355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Воробейчик » Absolvitor (СИ) » Текст книги (страница 1)
Absolvitor (СИ)
  • Текст добавлен: 21 сентября 2017, 14:30

Текст книги "Absolvitor (СИ)"


Автор книги: Лев Воробейчик



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

1 Глава.

2 Глава.

3 Глава.

4 Глава.

5 Глава.

6 Глава.

7 Глава.

8 Глава.

9 Глава.

10 Глава.

11 Глава.

12 Глава.

13 Глава.

14 Глава.

15 Глава.

16 Глава.

17 Глава.

18 Глава. Суд Авеля МакФаллоу.


Absolvitor.

1 Глава.

Эта ночь была не такой, как другие. Что‑то, возможно ветер, без конца стучало в отсыревшие литые ставни в полутемной гостиной, заставляя его вздрагивать, и прижимать к себе крепче липкие от пота простыни. Сон то обволакивал его, нежно качая в розовато – красных оттенках слащавого бреда мальчишки, то будил самым беспокойным образом, претворяя в себе все страхи одинокой и заблудшей души.

На часах синим пламенем загорелись цифры: 4 утра. Самое время для того, чтобы проснуться! С неохотой оторвавшись от подушки, обильно смоченной этой ночью всеми фантазиями и грезами в виде слюней, он пробормотал:

– Чертов новый день.

Спотыкаясь, еле разлепив глаза, он побрел в ванную, для того, чтобы принять душ, гладко выбрить свои синие после недельного отгула щеки, «сделать себя, как надо», как он сам часто любил повторять.

На часах: 4:15. Доброе утро, Авель.

2 Глава.

История его жизни – пустая вспышка в мириадах созвездий Вселенных, такой же процесс, как горение озона в верхних слоях атмосферы, тот же звук, что раздается за тысячу километров, и который вы, скорее всего не услышите, а если вдруг и услышите, то примете за нечто обыденное и не стоящее вашего драгоценного времени.

История его жизни – это история всех нас, вместе и по отдельности. Прах. Песчинка в мировом океане. Жизнь Авеля.

Он рос таким же сорванцом, как и большинство из нас, так же хорошо и усердно учился, всю свою жизнь хотел добиваться, чего хотел. Были в его жизни стремительные взлеты и затяжные падения, дружба и ненависть, добро и зло.

Единственное, что его всегда в нем самом раздражало – его имя. О, имя свое он ненавидел. Винить ли Провидение за это, чересчур религиозных родителей, злой рок или же нет? Авель. «Авель – исключение из правил» – именно так ставили в пример родители его сверстников, лишь навлекая на него новые насмешки и трудности.

– Эй, Авель, а твоя мама знает про женский блуд? – кричали они. – Расскажи ей, Авель!

И ему приходилось терпеть. Религией он никогда особо не интересовался, но, благодаря неугомонным сверстникам, одну историю из Библии он все – таки выучил. Да, все верно. «Каин и Авель», история об убийстве братом брата, грехе и тому подобной ерунде. У него не было брата. Никогда не было. И, счастье, что родители никогда об этом не заикались, боясь привлечь к себе внимание Божие.

Ну да, именем – то они всяко его не привлекли.

Но есть в этом и кое – что еще. Положительное, как он сам понял спустя несколько лет.

Девушки.

О, их было много! Чертовски много, я вам сообщу. Что случается с этими кроткими созданиями, как они вмиг тают, услышав это вечное:

– Привет, крошка, меня зовут Авель и это чистая правда, – и дальше. – Я не знаю, за что и зачем Бог так искушает меня тобой, но может тому есть веская причина?

И это работало. Да, черт побери, работало! Он начинал понемногу влюбляться в эту сторону своей жизни, но постоянные насмешки сначала от учеников в школе и колледже, а потом и на работе давали о себе знать. В любой день он – просто незнакомец, с которым ты можешь работать, учиться, жить под одной крышей, никогда и не подозревая, как имя может изменить судьбу человека. И, обретая его в твоих устах, он становится немного другим, уже не тем безымянным объектом, подобно сотне других в этом плотном потоке дней и событий мегаполиса. Он становится человеком настоящим и живым.

И имя ему – Авель. Но кто же он такой сейчас?

