Текст книги "Необыкновенный махаон"
Автор книги: Лев Стекольников
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Антиопа или траурница
… Антиопа, несмотря на скромные свои краски,
уже по величине своей принадлежит к числу
замечательных русских бабочек.
С. Аксаков
Начало августа. В зелени берез и осин уже проглядывают желтые листья. Поспевает голубица и брусника. В густой траве на опушке леса поднимают головы грибы: мягкие, чуть вяловатые на солнце, подберезовики, грубые, изжелта-красные подосиновики и липкие маслята.
Жаркие дни отошли. Комары докучают меньше. Хорошо в лесу!
Давайте-ка встанем пораньше, часов в б утра и пойдем в ближайшую березовую рощу.
День будет погожим. Не зря вечером усердно летали навозные жуки. Эта примета верная – к вёдру.
А роса-то, роса! Крупная, холодная, упругая, словно серебряные ягоды созрели за ночь на кустах и травах. Брюки до колен и рубашка на плечах быстро намокают. Зябко, но приятно.
Вот и роща. Мшистые подушки сочно чавкают под ногами. Птицы молчат, – пора песен миновала.
Но мы пришли сюда не затем, чтобы слушать птичьи голоса, а чтобы увидать первых бабочек антиоп.
Еще в июле мы заметили в этой роще мохнатых, черных с рядами красных пятен гусениц, которые жили высоко на березах. Пора бы уж вывестись бабочкам.
Смотрите, под деревом словно кто-то окропил землю красной краской. В старину суеверные люди считали, что это прошел «кровавый дождь». Но мы-то знаем, что это не «дождь», а просто красная жидкость, которую выпускают некоторые виды бабочек при выходе из куколок.
А вот и антиопа!
На кочке, одетой серебристо-белым лишайником, сидит крупная бабочка, широко раскинув прекрасные темные крылья.
Рассмотрим ее внимательно, но нет нужды заново описывать ее. Еще сто лет тому назад это сделал С. Т. Аксаков.
Предоставим ему слово:
«Темно-кофейные, блестящие, лаковые ее крылья, по изобилию цветной пыли, кажутся бархатными, а к самому брюшку или туловищу покрыты как будто мохом или тоненькими волосками рыжеватого цвета, края крыльев, и верхнего и нижнего, оторочены бледно-желтою, палевою, довольно широкою зубчатою каемкою, вырезанною фестончиками; такого же цвета две коротеньких полоски находятся на верхнем крае верхних крыльев, а вдоль палевой каймы, по обоим крыльям, размещены яркие, синие пятнышки…»
Не правда ли, какое подробное и яркое описание!
Действительно, антиопа – одна из самых крупных наших бабочек. Размах ее крыльев доходит до 70 миллиметров.
Подобно крапивнице, она зимует и начинает летать у нас с первыми весенними днями, причем золотисто-желтая кайма ее крыльев выцветает за зиму добела.
Но основное время лёта антиопы – август. Летает она быстро и высоко, – поймать эту бабочку трудно. Лучше всего найти ее рано утром, только что вышедшую из куколки. Тогда и сачка не надо – берите осторожно рукой – и всё. Так я и добыл себе прекрасный экземпляр антиопы, который вот уже тридцать лет украшает мое собрание бабочек.
Вредна ли антиопа? Ведь гусеницы питаются листвой берез и осин.
Нет, вредителем антиопу назвать нельзя. Никогда не замечалось массового размножения этого вида. К тому же лиственные деревья значительно лучше переносят оголение сучьев, чем сосна или елка. Известно, что тополя, например, можно совсем лишить листвы, и они выживут, только за лето не нарастят годовых колец древесины.
Так что смело берите под защиту прекрасную бабочку антиопу, так оживляющую наш родной пейзаж.
Где березы, – там и она.
И если березу называют русским деревом, то и антиопу-траурницу следует считать русской бабочкой. Кстати, так и называет ее С. Т. Аксаков.
