Текст книги "Шесть секунд до взрыва"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Я верю в вашу порядочность, – искренне соврал я. – Вы же бойцы сопротивления, люди чести.

– Пфффф, – поперхнулся рыжий Исрапи и закрыл морду ладошками. Якуб, Алдат и чубатый водила озадаченно покрутили головами и смущенно спрятали глаза.

– Гхм… Кхм… – прокашлялся Алдат и махнул рукой. – Ладно, уболтал, языкастый. Если врешь, я отрежу тебе яйца и заставлю их сожрать, усек?

– Ага, усек, – легко согласился я. – Вам врать – себе дороже! Поехали, что ли?

Да, сейчас поедем, – сказал Алдат и наклонился к водиле, делая вид, что инструктирует его о порядке движения. – Сможешь сделать так, чтобы их тачка проехала метров двести и заглохла?

– Запросто, – ответил чубатый и, подыгрывая Алдату, потыкал пальцем куда-то в сторону села, а потом влево. – Как только он выйдет, сразу топливо солью – на карбюраторе далеко не укатит.

– А датчик? – Алдат кивнул на панель.

– У них компьютер сломался, – сообщил водила. – Ни один датчик не пашет! Ха! Наши мастера из Мачкой-Артана их чинили – панель можно выкинуть.

– Хорошо, сделаешь так, – Алдат хлопнул водилу по плечу, вылез из салона и, бросив нам: – Все, погнали, – направился к головной «Ниве»…

Проехав по шоссе двести метров, колонна свернула влево и запылила по грунтовке. Я отвлеченно созерцал панораму чеченского ландшафта и практически не думал о том, чем мне предстоит развлечь почтенную публику спустя двадцать пять минут. Все рассчитал, что тут думать? Шансы практически равны нулю. Оставалось лишь надеяться на чудо.

До сих пор мне фартило, а потому я лелеял надежду, пусть весьма слабенькую, что и на этот раз сбоя в программе не будет.

Рассказывая «духам» про заставу 47-го полка, я приврал лишь самую малость – по поводу склада с оружием. Естественно, там не было никакого склада. Остальное в моем повествовании было правдой.

Когда заставу сняли, я со своими бойцами обеспечивал прикрытие группы разминирования под управлением хорошего парня и мастера своего дела инженер-майора Толика Матюкова. Группа работала ударно и до начала столкновения с «духами» Ахсалтакова успела частично снять, частично уничтожить мины в трех секторах вокруг заставы.

Излазив все вокруг, инженер озадачил своих парней, а я обеспечил надежное наблюдение. После этого мы с Толиком очень пристойно пили водочку и точили лясы, не забывая, однако, о деле. Да, водочку прихватил с собой Толик (всего лишь четыре бутылочки) для того, чтобы, как он выразился: «Скучно не было».

Скучать нам не пришлось: я едва пригубливал, чтобы не обидеть инженера, а он заправлял стаканами и очень скоро дошел до кондиции. Когда Толик напивается (вся группировка об этом знает), он начинает развлекаться всевозможными способами.

В тот раз инженер велел своим бойцам выкопать ямку объемом в куб, уложил туда ящик ржавых «Ф-1», снятых с растяжек, пару неразорвавшихся авиабомб, которые еще с прошлого года бесхозно валялись в лесополосе, и сказал:

– А сейчас начнется фейерверк, это будет салют в честь российских женщин к дню Восьмого марта, – и с шутками-прибаутками вкрутил в одну из гранат запал. Затем проколол в крышке ящика дырочку и просунул в нее проволоку, которую предварительно продел в ушко чеки. Разогнув усики чеки, захлопнул ящик и разогнал всех по траншеям. Перекурив, Толик вывел проволоку из ямы на полметра, сделал на конце петельку и засыпал яму песком.

Зловещая петелька, блестевшая на солнце, сиротливо покачивалась среди свежезатоптанного песчаного квадрата.

Измерив расстояние от места предполагаемого взрыва до ближайшей траншеи, Толик блаженно прищурился и весело оповестил всю присутствующую публику:

– А сейчас в честь дня Восьмого марта состоится акробатический этюд! Все ложатся на дно окопов, а я разбегаюсь, дергаю за проволочку – и тоже падаю в окоп! То-то будет хорошо, то-то будет весело!..