Авель этим ранним утром – не кто иной, как любимец девушек, гладко выбритый страховщик сети компаний «ЭйчБиЭс», сонно смотрящий в перекошенное зеркало, потому как ветер или воля кого – то свыше не дало ему выспаться в этот чудный день.

За окном – 27 июля, Авель. Привет, сегодня ты впервые столкнешься с настоящими проблемами.

3 Глава.

– Эй, не спи. Слышишь, не спи за рулем! Авель! А–а-а–а-вее–е-ль!

Это был голос Виза. Виз, Виз, Виз. Он закончит свою пустую, не лишенную радостей жизнь спустя каких – то два года в пьяной драке у бара «Реви`с».

Бедный Виз.

А пока он кричит ему в ухо, тормошит, делает все, чтобы хоть как – то отсрочить свой неминуемый конец. Авель МакФаллоу разлепляет глаза, резко дергает руль вправо, уходя от столкновения, бурчит:

– Да видел я все. Контролировал.

– Ты с ума сошел? Чем таким ты ночами занят, что поспать не успеваешь? – никак не унимался Виз.

– Воюю с чертовым ветром – улыбнулся своему отражению Авель.

Он познакомился с Визом на втором курсе колледжа, когда тот по ошибке решил пригласить на вечеринку того доходягу, о котором с таким восторгом говорила чуть ли не каждая девушка с потока.

– Эй, Виз! Ви–и-и–з, я к тебе обращаюсь – теперь уже повысил свой голос Авель. – Тебе не кажется странным, что я подвожу тебя на работу каждое утро, хотя ты мог бы ездить и сам?

– Нет, друг. Ты должен это делать – усмехнулся вечный попутчик.

– Почему? Ты думаешь, без твоей сомнительной компании мне было бы не так весело цеплять всех баб?

– Нет, Авель. Просто без меня бы ты уже не сидел бы здесь, а лично встретился с хитрым дизайнером твой жизни. Ну, ты понял о ком я – усмехнулся в густую бороду Виз.

Ах, Виз, Виз. Спустя несколько лет Авель даже не удосужился придти на его похороны. Дружба, начинавшаяся с корыстной цели и достигшая своего апогея именно 27 июля, в тот день просто перестала существовать. Мир стал немного хуже, и, кто знает, может именно этим событием он приблизил грядущий Армагеддон.

Машина плавно подъехала к неказистому серому зданию одной из малобюджетных газетенок, в которой Виз обитал последние несколько лет.

– Ты что там, кстати, решил с вечером? – поинтересовался Виз. – Сам знаешь, в этом мире без женщин и дешевой выпивки никак, лишь они – три черепахи, на которых строится весь мой мир!

– Ты, кажется, забыл про третью – усмехнулся Авель.

– А третья – это ты, мой друг – не растерялся подметить Виз.

Авель улыбнулся этому дню и долгим взглядом проводил спину своего лучшего и единственного друга в двери здания, после этого бросил привычный взгляд на дорогу, собираясь продолжить свой путь на работу. На дороге стоял человек.

Человек этот был довольно далеко; одет он был явно не по погоде: широкое черное пальто, классический строгий костюм, шарф, перекрывающий шею и большую часть лица. На глазах сидели круглые солнцезащитные очки.

Встретившись взглядом с Авелем, он бросился бежать. Нечто странное было в его манере бегать – он прихрамывал на одну ногу, но на какую точно, сказать было невозможно.

Впервые за день у Авеля МакФаллоу возникло ощущение беспокойства. Что‑то шло не так.

Утро было по–летнему хорошо своим июльским настроением – домохозяйки неспешно просыпались в своих уютных домах, детвора играла без устали, сотрудники компаний со стремительной быстротой залетали в такси и подземные переходы. Поток машин так же гудел, солнце так же обжигало горящие светом плечи, и бессменные деревья все так же вырабатывали кислород.

Жизнь продолжалась.

А черный человек исчез. Минуту назад он, недвижимый, еще стоял на дороге – и вдруг растворился, оставив после себя послевкусие тайны и загадки, чувство опасности и неясности. Кто был он, зачем наблюдал, и наблюдал ли вообще – вопросы, мучавшие Авеля, то и дело вспыхивали в его мозгу.

День продолжался.

Авель – нет.

