе знак, обещаю.

Сквозь приоткрытое окно легкий августовский ветерок слабо шевелит страницы журнала на одноименном столике в гостиной Авеля.

Легкое дуновение ветра – и письмо падает, залетая под кресло.

Туда, где его не найти.

***

Армия черного человека пополнилась новыми участниками. Черный человек записал имя каждого, кто уже успел вступить на его сторону.

К предыдущим относились:

Вера Крэйган, Фрэнк Крэйган, Виз Коллинз, Джим Сэндер, Виктор Мозер.

Новые приехали на черном грузовике рано утром. Их имена были Пенни Войз, Питер Шеннинг и Эдриан Стауб, ранее известный как Главный.

Восемь человек уже сидели в бывшей гостиной Ника Броди.

Веселье – не тот настрой, чтобы идти судить МакФаллоу – так, видимо, они думали.

Иногда казалось, что они – последние выжившие на земле, смутно осознающие, что именно происходит.

Они странно смотрели друг на друга, припоминая, где и когда могли друг друга видеть.

Внезапно черный человек расхохотался.

Восемь пар удивленных глаз поднялись на него.

Черный человек не мог остановиться. Он понимал всю комичность ситуации и получал наслаждение от беспомощности этих людей.

Коллинз – уволился по собственному желанию. Его жизнь будет вконец испорчена после этого вечера. Он будет страдать в одиночку, пока по закономерности не получит удар ножом в пьяной драке спустя пару лет.

Чета Крэйган – после этого вечера вздохнет с облегчением. Больше у Фрэнка не будет приступов, и они смогут увидеть, как их дочь заканчивает колледж. Фрэнк умрет, когда его внуку будет семь. Он умрет со счастливой улыбкой на лице.

Виктор не поймет того, что произойдет этим вечером. Он закончит свою жизнь в психиатрической лечебнице, крича о нереальности этого мира.

Джим будет жить дальше. Жить, как никогда прежде.

Их судьбы не особенно волновали черного человека. Сценарии их дальнейшей жизни он знал заранее, будто подглядев заранее в книгу таинств человеческой жизни. Наибольший интерес представляли трое новичков. Миссис Войз, мистер Шеннинг, и, конечно же, господин Стауб.

Все они изменились после акта черного человека. Стали живыми, если так угодно будет сказать.

Черный человек знал, что Стауб пытался покончить с собой. Трижды. Он знал, что ничего из этого не вышло.

Он знал, что Пенни пыталась убить его по его же приказу. Солдат, приученный убивать, не смог этого сделать.

Черный человек оказался прав. Теперь, смотря на этого раздавленного старика, он не мог и представить, что когда‑то этот человек мог быть тем самым Главным.

– Привет, Эдриан, – сказал тихо черный человек.

Страуб поднял глаза. В них стояли слезы.

– Я..ненавижу..тебя, – процедил сквозь сжатые губы Главный. – Почему сейчас? Что мы все сделали не так? Я не могу поверить, как раньше я мог…

– Так же, как и дальше, Эдриан, – улыбнулся ему человек. – Я решил просто открыть вам немного правды. Той правды, что все вы заслуживаете.

Эдриан Стауб наконец не выдержал. Железная выдержка этого человека дала сбой. Не смотря на то, что он был в два раза старше и тяжелее человека, он вскочил и бросился на него. Его рот был приоткрыт в порыве ярости, его скулы напряглись и кулак, проверенный временем, опустился на выбритую щеку незнакомца.

Черный человек не пошелохнулся. Казалось, он даже не замечал, как генерал повалил его на пол гостиной Ника и колотил, крича проклятия ему в лицо.

Первой опомнилась Пенни.

Она обняла генерала за плечи и стала шептать ему на ухо что‑то ободряющее.

Спустя несколько минут Эдриан Стауб встал с противника и послал ему уничтожающий взгляд.

Черный человек его даже не заметил.

Это он вводил его в заблуждение последние полгода. Все снимки, присланные Главному – были монтажом.

Великим фокусом черного человека.

Ажиотаж вокруг МакФаллоу был ему лишь на руку.

Он встал, отряхнулся, и посмотрел на часы. Оставалось всего двенадцать часов до суда над Авелем МакФаллоу.

– Надеюсь, все принесли с собой надлежащие костюмы? – поинтересовался он. – Нам нужно немного подготовиться.

Все закивали головами. Все, кроме Главного.

Он плюнул на пол и бросил в лицу черному человеку:

– Мы принесли с собой парадную форму. Военную форму. Какие‑то проблемы?

