Текст книги "На 101 острове"
Автор книги: Лев Успенский
Соавторы: Ксения Шнейдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Камни нашего города
Коллекция минералов
Ленинград построен из камня, одет камнем, – это известно. Но из какого камня, – вернее, из каких камней, потому что различных пород его великое множество.
Да, да, камни, огромные и малые, простые, едва обработанные и отшлифованные до зеркального блеска, они попадаются нам всюду; но что мы знаем о них?
Человеческим трудом собраны они сюда со всех концов нашей земли, даже со всех концов мира. На берегах Невы образовалась гигантская коллекция замечательных минералов, которой может позавидовать любой геологический музей.
Могучий утес, возвышающийся на берегу моря, – это, конечно, камень. Крошечная песчинка, которую легкий ветерок коварно занес вам под веко – тоже камень. Их состав может быть совершенно одинаковым, разница только в размере. Но, когда вы слышите слово «камень», вы представляете себе не скалу и не песчинку, а обыкновенный булыжник или валун, – не правда ли? Вот с них мы и начнем.
Прежде всего, что такое валун? Это округлый осколок каменной глыбы, множество лет назад оторвавшийся от горного склона и какой-нибудь стихийной силой заброшенный далеко на одну из обширных равнин земного шара.
Большие камни, которые вот уже десятки тысячелетий лежат и на земле и в земле окрестностей нашего города, принес сюда древний скандинавский ледник. Ледяная река, спускаясь с гор, неуклонно и медленно текла на юго-запад, неся на своем хребте обломки береговых скал – будущие гранитные валуны.
Если вы захотите увидеть огромное скопище этих камней-путешественников, величиной больше трамвайного вагона, выше деревенской избы каждый, отправляйтесь на Карельский перешеек, к Приморску, к Выборгу. Там в сосновых лесах на берегах чистых, как слеза, озер лежат эти каменные громады.
Или еще ближе, в Дудергофе, в двух километрах к востоку от вокзала и от поднимающейся над ним Вороньей горы высится холм Кирхгоф. На его вершине еще несколько лет назад была издали видна развалина двухбашенного белого здания-кирки. Вскарабкайтесь на Кирхгоф. В сотне метров от кирпичной руины, южнее ее, возле нескольких одиноких деревьев, вы наткнетесь на целую семью могучих валунов розового гранита. Каждый из этих обломков выше вас на голову. Все они вместе весят многие сотни тонн. И вот что интересно: когда-то все они были, по-видимому, одним колоссальным валуном. Вода и мороз разорвали его на отдельные глыбы. Подумайте, как чудовищна сила, притащившая этот груз за сотни километров и закинувшая его на макушку стометрового холма.
Конечно, в самом городе такие валуны найти трудно. Но все же даже в городской черте можно кое-где видеть их.
Самый знаменитый валун нашего города – скала «Медного Всадника», грандиозная глыба, служащая пьедесталом конной статуи Петра Первого, которую с великими трудностями привезли из-под Лахты.
Более скромный родич этого валуна – громадный красновато-бурый, оглаженный и окатанный льдом гранитный обломок – лежит у северной оконечности первого из трех шуваловских озер, среди песчаного карьера.
Не люди притащили его сюда, – он прибыл сам на это место в ледниковый период. Человеческие руки позднее только разгребли песок и открыли древнего бродягу лучам солнца.
Если захотите взглянуть на него, садитесь на 20-й или 21-й номер трамвая, сойдите на остановке «Поклонная гора», спуститесь в карьер – и найдете этот камень.
Если затем вы вернетесь обратно на шоссе, пройдете по его левому тротуару в сторону города, у поворота к велотреку, вы увидите перед собой странный двухэтажный домик. Его фундамент по углам обложен крупными, в рост ребенка, камнями. Мало того, даже на крыше, на печных трубах красуются поставленные дыбом небольшие валуны. Зачем это?
В горах Швейцарии и Норвегии таким способом укрепляют крыши и трубы, спасаясь от свирепых ветров. Здесь же валуны служат своеобразным украшением.
Камни наших мостовых
Не каждому приходило в голову, что песок – тоже камни. Посмотрите в лупу на щепотку речного песка, промытого водой; вы увидите тысячи крошечных, иногда очень красивых галечек или булыжничков.