«Мир – это такое место, где никто не может чувствовать себя в безопасности», решил про себя Авель, стараясь отогнать подальше навязчивый образ. Вихрем промчалась мимо темноволосая красотка, одарив его ослепительной улыбкой, такой, что он и думать забыл обо всем другом.

День продолжался.

Авель поддался течению. Путь на работу не близок, и полон удивительных вещей, решил он. Утром 27–ого июля Авель МакФаллоу, как всегда, поехал на работу.

Убедившись, что Авель отъехал достаточно далеко, черный человек вышел из своего импровизированного убежища. Грудь под плащом тяжело вздымалась, легкий румянец покрыл его щеки, сквозь толщу очков можно было разглядеть удовлетворенный, блуждающий взгляд.

– Я нашел тебя, нашел – прошептал с придыханием незнакомец.

4 Глава.

Дым наполнил сначала легкие, потом забил своим присутствием всю ротовую полость, и лишь потом вялой струйкой окутал багровое лицо Джима.

– Знаешь, Джим, – прикрыв один глаз, сказал Авель. – Даже диву даешься, как с твоей астмой можно еще и курить. Нет, правда, ты же и пары часов без ингалятора не сможешь!

– Скажи это моей бывшей, слабак – улыбнулся стареющий, «вечный» Джим Сэндер, – Уж она‑то покрепче тебя будет, и то такого себе не позволяла!

– Какого такого?

– Обсуждать мои легкие, конечно. Знал бы ты, какие я вещи проделывал с их помощью! На первом весеннем карнавале именно Большому Джиму отправлялся приз зрительских симпатий, да–да!

– Разве есть там такой приз? Кто в здравом уме мог оценить толстяка–астматика за сорок, Джим?! – вскинул брови в изумлении Авель.

Джим на секунду задумался. Лицо его вдруг просияло, ослепив Авеля улыбкой своих старых, покрытых желтизной зубов.

– Дети, конечно. Эти маленькие орущие существа, которые хотят лишь три вещи на этом чертовом сине–зеленом шаре: сладости, игрушки и воздушные, мать их, шары. Угадай‑ка, что из этого я могу им дать?

– Шары, видимо, – улыбнулся Авель. – Я понял тебя, Джим.

Большой Джим умер спустя 34 года. Умирая, он завещал своему сыну все, чем располагал в то время – тринадцатью долларами и ингалятором, самым первым, оставшемуся у него в виде реликвии. Большой Джим так никогда и не узнал, что случилось с Авелем потом. После того, как он понял.

После прозрения.

Но это будет еще нескоро, а пока еще они сидят в свой обеденный перерыв, курят синий «Честерфилд», подкалывают друг друга и строят планы на свое ближайшее будущее.

Авель не выдерживает:

– Джим, мне кажется, что наше время для беседы подошло к концу. Нет–нет, ты не подумай, мне правда нужно идти.

– Хорошо, Ав. Увидимся, может.

Авель улыбается. Он идет прямо к своей цели, к какой только может идти человек в свои тридцать лет – к душному офису, звонкам клиентов, начальнику и Люсии, привлекательной секретарше босса. Но, не пройдя и десяти шагов, он слышит крик позади себя:

– Авель! Эй, Авель!

  Это зовет Джим. Обернувшись, он видит своего коллегу немного в другом свете: рубашка выбилась из брюк, глаза затуманены дымом, легкая одышка заставляет колебаться его рябое тело. Он выдает всего одну фразу, фразу, запомнившуюся ему надолго:

– Это великий день, Авель. Я чувствую это. Не упусти свой шанс!

И, оставив Авеля наедине со своими мыслями, Джим уходит, улыбаясь, прочь.

День продолжается.

На девятом этаже офисного здания 10/36B располагается их офис. Авель занимает в нем отдельную секцию, название ее броское и в то же время скучное до неимоверности: «А. МакФоллоу. Клиентская база и пр.».

Перед секцией, его секцией, сидит женщина. Она немолода, старше его и беднее, это видно по ее протертой сумке, далеко не модной теннисной обуви и по морщинам, испещрившим ее и без того некрасивое лицо.

На ее глазах выступают слезы.

Она пришла умолять.

Вздох. Авель – страховой агент. Авель возвращается с перерыва на работу.

Авель умирает в своей замкнутости рабочей среды.