Я было попытался возразить, что Восьмое марта уже давно прошло, и начал отговаривать товарища по оружию от рокового шага – не в том состоянии был Толик, чтобы развлекаться акробатическими этюдами. Но тут очень своевременно появились «духи» Ахсалтакова и начали прицельно долбить из пулеметов метров с трехсот, да с семи направлений разом!

Заняв позиции, мы некоторое время поогрызались, но очень скоро к предыдущим семи добавились еще четыре огневые точки, а потом «духи» совсем оборзели и стали лупить по заставе из двух минометов.

Задачу пасть смертью храбрых на бывших позициях заставы 47-го полка нам никто не ставил – район уже негласно перешел под контроль отряда Ахсалтакова, а потому мы с Толиком, коротко посовещавшись, моментально пришли к консенсусу и, погрузив бойцов под броню, дернули оттуда во все лопатки.

Позже Толик высказывал желание вернуться на эту заставу и завершить разминирование, а заодно попробовать осуществить свой идиотский трюк. Но, как это частенько бывает, то времени не хватало, то более важные заботы одолевали. В общем, остался один минный сектор и сделанное ловкими руками Матюкова сооружение, которому суждено было тихо гнить под мрачным небом Ичкерии. Судя по всему, никто на заставу не лазил – только злополучная корова, про которую упомянул предводитель контрольной группы «духов» Алдат. Местные жители прекрасно знают, что из существующих на вооружении у федералов мин и комбинаций из них примерно половину могут снять только специалисты, а процентов тридцать вообще не подлежат извлечению, – вот и не лезут куда попало…

Спустя двадцать минут лесополоса с обеих сторон грунтовки несколько поредела – мы добрались до разрушенного КПП заставы. Головная «Нива» остановилась в двухстах метрах от первой линии позиций. На дороге валялись бетонные блоки, столбы, рельсы – короче, необъездная преграда. Алдат вылез из машины и, полюбовавшись некоторое время на искореженные обочины, усеянные сплошь и рядом подозрительными ямами, помахал нам рукой – дескать, выходите.

– На выход, англичанин, – скомандовал Исрапи. – Приехали.

– Хоть веревки на ногах распутайте! – возмутился я, попытавшись выбраться из салона самостоятельно и при этом больно звезданувшись об обочину. – Я что вам тут – скакать буду? Тут, между прочим, кое-где мины остались – как скакну, так и взлетите вместе со мной.

– Распутайте ему копыта, – распорядился подоспевший Алдат. – Только так, чтобы он их не мог шибко широко ставить. – А мне сообщил: – Вот когда откопаем погреб и полезешь разминировать – тогда мы тебя совсем развяжем. А то Исрапи утверждает, что ты очень шустрый – еще заведешь нас на минное поле и свалишь.

– Это точно, – подтвердил Исрапи, вынимая из багажника средней «Нивы» лопату. – Он запросто заведет, Сусанин, мать его…

Якуб слегка ослабил у меня на ногах путы, и я, подгоняемый пристроившимся сзади Алдатом, мелкими шажками двинулся к позициям, беспрестанно жалуясь на неудобства при движении. Вслед за нами двинулись еще шестеро «духов», смешно семеня ногами – старались ступать след в след, идиоты. Наверно, со стороны это выглядело весьма забавно: впереди стреноженный гражданин со связанными за спиной руками – переваливается, как утка, а за ним, как летка-енка, еще семеро автоматчиков, однообразно повторяющих нелепые коленца.

Едва мы обогнули завал, я отметил периферийным зрением, что один из двух «духов», которых Алдат оставил охранять машины и Тэда – чубатый водила, – метнулся ко второй «Ниве», извлек из багажника ведро и вернулся к «ленду». Ну-ну…

– Интересно, как ты собираешься через окопы свою тачку тащить? – поинтересовался пристроившийся за Алдатом Исрапи.

