Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 16"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Описание Аустерлицкого боя Толстой начинает взволнованной фразой: «В десять часов измена уже дала в руки Бонапарту диспозицию русских». Этим вступлением подтверждается и правота Кутузова, который после военного совета был убежден в измене союзников, и справедливость толков в войске об измене. Переходя к вражеской французской армии, где «также зашевелились все струны движения и пружины», Толстой особо останавливается на Наполеоне. «Измена давала ему победу. Презренный! – восклицает Толстой. – ...измена была таким же листом его лаврового венка, как и храбрость его солдат».

Наконец, Толстой переходит к описанию Аустерлицкого сражения. Он точно указывает количества русских и французских войск, их расположение, обращает внимание на стратегически невыгодное положение русской армии, отмечает состояние Кутузова, который «был в этот день совсем не тот главнокомандующий, каким его знали прежде в Турции и после при Бородине и Красном»; подчеркивает отрицательную роль Александра I, торопившего с наступлением. Тут же приводит знаменитые слова Кутузова, обращенные к Александру: «Мы не на Царицыном лугу. Оттого-то и не начинаю», – отвечал Кутузов императору на его требование, «и лицо, вечно насмешливое, оскорбило государя». Чувство безудержного гнева звучит в устах Толстого, когда он говорит об «австрийских колонновожатых», которые были причиной поражения под Аустерлицем, – о тех самых, которые «на другой день чистили себе ногти и отпускали немецкие вицы, и умерли в почестях и своей смертью, и никто не позаботился вытянуть из них кишки за то, что по их оплошности погибло двадцать тысяч русских людей и русская армия надолго не только потеряла свою прежнюю славу, но была опозорена».

Дав свое, исторически правдивое освещение всей обстановки, Толстой переходит к описанию боя. Несмотря на конспективность первого эскиза, картина боя создана с огромной силой творческого напряжения. Сначала показана свита с двумя императорами во главе. «В свите большинство ничего не понимало: что идет? куда? зачем? где правый, где левый фланг?.. Только государи и ближайшие к ним, видимо, понимали и интересовались чем-то, и были различных мнений с Кутузовым». Далее показана начавшаяся вдруг паника. Поведение императоров и свиты отмечено двумя краткими красноречивыми фразами: «...куда ни посмотрите, везде испуг и страх... На горе была толпа панашей бегущих, государи впереди. Австрийцы бежали».

В совершенно иной роли выступают в момент опасности Кутузов и Волхонский. В конспекте намечено: «Волхонский к Кутузову. Кутузов говорит: Посмотрите, они бегут. Волхонский всё понял... Волхонский испугался, как никогда в жизни, и ему стало стыдно и гадко. Он бросился вперед собирать солдат». Гусар Толстой (будущий Николай Ростов) «видел, как Волхонский исчез на лошади и упал со знаменем. Он взглянул на Толстого. Этот взгляд был и мир, и любовь, и значение».

Так же конспективно намечены конец сражения и различное поведение его участников: «Начальство скачет мимо», а сражение ведут до конца Дохтуров и Ермолов. Из «полувымышленных» героев «Волхонский исходит кровью», «Борис идет к командиру полка; Берг интригует». И далее, вопреки дворянской историографии, которая пыталась умалить вину Александра I в поражении под Аустерлицем, Толстой отметил в конспекте: «Всех обвиняют в штабе, кроме себя».

На этом заканчивается седьмой вариант начала, написанный не позднее марта—апреля 1864 г. Создавая вариант начала, открывающийся описанием военных событий, Толстой был настолько поглощен волновавшими его общими мыслями, вылившимися в авторское отступление, что не создал в полной мере необходимой художественной формы. Быть может, отчасти это обстоятельство заставило прервать работу. «Нехорошо в беллетристике – описание от лица автора. Нужно описывать, как отражается то или другое на действующих лицах», – говорил Толстой в старости. ⁷⁸ 78
  «Литературное наследство», № 37-38, М. 1939, стр. 533.


