Текст книги "Александр Александрович Формозов (1928–2009). Послесловие"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Понявши мотивы старшего коллеги и солидаризовавшись с ним, Формозов, уже будучи старше тогдашнего Крачковского, признаётся: «Строгость и требовательность Крачковского мне близки и понятны, и, тем не менее, я не смог бы ни выступить, как он, ни голосовать против.… Я бы ещё поколебался, если бы обсуждалось – издавать или не издавать написанную им книгу. Но диссертация, учёная степень… Это ведь вопрос зарплаты, куска хлеба, не более. Нет, моя рука не поднялась бы не только на слепого ориенталиста, но и на малоприятного мне черносотенца Михаила Найдёнова с истфака МГУ (студенческое прозвище – «Власть тьмы»). Что ни говори, эти люди отдали своё здоровье за нас, и мы перед ними в долгу»[17]17
  Там же. С. 108.
  При публикации этой работы А.А. Формозова, я счёл возможным дать такую справку, и А.А. её принял: «Михаил Емельянович Найдёнов (р. в 1918 г.) – доктор исторических наук, профессор исторического факультета МГУ, лауреат Ломоносовской премии. В августе 1941 г., воюя на фронте в звании политрука батальона, подняв однополчан в атаку, был ранен, в результате чего ослеп, но вывел своё подразделение из окружения (Орден Ленина, 1941)».


[Закрыть].

Так что не был Александр Александрович таким уж фанатичным критиком, каким он представляется в паре мест очерка Л.С. Клейна.

Соответствующие эпизоды истории науки, надо сознаться, не более чем частные случаи утвердившегося в нашем обществе служебного, гражданского этикета. Говорят за глаза, а порой и в глаза друг другу и враг врагу всю правду, но писать об этом нельзя. «Какбычегоневышлистенки» – так, кажется, писал про это Евтушенко.

Ещё маленький пример. Я рецензировал для «Российской археологии»[18]18
  См.: Щавелев С.П. [Рец на кн.:] А.В. Жук. Василий Алексеевич Городцев в рязанский период его жизни, службы и научной деятельности. Омск.: Изд-во ОМГУ, 2005. 536 с. // Российская археология. 2009. № 1. С. 184–185.


[Закрыть] книгу омского археолога А. Жука о В. А. Городцове . Процитировал объяснение автора, что в Отделе письменных источников Государственного Исторического музея его не допустили к фонду Городцова «в самой невежливой форме». При публикации рецензии этот пассаж сняли. Слишком личное будто бы. Сотрудницы ОПИ могут обидеться. А ведь они в данном случае – прямые вредительницы, мешают исследователям работать с документами. Ну, ладно, может быть, визит Жука пришёлся на какой-то аврал с фондами. А ведь и мне лет за десять до Жука г-жа Н.Б. Стрижова, заведующая читальным залом ОПИ ГИМ, упорно не выдавала переписку Самоквасова, утверждая, будто её у них нет. В абсолютно спокойной с фондами обстановке. Только случайно, в её выходной мне вынесла эти дела молоденькая практикантка[19]19
  См. публикацию этой архивной коллекции: Археология, история и архивное дело России в переписке профессора Д.Я. Самоквасова (1843–1911) / Составление, вступительная статья и комментарии С. П. Щавелёва. Курск, изд-во Курского гос. мед. ун-та, 2007. 508 с., илл.
  Порой мышиная возня конкурирующих в науке инстанций оборачивается некоторой пользой для неё. Так вышло с мемуарами графини П.С. Уваровой, которые были опубликованы в Москве одновременно дважды, потому что некие учёные дамы (включая вышеупомянутую Н.Б. Стрижову) не смогли договориться о сотрудничестве. См. мою рецензию на эти издания: П.С. Уварова П.С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни. М., Изд-во им. Сабашниковых, 2005. 296 с.; П.С. Уварова П.С. Былое. Давно прошедшие счастливые дни. Труды Государственного Исторического музея. Вып. 144. М., 2005. 336 с. // Вопросы истории. 2007. № 3. С. 170–172.


[Закрыть]. Это что, наше личное с Жуком дело? Частный случай? Конечно, нет, и именно про это думал Формозов, клеймя Шера и т.п. слишком оборотистых коллег.

Аргумент Л.С. Клейна насчет «элементарного выживания» в науке, с одной, житейской стороны убеждает (все мы в таком положении!), а с другой – по большому, формозовскому счёту – нет. Почему выживать, искать работу, кормить детей и т.п. нужно именно за счёт науки? Шёл бы тот же Шер или кто угодно другой в экспедиторы или другие хозяйственники… Компьютером он владеет профессионально, а системные администраторы давно у нас нарасхват. Туда, где «выживание» не столь прямо сказывается на содержании профессиональных занятий.

Обсуждению фигуры Шера вообще уделено слишком много места в историографических работах и Формозова, и Клейна. Для обоих это явно больная тема. Мотивы разные. Для А.А., сколько я помню наши с ним разговоры, всё с Шером началось с того, как тот в одном из писем к нему назвал А.П. Окладникова «бандитом» или как-то ещё в этом роде. А потом, когда попал в тяжёлую ситуацию, переехал «на территорию академика», предпочёл об этой характеристике прочно забыть. Для Формозова такая переменчивость была абсолютно неприемлема. В дальнейшем он и видел во всей деятельности Шера, действительно научно небесполезной, только негатив, обходил молчанием какие-то его достижения.

Аргументация Я.А. Шера относительно сибирских центров науки в очерке Л.С. Клейна воспроизведена, а формозовская опущена. Между тем и А. А., пусть сквозь зубы, в своих книгах признавал организационные свершения А. П. Окладникова, охватившие новые просторы Евразии археологическим вниманием. Но Формозов отмечал и негатив: разрыв научных связей (мало кто теперь присылает из провинции в московский Институт авторефераты, монографии; в СССР был закон обратного действия – о рассылке всех вышедших книг по субъектам Федерации через центральный коллектор научных библиотек, но эта практика за Перестройку канула в лету). Вместо узких специалистов в рецензенты и оппоненты приглашают удобных знакомых – и Формозов иллюстрирует это на примере Окладникова и его окружения. Разве это не так? Конечно, не только этот академик этим грешил, но ведь и он в большой степени.

Насчёт положения дореволюционной археологии между историей и этнографией. Палеоэтнологическая школа – не единственная представительница археологии до и после революции. Медленно, но верно вызревало и историческое направление, которое в итоге победило (с присвоением естественнонаучных трофеев соперников). Разве корифеи из ряда Уварова, Самоквасова, Спицына, Городцова и многих т.п. этнологизировали археологию? Отчасти. В ещё больше степени они её историзировали. Уваров искал в курганах летописных мерян, а своих учеников разослал разведывать поречья, маркированные «Повестью временных лет» как места обитания восточнославянских объединений. Самоквасов подыскивал археологические памятники для всех народов, упоминавшихся в письменных источниках применительно к Восточной Европе начиная с поздней античности. Киммерийцы, скифы, сарматы, гунны, славяне, хазары, следующие кочевники. Другое дело, что далеко не все его гипотезы подтвердились. Спицын совместил археологическую карту с этнонимией нашей начальной летописи. Городцов выделил археологические корреляты расселения индоевропейцев. Всё это в первую очередь – история, а потом уже этнология.

Формозов отмечал оба течения. Ему одинаково дороги и Жуков, и Арциховский.

«Работы» об А.С. Уварове и об Ефименко. Это статьи и в списке литературы к очерку их нет. Читатель будет запутан. А ведь такие же по объёму статьи А.А. успел опубликовать про Милюкова, Киселева, Фосс, Равдоникаса, Пассек, Цалкина, Воронина (См. формозовскую библиографию, в том числе в курском издании его «Статей разных лет», в настоящем издании). В разбираемом очерке пропущено и два издания его книги об исследователях древностей Московского края, а также улучшенное переиздание его книги о Пушкине. Короче, я бы пополнил библиографию к очерку. Тогда вклад А.А. Формозова в защиту, изучение, пропаганду русской культуры представится более полно и объективно. А то всё скандалы, да скандалы. А не они главное в его биографии.

«Формозов как теоретик». Этот раздел вышел аморфным – в нём, на мой взгляд, спутаны понятия. Прежде всего – теории и методологии. Теория, как известно, описывает и объясняет объект. А методология следит за работой субъекта и обобщает его опыт познания и действия. Одно дело идея (одна-единственная) локальных культур в палеолитоведении. Это идея теоретическая, относящаяся к предмету изучения. К историографии археологии, к которой вскоре переходит автор биографического очерка, она отношения не имеет.

Далее говорится о позитивистской установке Формозова. Это основа методологии его мышления. Причём далеко не только его, но и абсолютного большинства российских археологов. По крайней мере, в той интерпретации позитивизма, что приводится Львом Самуиловичем в его очерке. Теорию опять же в своём большинстве они молчаливо игнорируют. Например, замечательную книгу Л. С. Клейна «Археологические источники» прочитал в московском Институте археологии, по моим наблюдениям, едва ли не один только Андрей («Стива») Михайлович Обломский[20]20
  В этом предположении меня поправила М.В. Андреева из того же Института археологии: «Думаю, что Вы не правы, объявив Клейна «не читаемым москвичами теоретиком». И «Источники» и «Типология» (плюс «Классификация» клейновского ученика Колпакова) необходимы любому археологу-профессионалу независимо от места жительства. Так сказать, уровень «Basic». А многое из написанного Л.С. ещё ждет своего часа – и ох, как понадобится» (М.В. Андреева – С.П. Щавелёву. 13 января 2011 г.).
  Видимо, я погорячился, утверждая «почти никто не читал». Но думаю, что уже не ошибусь, уточнив: «Мало кто читал» (работы по теории из тех, кто сам копает памятники и пишет о них).


[Закрыть]. Насколько это обогатило его поразительные штудии по раннеславянской археологии, надо бы поинтересоваться у Стивы.

Короче говоря, люди предпочитают работать по специальности. А не говорить о работе. Точно так же Формозов несколько раз писал, что всякие модные словечки вроде парадигмы, консеквенции и т.п. ничего не дают археологам-практикам. Это по части Шера и иже с ним. А что, разве не так?

Перед нами часть общей проблемы «Философия и наука». В мою бытность аспирантом философского факультета ЛГУ профессор соседней кафедры философии для естественных факультетов Валерий Павлович Бранский хвастался, что по его монографии «Синтез релятивистских и квантовых принципов» было сделано физическое открытие… «Гнал», конечно. Никто из советских физиков и не слыхивал ни про какого Бранского. Евреи, как известно, вообще склонны к теоретизации. Достаточно вспомнить К. Маркса и многих, многих других. Основатель социологии науки в США и до сих классик этой отрасли знания Роберт Кинг Мертон по паспорту Мейер Школьник. Причем я лично высоко ценю наклонность к теории, живо интересуюсь всеми этими штудиями и по роду службы, и вообще. Только к соответствующим наукам они прямого отношения не имеют[21]21
  Подробнее аргументацию этого тезиса см., если угодно: Щавелёв С.П. Историческое познание и ценности практики // Наука глазами гуманитария / Отв. ред. В.А. Лекторский. М., Прогресс-Традиция, 2005. С. 501–522.
  А применительно к археологии: Щавелёв А.С., Щавелёв С.П. Историческая археология: эпистемологический анализ // Социальная эпистемология: идеи, методы, программы / Под ред. И.Т. Касавина. М., «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. С. 363–384.


[Закрыть]. В своё время А.С. Лаппо-Данилевский заставлял всех студентов-историков Петроградского университета слушать свой спецкурс по неокантианству. Они покорно ходили, но в мемуарах плевались, открещивались. Вердикт их был такой: «Заниматься методологией всё равно, что доить козла»[22]22
  Цит. по: Панеях В.М. Творчество и судьба историка. Борис Александрович Романов. СПб., 2000. С. 378.


[Закрыть]… Поэтому, зачисляя Формозова в теоретики, мы в чём-то упрощаем его образ. Тем более сложно связывать его «теоретические» установки с особенностями его характера, попытка чего предпринимается в очерке.

«О характере Формозова писано немало». «Писано» на самом деле мало, больше сказано. За глаза, в кулуарах.

«Грозный Судия». У Лермонтова судия, кажется, с маленькой буквы. Тем более тут не стоит ставить заглавную, чтобы не демонизировать излишне образ А.А.

Наконец, выскажусь о библиографии. В трудах Л.С. Клейна она обычно откалибрована, но в данном случае есть прорехи, связанные с проблемами комплектования наших библиотек, даже центральных академической литературой.

В конце очерка стоит добавить, что ответить критикам из «Российской археологии» на страницах того же органа Формозову не дали. Его ответ был подготовлен, но заранее отвергнут руководством журнала. Ответ этот был опубликован в Курске:

• Формозов А.А. К спорам о моих публикациях 2004–2005 годов // Формозов А.А. Статьи разных лет. Курск, 2008. С. 49–70.

Не примите за тщеславие, но я действительно горжусь тем, что когда А. А. перестали печатать у себя в Институте, мне удалось выпустить несколько его работ в Курске. Эти книжки, конечно, много скромнее по тиражу (150, 300 экз.) и полиграфии, чем те, которые он потом выпустил за свой счёт в Москве, но они заполнили паузу, позволили ему высказаться публично. Курские издания были разосланы во все крупные библиотеки страны и розданы десяткам специалистов, так что были услышаны. Ещё больше их электронных копий ушло по интернет-адресам и было выложено на ряде электронных ресурсов для всеобщего сведения. Поэтому я бы дополнил ими библиографию к очерку. В ней фигурируют только:

• Формозов А.А. Рассказы об учёных. Курск, Курский государственный медицинский университет, 2004. 124 с., илл.

А ведь были и такие:

• Формозов А.А. Историография русской археологии на рубеже XX–XXI веков (Обзор книг, вышедших в 1997–2003 гг.). Курск, Курский государственный университет, 2004. 68 с., илл.

• Формозов А.А. Статьи разных лет. Курск, Курский государственный медицинский университет, 2008. 132 с., илл.

К ним примыкает моя брошюра:

• Щавелёв С.П. Новые книги А.А. Формозова по истории и теории русской археологии (2004–2005 гг.). Курск, Курский государственный медицинский университет, 2006. 19 с.

В этом издании я пытался в меру сил отвести обвинения, предъявленные А. А. в «Российской археологии». И не только я выступил тогда на защиту А.А. Писатель Пётр Алешковский (сам в прошлом археолог и сын известно археолога Марка Хаимовича Алешковского) в самой официозной «Российской газете» написал, что перед нами «высокопорядочное чтение». В сборнике РГАДА «Архив русской истории» (М., 2007) большую статью в том же апологетическом духе поместила известный историк А.Л. Хорошкевич. В популярной среди остатков нашей интеллигенции «Новой газете» взяла Формозова под защиту не менее известная М.О. Чудакова. Молодёжь (студенты, аспиранты, мнс-ы) восторгались в Интернете формозовскими книжками об ученых и науке (Подборку этих отзывов я привел в своём послесловии к курскому изданию «Статей разных лет» А.А).

В этой последней брошюре, между прочим, перепечатана моя рецензия на одну из последних книг А.А. —

• Формозов А.А. Древнейшие этапы истории Европейской России. М., Наука, 2002. 154 с., илл. (Научно-популярная литература).

Впервые эта рецензия вышла в «Вопросах истории», 2004. № 3. В своём отзыве я констатировал, что перед нами по сути дела первое выполненное на современном уровне введение в изучение отечественной истории. Аналогов ему я не вижу до сих пор. Мало и редко кто из специалистов занимается популяризацией, тем более на столь синтетичном уровне. «Береста» Янина, «Кентавры» Клейна или же некоторые т.п. очерки хоть и великолепны сами по себе, но частичны, специальны по своей тематике. Обойти эту обобщающую книжку А. А. в итоговом очерке о нём несправедливо. Этой работой он показал, что уйдя из профессионального палеолитоведения, прилежно следил и обдумывал новые открытия своих коллег. То есть продолжал заниматься новейшей историографией своего раздела науки о древностях.

Кстати сказать, столь же пристально он интересовался и историей Руси-России в Средние века. Это увлечение «выстрелило» в двух случаях.

Во-первых, именно с предисловием А.А. Формозова было впервые опубликовано (в виде фрагмента) в журнале —

• Вопросы истории. 1992. № 6–7. С. 96–103 – скандально знаменитое исследование А.А. Зимина про «Слово о полку Игореве»[23]23
  В недавно опубликованном сборнике материалов известной полемики вокруг интерпретации «Слова» А.А. Зиминым, защите подлинности памятника Д.С. Лихачёвым и Ко, составительница Л.В. Соколова роль А.А. Формозова оценивает односторонне, скорее отрицательно. Подробно цитируя чуть ли ни весь формозовский очерк из «Вопросов истории», она замалчивает то обстоятельство, что именно благодаря ему заветный для А.А. Зимина труд впервые был представлен в широкой печати. Тем самым А.А. выполнил волю покойного друга, избравшего его своим литературным душеприказчиком наряду со своей вдовой В.Г. Зиминой.
  В освещении Л.В. Соколовой вся эта истории предстаёт как лишний пример «научной войны» двух российских столиц. Её главная цель – обелить позицию Д.С. Лихачёва в этом споре. Но покойного академика Д.С. Лихачёва далеко не все и в его родном Ленинграде идеализируют. Пусть сам Д.С. не обвинял А.А. Зимина в «сионизме», но в том споре он участвовал рука об руку с Б. А. Рыбаковым, этого отрицать нельзя. Никто из противников А. А. Зимина не сможет сказать на высшем суде: «Нет на мне крови праведника сего.»
  См.: История спора о подлинности «Слова о полку Игореве»: Материалы дискуссии 1960-х гг. / Вступ. ст., сост.… и комм. Л.В. Соколовой. СПб., 2010.


[Закрыть]. Вдова Александра Александровича Зимина высоко оценила эту работу друга их семьи: «Подробнейший отчёт «Об обсуждении одной концепции», опубликованный без подписей в сентябрьском номере «Вопросов истории» за 1967 г.… Двадцать восемь лет спустя в тех же «Вопросах истории»… вслед за двумя фрагментами из книги А. А. Зимина о «Слове», был напечатан обстоятельный очерк А. А. Формозова о хранящейся в архиве учёного рукописи «Слово и дело. Страницы дневника 1963–1977 гг.», создававшейся А.А. Зиминым параллельно с работой над текстом «Слова о полку Игореве»»[24]24
  Зимина В.Г. К читателю // Зимин А.А. Слово о полку Игореве». СПб., 2006. С. 4.


[Закрыть]. Именно эта публикация А.А. Формозова впервые представила в общедоступной печати как саму концепцию А.А. Зимина, так и партийно-политическую атаку на неё.

Во-вторых, нельзя обойти внешне скромного, но по содержанию уникального издания:

• Формозов А.А. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995[25]25
  См. рецензию на эту книгу: Щавелёв С.П. // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 156–158


[Закрыть].

Здесь автор поломал устоявшееся представление, что все русские писатели-гении глубоко понимали историю своей Родины. Показана их разница в этом отношении, сложное сочетание художественной правды, научной истины и политической идеологии в нашей беллетристике золотого века. Эта книга заслуживает переиздания приличным тиражом – она нужна всем учителям русской словесности истории России, не говоря уже о более широком круге читателей.

Может, именно в этой тематической нише выразились те интересы Формозова, которые Лев Самуилович зачислил по части «теории». А именно, некие общие представления о культуре, движущих силах и этапах её развития; о соотношении искусства и науки, политики и науки, этики и науки, эстетики и этики, которые его так занимали. Только А.А. предпочитал на этот счёт не писать нарратива от первого лица, а сформулированные вопросы облекать в плоть и кровь настоящих персонажей историографии, реальных коллизий в определённых обстоятельствах. И вообще, очевидно, что А.А. ближе отечественная история, русская культура, а Льву Самуиловичу – западная. На мой взгляд, логичное разделение труда между двумя патриархами нашей науки о древностях. Сам Формозов высоко ценил работу своего товарища А.В. Монгайта о западной археологии. Но сам не претендовал судить о зарубежных коллегах, не будучи знаком с их литературой в оригинале.

К работам о русской науке и культуре примыкает биография отца, вышедшая двумя изданиями:

• Формозов А.А. Александр Николаевич Формозов. Жизнь русского натуралиста. М., 2006. 208 с., илл.[26]26
  Первое, сокращённое цензурой издание: Формозов А.А. Александр Николаевич Формозов. М., «Наука», 1980 (Научно-биографическая серия).
  Второе издание вышло в свет на деньги самого А.А. Формозова и его родных.


[Закрыть]

Как и книги самого А.Н. Формозова, его жизнеописание имеет очень широкий круг читателей, не только профессиональных биологов.

Наконец,

• воспоминания А.А. —

«Записки русского археолога». Автор начал их писать, согласно собственному признанию, в 1965 году[27]27
  Формозов А.А. Александр Николаевич Формозов. Жизнь русского натуралиста. [Изд. 2-е, доп.]. М., 2005. С. 3.


[Закрыть], когда ему было 37 лет. Надо полагать, что все последующие годы своей жизни мемуарист продолжал записывать необходимые для воспоминаний её эпизоды в этот своеобразный дневник.

«Записки» остаются в личном архиве учёного, перешедшем в распоряжении его вдовы – Марианна Казимировны Трофимовой. Она – доктор исторических наук, всемирно известный специалист по античному гностицизму и т. п. сюжетам. Дай бог ей здоровья и сил подготовить воспоминания мужа к изданию без особых купюр. За одно право прочитать их я бы позволил отрезать себе мизинец на левой руке (с анестезией, разумеется). Сколько я не предлагал свою помощь в наборе и издании этой рукописи, получал вежливый отказ. Вероятно, родственники не хотят усложнять репутацию А.А., и без того неоднозначную в академических кругах. Если при подготовке к печати эта рукопись подвергнется серьёзным сокращениям, будет важно для истории науки и культуры сохранить полную рукопись в каком-то государственном архиве (надёжнее всего – в Архиве Академии наук, его петербургском филиале, где сейчас директорствует сподвижника Формозова по разработке истории археологии Ирина Владимировна Тункина). По желанию родственников, можно закрыть доступ к фонду на определённый срок, как это делается с архивами некоторых деятелей культуры (Обычно от 75 лет).

К слову сказать, не менее увлекательные мемуары друга Формозова А.А. Зимина остаются в рукописи уже много, много лет. Некому издать зиминские исповеди – «Храм науки. Записки о пережитом», его «Слово и дело». А те, кто есть, видимо, боятся это сделать: слишком правдиво написаны… Значит не один Формозов был такой честный. Не только его наследники против излишней принципиальности оценок.

Под самый конец своих затянувшихся ремарок приношу свои извинения Льву Самуиловичу Клейну и будущим читателям его увлекательной книги об истории русской археологии. Рецензируя очерк о Формозове, я не захотел считаться с его жанровым форматом. А ведь Лев Самуилович написал не монографическую биографию Александра Александровича, а главу в общей монографии, одну из полусотни с чем-то. Так что автору приходится отбирать только самое необходимое. Возможно, надо больше, но не намного больше. Перечитав очерк, я, кажется, понял замысел автора: говоря об основах жизненной борьбы его персонажа, нужно не утопить всё в словах. Чем лаконичнее, тем сильнее (если, конечно, всё необходимое сказано). Клейн в этом совершенно прав. Он такой же мастер научной прозы, как и Формозов. Поэтому мои замечания и дополнения носят факультативный характер. Может, хоть кому-то они пригодятся – из целой армии будущих читателей новых книг Л.С. Клейна.

Завершить же свой отзыв я хочу выдержкой из нашей частной переписки.

На смерть Александра Александровича Формозова его старый товарищ Лев Самуилович Клейн откликнулся в электронном письме ко мне следующим образом: «Это огромная потеря для меня, и для всей нашей науки, хотя не все это понимают. Кто-то вздохнет с облегчением. При нём многое было нельзя. Были и у него проколы, он был человек, но при всём том он был совестью нашей науки. Да, неуживчив был – нигде не мог прижиться: ни в школе, ни в вузе, ни в институте, ни в жизни. Да ведь совесть всегда неуживчива. Мудрость не в том, чтобы прижиться, а в том, чтобы выполнять свою жизненную функцию. Вот это он и делал».

Никто не придумает лучшей эпитафии русскому археологу и писателю А. А. Формозову.

Из переписки Л.С. Клейна и С.П. Щавелёва 2009–2011 гг.[28]28
  При подготовке настоящего издания его соавторы обменивались взаимными вопросами и справками. Поскольку часть этой эпистолярии прямо разъясняет и продолжает ряд моментов в наших очерках, я решил поместить соответствующие выдержки из этих электронных писем в качестве своеобразного постскриптума к этому изданию-конволюту. Не относящиеся к формозовской теме фрагменты писем опущены, что означено отточиями – С. Щавелёв.


[Закрыть]

1.

С.П. Щавелёв – Л.С. Клейну

3 февраля 2009 г.

Многоуважаемый Лев Самуилович!

В связи с кончиной А.А. [Формозова], в честь его светлой памяти решил разослать коллегам по археологической историографии текст его последнего интервью. Если Вы соблаговолите прислать мне по данному электронному адресу свой почтовый адрес, буду рад выслать Вам экземпляр последней работы А.А. и свои издания схожей тематики.

Сергей (Павлович) Щавелёв.

2.

Л.С. Клейн – С.П. Щавелёву

4 февраля 2009 г.

Дорогой Сергей Павлович,

очень признателен Вам за последнее интервью Саши Формозова. О смерти его узнал только из Вашего письма. Он ведь младше меня, а вот ушел первым. Это огромная потеря и для меня и для всей нашей науки, хотя не все это понимают. Кое-кто вздохнёт с облегчением. При нем многое было нельзя. Были и у него проколы, он был человек, но при всем том он был совестью нашей науки. Да, неуживчив был – нигде не мог прижиться: ни в школе, ни в вузе, ни в институте, ни в жизни. Да ведь совесть всегда неуживчива. Мудрость не в том, чтобы прижиться, а в том, чтобы выполнять свою жизненную функцию. Вот это он и делал.

Всех благ!

Л. Клейн.