И песок, и гравий, и галька, но главным образом булыга идут в городах на устройство проезжих и прохожих дорог, шоссе, мостовых.
Из булыжников сложены мостовые многих ленинградских улиц.
Столетия назад, когда по городу двигались только конные упряжки, такие мостовые казались верхом совершенства. Булыжный камень свозили в Санкт-Петербург и «гужом», посуху и на баржах, водным путем со всех сторон; в нашей области колоссальные его залежи. Недаром вскоре после основания города Петр Первый отдал строгий приказ: каждая подвода, проходившая через городские заставы, должна уплатить «булыжный налог» – несколько штук обыкновенных камней. И до поры, до времени булыжная мостовая честно служила человеку.
Пробежали десятилетия. Прошел век, два. Коня и телегу прошлых дней сменил автомобиль, машина. Внукам понадобилось перевозить по городским улицам такие грузы, какие и не снились их дедам. Булыжник перестал нравиться ездокам. Катиться по нему не более приятно, чем возлежать на подстилке из гороха или орехов. На смену булыжнику пришла брусчатка – расколотый на правильные кубики камень другой породы – диабаз.
Диабазом замощены многие наши улицы: Проспект Газа и площадь Труда, проспект Села Смоленского и проспект Карла Маркса.
Диабазовые кубики не находят в готовом виде, как булыжник. Нет. На берегах холодного Онежского озера из-под тонкого слоя почвы кое-где проступают могучие, как бы литые, диабазовые скалы. Здесь этот твердый камень в свое время застыл, родившись из раскаленной лавы давно погасших вулканов.
Особые машины разбивают диабаз на правильные бруски разных форм и размеров. Затем на баржах по каналам и рекам, по Ладожскому озеру везут его в Ленинград.
Когда укладывали на городской мостовой «булыгу», требовалось не слишком большое искусство от мостильщиков. Нужно было только правильно подобрать каменные кругляши по размеру. Заметьте: по середине каждой улицы лежат всегда наиболее крупные камни, ближе к краям – все более и более мелкие.
Совсем другое дело с диабазовыми плитками. Их нередко выкладывают красивыми и затейливыми узорами: елочкой, веерообразными дугами, спиралями или кругами… Не поленитесь съездить к Летнему саду и взглянуть, какая сложная мозаика выписана диабазовой брусчаткой по набережной Мойки от Марсова поля до моста через Фонтанку. Сразу видно, что здесь работали большие мастера и искусники каменного дела.
Диабаз – прекрасный, прочный покров для наших улиц. В последние десятилетия наши ученые открыли еще одно замечательное свойство: этот камень сравнительно легко плавится на огне, а из растопленной диабазовой массы можно, как из металла, отливать, что вам заблагорассудится, в том числе плитки и бруски идеальной формы для мостовых. Теперь на таком диабазовом сырье работают у нас целые «камнелитейные» заводы.
Но с точки зрения мостовиков есть у этого камня и менее приятное свойство. Под колесами транспорта он быстро «засаливается», становится гладким и скользким, теряет нужную шероховатость. Машины начинает на нем заносить.
Поэтому сейчас делают интересные опыты. Пробуют мостить улицы не диабазовыми, а гранитными кубиками. Их значительно труднее вырабатывать, но зато они удобны для транспорта. Идя по Садовой улице мимо Гостиного двора, приглядывайтесь к ее брусчатому диабазовому покрову. Вы скоро увидите среди больших площадей диабаза небольшие «пробные» участочки, замощенные камнем совсем другого вида – колотым гранитом.
Проходя по беловато-желтым, с прозеленью и розоватыми пятнышками плитам наших известняковых панелей, повнимательнее смотрите себе под ноги. На иных каменных квадратах вы можете заметить странные рисунки. Как будто кто-то вдавил в плиту суставчатый ствол бамбука и потом разрезал его вдоль. Порой это напоминает чертеж подводной лодки с отсеками или постепенно суживающейся к концу лестницы. Мелких и неясных отпечатков очень много; крупные и четкие попадаются куда реже.
Если вам посчастливится наткнуться на такой ясный отпечаток, остановитесь перед ним с глубоким почтением. Перед вами остаток живого существа, которое плавало и ползало в теплой воде больше чем четверть миллиарда лет назад. Вы видите окаменевшую раковину огромного моллюска – ортоцераса, дораставшего порой до двух метров в длину.