[Закрыть]Это требование всегда было одним из принципов его художественного мастерства. Можно предположить также, что автор прервал дальнейшую работу над данным вариантом еще и потому, что ему понадобился пролог к центральному действию, то есть надо было ближе познакомить с главным действующим лицом, которому предстояло показать пример героизма и погибнуть со знаменем в руках на Аустерлицком поле. Во всяком случае рукопись была отложена, и начались новые поиски.

С большой долей вероятности можно допустить, что именно теперь Толстой вернулся к самому раннему наброску начала, озаглавленному «Три поры», в котором действие начинается в Лысых Горах в 1811 г. Он стал перерабатывать старый текст применительно к новому замыслу. Встречавшиеся в нем даты 1811 г. заменены 1805 г.; введены новые эпизоды, характеризующие старого князя и его отношения с дочерью и слугами, затем продолжен текст рукописи: в Лысые Горы приезжает Анатоль Курагин, которого отец намерен женить на княжие Марье, намечена интрига между ним и м-ль Бурьен (то есть всё то, что станет потом темой третьей главы третьей части) и, наконец, введен рассказ о приезде в Лысые Горы князя Андрея с беременной женой. «За обедом говорили о войне», – переходит Толстой к установившейся во всех набросках начала теме беседы собравшихся гостей. Далее конспективно изложены события следующего дня – именины старого князя и, наконец, прощание князя Андрея с отцом, женой, сестрой и отъезд его в армию.

Дополнив так свою старую рукопись, Толстой связал ее с только что созданным седьмым вариантом начала. «Нe один князь Андреи прощался перед войной. Война чувствовалась тогда во всем», – так начал Толстой связку между восьмым и седьмым вариантами начала романа и дал очень сжатый обзор событий к моменту вступления России в войну 1805 г. И тут автор выступает не как бесстрастный летописец: он не упустил случая подчеркнуть, что в придворных кругах «все парадно, торжественно, уверенно», а в народе в это же время ходят толки о том, что Наполеон уже побил австрийцев, а «молва всегда предсказывает».

Присоединив раннюю рукопись к только что созданной, Толстой на полях последней вписал еще одну связку: «Не один князь Андрей тогда простился с семьей... и весело и бодро скакал куда-то туда, где ему казалось, что его ждет слава, а где ждала, может быть, смерть. Много было семей, оплакивавших своих сыновей, мужей, братьев». Далее изображен отъезд в армию Николая Простого. О его семейных говорится как о знакомых уже читателю людях. Это дает право допустить, что к этим двум рукописям была присоединена еще одна, содержащая шестой вариант начала, где описана семья графа Простого. В новом варианте, соединившем три в разное время созданные рукописи, наметилась стройная композиция первой части, приближающаяся к окончательной редакции ее. Две семьи, Простые и Волконские, – в обоих домах к моменту начала действия ведутся напряженные споры о Наполеоне и надвигающейся войне; сыновья Простых и Волконского уезжают на войну. Пролог к Аустерлицу закончен. Теперь естественен переход к войне, где впервые вместе с историческими деятелями участвуют знакомые читателю частные, вымышленные лица. Так Толстой впервые связал «мир», картины которого только начали рождаться, с «войной». Создался восьмой вариант начала. Однако и он отложен.

В цитированном выше письме к княгине Волконской Толстой писал о том, что «блестящий молодой человек», который, по первоначальному замыслу, должен был быть убит в Аустерлицком сражении, «заинтересовал его», что «для него представлялась роль в дальнейшем ходе романа» и что поэтому Толстой «его помиловал, только сильно ранив его, вместо смерти». Повидимому, непосредственно к этому возникшему замыслу, связанному с князем Андреем, относятся следующие три варианта начала (рукопись № 48). ⁷⁹ 79
  Опубл. т. 13, стр. 174—177, 181—183, 178—181, вар. №№ 20—21, 23, 22.