– Никаких, – заулыбался черный человек. – Так будет даже лучше.

Он отошел в спальню Ника, чтобы кое‑что принести.

Он подготовил кое‑что особенное для Авеля.

Он зашел с тяжелым мешком в гостиную. Восемь пар глаз обратились к нему одному.

– Вы должны выбрать себе по голове. Сегодня вечером случится суд, – с улыбкой произнес черный человек.

Вера первой запустила руку в мешок. То, что она достала, ей совсем не понравилось.

Это была маска. Голова кошки, нельзя было сказать точнее.

Маска Бастет, богини любви в египетской мифологии.

Не самая лучшая маска в тот вечер.

– Ох, – только и смогла сказать тогда Вера.

***

Спустя одиннадцать часов они уже стояли на парадной у дома Авеля. Черный человек был в маске Анубиса, бога смерти. Его безупречный смокинг был спрятан под привычным черным плащом.

Стук в дверь.

Авель открывает им дверь.

На пороге стоят девять человек, выряженных под богов, Авель. Тебе кажется уже пора проснуться.

– Привет, Авель, – глухо доносится из под маски шакала.

18 Глава. Суд Авеля МакФаллоу.

Перед Авелем предстали девять теней. Они стояли клином, на переднем плане стоял человек в красивом смокинге, на голове которого была маска шакала.

Голос был ему незнаком.

Он сказал просто:

– Привет, Авель.

Эта фраза прозвучала более чем нелепо. Последние две недели Авель жил в страхе, ежедневно умирая и восставая вновь. Эти две недели уничтожили его полностью и заставили забыть, что такое настоящая жизнь.

А этот человек говорит ему «привет».

Авель начинает хохотать. После вчерашнего разговора с Шеннингом он уже знал, что этим вечером что‑то должно случиться.

Что‑то неприятное для него.

Но вряд ли Шеннинг имел в виду разодетых клоунов, стоящих у него на лужайке.

Шестеро – в вечерних костюмах. Трое – в военной парадной форме.

Слезы застилают глаза Авеля, он сгибается пополам. Его легкие раздувает воздух, лицо наливается кровью, перед глазами стеною встала пелена влаги.

Чьи‑то сильные руки хватают его, чтобы он не упал. Потому что Авель уже не смеется.

Его смех давно уже перерос в рев.

Все эмоции, скопившиеся в нем за эти две недели, наконец нашли свой законный выход.

Две недели назад все было совсем по–другому. Он проснулся от громкого стука, еще не понимая, что это стучится к нему беда.

Большая беда.

Сначала появление того странного черного парня, после – опасения слежки, щелчки в телефоне и постоянный нервоз. Дальше его шизофрения вылилась во вполне обычный катализатор.

Имя этому катализатору – Николас.

После Ника из его жизни ушел Виз. Он не понимал, почему, но он не сделал ни одной попытки увидеться с ним, приехать к нему на работу, и наконец объясниться.

Старина Авель дал тогда слабину.

После в его жизни появилась Доротея. Она была приятным дополнением во всем этом кошмаре наяву, но ее чаще не было дома, чем бы он хотел.

Каждый раз он молился, чтобы она вернулась. И это всегда срабатывало.

Но не теперь.

Все его переживания, страхи, опасения и комплексы вылились в этот рев. Он был ненасытным зверем, нуждающимся в воде путником в пустыне, человеком, потерявшим надежду.

Он впервые захотел умереть.

Чьи‑то руки оттащили его в гостиную. Обмякший Авель упал на диван и сквозь слезы все же рассмотрел какое‑то движение.

Люди в костюмах становились в полукруг.

Они были на удивление молчаливы и дисциплинированны, и, казалось, могли понимать друг друга на телепатическом уровне.

Встав на свои места, они стали ждать. Для их темного ритуала не хватало еще одного человека.

Подсудимого – Авеля МакФаллоу.

В его душе в этот момент творилось что‑то невообразимое. Он понимал, что то, что происходит – не принесет ему счастья.

Но это принесет ему облегчение. Казалось, будто это – часть какого‑то плана.

Резолюции Всевышнего конгресса.

Мужчины и женщины стояли полукругом. По центру он видел человека с головой шакала, справа и слева от него стояли такие же разодетые люди. На голове каждого была маска. Утерев слезы, и, наконец, успокоившись, Авель даже не стал сопротивляться. Он решил их выслушать.

Авель начал вглядываться в каждую маску. С левой стороны стояла одна женщина и трое мужчин. Идея дать им клички пришла в его голову сразу.