Ортоцерас – дальний родственник нашего осьминога, но он носил на теле длинную прямую раковину в виде пастушьего рога. «Ортос» по-гречески значит «прямой», «церас» – «рог».
Принимая во внимание, что в то время не существовало еще на свете ни рыб, ни пресмыкающихся, ни млекопитающих, можно сказать, что этот странный ортоцерас приходится и нам с вами предком.
Серовато-белый камень, из плит которого сложена большая часть наших тротуаров, – это силурийский известняк. Весь он состоит из миллиардов и квадрилионов крошечных раковинок, скелетиков мельчайших живых существ, живших в силурийском море, которое плескалось на месте нынешнего Ленинграда, в эпоху, следующую за кембрийской.
Окаменевшие раковины моллюсков – «ортоцератиты» – часто совсем выпадают из толщи камня и выглядят тогда, как маленькие палочки или каменные пальцы.
Вы можете собрать их для своего школьного музея, если проедете на реку Тосну возле Саблино к известным ломкам силурийского известняка.
Среди белых плит обычной питерской известняковой панели выделялись кое-где еще не так давно участки, крытые очень красивым красным камнем. Твердая его поверхность с плоско-выпуклыми извилистыми узорами напоминала ту легкую рябь, которую волны прибоя оставляют на песчаных отмелях. Был такой тротуар на нынешней улице Чайковского. Такими же мясо-красными плитами были выложены участки панелей на Васильевском острове – на 9-й линии у Большого, и на самóм Большом проспекте между 3-й и 4-й линиями. Были, а возможно сохранились и до сих пор, образцы такой панели и в других местах города. Поищите их сами.
Камень этот заслуживает внимания. Имя ему – шокшинский кварцит; его добывают у селения Шокшинский погост на речке Шокша, впадающей в Онежское озеро в 60 километрах от Петрозаводска.
В XIX веке под именем «шокшинского порфира» он был в большой моде; из него сделаны многие внутренние украшения Исаакиевского собора, пьедестал памятника Николаю Первому на Исаакиевской площади. Даже в Парижском Пантеоне прах Наполеона покоится в великолепном саркофаге из шокшинского кварцита.
Слава эта не прошла и поныне: при строительстве ленинградского метро и многих других замечательных зданий зодчие охотно применяют его; никто теперь не тратит прекрасный материал на панельные плиты.
Но шокшинский кварцит интересен и с другой точки зрения. Мы сказали, что узоры на поверхности его плит похожи на рябь, оставляемую волнами на песчаных отмелях. Но они не только похожи; они и на самом деле – окаменевшая за миллионы и сотни миллионов лет рябь. Шокшинский кварцит – песчаник; он образовался из морского или озерного песка, но так давно, что зерна кварцевого песка успели уже слиться в сплошную кристаллическую массу. Когда камень отполирован, – вы ничего не замечаете. Когда же, как на тротуарных плитах, видна поверхность его слоев, старая рябь выступает наружу.
Подводя к концу рассказ о мостовых и панелях Ленинграда, можно было бы вспомнить еще о громадных тротуарных плитах, вытесанных из гранита, которыми гордятся набережные Невы.
Есть кое-где и совсем уже редкие тротуары из пестрой итальянской «брекчии» – камня, похожего в разрезе на колбасу-зельц. Но ведь обо всем не упомянешь.
Сталактиты в Ленинграде
Вы все знаете, что такое «сталактит»: каменная сосулька, известняковый натек на потолке пещеры.
И вот оказывается, что самые настоящие, хотя и маленькие, сталактитики можно видеть у нас в городе, и для этого не нужно опускаться в глубь подземелий; нужно сесть в лодку и плыть по Неве до каменной дамбы, которая соединяет оконечность Кировского моста с Петроградской стороной. Введите ялик в один из пролетов этой дамбы и взглянете вверх. Могучий свод моста покрыт легкой бахромой тоненьких известняковых сосулек в десять, двадцать, тридцать сантиметров каждая. Откуда они взялись?