Женщина что‑то говорит покойнику, вяло качающему ногой в такт ее усыпляющему голосу. Покойник что‑то отвечает ей про расчетные единицы и ошибки в системе. Женщина ошеломлена, ее морщины меняются, словно клубок змей, распутывающийся с хвостов самых ядовитых и опасных.

В глазах женщины что‑то меняется. Меняется навсегда.

По ней видно, как она разочаровывается в нем.

В нем и во всех остальных людях.

Авель лениво слушает словесный поток, льющийся из ее глотки. Слова вылетают со скоростью пули, жалят и без того погибшего менеджера, оставляют глубокие борозды в холодном теле неупокоенного трупа. Он не может обрести покой.

Его убийца – этот жестокий мир, в котором он и подобные ему играют роль палачей, сообщая о вынужденной приостановке выплат.

Авель – менеджер, занимающийся страховкой обычных граждан. Его работа – отказывать людям. Его работа – быть навечно проклятым и нелюбимым.

Мистер «извините, но не сегодня». Господин «без моей подписи твой муж останется без таблеток».

Товарищ «я твоя последняя надежда». Авель МакФаллоу.

Это даже забавно, если вспомнить его имя – поэтому на двери ее нет.

– Послушайте, миссис, – перебивает ее он, – Я понимаю, как тяжело вам было выбить эту страховку от профсоюза, но …

– Нет, послушайте вы! – в гневе кричит разъяренная женщина. – Я всю свою жизнь трудилась на это государство, мой муж, не покладая рук, строил эту страну – и что в итоге? Почему он должен мучительно умирать из‑за такого подонка, как вы?

– Я здесь ни при чем, – оправдывается Авель. – В мою сферу деятельности входит анализ документооборота, составляемого совершенно другими людьми. Моя работа – это делать заключения и ставить подписи, и все. Я хотел бы вам помочь, правда – но, к сожалению, я не в праве так подставляться – от моих заключений многое зависит.

– Нет, вы не хотите. Вам плевать. Вы – чертов менеджер чертовой страховой компании, в которую мой муж имел глупость обратиться несколько лет назад! Боже, и о чем мы думали? Мой отец всегда…

Бла–бла–бла.

Жизнь продолжается в этих душных стенах и за ее пределами. Люди приходят и уходят, моря затопляют города, палящее солнце выжигает редкие виды растений.

Кто‑то всегда должен умереть.

Покойник офиса номер 414 слушает поток грязи, льющийся на него.

–…Он придет. Он заставит вас понять, – сдавленным голосом произносит женщина, разворачиваясь к выходу.

Авель, словно пробужденный ото сна, переспрашивает:

– Что, простите?

Под этот немой вопрос женщина уходит прочь.

Миссис Крейган или же Карристон? Как точно была ее фамилия? Авель открывает закрытый ранее договор на услуги, сверяется.

Ну да, Крейган. Улица Маршала Питерса, дом 15. Квартира 78. Бедный район, нечего и говорить. Знал он оттуда несколько бродяг – те еще отморозки были.

Мистер «извините, кто знал, что так будет» медленно подходит к окну. За ним он видит жизнь большого города такой, какая она есть. Медленно плывет караван автомобилей, люди суетливо торопятся по своим делам, ветра нет. Город умирает в своей насыщенной жизни, преисполняясь и пресыщаясь ею.

Ветра перемен ожидать не приходится.

«Он придет». Звучит, как последнее пророчество на Земле, элемент чего‑то темного и оккультного в поколении телевидения, наркотиков и разврата. Как последняя попытка обратить чье бы то ни было внимание на два слова, по отдельности никем не замеченные.

Поежившись, Авель обернулся. Чьи‑то глаза следили за ним. Но пока еще рано спрашивать пустую комнату, кто в ней находится, если только не подписанные чеки не сумеют остроумно пошутить в ответ.

Получив удовольствие от только что придуманной им шутки, Авель изобразил подобие улыбки, но на душе было невесело. Что‑то шло не так, как всегда.

За ним кто‑то следил. Он ощущал это порами кожи.

Ощущал это своим шестым чувством.

В двух кварталах от здания 10/36B черный человек выжидал. Он сидел прямо на земле, по–турецки, не смотря никуда, кроме черного силуэта рокового здания.