Необыкновенный подарок
Китайскую деревню покидая,
Ты не забудешь, может быть, вовек,
Что всюду был – от Праги до Китая —
Желанным гостем русский человек.
П. Комаров
В бою за деревню Фушань капитан Федор Кузьмич Шилко спас из горящей фанзы старого седого Сюе Ляна.
Однажды утром, когда капитан со своей ротой отдыхал у подножия сопки, поросшей золотым осенним дубняком, к нему пришел спасенный китаец и молча положил в руку Федора Кузьмича маленькую круглую коробочку.
– Спасибо, отец, – сказал ему Шилко. – Буду в ней держать пуговицы и тебя вспоминать.
Капитан приоткрыл коробочку. На дне ее лежало нечто, похожее на семена редиски.
– А, понимаю! – воскликнул он. – Ты хочешь, чтобы я посадил эти семена в России. Это, наверно, цветы… – и капитан, взяв со дна «зернышко», хотел уже показать, как он будет сеять неизвестное растение у себя на родине, но Сюе Лян забеспокоился, положил «зерно» обратно в коробочку и ушел, укоризненно покачивая головой.
Но через полчаса он вернулся, ведя за рукав штабного переводчика, который, улыбаясь, сказал Федору Кузьмичу:
– Сюе Лян хочет видеть на вас, капитан, белую гимнастерку из китайского шелка…
– Чесуча, чесуча, – произнес старик.
– Да, костюм из чесучи, – продолжал переводчик. – В этой коробочке лежит грена шелкопряда. Это очень хороший шелкопряд. Сюе Лян сам вывел эту породу. Гусениц можно выкормить листьями березы.
Шилко стал отказываться, уверял старика, что ему не справиться с воспитанием шелкопряда, что у него нет на это времени, но китаец стоял на своем.
– Русский капитан спас мне жизнь, – объяснял он через переводчика, – а потому дарю ему самое ценное, что у меня есть. Пусть он привезет грену своей семье. Пусть жена и дети займутся шелкопрядом.
– У меня нет жены и детей, – возразил Шилко, но китаец был, видимо, уверен, что уговорит капитана.
– До весны, – строго говорил он, – надо держать грену в холоде. Весною следует вынести гусениц в корзине в дубняк или березняк…
Федор Кузьмич невольно заинтересовался.
– Они же расползутся, – заметил он.
– Они умные и не убегут, – ответил китаец.
И ничего не оставалось капитану, как только принять необыкновенный подарок.
А через три дня Шилко был тяжело ранен и контужен. В бессознательном состоянии отправлен он был для лечения в Россию. И всю зиму 1945/46 года чемодан его пролежал на складе военного госпиталя. И никто не знал, что на дне чемодана благополучно перезимовывала грена шелкопряда.
Пришла весна. Первая мирная весна. И, наконец, выздоровев, капитан Шилко стал разбирать свои вещи перед отъездом домой.
Как и его владелец, чемодан Федора Кузьмича проехал много дорог. Трясло его основательно. Капитан открыл крышку и ахнул.
Все в чемодане перемешалось. Старая портупея, ворох писем, фотографий, куски мыла, лиловые зерна гречневого концентрата, пустой флакон из-под одеколона, обрывки газет, изломанные папиросы… И среди этого хаоса ползало несколько десятков крохотных темно-бурых, с красноватой головкой, гусениц.
Шилко схватился за голову – он все вспомнил:
– Что я с вами делать буду? Вы же голодные! Он захлопнул крышку и, тяжело опираясь на палку, пошел в госпитальный сад. К счастью, там были и дубы и березы. Капитан нарвал целую охапку листьев и, отдуваясь, вернулся в свою палату.
– Что с вами? Зачем это вы? – встретил его встревоженный врач.
Шилко засмеялся:
– Нет, я в своем уме. Это не последствия контузии. Не беспокойтесь!
И он рассказал врачу о шелкопряде.
Нелегкая была задача – собирать гусениц, блуждающих среди разного хлама. Целый час возился с ними Федор Кузьмич.
Наконец чемодан был очищен и заполнен листьями. Гусеницы с жадностью принялись за еду. Китаец был прав. Расползаться они и не пытались.
– Отдайте их юннатам, – посоветовал врач.
– Нет, – ответил Шилко, – знаете, я теперь почему-то верю, что это очень ценная порода шелкопряда. И долгом своим считаю отдать их только хорошему ученому институту.
Через неделю, когда капитан сел в поезд, гусеницы заметно подросли. Они уже перенесли первую линьку и были не черными, а зелеными. На каждой большой станции, к удивлению пассажиров, Шилко бегал за кормом для своих воспитанниц. Он шутя говорил потом, что оголил все лиственные деревья вдоль великой сибирской магистрали… Дня через три после приезда Федор Кузьмич со своим плотно населенным чемоданом отправился в одно из научных учреждений.
Ученый энтомолог рассеянно выслушал капитана, потом поглядел на гусениц и сказал:
– К сожалению, товарищ капитан, этот шелкопряд большого интереса не представляет. Особенно у нас, на севере. На юге и в средней полосе России дубовый шелкопряд разводится уже с 1937 года. И успешно. А под Ленинградом его разводить невыгодно. Болеет, не выносит климата. Жаль, конечно, но вы напрасно везли его сюда, за десять тысяч верст. Грена имеется на любой гренажной станции.
Шилко помрачнел, подумал и ответил:
– Я не ученый, но вы меня не разубедите. Я верю, что китаец подарил действительно ценную породу шелкопряда.
Энтомолог развел руками, а капитан захлопнул чемодан и вышел на улицу сердитый и расстроенный. Он так углубился в свои мысли, что не услышал, как вслед за ним из дверей учреждения выбежал молодой человек и окликнул его:
– Товарищ Шилко!
– Я, – по военной привычке ответил капитан.
– Профессор просит вас вернуться.
– Я должен извиниться перед вами, – сказал ученый. – Одно обстоятельство, на которое я не обратил вначале внимания, говорит в вашу пользу. Вы в самом деле получили грену осенью?
– Да, и она зимовала вот в этом чемодане.
Энтомолог вновь, на этот раз очень внимательно, начал рассматривать гусениц.
На рисунке: вверху – большая перламутровка (гусеница внизу), пестрянка луговая (гусеница внизу); нише перламутровка аглая, перламутровка малая.
– Дело вот в чем. В стадии яйца зимует не китайский, а японский шелкопряд. Но это гусеницы китайского дубового шелкопряда. Неужели безвестный китайский крестьянин вывел породу, зимующую в стадии яйца? Ведь над получением этой породы давно работают наши ученые. Очень интересно! С вашего разрешения, мы отправим этих гусениц на опытную станцию.
Шилко вздохнул с облегчением.
Через два месяца Федор Кузьмич получил письмо.
«Уважаемый товарищ Шилко! – писал ему профессор. – Ваши гусеницы вели себя замечательно. Они оказались абсолютно невосприимчивы к обычным болезням шелкопряда. К этому надо прибавить удивительную их всеядность и способность переносить резкие перемены нашего капризного климата. Поздравляю и благодарю вас. Надеюсь, что недалеко то время, когда под Ленинградом будут шелководческие колхозы»…
Колибри мира насекомых
– Колибри? Вот необыкновенное имя!
Это, помнится, в Африке бывают такие насекомые.
И. С. Тургенев
Поправим тургеневского лейтенанта Ергунова. Колибри – это крохотные птички, яйца которых не больше горошины. Они живут в Южной Америке; питаются, подобно насекомым, нектаром цветов и сверкают, как самоцветы, под лучами тропического солнца. Недаром, описывая красоту и блеск южных стран, путешественники не забывают вспомнить колибри. Но неужели наша северная русская природа лишена ярких «самоцветных» красок?
Нет, есть и у нас в природе слепящие краски, только искать их надо не в мире пернатых, а в мире насекомых – у бабочек.
Что же это за бабочки?
Пойдемте в середине лета по сельской дороге, бегущей среди клеверных полей и сырых лужков, поросших щавелем.
Все травы в цвету. Воздух густ и синь от душистых испарений. А солнце слепит глаза и припекает плечи. Курчавые, серебристо-белые «облака хорошей погоды» рядами поднимаются из-за дальнего леса. Поют жаворонки. И, словно голубые и красные искры, кружатся над головками клевера какие-то маленькие бабочки. Это голубинки и огнянки. Примечательно, что только самцы этих бабочек обладают блестящей окраской крыльев. Самка «одета» более скромно. Она пятниста или темно-коричнева.
У нас, на севере, из голубянок встречаются чаще всего три вида: весенняя голубка, летающая в конце мая и в июне, икар, встречающийся с весны до осени, и коридон, который довольно редок. Все три вида очень схожи. Весенняя голубка обладает светло-синими крыльями. У икара окраска шелковисто-голубая, с красноватым отсветом. Коридон – серебристо-серый, с голубым отливом. Он несколько крупнее икара и весенней голубки. Кроме того, на нижних крыльях у него чуть заметны черные пятна.
Из рода огнянок у нас часто встречаются два вида: огнянка и червонец огненный. Огнянка красновато-золотая, с угловатыми черными пятнами. Она очень мала. Великолепен самец червонца. Недаром у этой бабочки так много имен: золотая птица, золотая дева, червонец огненный, червонная бабочка.
Как горит она, когда сидя на лиловой корзинке луговой астры, расправляет свои крылья цвета красного золота!
Но торопитесь поймать ее в начале июля. Золотая птица очень нежна, и во второй половине лета встречаются только рваные, потертые экземпляры.
Голубянки выводятся на клевере, а огнянки – на щавеле. Вредители ли они?
Нет, вред, причиняемый ими, незначителен. Куда больше от них пользы.
Эти маленькие бабочки, неутомимо перелетая с цветка на цветок, способствуют перекрестному опылению растений, особенно клевера.
Короткие, мокрицеподобные гусеницы голубянок и огнянок живут очень скрытно.
Мне, например, еще не удалось их найти, чтобы вывести этих бабочек дома.
Ловить их нетрудно. Голубянки любят в жаркие дни садиться возле луж на дороге. Там их можно часто видеть в компании с капустницами и боярышницами.
Вот, значит, каковы «колибри мира насекомых».
Желтушки
6 декабря 1832 года один из кораблей английского флота находился у восточных берегов Южной Америки.
Солнце клонилось к западу. Атлантический океан мерно дышал, покачивая на своей груди стройный трехмачтовый бриг.
Было жарко. Паруса едва круглились под слабым ветром.
– Не захватило бы нас штилем. Где мы сейчас? – спросил у капитана стоявший с ним на мостике молодой человек.
Капитан опустил подзорную трубу:
– Мы находимся уже в десяти милях от залива Сан-Блас, Чарлз. Разве вы не заметили, что мутные воды Ла-Платы сменились иссиня-зелеными волнами Атлантики?
– Да, я это заметил, – ответил молодой человек.
На вид ему можно было дать не больше двадцати трех лет. Он не был моряком, но открытое загорелое лицо его дышало умом и энергией.
– Что это? Смотрите! – вдруг закричал Чарлз, указывая на запад.
Огромная желто-черная туча тяжело поднималась из-за горизонта и ползла в сторону корабля.
– Все наверх! – загремела команда.
– Прикажите убрать паруса, сэр!. Это, наверно, шквал! – закричал помощник капитана, лейтенант Джон Уикем.
Капитан молчал, не отрывая глаз от трубы.
Туча быстро приближалась. Скоро стал слышен странный шорох.
«Не саранча ли?» – подумал Чарлз.
Но что это! Туча разорвалась на части, а в океан и на палубу корабля посыпались тысячи и тысячи крылатых существ.
– Идет снег из бабочек! – закричали матросы.
– Что это за бабочки? – спросил капитан.
– Они очень сходны с европейской бабочкой Colias edusa, – определил натуралист.
– Но здесь не только бабочки! – заметил Джон Уикем. – Вот и жук с ними в компании.
– Да… но больше всего тут бабочек рода Colias, – ответил молодой человек.
– Опишите этот феномен, – посоветовал капитан.
– Обязательно! – сказал Дарвин, ибо это был он, а корабль назывался «Бигль», а командовал им славный моряк Роберт Фиц-Рой.
А бабочки?
А бабочки, удивившие команду «Бигля», были желтушки, близкие к тем, что часто летают в окрестностях Ленинграда.
Стремление образовывать рои свойственно не только им, но и репейницам. Не потому ли они и сумели расселиться чуть ли не по всему земному шару?
Чаще всего у нас встречается луговая желтушка. У нее желтые с черными краями крылья, окруженные красной бахромкой. Голова и грудь одеты серовато-розовым пухом, а на исподе задних крыльев имеется серебристое пятно, похожее на широкую восьмерку. И когда я вижу бабочку-желтушку, то всегда вспоминаю случай с Дарвином у берегов Южной Америки сто двадцать с лишним лет назад.
Волнянки
Стоял один из вечеров середины июля, когда городская духота кажется особенно нестерпимой.
Небо затягивалось синими тучами.
Возвращаясь домой с работы, я пошел вдоль берега Невы. Обычно пустынная набережная у Фарфорового завода была заполнена гуляющими. Жара выгнала из квартир даже заядлых домоседов. Только-только отошли белые ночи. С грохотом катились трамваи, мчались автобусы, оставляя позади тяжелый запах бензина. В саду играла музыка – там танцевали…
И, не обращая внимания на весь этот шум, свет, тесноту и движение, тысячи белых существ, похожих на комочки плотно сбитого пуха и ваты, продолжали свою игру вокруг старых развесистых тополей. Вверх – вниз, вверх – вниз…
– Массовый лёт! – угрюмо сказал высокий мужчина, стоящий у парапета.
Я подошел к нему и узнал знакомого техника по озеленению. Мы поздоровались.
– Говорил начальству, что нужно повторно обработать деревья гексохлораном, – не поверили. И вот результат, – сердито говорил он. – Не примешь мер, так в будущем году гусеницы ни листика не оставят, подлые!
Сказав это, он резко взмахнул рукой, поймал бабочку и, с силой бросив ее на землю, раздавил каблуком.
Я тоже поймал бабочку. По тельцу, облепленному белым пухом, по полупрозрачным серебристым крыльям тотчас узнал ивовую волнянку.
– Где-то читал, что в жизни насекомых, – сказал техник, – бывают периоды массового размножения какого-либо вида. Есть даже такой термин: «волна жизни». Вот и этих бабочек подняла на гребень «волна жизни». Наверно, условия для развития гусениц были особенно хорошими в этом году…
Темнело. Приближалась гроза. Уже погромыхивало. Казалось, что пахучий воздух насыщен сухой пыльцой волнянок – даже в горле першило.
– Что ж, и с «волной» справимся, – заметил я.
– И гроза поможет, – ответил техник, прощаясь.
Упали первые тяжелые капли. Я поспешил домой. Едва вошел в квартиру, как зашумела непогода, ударил гром, рванул ветер и хлынул косой дождь.
…А утро было свежее, ясное и тихое. На примятых газонах, на гравийных дорожках – везде лежали волнянки, побитые грозой. Иные плавали в лужах, иные были втоптаны в грязь прохожими. Ливень смыл с них пыльцу, и крылышки стали совсем прозрачными.
Здорово потрепала их буря. Пожалуй, что и «волна жизни» пошла на спад.
«Уж не потому ли, – думал я, – что появляются они волнами, русский народ назвал их волнянками?..» Мне не было жалко побитых грозой волнянок.
Я любовался высокими, посвежевшими, словно помолодевшими деревьями и пил полной грудью сладкий чуть терпкий запах тополиных листьев.
Адмирал и павлиний глаз
Есть в осени первоначальной Короткая, но дивная пора:
Прозрачный воздух, день хрустальный, И лучезарны вечера…
Ф. Тютчев
Мое собрание бабочек размещено в десяти ящиках. С первого взгляда привлекает внимание ящик, на котором наклеена этикетка: «нимфалиды».
Действительно, здесь собраны самые яркие, самые пестрые бабочки. Не один раз мои знакомые, увидя этот ящик, говорили мне: «Сразу же видно, что эти бабочки привезены вами из далеких путешествий. Ведь у нас не летают такие красивые!..»
Немалого труда стоит мне разубедить их, объяснить, что красивейшие бабочки из семейства нимфалид, а именно адмирал и павлиний глаз, совсем не редкость на севере. И более того, – что адмиралы летают нередко в самом Ленинграде. Например, в аллеях на Каменном острове они всегда кружатся над клумбами в ясные дни «осени первоначальной».
А бабочка павлиний глаз, находящаяся в моем собрании, поймана мною на тротуаре в самом центре города.
Дело в том, что та самая прозаическая жгучая крапива, на которой выводятся общеизвестные крапивницы, служит кормом гусеницам адмиралов и павлиноглазок.
Сперва расскажу об адмирале.
Свое имя эта бабочка получила за широкую красную полосу, пересекающую наискось каждое переднее черно-коричневое крыло[4]4
В старину моряки в чине адмирала носили поверх мундира, через плечо, красную шелковую ленту.
[Закрыть]. Эта полоса в сочетании со снежно-белыми пятнами, расположенными на вершинах крыльев, и создает характерную окраску бабочки.
Полет адмирала я бы назвал «бурным». Неожиданно появится он откуда-то сбоку, из-за деревьев, сверкнет на солнце красной лентой, перемахнет через дорогу, взовьется свечой в небо и… пропадет, только его и видели. А ты стоишь, глядишь в пустой воздух и думаешь, – не почудилось ли? Адмирал, как и крапивница, зимует. Ранней весной вылетают из убежища выцветшие, потертые бабочки. А вторично они появляются осенью; уже в конце июля можно встретить свежие экземпляры.
Бабочка павлиний глаз также широко распространена по Советскому Союзу. Я видел ее даже под Комсомольском-на-Амуре.
Каждое из вишнево-красных крыльев несет на себе большое, многоцветное, яркое пятно, называемое обыкновенно «глазом». Особенно красивы «глаза» на передних крыльях, где сочетаются желтые, красные, бурые, черные и синие тона.
Кажется, что это далекий пожар отразился в круглом лесном озере. А пять маленьких голубых пятен, лежащих вдоль зубчатого края каждого верхнего крыла, блестят, как пять брызг чистейшей воды.
Жаль только, что вишневая окраска крыльев скоро выцветает и принимает кирпичный оттенок.
Где чаще всего можно встретить у нас в Ленинграде эту бабочку? Заросшие крапивой и лопухами пустыри, свалки, железнодорожные насыпи, обочины дорог – вот ее излюбленные места обитания. Часто любит она садиться на нагретые солнцем крыши, на рельсы, на шпалы и просто на булыжники мостовой – причудлив нрав у нашей красавицы!
Ни адмирал, ни павлиний глаз не являются вредителями. Поэтому я советую молодым собирателям не слишком увлекаться ловлей этих бабочек, чтобы из «собирания» не получилось «истребления».
Поймав по хорошему экземпляру для коллекции, наложите запрет на этих бабочек.
Бабочек-вредителей – капустниц, боярышниц, озимых совок, волнянок – не только можно, а и должно ловить в любом количестве, но оберегайте красоту нашей родной природы; пусть чаще залетают в наши сады чудесные нимфалиды – адмиралы и павлиньи глаза.