Точно так же, как в настоящих пещерах, их образовала вода, которая, фильтруясь, проходит сквозь толстый, сложенный из камня и щебня, скрепленный известкой мостовой настил.
Здесь, на ветру, вода испаряется, а известь остается и, постепенно накапливаясь, образует сталактит.
Они очень недолговечны, эти каменные сосульки, в отличие от своих «диких» братьев, сталактитов настоящих пещер. Родятся они только в теплую половину года; зимой скованная холодом вода не протекает сквозь настил моста.
В течение лета они бойко растут. На мостовой свод все время сотрясается: по нему грохоча бегут трамваи, грузовики, автобусы, – хрупкие сталактиты не выдерживают тряски и, чуть став подлиннее, обламываются и падают в воду. А жаль; не будь этих толчков, они, возможно, выросли бы очень большими.
Гранит
Когда говорят «каменный дом», имеют в виду чаще всего постройку, сложенную из кирпича. Кирпич очень похож на камень. Это кусок глины, отвердевший под действием сильного огня и жара. Так и в природе создавались многие каменные породы.
И все же кирпич, как и бетон, и стекло, – это «камни, да не камни», это искусственные горные породы, созданные рукой человека. Оставим их в стороне и займемся только теми каменными материалами, которые человек берет из окружающего мира в готовом виде.
Из настоящего «дикого» камня люди возводят здания редко. Обычно им лишь сверху облицовывают, украшая и делая более прочной кирпичную основу. Однако в нашем городе и его окрестностях можно и сейчас увидеть служебные постройки, сложенные из грубо обтесанных валунов, скрепленных между собой цементом или известкой. В прежнее время таким способом часто сооружали складские помещения, железнодорожные пакгаузы, амбары… Это в полном смысле слова «каменные» дома: сами стены их возведены из почти необработанного камня.
Многие дома нашего города облечены в прочную красивую каменную одежду – броню. Из различных видов камня изваяны украшения – пилястры, колонны, причудливые изображения людей и животных. Поговорим же о некоторых из этих камней.
Иногда, говоря о стойком, твердом человеке, вспоминают камень гранит.
«От скал тех каменных у нас, варягов, кости», – поет заморский гость в опере «Садко», хвалясь силой и крепостью скандинавов. А ведь те серые утесы, которые «выносят волн напор, над морем стоя» на берегах Швеции и Норвегии, – это гранит.
Очевидно, камень этот отличается особенной, чрезвычайной прочностью: недаром зодчие нашего города так любили и любят теперь пользоваться гранитом для своих сооружений.
Гранитом одеты набережные Невы и других рек Ленинграда, и камень вот уже сто с лишним лет выдерживает напор воды. Из гранита сложены быки – устои под нашими большими мостами; и ни вода, ни удары льдин в весеннюю пору не могут повредить им. Да что льдины! Хотите воочию убедиться в твердости нашего гранита, – пройдите к Исаакиевскому собору, подойдите к его западному многоколонному порталу, поднимите глаза. Примерно на середине одной из шестнадцатиметровых колонн, поддерживающих портик, видна неглубокая щербина; сюда во время войны ударил снаряд фашистской пушки. Повстречай он на своем пути кирпичную кладку, – она разлетелась бы вдребезги. Гранитная колонна выдержала страшный удар.
Гранит тверд, очень тверд. Но какой гранит?
Если ты – житель Ленинграда – слышишь слово «гранит», тебе прежде всего вспоминается тускло-розовый, то посветлее, то потемнее, зернистый камень, из которого сложена гранитная одежда Невы.
Такой же красноватый оттенок у многих других гранитных сооружений города. Прямоугольные цоколи конных статуй на Аничковом мосту, стройные опорные столбы знаменитой решетки Летнего сада, шероховатая пирамида фонтана, установленного Воронихиным в сквере против Казанского собора на улице Плеханова, и громадные постаменты, на которых возлежат гигантские сфинксы перед Академией художеств, – все это сделано из гранита розоватого или красноватого цвета.
Но не всегда гранит имеет именно эту окраску. Многоэтажный дом на углу Невского проспекта и улицы Гоголя, знаменитый тем, что представляет собой копию прославленного дворца дожей в Венеции, облицован благородным камнем светло-серого оттенка. Это тоже гранит, серый финляндский или карельский гранит, ломки которого находятся на Карельском перешейке у города Антрэа (теперь – Каменногорск). Странно, что один и тот же камень может быть таким разным по виду. Отчего зависит это?