Люди шли по своим делам, ничего не замечая вокруг. Даже увидев странно одетого человека на земле, они тотчас же забывали о нем.

Для них он – тень. Для него они – муравьи.

И только миссис Крейган остановилась, открыв глаза от ужаса.

В руке черного человека лежал крест ее мужа.

«Он здесь» – в ужасе поняла Вера.

5 Глава.

Пенни Войз вышла из дома в 13 часов пополудни. В руках у нее был спортивный рюкзак с известным логотипом, внутри были новые кроссовки, журнал, который она будет читать, ожидая тренировки, кошелек и игрушку–сувенир, которую она повсюду таскала с собой.

Ах, да. Еще в рюкзаке было с десяток беспроводных камер и набор прослушки.

Пенни наконец‑то получила приказ.

Музыка в ее ушах отбивала ритм, идеально подходящий для прогулки сквозь череду разноцветных кварталов.

Она направлялась навстречу жизни.

Мимо нее промчалась спортивная машина, обдав Пенни прохладным ветерком. «Какой чудный день!» – решила она.

Перейдя на легкий бег, Пенни включила более подходящую песню.

Птицы над ее головой закладывали крутые пике в своем празднике лета, который означал лишь одно – вечером будет дождь. Ее родители всегда говорили ей, что птицы – существа особые, им словно известна какая‑то вселенская тайна мироздания.

– Смотри почаще наверх, Пенни, – любил повторять ей отец. – Кто знает, что эти небеса принесут нам завтра – дождь, снег или смерть.

Пенни была человеком жестким. Нет, снаружи она была, как и все девушки – милой, обаятельной, легкомысленной. Но не каждая девушка в свои 24 года могла похвастаться боевым крещением в Конго. Пенни была солдатом. Бывшим, но тем не менее смертельно опасным.

В рюкзаке побрякивали механизмы, нужные ей лишь для одной цели – уничтожить опасность. Разрешить конфликт.

Проникнуть в тыл врага и выкурить его оттуда.

Устранить помеху в лице МакФаллоу.

За поворотом обнаружился гимнастический зал.

– Ну, вот я и пришла, – улыбнулась небу Пенни.

Над головой утвердительно прощебетала птица.

***

Уже через два часа она вовсю орудовала дома у некого МакФаллоу, известного ей лишь понаслышке. Кто этот человек, и за какие грехи он обвинен перед Главным?

Она не знала. Ей приказали, и она взялась за поручение.

В таких делах ей не нужно задавать вопросов.

В доме было установлено 14 камер.

По две – на каждый выход, итого – 4. Обзор – максимальный. По две – в каждую комнату, не считая ванной. Итого – 4. В ванной, прихожей, и на лестнице – еще 4. Итого – 12. Идеально.

Система прослушки не хотела становится в новомодный телефон клиента, но Пенни была не промах. В свое время она шпионила за человеком, представляющего целую страну.

Это задание было сложнее, чем наблюдение за человеком, представляющего маленький кабинет.

Пенни вышла из дома, села в фургон, оборудованный неподалеку, проверила работоспособность всех камер.

– Идеально, – прошептала она.

Телефонный звонок раздался спустя полчаса. Пенни, пропустив первые два гудка, взяла его на третий, как и было оговорено, услышав знакомый хриплый голос Главного:

– Все готово?

– Полностью, сэр, – пролепетала в трубку Пенни.

– Тогда мы начинаем наблюдение. И запомни, никакого контакта до прямого приказа, Войз. Этот человек представляет огромную ценность. Все ясно?

– Так точно, – уже более уверенно ответила Пенни.

6 Глава.

Проснись, Авель. Твое безмятежное спокойствие нарушит некая случайность, лишний поворот направо не в том месте и не в то время. Через три часа ты выйдешь из здания, стараясь забыть этот безумный день, подойдешь к своей машине, откроешь замок и сядешь навстречу самому печальному событию грядущей недели.

Проснись, Авель. Наслаждайся последним счастливым мгновением своей жизни.

Николас Брэди уже почти вышел из своего дома, Авель. Смотри, не пропусти его.

Нику было 15. Он был из тех учеников средней образовательной школы, для кого прогулять урок – такая же естественная потребность, как есть и пить, дышать и думать.

«Ноль, полный ноль» – вот его вечное школьное прозвище.