– А, объеду вокруг, – беспечно ответил я, подавляя страшное волнение и жалея, что не могу вытереть вспотевший лоб. Где-то там, в высокой траве, прячется мое чудо – стальная проволочка с петелькой на конце, торчащая из земли сантиметров на тридцать. Вернее, должна прятаться…

– Вокруг мины! – не отставал Исрапи. – Поедешь вокруг – накроется твоя тачка!

– Да знаю я, как объехать! – успокоил я Исрапи и едва сдержался, чтобы не наорать на него – мне сейчас, как никогда, нужно было сосредоточиться.

– Ну что, скоро там твой погреб? – поинтересовался Алдат. – Вот они – позиции.

– Ага, скоро, – буркнул я, – метров 50 осталось, по-моему.

– Ты что – не помнишь точно? – удивился Алдат. – А говорил… – В этот момент я застопорился как вкопанный. Алдат с разбегу ткнулся мне в затылок, не успев договорить, и коротко ругнулся. – Ты что тормозишь, идиот?!

– Да вот, думаю, как лучше подойти, – растерянно пробормотал я, впиваясь взглядом в нетронутый травой квадрат грунта, внезапно появившийся в десяти метрах впереди – как пятно среди сплошного травяного ковра.

Посреди квадрата торчала проволока с петелькой на конце, упруго покачиваясь на ветру. Горячий комок подступил к горлу. Захотелось крикнуть от отчаяния (грунт в квадрате неровно просел сантиметров на 25), что я, будучи в стреноженном виде, не сумею выбраться из этой ямки, если, спрыгнув в нее, зацеплю петельку ногой! Руки же у меня связаны за спиной. Какое чудовищное недоразумение! Вот она, ошибка в расчетах, – недоучел один-единственный нюанс. Теперь только и остается, что попрощаться со своей жизнью! Такая тупая голова не имеет права на совместное существование с телом – она вполне прилично будет смотреться на колу у входа в штаб Ахсалтакова!

Развязали бы вы мне руки, – жалобно попросил я дрогнувшим голосом. – Чешусь весь от пота, как вшивый!

– Топай, индюк! – прикрикнул Исрапи. – Руки ему развязать! Может, тебе и застрелиться еще, а?

– Ну ты вспомнил? – напористо спросил Алдат.

– Ага, вспомнил, – обреченно ответил я, вымеряя расстояние до торчавшей над краем ямки проволочной петельки. – Теперь вспомнил.

– Ну, топай тогда, – Алдат подтолкнул меня в спину.

– Потопал, – согласился я и, как стреноженный конь, запрыгал вперед.

– Э, англичанин! Ты что, совсем сдурел? – удивленно воскликнул Алдат. – Ты куда это прыгаешь, идиот?

– Давай за мной, ребята! – отчаянно крикнул я, краем глаза отметив, что мои сопровождающие в нерешительности застыли на месте. – Здесь безопасно, давайте! – и, не доскакав полутора метров до провалившегося квадрата, нырнул вперед, сильно оттолкнувшись ногами.

Не знаю, что скажут по этому поводу циркачи, но я никогда в жизни не согласился бы повторить этот идиотский акробатический этюд со связанными за спиной руками и стреноженными нижними конечностями.

За какое-то мгновение до вхождения головы в контакт с почвой я сумел поймать зубами проволочную петельку, намертво стиснул челюсти и, сгруппировавшись, умудрился перекувыркнуться через голову, больно ударившись затылком о край ямки.

Завершая этот немыслимый кульбит стремительным выходом в положение полуприседа где-то в двух метрах от провалившегося квадрата, я периферийным зрением отметил, что проволока, один конец которой был зажат в моих зубах, полностью вылезла из грунта – на другом ее конце болталась чека от запала гранаты.

– О-еее!!! – заорал я, на краткий миг повернув голову назад и зафиксировав, что мои попутчики сгрудились на небольшом расстоянии вокруг осевшего грунта. В неимоверном усилии напрягая тело, я кувыркнулся еще раз, больно ударяясь спиной и преодолевая следующие шесть метров, затем еще и еще – на завершающей четверти третьего кульбита мое многострадальное перевязанное веревками тело рухнуло в полуразрушенный окоп, ободрав о дощатый бруствер плечи и грудь. Свалившись на дно, я скрючился, как червяк, закрыл глаза и широко разинул рот.