Кошка, Утка, Муравьед и Птица.

С правой же стороны стояли: Корова, Бык, Ястреб и Сокол.

По центру с гордо поднятой головой стоял Шакал. Они все чего‑то ждали. Время замерло в гостиной Авеля МакФаллоу.

Женщина в красивом синем платье делает шаг вперед. Маска–кошка слегка покачивается, руки ее дрожат, туфли на высоком каблуке аккуратно переступают через пустую бутылку виски.

Ее дрожащие руки медленно поднимаются к голове. Под гробовую тишину своих сотоварищей она неспешно снимают маску.

Лицо женщины смутно знакомо Авелю. Он где‑то точно его видел. Она глядит на него долгим протяжным взглядом и начинает:

– Авель МакФаллоу, сегодня день твоего суда. До этого дня ты жил за счет чужих жизней, и именно сегодня всему этому придет конец.

Авель знает эту женщину, определенно знает. Он видел ее где‑то, может даже когда‑то неплохо с ней общался.

Но где?

–…Ты слишком долго жил в неведении. Но сегодня ты наконец поймешь все.

– Бог ты мой, – лишь выдыхает Авель.

Вера Крэйган. Та чокнутая женщина из его офиса. Она предрекала чье‑то пришествие, как он мог помнить.

Впервые за вечер тяжесть падает с его души. Это просто фанатики. Чертовы фанатики, проповедующие о своем боге и спасении душ.

Это несказанно радует Авеля. Он наконец‑то подает признаки жизни:

– Так, женщина, послушайте, – вставая, начинает говорить он. – Я не знаю, какого черта…

– Заткнись, Авель, – раздается голос с другого конца полукруга. – Тебе придется нас сегодня выслушать.

Это говорит ему Корова. Точнее, та, кто раньше был Коровой.

Теперь это лейтенант Пенни Войз.

– Ты, кажется, та сука, которая… – повышает на нее голос Авель.

– Да, да, именно та, – перебивает его Пении. – Но то, что сейчас здесь происходит, сильнее наших недопониманий. Гораздо сильнее всего, с чем ты до этого сталкивался.

– Что ты такое несешь? – уже кричит на нее Авель. – Ты хоть понимаешь, что мне…

– Я чуть не погиб из‑за тебя, друг, – раздается тихий голос. Это говорит Утка.

Под его маской Авелю предстает лицо старого человека, испещренного морщинами. Это лицо ему уже незнакомо, но глаза его горят святой ненавистью, как и глаза его соседки.

– Фрэнк Крэйган, мое имя звучит так. И я чуть не погиб из‑за тебя.

– Зато кое‑кто другой погиб! – весело раздается из‑под маски Муравьеда. Быстрое движение руки – и эта голова падает на пол. – Что, помнишь меня, или уже нет, Авель?

Виктор – единственный, кто получает удовольствие от происходящего.

Он – единственный, кто не воспринимает все это всерьез.

Авелю становится страшно. До этого момента он и не мог представить, что за люди собрались в его гостиной. Но с каждой новой секундой правда становилась все очевиднее:

Это те, кто не желает ему добра.

И с каждым новым голосом ему становилось все страшнее.

Авель не знал, кто может таиться за остальными.

Птица вышел немного вперед. Что‑то знакомое было в его походке, но Авель не мог понять, что именно.

Он уверенно наступал. Не смея дать отпор, Авель сделал неудачный шаг назад и повалился на диван.

Птица сел рядом с ним.

– Мне так жаль, что все так вышло, друг, – усталым голосом проговорил Джим Сэндер, снимая маску. – Но это правда. Мы знаем правду, Авель.

– Джим… – только и смог сказать Авель. – Н–н-но что это все вообще значит?

– Это значит, что сегодня ты наконец‑то станешь тем, кто ты есть, – раздался знакомый до боли голос за его спиной.

Авель не хотел оборачиваться. Он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Он не был готов увидеть Шеннинга – такого знакомого и страшного Шеннинга в образе Быка.

Но он все же повернулся.

Шеннинг не был таким же, как раньше. Что‑то сломило его, сломило навсегда.

Его ранее живой взгляд больше не был таким живым.

Голос выдавал его. Шеннинг не хотел здесь находиться.

Но что‑то было сильнее, чем он.

– Авель МакФаллоу, – произнес незнакомец из под маски Ястреба. – Вот мы наконец и встретились.

Он был в военной форме, как и Шеннинг, но Авель и не мог представить, что перед ним за человек.

– Это я выставил за тобой слежку. Я начал все это, Авель. Мне очень жаль.