Ник – человек, чья жизнь лишена смысла.

Ник – это тот, кто заставит потерять этот смысл другим.

Авель отъехал от работы ровно в 18:13. Задержись он чуть позже, захоти выпить лишнюю чашку кофе, опрокинь он важные документы – и все бы обошлось. Но судьба, бьющая порою нас в самые неподходящие моменты нашей жизни, не всегда бывает благосклонна. Как летний дождь, судьба появляется внезапно, ливнем проливая на нас череду несчастных событий, от которых у тебя сегодня нет зонта.

Зонта от капель судьбы не существует вообще. И либо ты заболеешь, либо ты очистишься, Авель. Третьего не дано.

Ник выехал из дома в 17:44, лелея свое желание поесть пиццы в известной на весь квартал закусочной «У Лари», но что –то пошло не так. Все всегда идет не так.

В закусочной было людно, чересчур людно для вечера вторника. «Грязные мексиканцы», как сам называл их Ник, заполонили все видимые пределы здания, громко перекрикивая друг друга своими мерзкими, трескучими голосами. Кто‑то находил их интересными и общительными, но только не Ник. Он их ненавидел. Насмотревшись на эти потные лица в школе, он уже не мог видеть их вне нее. Мерзость, грязь, отбросы. Мексиканцы.

Поэтому Нику ничего не оставалось, как пересилить свое чувство голода, и поехать домой. Рискуя остаться в закусочной дольше, он бы обязательно встретился с ними взглядом. «Мексикашки», конечно, увидели бы в нем ненависть. А проблемы Нику не нужны.

Сев на свой старый велосипед, он не спеша стал крутить педали по направлению к дому. Увидев разборку двух местных ребят, он остановился, отчаянно прислушиваясь.

– Эй, урод, а ты чего смотришь? – Обратил к себе его внимание атакующий. – А ну пшел отсюда!

Николасу не нужны проблемы, ребята. Николас уже уезжает. Все в порядке, ребята, здесь нет ничего интересного.

Позже этот парень даже не вспомнит о толстом тюфяке, с которым он жил по соседству. Был тюфяк – и нет тюфяка. Делов‑то.

Виктор, сосед Ника, поздоровался с ним жестом, полным соседского сочувствия к толстому и одинокому соседу–неудачнику. Мол, «извини, чувак, но у меня таких проблем никогда не будет». «Живи сам, Ник» – словно говорили эти жесты.

Виктору было 28. Он считал себя довольно взрослым, чтобы жить самостоятельно, и довольно молодым, чтобы не лезть в жизнь чужих людей.

Виктор любил свою жизнь, и ему было наплевать на других.

Но этому скоро придет конец.

У Ника не было родителей. Они не были в разводе, не уехали в командировку, не растолстели после последнего приезда тетушки. Их не было вообще.

Мать его, Саманта, умерла при родах. Отец воспитывал его до момента, пока Ник не повзрослел достаточно, чтобы взрослеть дальше без отца.

Четыре года назад он исчез, оставив небольшой домик на улице Лоунди, деньги, добытые им неизвестно где и предостережением:

– Будь послушным мальчиком, Ники.

Больше его Николас никогда не видел. И, (вот же трагизм!), – не увидит.

Велосипед нужно проверить. Проеду пару метров, чтобы не терять навыка, решил Ник.

Авель свернул на дорогу. Перекресток был увенчан указателем: справа – Лоуди, слева – Миднаут. Авель решил немного срезать, поэтому выбрал Лоуди, не задумываясь.

Авель не верил в Бога. Николас не верил в Бога.

Бог на секунду забыл о них обоих.

Удар прорезал воздух, словно раскат грома.

Виктор зашел в дом минутой ранее, поэтому полета Ника он как‑то не заметил.

Покореженный бампер лежит в двух метрах от перекошенного лица Ника. Глаза его закатились, дыхание учащено.

Авель вытаскивает осколок стекла из пальца, не осознав еще ситуации полностью. Только что он ехал, совершенно не смотря на пустую улицу, слушал звук ветра в обвесах своей не так давно купленной машины, когда внезапный удар дернул его на руль, на секунду отключив от реальности.