Шарахнуло так, будто рванул полковой артиллерийский погреб. Сила взрыва была такова, что секунд на десять я потерял ориентацию и перестал соображать – вдобавок ко всему, сверху на меня обрушился столб земли, который засыпал меня с головой.

С невероятным трудом выбравшись из траншеи, я обнаружил огромную воронку почти правильной конической формы, содержимое которой было разбросано далеко за пределы позиций первой очереди.

Из своих спутников я нашел только рыжего Исрапи. Его отбросило всего лишь метров на десять, и, как ни странно, он был еще жив. Низко пригибаясь, чтобы не быть замеченным оставшимися на дороге, я подсеменил к рыжему и несколько секунд смотрел в его сохранившийся глаз, который выглядел как чужеродный орган на лице, превратившемся в свежий мясной фарш. В этом глазу я обнаружил животный ужас и нечеловеческое страдание.

Зафиксировав мое присутствие, глаз Исрапи пару раз моргнул – среди кровавой каши открылось отверстие, из которого раздался еле слышный хрип и что-то, похожее на: «Ты-ы-ыыы…»

– Ты молодец, Исрапи, – тихо пробормотал я, поворачиваясь к умирающему задом и вытаскивая у него из ножен кинжал. – Зря они тебя не послушались… Теперь я разрежу веревку, найду автомат – из семи хоть один должен уцелеть, – убью тех, кто на дороге, и поеду дальше. Вот так…

Перерезав веревки, я присвоил кинжал и некоторое время возился в земле, пока не отыскал чей-то автомат, мало пострадавший от взрыва. Ну подумаешь, приклад оторвало да слегка погнуло крышку ствольной коробки. Уделив чистке оружия совсем немного времени, я вдруг обнаружил, что у меня порваны губы и отсутствует один клык, а изо рта сочится кровь – распорол язык. Еще я отметил, что вследствие взрыва стал туго соображать – у автомата не было магазина! Поискав вокруг, я не обнаружил ни одного целого магазина. Найдя один патрон, я вставил его в патронник. Затем я пришел к выводу, что более заниматься поисковыми работами нет времени – пора было позаботиться о «духах», оставшихся у машин.

В последний раз глянув на угасающий глаз Исрапи, я скатился в траншею и на карачках прытко двинулся к позиции для РПГ 1010
  РПГ – ручной противотанковый гранатомет.


[Закрыть], выходившей почти вплотную к лесополосе.

Преодолев ползком 50 метров, отделявших окоп от лесополосы, и внимательно глядя под ноги, я уже спустя три минуты залег в кустах у обочины, метрах в двадцати от завала. Там проходил затяжной консилиум по поводу характера дальнейших действий. Услышав взрыв, «духи», естественно, горели желанием пойти посмотреть, что же там случилось. Однако лезть на заставу без поводыря явно стеснялись. По этому поводу у них возникла перебранка: один настаивал на том, чтобы ехать в отряд и сообщить о случившемся; второй не менее настойчиво требовал пойти и обследовать место взрыва, упирая на то, что кто-то мог остаться в живых и ему может потребоваться помощь.

Насколько я понял, рации у них не было. Иначе давно бы уже сообщили Зелимхану. Тэд в дискуссии «духов» участия не принимал. Высунув голову в приспущенное окно «Нивы», он голосил:

– Я хочу в туалет! Я хочу пить! Развяжите меня, идиоты!

Спорящие британца не понимали и периодически орали, чтобы он заткнулся. В результате у завала было очень шумно.

Воспользовавшись этим балаганом, я выбрался из кустов, подкрался к головной машине и стремительным рывком приблизился к спорщикам.

– Ну, слава богу, козлики, – облегченно выдохнул я, оказавшись в двух метрах от «духов». – Думал, не успею, заметите…

Спорщики заткнулись и пару секунд озадаченно рассматривали меня, оцепенев от неожиданности. Дождавшись, когда один из них, придя в себя, начал снимать с плеча автомат, я выстрелил ему в грудь и тут же, подавшись ко второму, засадил тому прямо в сердце кинжал Исрапи.

Убедившись, что противники мертвы, я приблизился к близоруко щурящемуся из окна «Нивы» Тэду и устало пробормотал:

– Все, все, братан… Схватка окончилась со счетом 9:0 в пользу более подготовленного бойца…

ГЛАВА 16

– Срок пребывания в полку – трое суток. Место проживания – здесь. Перемещение по территории полка без сопровождающего – запрещено. В качестве провожатого могу выступать я, мои замы и начальник караула. Связь со мной – через начальника караула. За нарушение режима содержания – расстрел на месте! Шутка, конечно, – счел нужным оговориться Вахид и очень обаятельно улыбнулся. Мы с Тэдом ответили тем же. Только Тэд – искренне, а я – несколько растерянно, поскольку приведенное выше наставление командир полка «Мордас» совершенно неожиданно произнес без запинки на чистом английском языке.

Так состоялось наше знакомство с Вахидом Музаевым, волею случая ставшим очередным звеном в цепи поисков моей украденной жены.

До Хатоя мы добрались без приключений. Заехав в центр села, я остановил машину рядом с небольшой усадьбой, возле ограды которой восседал на табурете местный житель, и обратился к нему с просьбой проволить нас в отряд Вахида Музаева. Мы-де, иностранные журналисты, пишем книгу о справедливой войне чеченского народа, а потому хотели бы пообщаться с видными полевыми командирами.

– Полк, – поправил житель – сребробородый престарелый горец в живописной папахе. – Полк «Мордас».

– Полк так полк, – согласился я, скрыв удивление. Насчет полка я что-то раньше ничего не слышал. Хотя, если таковой имелся, уж я бы наверняка об этом знал!

– Ждите, – сказал горец, приглашая нас во двор. – Я сообщу куда надо. – И, проводив нас на крытую веранду с деревянными скамейками, П-образно расположенными вокруг дубового стола, крикнул куда-то в глубь двора: – Женщина! Ну-ка, принеси гостям чаю! – После чего вышел из усадьбы и отсутствовал что-то около часа. За это время мы с Тэдом выдули два чайника душистого чая, который принесла женщина средних лет, закутанная в платок, и успели во всех подробностях обсудить политическую ситуацию в Ирландии.

По истечении часа у ворот притормозил «уазик». Во двор вошли четверо молодых чеченцев в гражданке, вооруженные автоматами, и хозяин усадьбы, с ходу наставивший на нас с британцем обличающий перст, торжественно объявил:

– Вот они, шпионы!

– Журналисты? – коротко спросил усатый крепыш с прической а-ля Титомир (остальные были в косынках).

– Да, журналисты, – несколько обескураженно ответил я. – А почему, собственно…

– Книгу пишете о справедливой войне чеченцев? – не дал мне досказать усатый.

– Пишем, – согласился я. – А вы, собственно, кто такие?

– Мы солдаты полка «Мордас», – сообщил усатый. – Отвезем вас в лагерь, это приказ командира. Придется одеть вам наручники и завязать глаза.

Я перевел Тэду, что эти ребята хотят с нами сделать, и британец возмутился: дескать, в гробу он видел такие посещения и пусть они катятся со своим полком подальше – не поедем никуда, ну их в задницу! Я счел нужным дословно перевести усатому тираду журналиста и злорадно ухмыльнулся, предвидя его смущение, но оказался не прав.

– Поздно, – лаконично возразил усатый. – Есть приказ: доставить вас в полк. Приказ будет выполнен.

– А если мы будем сопротивляться? – закинул я удочку. – Насильно тащить не имеете права, мы – иностранные подданные!

– Мы прострелим вам руки и ноги, – флегматично пообещал «Титомир», – и все равно доставим в полк.

Я объяснил Тэду, что упираться – себе дороже, после чего нас окольцевали в положении «руки за спину», натянули по самый нос вязаные шапочки, усадили в нашу же машину и куда-то повезли.

Покатавшись минут сорок по горным дорогам, мы были отконвоированы пешим порядком по каким-то закоулкам на довольно солидное расстояние (я насчитал 265 шагов), после чего с нас сняли шапки и браслеты.

– Приказано находиться здесь до встречи с командиром, – сообщил усатый и вышел, прикрыв за собой калитку.

Я осмотрелся. Мы находились в небольшом дворике, квадратов на 15, огороженном двухметровым забором из камня – этаком круглом пятачке с сортиром, турником и умывальником, примыкавшим к невысокому каменному дому, вымазанному белилами. Над двориком была натянута двойная маскировочная сеть, стилизованная под дубраву.

– Черт-те что, – пробормотал Тэд. – Как тебе это нравится? Это что – кавказское гостеприимство? – И, пнув ногой калитку, вышел за ограду.

– Назад! – послышалось с той стороны забора. – Приказано находиться в изоляторе до встречи с командиром!

Тэд попятился во двор, недоуменно оглянувшись на меня и спрашивая:

– Что хочет этот идиот? – В этот момент я с любопытством высунул голову за калитку.

Метрах в десяти от забора под шиферным навесом сидел крепенький «дух» с автоматом, облаченный в аккуратный «тростник» 1111
  «Тростник-97».


[Закрыть] – один из видов камуфляжа, берцы и кепку с кокардой. Приглядевшись, я рассмотрел на кокарде изображение лежащего волка. Такая же эмблема красовалась на шевроне, прикрепленном на левом рукаве чеченского «комка».

– Во! – удивленно воскликнул я и высказался: – Мы не больные. Мы журналисты. Нас в изоляторе держать не нужно. Ю андестен, донки?

– Закрой дверь, – чеченец повел стволом в мою сторону. – Приказа выпускать вас не было.

Пожав плечами, я осмотрелся и закрыл дверь. Было такое впечатление, что мы попали в здоровенный парк – повсюду росли деревья и кусты, меж которых петляли посыпанные гравием узенькие аллейки. Этакий чечен-сквер.

В доме оказалась всего лишь одна комната с двумя окнами, выходившими на глухой забор. Интерьер «изолятора» составляли четыре кровати, заправленные по-солдатски, у каждой из которых стояли прикроватные тумбочки и табуреты, а также вешалка у входа. Стены комнаты были свежевыбелены.

– Дурдом, – констатировал я, падая на кровать у окна и забрасывая ноги на дужку. – Мы попали в чеченский дисбат. В 21.30 нас выгонят на вечернюю прогулку с исполнением строевых песен, а потом проведут вечернюю поверку – общеполковую, и совместно с бойцами этого «Мордаса» заставят исполнять гимн Ичкерии.

– Ты сам сюда хотел, – глубокомысленно заметил Тэд, укладываясь на кровать в противоположном углу, и спустя тридцать секунд смачно захрапел…

Итак, мы благополучно попали в полк Вахида Музаева, именуемый «Мордас». В 14.00 «изолятор» удостоил своим посещением сам командир полка и после краткого знакомства на хорошем английском предупредил нас о правилах проживания, в завершение пошутив в чисто британском стиле. Затем командир пригласил нас обедать в «офицерскую столовую» и в процессе весьма скромной трапезы (две банки пива на рыло) довел до наших ушей программу пребывания гостей в полку.

Она оказалась на редкость скудной и состояла из лекций командира, мероприятий, в которые Музаев сочтет нужным нас посвятить, и экскурсий по территории лагеря с сопровождающим. Скучно и малоувлекательно. Ни о каких рейдах и выходах на операции речи не шло.

– Нечего делать, – сказал Вахид. – Вы будете путаться под ногами. – А когда Тэд гордо заявил, что, дескать, он – здоровый и сильный мужик, запросто может прогуляться с фотоаппаратом по горным тропкам, не будучи отягощен экипировкой, Вахид мило улыбнулся и этак простецки пояснил: – Как только вы захромаете, бойцы пристрелят вас и сбросят в первую попавшуюся расщелину. Потому что вы будете задерживать группу, и она не успеет в срок выполнить задачу.

Три дня нас с Тэдом развлекали по полной программе. Мы исследовали территорию полка вдоль и поперек, так как после некоторых размышлений Вахид, видимо, пришел к выводу, что скрывать ему от нас нечего. Поручив начальнику штаба Имрану шефство над зарубежными гостями, Музаев дал ему команду сопровождать нас в пределах лагеря, куда нам заблагорассудится.

– Но только до 19.00! – счел нужным ограничить временные рамки строгий командир. – С 19.00 до 9 утра вы должны безвылазно сидеть в изоляторе – ужин вам будут подавать туда…

Лагерь полка располагался в глухой лесистой седловине меж огромных раскидистых дубов с густым подлеском. Каждая проплешина, каждое строение и вообще любое пространство, лишенное растительности, все было прикрыто сверху двойными масксетями.

– Вот наступит осень, придется другие маски ставить, – посетовал начальник штаба Имран. – Опять аврал, работы дня на три, и надо ведь так подгадать, чтобы маски не выделялись на фоне естественного ландшафта, а то федералы заподозрят неладное…

С утра до вечера, а порой и ночью не умолкала артиллерийская канонада – наши обрабатывали горы вокруг Хатоя, долбя справа и слева на солидном удалении от расположения полка. Периодически появлялись в небе бомбардировщики, ронявшие свой груз где-то вдалеке, разворачивались и уходили обратно. Однако все это происходило за пределами десятикилометрового радиуса от места дислокации музаевского полка.

– Аллах миловал, – ответил Имран на мой вопрос, бомбили ли федералы ранее их квадрат. – Пока ни разу…

Да, если мне повезет когда-нибудь вернуться на круги своя, у меня будет весьма интересная информация для артиллеристов и авиаторов федеральных войск. При одном условии: если в течение трех дней я сумею хоть разок выбраться отсюда и определить координаты этого славненького местечка относительно Хатоя…

Женщин на территории лагеря не было. Мы излазили все вдоль и поперек, и я вскоре убедился, что женщинами в полку даже и не пахло.

– Ну что вы, господа! – величественно скривив рот, удивился Вахид вопросу Тэда по поводу сексуальных проблем в среде бойцов «Мордаса». – Вы же видите, что у меня в полку железная дисциплина! Это элитная часть, женщинам здесь не место. А проблем сексуального плана у нас нет – все мои семейные бойцы каждую неделю имеют увольнение на сутки, по графику. Поскольку многие из них уроженцы Хатоя и окрестных сел, никаких проблем нет и быть не может…

Да, Вахид был прав: в полку царила железная дисциплина. С утра до вечера с личным составом, не задействованным в боевой работе, проводились плановые занятия по боевой и специальной подготовке. Мы с Тэдом в сопровождении Имрана побывали на некоторых из них, и я удивился настойчивости, с которой «офицеры» полка вбивали в головы молодых горских крестьян военную науку.

В отличие от офицеров Российской Армии командиры «Мордаса» имели на вооружении весьма эффективное средство воздействия на нерадивых – упорядоченные побои. Мы с Тэдом разок были свидетелями такой экзекуции. Какому-то молодому «чеху», недавно зачисленному в отряд, на занятиях по инженерной подготовке командир отделения объявил сорок палок за некачественную установку учебной противотанковой мины. Во время перерыва между занятиями нерадивого разложили прямо на преподавательском столе и ввалили ему сорок ударов хлыстом. Я потом любовался этим орудием – довольно увесистая палка из осины длиной около метра и толщиной сантиметров в пять.

После экзекуции побитый натянул форменную куртку и, шатаясь, уселся за стол, бездумно глядя вперед и вымучивая улыбку, хотя было очевидно, что он вот-вот упадет в обморок.

– Мужчина должен уметь переносить боль, – глубокомысленно заметил по этому поводу Имран, вместе с нами присутствовавший при наказании. – Этот слабенький. У нас есть бойцы, которые после сорока палок спокойно шли обедать и при этом ухмылялись, почесывая спину! Вот это настоящие воины…

На территории полка постоянно поддерживался идеальный порядок – за все время я не обнаружил ни одного брошенного окурка. Мы заходили в несколько домиков, в которых располагались спальные помещения, и я с удивлением обнаружил там образцовую обстановку казармы: тщательно заправленные кровати с натянутыми в струнку одеялами, выровненные по полоскам в ногах; свежебеленые стены, вымытые начисто дощатые полы и, я чуть в обморок не упал, при входе на подоконнике – Общевоинские Уставы ВС РФ!!! Вот это номер…

Посчитать количество бойцов полка оказалось достаточно легко, хотя на вопрос Тэда о численном составе Вахид важно выпятил губу и сообщил, что такого рода сведения составляют служебную тайну. Всего на территории лагеря располагались двадцать небольших казарм, в каждой из которых проживали по 12 человек. Итого, без учета потерь, больных и управления, полк насчитывал 240 бойцов. Однако могли бы себе статус попроще определить – по численности хозяйство Вахида Музаева тянуло только на кастрированный батальон.

За три дня нашего пребывания личный состав «Мордаса» ни разу не собрался в кучу. Хотя, ориентируясь на педантизм командира и приверженность его к порядку, можно было ожидать, что мы увидим ежедневные общеполковые вечерние поверки.

– Более половины личного состава постоянно находится на операциях и в рейдах, – разрешил мое недоумение по этому поводу Имран. – И потом, мы проводим общеполковые построения только в экстренных случаях. Например, когда нужно расстрелять кого-нибудь из провинившихся бойцов. Это бывает крайне редко. Вечерние поверки мы не проводим вообще, так как каждый командир отделения головой отвечает за боеготовность вверенного ему контингента и в случае несанкционированного отсутствия кого-либо из бойцов обязан немедленно доложить по команде. В противном случае его ожидает суровое наказание.

– Расстрел? – приколол я начальника штаба.

– Ну зачем расстрел? Не обязательно, – невозмутимо ответил Имран. – Мы можем просто выгнать провинившегося из полка и подвергнуть его обструкции по месту жительства. Это хуже, чем расстрел…

Как одно из проявлений высокой воинской дисциплины можно было отметить подчеркнуто трепетное отношение командования полка к соблюдению подчиненными установленной формы одежды.

Все бойцы «Мордаса» были облачены в новенький камуфляж, у каждого был подшит свежий подворотничок, а на ногах красовались берцы. В такой экипировке они находились на территории полка большую часть суток.

– На операции бойцы ходят исключительно в гражданке, – пояснил Имран. – С паспортом в кармане. Если что, сбросил экипировку, и ты мирный житель. Правда, это самое «если что» у нас случается очень редко – статус обязывает…

Пленных на территории полка не было. Я был немало удивлен этому обстоятельству, поскольку прекрасно знал, что «духи» стараются захватить как можно больше пленных. Пленные на войне – весьма ходовой товар: их можно обменять на «духов», каким-то образом умудрившихся угодить на «фильтр», или продать за хорошие бабки родным. Пленные – это также живой щит. Федералы не станут долбить базу боевиков артиллерией или с воздуха, если на ней находятся в плену наши бойцы. Даже если войска получат приказ брать штурмом такую базу, они будут делать это с крайней осторожностью – каждый знает, что на войне угодить в плен очень легко. Сегодня ты берешь штурмом позиции «духов», наблюдая в танковый прицел распятых на крестах российских солдат, а завтра можешь сам оказаться на их месте.

– Наш полк пленных не берет, – простенько объяснил Имран. – Мы всех без исключения убиваем на месте, независимо от звания и рода войск. Поскольку мы воюем с баранами (они сами не знают, зачем поперлись на эту войну), то перерезаем им горло. Этот ритуал – своеобразный символ нашего полка…

В лагере царила благостная тишина – ни выстрела, ни звука взводимого затвора. Все «учебные» стрельбы проводились вне лагеря – на живой натуре.

Жесткая дисциплина и порядок в лагере в значительной степени были обусловлены личностными качествами Вахида Музаева и его замов. Как удалось выяснить в процессе общения, практически все эти «духи» – а было их семеро вместе с командиром – до недавнего времени были офицерами Российской Армии, а четверо даже являлись выпускниками Военной академии им. Фрунзе. Вот так боевики!