[Закрыть]Роман открывается сценой обеда у молодых Волконских. Опять несколько отодвинуто начало действия. Вместо ноября, кануна Аустерлицкого сражения, действие происходит летом 1805 г., в то самое время, когда Россией была только объявлена первая война еще не признанному тогда императором Наполеону, когда «в Петербурге во всех гостиных только и было речи про Буонапарте, его поступки и намеренья». Так начался девятый вариант. В нем и в следующих трех в центре внимания князь Андрей и его друг Пьер, вокруг которых организуется основная общественная тема. Картин семейной жизни Лысых Гор и дома Ростовых совсем нет. Опять возникают за обедом у князя Андрея споры о преобразованиях, конституции, о войне и Наполеоне. Каждый из указанных трех набросков обрывался на изложении все тех же споров между собравшимися гостями. На очереди – двенадцатый вариант начала (рукопись № 48). Многое уже ясно автору. Теперь установлено не только время начала действия, но весь период – десятилетие, – который, по определившемуся тогда замыслу, должен быть отражен в романе. Появилось заглавие: «С 1805 по 1814 год». Далее вписано: «Роман графа Л. Н. Толстого». Произведение должно состоять из нескольких частей; первая озаглавлена: «1805 год». ⁸⁰ 80
  Опубл. т. 13, стр. 184—197, вар. № 24.


[Закрыть]

Двенадцатый вариант начала имеет одну особенность, важную для изучения замысла романа. В нем отражена связь «Войны и мира» с «Декабристами» и, главное, непосредственная преемственность Пьера от главного героя «Декабристов». «Тем, кто знали князя Петра Кириловича Б. в начале царствования Александра II, в 1850-тых годах, когда Петр Кирилыч был возвращен из Сибири белым как лунь стариком, трудно бы было вообразить себе его беззаботным, бестолковым и сумасбродным юношей, каким он был в начале царствования Александра I, вскоре после приезда своего из-за границы, где он по желанию отца оканчивал свое воспитание». Первой фразой нового варианта определен один из главных персонажей произведения и сообщено заранее будущее этого героя.

Содержание всего варианта: характеристика Пьера, выведенного здесь под фамилией Медынского, времяпрепровождение его с Анатолем Курагиным и взаимоотношения с адъютантом петербургского генерал-губернатора Андреем Волконским, «с которым он был не только дружен, но к которому, несмотря на совершенное различие характеров и вкусов, он имел то страстное обожание, которое так часто бывает в первой молодости»; характеристика князя Андрея, его жены, описание их дома; обед у князя Волконского 20 июля 1805 г., на котором присутствуют: какая-то барышня, старичок-иностранец – аббат и молодой чиновник, принадлежавший «к клике Сперанского». Разговор за обедом «зашел о том, о чем все тогда говорили... о преобразованиях, замышляемых в России, о конституции». Во время подробно переданного разговора «чиновник изложил свои преобразовательные бюрократические соображения, Pierre – свою либеральную философию, аббат свои новые идеи народного права и политического устройства». Под конец, когда разговор перешел на войну – на «любимое» князя Андрея военное дело, князь Андрей «завладел» разговором. Заканчивается вариант высказываниями Пьера и князя Андрея о Наполеоне, принципиально не отличающимися от их отношения к Наполеону, отраженного в первой части окончательного текста.

И двенадцатый вариант отброшен.

После долгих поисков Толстой возвратился к историческому вступлению, с которого он дважды пытался начинать роман. «Время между французской революцией и пожаром Москвы» – вот те широкие границы, которые поставлены для нового вступления, открывающего тринадцатый вариант начала (рукопись № 49). Опять Толстой стремится в самом начале дать свою оценку историческим событиям и государственным деятелям той эпохи. В нескольких строках он сатирически представил завоевательную политику Наполеона и почти в карикатурном виде описал внешность завоевателя, даже не называя его имени: «...маленькой человечек, в сереньком сюртучке и круглой шляпе, с орлиным носом, коротенькими ножками, маленькими белыми ручками», подчеркнул мнимое величие этого «человечка», который старался «раздуваться в сообразное по его понятиям величие положения». От Наполеона Толстой перешел к первым годам царствования Александра I, показав, что и он мечтал об европейской гегемонии.

Далее Толстой полемизирует с теми историками, которые, записывая в свою летопись только события, отраженные в документах, воображают, что пишут «историю человеков». Заканчивая вступление, автор заявляет, что героями его произведения будут не государственные люди, которые оставляют следы в документах, а обыкновенные люди, которые оставляют в истории значительно бо ́льшие следы, но которых историки не замечают. Позднее Толстой определит свою работу над «Войной и миром» как стремление «писать историю народа».