Олень. Собака, медведь или еще какая‑то чертовщина, выбежавшая из дома своих чокнутых хозяев. Скорость – около шестидесяти миль в час, крайняя правая полоса, пустая дорога и клонящееся к краю неба солнце. Отстегнув ремень, Авель, кряхтя, вылез из машины.

Искореженный капот закрывал передний обзор. Легкий дым, вызванный столь резким торможением, поднимался кверху, образуя призрачный ореол чего‑то таинственного и загадочного.

Авель увидел Ника.

Ник уже никогда не увидит Авеля.

За те две минуты после столкновения, когда Авель познавал жизнь, в еще неугасшем мозге Ника пульсирующем ритмом отбивалась одна только мысль:

«Я не готов».

Перед глазами Авеля мир поменялся своими полюсами.

Опомнился он, когда труп дернулся в последний раз.

Внутричерепная гематома, вызванная резким ударом о землю, – именно так бы написал бы врач в заключении о смерти. Именно это можно было бы написать на его памятнике, если бы хоть кто‑то был в состоянии его увидеть.

Но Авель испугался. Он не мог поверить в такой исход.

Налицо эта авария – дело рук его одного. Этот толстяк, выбежавший как назло на дорогу, был один. Ни один из соседей не выбежал посмотреть на странный металлический звук, донесшийся извне.

Никого у него нет. Он совсем один в этом мире, как и я, – сделал вывод Авель.

– Правда, у меня есть еще Виз, – безумно вращая глазами, раздумывал он.

Виз, Виз, Виз.

«Что мне делать, Виз?» – неплохое название для каждой новой плохой ситуации, которая происходит с ним. Но такое с ним – впервые.

Главное – не нервничать. Нужно проверить, умер ли он. Авель быстрым шагом подходит к нему, наклоняется, подносит руку к испачканному грязью и слюнями лицу, задерживает ее на минуту. Дыхания нет.

Авель начинает думать. Безумие толкает его мысли в сторону, не имеющую никакого отношения к тому, чему нас учат в школах.

Парень мертв. Он сам это знает и Авель об этом знает. Зачем знать кому‑то еще?

– Господи, да брось, Ав, – шепчет себе он. – Ты будешь последним идиотом, если не сознаешься полиции. Парень мертв, мертвее самого последнего ублюдочного мертвеца, черт побери! Ты обязан вызвать копов сейчас же!

Но есть там, где‑то в глубине, и другой Авель. Тот самый Каин из библейской легенды. Человек, убивший другого человека.

Человек, который хочет выжить.

Решение приходит само собой.

Заходящее солнце приятно греет намокшую спину. Авель заперт в глубине души. Безумный Каин пытается поднять чертова толстяка. Багажник будет слишком мал.

Прошло полчаса – и никого из соседей пока еще не видно.

Каин будет занят толстяком еще десять минут.

Щелк–щелк.

Снимки, выходящие из фотоаппарата, получаются чудесными. Папка под названием «Буря» будет ждать эти снимки. Это улика номер раз.

Главный будет доволен.

Пенни все делает правильно. Идея проследить за МакФаллоу оказалась весьма удачной.

Но что‑то подсказывает ей, что это все неспроста.

Пенни начинает сомневаться этим солнечным вечером.

7 Глава.

«Все будет хорошо, Авель. Не переживай, мой дорогой».

Этими словами мама обычно успокаивала его после дней, тяжелых и не очень. А в дни, когда его имя начинало сводить его с ума своей библейской меланхольной пустотой, мама обычно говорила: «Помолимся». И Авелю становилось немного лучше.

Мамы нет рядом. Никого нет рядом. Только толстый парень на пассажирском сидении, готовый вот–вот громко поведать всему миру о своем коварном убийце. Метафорически поведать, разумеется.

Немного успокоившись, Авель начал лихорадочно соображать. Время для происшествия было удачным, потому как никто даже косо не взглянул на Авеля за период его стремительного проезда сквозь городскую толпу.

Толстый мертвый парень с закрытыми глазами выглядел спокойнее Авеля.

Заброшенный завод по переработке удобрений ждал его. Не сейчас. Ночью.

Или следующим утром, если так будет безопаснее.

Нужно позвонить Визу, решил Авель. Виз всегда помогал своему другу, мог подбодрить советом, утешить и помочь разобраться в себе.