Это зависит от различного состава обеих пород камня. Розовый гранит – соединение трех минералов: белого, почти прозрачного кварца, темной слюды и розового полевого шпата. Кварц очень тверд; им можно если не резать, как алмазом, то царапать стекло. Слюда, напротив того, минерал очень мягкий; тут наоборот – осколком стекла легко поцарапать слюду. А розовый полевой шпат – иначе ортоклаз – обладает средней твердостью; поэтому и цвет и крепость розового гранита зависят от того, в какой пропорции соединены в нем эти три элемента.
В состав серого гранита входят и кварц и слюда. А вот розовый шпат-ортоклаз заменен в нем другим минералом, серым плагиоклазом. Он тверже, прочнее ортоклаза; прочнее своего красного брата и серый карельский гранит.
Обе эти разновидности постоянно встречаются в Ленинграде. Серым гранитом, в частности, одеты два отличной постройки дома на улице Герцена; в одном – недалеко от арки Главного штаба – помещается Междугородняя телефонная станция. Поискав, вы найдете на главных улицах города немало подобных домов. Все это красивые и сравнительно новые здания.
Серый гранит, придающий нашему городу своеобразный облик, очень любили зодчие начала XX века. Немало наших жилых домов облицовано им, но не они издавна составляют славу Ленинграда. Всемирной известностью пользуются его колоссальные красно-гранитные сооружения, вроде грандиозных каменных набережных, и особенно монументы, выполненные из громадных цельных, как говорят, «монолитных» гранитных глыб.
По всему, что мы узнали, выходит, что гранит – прекрасный и очень твердый строительный материал. Странно, почему же тогда наши соседи финны, обитатели страны поистине «гранитной», много веков живущие среди гранитных скал и разрабатывающие в них каменоломни, почему они именуют его «раппакиви»? Ведь это значит «гнилой камень».
Гуляя по Ленинграду, приглядывайтесь к его гранитным сооружениям. Сначала вы начнете различать разные оттенки этого камня: вы теперь уже будете знать, от чего это зависит. Заметите, что гранит бывает крупнозернистый и мелкозернистый. И, наконец, обнаружите совсем особый вид того же камня. Если его поверхность отполирована, он покрыт по красному фону узором из продолговатых темных глазков разной величины – от крупной горошины до голубиного яйца или небольшой сливы. Из такого глазастого гранита высечены как раз самые крупные монолиты: колонны Исаакия и знаменитый «Александрийский столп» на Дворцовой площади перед Зимним дворцом. Он столь высок, что возносится над крышами окружающих зданий. Вот этот гранит и есть обработанный человеком «раппакиви». Он красив и тверд. А почему же его назвали «гнилым камнем»?
В городе трудно разгадать эту тайну. Но на полях нашей области и особенно в лесах Карельского перешейка попадаются странные валуны. Наполовину это обычные камни, наполовину – груда крупного гравия, или, как говорят техники-строители, «дресвы». Сразу видно, что перед нами камень, доживающий свой век: под действием каких-то причин он распадается на все более и более мелкие частицы.
Вот это и есть «гнилой камень» – раппакиви. Как и всякий гранит, он состоит из нескольких минералов разной твердости. В крошечные трещины между довольно крупными кристаллами кварца, слюды и шпата осенью проникает вода. Зимой мороз превращает ее в лед, и она, расширяясь, разрывает камень. Он распадается на кусочки – «гниет».
Так – в природе. Но то же самое происходит и с сооружениями из этого красивого, неоднородного по своему составу камня. Он покрывается сначала поверхностными, потом все более глубокими трещинами. И, чтобы не превратились в груду «дресвы» прекрасные сооружения, за ними внимательно следят, стараясь захватить опасность в начале. Каждую трещину «флюатируют», заполняют особыми веществами, которые могут, с одной стороны, отвердевать в нерастворимую водой массу, а с другой стороны, – химически прочно соединяться с самим гранитом.
Такова беда гранита. Он красив, но нуждается в постоянном наблюдении и уходе.
Другие камни
Благородный камень – мрамор – родной брат того известняка, которым замощены наши ленинградские тротуары. Он брат и самого обычного мела, с которым вы постоянно имеете дело в школе.
Мрамор – тоже известняк, только природа обработала его в глубине земли большим давлением и сильным жаром. Он стал неузнаваем после этого.
Рыхлая масса мела вся состоит из миллиардов микроскопических раковинок. В куске мрамора все это превратилось в кристаллическую однородную массу. Она хорошо подчиняется резцу скульптора и в разрезе дает красивую одноцветную или пестроокрашенную поверхность.
Мрамор бывает самых разнообразных цветов. Скульпторы обычно пользуются белым или желтым мрамором. Убедиться в этом можно, пройдя по дорожкам Летнего сада, на перекрестках которых белеют мраморные статуи.
Самые богатые, самые роскошные здания Ленинграда украшены и облицованы цветным мрамором.
Красноватый гранит колонн Исаакия красиво выделяется на фоне его серых мраморных стен.
Если же вы хотите увидеть сразу целую коллекцию мраморных плит разных цветов и оттенков, идите туда, где улица Халтурина вливается в простор Марсова поля. Здесь стоит здание, которое так и зовется – Мраморный дворец. И снаружи и внутри его великолепное убранство выполнено из многих сортов и разновидностей этого любимого строителями камня.
Но ценные камни требуют бережного ухода.
Много десятилетий Казанский собор – великое творение Воронихина – стоял запыленный до такой степени, что представлялось совершенно невозможным определить на глаз, каким камнем облицованы его стены, из чего сложены колонны.
Но вот однажды собор оброс строительными лесами и скрылся из наших глаз. А когда леса сняли, мы, ленинградцы, с удивлением увидели: он светлый, наш собор! Он беловато-желтый, как воск!
Что же это за камень?
Справочники говорят: Казанский собор построен из пудожского камня. Пудож – город на нашем Севере, недалеко от Онежского озера. Но вот странность: сколько бы вы ни наводили справок, вы нигде не встретите указаний на какие бы то ни было каменные ломки в его окрестностях. В чем же дело?
А вот в чем: название «пудожский» ошибочно. Красивый камень этот добыт не в Пудоже, а возле Пудости, дачного местечка под Гатчиной, в трех десятках километров от Ленинграда. Его нужно называть не пудожским, а пудостьским. Только и всего. Из этого же камня построен сейчас наружный павильон станции метро «Площадь Восстания».
Недавно отремонтирован и фасад старого корпуса Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. И здесь произошло что-то вроде небольшого чуда. Хмурое, грязно-серое здание вдруг превратилось в очень красивый дом, облицованный светлым камнем, похожим на те подмосковные известняки, за которые Москва получила имя «белокаменной».
Каким же образом удалось отчистить эти строения? Сделали это песком.
Да и в этом нет ничего удивительного. Чистить вещи песком люди привыкли давно. Мокрым песком искони начищали самовары. Ребята на речке нередко предпочитают песок мылу. На флоте тем же песочком матросы всегда «драили» знаменитую морскую «медяшку». Недаром у нас иной раз говорят, что человека «пробрали с песочком».
Но мало кто задумывался над этой удивительной способностью песка очищать все. А ведь дело в том, что среди песчинок множество крошечных острых кусочков кварца. Под давлением они способны сцарапать, соскрести любую грязь, даже ту, которая крепко въелась в очень твердую поверхность. Каменную стену, колонну, гранит набережной десятки лет жгло солнце, овевал ветер, на них годами ложилась едкая фабричная копоть и прилипчивая пыль большого города. Их не отмоешь мылом и мочалкой. Камень не окрасишь, как оштукатуренный кирпичный дом.
И вот вообразите себе пожарный брандспойт, из которого бьет струя не воды, а кварцевого песка. С большой силой несущиеся вперед песчинки образуют гибкую и жесткую скребницу, могучую каменную кисть, способную содрать всю грязь вместе с верхним слоем камня. Работа идет быстро: к перилам набережной подвешена малярная люлька, жужжат электромоторы, клубами дымится и оседает тут же белый кварцевый песок. Каменная скребница действует. И там, где она прошла, в воде канала отражаются сотни метров гранитной набережной, такой чистой и новой, как будто ее омолодили.