За большим предисловием, раскрывающим позиции автора, следует начало действия, которое открывается в салоне фрейлины, будущей Анны Павловны Шерер. Всё приближается к началу первой главы окончательного текста. И тут на полях многозначащие для нас записи: «Переписка о войне, война во всем». «Князь Василий при смерти подл» (то есть при смерти графа Безухого). Так намечен план дальнейшего повествования. Только этот, тринадцатый, вариант Толстой дал в переписку. Начался обычный процесс переделок и переработок. На полях копии вновь появляются характерные заметки: «Взгляд высшего общества на Бонапарта, на причину и необходимость войны». Это – темы предстоящей беседы в салоне фрейлины. Найдена та благоприятная обстановка, которая была нужна автору для начала его романа, чего не удавалось сделать ни в одном из предыдущих вариантов.

Исправляя копию этой рукописи, то есть работая над четырнадцатым вариантом начала (входит в рукопись № 51), Толстой навсегда отбросил историческое вступление. Затронутые в нем события получат впоследствии то же освещение в авторских отступлениях, которые с седьмого варианта начала занимают в композиции романа важное место.

В последнем, пятнадцатом, варианте начала действие открывается описанием известного всем салона фрейлины, именуемой пока Annette D.

«Всегда страшно начинать, когда дорожишь мыслью, как бы ее не испортить, не захватать дурным началом», ⁸¹ 81
  Письмо к С. А. Толстой от 29—30? апреля 1888 г. – т. 84, стр. 44.


[Закрыть]– писал Толстой в 80-х годах. Эта тревога владела им и тогда, когда он приступил к роману «Война и мир».

Из пятнадцати вариантов начала, создававшихся в течение более чем года, четыреначинаются с развернутого вступления, в котором высказана авторская оценка исторических событий, а затем переход к собравшемуся обществу людей, где разгораются споры на политические и общественные темы; одинначинается с кануна Аустерлицкого сражения и целиком посвящен изображению этого главного сражения в войне 1805 г.; десять– открываются непосредственно изображением собравшегося общества, где ведутся беседы и возникают споры по жгучим вопросам времени; основная тема бесед – предстоящая война.

В процессе поисков начала обозначились образы ведущих героев, наметились некоторые основные черты композиции произведения, обрисовались контуры тех его разделов, которые нужны художнику для того, чтобы «выдумкой связывать те образы, картины и мысли, которые сами собою родились» в нем.

Из перечисленных вариантов начал явствует, что в задуманном произведении исторические, общественные события мыслились автором не как фон, на котором происходит действие, а как основная проблема, как само действие и как та конкретная исторически правдивая среда, в которой живут и действуют герои.

Поиски начала закончились.

V

Наступила новая полоса напряженной творческой работы, о которой Толстой вспоминал как о периоде «счастливого самоуверенного труда». ⁸² 82
  Письмо к H. Н. Страхову от 25 ноября 1870 г. – т. 61, стр. 242.


[Закрыть]В этот период до 16 сентября 1864 г. Толстой не вел Дневника. Немногочисленные упоминания в письмах мало раскрывают процесс работы над первой частью. Единственным источником для установления его являются самые рукописи (работа над первой частью представлена рукописями №№ 49—53). Вначале Толстой писал небольшими отрывками, тут же отдавая их в переписку, и, исправив по копии написанное, продолжал постепенно двигаться все дальше и дальше. Первая рукопись, с которой началась планомерная работа над романом, содержит лишь начало беседы Annette D. с приехавшим к ней на званый вечер князем Василием. ⁸³ 83
  Опубл. т. 13, стр. 198—201 (до слов: «Она делалась оживлена, красноречива и увлекательна»). Весь текст вар. № 1 (т. 13, стр. 198—221), опубликованный ошибочно как самостоятельная рукопись, фактически состоит из отдельных частей трех рукописей.


[Закрыть]Характеристика будущей Анны Павловны только теперь начала создаваться, и в этом эскизе принципиальных отличий от окончательного текста нет. Князь Василий вполне определился в процессе предыдущей работы и теперь занял прочное место. Предстояло детализировать отдельные его черты и, ведя дальше повествование, развивать этот образ.

Приступая к правке копии первого наброска, Толстой тут же на полях первого листа делает пометы, раскрывающие авторский замысел продолжения: «NB. вечер во всем разгаре. Разговоры с разных сторон. С одной, о идеалистическом направлении двора нашего и антагонизме имп[ератрицы] матери и Александра. С другой, рассказ о Енгиенском; с третьей, о дворе и интригах. Всё размерено». Намечены темы разговоров на вечере фрейлины, которые будут развиты в первых пяти главах первой части. Определен также план дальнейшего развития романа:

«Обзор политических событий и [ 1 неразобр.]

Нота 28 августа.

Новосильцев в Париже.

Ругают Австрию.

Благодеяния государя,

тайная коалиция, войска».

Далее, очевидно для памяти себе, Толстой записывает:

«(уже в Петербурге.

В Петербурге в <августе> июле.

В Москве в сентябре.

А. М. переменить)». ⁸⁴ 84
  Возможно, последняя запись относится к Анне Михайловне Друбецкой, образ которой вырисовывался в предыдущих вариантах начала.


[Закрыть]

Намеченные Толстым даты так и сохранились в окончательном тексте: в первых девяти главах действие происходит в Петербурге в июле, в следующих (X—XXIV) в Москве в последних числах августа. ⁸⁵ 85
  В Москве действие начинается в день именин Натальи, то есть 26 августа.


[Закрыть]

В намеченном направлении шла работа. Исправляя копию начала, Толстой зачеркнул оставшуюся от длинного вступления фразу о том, что «первая европейская коалиция против Буонапарте была составлена», и начал роман с известной беседы фрейлины, пока еще Annette D., с князем Василием («Eh bien, mon prince...»). Последующая правка отрывка приближала его к печатному тексту «Русского вестника».

На полях второго листа вновь сделана конспективная запись, отражающая содержание беседы Annette D. с князем Василием:

«Винценгероде в Австрии.

Не так делается его дипломация.

Зачем переговоры?

Затем, чтобы потом задавить его. Пруссия будет видеть.

Австрия подмечает.

На Англию надежды нет.

J’ai vu Novosilzoff.

Они не понимают самоотвержен[ности] государя, но добродетель должна быть награждена».

Самые злободневные политические вопросы наполнили беседу этих двух представителей придворной знати.

Исправив копию, Толстой продолжил текст, и законченная на этот раз рукопись (13 листов) содержала почти полный текст первой главы. Не только по содержанию, но местами даже дословно первая редакция первой главы близка к тексту «Русского вестника». В отличие от него здесь князь Василий более подробно рассказывает о своих сыновьях, причем по окончательному тексту отец считает, что «оба вышли des imbeciles», ⁸⁶ 86
  [идиоты,]


[Закрыть]в раннем же варианте он признает, что старший «глуп и очень даже глуп», но пойдет своей дорогой, а младший – Анатоль, умен и, несмотря на те же условия воспитания за границей, из него «вышло совсем другое». Дальше отец рассказывает о безнравственных поступках Анатоля, причем рассказывает с явно выраженной симпатией. Рассказ князя Василия о сыне служит одновременно и дополнительной характеристикой самого князя, которого, как мы видели, Толстой с самых первых набросков стремился показать в резко отрицательном виде.

Характеристика князя Василия также более подробна в этом варианте. На полях одного из листов данной рукописи имеется такая помета: «К[нязь] В[асилий] без убеждений, фамильярный и умный, дети тягость». В таком направлении и создавался образ этого персонажа, как человека «сильного в свете и при дворе», одаренного «великим даром для успеха в том мире, где он искал успеха, даром фамильярности».

В основных чертах обрисован облик второго представителя придворной знати, фрейлины Annette D., которая была «одним из самых влиятельных лиц старого двора императрицы Марьи Федоровны». Толстой выводит ее как типичного представителя таких придворных, которые от долгого пребывания при дворе «делаются нравственными кастратами, не имеющими других интересов, как интересы своих покровителей, но которые взамен этого и утрачивают всё дурное придворной жизни – зависть, интригу, страсть к повышениям». «Annette D., – определяет далее Толстой, – была верным слугою, ⁸⁷ 87
  В т. 13, стр. 205, ошибочно напечатано: «верным другом».


[Закрыть]как старая собака, старый дворовый, не признающие другой жизни, как жизнь при господине или госпоже»; преданная фрейлина «думала и чувствовала только то, что думала и чувствовала ее высокая покровительница», высказывала мнения, совпадающие с царствовавшими мнениями. Такая характеристика фрейлины косвенно дополнила характеристику князя Василия, разъяснив, почему князь Василий «не мог не ценить своих отношений с нею». Знакомством читателя с Annette D. и с князем Василием, а также с намерением Annette D. посватать Анатоля к княжне Марье закончилась вторая рукопись. ⁸⁸ 88
  Опубл. (продолжение – автограф) т. 13, стр. 201—205. Исправленное по копии начало, близкое к тексту «Русского вестника», не опубликовано. Указание на то, что один лист утрачен (см. стр. 201), ошибочно. См. «Описание рукописей», стр. 159.


[Закрыть]

Снятая С. А. Толстой копия рукописи вновь подверглась значительной правке, причем внимание автора сосредоточено опять на характеристиках тех же персонажей. Толстой вносит все более и более отрицательные черты в образ князя Василия, подчеркивает отсутствие убеждений у этого вельможи. В образе фрейлины, которая, начиная с этой рукописи, получила имя Анны Павловны Шерер, Толстой усиливает, главным образом, ту преданность ее покровительнице, при которой «отрекаются от всех нравственных интересов жизни, кроме интересов своих покровителей».

В законченном виде начало данной рукописи местами уже дословно совпадает с текстом «Русского вестника». В этой рукописи Толстой начал делить текст на маленькие главы. Так, текст, составивший в «Русском вестнике» первую главу, был в этой рукописи разделен на шесть глав.

После правки копии Толстой стал продолжать работу. На полях первого же листа появились конспективные записи, вводящие в авторский замысел дальнейшего текста: «Как держать дом? Кн[ягиня] В[олконская] брюх[атая] с работой. Ее муж недов[ольно] смотрит на нее. Княгиня хлопочет о сыне. Mortemart. Как подать на блюде литератора. Рассказ о Енгиенском. Некоторые молчат и esclament». ⁸⁹ 89
  [восклицают.]


[Закрыть]

Приведенные записи являются точным планом вечера у фрейлины в том виде, в каком он известен по окончательному тексту. Так и были написаны эти главы в анализируемой рукописи. ⁹⁰ 90
  Опубл. т. 13, стр.207—221.


[Закрыть]Здесь несколько иная композиция описания вечера, значительно пространнее и с бо ́льшими подробностями, нежели в тексте «Русского вестника», передан рассказ виконта об убийстве герцога Энгиенского, но принципиальных отличий от окончательного текста нет.

В салоне фрейлины появляются князь Андрей с женой, Пьер, а также упоминавшиеся в начале беседы фрейлины с князем Василием его дочь Элен и сын Ипполит. Князь Андрей одним из первых приезжает на вечер вместе с женой. Основные черты князя Андрея, маленькой княгини, Пьера, княжны Элен и других персонажей уяснились Толстому еще в период поисков начала романа. В этом варианте более резким, нежели в законченной редакции, показано отношение князя Андрея к жене, в которой «за внешним блеском и оживлением», по его мнению, «ничего, ничего» не было. Пьер впервые вступает в действие во время рассказа виконта, которого «все слушали с вниманием и уважением», и только один «очень молодой человек с большой вытянутой взад головой, застенчивый и рассеянный, видимо не обращал никакого внимания на рассказ и рассказчика. Он вертелся на своем стуле». Это был Пьер.

Далее Толстой намеревался, прервав рассказ виконта, ближе познакомить читателя с основными действующими лицами. Он так и заявил: «Прежде, чем передать историю виконта, весьма распространившуюся впоследствии, я должен описать некоторых из слушателей его, тем более, что эти некоторые, кроме того, что замечательны сами по себе, не раз встретятся читателю в продолжение этой истории». Однако, не сделав даже попытки осуществить свое намерение, автор тут же отказался от него. Незадолго до начала работы над романом Толстой писал, что стала невозможной принятая в литературе манера описаний, «логично расположенных: сначала описания действующих лиц, даже их биографии, потом описание местности и среды, и потом уже начинается действие. И странное дело, – все эти описания, иногда на десятках страниц, меньше знакомят читателя с лицами, чем небрежно брошенная художественная черта во время уже начатого действия между вовсе неописанными лицами». ⁹¹ 91
  «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас, или нам у крестьянских ребят?» – т. 8, стр. 312.


[Закрыть]

Толстой пошел вторым путем. Он зачеркнул авторское заявление к читателю, сделав на полях помету для себя: «Кто слушает и как». Продолжая действие, он с помощью отдельных художественных черт показывает, «кто слушает и как». Облик дочери князя Василия (в этом варианте она не Элен, a Sophie), а также впечатление, производимое ею на окружающих, почти такие же, как и в законченном романе. Облик ее брата Ипполита близок к окончательному, но в портрет его внесено больше дополнительных деталей, больше тех внешних признаков, которые подчеркивают отрицательный характер этого персонажа. Описывая, как слушали начавшийся рассказ виконта Sophie, Ипполит и маленькая княгиня, Толстой беспощадно иронизирует и над «изящным» рассказом виконта об убийстве герцога Энгиенского, и над «красивым кружком» слушателей. Различные реплики, которыми слушатели перебивали рассказ виконта, свидетельствовали об единодушном мнении всех о Наполеоне, которого, как и полагалось в этот период, «никто из присутствующих не только не признавал... императором, никто не признавал его даже человеком. В глазах vicomt’a и его слушателей это был какой-то изверг рода человеческого, Cartouche, Пугачев, Кромвель, до сих пор еще ускользавший от заслуженной петли».

На фоне такого единодушного мнения рельефно выступает совершенно противоположное отношение к Наполеону князя Андрея и, главное, Пьера, которые, как представители прогрессивного дворянства, считали Наполеона в первый период его деятельности еще великим полководцем и представителем идей революции. Как во всех вариантах начала, так и в этой рукописи Пьер с первого момента вступает в действие «спорщиком». Он перебивает рассказ виконта репликой о Наполеоне, вызывая всеобщее удивление, иронически резюмированное автором: «для чего было высказывать мнение, противное всем», и зачем «не уметь жить до такой степени, чтобы перебивать изящный рассказ, всем доставляющий удовольствие, выражением своих мнений». В рукописи почти ничего не сказано о внешности Пьера, из его биографии сообщено только, что «юноша был незаконный сын знаменитого богача и вельможи, из уважения к которому фрейлина пригласила его и не могла себе простить этого. «Коли бы я знала, что он такой mal élevé ⁹² 92
  [невоспитанный]


[Закрыть]и бонапартист». Так думала фрейлина. «Но молодой человек был хуже, чем mal élevé и бонапартист, – добавляет автор. – Он был якобинец». Читатель сразу знакомится с Пьером, как с человеком, который, несмотря на застенчивость, заставлявшую его краснеть, настойчиво высказывает свое убеждение, идущее вразрез с общепринятым. Он заявил, что считает Наполеона великим человеком, говорил о том, что «революция была великое дело» и что Наполеон «представитель великих идей». Он много и долго говорил, «но никто не одушевился, один князь Андрей зажег огонь в глазах, любуясь на него». В конспективном наброске далее отмечено, что только князь Андрей «не нападал», а, напротив, поддерживал молодого человека, который «огрызался на всех», доказывая, что Наполеон «желает мира и равенства».

Автор не удовлетворился раскрытием установленного в высшем обществе мнения о Наполеоне и отношения к нему в начале века лучших людей России, он сказал и свое слово о Наполеоне. Пять раз переделывал Толстой этот маленький отрывок, чтобы точнее и образнее высказать в самом начале произведения свое отрицательное отношение к этой исторической личности, о мнимом величии которой он уже много писал в ранних вариантах начала романа.

Текст, соответствующий в настоящем издании главам I—VI первой части, уже сложился, но деление на главы более дробное: созданный текст разделен на двадцать шесть маленьких глав.

В конце рукописи – конспект следующих трех глав. Намечены: сцена в передней, где Ипполит Курагин, провожая маленькую княгиню, ухаживает за ней, презрительное отношение князя Андрея к Ипполиту, приезд Пьера к молодым Волконским и беседа между ним и князем Андреем, кутеж у Анатоля Курагина, в котором Пьер, вопреки только что данному князю Андрею обещанию, принимает участие. Кратким авторским определением Анатоля Курагина заканчивается рукопись: «Анатоль: гадость для гадости. Он, как красивая кукла, ничего нет в глазах».

С рукописи снята копия, над которой автор вновь стал работать. Много внимания уделяется Пьеру: его внешности, его поведению, и все это с целью показать, что Пьер был не такой, как все остальные гости. Правка копии отражает также стремление Толстого убедительнее раскрыть отношение князя Андрея к жене, вид которой у всех вызывал чувство «обаяния веселости», в то время как сам князь Андрей испытывал при ней «вовсе не веселое чувство». О внешности Ипполита Курагина добавлено, что лицо его было «освещено идиотизмом», что он вошел, глядя в лорнет «развязно до наглости».

Излагая возникший между гостями разговор о предстоящей войне, Толстой подчеркивает, что Пьер и князь Андрей, главным образом своими открыто высказываемыми суждениями о Наполеоне и Кутузове, резко выделялись из всех присутствующих в гостиной. Между собой они отличались, по словам автора, лишь тем, что князь Андрей мог «учтиво» выслушивать мнения, не совпадающие с его, а Пьер совсем не мог и был «вполне неприличен», и, «как только с ним заговаривали, он вдруг начинал говорить всё, что думал». Горячий спор «неприличного юноши» с виконтом, изложенный в этой рукописи, почти дословно совпадает с «Русским вестником». И весь текст переработанной копии очень близок к журнальному. Исправив копию, Толстой написал еще одну главу – разъезд гостей. ⁹³ 93
  Опубл. т. 13, стр. 221—223, начало вар. № 2 (до слов: «Княгиня, подбирая платье...»).


[Закрыть]Содержание ее довольно подробно изложено в конспекте, которым закончилась предыдущая рукопись. Ведущими действующими лицами в ней являются Пьер, который «не умел войти в салон и еще менее из него выйти», и князь Андрей, который подле Пьера «поражал еще больше своей изящною, изнеженной и неприступно-гордой осанкой». Отъездом князя Андрея с женой рукопись закончилась.

Копия только что рассмотренной рукописи не сохранилась; по всей вероятности, после авторской правки она явилась наборной рукописью для «Русского вестника». Остались от нее лишь исправленные последние листы и продолжение текста – автограф.

Толстой, видимо, настолько ясно продумал дальнейший ход повествования, что написал теперь не только очередную главу, как это было, в пяти предыдущих рукописях, относящихся к первой части, но создал большую рукопись, доведя изложение до смерти старого графа Безухова (текст, соответствующий по наст. изд. гл. VI—XXVI). ⁹⁴ 94
  Опубл. не полностью т. 13, стр. 223—247, вар. № 2 (от слов: «Княгиня, подбирая платье...») и вар. № 3.


[Закрыть]Продолжается работа над образами ведущих героев – Пьера и князя Андрея. Возникла мысль подробнее остановиться на семейной обстановке князя Андрея, с целью показать высоконравственное отношение князя Андрея к семье, чем он также отличается от светского круга, к которому принадлежит. Для реализации этого замысла привлечен второстепенный герой – Ипполит Курагин. Курагину посвящается маленькая глава (двадцать седьмая): «Князь Ипполит, как настоящий светский человек и человек очень элегантный, не мог не знать, что человеку его сорта прилично иметь любовную связь» – так начинается новая глава, раскрывающая внутреннюю пустоту сына вельможи, порочность всей золотой молодежи и придворного круга. «Точно так же, как в толпе пьяной черни при виде красивой молодой женщины оскаливаются рожи и слышится цинический смех, соединяя какую-то нечистую мысль с видом женщины, точно так же в свете,только иначе выражаясь, в толпе молодежи, танцоров, говорунов, дипломатов, явление женщины производит то же нечистое впечатление».