На камере номер 4 – задумчивое лицо Авеля, его пальцы прижатые к виску. В гараже Пенни камер не устанавливала, и ничуть не жалела. Вид толстого мертвого мальчика испортил бы ей аппетит.

7–155–467–9-14. Номер Виза. Старика Виза. Визерион «Я стану соучастником» Мэттьюз. Щелчок в трубке. Запись пошла.

Авель думает, что телефон барахлит. Он точно слышал щелчок.

– А, куплю новый, – беспечно замечает страховщик.

Гудок. Длинный гудок. Дальше – звук соединенных линий.

Слегка грубоватый голос Виза:

– Мэттьюз у аппарата.

– Виз, это Авель.

– И тебе доброго вечера, дорогой мой др…

– Виз, послушай, это срочно. Приезжай, я прошу. Я умоляю, Виз! – на одном дыхании произносит Авель

– Авель, секунду! Что случилось?

– Ни слова, Виз. Просто приезжай.

Авель вешает трубку. В последний момент ему кажется, что что‑то опять щелкает.

А, и плевать. Главное, что Виз – уже в пути.

Время пить виски. За толстого. Я поднимаю этот стакан за тебя, мой неудачливый друг, с иронией думает Авель. Колени у него наконец подкашиваются, и он падает на кресло.

Ник сидит в «Плимуте» 69–ого года выпуска, купленного в прошлом году в канун Рождества. Машина старая, сиденья широкие. «Мои матрасы», как называет их Авель.

Но Нику не удобно.

Он мертв.

Виз приезжает спустя час, встретив Авеля в ужасном состоянии. Он пьян и безумен.

С порога несется какой‑то гул; мимо проезжает шумная компания. Авель бросается в объятия Виза, плачет в его густую каштановую бороду, заплетающимся языком хочет сказать три слова:

– Я не хотел.

А получается лишь:

– Яяннхтееул Виис я нееу…

Пьян, думает Виз. Как никогда прежде. Взгляд его блуждает по стенам, потолку, ненадолго останавливается на журнальном столике. На нем стоит выпитое виски и пока еще не начатая бутылка бурбона.

«Для меня, видимо» – думает Виз. Но пить с ним он не хочет.

Пауза затягивается – Авель мычит, растягивая слова, Виз вслушивается, прилагая все возможные усилия.

Проходит 10 минут. Авель рассказывает что‑то Визу на своем языке, понятному только ему одному, Виз послушно кивает, похлопывает друга по плечу.

Через 5 минут Авель уже спит.

Отнеся его к гостевому дивану, Виз видит листок бумаги, исписанный закорючками почерка его друга.

Листок с символичным названием, применимым к имени написавшего.

Он называется «Откровение, Гл.1».

Текст листка неясен Визу и с первого, и со второго раза. Авель что‑то хотел сказать, но что? Виз не понял. Приложив усилия, он читает текст третий раз подряд:

«Дорогой мой Виз. Если ты читаешь это, значит я уже пьян и ты отнес меня проспаться. Я тебя не виню. Слушай, Виз…

Я сегодня (зачеркнутый текст). Нет, черт возьми, это не то.

У меня проблемы.

Большие проблемы. Сегодняшний день был не шедевральным и великим.

И уж точно не тем, который я хочу сохранить в своей памяти, друг.

Лоуди теперь‑то я точно буду объезжать, ха–ха!

Единственное, о чем я попрошу – помоги мне. Я не могу тебе кое–чего сказать.

Господь меня точно испытывает и ааа я выдержу его испытания. обману его

обхитрю. мы справимся друг! Мы вместе, я и ты как тогда раньше. Спасибо что пришел, виз

твой уже немножко пьяный ддрун авель»

Авель храпит. Виз уходит через заднюю дверь.

Он растерян и задумчив.

«Что‑то случилось» – думает Виз.

Что‑то по–настоящему плохое.

Пенни безучастно провожает взглядом Виза, но он не интересен ей.

Ей интересен объект слежки.

«Он плачет», думала она. – «Он плачет, как ребенок. Это очень странно, если учесть, кто он на самом деле».

С этими мыслями Пенни возвращается к камерам. Она старается понять, что написать ей в отчете.

После всего этого.

Она старается понять, что действительно здесь происходит.

В нескольких кварталах поднимается ветер.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю